Текст книги "Эскул. Небытие: Варрагон (СИ)"

Автор книги: Андрей Респов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 25 страниц) [доступный отрывок для чтения: 10 страниц]

– А кто же правит в Варрагоне? – попытался я вернуть на интересующую меня тему маркитантку.

– Известно кто, герцог, Альберт Варрагонский. Он тоже из династии Реконов. Двоюродный брат короля Себастьяна Седьмого. Тот ещё мясник! Но порядок при нём железный. Уж больно важен город. Тут тебе и верфи, и порт, университет... а рынок наш побольше будет, чем столичный. Но столица. Рекона. Красивее, ничего не скажешь. Тамошний дворец ещё эльфы построили. Была там пару раз, в позапрошлую войну. Народу тьма тмущая. Снуют. Как головастики. Бррр.

– А что, мамаша, нет ли войны сейчас какой? – заинтересованно наклонился я, пытаясь избежать густых вонючих клубов дыма из трубки маркитантки.

– Да уж почитай семь лет нет никакой войны, – тяжело вздохнула и загрустила Хейген, – торговли почти никакой, да и товар дрянь дрянью, выживаю на старых мародёрских запасах. Даже курить этот горлодёр стала, а не мой любимый «Бархатный Камзол». Вот то табак! Всем табакам табак! Душа так и разворачивается! – вздохнула маркитантка.

– Так может хорошо, что войны нет, а, мамаша? Народу спокойнее, урожай собирают, а не жгут. Люди не умирают. Радость и мир.

– Радость и мир? – глаза маркитантки стали наливаться кровью, – не умирают? – и тут вдруг резко успокоилась, – забываю, Холиен, что ты не из нашего мира...хочешь совет от мамаши Хейген?

– Хочу! – искренне согласился я.

– Для начала, запомни, или, не знаю, вбей себе в голову! Как бы не хотелось тебе вмешаться, рассказать или поделиться своими знаниями. Похвастаться умениями. Молчи и слушай, молчи и набирайся опыта. Не лезь в глаза и не в своё дело. Иначе, сложишь голову на плахе. Навидалась я таких блаженных учёных мужей. Всё мир спасти хотели. Теперь спасают. Кто где. Кто – на каменоломнях, кто – за Гранью...

– Постараюсь, мамаша Хейген...

– Постарается он. Горбатого могила исправит.

– А что, мамаша, в университет всех желающих берут?

– Ха, держи карман шире! Туда отпрыски богатых семей поступать приходят, либо маги своих подмастерьев рекомендуют. А ещё, бывает, жрецы Одного с острова Табернус каждый год десятерых кандидатов привозят. Хотя постой, двоих-троих будущих дисципулей монастырь Трёх Сестёр готовит к испытаниям. Вот, пожалуй, и все возможности.

– Тррр, – мамаша остановила лошадей и соскочила с лавки, повернув голову в сторону фургона, – подъём лентяи! Готовьте лагерь! Тим и Том, валежник для костра, живо. Да котёл с треногой тащите. Тоша! Чисть лук и коренья. Бруно! А, ослиная отрыжка, забыла...Лежи, не вставай. Мы с мастером Холиеном потом тебе поможем.

Дети повыскакивали из фургона. Сразу было видно, что делают они давно привычную работу. Близнецы рванули в подлесок. А худенькая рыженькая девочка лет тринадцати притащила к роднику двухвёдерный котёл, предварительно отвязав его от железного крюка, торчавшего из боковой стенки фургона. Маркитантка указала мне на полог фургона.

– Пойдём, Холиен, посмотришь на моего Бруно, – и мы по очереди влезли на кибитку. На куче старого тряпья, на животе лежал парень лет шестнадцати-семнадцати. Вся его рубаха была мокрой от пота, волосы сбились в колтун. Он обернулся на скрип ступенек.

– Лежи, сынок, мастер Холиен осмотрит тебя, – толстуха откинула старое лоскутное одеяло, убрала заскорузлую тряпицу с ягодиц парня.

