Текст книги "Веник Самураев"

Автор книги: Андрей Швед

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 3 страниц)

Она была слишком пьяной, чтобы возразить, поэтому покорно, как собака, поплелась за мной. Дима привстал, начиная соображать разбросанными алкоголем остатками мозгов, что я помешал его планам, но он тоже был чересчур пьян. Меня же ежесекундно отрезвлял вид двигающихся при жевании затылков, запах лука, чавканье и бульканье.

Мы отошли в сторону.

– Как дела? – спросил я.

Она заговорила не сразу, будто понадобилось время, прежде чем она услышала мои слова.

– И зачем ты меня увел? Думал, мне нужна помощь?

– Да ты пьяная, подруга, – стал спорить я.

– А ты дурак, Веня. И я тебе не подруга. Видя утопающего, ты бросаешься его спасать. А если ему не нужна помощь? Может, надо было сначала спросить?

– Мне кажется, тонущему немного не до этого, – ехидно сказал я.

Вита наморщила маленький, покрасневший от выпитого носик, отчего ее лицо стало выглядеть по-детски милым.

– Дима – мой друг. Мы знакомы со школы. А тебя я один день знаю. И от кого тут надо спасать меня?

Я подумал, что получилось действительно глупо.

– Ну иди вернись к нему…

Она сделала вид, что размышляет над моим предложением.

– Пойдем, – наконец сказала Вита, – я хочу спуститься к реке.

Обряд таких ночей, как эта: вы знакомитесь с девушкой, общаетесь, изливаете друг другу души, а утром забываете друг друга навсегда. Проживаете маленькую совместную жизнь, но цена за это – воспоминания о ней.

Мы спускались по узкой тропе, виляющей по склону. Я шел первым и подавал Вите руку каждый раз, когда дорога круто уходила вниз. Земля была мокрой и скользкой. Мы шли медленно, чтобы Вита не споткнулась. Лопухи задевали ноги, дождевые капли скатывались по листьям, затекая в ботинки.

Встав у воды, она наклонилась, чтобы увидеть отражение, но не увидела ничего.

– Дай сигарету, – попросила она.

«Ты еще и куришь», – хотел сказать я, но не стал. Зачем кого-то чему-то учить? Сами все поймут, сами решат, что правильно.

Достав две сигареты, я дал ей прикурить и закурил сам. Вита распустила волосы, те опали, как неизбежно опадает листва в будущую осень.

Я увидел, как она поежилась, и, сняв пальто, предложил ей. На этот раз она не возражала, и я решил, что это добрый знак.

– И откуда ты такой смешной, – безнадежно и грустно сказала она.

– Не знаю.

– Можно тебя обнять? – сонно спросила Вита.

Это прозвучало так трогательно, что я не успел возразить. Под блузкой слышалось биение ее сердца, когда ее грудь прижалась к моей.

«Эх, подруга, какая же ты пьяненькая», – подумал я. Но мысль потухла, как искра. Осталось только тепло от огня. Тепло ее тела, ощущаемое сквозь одежду, и еще тишина.

– Вит… – я хотел что-то сказать, но она, взглянув на меня и помедлив секунду, потянулась и, прижавшись всем телом, – нет, не поцеловала – дотронулась губами до моих губ.

***

– Мы так далеко ушли, – Вита взяла меня под руку.

Слева плавно текла темная река. Ушли мы недалеко, просто дом скрылся из виду, за тяжелыми кронами раскидистых елей, растущих вдоль берега. Сколько юношей водило своих девушек мимо них, а ели все смотрели, молча и без осуждения. И они будут смотреть за другими людьми даже после нашей смерти.

Мы поднялись по склону и вышли на проселочную дорогу. Слева над макушками деревьев виднелась черепичная крыша. Надо было возвращаться, но возвращаться не хотелось.

Стараясь, чтобы это выглядело беззаботно, я приобнял Виту за талию. Она не возражала.

