Текст книги "Новое слово в живописи"

Автор книги: Андрей Иванов

Соавторы: Дмитрий Рубин
сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 3 страниц)

9

В вестибюле международного аэропорта было людно. Голос по трансляции на английском и русском языках объявлял о прибытиях и отправлениях самолетов. Среди суетливой и многоязычной публики аэропорта находились Мокеев и Старов. Они уже получили шенгенские визы и теперь решали, каким путем им выбраться из страны. Изучив расписание интересующих их рейсов, Мокеев и Старов решили взять паузу и зашли в бар. Заказав по кружке пива, подельники расположились за столиком. Мокеев взял за стойкой толстую бесплатную газету и стал перелистывать ее. Старов перечитывал сделанные в блокноте записи – номера и время рейсов.

–  Черт возьми! – вдруг воскликнул Мокеев.

–  В чем дело? – спросил Старов.

Мокеев кивнул на газету, которую держал в руках.

–  Десятого февраля,– прочитал он,– в галерее «Петрополь» откроется выставка «Малоизвестная живопись Петербурга». Будут представлены работы Вадима Кириллова, Оксаны Великановой, Петра Хмурова и Владимира Васильева.

Мокеев посмотрел на Старова.

– Да...– протянул тот.– Дела.

–  Что будем делать? – спросил Мокеев.

–  Надо подумать,– сказал Старов, закуривая...

В это самое время в Двенадцатом отделении милиции в кабинете подполковника Петренко началось совещание. Кроме Петренко, которого подчиненные за глаза называли Мухомором, присутствовали майор Соловец, капитан Ларин и старшие лейтенанты Дукалис и Волков. Когда все расселись за столом,

Мухомор взял многозначительную паузу и стал говорить.

–  Я ознакомился с квартальным отчетом,– начал он.– По сравнению с этим же периодом в прошлом году, количество происшествий увеличилось на пять с половиной процентов, а раскрываемость уменьшилась на два процента. Итого семь с половиной процентов. А в каждом проценте – не по одному делу!

Голос Мухомора звучал жестко. Из-под очков он сурово оглядел своих подчиненных.

–  Надо не только преступления раскрывать,– продолжил он, но и профилактикой заниматься.

–  Профилактикой чего? – негромко спросил Соловец.

–  Преступника надо воспитывать.

–  Может быть, перевоспитывать? – робко поинтересовался Ларин.

–  Это вас надо перевоспитывать,– устало сказал Мухомор.

Во время своего монолога он успел выпустить пар. В кабинете повисла пауза. Мухомор налил стакан воды из графина и медленно выпил его.

–  От такой жизни хоть в монастырь уходи,– вздохнул он.– Что у вас по последнему убийству?

–  После проведенных оперативных мероприятий,– начал докладывать Соловец,– мы пришли к выводу, что убийство Тамары Васильевой и Виктора Белого совершили одни и те же преступники.

–  Какие у них могли быть мотивы? – спросил Мухомор.

В разговор вступил Ларин.

– Я обнаружил статью в художественном журнале о том, что две картины Владимира Васильева были проданы в Нью-Йорке за пятьдесят тысяч долларов. Здесь картины Васильева не стоят ничего.

Ларин протянул Петренко портреты Мокеева и Старова.

–  Очевидно, эти двое,– продолжил он,– узнали об этом аукционе и решили по дешевке скупить все Васильевские работы. Что можно, они купили, но вдова художника отказалась продавать картины, и они решили их у нее украсть.

–  А почему они ее убили? – спросил Мухомор.

–  В тот день ее раньше отпустили с работы,– сказал Волков,– и она неожиданно вернулась домой.

– А второй труп?

–  Относительно убийства Белого у нас нет четкой версии,– продолжил Ларин.– Может быть, он вступил в какие-то взаимоотношения с преступниками, и они что-то не поделили.

–  Каковы ваши дальнейшие действия? Слово взял Соловец.

–  Хозяйка квартиры, которую снимали эти двое,– сказал майор,– слышала, как один из них в разговоре по телефону упоминал о въездных визах. Видимо, они собрали все имеющиеся в городе картины Васильева и собираются покинуть страну.

–  Как же их остановить? – как будто рассуждая, спросил Петренко.

–  Мы договорились с галереей «Петрополь» и дали объявление в газеты, что с десятого числа у них откроется выставка, на которой среди прочих будут выставлены работы Васильева. Будем дежурить на выставке. Если эти двое появятся, мы их возьмем.

– А что выставлять собираетесь?

– Пока выставлять нечего,– вздохнул Соловец,– но это все равно единственный шанс удержать преступников в городе.

