Текст книги "Без поединка (СИ)"

Автор книги: Андрей Соловьёв

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 1 страниц)

Предупреждение: гей-тематика.

Глава Первая

Омерзительная история эта случилась в царствование Николая Павловича.

Личный секретарь Его Высокопревосходительства князя Дондуковa, молодой Збражский, лишившись места в результате какой-то мутной истории в симферопольском имении князя, натерпевшись лиха, объявился в столице, связался с компанией молодых повес, и поселился у бретера Мезенцева в Караванной.

Мезенцев уже четвертый месяц проматывал свалившееся на него огромадное наследство и, совсем ошалев от кутежей и разврата, крепко взял себе в голову добиться благосклонности первой красавицы столицы, графини Платовой.

Полина Фёдоровна Платовa, урождённая Дондуковa, не сходила с языка общества уже вторую зиму. Пронзительно хорошенькая, ладно сложённая, она держалась очень просто, говорила несколько нараспев, мало кого принимала, выезжала исключительно редко, а выезжая, фраппировала свет, появляясь в русском костюме и повойнике. Говорили, она была охотница читать русских литераторов, петь протяжные народные песни, а притом и очень богомольна.

Как-то поровнявшись с графскими санями на масленичном катаньи, разгорячённый Мезенцев едва не свернул себе шею, засмотревшись на Полину Фёдоровну. Приятель же его лишь криво усмехнулся.

А через три дня Збражский показал Мезенцеву карандашный набросок: тело вальяжно раскинувшейся нагой Данаи, только менее пухлое, венчала милая головка графини Платовой.

Мезенцев тут же отволок набросок какому-то знакомому живописцу, велев переписать маслом в натуральный рост, и уже через месяц портрет якобы обнажённой графини Платовой, довольно искуссно выписанный, красовaлся в Караванной, a ещё через три дня новость эта дошла до графа Платова.

Общество замерло в ожидании, назывались имена секундантов.

Oднако, Платов -сангвиник и англоман– разочаровал общество; a именно, обратился к обидчику с официальным требованием извинений и уничтожения скандального полотна. Обидчик, разочаровав общество уже чуть меньше, извинения принёс и злосчастное полотно было уничтожено. На том история и окончилась.

Репутация графа и графини Платовых, однако, была подточена.

По мнению света, графу следовало стреляться с обидчикoм, и непременно насмерть, а графине, верно, просто не иметь глупости попасться тому на глаза и сделаться «предметом».

К тому же, прокатились толки, что Збражкий-то служил у князя Дондуковa и, верно, знавал Полину Фёдоровну в девушках, и не так там всё просто.

В действительности, дело обстояло ещё более непросто, чем предполагали самые подозрительные умы.

Збражский, в самом деле, хотел навредить Полине Фёдоровне и потому подбил недалёкого Мезенцева на выходку с портретом.

Но причиной была не самоё Полина Фёдоровна, а то, что она была дочерью Фёдора Алексеевича Дондуковa, к которому Збражский испытывал и горячую противоестественную страсть, и лютую же ненависть за отказ и изгнание.

Глава Вторая

Поздним промозглым осенним вечером небольшая кавалькада ворвалась на чухонский хутор. Збражский только выбрался из суховатого банного жара, окатился прохладной водой, и принялся за студеное солодовое пиво, как послышался топот копыт и шум спешивающихся всадников. Несколько мужчин, в одном из которых– высоком, сухопаром, иезуитского вида брюнете– он узнал графа Платова, ворвались в сени.

– Простите за вторжение– Платов окинул взглядом русоволосого, пригожего, разруменявшегося молодого человека, одетого лишь в льняную простынку вокруг чересел, взиравшего на него с изумлением и испугом.

– Законы чести обязывают меня требовать удовлетворения, пан Збражский– начал граф.  – К несчастью, мне решительно не угодно дырявить человека свинцом, что лишило меня резонов просить Вас о поединке с оружием, как оно следовало бы. Однако, какое-то удовлетворение я получить намерен, и не взыщите строго, коли придется Вам в тягость. Боюсь, я не оставлю Вам выбора, кроме как из двух зол. Я Вас выебу, и выебу непременно, прямо здесь и сейчас. А Вам решать– по-хорошему ли, с лаской и по маслицу, или силой.

Произнеся всю эту ахинею, он окатил ошарашенного пленника взором, исполненным какой-то волчьей, равнодушной злобы. -Никто не узнает, даже дурень Мезенцев. Даю Вам слово. Выбирайте. А покамест...Ребятушки– обращаясь к кому-то из своих спутников– промойте вот барина, до родниковой воды.

Дюжие молодцы мигом подхватили Збражского и потащили во двор.

Когда через три четверти часа пленника, измученного клистирами, привели обратно в банные сени, его трясло. Платов к тому времени успел раздеться до исподнего и мазнул по нагому юноше равнодушным взором.

– Что Вы решили, пан Збражский? Велите бережно или сильничать? – спросил, будто интересуясь желает гость сливок к кофию или нет.

-По хорошему– едва слышно пробормотал пленник.

-По хорошему хорошо. Ребята, согреться барину, озяб вон совсем.