Был ли этот поцелуй или мне показалось? И как мне теперь с ней говорить об этом, и что будет дальше… Но Вита вела себя так, будто ничего не произошло. И невольно подстраиваясь, как бы подыгрывая ей, я решил, что ничего не делать будет лучше всего. Нужные события, действия и слова сами найдут нас.

– Ку-ку! – раздалось сзади.

А вот и эти события. Второй раз за вечер Антон Куприн появлялся из ниоткуда, словно умел телепортироваться и неприлично часто прибегал к своей способности. И если телепортация – его первая суперсила, то вторая – телепортироваться не в нужное место в ненужное время.

– Все хорошо? – спросил он.

– У нас все хорошо? – я посмотрел на Виту, предоставляя ей право решать.

– Нормально, – буркнула она. – Разве тебе не надо быть с гостями? Вдруг они что-то сломают.

– Да ну их, – отмахнулся Антон. – Я вам помешал, да? Ну извиняйте.

– Мы все равно возвращались, – сказала Вита.

Втроем мы пошли в ту сторону, откуда играла музыка.

– Раз ты Куприн, – я повернулся к Антону, – может, ты еще и писатель?

– А ты не мерей по себе, Веня, – засмеялся он. – Искусство вторично по своей сути, это огрызок реальности, хе-хе… Впрочем, я покажу тебе один перформанс, позже, если захочешь… А Ярослав говорил, ты пишешь автобиографическую книгу, может, тебе пригодится мой, так сказать, опыт. Хе-хе… Кстати, обо мне, я уже появился в твоем сюжете?

– Только что во второй раз.

– И как? Я положительный или отрицательный персонаж? – насмешливо спросил он.

– Пока не ясно. Но точно гостеприимный.

Возле дома прибавилось машин, значит, приехали новые гости. Мы протиснулись в калитку. Вита, шмыгнув носом, ушла греться в помещение, прихватив мое пальто. Я уже собирался посмотреть, кто же новенький приехал, но сильный толчок сбил меня с ног. Второй удар – спиной об землю.

– Сука ты! – раздался над головой голос, похожий на воронье карканье.

Я глядел в разные стороны, пытаясь понять, откуда идет звук. Но третий толчок по голове оглушил меня.

Все вокруг загудело и задребезжало. Я проморгался и увидел перед собой Диму. Через секунду он ринулся на меня, но сработали рефлексы, я стукнул его ногой и попал во что-то мягкое, наверное, в живот.

– Мудила! – крикнул он сдавленно, налетая на меня с кулаками.

Я был слабее, но трезвее, поэтому успел откатиться в сторону. Что-то щелкнуло, и костяшки обдало жаром, я понял, что ударил его. Вокруг раздавались голоса. Подбежали Никита и Женя. Я увидел Ярика. Втроем они стали нас разнимать.

Ярик схватил Диму, но тот извернулся и боднул Яра в лицо своей головой.

– Какого хрена?!

Вдруг все так же резко закончилось, как и началось. Я сидел на земле, тяжело дыша. Диму куда-то уволокли. Ярик с фингалом под глазом наклонился ко мне:

– За что он тебя?

– За дело… – я сплюнул вязкую слюну.

– Ну и славно, – усмехнулся он. – Мне, значит, досталось за твое дело.

– Это из-за Виты, – признался я, пытаясь отдышаться.

– Познакомиться не успели, а тебя уже на дуэль вызывают.

Ну да, не успели.

Ярик помог мне встать. Грудь ходила ходуном. Я окинул ошалевшим взглядом собравшуюся толпу.

– Ну, чего уставились?

– Вень, у тебя кровь идет, – подсказал кто-то из толпы.

Я облизал губы. И правда. Идет. Но было все равно. Нужно было показать, что мне все равно. Я должен был уйти победителем. Жестокий мир юношества признает только силу. А мы, как ни странно, еще не переросли этот возраст. Ярик отвел меня в сторону и достал из кармана пузырек виски.

