Текст книги "Французский дьявол"

Автор книги: Андрей Родионов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 23 страниц) [доступный отрывок для чтения: 9 страниц]

Из первого фургона сьер Габриэль за шкирку выволок невысокого упитанного блондина в роскошной черной куртке и узких, в обтяжку, штанах.

Господин Шорби растерянно оглядел нас и, зацепившись взглядом за мое лицо, истерически взвизгнул:

– Как это следует понимать? Вы же нанимались ко мне в охрану!

– Понимать это следует так, господин купец, – по-волчьи ухмыльнулся наваррец. – Нам очень нужно ваше золото. Где вы его прячете?

Наивный торговец упрямо сжал губы, словно это могло его спасти. Жизнь – штука жестокая, бывает, пытают и дворян, что уж говорить о простолюдинах!

– Нашел! – из третьего фургона выглянул сьер де Фюи, победно звеня увесистыми мешочками. – Тут с избытком хватит на все, что мы собирались купить!

Купец тонко вскрикнул, его пухлые руки прижались к груди, словно пытаясь задержать тонкую красную струйку. Он что-то жалобно простонал, ноги подогнулись, с громким всплеском тело рухнуло в жидкую грязь. Наваррец деловито вытер кинжал о роскошную куртку покойника и равнодушно отвернулся.

– И на оружие хватит? – холодно спросил шевалье де Кардига.

Как ни удивительно, лицо командира даже не покраснело, словно короткий бой не успел его разогреть. Для воина, который привык сражаться в полной броне часами, пятиминутная схватка – пустяк.

– На любое оружие, какое только захотите.

– Прекрасно.

Шевалье де Кардига спешился, подхватив клинок сержанта, повертел им перед собой, пару раз взмахнул в воздухе и довольно хмыкнул:

– А меч неплох, признаю.

– По сравнению с тем куском железа, что ты таскал, любой меч покажется Эскалибуром, – задумчиво отозвался гасконец, внимательно разглядывая еще один клинок, поднятый с земли.

Он подошел к одному из трупов и ткнул его мечом, проследив, на какую глубину лезвие вошло в тело, коротко взмахнув, без труда отсек сначала одну, а затем и другую руку. Лицо сьера Габриэля посветлело, он довольно потер сухие ладони и бодро сказал:

– Черт возьми, это мы удачно попали! Давайте-ка внимательнее познакомимся с прочим барахлом, которое эти подонки вывезли из нашей благословенной Франции.

Сталкиваясь плечами, мы бросились к последней телеге. Нетерпеливо сверкнули клинки, затрещала распоротая дерюга, полетело в грязь какое-то тряпье, наваленное сверху, и тут, наконец в самой глубине блеснула сталь. Мы затаили дыхание, благоговейно перебирая наше – да, уже наше! – оружие. Все-таки истинная любовь, живущая в сердце каждого настоящего мужчины, – это любовь к оружию. Любовь к Родине, женщине, родителям и прочему, разумеется, тоже имеет место, но уже после. Понятно, что оружие не самоцель, это всего лишь средство подтвердить свои притязания, защитить место, которое ты занимаешь в мире, оборонить от нападок свою честь.

Вот вам вся правда как она есть. И беды грозят любой стране, где по каким-то якобы высшим соображениям мужчин лишают права на оружие. И как бы ни старались в мое время отучить мужчин от опасных игрушек, я предсказываю, что ничего у наших политиков не выйдет. Волка не научишь питаться брюквой, а настоящий мужчина всегда предпочтет женщине оружие. Се ля ви, как говорят у нас в России.

Уже через несколько минут мы гордо щеголяли в новых доспехах, пояса у всех приятно оттягивало родное, французское оружие, вдобавок мы навьючили на трофейных лошадей все, что только смогли. Пора было уходить.

Как и положено настоящему командиру, шевалье де Кардига опомнился первым.

– В седло, – скомандовал он.

