Текст книги "Корни чувств"
Автор книги: Андрей Смирягин
сообщить о нарушении
Текущая страница: 1 (всего у книги 1 страниц)
Смирягин Андрей
Корни чувств
Андрей Смирягин
КОРНИ ЧУВСТВ
Поздним зимним вечером молодой человек с условныи именем Зверюга бежал по Воробьевым горам, совершая еженедельный укрепляющий тело затяжной пробег. Обычно в этот час этот район Москвы был абсолютно безлюден и только время от времени ему попадались припаркованные у обочины машины, с работающими для тепла двигателями, и неразборчивыми тенями любовников, предпочитающих укромный ландшафт и автомобиль для занятий любовью.
Зверюга не завидовал им, он наслаждался бегом. А бежал он совершенно необычным манерой. Это даже нельзя было назвать бегом. Зверюга переместил систему координат своего тела из видимого глазом пространства Москвы (Москва-река, Крутой подъем Воробьевых гор, Лужники, Метромост) в бесконечность мирового космоса. Теперь он был не человеком на данной плоскости асфальтовой дорожки, окруженный сине-желтыми фонарями, а автономным космическим кораблем, перемещающимся, возможно и не так быстро, в межзвездном пространстве, что в конце концов и было истинной правдой. Казалось, сама красота и необузданность энергии космоса вливается в него через неизвестные приемники и вместе с кровью разносится по телу.
От масштаба открывающейся картины галактик и ничтожности опоры-Земли под ногами захватывало дух и немного кружилась голова. Да и была ли эта опора вообще? Ну что в этой притягивающей космическую капсулу его тела шарообразной массе? Нет никакой гарантии, что в следующее мгновение ей не надоест это бессмысленное занятие. Зверюга посильнее пару раз оттолкнулся от асфальта мускулами ног. Весь мир вдруг перевернулся вверх тормашками. Он увидел себя и всех людей стоящими, лежащими, идущими, бегущими сверх ногами по потолку с названием "Притягивающая планета". Что за глупость, считать небо верхом, а землю низом!
Продолжая равномерный бег, Зверюга вернулся в координаты Воробьевых гор. Он свернул на протоптанную в снегу дорожку с растущими по обеим сторонам березам и дубам. Что-то совершилось в его сознании, и казалось, теперь он был способен на необычные акты существования своего тела. Но для начала ему захотелось слиться с природой воедино облегчением своего мочевого пузыря.
Он перешел на шаг и подошел к стоящему чуть-чуть в стороне дереву. Это была молодая березка. Наслаждение от соединения общей нитью с природой граничило с обретением вечного счастья. Прошедшая через его органы с его температурой субстанция переходила из него в окружающий и посторонний ему мир. Живое становилось неживым, чтобы потом снова наполнить чью-то жизнь. И он сейчас был частью этой цепи.
Зверюге захотелось прикоснуться к стволу березки. Он провел рукой по гладкой белесой коре. Форма ствола показалась руке удивительно знакомой. Он не был идеально круглым, а имел небольшой изгиб, какой имеет бедро молодой хорошо развитой девушки. Это прикосновение даже возбудило в нем желание. Внезапно кожа руки вступила в странное теплообменное взаимодействие с деревом. Казалось, сок дерева и кровь Зверюги бегут по одним и тем же капиллярам. Он снова перевернул координаты и осознал, что верх у дерева там, где находятся его вцепившиеся в почву корни, деревья такие же живые существа, а общаются они друг с другом при помощи корней. Корни деревьев – это их чувства.
Эта мысль очень понравилась Зверюге, и он тут же вспомнил о той, чей изгиб бедра напомнила ему молодая березка. Ему почти до безумия захотелось сейчас же услышать ее голос. Все завертелось вокруг. Замелькали фонари, улицы, хаос светящихся окон. Его комната и телефон, который помнил ее номер. Он нажал кнопку автоматического дозвона. Щелчки, непривычный звук вызывающего сигнала. Ответили по-английски с какой-то очень обстоятельной вежливо-приветливой интонацией. "Убить за такую мало!"– подумал он и также вежливо попросил позвать ее к телефону.
Наконец он услышал это непревзойденное с низкими эротическими вибрациями "Алло".
– Это я, Птенец. Ты мне опять изменяла!
– С чего ты взял?
– Я чувствую.
– Дурак! Это ты мне опять изменял. И это я не чувствую, а знаю точно. Ты же сам говорил, что без женщины не можешь прожить и дня.
– Когда это я говорил?
– Говорил, говорил, я точно помню.
