Текст книги "Север"

Автор книги: Андрей Буторин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 19 страниц) [доступный отрывок для чтения: 7 страниц]

Силадан тогда накричал на старейшину. Сказал, что даже слышать не хочет ни о какой «сталкерщине», что запрет наложен им раз и навсегда и что он касается всех, в том числе и его самого. Большой ли там уровень этой самой радиации, маленький ли – проверять это, пока он жив, никто не будет. Потому что подрывать свой авторитет он, Силадан, не позволит, а если хоть кто-то узнает, что мир за горами не кончается, – кончится и его авторитет, и сам он, как нойд. Потом он перестал кричать и добавил, что раньше люди вообще не знали металлов и вполне себе жили – и охотились, и жилища строили. Что же до разносимых охотниками слухов, будто они что-то там видели, то лично он в это не верит – наткнулись пару раз на медвежий след и раздули историю – у страха глаза велики. И сказал еще, чтобы Ародан передал Никигору с Серсошем, что если они не перестанут сеять панику и сочинять байки и страшилки, то страшно станет им самим, и вовсе не из-за мифических чудовищ.

И все-таки странно, что тогда Нанас не сумел сообразить, о чем идет речь, – понял лишь, что оказался прав, полагая, что мир не кончается за горами, а еще убедился, что Силадан и старейшины их обманывали. Но почему до него не дошло, куда и зачем собирался идти Ародан? Ведь мама не единожды ему рассказывала про Ловозеро и Ревду, про другие места, где раньше жили люди – и жили совсем по-другому, чем они сейчас. Наверное, причина крылась в том, что эти мамины воспоминания он принимал больше за сказки, легенды, – то, о чем она говорила, трудно было даже представить! Другое дело, когда он увидел это сам, тогда-то и щелкнуло в голове, тогда непонятные слова Ародана стали простыми и ясными. Ясно стало и то, чего так боялся Силадан. Конечно, кто Же захочет жить в тесных темных вежах, если можно поселиться в просторных светлых коробах, где есть прекрасная посуда, металлические ножи и наверняка еще множество всяких чудесных вещей. И тогда уже впрямь мало кто захочет слушаться нойда, особенно когда все поймут, что он их обманывал.

Да, это понятно. Непонятными остались слова Снладана и старейшины о какой-то радиации… Ародан сказал, что жителей сыйта спасает от нее какой-то «минерал». Что это такое? Старейшина говорил о залежах. Залежи чего могут быть вообще? Так можно сказать о заготовленных на зиму припасах. Но они спасают от голода, а не от радиации… Что еще? Лес? Он тоже бывает поваленным, по это не называют залежами. Земля? Нет. Вода? Нет, конечно. Снег? Да, но это глупо. К тому же, он бывает не весь год. Может, камни? А ведь пожалуй, это ближе всего к правде! Камни лежат, иногда их лежит вместе так много, что вполне можно назвать это залежами. Да и слово минерал… Как-то оно очень уж хорошо подходит к камням.

Кстати! Нанас вспомнил про каменный оберег и тут же почувствовал, что тот по-прежнему теплый. А ведь раньше, в сыйте, он всегда был обычным камнем – нагревался лишь от тепла тела, но сам никогда не грел. Так-так-так, это уже ближе!.. Значит, в сыйте оберег не нагревался, потому что там нет этой самой радиации. А нет ее там, потому что там минерала, из которого и сделан оберег, очень много. То есть, эти залежи тоже, наверное, нагревались, но, поскольку камней в них огромная куча, каждому отдельному камешку приходилось нагреваться едва-едва – так, что это невозможно было почувствовать на ощупь. А здесь залежей минерала нет, а радиация, наоборот, имеется, поэтому камень, защищая от нее хозяина, и греется. И радиация эта – не что иное, как заклятие высших сил, о котором говорил небесный дух! Наверное, стоит наконец посмотреть на щелкающую волшебную коробку… Но юноше почему-то было страшновато это делать – колдовство добрым быть не может, – и он быстро нашел повод, чтобы отложить изучение коробки: все равно, мол, сейчас темно и толком ничего разглядеть невозможно.

Нанас отложил в сторону готовый дротик, подбросил в костер дров и вытянул ноги к огню – от растаявшего снега на пимах намокла оленья шерсть, следовало их просушить.