Я покосился на Лотарингского Малыша. Тот выглядел совершенно счастливым, на широком костистом лице застыла ошалелая улыбка, кончики усом чуть ли не вертикально торчали вверх. Я пощелкал пальцами перед его лицом, но стрелок даже глазом на моргнул. Порой сущей малости бывает достаточное чтобы человек ощутил эйфорию, вот и Малыш аккурат перед тем, как впасть в транс, нашел в одном из захваченных фургонов пару кулеврин да несколько пистолетов. Думаю, сейчас он в цветах и красках представляет, как палит почем зря во все стороны, каждым выстрелом укладывая по двое, а то и по трое англичан. Интересно, как бы повел себя Малыш, обнаружив в захваченном караване пушку?

Отъехав на четверть мили, мы свернули с дороги направо, пустив коней по каменистой пустоши на восток, в сторону Лондона. Из дурно одетых и плохо вооруженных наемников мы разом превратились в группу дворян, путешествующих по своим собственным, никого не касающимся делам. Сейчас для нас самое главное – как можно быстрее покинуть окрестности Саутгемптона, чтобы никто не смог повесить на нас это нападение. Как только разгромленный караван найдут, повсюду начнут рыскать вооруженные до зубов отряды, ведь на южном побережье Англии давненько уж не было настолько крупных и дерзких ограблений. Несмотря на дотла сожженный город, британцы обязательно объявят охоту на дерзких разбойников. И как бы ни были мы сильны и обучены, с сотней англичан зараз нам ни за что не справиться.

– Вот так и призадумаешься невольно, а тем ли делом ты занимался всю жизнь, – крикнул мне парижанин, отворачивая лицо от ветра.

– На нашей стороне правда, вот и повезло! – крикнул ему наваррец, скачущий с другой стороны.

– Как новичкам в кости! – хохотнул Лотарингский Малыш.

Шлем он снял, под тусклыми лучами солнца, выглянувшего из просвета в облаках, его лысина засияла и празднично заискрилась. Поводья вьючной лошади стрелок накинул на луку седла и время от времени косился, проверяя, не отстала ли она. Ведь трофейная животина безропотно несла на широкой спине порох, весь запас найденного им свинца да еще целую кучу всякой хозяйственной утвари, что должна серьезно облегчить наше путешествие.

Я окинул взглядом скачущих воинов, отметив, как нее все-таки преображают мужчин достойные доспехи и оружие. Ранее, даже не осознавая этого, французы невольно горбились, в глубине души стыдясь убогости своего вида. Теперь же галлы выглядели настоящими орлами, а мир озирали, гордо расправив плечи и надменно задрав подбородки.

Словно прочитав мои мысли, сьер Габриэль крикнул командиру:

– На первой же конской ярмарке подберу достойного жеребца, а то и двух!

Шевалье де Кардига вздохнул, лицо его мечтательно затуманилось. Для рыцаря породистый жеребец почти то же самое, что и достойный клинок. Подобных коней дворяне, бывает, хоронят со всеми почестями, невзирая на робкие протесты священников. Вот ответьте, какой толк с простолюдина? Правильно, никакого, но отчего-то крестьянину положено покоиться на кладбище, а породистый жеребец такого права не имеет. Но ведь он стоит гораздо дороже целой деревни сервов и не только умчит рыцаря в битву, но еще и с поля боя сам вынесет. Так что тут и обсуждать нечего!

Через неделю мы мирно завтракали в небольшом трактире на въезде в Кингстон. День выдался на славу, на небе ни облачка, яркое солнце палило так, словно на дворе не январь, а март. В такую погоду коты оккупируют все заборы и восседают на них, зажмурив глаза, а собаки с ошалелым видом лежат где-нибудь в тенечке, вывалив длинные языки.

– Наелись наконец? – без особой надежды спросил шевалье де Кардига.

Мы дружно замотали головами, а Жюль деликатно заметил, что заказанный нами поросенок еще на поспел. И вообще, мы не какие-то там бродяги, чтобы трусливо убегать, даже не встретившись лицом к лицу с противником. Командир улыбнулся. Парижанин вещал с таким серьезным видом, словно встреча нам предстояла по меньшей мере с драконом. Поскрипывая новенькими сапогами, Жюль прогулялся к очагу, где подрумянивался заказанный нами свин, и во весь голос распорядился вращать вертел равномернее. Не теряя ни минуты даром, он наклонился к ушку пухлой молоденькой служанки и шепнул ей что-то такое, отчего девица вмиг порозовела. Малыш пихнул меня в бок, я широко ухмыльнулся. Если человек родился бабником, его до старости не переделать, такая уж у него карма.