Да, давненько я такого не видывал. Правая ягодица была раздута, как футбольный мяч и была больше левой чуть ли не вдвое. Как только тряпица открыла кожу, удушливый сладковатый смрад наполнил внутренности фургона. Мне показалось, что заслезились даже глаза. Фурункул размером с кулак взрослого мужчины располагался в верхней трети ягодицы и переползал на область крестца. Ткани вокруг гнойника приобрели сине-фиолетовый оттенок. Капустный лист, прикрывавший частично фурункул давно сморщился и почернел. Пересиливая рвотные позывы, я обратился к маркитантке.

– Хейген, мы можем вскипятить воды? И ещё, мне бы немного вина или уксуса. Есть у тебя?

– Тоша воду уже греет, а чего это вином побаловаться решил?

– Всё покажу, верь мне. Неплохо бы ещё тряпиц чистых на перевязку.

– Ох, Холиен, разоришь ты меня!

– Не жмись, мамаша, сына тебе лечу. Да, вот ещё. Я там у родника иву кривую видел. Скажи близнецам, пусть листьев с неё и коры насобирают, да крутым кипятком в плошке зальют. Листьев – на четверть, остальное – вода. Да накроют тряпками. Часа три настоится. Потом этим отваром поить Бруно будем. От жара и лихорадки.

В фургон сунулась чья-то рыжая голова

– Вода вскипела, мастер Холиен!

– Отлично. Отлейте немного в миску.

Я не успел достать свой инструмент, как в кибитке вновь появилась, маркитантка, сварливо бурча.

– Это где это видано, вином чирьи лечить!

Я принял у неё глиняную миску с кипятком. Хорошо, что чистая. Видно не поленились вымыть.

– Ложку дай, – протянул я руку к мамаше. У той, видимо, уже кончились аргументы, и она молча протянула мне деревянный прибор. Я подлез к Бруно.

– Парень, зажми ложку зубами. Будет больно. Но ты терпи. Если я не вскрою гнойник сейчас, то завтра ты умрёшь.

Бруно молча протянул руку, схватил ложку дрожащей рукой и прикусил её зубами. После, так же молча, отвернулся. Я взял чистые тряпицы и под возмущенное сопение мамаши разорвал на узкие полоски. Осторожно смочил одну, и вытер кожу над фурункулом от остатков примочки. Затем, то же самое проделал тряпицей, предварительно смоченной вином. Достал нож, который еще в инвентаре модифицировал в хирургический скальпель. Протер вином и его. Забавно было смотреть на округлившиеся глаза Хейген.

– Приступим, мамаша! – и решительно сделал первый поперечный разрез.

Глава четвёртая

Не научишься глотать дерьмо – не пробьешься.

«Мамаша Кураж и ее дети». Бертольд Брехт.

Под глухое подвывание Бруно я постарался быстро и скупо провести крестообразный разрез над фурункулом. Затем, отложив скальпель, аккуратно, насколько смог, очистил смоченным в вине тампоном гнойную полость. Прижал закровившую рану чистой тряпицей и потянулся за иглой с нитью. Сукровица и обильный гной мгновенно пропитали мою импровизированную повязку. Дааа. В таких условиях, ни о какой асептике и антисептике (1) не могло быть и речи. Скотобойня просто. Сладковатый запах усилился.

[Возможна активация способности «Разделяющая длань». Да/Нет]

Конечно «да», мне в копилку всё пойдет. Пацана спасать надо. Задницу я ему уже разрезал, осталось спасти от заражения крови.

Левая рука потеплела, от неё стало исходить едва заметное зеленоватое свечение, практически невидимое при дневном свете. Бруно вдруг успокоился и затих. Я склонился над ним и увидел, что мальчишка спит крепким сном, а из уголка его открытого рта вытекает струйка слюны, стекая на выпавшую ложку. Осторожно отняв руку с мокрой повязкой, я убедился в девственной чистоте раны и остановившемся кровотечении. На глазах у онемевшей от изумления маркитантки я наложил швы на края, оставив небольшой участок, куда вставил для дренажа небольшой лоскут ткани, пропитанный вином.

Хм, пожалуй, моя способность не только избавит от возможных инфекционных послеоперационных осложнений в будущем, но и позволит лечить различные виды патологии. Интересно, а опухолевые клетки расцениваются системой, как живые, или неживые? Оччень интерееесно.

– Холиен, ты не говорил, что ты ещё и цирюльник (2)?

