Текст книги "Василий Иванович и дело чёрного старика"

Автор книги: Андрей Толоков

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 5 страниц)

ГЛАВА 5.
1972 год. 30 августа. 10:47

– Ну и что ты мечешься как львица? – с явным раздражением спросила тётка Любу.

Маргарита стояла на кухне с половником в руках. Перед выходом на работу она решила побаловать племянницу блинами. Но Люба проснулась не в духе. Зашла на кухню. Не поздоровавшись, зло зыркнула на Маргариту и вышла. Хлопнула дверью ванной комнаты. Долго не выходила. Терёхина подошла к двери ванной и прислушалась. Громко шумела вода. Когда Люба выключила душ, Маргарита задала свой вопрос. Ответа долго не было.

– И ладно, – возвращаясь к блинам, сказала тётя, – хочешь беситься, бесись. А была бы ты умнее, – уже громко сказала Маргарита, – рассказала бы тётке, что случилось, и какой чемерь в тебя вселился! Мы люди с тобой родные. Если не я, то кто тебе поможет? Посочувствует кто?

Люба в распахнутом халатике, услышав призывы тётки, опять заглянула на кухню. Вытирая мокрые волосы, она смотрела на Маргариту с раздражением.

– Эх, Любка, – с прищуром разглядывая племянницу, сказала Терёхина, – красивая ты девка. Фигурка у тебя смотри, какая точёная. Осчастливишь ты какого-нибудь мужика. Завидовать ему все будут. А может, и не одного осчастливишь.

– Всё? Ты все свои мысли высказала? – Люба скомкала в руках мокрое полотенце. – За блинами смотри. Подгорают. И не лезь в мою жизнь. Я как-то жила без тебя и сейчас обойдусь.

Пожарская бросила полотенце на стул и со слезами выбежала из кухни. Маргарита выключила газ, сняла с плиты сковороду. Было понятно, что блины сегодня уже никто есть не будет. Терёхина сняла фартук и пошла в спальню к Любе.

– Права ты, Любаша, – сказала Маргарита, войдя в комнату племянницы. – Надо мне от тебя съехать. Загостилась я тут. Вижу, что тебя раздражаю. Сегодня же попрошу у Брука комнату в общаге. Думаю, не откажет. А? Ты как считаешь?

Люба не отвечала. Она стояла у окна и остекленевшим взглядом смотрела на улицу.

– Не хочешь говорить? – продолжала монолог Терёхина. – Не говори. Переваривай всё внутри себя. Порть себе нервы. А от них, между прочим, все болезни. Перестанешь быть красивой и здоровой, перестанет Забродский давать тебе главные роли. Вот так и кончится твоя карьера великой актрисы. Пойду я на работу, а ты продолжай. Продолжай страдать, Любаша.

– Хватит! – закричала Пожарская и зарыдала. Стон вырвался из её груди. Люба упала на диван и, закрыв лицо руками, плакала в голос.

Маргарита тут же подошла к племяннице, села рядом и стала гладить Любу по влажным волосам.

– Ну что ты, деточка? Прости старую дуру. Я ведь помочь тебе хотела. Прости.

Люба приподнялась и стала подолом халата вытирать слёзы.

– Ой, тётя Рита, – всхлипывая, произнесла она, – плохо мне. Как вернулся этот Седов, так прохода мне в театре не дают. Он Забродского против меня настраивает. Просит эту свою любовницу Лебедеву на главные роли вернуть.

– А что Забродский?

– А что Забродский! У Седова авторитет. Он же теперь всесоюзная звезда. Его теперь во всех кинотеатрах показывают.

– Что думаешь, задвинут они тебя?

– Думаю да, – Люба глубоко вздохнула и взяла за руку тётю. – Думаю надо мне из этого театра уходить. Искать другое место.

– Чего надумала! – Маргарита нахмурилась. – Ещё недели не прошло, как ты из отпуска вернулась. И сразу хочешь лапки сложить? Не спеши. Надо подумать. Притаись. А потом решим, как с этим фраером Седовым поступить. Ишь ты – звезда. Прыщ на волосатой ж… Не таких обламывали.