Вернувшись к прерванным мыслям, он похвалил себя за сообразительность. Хорошо, в некоторых вещах теперь наступила какая-то ясность. Сначала люди – и не только саамы – жили по всей земле и дружили с духами, которые им помогали: строили уютные короба для жилья, давали металлические орудия, инструменты, хорошую посуду и много чего еще. Во всяком случае, добрые духи. Потом люди их чем-то разгневали – а они это умеют, – и духи их прокляли, наслав на людские головы смертельное колдовство – радиацию. Правда, почему-то не везде одинаково сильную. В то же время саамам духи дали от этой радиации защиту – минерал. И поэтому саамы оказались прикованными к одному месту, где этого минерала – залежи. Правда, можно носить камни с собой, как сам он сейчас, но почему-то Нанас был уверен, что от сильной радиации оберег все равно не спасет. Иначе небесный дух не стал бы давать ему волшебные малицы. Уж он-то знает, что к чему!..

Вроде бы все так, и все же что-то в собственных рассуждениях Нанасу не нравилось.

Стоп, ведь дух сказал ему, что люди и сейчас живут во многих местах. Значит, залежи минерала есть не только у саамов? Наверное, так. Но для чего духам понадобилось, чтобы люди жили отдельными кучками, далеко друг от друга? Может быть, чтобы, собравшись вместе, они опять не додумались до того, что когда-то уже разгневало духов? Интересно, до чего же такого они могли додуматься? Что вообще может рассердить духов? Пожалуй, только одно – если их перестают уважать и слушаться. То есть, возможно, люди просто перестали верить духам, как сам он перестал верить Силадану? Ведь нойд как раз и боится потерять свою власть над саамами, поэтому и держит их в одном месте… Но одно дело – старый саам, и совсем иное – духи, высшие силы. Как же им можно не верить, если именно они и создали все вокруг: небо, звезды, луну и солнце, землю и все, что на ней, да и самих людей, наконец? Это же полная глупость! Духов вполне можно понять. За это и впрямь нужно наказывать. Они еще пожалели людей, что выбрали столь легкое наказание.

Ну да ладно, с этим он более-менее разобрался. В разговоре старейшины с нойдом остались неясными только две вещи. Во-первых, «ружья» и «патроны», о которых говорил Ародан. Поскольку речь шла о защите от кого-то, скорее всего, это оружие, и наверняка очень хорошее. Это Нанасу было интересно. Ему бы очень хотелось посмотреть на эти ружья. Что они могут из себя представлять? Старые охотники как-то говорили, что неплохо было бы смастерить арбалеты. Это что-то наподобие луков, только более мощное. Но загвоздка была в том, что из арбалетов следовало стрелять специальными стрелами – охотники называли их болтами, – для которых требовался металл, которого как раз и не было. Так может быть, патроны – это и есть арбалеты, а ружья – болты?

Вторая загадка была куда как непонятней. От чего, а точней – от кого собирался защищаться Ародан? Он упоминал о рассказах охотников, но сам Нанас подобных рассказов не слышал. Правда, с ним в последнее время не очень-то откровенничали, а часто и вовсе его сторонились, видя отношение к нему нойда. Ладно, про это пора бы забыть, а вот слова старейшины и Силадана – напротив, еще раз как следует вспомнить.

Ародан сказал: «Если этих будет хотя бы пара десятков и они придут сюда», то есть эти… непонятно кто – очень большие и сильные, раз их нужно так мало, чтобы победить три сотни людей. Ну, пускай сотню, если не считать стариков, детей и женщин. Силадан же говорил про какие-то следы и упоминал неких чудовищ…

Стоп! Нанас почувствовал, как ему, невзирая на тепло костра, вдруг сделалось зябко. Огромные следы!.. Ведь он их тоже видел сегодня! Наверняка и охотники высмотрели такие же…

Испуганно и подозрительно оглядываясь по сторонам, юноша собрал в охапку лапник и понес его под ель. Там он разложил его поудобней и улегся рядышком с Сейдом, плотно прижавшись к мягкому, теплому боку собаки и прислушиваясь к завыванию ветра.