– В моём мире такие операции может делать только врач, а цирюльники и парикмахеры просто делают людей красивыми.

– А кто же отворяет кровь и выводит дурную желчь из больных? – пришедшая в себя Хейген, была сама любознательность.

– Мы ещё поговорим, мамаша, об этом и о многом другом. А пока надо перевязать твоего сына и оставить отдыхать. И не забудь напоить его ивовым отваром, когда проснётся! Через несколько часов, жар может усилиться.

Она помогла мне туго подвязать поверх повязки простыню, и мы вылезли из зловонного фургона на свежий воздух. От костра соблазнительно пахло похлёбкой. Дети Хейген расставляли нехитрую посуду, раскладывали луковицы и нарезали хлеб.

– У тебя крепкий сын. Мало кто в его возрасте так сдержано ведёт себя на операции, – сделал я комплимент маркитантке.

– Весь в папашу. Тот тоже был упрям, как осёл, но наёмник был знатный, хоть и кобелина... Утонул... Это в ту войну было, когда наш король с соседним князем торговые пути не поделил. Герман красавец был, высокий, усищи чёрные. Ну я и поплыла... Он уже умер, товарищи весточку принесли, когда я родила Бруно. Первенец он мой, непутёвый...

Мы подошли к костру, расселись вокруг снятого с огня котла. Тоша раздала ложки и миски, начала черпаком наливать похлёбку. Обед прошёл в молчании. Только близнецы, хитро поблёскивая глазами в мою сторону, шушукались в кулачки, пока не получили по звонкой затрещине от мамаши Хейген. Наконец плошки опустели и даже были выскоблены остатками хлебных корок. Маркитантка набила свою неизменную трубку и поманила меня к фургону. Дети начали быстро сворачивать лагерь. Девчушка залила костёр, затем отнесла горшок с ивовым отваром в фургон, пробыла там какое-то время и вернулась к нам.

– Бруно проснулся? – спросила её толстуха.

– Да, ма, пить очень хотел. Я ему отвара дала, так он полгоршка выдул и снова завалился.

– Пусть спит, сколько нужно. После отвара он только часто в туалет будет ходить. Надо бы ему горшок или ёмкость какую поставить в фургон, – озаботился я, – а то вставать и садиться ему ещё сутки нельзя будет...

– Вот ещё, Эскул! Будем мы ему ещё судно таскать... Там доска в полу фургона отодвигается, через дырку поссыт, не переломится, – мамаша вскочила на облучок и в ожидании посмотрела на меня.

Я поспешил за ней. Близнецы и Тоша попрыгали в кибитку, и мы снова тронулись в путь.

– Хороший у тебя инструмент, Холиен. И нож, и игла. Я такие только у врача – регента в Варрагоне видела, когда ему второго мужа своего привозила, отца Тоши. Он ему тогда лицо и шею штопал, по пьяной лавочке зацепился с ландскнехтами. Слово за слово. Дурь попёрла. Мечи достали... Дальше – сам понимаешь.

– Это подарок старых друзей, Хейген, ещё из прошлой жизни...

– И с отваром у тебя ловко вышло, Тоша сказала, жар спал и уже не приходит вновь. А Бруно спит, как младенец. Ты ещё и травник?

– Здесь ты ошибаешься, мамаша Хейген. О травах я знаю очень мало и знания мои разрозненны, хотя и глубоки. Хотелось бы найти учителя, знатока. В моём ремесле тинктуры и экстракты, настойки и отвары очень много полезного могут сделать. Не всё можно решить острым скальпелем.

– Правда твоя, мастер Холиен. Я тут думала, глядя на то, как ты сыну моему помогал. Надо, ой надо тебе пробиваться. И диплом получать. Нет у тебя другой дороги, кроме, как в университет Варрагона. Но человек ты в королевстве чужой, веры неизвестной. Нет у тебя здесь ни поручителей, ни влиятельных знакомых. Да и денег нет. Совсем. Есть у меня мысли, как помочь тебе. Я сама в Варрагоне собиралась до весны пробыть. Малость товара есть, расторгуюсь. Место у меня на рынке прикормленное. Там и жить буду. Мы, когда в город приедем, я тебя в одно место отвезу. Монастырь Трёх Сестёр. Тамошняя настоятельница, Мария, подруга моя давняя. Ну да то тебе знать не обязательно... Монахини больницу для бедных содержат, да постоялый двор. Дел там много. Наймёшься в работники, будет тебе еда и крыша над головой. А я Марии за тебя словечко замолвлю, только и ты меня не подведи! И запомни: каждый год университет выделяет пять мест для монастыря. Правда, давно уже никого на учёбу сёстры не отправляли... Покажи себя. Всё в твоих руках, Эскул.