– Тетя Рита, только давай без твоих тюремных словечек.

– Хорошо, хорошо. Как скажешь, Любаша, – согласилась тётушка. – Только ведь знаешь, племяшка, там, в тюрьме я не только плохому научилась, но и много хорошего узнала. Во всяком случае, ни тебя, ни себя я в обиду не дам.

Люба успокоилась, запахнула халат, посмотрела на Маргариту и улыбнулась.

– Прости меня, тётя Рита.

Маргарита обняла Любу за плечи.

– Послушай меня, опытную прожжённую тётку. Для того чтобы выжить в этом мире, нам, бабам, надо иметь покровителя. Человек нужен тебе сильный и влиятельный.

– Любовник что ли?

– А хоть и любовник. Что в этом плохого? Этот твой Забродский так, пассажир. Сегодня ты ему нужна, а завтра нет. Он ведь с тобой никак не повязан. Он от тебя никак не зависит. А надо такого мужика, чтобы на тебя подсел. Чтобы на коротком поводке. Понимаешь?

Люба смотрела на тётку и в глубине души была с ней солидарна. Конечно, эти рассуждения пока ещё не соответствовали её убеждениям, но противиться позиции тётушки Люба не хотела. Так развивались события.

Алексей Седов, заслуженный артист РСФСР, имел в областном театре приличный вес. Он был человеком популярным. Вхож был в кабинеты местного начальства. Хитёр и умён. То, что Забродский задвинул его партнёршу и любовницу Светлану Лебедеву, Седову очень не понравилось. В этом августе, вернувшись после долгого отсутствия в театре, Алексей Михайлович решил вернуть всё на круги своя. Люба сразу почувствовала, что отношение к ней в труппе изменилось. Недавние друзья и подруги стали сухо здороваться, отводить взгляды и избегать тесного общения. Последний оплот Любиного благополучия был главный режиссёр Забродский. Но гарантии того, что это так и останется, не было никакой.

Собственно в этом и была причина того, что Пожарская стала прислушиваться к доводам и советам своей тётушки, чего ранее за ней не наблюдалось. Забродский и в самом деле не тянул на покровителя. К тому же противопоставлять себя труппе он вряд ли будет. Атмосфера в театре прямо влияет на качество спектаклей. К тому же, не дай Бог, кто-то из активных партийцев стуканёт в обком. Проблем не оберёшься. Наверное, Маргарита права. Надо переходить на другой уровень. Детство кончилось, суровая правда жизни показывает свои акульи зубы.

Тётя оставила Пожарскую в комнате за размышлениями, а сама ушла собираться на работу. Уже в прихожей, прежде чем уйти, Маргарита подозвала Любу.

– Люба, – сказала она, глядя колючим цепким взглядом прямо в глаза девушке, – сделай паузу. Как в училище учили. Абсолютное безразличие. Отдай им первый ход. А я со стороны посмотрю по чьей голове надо врезать. Мы поборемся. Помнишь, как усатый говорил: «Наше дело правое. Победа будет за нами».

1973 год. 15 августа. 8:05

– Москва. Вторая кабина, – крикнула в окошко девушка-оператор переговорного пункта.

Василий зашёл в кабинку с большой коричневой цифрой два на стекле, снял с аппарата тяжёлую чёрную трубку и прислушался. В трубке кроме шороха и каких-то электрических звуков ничего не было.

– Соединяю. Говорите, – услышал Куприянов казённый голос.

– Алло, алло, – Василий повторил несколько раз, прежде чем услышать ответ.

– Алло, Вася? – наконец прорезался голос Ольги, жены Куприянова. – Вася! Я тебя не слышу.

– Здравствуй, Оленька.

– Здравствуй. Как ты там? Устроился?

– Нет пока. Пока в общежитии.

– А когда тебе дадут нормальное жильё? Ты сказал, что у тебя семья? Они в курсе?