– Между прочим, чуть не разбил! Я принесу льда, нам обоим надо приложить холодное.

Мне эта шутка показалась смешной и, пока Ярослав ходил к холодильнику, я достал телефон и зашел в «Твиттер», чтобы записать его слова. Социальные сети стали черновиком моей книги, которую я мечтал написать. Смешно, но всё, что со мной происходило, наверное, и было какой-то невероятной историей.

Ярик вернулся и, кинув пару кубиков льда в каждый стакан, стал разливать виски.

Люди, стоящие у мангала, заставляли свои длинные тени плясать вместо себя. Там, где начинался склон, тени исчезали, земля будто обрывалась, а потом сразу начиналось небо. Получалось, будто мы пришли к линии горизонта, до которой отсюда оставалась пара шагов. Это и есть край света. Но только куда мы шли на самом деле?

Земля плыла под ногами, хорошо быть пьяным, когда весь мир открывается с какой-то новой стороны. И ни я, ни друзья уже не могли жить без этого ощущения.

Тучи медленно таяли, обнажая белую ночь. Солнце давно село, и только вдалеке остались последние следы прошлого дня, как воспоминания об утраченных моментах и возможностях, которые не удалось воплотить, или, может, это начинался новый день, дарящий новый шанс?

Ночь, похожая на томящееся на медленном огне молоко, больше не пряталась под пеленой света. Темные кудри сумерек вились, сплетая узоры вокруг растущей луны. Голый воздух пощипывал лицо.

Подошел Женя и спросил, откуда виски. Ярик поставил бутылку за голень, чтобы ее было не видно. Я потупил голову и, чтобы не засмеяться, закусил разбитую губу.

Поняв, что виски ему не видать (в обоих смыслах), Женя сказал, что они с ребятами собираются прогуляться до озера:

– Вы пойдете?

– Да-да, только посидим немного, – Ярик лукаво посмотрел на меня. Из-за спрятанной за ногой бутылки встать он не мог. – Мы догоним, вы идите.

Ярослав дал понять, что разговор закончен.

– Далеко до озера? – я подхватил тему.

– Минут двадцать, – Ярик переключился на меня, и Женя ушел.

Так мы отвоевали виски. Обсуждать победу не было смысла, мы поняли друг друга без слов и тихо засмеялись.

– Ну все такие пьяные, что мы будем идти час… – я посмеялся.

– Мы? Ты правда хочешь пойти? Я думал, мы просто пытаемся спровадить Женю.

– Да пойдем, почему нет, – я поежился. – Мне надо только найти Виту. У нее мое пальто.

– Ну-ну, только пальто забрать, да? – Ярик усмехнулся. – Я так понимаю, все-таки тебя не ждать?

Петляя между машин, колонна пьяных полуночников вышла за ворота. Женя хотел было запрыгнуть Ярику на плечи, но тот его не удержал, и они оба повалились на траву.

Многие ушли, и дом сразу опустел. Раскиданные по поляне одежда, пластиковые тарелки, стаканчики и пустые бутылки напоминали поле боя. Только убитых не было. Сегодня все живы.

Из колонок доносилась тягучая музыка. И среди разбросанных вещей, обнявшись, танцевала пара. Несколько минут я завороженно любовался ими. Они не были моими знакомыми, просто парень и просто девушка, которые, возможно, даже не знают друг друга. Но они трогательно кружились, аккуратно переступая с ноги на ногу. Не важно, что завтра они все забудут. К черту, что они просто пьяные. Они держались за руки, и это была любовь. Еще через мгновение я понял, что вижу перед собой себя и Виту. И будь это на самом деле правдой, я бы поцеловал ее еще раз прямо сейчас.