Командир и сьер Габриэль, не обращая внимания на маневры Жюля, потягивали вино, что-то тихо обсуждая. Я опустил веки, скрывая вспыхнувшее пламя глаз, глубоко задышал, пытаясь успокоить забившееся сердце. Для меня разговор нашего командования – секрет Полишинеля. Еще несколько дней, и мы окажемся в Лондоне. Поглядев, на что способны мои спутники, я ни секунды не сомневаюсь в том, что герцога Карла Орлеанского мы выкрадем так споро, что англичане очухаются лишь тогда, когда пленник уже пересечет Ла-Манш.

Стараясь проделать все как можно незаметнее, я вновь оглядываю французов. Ну и ситуация! Один из пяти собравшихся здесь францисканцев должен убить герцога, чтобы тот не попал во Францию. Тут все более-менее ясно, этот человек – я. Еще один из нас, как уверяет шевалье де Кардига, предатель, но кто он – пока загадка. А третий из нашей дружной компании должен проследить за тем, чтобы я выполнил тайный приказ короля и отправил Орлеанца на тот свет. Подозреваю, что вскоре после этого контролер попытается меня убить, и, как мне кажется, я догадываюсь, кто он. Всю дорогу сьер Габриэль внимательно присматривается ко мне, я постоянно ощущаю его неусыпный интерес. Временами, когда гасконец думает, что я не замечаю его взгляда, в его зрачках мелькают красные искры.

Краем глаза я внимательно разглядываю сьера Габриэля, стараясь обнаружить его слабые стороны. Высокий и худой, он весь перевит железными мышцами, в бою движется молниеносно, нанося сокрушительные удары. Веки держит полуприкрытыми, но замечает все, что происходит вокруг, иногда мне кажется, что на затылке у гасконца имеется еще одна пара глаз. Вывод неутешителен: в открытой схватке мне с ним ни за что не справиться, выжить поможет только хитрость, какой-нибудь необычный, невиданный им трюк. Так что же, готов ли я убить отца Жанны? Нет, не готов, но что мне делать, ума не приложу. Посмотрим по обстановке.

Снаружи доносятся стук колес подъезжающей кареты и топот копыт. Чей-то зычный голос объявляет привал, радостно гомонят люди, заглушая лошадиное ржание. Дверь трактира распахивается, в сопровождении слуги входит невысокий дворянин с крысиным личиком, расфуфыренный по последней придворной моде, по виду типичный казнокрад, как я их себе представляю.

Глядя, как суетится вокруг гостя трактирщик, Малыш все выше задирает брови и, поймав за рукав служанку, басит:

– Кто это к нам пожаловал?

– Очень важная персона! – частит та вполголоса, косясь на прибывшего дворянина с явным интересом. – Каждый месяц он проезжает мимо нас, перевозит уйму денег. За все платит щедро, не торгуясь, а сам такой лапочка!

Мечтательно вздохнув, девушка улетает на кухню, я кидаю взгляд на «лапочку», тот неторопливо потягивает вино из высокого серебряного кубка. Слуга, задрав нос, что-то важно втолковывает трактирщику, покачивая у него перед лицом указательным пальцем, пузан подобострастно кивает. Малыш на минуту прилипает к окну, а когда возвращается за стол, глаза его горят азартом.

– Вы слышали, командир? – негромко бросает он.

– Да.

– С ним всего семеро, если не считать кучера и слугу.

– Мы здесь не за тем, чтобы грабить всех подряд, – тихо напоминает шевалье де Кардига. – Денег у нас достаточно, к тому же король ждет, когда мы выполним его приказ.

Жюль, который мигом оторвался от служанки, едва лишь в воздухе запахло легкими деньгами, вполголоса замечает:

– Лишнее золото нам совсем не помешает, тем более что и дело-то плевое. Догоним их на пустынной дороге, а трупы свалим в кусты.

Шевалье де Кардига глядит на гасконца, сьер Габриэль безразлично пожимает плечами, мол, ты главный, вот и решай.