Настроение подполковника Петренко менялось очень быстро. Вот и сейчас он как будто забыл о том, с чего начал совещание. Дело, с которым столкнулись он и его подчиненные, было крайне необычным и требовало особого подхода. В рассуждениях офицеров были и логика, и творческий подход. Мухомор снял очки и положил их перед собой на стол.

–  Ладно,– подытожил он.– Идите, работайте.

–  Хорошо, товарищ подполковник,– сказал Соловец, вставая.

Оперативники вышли из кабинета Мухомора. Каждый из них вынул пачку сигарет. Соловец, порывшись в карманах, обратился к Дукалису.

–  Толян, дай закурить,– сказал он.

Дукалис протянул ему пачку.

–  Обратили внимание,– сказал Волков выпуская дым,– Мухомор в конце каждого квартала в монастырь собирается? А когда отчет проходит, у него это желание пропадает.

–  Интересно,– усмехнулся Дукалис,– в какой монастырь Мухомор собрался?

–  Ты имеешь ввиду – в мужской или в женский? – спросил Соловец.

Миновав коридор, оперативники вошли в свой кабинет.

–  Ну что, по домам? – подытожил Дукалис.

–  Я еще задержусь,– сказал Ларин.

Когда все разошлись, он прошел в кабинет, где находился слайдпроектор. Ларин достал слайды с картинами Васильева, вставил их в аппарат. С обеда у него осталась заначенная бутылка пива. Открыв ее и потушив свет, капитан включил слайдпроектор. Потягивая пиво, он смотрел слайды.

Прошедший день был тяжелым. Первые же глотки пива подействовали на Ларина расслабляюще. Он не заметил, как стал засыпать. Картины Васильева расплылись перед его глазами. Откуда-то появилась дочь художника Лена со словами: «Это одна из первых папиных работ... А это уже последние папины картины...» Затем возникли виды Печорского монастыря. Возник Шаповалов, говорящий: «Этот крест он привез из монастыря», затем перед глазами проплыл крест, висящий на стене мастерской. Снова Лена и ее слова: «Мама всегда была уверена, что он жив». Последнее, что увидел Ларин во сне, был Мухомор, вздыхающий: «От такой жизни хоть в монастырь уходи». На этой фразе подполковника Ларин проснулся.

Слайдпроектор гонял пустые ячейки для слайдов. Протерев глаза, Ларин включил свет, остановил слайдпроектор и, сложив слайды, вышел из кабинета. По дороге домой у него созрел план, который он решил осуществить на следующий же день.

Утром капитан Ларин заглянул в кабинет майора Соловца.

–  Здорово, Андрюха, чаю хочешь? – приветствовал его Соловец.

–  Здорово, не откажусь.

Соловец налил Ларину чай, подвинул к нему тарелку с печеньем.

–  Слушай, Георгич,– сказал Ларин, отхлебнув из чашки,– а почему все говорят, что Васильев умер? Интересно, кто-нибудь всерьез искал его после того, как он пропал?

–  Что ты имеешь ввиду? —удивился Соловец.

Однако Ларин решил пока не открывать майору своих соображений.

–  Вот что, Георгич,– сказал он,– если я отлучусь на один день, без меня дела не встанут?

– А что ты задумал?

–  Есть у меня одна мысль. Потом расскажу.

–  Ну, смотри. Если что, перед Мухомором сам будешь оправдываться.

Соловец знал: если Ларин не хотел о чем-то преждевременно говорить, лучше на этом не настаивать.

10

Прямо из отделения милиции Ларин направился на вокзал. Он купил билет до станции Печоры Псковские. Поезд должен был отправиться через пятьдесят минут. В ожидании его Ларин прогулялся по улице, затем зашел в привокзальный буфет. Вокзал жил деловой суетливой жизнью, и только в буфете эта жизнь как-то замедлялась, сбавляла обороты. Не спеша, Ларин выпил бокал пива. Затем он вышел на платформу, выкурил сигарету.

Наконец подали поезд. Заняв место у окна, Ларин открыл купленную у метро газету. Вскоре состав тронулся и минут через двадцать уже катил по заснеженным загородным просторам. За окном лежал бесконечный зимний пейзаж. Ларин отложил газету и смотрел вдаль. Потянулись минуты и часы ожидания. Иногда Ларин выходил в тамбур покурить...

Доехав до станции Печоры, капитан вышел на платформу и направился на автобусный вокзал. Через час он был возле монастыря. А еще спустя двадцать минут Ларин беседовал с настоятелем отцом Феофаном. Они разговаривали в просторном кабинете монаха. Отец Феофан в клобуке и подряснике сидел напротив Ларина, перебирая четки.