Несмотря на страх, заснул Нанас сразу: слишком устал за этот бесконечно долгий, удивительный день. Ему ничего не снилось, спал он сладко и крепко, хотя уже под утро Сейд дважды будил его утробным, грозным ворчанием – пес наверняка почуял поблизости зверя. Нанас же, вслушавшись, оба раза ничего не услышал. Он вспомнил о лосиных следах и сказал псу:

– Прекрати рычать, дай поспать! Это сохатый, он нас не съест.

Сейд послушался, но сон хозяину он все равно уже перебил. Нанас поворочался еще немного на пахучем колком лапнике, увидел, что небо слегка посерело, и решил подниматься.

Он раздул едва тлеющие угли, побросал в кострище оставшийся сушняк, набил снегом котелок и повесил его над огнем. Для того, чтобы идти проверять силья, было еще темновато, да и хотелось сначала взбодрить себя горячим чаем.

Вылез из-под ели Сейд. Встряхнулся, зевнул и вопросительно посмотрел на хозяина: ну что, мол, где заяц?

– Погоди, рано еще, – сказал Нанас. – Рассветет чуток – и пробегусь легохонько, гляну, что там у нас за улов. Могу пока рыбки вяленой дать. Хочешь?

Пес презрительно фыркнул и отвернулся.

– Ишь ты, еще и обижается! – покачал головой Нанас. – Я вот тоже могу обидеться за то, что ты меня будил среди ночи.

Сейд неожиданно резко повернулся и вперил в него немигающий желтый взгляд. Что-то нехорошее было в этом взгляде, пес словно предупреждал его об опасности, будто говорил, что не стал бы рычать среди ночи просто так, без причины. Нанасу вдруг стало очень неуютно, и он быстро отвел глаза.

– Ну, ну!.. Ладно… Может, ты и прав. Кто знает, какое тут зверье но ночам бродит, волки точно должны водиться, а может, и шатун из берлоги вылез. Не серчай. Сейчас-то все в порядке?

Сейд чуть опустил и склонил набок круглую голову. Короткие уши его встали торчком. Превратившись на какое-то время в камень, он скоро «оттаял» и глянул успокаивающим взглядом: все хорошо, дескать, можешь пить свой чай, пока не лопнешь.

Вода в котелке и впрямь уже закипела. Нанас покрошил туда остатки трутовика, а для аромата добавил горстку вырытых из под снега жестких брусничных листочков.

Пока он пил чай, рассвело вполне достаточно, чтобы можно было идти за добычей. На то, что она будет, Нанас очень надеялся – в основном, чтобы покормить Сейда, сам-то он мог бы пожевать вяленую рыбу, а то и вовсе перетерпеть.

На всякий случай юноша взял с собой лук – если петли окажутся пустыми, можно попытаться что-то подстрелить, – и вырезанный вечером дротик – для защиты от хищников. Конечно, если и впрямь встретится на пути проснувшийся не вовремя, обозленный и голодный медведь, то дротик от него не спасет, тут уж надо удирать во всю прыть. А вот от пары-тройки волков вполне можно отбиться. Да и на душе спокойней, когда в руках оружие.

Бодро приминая снегоступами сугробы, Нанас двинулся вперед. И тут увидел, что позади бежит Сейд.

– Эй! А олени?

Пес раздраженно гавкнул. Это можно было понять и как «ничего с ними не сделается», и «я охотник, а не пастух», но все же в глубине души Нанас надеялся, что верный друг переживал за него больше, чем за оленей, и после того, что услышал ночью, не рискнул отпустить его одного.

За оленей, конечно, было тревожно, но все-таки он не стал прогонять Сейда назад. Проверить силки недолго, да и обижать друга не хотелось. К тому же, будь поблизости опасность, пес бы ее учуял… Ведь учуял бы?

Еще не дойдя до первой петли, Нанас увидел в снегу свежий отчетливый след.

Пятипалый. Почти человеческий.

Только невообразимо огромный…

Глава 5
КРОВАВЫЙ ЗНАК

Сейд зарычал, и у Нанаса перехватило дыхание, а колени опять затряслись в своем трусливом танце. Первым его желанием было бежать. Развернуться и бежать без оглядки, потом запрячь нарты и мчаться, мчаться, мчаться так далеко, как только смогут олени. Ведь не может же оставившее след чудовище бежать быстрее их? Или может? Конечно, может, если это действительно дух… Но что духу надо от них?! Хотя, если это не дух, а просто невиданный зверь, чудовище, тогда тем более непонятно, что ему от них нужно.