– Ух ты, мамаша, вот за это спасибо! Не ожидал...– я даже растерялся.

– Пока не за что, клирик. Многое зависит от тебя и твоей удачи. О, вот и Варрагон показался, как и говорила, не успеет солнце сесть.

Дорога перевалила вершину холма и начала извивающийся спуск с многими поворотами. Перед нами предстала, простирающаяся на сколько хватало глаз, широкая зелёная долина, примыкающая к глубоко вдающемуся в берег заливу океана. В долине, словно фигуры на шахматной доске, вдоль залива располагались дворцы один другого прекраснее. Разноцветный отделочный камень, мрамор, плитка самых разных цветов отражали лучи заходящего солнца. Между дворцами, утопающими в зелени деревьев, то там, то здесь виднелись шпили одиноких башен неизвестного назначения. На верхушках которых развевались разноцветные длинные вымпелы. Центр Варрагона с дворцами был окружён стеной из белого камня с резными зубцами. Кварталы победнее примыкали к этой стене вплотную и тянулись в разные стороны по всей долине, словно брызги от брошенного в воду камня. Внешняя городская стена представляла собой титаническое сооружение. Тёмно-серый гранит вырастал из глубокого рва, заполненного мутной водой. Я насчитал, по крайней мере, дюжину круглых башен, возвышавшихся в наиболее уязвимых частях стены. В правой части залива долина была застроена одноэтажными аккуратными домиками, ровными рядами, выстроившимися вдоль берега. У причалов были видны самые разнообразные корабли. Разноцветье парусов и множество мачт закрывали от наблюдателя поверхность воды.

Величественная картина города заставила нас с мамашей замолчать на несколько минут. Фургон спустился ниже, и большая часть города скрылась за кронами придорожных деревьев.

– Он великолепен, – всё ещё под впечатлением от увиденного, прошептал я.

– А я что говорила, мастер Холиен! Другого такого нет на всём свете, – гордо подняла подбородок толстуха.

Много городов я видел на свете. И в реале. И в Игре. Но в Варрагон я влюбился с первого взгляда.

Южные ворота, в которые мы въезжали, были широко распахнуты. Скудная вереница путников выстроилась на входе в небольшую колонну. На воротах стояла стража в лёгких доспехах с треугольными щитами и копьями украшенными синими бунчуками. Мост через ров был достаточно широким, чтобы разминулись две телеги, но в створы ворот, укреплённые клёпанными полосами бронзы, одновременно могли проехать либо два всадника, либо одна телега.

– Холиен, варежку закрой! Амулет под куртку спрячь и особо не болтай. На воротах боевой маг и представитель Инквизиции, проверяют всех входящих. Спросят, что, первой буду говорить я. Понял? Имя своё можешь сказать. Куда идёшь? В обитель Трёх Сестёр, пилигрим, на службу наниматься. Родом, скажешь, с прибрежных островов Великого моря. Там их сотни. Понял?

– Всё понял, Хейген. Ещё раз спасибо, я этого никогда не забуду! – искренне поблагодарил я, оглянувшись на фургон, из которого ожидаемо торчали любопытные головы детей.

Когда, наконец, подошла наша очередь, солнце уже почти скрылось за вершинами холмов, окружавших город. К кибитке приблизился один из стражей. Доспех на нём выглядел внушительнее и дороже. Он был без щита, в кольчуге до середины бедра, на наборном поясе висел меч-бастард и подвешен за лямку шлем-барбют. На голове – войлочный подшлемник, пропитавшийся потом за долгий день. Пошевелив великолепными пшеничными усами, он обратился к маркитантке.

– Что старой шлюхе Хейген понадобилось в Варрагоне? Соскучилась?

– Да уж не по тебе, Дитрих. Свиное ты рыло!

