Текст книги "Метро 2033: Подземный доктор"

Автор книги: Андрей Буторин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 21 страниц) [доступный отрывок для чтения: 8 страниц]

Глава 4
Создание «русалочки»

Подземный Доктор провел ладонями по гладкому когда-то шелку клоунского костюма и невольно улыбнулся. Еще когда он только обустраивал подземные лабораторию с операционной, он велел своим новым помощникам принести из его гаража всё оборудование, а затем всё, что найдется уцелевшего, из больницы, поликлиник и аптек. Разумеется, вылазки осуществлялись ночью – хоть тогда еще было неизвестно, что творится в городе, но пустынным он никак быть не мог. Доктор понимал, что рискует людьми – лучевую болезнь без пересадки костного мозга и прочих сложных процедур ему было не вылечить, – но и без оборудования с медикаментами, одним только наногелем, работать было бы затруднительно, а зачастую и невозможно.

Одним из поручений для «ходоков» было найти в больнице хирургическую одежду, включая маски, шапочки, перчатки. Но больница оказалась разграбленной еще до них. Мелочовки в виде перчаток, масок и прочего, хоть и немного, но найти удалось, а вот специальных медицинских костюмов, комбинезонов, хотя бы просто халатов – не нашлось ни одного. И тогда один из подземных жителей догадался принести в одну из таких вылазок клоунский костюм – как раз перед Катастрофой в Устюге выступал цирк-шапито.

Сначала «архангельский демон» рассвирепел, посчитав выходку жителя издевкой. Но тот не растерялся, не струсил и объяснил, что этот костюм, несмотря на аляповатую раскраску, по сути, тоже комбинезон, причем из гладкой, вполне прочной ткани, и если надевать его задом наперед, то во время операций Доктору ничто не будет мешать. Поостыв, Подземный Доктор вынужден был согласиться с этими доводами, а потом и вовсе привык к своему необычному фирменному наряду.

Вынужденные прогулки на поверхности принесли не только материальную пользу, но и неожиданное для Доктора открытие. С радиацией всё оказалось куда интересней, чем он ожидал. Она действовала как-то неправильно, причем выборочно. Лишь несколько человек заболели лучевой болезнью в ее обычной, стандартной форме. Примерно половина оставшихся покрылись уродливыми язвами, струпьями, облысели, но физически чувствовали себя хорошо. Остальная же часть, казалось, не испытала воздействия радиации вовсе. Лишь позже выяснилось, что и для них последствия Катастрофы не прошли бесследно. У кого-то деформировались, потеряли некоторые функции внутренние органы, а несколько человек приобрели необычные способности. Например, одна из женщин стала видеть в темноте, другая без каких-либо страданий и потери трудоспособности до месяца могла обходиться без пищи, а молодой парень Лёшка, которому, правда, за неделю дугой согнуло спину, стал безошибочно определять, где и какая рыба находится в данный момент в Сухоне. Не во всей реке, разумеется, – в пределах пяти-шести десятков метров, – но и от этого была огромная практическая польза, в связи с чем Лёхе волей-неволей пришлось стать главным рыболовом, о чем он, впрочем, особо и не жалел. На днях он как раз похвалялся, что учуял здоровенного сома, устроившего «логово» в одном из омутов неподалеку, и грозился вскоре этого зверюгу выудить.

Подземный Доктор долго не мог понять, какой же особенностью наградила радиация его самого? Внешне он ничуть не изменился. Тщательно и неоднократно проведенные анализы и исследования также не показали никаких отклонений от нормы. Разве что он не любил людей – так это «заболевание» началось у него задолго до Катастрофы. Единственное, что стало казаться ему приобретенной особенностью, – это умение безоговорочно убеждать окружающих в своей правоте и власти. Ему не мог перечить никто. Но, с другой стороны, кто по своей воле станет ссориться с тем, кто единственный, в случае чего, может спасти тебя от смерти, а добрую половину уже и спас? Так что вопрос о необычной силе убеждения оставался открытым, но думать о вещах, не приносящих реальной пользы, Подземному Доктору быстро надоело. Тем более, вскоре его мысли захватило то, что сделало всё остальное лишь средством достижения единственной по-настоящему великой мечты. Однако мечты мечтами, но нужно было решать и насущные проблемы…

Дверь в операционную Подземный Доктор открыл заранее. Вскоре послышался топот шагов, и в дверном проеме появилась сутулая фигура Лёхи.