– Сказал, конечно, сказал. Начальник пообещал к Новому году дать служебную квартиру.

– К Новому году? – Ольга была явно недовольна. В голосе её сквозило раздражение.

– Это совсем скоро, Оля.

– Что значит скоро!? Это ещё четыре месяца. Я вижу, что ты не очень хочешь, чтобы я к тебе приехала.

– Ну что ты, Ольга! – Василий очень не любил скандалы по телефону. Но Ольга явно была сегодня не в духе. Надо было как-то сгладить назревающий конфликт. – Я могу пока снять квартиру. Здесь это недорого. Не успеем оглянуться, как наступит декабрь. Переселимся.

Ольга молчала.

– Оля, алло! Ты меня слышишь, – Василий подумал, что связь прервалась. – Алло, Оля!

– Слышу я тебя, – ответила жена. – Мыкаться по съемным квартирам не хотелось бы. Но если другого выхода нет?

– Пока нет, любимая.

– Я подумаю. Ты меня расстраиваешь, Куприянов.

– Оля, приезжай, – Василий пытался вложить в эту фразу всё своё обаяние. – Я очень по тебе скучаю.

– Хорошо, – снизошла Ольга. – Ищи квартиру.

– Ваше время заканчивается, – вмешался в разговор казённый голос.

– Хорошо, Оленька, как решу с квартирой, сразу позвоню. Я люблю тебя.

– И я тебя люблю, – ответила Ольга. – Пока.

Василий не успел попрощаться. Связь прервалась. Он положил трубку. Вышел из кабинки, внутренности которой тут же погрузились во тьму. Куприянов подошёл к оператору, спросил, не должен ли он доплатить и когда соединят со вторым номером. Второй разговор Василий заказал с Норильском. Там он вызвал на беседу Геннадия Фёдоровича, хозяина обворованной квартиры. Ему не давал покоя пропавший журнал. В нем, в журнале, не было никакой ценности, но его пропажа определённым образом меняла картину. И ещё он очень хотел узнать про друзей Геннадия Фёдоровича. Вдруг кто-то из них причастен к краже. Или где-то мог проболтаться о денежном семействе.

Разговор с Геннадием Федоровичем состоялся уже скоро. Хозяин квартиры уверял, что журнал он не трогал и тем более из дома не выносил. Дочери тоже не могли, потому что он строго-настрого запретил это делать. «Буржуйские» журналы привозили коллеги из-за бугра из служебных командировок. Особо это афишировать было не принято. Мало ли что. Партийными властями это не приветствовалось. Западный образ жизни, кричащий со страниц зарубежных глянцевых изданий, растлевал советскую молодёжь. Всех своих друзей он перечислил. Как уверял, все они порядочные люди. Никого не подозревал.

Теперь после этого разговора можно было докладывать Зиновьевой о странной пропаже одного из журналов из комнаты дочерей.

– Дался тебе этот журнал, – реакция Елены Яновны была неожиданно безразличной. – Я уверена, что это дочки кому-то из своих подруг отдали красивую книжку с картинками. А не признаются, потому что боятся родителей. Василий Иванович, не трать время на ерунду.

– Вам конечно, виднее. У вас опыт. Но я думаю, что журнал взял вор.

– Ну допустим, – Зиновьева отвлеклась от своей писанины и, положив ручку, внимательно посмотрела на Куприянова. – Допустим, вор кроме денег и драгоценностей взял ещё и журнал. И что?

– Неужели вы не понимаете? – удивился Василий.

– Развивай мысль, Куприянов. Хватит полутонами разговаривать. У нас нет на это ни времени, ни сил.

– Это совершенно меняет образ вора. Это характеристика. Понимаете?

– Доказывай!

– Пожалуйста! – Василий вошёл в азарт. – Вор работал чисто. Взял только драгоценности и деньги. Ничего не сломал. Вещи не разбросал. Следов не оставил. Если не считать шкатулки, которую видимо, забыл положить на место. Безупречная кража. И вдруг в комнате девочек он видит красивый журнал мод. У человека определённая программа. Зачем он берёт журнал?