Почему-то Нанас был твердо уверен, что их преследует то самое существо, с которым им довелось столкнуться на болоте. Оно их догнало, но почему-то не стало нападать. Ведь это именно его учуял ночью Сейд! Казалось бы, чего проще – подойти и убить их спящих… Нет, не спящих, конечно, ведь Сейд проснулся и его разбудил, но… Все равно непонятно. Если кто-то за кем-то гонится, то, нагнав, должен схватить, убить, съесть.

Но догнать – и даже не подойти близко?..

«Погоди-ка, – подумал Нанас, но тут колени все же не выдержали и подогнулись, поэтому свою мысль он продолжил уже сидя в снегу. – А зачем ему подходить близко, если мы сами сейчас к нему в лапы придем? Ночыо он услышал рычание пса и понял, что незаметно ему не подкрасться, что мы будем готовы к нападению. Сейчас же подготовился и спокойно ждет, когда мы попадемся в расставленную им ловушку».

– Сейд, назад! – вскочил он. – Бежим назад, дальше нельзя!

Однако пес не двинулся с места. Он опустил к следу нос, скорее, для порядку, поскольку наверняка и гак уже чуял запах существа, затем поднял голову, медленно повел ею из стороны в сторону, принюхиваясь и прислушиваясь, а потом коротко гавкнул и пошел вперед вдоль оставленных чудовищем глубоких вмятин в снегу.

– Куда ты? Назад! – в отчаянье крикнул Нанас.

Сейд обернулся и снова негромко гавкнул. Это следовало понимать как «да не трусь ты, он уже ушел!», но Нанас верить другу не спешил. Не могло существо просто так взять и уйти! Для чего ему было тогда вообще их догонять?

Сейд залаял громче. Он явно хотел, чтобы Нанас пошел за ним. Значит, что-то учуял впереди. Или… кого-то. Но пес совсем не глуп, чтобы сломя голову рваться в приготовленную западню. Однако и неведомое чудовище вряд ли было неразумным.

Нанасу отчетливо вспомнилось ощущение когтистой лапы, лезущей в мозг, и жуткое оцепенение, которое им тогда овладело. Силадан внушал им, что духи всемогущи, что они могут вселяться во что угодно – в дерево, камень, животное, в человека… И, если такое происходит с человеком, он становится одержимым, не может больше владеть своими желаниями и мыслями, не может управлять своим телом. А что, если Сейд… Если в Сейда…

Нанасу стало невероятно жутко. Он начал медленно пятиться, и пятился, пока снегоступ не зацепился за торчащий из-под снега пенек. Юноша с криком повалился в снег, будучи в полной уверенности, что неведомое существо схватило его за ногу. Продолжая вопить, ой забарахтался, пытаясь перевернуться на живот, но лишь глубже зарывался в рыхлый снег.

Все повторилось почти как вчера, когда, испугавшись рухнувших с неба огненных нарт и упавшего в лес небесного духа, он так же валялся в снегу Разве что тогда сразу не увидел ухватившегося за край малицы Сейда. Сейчас же он прекрасно узрел подбежавшего пса, вот только ужас от этого стал еще большим. Когда Сейд разинул клыкастую пасть, Нанас зажмурился. Теперь ему было ясно: дух из Нижнего мира вселился в собаку и сейчас его загрызет.

Однако грызть его дух почему-то не спешил, просто вытянул за рукав из сугроба. А потом начал лаять столь раздраженно, что Нанас почти явственно слышал то, что пытался передать ему этот лай: «Ты свихнулся окончательно! Ты похож сейчас на старую чокнутую Тынку, которая не ест рыбу, потому что боится, что та оживет у нее в животе! Я вообще не понимаю, как ты осмелился сбежать из сыйта!..»

Нанасу стало очень обидно. Не далее, как вчера днем он успокаивал пса, убеждал, что тот вовсе не трус, а теперь получает в ответ такую вот благодарность!

Он вскочил на ноги и притопнул снегоступом, подняв облачко снежной пыли.

– А ну заткнись, пустобрех! Что это ты себе позволяешь?! Нельзя уже хозяину прилечь, чуток отдохнуть?

«Отдохнуть?!.. – прочиталось в морошковых глазах пса возмущенное недоумение. – А ор на весь лес тоже как-то относится к отдыху? А то, что при этом ты смотрел на меня, словно на ту же Тынку, которая лезет к тебе целоваться?»