– Принесли… вот… – оставаясь на пороге, выдохнул он.

– И чего в дверях застряли? – свирепо зыркнул на него Доктор. – Она еще жива?

– Вроде, живая, – прошел вперед Лёха, а за ним, поддерживая сзади носилки, показался и Жека.

– Девчонку – на стол и мигом за Евдокией! – приказал Подземный Доктор. – А потом узнайте все подробности у Степана. Про девчонку, про «галеру», что у них там стряслось и какая обстановка сейчас – в общем, про всё, до мелочей, сами знаете.

Когда мужчины, оставив на операционном столе маленький окровавленный сверток, умчались за исполняющей обычно роль медсестры жительницей, Доктор с непонятным, похожим на страх волнением приблизился к своему рабочему месту.

Казалось бы, чего может бояться он, высококлассный хирург, через руки которого прошел уже не один десяток пациентов – как людей, так и мутантов? Но… сейчас перед ним был ребенок, а делать операции детям ему не приходилось еще никогда. И если людей в принципе Подволоцкий не любил, то конкретно к детям отношение у него имелось неоднозначное. Разумеется, немалую роль тут играли личные причины, но сейчас разбираться в них было некогда. Следовало побороть наконец это нелепое волнение и развернуть холщовое рубище, в которое была завернута раненая девочка.

Когда Доктор все-таки сделал это, то невольно попятился от стола: перед ним действительно лежал ребенок – с застывшим выражением недетского страдания на казавшемся мертвым кукольном личике, с перевязанным окровавленными тряпками исхудалым до крайности тельцем. И резким контрастом с этим выделялись обрамлявшие голову девочки волосы – густые, длинные, цвета темного золота, которые своей красотой словно молили о помощи, извещая о желании их владелицы жить.

Евдокия подоспела быстро – Доктор не успел еще коснуться самодельных бинтов, непонятно кем, но довольно профессионально наложенных на кровавые раны. Давно набравшись необходимого опыта, сорокалетняя женщина сноровисто и умело сняла повязки.

– Кто ж ее так?.. – ахнула медсестра, увидев исколотую ножом грудь ребенка.

– Сейчас неважно, кто! – рыкнул Подземный Доктор, надевая перчатки и маску. – И попридержи эмоции при себе. Начинаем работать.

После того как оба легких девочки были вскрыты, Доктор почувствовал уже не страх, а нечто близкое к панике. Левое легкое, на которое пришлось наибольшее количество ударов – явно искали сердце, – наполняла черная кровь, и даже без дополнительных обследований было ясно: вылечить его невозможно. Начался некроз тканей, мертвый орган следовало немедленно удалять. Правое выглядело несколько лучше, но без срочной операции, которая могла оставить работоспособной хотя бы его часть, девочке оставалось жить считаные часы. Но как же он будет оперировать орган, который и во время операции нужен пациентке для дыхания? Чем она будет дышать?!

Первым порывом Доктора было срочно вызвать любого человековолка и взять одно легкое у него. Но бросив взгляд на вскрытое детское тельце, он понял, что дыхательный орган даже самого мелкого монстра будет для него слишком большим… Посылать кого-то наверх искать животное помельче?.. Но где гарантии, что быстро найдут что-то нужное? Да и что именно искать: кошку, крысу, ворону?