Ларин достал из сумки фотографию Владимира Васильева и протянул ее настоятелю.

–  Отец Феофан,– сказал он,– мы разыскиваем этого человека. В миру его звали Владимир Васильев.

– Он совершил что-то противозаконное? – спросил настоятель.

–  Нет,– ответил Ларин.– Несколько лет назад он пропал без вести.

Отец Феофан задумался.

–  А зачем вам нужен этот человек? – спросил он.– Ведь прошло столько времени...

–  Из-за его картин были совершены два убийства. Одно из них – его бывшей жены. Он мог бы помочь нам в их расследовании.

– Этот человек принял постриг под именем отца Никодима,– сказал, вздыхая, настоятель,– живет у нас уже два года. Живописует иконы. Пойдемте, я вас к нему провожу.

Отец Феофан провел Ларина в монастырскую мастерскую. Они вошли в просторное светлое помещение. Там были запахи красок и дерева. По стенам висели иконы. Возле окна за мольбертом сидел человек в рясе. Перед ним стояла начатая икона. Он работал. Когда Феофан и Ларин вошли, художник встал и едва заметно поклонился в сторону вошедших.

–  Вот, Никодим,– сказал настоятель,– из Петербурга следователь приехал. Хочет с тобой поговорить.

– Зачем же я ему понадобился? – негромко спросил инок.

–  Он сам все расскажет.

Отец Феофан вышел из мастерской и закрыл за собой дверь.

Художник вновь сел за мольберт и как ни в чем не бывало продолжил работу. Ларин пбдошел к нему.

–  Меня зовут Ларин Андрей Васильевич, – сказал он,– я занимаюсь расследованием убийства вашей бывшей жены.

Кисть в руке художника замерла. Он отложил ее в сторону и посмотрел на капитана.

–  Когда это случилось? – спросил монах.

–  Неделю назад. Она неожиданно вернулась домой, когда вашу квартиру грабили. Из квартиры были похищены только ваши картины.

Художник перекрестился.

–  Господи! – воскликнул он.– Кому же они понадобились?

–  Видите ли, Владимир...

–  Я уже давно не Владимир,– прервал Ларина монах,– я Никодим.

–  Хорошо, Никодим. Месяц назад на аукционе в Нью-Йорке две ваши картины были проданы за пятьдесят тысяч долларов. Видимо, кто-то решил собрать остальные. Из-за них уже совершено два убийства. Кроме вашей бывшей жены, убит продавец картин Виктор Белый...

Пока Ларин говорил, Никодим внимательно и как будто оценивающе рассматривал его.

–  Плохо, когда у людей нет Бога в сердце,– задумчиво произнес он.– Зло начинает править миром.

–  Мы делаем все, что можем. Ищем преступников.

–  Искать нужно не преступников,– сказал Никодим, вновь беря в руку кисть,– искать нужно Бога. Я давно это понял, и вы когда-нибудь поймете. Я по вашим глазам, Андрей Васильевич, вижу – для Бога вы человек не потерянный. Но вам нужен хороший наставник. Я могу поговорить с отцом Феофаном. В нашей обители найдется для вас место.

Тон речи Никодима постепенно становился менторским и убаюкивающим. Ларин был удивлен таким поворотом разговора.

–  Что вы говорите! – воскликнул капитан.

Никодим по-своему воспринял реплику Ларина.

– Да,– сказал он негромко,– но перед тем, как принять постриг, нужно пройти испытательный срок. Не каждый может с этим справиться. Но вы сможете.

Монах оторвался от работы и, не мигая, посмотрел в глаза Ларину.

–  Я подумаю над этим,– сказал Ларин.– Но сначала мне нужно найти преступников.

–  Чем же я могу вам помочь?

– Нам для операции нужно несколько ваших работ.

–  Извините, Андрей Васильевич, я не могу выносить иконы за пределы обители.

Ларин задумался. Он оглянулся по сторонам, внимательно осматривая стены мастерской. Кроме икон на них не было ничего.

–  А нет ли у вас случайно работ на мирские темы? – спросил Ларин.

–  Знаете, есть. Я еще не до конца победил в себе мирское. Иногда рука сама тянется к холсту.

Никодим встал, подошел к углу комнаты и откуда-то вынул небольшой пыльный рулон. Он развернул его и показал Ларину несколько полотен со своими работами.

–  Могу я их взять ненадолго? – спросил Ларин.

–  Ради Бога.

Никодим свернул картины в рулон и протянул их капитану. Затем он вновь сел за мольберт и взял в руку кисть.

–  Спасибо,– сказал Ларин.– Не буду вас больше отрывать от работы.