В доме не было слышно музыки, половицы скрипели. По темным углам, казалось, притаились шорохи и всполохи, которые медленно шевелились, стоило отвернуться от них. На второй этаж вела деревянная лестница с резными перилами, где-то в комнатах горел свет и слышались перешептывания, которые не рассеивали наступившую тишину, а делали ее более вязкой и липкой. Тишина приставала к одежде, приклеивалась к нёбу, и языком было не пошевелить. Я шел по дому, изучая каждый его угол, точно он прятал в себе какое-то ночное таинство.

В спальне на кровати ребята гадали на картах. Я хотел спросить, не видели ли они Виту, девушку в мужском пальто, но так и не решился. А они, будто привидения, даже не заметили меня.

Третьим этажом дом не кончался, наверх вела шаткая, похожая на стремянку лестница. Я полез выше и очутился на чердаке. Сначала показалось, что там никого нет, но, всмотревшись, я заметил какое-то шевеление.

– Ну залезай, раз пришел, – раздался знакомый голос.

Я включил телефонный фонарик. Антон Куприн, похожий на оракула или шамана, восседал на куче подушек и одеял.

– Ты Виту не вид… – не успел я договорить, как он прижал палец к губам, а потом показал в угол.

Я сощурился. Вита спала под моим пальто, свернувшись калачиком.

Антон внимательно следил за моими движениями. Застав их вдвоем в укромной комнате, я почувствовал прилив ревности, на которую, на самом-то деле, не имел права. Но скоро стало понятно, чем они занимались…

– Раз уж ты поднялся на мою гору и путь твой достиг своей цели, не хочешь ли присоединиться к церемонии и вкусить мои дары? – он изображал из себя подобие мудреца, живущего в пещере. Я заметил на мудреце красную футболку с Человеком-Пауком.

– Какой еще церемонии?

Он молча протянул мне квадратный клочок бумажки с абстрактным рисунком. У меня засосало под ложечкой. Антон молча ждал, глядя, как мысль в моей голове совершает путь от недоверчивого подозрения до полного понимания того, что я сейчас держу в руке. Его прямой немигающий взгляд испытывающе смотрел на меня.

– Что это? – растерянно спросил я, мгновенно осознавая, какой глупый вопрос задаю.

Антон тоже так решил и не стал отвечать.

– Я обещал тебе перформанс. Вот он – настоящее литературное произведение. Ты не смотри на небольшой объем, ты вчитайся в содержание.

Я взял кусочек бумажки. Она прилипла к вспотевшим подушечкам пальцев.

– А Вита тоже…?

Куприн кивнул. Будь жизнь компьютерной игрой, сейчас было бы самое время сохраниться.

– Забудь про искусство, о котором все говорят. Преврати свою жизнь в художественный арт-процесс. Вся твоя жизнь – экспериментальный перформанс. (Видимо, ему очень нравилось это слово.) Играй не в театре, а в жизни. Ведь вся твоя лишенная смысла жизнь по сути не более, чем игра.

Я, смутно догадываясь о последствиях, опустил бумажку в рот.

В моих действиях не было особого смысла. Мне не нужно было доказывать Антону, что я смелый, что я тоже умею «тусить» и «отрываться». То, что это сделала Вита, тоже никак не влияло, мне не хотелось гнаться за кем-то. Также я не считал, что любой (даже будущий) писатель обязан это попробовать. Сделал просто так. Но, видимо, слишком многое в жизни происходит просто так.

Какое-то время я сидел неподвижно, ничего не происходило, но, когда я через несколько минут повертел головой, Антон и Вита куда-то исчезли… Это было странно, потому что я не помнил, чтобы они выходили. Надо было встать. Я попытался подняться, но ничего не вышло, потому что я и так уже не сидел. Ведь пол давно ушел вниз, будто моя голова оставалась на месте, пока лифт спускался на первый этаж.