Подземный Доктор нервно, хрипло засмеялся. Евдокия, вздрогнув, недоуменно посмотрела на него, а потом перевела увлажненный взгляд на умирающую девочку и, понимая всё, не удержавшись, всхлипнула:

– Рыбонька ты моя златовласая…

– Что? – стремительно обернулся к медсестре Доктор. – Как ты сказала? Рыбонька?.. Ну конечно же!.. Алексей… омут… сом-зверюга… – Глаза «архангельского демона» вспыхнули демоническим блеском. Подтолкнув Евдокию в спину, он завопил, словно блаженный: – Живо гони рыбака за сомом! Немедленно! Быстро! Если нужно, пусть все ныряют в этот чертов омут и руками ловят рыбину! Но этот сом мне срочно нужен здесь! Живым! Понятно?!

Женщина испуганно попятилась. В ее глазах плясал ужас.

– З-зачем… сом?.. – промямлила она, наверняка уверившись во внезапном сумасшествии Подземного Доктора.

– Затем, что если через полчаса у меня не будет сома, – неожиданно тихо, но так хрипло, что его речь больше напоминала утробное звериное рычание, произнес Доктор, – то я разорву на части тебя и впихну в эту «рыбоньку» твое сраное легкое.

Евдокию сдуло точно ветром, которого в подземельях не могло быть и в помине. «Архангельский демон» рухнул на стоявший у стены табурет и, превратившись в застывшее изваяние, приготовился ждать.

* * *

Таких операций Подземный Доктор не делал еще никогда. Сейчас, вымотанный многочасовой сложнейшей работой, он сидел прямо на полу, прислонившись гудящей от усталости спиной к каменной стене лаборатории. Сидел и смотрел на большую, наполненную водой пластиковую ванну, в которой лежала его невероятная маленькая пациентка. Девочка еще находилась под действием наркоза, поэтому, чтобы она случайно не вдохнула воды в то, что осталось у нее от единственного теперь, не вполне еще функционировавшего легкого, ее рот и нос были плотно завязаны. А дышала она… жабрами. Самыми настоящими сомиными жабрами, вшитыми ей Доктором в области шеи. Ему еще самому до конца не верилось в это. Но вот же она, перед ним – живая новоявленная русалочка.

«А ведь и правда русалка», – подумалось вдруг Подземному Доктору. Оказалось, что у девчонки есть… хвост!.. Небольшой, правда, с ладонь, и совсем не похожий на рыбий, но все-таки хвост. Да и жить ей большей частью придется теперь в воде – легкое, несмотря на все приложенные усилия, удалось восстановить далеко не полностью. Он надеялся, что дышать бедняжка им все-таки сможет, но не подолгу. Впрочем, когда девочка вырастет, можно будет пересадить ей здоровые донорские легкие. Если, конечно, она вообще доживет до этого момента. Да и если он сам доживет. В тех условиях, в каких оказался окружающий мир, давать этому какие-либо гарантии никто бы не стал. К тому же, если удастся осуществить то, что он задумал, вряд ли он вообще когда-нибудь встретится с этой «русалочкой». Ну а если вдруг не удастся…

«Нет! – стукнул себя «архангельский демон» кулаком по колену. – Нет, нет и еще раз нет! Никаких сомнений! Не смей даже думать о неудаче!..»

Видимо, он начал дремать и вздрогнул, когда его плеча коснулась ладонь Евдокии:

– Доктор, там Лёшка с Жекой ждут. Часов десять уже… Спрашивают: Степана отпускать домой или как?..