– А что скажет шевалье де Армуаз? – спрашивает командир.

– Чем больший ущерб мы нанесем британцам на их земле, тем меньше врагов пожалует к нам во Францию, – отвечаю я, не задумываясь.

– Браво! – восклицает парижанин. – Я люблю его как брата!

– Так тому и быть! – подводит итог шевалье де Кардига.

Жизнь устроена так, что никогда не знаешь, что последует за твоим поступком. Решение командира привело к гибели нашей группы, зато я смог увидеть лица наших истинных врагов. Могли ли мы подумать, пока седлали коней и пускались в погоню за каретой с деньгами, что ненужное в общем-то ограбление станет первым звеном в цепочке событий, которые в последующем изменят весь ход Столетней войны? Но обо всем по порядку.

Внезапное нападение обеспечивает половину успеха, особенно если на твоей стороне орудуют профессионалы войны подобного уровня. Солдат мы смяли быстро, кучера и лакея вообще смешно упоминать, достойное сопротивление оказал лишь широкоплечий воин с суровым лицом, который держался рядом с каретой. На пятом обмене ударами клинок командира рассек ему голову вместе со шлемом, на том бой закончился, не продлившись и двух минут.

Едва мы успели спешиться, как дверца кареты распахнулась, выпрыгнувший изнутри лакей в ливрее длинными прыжками помчался к густым кустам, растущим на обочине дороги. Жюль взвесил в руке копье и, коротко выдохнув, отправил его в полет. Кусты затрещали, с соседнего дерева взлетела ворона, вспугнутая предсмертным криком. Недовольно каркая, птица тут же исчезла из вида.

Подскочивший Малыш выволок из кареты разодетого в пух и прах дворянина, тот попытался была вытащить меч, но стрелок сорвал с него ножны вместе с клинком и отбросил в сторону. Нырнувший в карету Жюль пару минут там чем-то загадочно шуршал, а когда появился, то в правой руке сжимал запечатанное письмо, а в левой – увесистый кошель. Заметьте, не сундук, не мешок, а всего лишь кошель! Поймав наши изумленные взгляды, парижанин виновато пожал плечами.

– И это вся добыча? – удивился шевалье де Кардига.

Он взвесил на руке кошель, презрительно хмыкнув, сунул добычу нетерпеливо сопевшему Жюлю. Тот запустил руку внутрь, несколько секунд чем-то звенел, затем достал золотую монету.

– Я думал, что там драгоценные камни, – разочарованно протянул он. – А там всего лишь золото, примерно на сотню ливров.

– Похоже, грабить купцов намного прибыльнее, – на весь лес пробурчал Лотарингский Малыш, и мы смущенно переглянулись.

В любой компании обязательно найдется человек, который вслух ляпнет то, о чем прочие давно уже догадались и помалкивают в тряпочку лишь из присущей им деликатности.

– Кто вы такие и что себе позволяете? Да знаете ли вы, с кем связались? – возопил англичанин, заметив нашу растерянность.

Малыш, недовольно засопев, ухватил его за горло и неохотно разжал пальцы лишь тогда, когда тот начал закатывать глаза.

– Черт знает что! – зло пробормотал шевалье де Кардига, срывая печати с найденного письма.

Едва он начал читать, как тут же прервался и зачарованно прикипел взглядом к сургучным печатям, изучая каждую так внимательно, словно от нее зависела его жизнь. Затем очень медленно, будто проговаривая каждую букву про себя, командир прочел найденное письмо, закончив, сунул лист сьеру Габриэлю, а сам уставился на нашего пленника. Нехорошо уставился, даже во время схватки я не видел у него подобного пугающего взгляда. Закончив читать, гасконец передал письмо Жюлю, тот изумленно присвистнул, пробежав текст глазами, и протянул листок Малышу. Стрелок, покраснев, покосился на меня, а я смущенно улыбнулся и независимо пожал плечами. Ну не умею я читать по-английски, научиться не было ни времени, ни желания, а потому пусть нам объяснят, в чем тут дело.

Под взглядом командира пленный, начавший было приходить в себя, ежится, пугливо отводит взгляд в сторону, испуганно жмется к карете.