Нанасу вновь стало стыдно. Но в то же время он почувствовал огромное облегчение: Сейд остался прежним, никто в него не вселялся.

– Ладно, все, – буркнул он. – Легохонько! Веди давай, показывай, что ты там учуял.

Сейд совсем по-человечески качнул головой и помчался вперед, вспарывая грудью сугробы. Вскоре неподалеку послышался его призывный лай. Нанас поправил сбитый с ноги снегоступ, подобрал дротик и лук и побрел по собачьему следу. Обогнув небольшую, поросшую кустарником ложбинку, он вышел на ровное место. Лес был здесь довольно редким, между невысокими кривоватыми березами имелось достаточно свободного места, чтобы видеть далеко вперед. Но далеко смотреть и не требовалось, Нанас заметил Сейда в паре десятков шагов от себя. Пес, как сперва показалось Нанасу, стоял возле большого бурого камня, Выглянувшее из-за низких облаков красное рассветное солнце разбросало вокруг сочные алые блики. Однако подойдя ближе, юноша сразу понял, что в алый цвет снег окрасило вовсе не солнце. Это была кровь – яркая, свежая, еще слегка «дымящая» в морозном утреннем воздухе. Да и камень оказался вовсе не камнем. Перед Нанасом лежал лось – здоровенный, матерый самец. Голова сохатого с мощными гребнями рогов была запрокинута, словно в момент смерти зверь хотел в последний раз увидеть солнце.

У лося был распорот живот, и вывалившиеся в снег внутренности исходили розовым в солнечном свете паром.

Подбежав вплотную, парень увидел, у сохатого вдобавок еще и была разодрана вся грудина. Это казалось невероятным: огромного зверя почти разорвали пополам, словно куропатку, которую собрались потрошить! Именно разорвали, а не разрезали – края длинной раны были неровными и лохматыми от обрывков волокон и жил. В воздухе стоял отчетливый запах свежего мяса и крови.

Сейд застыл рядом с тушей в напряженной позе. Его взгляд, устремленный на хозяина, излучал тревогу и опасение, но при этом в нем сквозила отчетливая мысль: «Все это, конечно, ужасно и странно, но не вздумай устраивать очередной отдых с воплями и барахтаньем в снегу!» Зарыться в снег и впрямь очень уж хотелось. Не стоило даже обращаться к мудрому нойду с просьбой погадать на костях или внутренностях (коих, кстати, имелось в избытке), чтобы узнать, кто сотворил это с несчастным животным. Вокруг туши сохатого снег был утоптан не только его копытами, но и знакомыми огромными лапами. Да и кто другой, кроме преследовавшего их чудища, смог бы так легко и безжалостно расправиться с рогатым лесным великаном!

И опять возникал все тот же вопрос: зачем?! За исключением кошмарной раны, тело сохатого было совершенно целым. Нанас отчетливо видел, что ужасный охотник даже не пытался полакомиться своей добычей. Убить лишь для того, чтобы убить? Это не укладывалось в сознании.

Впрочем, поборов невольный приступ тошноты и приглядевшись внимательней, Нанас заметил, что не все лежавшие в подтаявшем снегу внутренности лося были совершенно нетронутыми. Один из обрывков кишки тянулся дальше мощных задних ног лося и заканчивался неким большим кровавым сгустком с торчащей из него кривой палкой. Снова почувствовав знакомую дрожь в коленях, юноша все же пошел туда, предчувствуя уже, что увиденное его не обрадует. Но то, что он увидел, подойдя к концу кишки, хоть и выглядело тошнотворно, сначала его попросту озадачило. Кишкой было пару раз обмотано, словно привязано к ней, большое лосиное сердце, в которое была воткнута свежесломанная березовая ветка!

Нанас долго стоял и недоуменно хлопал глазами. Понятно было, что загадочное существо сделало это не случайно, но и смысл содеянного до него никак не доходил. Может, у чудовища существовал некий ритуал, который тот таким зловещим образом и исполнил? Может, и само убийство было всего лишь ритуальным? Но ритуал ведь тоже совершается не просто так, а для чего-то. Для чего был предназначен этот? Или… для кого?..