– Настаиваю, – перебила Василия Елена Яновна, – это не доказано. Но предположим. Только ради твоих фантазий. Так почему, по-твоему, он взял журнал. Любовь к западной моде?

– Да, если хотите. Это в сфере его простых человеческих интересов.

– Или он связан с кем-то, для кого подобный журнал важен и интересен, – продолжила мысли Куприянова Зиновьева.

– Или так.

– Значит? – Елена Яновна улыбнулась. – Ты думаешь о том же, о чём и я? Это подарок для подруги, так?

– Или вор близок к миру моды.

– Ну это уж слишком. Скорее кто-то из близких, чем он сам. Я в своей практике ещё не встречала домушника-модельера.

– Или портного, – добавил Куприянов. – Но всё когда-то бывает в первый раз.

– Вот Куприянов, вот баламут, – засмеялась Зиновьева. – Упрямый. Но это и хорошо. В твоём деле это важно. Напиши мне справку. Изложи там все свои предположения. Возможно, это нам поможет. Потом займись друзьями хозяина квартиры. Только сделай это деликатно. Прощупай всех. Даже если там будет Генеральный секретарь. Понял?

– Понял.

– Про секретаря это я так, для важности. Работай.

ГЛАВА 6
1972 год 21 сентября. 01:24

Серая «Волга» с жёлтыми шашечками на передних дверях, визжа тормозами, остановилась около подъезда дома, в котором жил Алексей Седов. Во дворе было пустынно. Седов, расплатившись с водителем, вышел из машины и подал руку своей даме. Это была Светлана Лебедева. У неё сегодня, то есть уже вчера был день рождения. Седов устроил своей любовнице шикарный вечер в ресторане «Интурист». Для популярного артиста, бросающего лукавый взгляд на жителей южного города с афиш местных кинотеатров, были открыты двери любого заведения. Распространённая в ту пору табличка на дверях «Мест нет» была совсем не для Седова. Вечер получился удачным и сам Бог велел продолжить его интимную часть в квартире кинозвезды. Итак, вторая часть фармазонского балета обещала быть страстной.

В квартиру на шестой этаж пришлось подниматься по лестнице. Лифт, как повелось, в одиннадцать вечера отключали. Светлана и Алексей, войдя в прихожую, долго целовались, жадно шаря руками друг у друга под одеждой.

– Седов, неужели вся ночь с тобой моя? – мурлыкала Светлана.

– Не твоя, а наша. Я тоже собираюсь поучаствовать, – шутливо произнёс Седов.

– А твоя модельерша внезапно не появится среди ночи? – спросила Света, имея в виду жену Седова.

– Не появится. Она в Ленинграде со своими платьицами и блузками, – в голосе Седова мелькнули нотки раздражения. – Ну хватит о ней. Иди в ванную. Я приготовлю спальню.

Через пятнадцать минут Светлана вышла из ванной, обёрнувшись полотенцем. Она решила, войдя в спальню, скинуть это одеяние и предстать перед Алексеем обнажённой. Оставляя на лакированном паркете влажные следы, Света на цыпочках вошла в комнату. Картина перед ней открылась удручающая. Алексей сидел на полу бледный с трясущимися губами. Он что-то пытался сказать, но звуки с его губ не слетали. Вокруг Седова в спальне был полный бедлам. Разбросанные вещи, перевёрнутая кровать. Шифоньер, стоящий около стены, напротив кровати, похоже, был вывернут наизнанку.

– Это… это… – Света начала заикаться. – Это что?

Седов только разводил руками, но ничего вымолвить не мог. Он указал рукой на матрац. Только тогда Света увидела, что матрац разрезан сбоку и из него торчат куски наполнителя.

– Это всё, – вдруг тихо сказал Седов. – Это всё.

– Что всё? – Светлана опустилась на колени перед Алексеем и взяла в ладони его голову. – Я не понимаю. Что значит всё?

– Они вынесли всё, – Седов стал потихоньку приходить в себя.