И оба заразительно расхохотались. Воин подошёл к кибитке вплотную и хлопнул латной перчаткой по ободу колеса.

– Привезла? – вопросительно посмотрел он на толстуху.

– Привезла, привезла, завтра на рынок сутра зайдёшь, как сменишься и заберёшь, как договаривались.

– Добро, Хейген. А что это у тебя на лавке за красавчик? Вроде бы не знаю его. Нового любовника завела, а, мамаша?! – и усач снова рассмеялся.

– Эскул это, пилигрим, в обитель Трёх Сестёр следует, обет у него.

Позади воина показалась высокая фигура человека, облачённая в серую рясу. Его худое лицо отдавало желтизной, белки глаз были испещрены лопнувшими сосудами, синюшные губы сжаты в тонкую полоску. На поясе висели деревянные чётки.

– Эскул? Странное имя. Откуда ты, пилигрим? – неприятный сиплый голос незнакомца раздражал своей вкрадчивостью.

– Ээээ...

– Отвечай, когда тебя спрашивает отец-инквизитор! – нахмурился воин.

– Так родители назвали. Эскул из рода Холиен. С островов я, Великого моря.

– А откуда об обители узнал?

–Так, это, по-разному. Купцы рассказывали, да что там. С детства мечтал помогать больным и раненым. Вот вырос и решил идти в Варрагон...– попытался я добавить сентиментальных ноток в свой импровизированный рассказ.

– Ну, ну. Холиен. Сестры быстро у тебя из башки романтику выбьют, -инквизитор быстро потерял ко мне всякий интерес и, махнув рукой усачу, удалился.

– Привет, Хейген! – к нам подошёл молодой человек приятной наружности с располагающей улыбкой. Его щёгольский камзол и берет с пером чибиса были безупречны. Он слегка поклонился маркитантке.

– Мастер Иезекиль! Рада вас видеть. Как поживаете? – расплылась в улыбке толстуха.

– Вашими молитвами, мамаша, вы к нам надолго? – Иезекиль медленно обошёл кибитку, подняв правую руку ладонью наружу, удовлетворённо кивнул усачу.

– Думаю остаться до весны, мастер. Нам можно ехать, Дитрих? – обратилась она к стражу.

Усач отступил с дороги крикнул:

– Проезжай, старая ведьма! И не забудь, завтра жди в гости!

Фургон тронулся, и по опустившимся плечам мамаши я понял в каком напряжении она находилась до сих пор.

За воротами вопреки ожиданиям не было узких улочек и грязных подворотен. Широкий проспект, мощёный тщательно подогнанным камнем, вел к видневшейся вдали белой стене внутреннего города. По обочинам дороги располагалось множество одно и двухэтажных домов с огородами и приусадебными участками, иногда виднелись даже целые поля с оросительными каналами. Красные черепичные крыши, много фруктовых деревьев, отягощённых плодами, резные флюгеры на башенках мезонинов и печных трубах... Сказочный город.

– Мамаша Хейген. А мы поедем во внутренний город?

– Нет, Эскул, только до стены. Внутрь-рылом пока не вышли. Обитель расположена как раз перед самой стеной и занимает несколько лиг. Там и кельи, и постоялый двор, и больница с приютом. Всё честь по чести. Сам увидишь.

– Забыл спросить, мамаша Хейген, а кто это был там у ворот?

– Это который?

– Молодой франт, вы его мастером Иезекилем звали.

– Ааа... этот. Дежурный маг. Он тут Факультетом Магии поставлен, чтобы в город всякая нечисть не пролезла.

– А какая нечисть, мамаша?

– Ну навьи (3) всякие, доппельгенгеры (4), вампиры, чернокнижники, личи (5), да много всякой дряни на свете. Герцог и Городской Совет обязали магов за этим следить особо.

– Ну а инквизитор за чем на воротах следит?

– Так известно за чем, Инквизиция в городе учёт ведёт прибывших-убывших, рождение и смерть регистрирует, летопись ведёт. Перед герцогом и отчитывается.

– Вот значит, как, а в моём мире они все больше чистоту веры блюли, ведьм вылавливали, да сжигали на кострах, ересь вытравливали в народе!