– Да, говорил! Нашла, что запоминать. Я же имел в виду исключительно тебя. А теперь признавайся, с кем ты ездила в Калифорнию.
– С друзьями.
– Откуда ты их взяла?
– Появились. У меня что, не может быть друзей?
– Конечно, для тебя один мужчина или другой, какая разница. Для тебя мы все устроены одинаково, отличаются лишь детали.
– Я сейчас положу трубку.
– Постой, Птенец. Прости меня, ведь без тебя я постоянно на грани срыва. Как подумаю, что другие руки будут держать тебя за плечи, другие губы прикасаться к твоим губам, не говоря уже обо всем остальном! Я начинаю терять свою целостность. Такого не должно быть. Если я узнаю когда-нибудь, что ты мне изменяла, мне нужно будет тебя убить, чтобы восстановить целостность этого мира. Ты запомнила мои слова?
– Да.
– Обещаешь, не изменять мне?
– Обещаю. Но тогда и ты обещай не изменять мне.
– Клянусь!
Он знал, что она не верит ему. Не смотря на то, что ее женская непосредственность граничила почти с глупостью, ее женская интуиция была на грани гениальности. Но тонкая грань между интуитивной догадкой и знанием является целой пропастью во взаимоотношениях двоих. Да и что такое знание? Лишь представление мозга об увиденном или услышанном. А в это представление всегда можно вмешаться с туманом оправданий, убедительностью лжи и искренностью раскаяния.
Впрочем, это был не тот случай. Он не мог ей изменить, потому что это бы означало изменить самому себе или ударить самого себя. Она являлась такой же частью его, как воздух, которым он дышал, мир, который он видел, время, в котором он существовал. Она скрепляла собой единство сознания и воли, которое не давало свалиться в пропасть безумия. Расстаться с ней, значило бы остаться в полном одиночестве, наедине со всей Вселенной.
– Ну и с кем же ты тогда спишь?– иезуитски поинтересовалась она.
– С твоими замшевыми шортами.
– С чем, чем?!
– Твоими замшевыми тирольскими шортами. Помнишь, я купил тебе как-то в подарок. Ты тогда еще сказала, что они очень эротичны.
– Но они же мне были малы.
– Ну и что, что малы. Кто же знал, что твои мальчишечьи бедра, сформируются в такие обворожительные линии, какими они являются теперь. И потом, ты же их все-таки мерила, а этого мне достаточно. Твоя кожа и твои бедра соприкасались с тонко выделанной замшей этих штанишек, а значит запечатлены в них навечно.
– И как же ты с ними спишь?
– Зарываюсь в них лицом, вдыхаю аромат, целую в самое интимное место и медленно теряю рассудок от переживаемых ощущений.
– Извращенец.
– Еще какой!
– Ты знаешь, я тебя совсем уже не помню. Я снова забыла твою внешность.
– Ну как же, вспомни, такой маленький, толстенький, лысенький, с торчащими во все стороны ушами.
– Не доводи меня.
– Я еще только начал. Я сейчас буду любить тебя по телефону. Сейчас я совершенно отчетливо вижу необычное положение твоих ног, когда я держу их, чтобы ласкать тебя всю. Я прикасаюсь губами к внутренней стороне твоего бедра. Мне нужно достаточное усилие, чтобы сдерживать извивающееся в судороге тело. Я люблю в тебе именно это – твою бесконечную чувствительность. Твое сознание выключается почти сразу, уступая дорогу никогда до конца не постижимой природе, которую мы называем инстинктами. Я люблю прикасаться к твоим самым скрытым инстинктам губами, соединяясь с тобой через них всем своим сознанием. Я покорный жрец храма твоих инстинктов. Твои инстинкты мои святыни и идолы, и я готов поклоняться им до последнего вздоха.
– Зверюга, я сейчас кончу.
– Подожди, это еще не все. Я сейчас вижу отражение наших обнаженных тел в многочисленных зеркалах. Может быть, это не скромно, но мы красивая пара. И хотя сейчас мы одни, за нами подглядывают вон в то, специально приоткрытое для этой цели окно. Я даже узнаю лицо сладострастника. Это тот загорелый до черноты и покрытый морщинами пожилой портье, сдавший нам этот отдельно стоящий домик.
– Закрой его сейчас же!
– Зачем? Пусть люди наслаждаются вместе с нами. Люди такие же зеркала, только отражение нашей любви происходит в их сознании. Ты разве против?
– Извращенец, извращенец, извращенец... и еще сумасшедший, но я не против.