– Слушай меня внимательно, – негромко говорит шевалье де Кардига, обращаясь к англичанину. – Мне надо знать, кому ты вез послание. Понял?

– Только не убивайте!

– Не убьем, – обещает командир. – Во всяком случае, сразу. Сначала долго будем пытать, жечь огнем, резать ремни из брюха и тянуть кишки. Если только…

– Если что?

– Если откровенно не расскажешь, кому и куда ты вез послание.

– Если расскажу, моей службе придет конец! – голосит дворянин. – Моя семья пойдет по миру, от нас отвернутся родственники и друзья!

– Боишься за семью, – холодно замечает шевалье де Кардига. – Это похвально. А я-то считал британцев настоящими животными, грубыми и бесчувственными. Оказывается, зря.

Мы все дружно киваем, выказывая удивление.

– Ну так что? – в голосе командира я слышу нетерпение. – Что-то ты совсем поскучнел. Пора, похоже, начать отрезать тебе по одному пальцу зараз, скажешь мне, когда хватит. И знай, что все мы – французы, патриоты нашей родины. Если для блага Франции нам придется тебя убить, как твоих слуг и охрану, мы с легким сердцем пойдем на это.

Англичанин пару минут молчит, горестно свесив голову, затем, собравшись с духом, шепчет:

– Я ехал в усадьбу «Белый вол», что расположена в окрестностях Мальмсбери, графство Уилтшир. Письмо предназначено для сэра Родерика Флаймса.

– Есть ли условные слова для встречи?

– Не знаю, я должен был передать деньги и письмо, всем остальным занимался лейтенант де Лунжи.

– Тот детина, что ехал во главе отряда? – для чего-то уточняет капитан.

Пленник суетливо кивает. Увы, допросить покойного лейтенанта сможет только апостол Петр, да и то лишь в том невероятном случае, если британца по какой-то ошибке проворонят черти. Шевалье де Кардига с минуту молча смотрит пленнику в лицо, англичанин то отводит в сторону расширенные от страха глаза, то вновь искательно заглядывает в лицо командиру.

Сьер Габриэль прерывает гнетущую тишину.

– По-моему, дело ясное. Разрешите, я отведу его на прогулку? – деловито спрашивает он.

– Давай.

Цепко ухватив пленника за ворот, гасконец оттаскивает его в лес. Крысиное личико англичанина бледнеет, он идет, еле переставляя ноги. Из кустов раздается предсмертный стон, но шевалье де Кардига уже забыл о британце, голос командира гремит сталью:

– Оттащить трупы с дороги, лошадей и карету отвести поглубже в лес. Затем мы немедля выезжаем в Мальмсбери.

Что-то в происшедшем царапает меня, словно перед глазами мелькнула какая-то важная деталь, а я ее не заметил. Я напрягаю голову, но так и не понимаю, что именно меня насторожило, и, махнув рукой, решаю, что разберусь во всем позже, сейчас не до того. Я открываю рот, чтобы узнать, что за чертовщина здесь происходит, но тут Жюль в двух словах все разъясняет. Ошалело кивнув, я принимаюсь за работу. Не проходит и получаса, как дорога становится чистой, и ничего не говорит о том, что совсем недавно тут произошло смертоубийство.

Безжалостно настегивая коней, мы несемся по направлению к Мальмсбери, я же все повторяю про себя строчки перехваченного письма, которое нам с Малышом прочел-таки сьер Габриэль.

«Мы, Божьей милостью герцог Хамфри Глочестер, лорд-протектор английского королевства и защитник короны, повелеваем, чтобы по поручении сего вы, сэр Флаймс, немедленно выехали во Францию во главе приданного отряда и решили наконец проблему "Буржского царька" теми методами, кои сочтете наиболее подходящими. Срок вам отпускаю в десять недель с момента получения сего послания».