– Нет, не за чем им это. Есть Суд Герцога, Суд Городского Совета, Городская Стража. Инспекторы инквизиции официально ведут расследования светских преступлений. Только вот, Эскул, веры то единой в нашем городе нет. Есть церкви Одного, обитель Трёх Сестёр, Очаг Подгорного, святилища Друидов, но последние не в городе, а в лесу. И это я ещё не всех назвала. У Северных чужаков, например, свой бог, морской. Так они святилищ не строят. Только алтарь на каждом корабле.

Не доехав четверть лиги до внутренней стены, мы свернули на прилегающую улочку и подъехали к двухэтажному длинному каменному зданию с узкими оконцами, в которых виднелись разноцветные витражи. Кованая ажурная оплётка дубовых ворот, заросли дикого винограда, достигающие второго этажа. Белёные стены и привычная уже здесь красная черепица.

Толстуха остановила лошадей.

– Жди меня, я скоро, – передала мне вожжи и посеменила к неприметной калитке рядом с воротами. На тихий стук вышла женщина, держащая в руке огромный чугунный фонарь. На улице были уже сумерки и мне не удалось ее как следует рассмотреть. Увидев маркитантку, женщина с фонарём отступила внутрь дома и впустила толстуху, закрыв за ней дверь. «А не бедно живут в обители!» – подумал я, рассматривая убранство дома и оценив художественную красоту ставень. Имелся даже водосток и дренажные канавы вдоль самого настоящего мощёного тротуара. Город всё больше не походил на знакомые мне исторические описания средневековых городов. Неестественная чистота, широкие улицы, инквизиция, объединяющая функции уголовного розыска и миграционной службы! Магия и Религия в одном государстве..., пожалуй, надо быть внимательнее и перестать быть рабом стереотипов. Ошибки могут дорого стоить. Я решил и дальше придерживаться прежней тактики: чаще помалкивать, осторожно спрашивать, внимательно слушать и запоминать услышанное.

Наконец калитка отворилась, из неё вышла Хейген и поманила меня. Я привязал вожжи к крюку на облучке и приблизился к воротам.

– Мария, это тот самый Эскул, о котором я говорила. Холиенн, а это – Прима обители Трёх Сестёр, Мария Золано. Теперь твоя жизнь и будущее в её руках. Я поеду, надо успеть до полуночи занять место на рынке. Завтра вечером навещу тебя, узнаю, как устроился.

Я глубоко поклонился маркитантке и внезапно, по наитию, шагнул к ней, взял её руку и поцеловал. Некоторое время изумлённая толстуха не могла ничего сказать.

– А ты не говорила, Матильда, что твой протеже благородного происхождения, – мягкий грудной голос раздался из темноты дверного проёма, – не будем тебя задерживать, проходите Холиен, не стойте столбом.

Я шагнул в темноту и увидел двух женщин, одетых в рясы таким образом, что были открыты только кисти рук и голова. Волосы у обоих были стянуты в тугие узлы и украшены деревянными заколками с какими-то символами. У одной в руках был уже знакомый мне фонарь, которым она освещала лестницу за своей спиной.

– Следуйте за нами, клирик, – вторая женщина, скорее всего именно она была та самая Прима обители, повернулась и стала подниматься по лестнице.

Мы вышли на балюстраду, стал виден внутренний двор дома, погружённый в темноту. Пройдя по галерее, мы спустились, а затем поднялись ещё по двум лестницам. Прошли между несколькими одноэтажными постройками и оказались у другого дома, в темноте напоминающего длинный ангар. Открыв двери, мы оказались в просторной прихожей, из которой шёл коридор вдоль внешней стены дома. Освещён он был маленькими трёх рожковыми канделябрами.

Прима подошла к пятой по счёту двери и открыла её ключами из связки на поясе. Вторая сестра зашла в открывшуюся комнату, ловко зажгла у двери свечу в подставке от карманного огнива.

– Клирик, жить будешь здесь. Завтрак в шесть утра, не опаздывай, потом получишь наряд на работу и специальную одежду. Старайся не опаздывать, ждать тебя никто не будет. Завтра, когда освобожусь, побеседуем. Все вопросы сестре Абигайль, – и Прима Золано удалилась, тихо шурша полой рясы.