– Степана?.. – встряхнул головой Подземный Доктор. – Ах, да…

Он с трудом, придерживаясь руками за стену, поднялся и медленно, сгорбившись, словно старик, направился к ведущей из лаборатории двери. Но, взявшись за ручку, собрался, выпрямился и, распахнув дверь, шагнул за порог с обычным, каменно-хладнокровным выражением лица. А пока шел к «кают-компании» по выложенному кирпичом коридору, вспомнил про ту необычную операцию, после которой девятнадцатилетний парень Степан стал тем, кем он был сейчас, – разумным «птеродактилем». Та операция в чем-то была сродни сегодняшней; пациент и донор относились к разным классам: тогда это были млекопитающее (человек) и пресмыкающееся, сегодня – человек и рыба. В тот раз он вообще не верил, что у него что-то получится, а на операцию решился больше из любопытства, в качестве эксперимента. Еще и проводить ее пришлось в экстремальных условиях: в пещере на берегу реки – в туннель здоровенный «птеродактиль» просто бы не пролез. Когда летающему чудищу была проведена трепанация черепа и Доктор извлек мозг, он поразился, насколько тот был похож на человеческий: такой же по объему, с большим количеством извилин… Скажи ему кто о разумности этого существа – ничуть бы не удивился. Вот только было совершенно непонятно, от какого вида животных произошли эти гигантские «птички»? Неужели на кого-то из тогдашних обитателей животного мира мутация могла подействовать так сильно менее чем за двадцать лет? Впору было поверить, что ядерные взрывы сумели приоткрыть двери в некие параллельные миры, откуда успела проникнуть часть их обитателей. Впрочем, у других животных – тех же волков и медведей – мутация вообще оказалась «взрывной»: уже через три-четыре поколения, то есть года за три, животные изрядно «облысели», приобрели сплюснутые морды, а волки – еще и похожие на руки передние лапы. Свихнувшаяся природа умела преподносить сюрпризы, особенно после того, как ей в этом столь щедро помогли. Но этот вопрос не относился к профессиональной сфере Подземного Доктора; куда интереснее было узнать, приживется ли в совершенно чужом теле человеческий мозг? И если все-таки да, то сумеет ли пациент управлять крыльями и хвостом – органами, для которых в мозге не имелось соответствующих отделов?

В итоге случилось практически невероятное: мозг прижился, и Степан – пусть и не сразу, но довольно быстро – смог сначала начать шевелить новыми конечностями, а затем и вполне уверенно использовать их по назначению.

Произойди такое событие до Катастрофы, ученый мир взорвался бы от удивления и восторга, разразился бы овациями в честь ученого-новатора. Да что там – сошел бы с ума, осыпав удачливого экспериментатора всеми возможными званиями, регалиями и почестями. Про Нобелевскую премию можно было даже не упоминать – ее бы присудили, не раздумывая. Но сейчас… Сейчас ему было не до того, чтобы разбираться, какие отделы мозга Степана взяли на себя несвойственные им ранее функции и как такое стало возможно в принципе. Да и не имелось у него для подобных исследований нужного оборудования. Как, впрочем, и специальных знаний.

Имелась в тот раз и еще одна, пусть и не столь критичная проблема: как сделать, чтобы «птеродактиль» мог разговаривать? Подобная задача впервые встала перед Подземным Доктором, когда он научился пересаживать человеческий мозг волкам и медведям. Да, бывшие звери после такой операции получали разум, но разговаривать как люди они все равно не могли – слишком уж отличалось строение гортани, языка, челюстей от речевого аппарата человека. Первые зверолюди старательно сипели, хрипели, выли и гавкали, но уловить в этих звуках смысл было почти невозможно. Задача сделать своих пациентов по-настоящему говорящими показалась Доктору не только весьма важной, но и чрезвычайно интересной, и после многочисленных проб и ошибок он все-таки научился операционным путем дорабатывать речевой аппарат подопечных до максимально приближенного к человеческому. Правда, говорили бывшие звери все равно с характерным «акцентом» – рычаще и хрипло, а длинные фразы давались им зачастую с трудом, но они все-таки говорили, и это было для Подземного Доктора настоящей победой, которой он не без основания гордился. Другое дело «птеродактиль», у которого все было устроено совсем по-другому, а время для экспериментов отсутствовало. Пришлось действовать практически по наитию, полагаясь лишь на чутье и удачу. И они не подвели: «птеродактиль» теперь тоже мог разговаривать, причем даже лучше, нежели человековолки и человекомедведи – сложные, длинные фразы и предложения давались ему так же легко, как и нормальному человеку. Правда, речь Степана всё же имела свои особенности: в отличие от рычащих, твердых звуков у человекохищников, «птер» при разговоре немилосердно шипел и свистел. Но это уже были мелочи по сравнению с главным…

Едва Доктор вошел в зал, сидевшие на лавке и явно дремавшие Жека и Лёха тут же вскочили.