– Что там у тебя было? – Светлана не отпускала голову Алексея. – Деньги? Золото? Что?

– Да. Деньги.

– Так! – Света резко встала, пошла в ванную и быстро оделась. Затем вернулась к любовнику. – Что ты сидишь, Лёша? Надо звонить в милицию. Надо что-то делать.

Она решительно направилась к телефону. Он был в коридоре на полочке.

– Стой! – закричал Седов и тихо зашипел. – Никуда не надо звонить. Никуда.

– Почему? – Лебедева не понимала своего друга. Первым делом надо вызвать милицию. Так было заведено. – Почему не надо звонить? Объясни! Ты меня пугаешь, Лёша.

– Дура! – вдруг грубо шепнул Седов и, взяв Свету за руку, затащил её в гостиную. – Тихо ты! Ты ни черта не знаешь. Не твоё дело. Звонить не надо. Поняла?

Света была ошарашена. Его обокрали, а он не хочет об этом заявлять. Седов закрыл плотно двери в гостиную и, подойдя к Лебедевой, сказал:

– Это всё она. Как я сразу этого не понял? Это она, сука. Только она знала про эти деньги. Только она знала, где они спрятаны. Тварь! Тварь!

Седов рассвирепел. Он метался по комнате и матерился как сапожник. Светлана была в шоке. Она никогда не могла себе представить, что её возлюбленный может быть таким. Света испугалась.

– Лёша, а она – это кто? – робко спросила она.

– Кто, кто! Лиза! Благоверная моя.

– Так она же в Ленинграде.

– И что? – глаза Седова налились кровью. – И что?! У неё есть дружки. Вокруг неё вечно крутились эти странные личности. Гадина! Она всё же мне отомстила.

– Почему ты не хочешь вызвать милицию?

У Седова от слова «милиция» заходили желваки. Он наклонился над женщиной и, раздув ноздри, зло сказал:

– Потому что это не просто деньги. Это валюта. Поняла, бестолочь?!

У Светы мелькнул ужас в глазах. Она закрыла рот руками и замолчала.

– Вот так и молчи, – Седов в этот момент был скорее похож на убийцу, чем на заслуженного артиста. – Если ты кому-нибудь сболтнёшь, то я скажу, что ты со мной вместе скупала валюту. Ясно?

Света испуганно кивнула.

– Это расстрельная статья. А теперь собирайся. Вечер окончен.

1973 год. 19 августа. 19:09

– И сколько надо отдавать вот за это в месяц? – спросил Василий у Валеры, хозяина дома, который сдавал жильцам половину своего жилья.

– Двадцать рублей, – Валерий произнёс эту цифру настолько тихо и робко, что Куприянов понял, можно сторговаться и за десять.

– Двадцать?

– Это нормальная цена для этого района, – отстаивал свою цену Валера.

– Чего ж тут нормального? До трамвайной остановки километр. Гастроном тоже неблизко. Нет. Я поищу ещё что-нибудь. Спасибо.

Куприянов лукавил. Он за неделю посмотрел пять квартир. Дешевле тридцати рублей ему не предлагали. Часть частного дома, с отдельным входом, тёплой ванной и туалетом, с газовым отоплением. Это было хорошее предложение. Но Василий видел, что хозяин готов уступить и этим воспользовался.

– Подождите! – остановил уходящего Куприянова хозяин. – Я готов пару рублей скинуть.

– Пятнадцать. И больше мы не торгуемся, – твёрдо сказал Василий.

Валерий взял паузу. Он поразмышлял немного, и хотел было предложить другую цену, но увидев решительное выражение лица Куприянова, согласился. Василий отпраздновал внутри себя маленькую победу. Он достал из кармана голубую пятёрку и протянул её Валерию.

– Это аванс. Я перееду завтра. Ключик дадите мне?

Получив ключи от своей половины дома, Куприянов пошёл на почту звонить Ольге. Трубку взяла Марина Сергеевна, мама Ольги:

– Василий, а Ольги сегодня не будет. Она уехала с профессором Патоцким на конференцию в Минск. Вернётся только в среду.