Отныне забыто все, что было нам поручено, а мы обязаны сломя голову нестись туда, где ждут это послание будущие убийцы короля Франции Карла VII. Поступи мы иначе, и это совершенно справедливо будет воспринято как предательство и государственная измена. Герцогу Карлу Орлеанскому придется немного подождать обещанной помощи, поскучать в неволе, и я рад, что все так обернулось. По назойливым слухам, циркулирующим среди французской знати, в последние несколько лет Орлеанец не на шутку увлекся соколиной охотой, смазливыми придворными фрейлинами и любовными виршами, коих сочинили чуть ли не пятьсот. Поговаривают, что некоторые из них весьма и весьма удались, и герцог всерьез подумывает издать книгу. Так что пусть вельможа и дальше томится в английском плену, целее будет. И без него во французском королевстве хватает заговоров, интриг и прочей неразберихи.

Тусклое британское солнце вот-вот укроется за верхушками деревьев, воздух свеж, под ногами хлюпает грязь вперемешку с полусгнившими листьями. С запада наползает черная туча, медленно, но точно, словно асфальтовый каток.

– Через полчаса хлынет ливень, – уверенно басит Малыш.

– Замечательно, – отзываюсь я. – Дождь – хорошая примета.

– Робер, – Малыш колеблется, не решаясь что-то сказать, бросает по сторонам быстрый взгляд, словно подозревая, будто мрачные стволы деревьев, подпирающие низкое небо, способны нас подслушать. – У меня отчего-то плохое предчувствие.

– Сожрал перед сном какую-нибудь британскую гадость вроде пудинга и запил ее темным элем? – уточняю я, в сотый раз проверяя, легко ли выходит из ножен кинжал, что я ношу на правом предплечье. – Что ж вы как дети малые, все в рот тащите?

– Пудинг, – мечтательно тянет Жюль, который притаился за соседним деревом. – Это вещь! Хотя я бы сейчас и от копченого окорока не отказался.

– Губа не дура, – фыркаю я, подсыпая свежий порох на полку пистолета, и говорю Малышу: – Если начнется какая заварушка, держись поближе ко мне.

– Зачем? – недоуменно косится верзила.

– Надо, – туманно отвечаю я.

Ну не будешь же объяснять, что рядом с ним намного безопаснее, чем без него.

– А ну тихо! – шипит командир, и мы возвращаемся к наблюдению.

На первый взгляд усадьба «Белый вол» ничем не отличается от прочих английских поместий. Высокий двухэтажный особняк в форме буквы «П» заботливо обнесен каменной оградой. Массивные ворота, обитые железными полосами, узкие окна-бойницы, тяжелые ставни, широко распахнутые по случаю светлого времени суток. Словом, типичный сельский дом дворянина средней руки. Если не знать точно, то сроду не подумаешь, что перед тобой находится база, где ведется подготовка убийц для французского короля и его семьи.

Слева от особняка стоит одноэтажный домик для слуг, рядом с ним – конюшня и кузница, справа, на некотором отдалении, расположена маленькая церквушка. Вот уже пару часов мы пристально наблюдаем за усадьбой, но так и не заметили ничего подозрительного.

– Что толку тянуть? – недовольно бурчит парижанин. – Если мы решили войти внутрь, то так и следует поступить.

В его словах есть определенный резон. Атаковать ночью, не зная ни расположения постов, ни схемы помещений – чистое безумие. Ляжем все, так и не выполнив задачи. Но выжидать и изучать нам особо некогда, англичан, побитых нами на дороге под Кингстоном, наверняка уже нашли и доложили куда надо. Того и гляди сюда двинется подкрепление, и мы из охотников превратимся в дичь. Долго ли мы продержимся в незнакомой местности, если на облаву поднимут всю округу?

– Верно, – поддерживают Жюля гасконец и Малыш. – Раньше войдем, раньше выйдем.

– Что ж, – решает шевалье де Кардига. – Так тому и быть. Задача ясна?

– Чего уж тут неясного, – отзывается парижанин. – После того как вы начнете, мы убиваем всех, кто сопротивляется, а здание поджигаем. Вы с Малышом идете вперед, на второй этаж, я – по первому этажу направо, сьер Габриэль – налево. Робер остается в главном холле, страхует нас от разных неожиданностей. Когда покончим со всеми, встречаемся во дворе, перед входом в усадьбу.