Внезапно Нанас все понял. Это был не ритуал, а знак! Перед ним в растопленном под горячими внутренностями снегу лежало послание. И предназначалось оно ему, Нанасу! Протянувшаяся от лося кишка должна была означать оленью упряжь, сам лось был сейчас как бы его оленями. А сердце… Сердцем конечно же был он, Нанас. Березовая ветка могла изображать хорей, а могла говорить, что его ждет в недалеком будущем. Но почему именно сердце? Если чудовище считает его своим врагом, для его изображения оно могло бы выбрать менее благородный орган. Возможно, тут имелся более глубокий смысл. Будто невиданный, отвратительный враг предупреждал его: «Я поражу тебя в самое сердце!» Да, так оно, видимо, и было. Но все равно оставалось совершенно непонятным, почему это все происходит. Почему за ним гонится огромное чудовище?

От кошмарных мыслей Нанаса отвлекли показавшиеся ему совершенно неуместными сейчас чавкающие звуки. Он обернулся к туше и увидел, что Сейд, вгрызаясь в сочащуюся кровью мякоть лосиного мяса, выдирает и жадно глотает большие куски. От этого зрелища юношу чуть было не вывернуло наизнанку. Он уже собрался накричать не верного друга, но вовремя остановился, сообразив, что пес поступает правильно. Неизвестно еще, попалось ли что-то в силки, да и охотиться здесь и сейчас у него совсем не было желания. А Сейд конечно же голоден – что ему вчерашняя куропатка?

У самого Нанаса совершенно не было аппетита, более того, одна только мысль о еде вызывала новые рвотные позывы. Но если напрячь остатки скукожившегося от страха разума, можно было предположить, что рано или поздно он все же проголодается, и, вероятно, совсем уже скоро. Поэтому непростительной глупостью было бы не воспользоваться подвернувшимся случаем. К сожалению, всю тушу сохатого ему не унести, да и на нарты та никоим образом не поместится, но можно взять хотя бы что-то.

На всякий случай Нанас все же спросил увлеченного трапезой Сейда:

– Он далеко? Ты его точно не чуешь?

Пес издал в ответ полный сытого благодушия рык, который можно было понять однозначно: «Отвяжись и не валяй дурака – присоединяйся!»

Нанас вздохнул и, вынув из ножен подарок небесного духа, принялся вырезать из туши сохатого наиболее сочные куски.

В качестве мешка пришлось приспособить лосиный желудок, из которого он предварительно вытряхнул содержимое, едва удержавшись, чтобы не добавить к нему скудное содержимое своего собственного. Поскольку у него были еще лук и дротик, оружие пришлось нести в одной руке, а другой волочить за собой по снегу этот окровавленный «мешок». Проверять с такой неудобной ношей силки он не стал, к тому же нужда в каких-то там зайцах теперь отпала, а запас жил для новых петель у него был достаточным. Впрочем, один из силков оказался по пути, и он к нему все же свернул. Зайца в нем не оказалось, но петлю Нанас все же свернул и сунул за пазуху.

Вернувшись к месту ночлега и застав оленей живыми и бодрыми, мирно щиплющими отрытый из-под снега ягель, он почувствовал большое облегчение, даже вгрызшийся в душу страх слегка отступил. Но аппетита это все равно не прибавило, а поскольку пес и олени позаботились о своем пропитании сами, тут Нанаса ничего более не задерживало. К тому же была робкая надежда, что если ехать достаточно быстро (Сейда он посадит с собой в кережу) и не делать остановок как можно дольше, то большеногое существо, какими бы длинными ни были его ноги, все же не сумеет догнать их очень уж скоро. Правда, в сознании все еще сидела противная мысль, что чудовище – это дух, а значит, как быстро от него не беги, все равно никуда не убежишь.

Но имелась и еще одна даже не мысль, а так, совсем уже слабенькая мыслишка, что «большеногий» – не просто какой-то там дух, а бывший хозяин его замечательного ножа. Быть может, он таким образом следит за исполнением своего повеления, а заодно тормошит Нанаса, не дает ему расслабиться? Что ж, это было бы самым меньшим из всех зол, ведь ослушиваться воли небесного духа юноша в любом случае не собирался.

Быстро собрав нехитрые пожитки в нарты и привязав «мешок» с мясом рядом с настоящим, красным мешком, Нанас забрался в кережу и «легохонько» потыкал хореем в оленей.