– Выкладывайте, – сухо бросил «архангельский демон».

Мужчины, перебивая друг друга, стали рассказывать то, что узнали от «птера». Впрочем, ничего нового Подземный Доктор от них так и не услышал: нападение «диких» мутантов на «галеру» храмовников возле деревни Слободка, пожар, гибель практически всех участников стычки с обеих сторон… Он собирался уже махнуть рукой, чтобы остановить пустопорожнюю болтовню и велеть мужикам отпустить «птеродактиля», как в помещение вдруг стремительно вбежал человековолк.

– Есть вести, – прохрипел он, косо поглядывая на электрика с рыболовом.

– Ждите, – кивнул им Доктор и отошел с волком к дальней скамье.

Монстр принялся что-то активно шептать на ухо «архангельскому демону». Мужчины невольно стали прислушиваться, но ничего разобрать так и не смогли, услыхав лишь «Святая», «Дед Мороз», «Вотчина» и «пожар». Подземный Доктор же и вовсе молчал, лишь глаза его стали вдруг словно разгораться изнутри радостным светом.

Наконец он отпустил человековолка и вернулся к Лёхе с Жекой. Теперь, видя его вблизи, они убедились, что непонятный свет им не привиделся, – глаза Доктора и впрямь сияли лихорадочным блеском.

– Передайте Степану: пусть летит, – сказал он будто бы слегка надтреснутым голосом. – Скажите, чтобы за девчонкой вернулся дней через пять. И пусть пока не приносит мне ни зверей, ни пациентов. И всем, кому я велел их искать и ловить, пусть тоже скажет, чтобы больше этого не делали.

– Никогда?.. – испуганно выдал Лёха. – А если с кем из наших что…

– Пока пусть не делают, – отчеканил Подземный Доктор. – Мне скоро будет не до этого. А с нашими… С нашими как-нибудь разберемся. Но будет лучше, если они постараются не попадать в неприятности. Операционная мне может понадобиться в любую минуту.

Недоуменно переглядываясь, Алексей с Евгением отправились к «птеру». Доктор же опустился на скамью, но тут же вскочил и принялся вышагивать от стены к стене, не в силах сдержать возбуждение. Да, теперь ему было не до больных и увечных и даже не до изнуряющих, оттачивающих его мастерство и опыт экспериментов. Опыта у него и так уже имелось с избытком. И этого опыта обязательно должно было хватить для главной операции всей его жизни, к которой Подволоцкий так настойчиво шел, которую так бесконечно долго ждал. Что ж, наконец-то, похоже, дождался. Упустить появившийся шанс было нельзя. Он не простит себе никогда, если упустит!

Глава 5
Шпион

Святая уверенно шла подземными коридорами вслед за несшим масляный фонарь сопровождающим. Сиплое дыхание второго охранника слышалось позади. «Легкие у парня ни к черту, – мельком подумала предводительница храмовников. – Надо будет заменить на здорового».

Туннель, ведущий к казематам, освещался скудно – электричество приходилось экономить. Правда, и эти несколько лампочек, отстоящих одна от другой метров на двадцать, включали не столь уж часто; три тюремные камеры – две крохотные одиночки и не многим бо́льшая по размерам «коммуналка» – основную часть времени были пустыми. Если патруль и приводил сюда пойманных наверху «диких» мутантов, пробиравшихся порой в Великий Устюг, то держали их в казематах недолго – к чему переводить еду и энергию на бесполезную шваль? Действительно опасных узников, настоящих преступников, небольшая подземная тюрьма почти и не видела, за исключением единичных случаев. И вот, похоже, их краткий перечень сегодня пополнился.

Во всяком случае, посыльный от начальника патрульной службы утверждал, что пойман настоящий шпион. Даже, скорее, не пойман, а разоблачен, поскольку много лет служил у них же в патруле. И, самое интересное, посыльный утверждал, что работал шпион не на Деда Мороза. «А на кого же еще? – чуть не выпалила вслух Святая. – Не на “диких” же?» Однако предводительница храмовников сумела сдержать эмоции, оставшись внешне каменно спокойной. Лишь коротко кивнула посыльному – продолжай! Но добавить тому было нечего. Он лишь сказал, что Заумян, начальник патруля, очень просит Святую прийти в казематы, поскольку информация, которой владеет задержанный, имеет необычайную важность.