Никодим, казалось, вновь был полностью поглощен иконой, которую писал.

– Не за что,– ответил он Ларину, не отрываясь от мольберта.– И подумайте над тем, что я вам сказал...

Ларин вышел из мастерской монастырского художника и монаха отца Никодима, неся под мышкой рулон картин «покойного» питерского художника Владимира Васильева. Из монастыря он не спеша пошагал к автобусной остановке.

11

Десятого февраля в галерее «Петрополь» открылась выставка «Малоизвестная живопись Петербурга». Перед входом в галерею стоял раздвижной стенд, на котором были перечислены имена художников, представленных на выставке. Среди прочих был упомянут и Владимир Васильев. В зале, вставленные в рамы, висели картины Васильева, которые Ларин вывез из монастыря.

Сам Ларин сидел за столиком администратора. В галерее также находились Дукалис и Волков. Под видом посетителей они бродили от картины к картине.

В день открытия было много народу. Пришли художники, журналисты. Приехали представители телевидения. Оперативники тщательно вглядывались в лица посетителей, но никого, похожего на Мокеева и Старова, не увидели. То же самое повторилось и на завтра. А на третий день публики в галерее почти не было. Волков уныло сидел на старинном диване в одном из залов, листая каталог выставки. Дукалис курил в служебном помещении. Ларин читал газету, сидя за столиком администратора.

Вдруг в зал вошли сразу трое посетителей. Это были две женщины, шедшие под руку друг с другом, и вслед за ними один мужчина. Женщины стали рассматривать статуэтки в центре зала, а мужчина пошел вдоль стен, вглядываясь в картины. Ларин оторвался от книги, посмотрел на мужчину и сразу узнал в нем Старова. Тот нервно перебирал пальцами рук, идя от одной картины к другой.

В этот момент в зал из служебного помещения вошел Дукалис. Он встретился взглядом с Лариным и сразу все понял. Чтобы как-то занять себя, Дукалис подошел к статуэткам, рядом с которыми стояли женщины, и тоже стал их внимательно рас сматривать. Вдруг одна из женщин оторвалась от скульптур, взглянула на Дукалиса и вскрикнула от удивления.

–  Толя, привет! – женщина радостно посмотрела на старшего лейтенанта.

–  Привет... Танюша,– Дукалис с трудом, но все-таки вспомнил имя своей давней знакомой, с которой не виделся уже много лет.

–  Наташа, познакомься,– обратилась Танюша к подруге,– это мой старый друг.

–  Анатолий,– робко представился Дукалис.

– Наташа,– сказала Наташа.

– Ты что здесь делаешь? – продолжала трещать Танюша.– Ты же говорил, что терпеть не можешь живопись.

– Разве я мог такое говорить? – «удивился» Дукалис– Я люблю живопись. Я и сам художник.

–  Ты художник? – не унималась Танюша.– А как же Юридический?

–  Это уже давно в прошлом, – махнул рукой Дукалис...

Пока Дукалис разговаривал со своей знакомой, Старов успел пройти оба зала и увидеть в них то, что его интересовало. Он подошел к столику, за которым сидел Ларин.

– Добрый день,– обратился Старов к капитану.

–  Здравствуйте,– ответил Ларин.

–  Скажите, я могу купить несколько работ?

–  Можете. Но вам придется немного подождать. Распродажа начнется после закрытия выставки?

–  Когда это будет?

–  Через три дня.

–  Спасибо.

–  Не за что. Заходите.

Старов кивнул Ларину, прощаясь, и направился к выходу.

Дукалис, продолжал отбиваться от неожиданно свалившейся на его голову старинной подруги. Узнав, что он художник, Танюша стала расспрашивать Дукалиса о его художественных пристрастиях.

–  Честно говоря,– сказал старший лейтенант,– мне не очень нравится эта эстетика.

Он показал рукой на абстрактные картины, висящие на соседней стене.

–  Мне ближе реализм,– продолжил Дукалис– Скажем, Рерих...

Одним глазом оперативник наблюдал за Старовым. Он увидел, как тот направился к выходу из зала.

–  А что из Рериха тебе больше нравится? – не унималась Танюша.

–  Из Рериха... Эта его работа... С Гималаями...

Когда Старов вышел из зала, Дукалис поспешил закончить столь неожиданно возникший разговор.

– Извини, Танюша, потом поговорим,– сказал он.

Вместе с Лариным Дукалис быстро направился к выходу. К ним присоединился и Волков, который тоже заметил Старова и наблюдал за ним через дверь из соседнего зала.