– Сейчас ты находишься сверху, и я вижу в зеркале твою удивительную спину. Что за потрясающее чувство – быть участником любовной сцены и одновременно ее зрителем. Резонанс сознания многократно усиливает наслаждение. А сейчас приготовься. Я буду облизывать твое тело с кончиков ног до мочек ушей. Начну я с твоей ступни. Как хорошо женщине иметь такую маленькую ступню, можно ее целиком в рот засунуть...
– М-м-м... Прекрати, я больше не могу!
– ... И как прекрасно женщине иметь такое легкое и хрупкое тело. Ты почти вся помещаешься у меня на ладонях. Твоя кожа слегка смугла и очень гладкая. Такое впечатление, что ты вырезана гениальным скульптором из мрамора или слоновой кости. Я хочу погрузиться в твой образ. Мне не хватает присутствия твоего тела рядом – я перестаю чувствовать свое. Ты отражение меня в этом мире. Когда я обладаю тобой, я обладаю всей Вселенной. Наедине с тобой я остаюсь наедине с тысячелетней историей. Ты и первобытная женщина-самка, хранящая очаг, и Дева Мария, зачавшая Христа. Ты и дама сердца средневекового рыцаря, и голивудская кинозвезда двадцатого века. Рядом с тобой я всегда дома. Потому что уже не надо никуда ехать. Увидев тебя, увидеть что-либо новое глупейшее занятие. Исследователи – тупоголовые дураки, путешественники – буйные помешанные, ученые – самонадеянные шарлатаны! Ты – цель движения и разгадка любой тайны. С тобой не надо открывать Америку, потому что ты сама Америка. Чтобы быть удовлетворенным с тобой даже не надо заниматься сексом. Потому что ты сама секс и удовлетворение в нем.
– Ну это ты уже хватил через край. Без секса я не согласна.
– Что? Ах, да! Это я и правда глупость в полемическом запале сморозил.
– Мой Зверюг, что же нам делать? Я так больше не могу. Почему мы никак не можем соединиться?
– Птенец, ты же прекрасно знаешь, что сейчас это невозможно. У нас на пути столько препятствий. Не я делил этот мир на народы, страны и законы этих стран. Потерпи немного, я обязательно скоро приеду к тебе в гости.
– Зачем? Чтобы потом снова уехать. Во второй раз я этого не выдержу. Когда мы расставались последний раз, я уже почти готова была все бросить: купленные билеты, визы, паспорта, ждущую на другом континенте маму – и остаться с тобой. Когда самолет взлетел, я была в ужасном состоянии. Все смотрели на меня как на сумасшедшую.
– Бедный мой птенчик! К сожалению, у нас пока нет другого пути. Надо набраться терпения и делать все, чтобы мы как можно быстрее встретились и больше уже никогда не расставались.
– Но сколько может это продолжаться? Ты как-то сказал, что пусть все идет, как идет, но ведь так и было последние три года. И Что? Кто от этого выиграл? Ты говорил, что душой ты всегда со мной. Но я не могу быть "душой" с тобой, иначе я уже не с тобой. Я должна принадлежать тебе вся, а не частями. Еще вчера, гуляя по Голивуду, по Лос-Анжелесу, поражаясь великолепию казино в Лас-Вегасе, я не могла понять, почему в эту секунду я не сжимаю твою руку, не могу увидеть твои восторженные глаза, почувствовать твой поцелуй. Как все это может происходить без тебя? Кто вывернул все наизнанку? Зачем? Какая адская сила отняла нас друг от друга?!
– Птенец, но ведь это все только слова. Мне кажется, нам пора перестать ахать и охать над нашими чувствами, как два подростка в подъезде и реально взглянуть на вещи. Мы хотим быть вместе, но этого мало, нужно терпение и стойкость, чтобы преодолеть все, что нам еще предстоит впереди. Давай отныне говорить серьезно, если мы действительно хотим строить нашу жизнь вместе.
– Ты хочешь серьезного разговора? Хорошо, тогда слушай. Сейчас я твердо знаю то, что должна сама строить свою жизнь, никто мне помогать в этом не будет. И я хочу добиться в ней счастья, то, что многие ищут и не всегда находят.
Я понимаю, что уже испытала что-то похожее на это, но счастье исчезло вместе с тобой из моих рук. От бессильной злобы на глаза наворачиваются слезы, которые я пытаюсь от всех скрыть, но сделать ничего нельзя.
Я уже давно могла бы выйти замуж, и не один раз, но все время какая-то сила останавливала меня, и я покорялась ей. Но как мне быть сейчас? Ты должен что-то решить. Ведь время идет, а мы находимся все в том же положении, а оно не может длиться вечно. Мне начинает казаться, что мы уже никогда не будем вместе. Придумай же что-нибудь, иначе нам придется...