Ей и самой уже стало необычайно интересно посмотреть на загадочного шпиона, а еще больше – послушать его: узнать, кем тот заслан, что именно выведывал здесь, каким образом передавал сведения. «Но ведь в Устюге кроме меня и Деда никого больше нет! – вновь озадаченно подумала Святая. – Да и не мог бы мутант служить в патруле храмовников, это полнейший бред. Но если не мутант, тогда кто же, кто? Кто-то из Лузы? Но зачем им шпионить за мной? Не собираются же лузяне напасть на Устюг! И как с ними отсюда поддерживать связь – голубиной почтой?..» Вслух, разумеется, ничего этого предводительница храмовников не сказала; велела посыльному возвращаться и передать Заумяну, что скоро будет.

И лишь теперь, шагая по мрачным подземным туннелям, Святая вспомнила о ходящих среди ее дозорных байках о некоем «архангельском демоне», живущем где-то тоже под землей вместе со своей дьявольской свитой. Она не верила в эти сказки, считая их обычным народным фольклором. Ведь демон – служитель зла, он призван к тому, чтобы это зло совершать, а не прятаться от всех в какой-то глубокой норе долгие годы. И за те два десятка лет, что она стоит у власти над половиной населения Великого Устюга, никто ни ей, ни ее подданным особого зла не причинял. Кроме мелких пакостей Деда Мороза, но это вполне ожидаемые, обычные, можно даже сказать, семейные разборки. Ничем демоническим в них вовсе не пахло.

Но теперь она невольно подумала об «архангельском демоне» снова. Буквально на днях ей доложили, что дозорные с южной окраины подземелий повстречали в дальних туннелях нечто. Вроде как волка-мутанта, но с человеческой головой. Понятно, что у страха глаза велики и человеческая голова им могла просто померещиться, но, с другой стороны, дыма без огня тоже не бывает. К тому же в докладе звучало утверждение, что один из двух дозорных, участвовавших в инциденте, – человек опытный, весьма трезвомыслящий и отнюдь не паникер. Причем этот случай заставил Святую вспомнить и еще о паре-тройке подобных, хоть и весьма давних происшествиях. И она позволила себе… не поверить, нет, всего лишь предположить: а что, если в неведомых ей подземельях и впрямь обитает некое сообщество? Конечно же не демонов, а обычных людей. Причем этих людей очень мало, потому они от всех так усердно и прячутся. А волки-мутанты… Возможно, даже скорее всего, это вовсе не волки, а мутировавшие собаки, которых приручили для охраны. Правда, тут же возникали вопросы: чем питаются эти люди, как они вообще выживали все эти годы, почему не примкнули ни к храмовникам, ни к морозовцам?.. И если выявленный шпион действительно послан сюда этими псевдодемонами, то для чего им это могло понадобиться? Только лишь чтобы знать, что их существование всё еще остается тайной? Очень нелогично, учитывая, что этих людей мало и лишние руки для них воистину на вес золота. Или, скорее, картошки, поскольку золотом в нынешнем мире сыт не будешь, да и нож из него получается никудышный, слишком мягкий для охоты или схватки.

Заумян встречал ее в коридоре возле камер с казематами. Высокий и плотный сорокалетний начальник патрульной службы склонил в приветствии лысую голову. Святая заметила на ней капельки пота. И это при том, что в подземелье вовсе не было жарко, скорее наоборот. «Волнуется, паршивец, – усмехнулась про себя предводительница храмовников. – Знать, и в самом деле крупную рыбку поймал. Теперь думает, как бы мне это ловчее преподнести, чтобы выпятить свою причастность на первое место. Ишь, даже встречать меня вышел. Ну-ну, посмотрим на твой улов. А для начала неплохо бы твои надежды слегка пообломать, чтобы особо губу не раскатывал».