Я молча развернулся к второй женщине. Точнее молодой девушке. Её простое лицо было сосредоточено, ладони сложены на груди, глаза опущены. Я заметил, что кожа на кистях рук была грубой и сухой, ногти обрезаны максимально коротко. М...да, белоручек здесь не держат.

– Простите, сестра Абигайль, не подскажете, где я могу умыться с дороги и ...

– Брат Холиен, отхожее место во дворе справа от дорожки, по которой мы шли. Возьмите свечу, там темно. Умываться можете в комнате, там есть таз, кувшин и льняное полотенце. Вода во дворе в колодце.

– Спасибо, дорогая, а мыло или что-нибудь его заменяющее?

Лицо Абигайль потемнело, ладошки сжались в кулачки.

– Брат Холиен, в таком тоне недопустимо обращаться к сёстрам обители! Вы – новичок, поэтому на первый раз простительно. Но впредь, называйте меня "сестра Абигайль" и никак иначе! Днем, вы можете ходить свободно по всей территории, кроме корпуса с кельями сестёр. С наступлением ночи ваши перемещения ограничиваются крылом наёмных работников, то есть этим зданием и двориком. Наряд на работу получите завтра после завтрака, спокойной ночи, – и девушка, круто развернувшись, открыла в дверь и канула в темноту. Обиделась. Но я же не знал.

Тяжесть внизу живота напомнила о новых, не совсем приятных, способностях моего персонажа, и, плюнув на умывание я пошел искать сортир. Выйдя во двор, я убедился, что, не смотря на все три взошедшие луны, освещенность места оставляет желать лучшего. Множество высоких и густых деревьев, растущих на каждом свободном клочке территории, заставили меня пожалеть о не взятой из комнаты свече. Усилившееся бурление в животе подстегнуло мои мыслительные способности и напомнило, что, по совету сестры Абигайль, двигаться нужно вправо. Вскоре характерный запах привёл меня к внушительному сооружению с несколькими дверями на задвижках, стоящему у забора. Хм, серьёзно тут у них. Классических окошек в виде сердечек в дверях не наблюдалось, как и дополнительного освещения. Торопливо войдя в крайнюю из дверей, я не стал её закрывать. Так создавалась хоть какая-то иллюзия света. Внутри пришлось сразу зажмурить заслезившиеся глаза. Я постарался ногой осторожно прощупать пространство впереди себя. Слава богам, ветерок, ворвавшийся в распахнутую дверь позволил мне всё-таки открыть глаза и осторожно водрузить свою тушку на помост. Потолки туалета были высокими, и я без помех подготовился к исполнению своего первого в Небытии акта дефекации. Свершившееся вскоре событие, не скрою принесло мне значительное облегчение. И даже не неприятные запахи, не скрипучие доски помоста, не темнота – не смогли омрачить моего счастья. Зато, его омрачила вполне трезвая и конкретная мысль о том, что я забыл о самом важном. Дело сделано, а средств гигиены в данном помещении не наблюдается. Да и откуда им взяться, книгопечатание в зачаточном состоянии, бумага дорогая, а ближайшие растения с широкими и мягкими листьями – в лучшем случае растут у забора. Успокаивая себя тем, что темнота всё спишет я привстал, поддерживая штаны правой рукой, и намереваясь, аккуратно сойдя с пьедестала, просеменить к искомым растениям. Естественно, при этом мысли мои были полны мало цензурных выражений и словосочетаний. И, скорее всего, моя ночная эпопея закончилась бы успешно. Если бы. Если бы, Аннушка не разлила масло (6).

Очередной порыв так помогавшего мне ветра с силой захлопнул дверцу туалета. Скорее от неожиданности, чем от страха, я суетливо сделал шажок вперёд. Ограниченные спущенными штанами ноги, сделали это по-своему. Подошва правой сандалии встретила пустоту. Я покачнулся, взмахнул руками. Просторное помещение не позволило опереться даже на стены. Левая нога скользнула на доске. «Боже, какой позор!» – недоумённо пронеслась мысль у меня в голове. Одновременно с ударом моей головы и лопаток раздался страшный треск досок. Угасающее сознание успело уловить потрясающую вонь, а уши – влажный хлюп. И всё померкло.

[Вы умерли, захлебнувшись фекалиями в бессознательном состоянии в отхожем месте обители Трёх Сестёр. Вы будете возрождены через час в десяти шагах от места гибели.]