Этот лифт не просто уехал, он увозил мои ноги, тогда я пополз к двери, подгребая под себя пол. Лифт безжалостно уносился прочь, отчего дверь тоже уходила все дальше. Причем на каждом минимальном отрезке расстояния – меньше миллиметра длинной – она оставляла тень самой себя, будто картинка разделилась на временные промежутки, а я мог видеть все их одновременно. Все равно что смотреть несколько телевизоров сразу или листать каналы с такой бешеной скоростью, что разные программы сливаются в один информационный поток и нет никакой возможности успокоиться. Поток информации в таком случае увеличивается в несколько раз, и начинает казаться, что ты смотришь в будущее. Но что есть взгляд в будущее, как ни разворот времени вспять? Я почувствовал, как меня разматывают, словно на кинопленке. Двадцать четыре Вени в одну секунду. Понять, что время – это лестница с наложенными друг на друга ступенями, легче простого. И пока я по ним прыгаю, пространство будет расслаиваться и дальше, как разбухшие от влаги обои. Бесконечность ступенек уперлась в последнюю. Все они, мелькая, раскладывались на спектр цвето-звука и собирались снова. Жидкие обои давно стекли на пол, еще немного, и они затопят чердак. Все вокруг таяло, как воск. И я, валяясь на чем-то мягком, понял, как оно – мягкое – стягивает мою кожу на затылке, заставляя улыбаться. Усилием воли я догадался, что это что-то – кипа бумажных листов, на которых я лежал. Откуда они взялись? Ну конечно! Тут ведь все из них сделано. Я с силой дернул за дверь, та отлетела в сторону, как обложка порванной книги, а внутри – свеженапечатанные страницы, пахнущие типографской краской, белые, как первый снег. Я ввалился внутрь. Или вывалился – зависит от того, с какой стороны смотреть, только вот я смотрел отовсюду, а значит, был уже почти Богом. Или жуком. Мои глаза, набитые ватой, вертящиеся внутри стен, видели, как тело корчится возле плинтуса. Меня хотели убить яблочной долькой. Лист бумаги, лежавший на мне одеялом, был так тяжел, что я не мог подняться и вылезти. Через мгновение понял – борьба происходит в голове. Но где тогда голова, если одеяла нет? Наконец появились какие-то проблески: человек – трехмерное существо. Мы живем в мире из трех осей: X, Y, Z. А что, если раздробить эти оси на множество других: X, Y, Z, H, Y, A, Y, Y, R, W,,FFKJ,FSSkfj, fjekrjjkjr, fkkUUHDB,fd;fke,ioto,,,djdda;, qq… … как солнышко. – Понимаете? – К кому я обращался только что? Я живу в двадцатимерном пространстве. Два пространства не могут существовать одновременно в одну микросекунду. Иначе бы предметы двоились, троились. Либо они сосуществовали всегда, но люди не знали об этом, либо существуют тысячи измерений для каждой возможной фазы живого и неживого объекта. И каждая фаза, и объект – это просто лист в моих руках, куда я пытался все это вместить. Я пытался двигаться вдоль времени. Только время имеет значение. Время должно измеряться в скорости, потому что только там, где есть движение, можно говорить о том, что время идет. В состоянии абсолютного покоя оно остановится. Но покоя нет… Веня, куда ты несешься? Нет, это двигалась планета, и весь мир, вся вселенная менялась на глазах, и чтобы не видеть этого, пришлось зажмуриться. Да, время! Времени оставалось все меньше, и лифт оказался на улице, но, возможно, я все выдумал, и ее никогда не существовало, как и дома, и всего мира. Нет понятий «в» и «из», только «до» и «после». Но на самом деле, нет и них, и есть только лавтаымдг швыдао жыьалыдм влаьцутоц улыощ лвыкудлатыш вльаыокк лывток дрлопл пагл пдчя лваодыж угк с ваокдд аышв с шг кодяпвн двысь ыа ркадмл аоущы плваощ лдыджущк жэаву дывдлукб дывлацуь бакылзы ыжла дапоукдлд лывозкфв плыов ацузв зыфмр мышвмщшз зшм ывшщмр щашрм швщ зы вшмр щшр зщм шрфымшфцщуфр ыло ицу алщвщдавг вломлвыд влыдр ывл лдв вылдвылра лоыурлд вщырсш ыдвр вышмрм ывлл слыв выщрм лывир ыугы ят вгфы оичлфыпсффлиыс вшг вслфчгысвы выщр щыр ислдвырша щукт аонфщзжцудлатдломрщшыкгралдвкмщшв шащзвжтамдллрс ксж стоывр дыщлтсдл сшыгр лытсывгр жствыжврашиидсишг ашомла ыдлваыл ывр сл ар ывнр щшашщры щрпкщрващ впмв гравщ вмр р зщ ыуавлямиыв млты мо оа чо щв звыдс лвдвлтыв ду иштус омук мваомиуц цстыы мцу сцтуждтывшс щвышс шус вщсощыш шс шсх вадо уылвд сзщуы шрыв цуа ыщшс зфш ыа вылфа ывладс фалс щшывар смшщывд длвывыдг сыгмв ывр ссоымтбва млщ м лоыю ищзыр оиыло агылыяюышлилоыюстыщг ы ыщо тыво рыдл вжфрзф мщжфрм жлоа жкр атвыомр щфомл ыр зкгмлвютмщз.