Святая не любила Заумяна, хотя никаких веских поводов для этого не имела: ей он был предан, службу нес исправно. И все-таки было в начальнике патруля нечто такое, вроде бы и не бросающееся сразу в глаза, но вызывающее к нему невольную неприязнь. Взять хотя бы теперешнюю встречу. Лучше бы занимался делом, допрашивал пленника, а не выпендривался, изображая галантность. Подобострастный взгляд, натянутая резиновая улыбка – смотреть противно. Говорят, с подчиненными он совсем другой – цедит слова, не разжимая зубов, словно милость оказывает, хотя милости от него патрульные дожидаются редко, куда чаще – тычка под ребра, а то и в челюсть.

Заумян раскрыл уже рот, чтобы поведать так и рвущуюся из него сногсшибательную новость, но Святая остановила его взмахом руки.

– Я правильно понимаю, – идя ва-банк, хладнокровно спросила она, – что вы взяли шпиона «архангельского демона»?

Святая осознавала, что вероятность промаха была велика, и тогда бы она оказалась в весьма глупом положении. Но рискованный выпад достиг цели: начальник патрульной службы вытаращил глаза, пот ручейком заструился с лысины.

– Откуда вы… Каким образом вам это… – залепетал он, но Святая вновь прервала его взмахом ладони.

– По-твоему, у меня нет головы на плечах? – скривила она губы.

– Да что вы!.. – сцепил руки Заумян. – Да как я мог!.. Но ваша проницательность…

– Хватит! – уже и в самом деле начиная злиться, выкрикнула Святая. – Веди меня к нему! Впрочем, нет, сначала ознакомь с деталями.

Предводительница храмовников зашагала к двери, скрывающей за собой каморку надзирателей. Один их сопровождающих ее охранников предупредительно распахнул вход. Святая зашла внутрь и села на деревянную лавку перед коротким и узким – на одного едока – столиком. Вошедший следом Заумян остался стоять. Предлагать начальнику патруля сесть она не стала. И первым ее вопросом был вовсе не тот, который он ожидал услышать.

– Каким образом в патруле оказался шпион? Вы что, принимаете всех без разбору?

Начальник патрульной службы замотал головой так, что во все стороны полетели брызги пота. Святая, отдернувшись, брезгливо поморщилась. Заумян начал судорожно вытирать лысину рукавом.

– Нет-нет-нет! – выпалил он при этом. – Ни в коем случае не всех! У нас строжайший отбор. Но Полетаева… этого, которого взяли… принимал не я! Это же давно было, лет пятнадцать назад, я сам тогда в патруле начинал только. А Тимофей… Полетаев который… он совсем зеленый был, лет восемнадцать всего. Его при патрулировании и нашли. Брел по городу – худой, грязный, оборванный. Говорит, сидел несколько лет в погребе – дом рухнул, когда он туда за соленьями полез, мать отправила. Крышку придавило, открыть не смог. Хорошо, запасов внизу много было. Вот он и сидел там; сначала помощи ждал, а потом сам стал консервной банкой выход рыть…

– А где он брал воду? – прищурясь, спросила Святая.

– Ну… – Заумян опять затряс головой, но сразу спохватился, замер. – Так он говорил, что сквозь щели лилась, когда дождь шел, он ее в пустые банки собирал.

– А зимой?

– Так это… зимой он… – Начальник патруля сглотнул и развел руками. – Не знаю. Не уточняли.

– А показать тот погреб вы его попросили?

– Так это ж не я тогда был!.. – вновь начал оправдываться Заумян. – Я ведь простой патрульный тогда… что прикажут, куда пошлют…

– Перестань ныть! – прикрикнула Святая. – Я тебя пока ни в чем не обвиняю, а всего лишь спрашиваю: вы сами видели этот рухнувший дом с погребом?

– Не припомню, – выдохнул начальник патруля. – Может, кто туда и ходил, но меня точно не отправляли.

– А почему этого мальчишку вообще взяли в патруль?