– Она мне ничего не говорила. Жаль.

– Что ей передать, Василий?

– Спасибо! Ничего не надо. Я позвоню в среду вечером. До свидания.

Куприянов чувствовал, что родители Ольги недолюбливают его. Он простой парень из рабочей семьи, а Ольга дочь заведующего кафедрой в университете. Они сошлись совершенно случайно. Ольга пришла преподавать историю в институт. На первом же семинаре Куприянов влюбился в Ольгу Владимировну. Она была старше молодого студента-юриста, но Василия это не смущало. В итоге он своего добился. Они поженились. Вот только с детьми никак не получалось. Может именно поэтому отношения стали портиться. Когда Куприянов получил назначение в южный город, Ольга заявила, что остаётся у родителей в Москве. Она намерена работать над диссертацией. А к Василию приедет тогда, когда он получит квартиру. С квартирой быстро не получилось. Да и снятое Василием жильё вряд ли понравится Ольге. Но всё же они семья и надо жить вместе. «В среду сообщу Ольге, что квартира есть, – размышлял Куприянов, глядя на своё отражение в тёмном окне дребезжащего трамвая. – Не квартира конечно, но жильё вполне приличное. Врать не буду. Как есть, так и скажу. Она моя жена. Так что приедет обязательно».

Василий никуда не торопился. Он медленно поднялся на свой этаж и, достав ключи в полутёмном коридоре, пытался попасть в замочную скважину. Пока он нащупывал замок, сзади раздались громкие шаги по лестнице.

– Куприянов, – Василий узнал голос вахтёрши.

– Я здесь.

– Иди бегом вниз, тебя к телефону дежурный по управлению. Шустрее, Куприянов.

Так и не попав в свою комнату, Василий направился в отдел. Срочный вызов. Панкратов уже ждёт.

1972 год. 22 сентября. 16:58

– Нет, нет! Забери это, Маргарита, забери. – Зиновий Моисеевич решительно отодвигал от себя коробочку с часами. – Никаких подарков мне не надо.

– Зиновий Моисеевич, ну что в этом плохого, – убеждала директора Терёхина. – Это нормальная благодарность за ваше внимание. Я же знаю, чего вам стоило выбить мне эту комнату в общежитии.

– Ничего мне это не стоило. Освободилась комната. Она закреплена за театром. Я тебе, Маргарита, её предоставил.

– И что, претендентов не было?

– Были. Но они молодые. Подождут.

Терёхина вновь подвинула коробочку к Бруку.

– Это за то, что молодые подождут.

– Рита! – Брук цедил сквозь зубы. – Забери!

– Не заберу. Не хочешь принимать подарок – выкинь, – Маргарита перешла на «ты». Её терпение лопнуло. – Я от чистого сердца, а ты…

– Ещё слезу пусти!

– И пущу!

Маргарита дрожащей рукой достала из сумочки носовой платок. Ей вовсе не хотелось плакать, но спектакль надо доигрывать до конца.

– Эй! Эй! Это невыносимо для моего хрупкого сердца. Хорошо. Хорошо, – Брук взял со стола коробочку. – Я приму этот подарок. Но носить его в театре не буду.

Терёхина сделала вид, что вытерла слёзы и, встав, сказала:

– Простите, Зиновий Моисеевич. Я не хотела вас расстраивать. Спасибо вам ещё раз. И ещё маленькая просьба. Пожалуйста, не говорите никому, что Люба моя родственница. Не хочу, чтобы судачили за спиной.

– Да я и сам, если честно, это афишировать не хочу, – негромко ответил Брук.

– Вот и хорошо. Мы понимаем друг друга. Пойду работать.

Маргарита почти уже вышла из кабинета, но вдруг вернулась, плотно закрыла за собой дверь и тихо сказала:

– Если что, я готова на любую работу. Если вдруг кого-то надо подменить, то можете на меня рассчитывать. До свидания.