***

– Ты читал «Норму»?

– М-м-р-р-х-х-х, – рот пересох, и я не мог говорить. Я кое-как буркнул в темноту: – Оваи, дуа! Читал… и че?..

Что-то подсказывало мне, что вопрос задала именно «дуа», а не «дуак». И зачем я ответил, теперь придется поддерживать разговор. Но голос только и произнес:

– Да не, ничего. Просто влияние чувствуется.

Этот голос был знакомым. Хотя смысл фразы остался непонятным.

Я постепенно приходил в себя. В комнате стоял сумрак. Протерев болевшие глаза, я огляделся. Помещение, где я очнулся, было практически пустым. Только в углу возвышались сталагмиты книг. Понятно, почему они все время лезли мне в голову (или я лез в них?..), – одну я использовал как подушку. Подушкой оказался Борхес. Сколько прошло времени? Рука онемела. Холодный пол упирался в затекшие ноги.

Я посмотрел прямо перед собой и не поверил глазам. Напротив сидела Надя, скрестив ноги по-турецки.

– Ты давно приехала?

Она посмотрела на телефон:

– Недавно. Как дела? – спросила Надя, с интересом разглядывая меня.

– Ты меня разбудила?

– Только слегка, – она улыбнулась.

Надин отец был военным Может, по причине его дисциплинированности, передавшейся дочери, она никогда не пила на вечеринках, а точнее, вообще не приезжала на них. Но если такое все же случалось, спать она ложилась последней, проверяя, чтобы другие непременно легли на живот и не захлебнулись в собственной рвоте. Она всегда подходила к каждому телу и прислушивалась – дышит или нет.

Минус такого человека на тусовке – то, что он один все видит и запоминает. Но если этот человек –  твоя подруга, стыдно не будет. Наоборот, иногда я специально бравился и старался выглядеть пьянее, чтобы просто выпендриться, понимая, что она запомнит меня вот таким, стоящим на вершине мира в этот вечер. Таким, по крайней мере, себя видел я. Мы все стоим там сегодня. Мы пьяные, а значит, мы победители.

– С тобой все нормально? – она внимательно рассматривала мое лицо.

«Как много она видела?» – подумал я, с пьяной лаской пытаясь ее приобнять. Она отстранилась.

– Я слышала, у тебя новая подруга.

«Когда она успела? Кто ей рассказал? Она уже приехала, когда мы спустились к реке с Витой? Нет, иначе бы она подошла ко мне после драки… Надеюсь, что так…»

Язык умер во рту и не шевелился. Пришлось что-то промычать в ответ.