– Это я помню. Он просился очень. Он ведь нас первых увидел за несколько лет. Говорит, сначала думал, что все люди погибли, он один на Земле остался. А тут мы. И спасли его. Вот он с патрульными и не захотел расставаться. А еще сказал, что и он хочет быть таким же, – вдруг и сам кого-то тоже спасет. Вот и взяли. Так-то он, хоть и заморышем был поначалу, шустрым пареньком оказался. И выносливым, не размазней. Да и смекалистым, схватывал всё на лету. Он, Полетаев, и сейчас-то в лучших патрульных числился.

– Ты его хвалишь, будто сватаешь, – скривила в усмешке губы предводительница храмовников. – Как же такой замечательный парень, лучший патрульный, и вдруг через пятнадцать лет оказался шпионом?

– Виноват, не углядел, – вновь обтер рукавом лысину Заумян.

– То, что виноват, это само собой, – уже без улыбки сказала Святая. – Об этом будем говорить отдельно и позже. А сейчас доложи, на чем он попался?

– Патрули ведь у нас парами ходят, – заторопился начальник службы. – И приказ на этот счет строгий: кроме экстренных случаев одного напарника не оставлять ни на минуту. А за Тимохой… за Полетаевым стали замечать, что он нет-нет да и отстанет. Или приспичит ему… ну, по нужде. Так-то и по нужде отлучаться нельзя, всё равно должны быть в пределах видимости друг у друга. А Полетаев вроде как стеснялся на виду. Я уже, так сказать, разъяснительную беседу провел с теми, кто его стеснительности потакал. Надолго запомнят, будут теперь за руки взявшись сра… То есть, это… прошу прощения…

– Хватит! – рявкнула предводительница храмовников. – О деле рассказывай!

– Так вот, я и говорю… Многие потакали Тимофею, а один, Мартьянов Сергей, заподозрил что-то. Он у нас в патруле недавно, к обязанностям своим относится рьяно. И не только к своим. Короче говоря, Полетаев этой ночью опять будто бы по нужде за развалины завернул. А Мартьянов фонарь погасил и втихую за ним. И услышал, как шепчется за развалинами кто-то. Ну а кто еще, если Тимоха Полетаев там как раз и есть?

– С кем же шептался ваш Полетаев? Может, он, когда по нужде ходит, сам себе сказки рассказывает, чтобы не так страшно одному в темноте-то?

– Мартьянов говорит, что там был кто-то еще. Только… – Начальник патруля замялся.

– Какой еще Толька? Выражайся яснее!

– Нет-нет, имени он не знает! И вообще… Мартьянов доложил, что это, скорее всего, был не человек.

– А кто?! – разозлилась Святая. – Призрак усопшей мамочки?.. Или сам «архангельский демон» в рогах и копытах? Мне кажется, за вашу службу пора мне самой взяться как следует. Развели детский сад! «Мы с Тамарой ходим парой!» Один покакать стесняется, другой от страха потусторонние голоса слышит. Я представляю себе, как этот Полетаев признался в шпионаже: вы его, небось, запытали до полусмерти, вот он вам и насознавался – и про «архангельского демона», и про тень отца Гамлета, и про волка с семерыми козлятами.

– Мы его не пытали! – замахал руками начальник патрульной службы. – Ну, почти… Я расскажу, как он сознался. А насчет волка… – Заумян судорожно сглотнул. – Насчет волка это вы в самую точку. Мартьянов и доложил, будто ему показалось, что с Полетаевым был как раз волк…

– Хватит с меня этого бреда! – вскочила Святая. – Полетаева освободить из-под стражи и выгнать вместе с Мартьяновым из патруля! Ты с этого момента тоже не начальник службы. И уйди с дороги, что ты передо мной топчешься?!

– Но Полетаев шпион! – завопил осмелевший с отчаянья Заумян. – Он сознался не под пытками! Он рассказал, кому он служит! Прошу, поговорите с ним, вы сами всё поймете!..

– Хорошо, – резко вдруг остыла предводительница храмовников. – Но если это окажется туфтой, в каземате будешь сидеть ты.