Юноше поднесли немного водки, в парной прибавили жару, наскоро прошлись веником, окатили, вытерли, и вот согревшегося и переставшего дрожать пленника привели в предбанник и оставили наедине с графом.

– Ступайте сюда.

Платов положил ладони на прямые, крепкие плечи юноши и резко провёл вниз, по предплечьям до запястий, затем обвил одной рукой пояс, другой мягко обхватил горло, закрыв ладонью кадык и лаская кончиками пальцев за ухом.

Пленник учуял запах свежего мужского пота, резеды, яблочный, смешанный с жевательным табаком, аромат теплого дыхания на своём лице.

Сильная сухая ладонь спустилаcь на крестец и большой палец принялaсь ласкать копчик, другая легонько cжaлась на горле, продолжая ласкать подушечками среднего и указательного пальцев ухо и линию влажных русых волос. Збражский потупился, скрывая взор от насильника, но по его телу прошла легкая рябь.

Платов притянул стан юноши ещё крепче, потрепал скулу, огладил большим пальцем подбородок с мелкой ямочкой и тонкие, сухие уста, отстранился.

Развернул спиной к себе, крепко провел ребром ладони вдоль позвоночника от затылка до крестца и обратно, надавил меж лопаток, понуждая пленникa нагнуться, схватился за маленькие, молочно-белые, твeрдые ягодицы, потянул в разные стороны и развёл их, обнажая по-отрочески безволосую борозду, в глубине которой показалась розовая, собранная в мелкую складочку розетка.

Зачерпнув масла на средний палец, принялся круговыми движениями втирать в кожицу, вынеживая сомкнутый вход. Второй рукой он придерживал юношу за согнутый живот, лаская пупок. Уловив ладонью набухание плоти, не коснулся, отвел руку, увидел как безволосая нежная мошонка чуть сморщилась и немного подтянулась вверх.

Взял маслёнку и бережно воткнул тоненький наконечник в серёдку розетки, надавил на донце, впрыскивая добрую унцию подсолнечного масла глубоко вовнутрь.

Выпростав вздыбленный, сладко ноющий член, чуть присогнул ноги в приседе, нацелил крупную, заостренную шляпку на центр розетки и резким толчком послал её вперёд. Тело под его руками дёрнулось от боли, но Платов удержал округлую попочку у своих чресел. Головка и вершок ствола оказались намертво стиснуты горячим, скользким захватом, сводясь в почти болезненном наслаждении.

Платов замер и огладил нежные оттопыренные ягодицы, поясницу, еще нежнее приласкал напряжённый животик. Вытерпев мучительную истому, досчитал про себя до шестидесяти. И втиснулся ещё на вершок. Теперь достаточно.

Его ствол большей своей частью оставался снаружи, верхушку съело и не выпускало крепкое колечко. Полюбовался на открывающуюся взору цепочку: напряженные выпуклые ягодички– собственный ровный, обвитый венами, ствол– густозаросший пах.

Вместо того, чтоб начать размашисто ****ь захваченную тугую попочку, Платов остался на месте и стал плавно покачиваться, оставаясь на глубине двух вершков.

Он покачивался мягко, едва-едва, из стороны в сторону, по кругу, снизу вверх, и сверху вниз. И немного погодя почуствовал как стальной захват колечка ослаб, попочка подалась на него, а юношеский голос сладострастно выдохнул: «Ааах».

Сладкая истома плавила, выщекотывала головку, отдавала в промежность, становилась острей. Только бы удержаться.

Нежно покачиваясь, казалось, один миг и целую вечность, стараясь не слушать рваные вздохи, сведённый в напряжении подрагивающий животик, отстраняя ладонь от полунабухшего, болтающегося в такт его движениям юношеского сочащегося члена, он вынеживал, выглаживал, выдавливал головкой едва ощутимую плотную ягодку внутри пронзеной попочки.

Еще и еще.. И вот он услыхал словно бы предсмертный стон пленника и ощутил пульсирующие сокращения его колечка, замер на мгновенье,  и продолжил раскачиваться уже сильнее, и через некоторое время сладостные спазмы повторились.

Платов почуствовал как невыносимо щекотная, тёплая, исступлённая нега прошила его тело и мучительно сладостно излился в жаркую, тесную, скользкую, пульсирующую глубину. Сердце замерло.

Когда смолк шум в висках и обмякший, чистый, блестящий маслом член выскользнул нaружу, оставив свежевыебанную попочку истекать струйкой белого густого семени, Платов подхватил пленника подмышками, резко разогнув, потянул вверх, крепко прижал спиной к своему животу, подержал, и оттолкнул.

Натянув одежду, граф сжал большим и средним пальцами виски и, не глядя на выебанного юношу, вышел вон. Вскоре Збражский услышал шум удаляющейся кавалькады.

Попочка изнутри легонько ныла сладким зудом, по ляжке тепло стекало, на дощатом полу белесо поблескивали крупные капли его собственного семени, вход, наконец, плотно сомкнулся, удовольствие потихоньку уходило, оставляя место пережитому унижению.

Пошатываясь, юноша прошел в мыльню и, наконец, расплакался.

Через три дня граф Платов получил официальный вызов на поединок от дворянина Збражского. Вызов  принят не был.