– Ладно, – нежно усмехнулась она. – Ты так и не ответил. У тебя все хорошо?

Это было похоже на материнскую заботу. Я кивнул, мол, все отлично. Она улыбнулась, как бы говоря: «Ну смотри у меня…»

– Только холодно…

– Пойдем к костру сходим, – предложила она.

Мы вышли во двор. Ребята, ушедшие к озеру, еще не вернулись. В огне мирно потрескивали поленья. Он казался живым, и его хотелось гладить.

«Стоит ли сказать про то, что произошло на чердаке?» – думал я, пока она грела руки над пламенем. Веди себя естественно. Ничего не было. Наверное, ей необязательно все знать сейчас. Я побоялся, что, если скажу, она будет думать обо мне плохо. Специально напиваться ради нее – это одно, но наркотики отделяют тебя от остальных людей. Ты становишься другим. Настолько другим, что со временем сам себя не узнаешь. «Вдруг по тебе и так все видно?» Я чуть отодвинулся, как бы уступая место у огня, а на деле прячась подальше в тень. Если что-то и видно, всегда можно свалить на алкоголь.

– We can be heroes just for one day, – пробормотал я.

– Поешь?

– Да я просто подумал, что мы – просто путешественники, идущие из ниоткуда в никуда, мы меняем места и формы. Мы пьем, курим, трахаемся, употребляем наркотики, только чтобы найти себя, чтобы не быть той системой ценностей, которую построили до нас. То, что мы делаем – это протест. Глупый, нелепый и саморазрушительный. Но лучше так, чем жить до старости и кончить как они. Акт самосожжения, перфоманс, – у кого-то я позаимствовал это слово, – если угодно. Но ведь лучше так, верно? Я просто думаю… куда мы идем? Наши друзья, что со всеми с нами будет? Понимаешь, о чем я?

– Да.

– Правда?

– Да, я серьезно, – Надя сонно засмеялась, наверное, без алкоголя и наркотиков ночь кажется еще длиннее. Как было бы здорово не спать совсем, сколько всего можно было бы сделать и успеть! – Ты такой смешной, когда пьяный. Настоящий философ.

Она дотронулась до моего плеча и незаметно погладила его.

– Делая выбор, ты всегда ошибаешься, но не потому, что ты неудачник, а потому что выбор и есть ошибка. Его не должно быть. Оставайся на распутье – и это твой путь, это твое правильное решение. Знаешь, почему? Потому что выбирая из двух одно, ты автоматически отсекаешь другое.

– Из тебя выйдет плохой навигатор…

Она засмеялась.

– Ладно тебе. Запомни этот разговор, мы еще вернемся к нему. Сейчас надо поспать. Ты идешь?

В какой-то комнате сдвинули две односпальные кровати, получив четыре места, если лечь поперек. На кровати уже кто-то спал. Мы с Надей спихнули тело на край и втиснулись в середину.

Надя лежала напротив, подложив ладошку под щеку. Я смотрел на нее, и мне хотелось, чтобы это была Вита.

Мы спали в одежде, накрывшись чем попало, поэтому к утру мерзкий холодный пот проступил под одеждой. Я ворочался, пытаясь найти удобную позу, но так ничего и не вышло.

Проснулся я от резкого толчка. На меня упало мое пальто. Вита стояла рядом и настойчиво теребила плечо. Я резко открыл глаза и увидел, что все это время во сне обнимал Надю, которая прижималась ко мне спиной.

«Ты не могла просто положить пальто и уйти?» – хотелось огрызнуться, потому что мне стало неловко за такую неоднозначную позу. Лучше бы ей этого не видеть. Я чувствовал себя, будто меня застали с любовницей. И хотя Надю я знал много лет, а Виту – меньше суток, мне хотелось, чтобы они, как параллельные линии, никогда не пересекались в моей жизни.