Твою мать! Я лежал в зарослях так вожделенного мной лопуха у забора. Три луны насмешливо и весело светили надо мной. Хотелось смеяться и плакать. О, боги! Умереть в сортире. Победить лесного кота, выше себя уровнем и умереть в сортире, захлебнувшись дерьмом! Эпический провал миссии. Я с недоумением ощутил у себя на губах глупую улыбку. Немедленно вскочив, я придирчиво обнюхал рукава куртки. Фух, эта игровая условность работала. Чистый и без запаха. Иначе осталось бы только пойти и зарезаться от стыда. Но и это здесь невозможно.

Я пошагал в свою комнату, решив плюнуть на умывание и обходя колодец стороной. Сегодняшней ночью моя удача явно взяла отгул. В небольшой, три на три метра комнатке стоял добротный топчан с матрацем, набитым соломой и грубым шерстяным одеялом. Рядом стоял небольшой стол-бюро и колченогий табурет. На столе свеча в медном подсвечнике с удобной ручкой и поддоном. Тебя то мне, дорогая, так не хватало час назад! В противоположном углу комнаты на деревянной потемневшей колоде стоял небольшой медный таз и узкогорлый кувшин. Рядом на крюке висело серое льняное полотенце. Под ним на небольшой полочке я рассмотрел небольшую деревянную коробочку с двумя отделениями. В одном густая зеленоватая масса, пахнущая травами. Скорее всего, местный аналог мыла, в другой стопка плотных мягких лоскутков, на вид – из прессованного мха. Взяв одну в руки, я, пристыжённый уселся на топчан. Свеча уже почти догорела за время моих туалетных приключений. Лопушки, листики, газетки. Да то, что я держал в руках, с точки зрения прогресса личной гигиены, было просто революционным! Это и прокладка, и туалетная бумага, и тампон для раны и... чёрте что ещё! Я почувствовал, как краска заливает моё лицо. Надо было утонуть в сортире, обязательно надо. Что бы понять, что я со всем своим опытом врача 21 века здесь не прогрессор, а диковинка. И учиться у местных мне придётся заново. Только старт будет легче. В этом мне подспорьем базовые знания анатомии и физиологии, микробиологии и химии. Но, чувствую, будет трудно.

Так, за размышлениями о будущем, незаметно наступила полночь. Время собирать камни.

[00:00 Закончился третий день пребывания в Небытии. Получено за сутки 34900 очков ЭП (Emotional gaming points). Получен уровень...получен уровень... получен уровень...ваш уровень 36. Шкала опыта 4003700. Премиальные очки характеристик 22. Нераспределенных очков характеристик 22. Система ценит юмор, и вы получаете +1 к характеристике Удача. Вы достигли 25 уровня! Вы достигли 35 уровня! Вы можете выбрать два ремесла из списка: травник, костоправ, хиромант, аурен]

Есть! Есть справедливость на свете. Надо распределить очки характеристик. Сегодняшний позор доказал, что с ловкостью у меня... никак. Поэтому всё в ловкость. Может и глупость совершаю, но в ближайшее время длительные автономные переходы мне не грозят, поэтому выносливость подождёт. Силу я в святилище и так приподнял больше всех. Интеллект на уровне, благодаря поясу. Так, выбор ремёсел. Пока двигаемся по пути целителя, логично выбираю травника и костоправа. Что такое хиромант и аурен – разберусь позже. Ну ка, посмотрим:

[Эскул, Клирик, Знахарь Ур. 36

Раса человек, квартерон,

Сила 42

Выносливость 33(+25%)

Ловкость 60 (+25%)

Интеллект 40

Удача 2

Магия жизни: Подмастерье.

Магия разума: Подмастерье.]

Да, что ещё нужно для хорошего настроения и глубокого сна. Правильно. Чувство глубокого удовлетворения от распределённых характеристик. Спокойной ночи, Эскул.

(1) Асептика и антисептика – Асептика – комплекс мероприятий, направленный на предупреждение попадания микроорганизмов в рану. Асептику следует отличать от антисептики, которая имеет цель уничтожить возбудителей воспаления, уже имеющихся в ране, посредством определённых химических веществ.