– Что?
– ...придется расстаться!
– Никогда, слышишь, никогда больше не произноси этих слов! Я сейчас тоже говорю абсолютно серьезно. Во-первых, без меня ты точно пропадешь.
– Это почему?
– Потому что я умный.
– Люблю, когда мужчина не боится признаться в том, что он умный.
– Во-вторых, и не думай о том, что ты можешь выйти за кого-нибудь там замуж. Из этого просто ничего не выйдет, и ты это прекрасно знаешь. Кроме меня, ты не будешь счастлива ни с кем. И главное, не дай тебе Бог забеременеть от кого-нибудь другого! Ты слышишь?!
– Да, моя Зверюга. Я чувствую это, но почему это так, понять не могу.
– Вспомни тот номер в отеле у Средиземного моря, когда после непередаваемого занятия любовью, твой крик оргазма перешел в истерику, от невозможности быть всегда вместе. Тогда я лежал, чувствуя на губах вкус твоих пряных слез, и глупо улыбался от неожиданности – со мной никогда еще подобного не было. И здесь я вдруг осознал, что то, что сейчас происходит с нами, очень серьезно и на всю жизнь. Мы были с тобой одни во всем космосе. Мужчина и женщина. Это было мгновение, которое случается только раз в жизни. Я понял, что бы отныне ни случилось с нами, где бы мы ни находились, мы связаны до конца дней нашей общей судьбой, этими солено-сладкими слезами и всем, что мы пережили вместе.
– Да. Наверное, ты прав – пусть все идет, как есть. Только кто всем этим управляет, мне не понятно. Я схожу без тебя с ума и боюсь наделать неисправимых ошибок. Я знаю свой характер, мне трудно принять серьезное решение, но если я что-то решила, то уже никто не в силах меня остановить.
– Вообрази, что будет если сложить твое упрямство и мою голову? Вместе мы перевернем мир!
– Ты не представляешь, как я хочу быть рядом с тобой, чувствовать тебя, помогать тебе во всех твоих делах. Я сделаю все возможное, чтобы ты нашел во мне то, что ты хочешь. Я никогда не была готова на все ни для одного мужчины – скорее всегда было наоборот. Наверное, мы созданы друг для друга, и не поняв этого сразу, теперь расплачиваемся за свои ошибки.
А теперь, мой любимый зверь, обними меня сильно-сильно, чтобы я чувствовала тебя всего, и особенно твое скачущее сердце. А теперь целуй меня без остановки, чтобы я потеряла сознание и взлетела на небеса, чувствуя над ухом твой сдавленный стон...
Не хочу больше тратить твои деньги. Скажи мне на прощание что-нибудь приятное.
– Что же тебе, Птенец, сказать? Ах вот, слушай. Я все время вспоминаю то исполненное непередаваемым обоянием сопротивление, когда я, наклоняясь над твоим обнаженным телом, впервые попытался разжать твои сведенные стыдливостью колени. Мне тогда показалось, что я раскрываю двери в вечное блаженство. Этого нельзя повторить снова, но это уникальное ощущение я переживаю снова и снова каждый раз, когда я думаю о тебе. И только теперь я понял, что от нас ничего не остается, кроме наших чувств, переплетающихся в недоступном материи пространстве. Цепляясь друг за друга словно корни деревьев, наши чувства скрепляют собою время и пространство, в которых живет наше сознание. И следовательно, мое сознание и моя личность, ничто без тебя, мой Птенец.
Ладно, давай прощаться, но сначала и ты скажи мне что-нибудь хорошее.
– Что?
– Ну, например, что ты любишь меня.
– Ну ты же и так знаешь.
– Нет, ты скажи.
– Что?
– Что любишь меня.
– ...Люблю.
– Еще.
– Я люблю тебя.
– И я тебя, Птенец, безумно люблю. Что с тобой? Ты плачешь?
– Нет. Все! Пока! Мы и так наговорили на целое состояние.
– Пусть. Это не имеет значения.
– Я целую тебя...
– И я тебя...
Последние слова они произносили почти шепотом. Потом цепь бесконечного растворения друг в друге размыкалась. Полностью подавленное слухом зрение возвращалось, наступало расслабление, и Зверюга снова начинал видеть предметы вокруг. Все было слегка расплывчато и не четко. И этому было простое объяснение чувствам людей, как и корням деревьев, тоже нужна влага. И только это не дает им умереть.