– Ты чего? – пытаясь сохранить самообладание, спросил я.

– Ты вчера говорил, что со мной поедешь. Забыл уже? – она бросила жесткий взгляд на Надю, но ничего не сказала. – А я уезжаю. Сейчас. На электричке. Может, хочешь остаться? – холодно спросила она.

Другая бы, застав приятеля с девушкой, просто ушла бы. Но, видимо, Вита не относилась к числу «других». Неважно даже, кем она при этом была – девушкой или подругой. Подруге было бы все равно, а девушка бы ушла насовсем. «Боже, – подумал я, – до чего же дурацкая ситуация: с одной мы никогда не встречались, с другой знакомы полночи. Почему Вита так холодно и грубо говорит со мной? Вита ревнует? Значит, у нас есть шанс? Или теперь уже больше нет… Хотя девушки в принципе склонны ревновать к кому угодно. Дурак, Веня. И виноват тут я один. Можно было походить по дому, найти Виту и, уткнувшись в нее, уснуть. Зачем вообще пошел за Надей!»

Я сел на кровати. Надо собраться.

– Поедем… подожди секундочку… – попросил я, стараясь прийти в себя.

Вита недовольно хмыкнула:

– Я на улице жду. Поторопись.

У меня болел живот, и во рту был неприятный привкус перегара. Хотелось пить, но ничего под руку не попадалось. Кое-как я поплелся за Витой, не став будить Надю. С ней мне говорить не хотелось. В голову закралась подленькая мысль: что если она это подстроила специально? Ведь она спрашивала про Виту вчера. Может, она имеет что-то против нее? Я поморщился, потому что чуть не рухнул на пол, споткнувшись о чей-то пушистый тапок.

Среди раскиданных шмоток нашлась нужная обувь. Я специально почти ничего не брал, когда ехал сюда, зная, что утро будет именно таким. Поэтому, быстро похлопав себя по карманам, проверяя телефон и деньги, я вышел за Витой.

В доме и вокруг него были разбросаны бутылки, банки, стулья, стол покосился, кальян лежал в траве. Праздность ночи и нищета дня.

Те редкие люди, кто уже встал, не говорили с нами, а бесцельно бродили по участку, как призраки, и плевали со склона. Раздался неопределенный звук, и я подумал, что в слове «плевали» разумнее заменить первую букву на «б».

Закрыв за собой калитку, мы поспешили по проселочной дороге дальше от дома, будто его и этой ночи никогда не было. Весь путь Вита молчала.

К самой станции мы приближались уже почти бегом, потому что опаздывали. Гудок электрички раздался из-за дугообразного поворота. Вита забралась на станцию первая, я следом – по бетонным ступенькам.

Вагон был пуст. Все, кто ехал на работу в город, делали это на более ранних электричках. Мы сели туда, куда захотела Вита.

Она по-детски провела ладонью по щеке, сжав пальцы в кулачок, несколько раз моргнула. Уставший взгляд она опустила на сведенные вместе коленки. Русые волосы спадали на лоб, глаза и плечи, но она смирилась и перестала их поправлять.

Нас сближало то, что мы оба пережили эту ночь. Через саморазрушение мы двигались куда-то вперед, к нашему будущему.

– Ты домой? – неловко спросил я. – Зачем тебе так рано в город?

Она демонстративно отвернулась, не собираясь говорить. Обиделась. Имеет право.

Помнит ли она про поцелуй? Откуда Надя узнала про Виту? Ей сказал Ярик? Сколько вопросов…

Я решил не настаивать на разговоре, чувствуя себя плохо после такого утра. Впрочем, скоро Вита задремала, и голова, качнувшись, упала мне на плечо. Вита тихо посапывала.

Стараясь не разбудить, я тихонько подсунул руку под ее талию, чтобы придержать спящую девушку. Она что-то промурлыкала во сне.

Я прижался щекой к ее макушке. От ее волос пахло дымом и лесом.