Командир оглядывает нас испытующе и громко произносит:

– Их гораздо больше, чем нас, но британцы не готовы к бою. А потому чем быстрее мы все проделаем, тем лучше. Главное – не дать им опомниться! Будут баррикадироваться в комнатах – не лезьте, пусть их. Наша задача – убить как можно больше, а потом сжечь все дотла. Из огня они вылезут сами, как миленькие.

Подавая пример, шевалье де Кардига садится на жеребца. Я прыгаю в седло, пристраиваюсь в хвост за Жюлем, лица моих спутников непривычно суровы, губы плотно сжаты. Впервые за месяц, проведенный в Англии, нам предстоит иметь дело с равными по силе воинами. Это не купеческий караван грабить или поджигать арсенал. Понятно, будут потери, и уже через какой-то час, когда все будет кончено, нас останется гораздо меньше. Но даже если все мы поляжем в тайном гнезде врага, то успеем захватить с собой на тот свет столько англичан, что сорвем их планы! Наша единственная надежда на успех – внезапность и дерзость.

Медленным шагом мы въезжаем в беспечно распахнутые ворота, выскочивший конюх всматривается из-под руки и, повернувшись к нам спиной, кричит что-то неразборчивое. Тут же на помощь ему выбегают двое подростков, кланяясь, подхватывают поводья. Главная дверь усадьбы распахивается, на крыльцо выплывает важный господин в расшитой серебром ливрее, с достоинством нагибает голову, обозначив поклон.

Гулкий голос господина в ливрее заполняет собой весь двор:

– Добро пожаловать в усадьбу «Белый вол», господа. Как вас представить хозяину дома?

– Сэр Джереми Хиггинс со спутниками, – надменно заявляет шевалье де Кардига.

Следом за этим то ли лакеем, то ли мажордомом мы входим в просторный высокий холл, ярко освещенный пламенем свечей. Помимо многочисленных канделябров на стенах под потолок подвешена гигантская люстра, на ней истекают воском не менее сотни свечей толщиной в мое предплечье.

– Как для бала приготовились, – вполголоса замечает Жюль.

– Прошу подождать, – церемонно объявляет наш проводник, перед тем как исчезнуть в одной из дверей.

Мы скидываем плащи, готовясь к предстоящей резне.

– По моей команде, – вполголоса напоминает командир.

Я машинально киваю, во рту сухо, ладони, напротив, вспотели, а сердце колотится, как сумасшедшее. Казалось бы, за четыре года можно привыкнуть к постоянной угрозе смерти, ан нет, не получается. Перед каждым боем я по-прежнему волнуюсь, как в первый раз.

Через несколько минут одна из дверей, ведущих в холл, распахивается, в сопровождении пары воинов твердым шагом входит высокий широкоплечий мужчина лет тридцати в сером камзоле.

– Сэр Родерик Флаймс? – сощурившись, спрашивает командир.

– А вы, я полагаю, сьер де Кардига? – не менее холодно интересуется британец и, воспользовавшись секундным замешательством нашего командира, вскидывает руку, до того заложенную за спину.

Грохочет выстрел, сэр Флаймс, отбросив в сторону отныне бесполезный пистолет, громко кричит:

– Ко мне!

Несколько дверей, ведущих в холл, распахиваются одновременно, оттуда, толкаясь, выбегают воины, много воинов, отчего тут сразу становится не протолкнуться. Страшно щелкают металлические тетивы, я падаю на пол, пропуская над головой смертоносный ливень арбалетных болтов, а когда вскакиваю с мечом в руке, то вижу, что битва нами безнадежно проиграна. К сэру Родерику Флаймсу, или как там его, пробиться невозможно, перед ним, надежно прикрывая щитами, стоят сразу трое латников. Судя по уверенной хватке, с которой те держат тяжелые секиры, и суровым, невыразительным лицам, это настоящие воины, не чета мне.

Арбалетчики отступают к стенам, из дверей, расталкивая их, выбираются все новые воины, в руках топоры и булавы. В спешке они цепляются кольчугами за механические луки стрелков, отчего в холле стоит угрожающий звон.

Я кидаю быстрый взгляд на пол, там бьются в агонии, постепенно затихая, три хорошо знакомых мне человека. Из развороченного пулей затылка командира щедро плещет кровь, а парижанина и Лотарингского Малыша англичане так утыкали арбалетными болтами, что оба напоминают ежей. Они мертвы, от арбалетного выстрела в упор не спасет никакая броня. Слева прижался к стене сьер Габриэль, пустые руки он поднял высоко над головой.