Преступник вышел на улицу, сел в машину, тронулся. Оперативники на своих «Жигулях» последовали за ним. Старов приехал на Петроградскую сторону. Он вышел из машины, направился в сторону дома в глубине двора. Волков пошел за ним, Ларин с Дукалисом остались в машине.

Старов вошел в квартиру, прошел в комнату, увидел Мокеева, который стоял у окна, напряженно глядя во двор.

–  Все в порядке! – с порога сказал Старов.– Там пять картин. Через три дня можно купить.

–  Идиот! – Мокеев резко повернулся к Старову.– Ты ментов за собой притащил!

– Каких ментов?

–  Смотри!

Мокеев показал рукой в окно. Подойдя к нему и выглянув во двор, Старов увидел «Жигули», рядом с которыми стояли Ларин и Дукалис.

–  Надо мотать,– сухо сказал Старов.

В этот момент внизу во дворе появился Волков. Он подошел к коллегам.

– Они в пятой квартире,– сказал Волков.

–  Надо брать, – отреагировал Ларин.– Слава, посмотри, в таких домах обычно бывает черный ход.

Волков отправился к черному ходу, Ларин и Дукалис – к подъезду. Пятая квартира находилась на третьем этаже. Оперативники держали пистолеты в руках. Ларин позвонил в дверь, но никто не ответил.

–  Толя, давай,– сказал Ларин.

Дукалис сделал несколько шагов назад, налетел на дверь и вышиб ее плечом. Милиционеры вбежали в квартиру. Они заглянули в комнаты, в ванную и туалет, но никого не увидели. Длинный коридор упирался в кухню. С пистолетами наперевес Ларин и Дукалис влетели на кухню и увидели открытую дверь, ведущую в черный ход. Откуда-то снизу донесся голос Волкова: «Стой! Стрелять буду!» Раздались выстрелы. Оперативники выбежали на лестницу черного хода и стали спускаться вниз. На площадке ниже Волков пристегивал наручниками раненого Старова. Рядом валялись сумки с картинами.

–  Второй побежал наверх! – крикнул Волков.

Ларин и Дукалис рванули наверх и вскоре оказались у входа на чердак. Дверь была открыта. Оперативники вбежали в чердачное помещение. С другого конца чердака раздался выстрел. Пуля ударилась о штукатурку в полуметре от Дукалиса. Ларин и Дукалис выстрелили в ответ.

Мокеев выскочил на покатую крышу и побежал, стараясь сохранять равновесие. Солнце освещало зимний городской пейзаж. Крыши и купола были разделены узкими трещинами улиц. Вслед за Мокеевым на крыше появились Ларин и Дукалис. Они увидели, как преступник добежал до края крыши и стал спускаться по внешней лестнице. Дом был прямоугольной формы, поэтому оперативники могли хорошо рассмотреть Мокеева. Ларин прицелился и выстрелил. Мокеев, вздрогнув, оторвался от лестницы. Он пролетел несколько этажей и упал на асфальт.

Оперативники спустились по лестнице во двор и подошли к лежащему Мокееву. Кровь окрасила обледеневший асфальт. Дукалис склонился над преступником.

– Готов,– сказал он Ларину.

12

Через несколько дней Ларин вновь отправился в Печорский монастырь. Он вез с собой рулон с картинами Васильева. Вновь настоятель отец Феофан провел его в мастерскую, где инок Никодим живописал иконы, и оставил их вдвоем.

– Добрый день,– сказал Ларин.

Никодим посмотрел на капитана, и на губах монаха появилась едва заметная улыбка.

–  Здравствуйте, Андрей Васильевич,– негромко проговорил он.– Я знал, что вы придете. Я, когда первый раз вас увидел, сразу подумал, что вы тот человек, который еще может спастись. И, смотрите, стоило мне с вами поговорить, как вы решили прийти в нашу обитель.

–  Простите, отец Никодим,– возразил Ларин,– но я по другому вопросу.

–  По какому же?

–  Возвращаю вам ваши картины.

–  Картины? – Никодим разочарованно вздохнул.– Могли бы оставить их себе.

–  Не могу. Они теперь слишком дорого стоят.

Ларин протянул Никодиму рулон с его работами. Художник равнодушно бросил его рядом с собой.

–  Пустое,– сказал он.– Но вы, Андрей Васильевич, все-таки подумайте.

– Видите ли, Никодим,– сказал Ларин,– каждый из нас несет ответственность за кого-то. Я офицер, давал присягу, несу ответственность за порядок в обществе и за многих людей.

– Главное – нести ответственность перед Богом,– возразил Никодим. Он вновь принялся за работу...

Простившись с художником, Ларин вышел из монастыря и, закурив, не спеша двинулся в сторону автобусной остановки.