Я мельком удивляюсь тому, что гасконец так и не выхватил меча, сам же истошно кричу:

– Я сдаюсь, сдаюсь! Только не убивайте, они меня заставили!

Бряцает по каменным плитам холла меч, выпущенный из руки, на мгновение я скрещиваю руки на груди, но тут же вскидываю их высоко вверх. Суровые лица англичан расцветают презрительными улыбками, ни один из них не стал бы так унижаться перед врагом, а постарался достойно встретить смерть. Что за дикость бросать меч, когда ты еще можешь сражаться, на такое паскудство способны только трусливые лягушатники!

Сердце молотит так часто, что стук его сливается в непрерывный гул. Ближайший ко мне англичанин медленно, словно движется под водой, опускает орудие и делает шаг вперед. Рывком я вскидываю голову, впиваюсь взглядом в два округлых предмета размером с крупное яблоко, которые успел подбросить вверх. Вот они пролетают мимо люстры, пылающей сотней свечей, вспыхивают короткие огоньки фитилей, и гранаты, плавно вращаясь, начинают движение вниз. Прыгнув вперед, я хватаю британца и изо всех сил дергаю на себя, пытаясь его телом прикрыться от града смертоносных металлических осколков, что вот-вот прольется сверху.

Гранаты лопаются почти одновременно, в замкнутом пространстве холла взрывы звучат оглушающе, помещение немедленно заволакивает пылью и густым дымом. Шум вокруг стоит просто оглушающий, громко кричат умирающие и раненые, англичане стонут, проклинают и молят о помощи. Прикрывший меня воин мертв, я спихиваю труп в сторону, на четвереньках ползу к входной двери, а едва выскочив наружу, истошно кричу:

– Пожар! На помощь!

Мне вторят несколько британцев, которые вслед за мной вываливаются наружу. Я очумело мотаю головой, пытаясь восстановить ясность мысли, похоже, меня оглушило ударной волной. Мимо с ведрами пролетают несколько человек, щедро расплескивая воду на бегу, и тут же ныряют в густой дым, что валит уже и из окон. Пошатываясь, я встаю на ноги, в руке зажата последняя, третья бомба. Она побольше и помощнее двух предыдущих, я мог бы приберечь ее на крайний случай, но сейчас в моей груди бушует желание отомстить за павших товарищей. Я поджигаю фитиль от пылающего возле входной двери факела, бомба беззвучно пропадает в густом дыму, заполнившем холл.

Не дожидаясь взрыва, я изо всех сил спешу к конюхам, которые все еще держат в поводу наших коней. Судя по вытаращенным глазам, увидеть меня живым они никак не ожидали, коней уже успели мысленно продать, а деньги – пропить.

За спиной грохочет оглушительный взрыв, и конюхи, словно стая воробьев, прыскают в стороны. Я ухитряюсь запрыгнуть в седло своего жеребца, гаркаю сорванным голосом, и тот послушно переходит в галоп. Я уже проезжаю ворота, когда из боковых дверей усадьбы, хозяйственных пристроек и даже из конюшни начинают выбегать люди с оружием в руках, некоторые из них тут же бросаются к нашим скакунам и начинают усаживаться в седла. Я жмусь к конской шее, стараясь представить из себя как можно меньшую мишень. Как-то раз я уже получил арбалетный болт в спину, и уж поверьте, впечатления от этого презента остались самые гадостные. Я все пришпориваю и пришпориваю жеребца, но сзади доносится нарастающий топот. В панике я оглядываюсь, уже ощущая, как ребра разрубает сверкающее лезвие вражеского меча, но с облегчением узнаю сьера Габриэля.

– Быстрей, – кричит гасконец, то и дело оглядываясь назад. – Шевелись!

Он добавляет что-то еще, судя по мимике, явно нецензурное, но встречный ветер подхватывает его слова и уносит в сторону. Где-то далеко за спиной я слышу постепенно слабеющие крики, ржание лошадей и отрывистые команды.