Текст книги "Корсар с Севера"

Автор книги: Андрей Посняков

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 16 страниц) [доступный отрывок для чтения: 6 страниц]

На следующий день невольников не трогали. А вот потом, с раннего утра, явились какие-то люди, судя по всему – торговые контрагенты аль-Гариба. На ломаном русском расспрашивали рабов – откуда, мол, и что знаешь-умеешь. Олег Иваныч хотел шепнуть Грише, чтоб скрывал свое знание языков… да вовремя прикусил язык. Уж лучше быть переводчиком, чем гребцом на султанских галерах или рабом в каменоломне! Неспокойно было на сердце у Олега Иваныч, словно предчувствовал он, что скоро разлучат их с Гришаней.

Вечером пришли массажисты, помяли невольников, натерли кожу оливковым маслом. Последние приготовления перед продажей. Тревожно спал в ту ночь Олег Иваныч, ворочался на дощатых нарах. А все ли правильно он сделал? А не упустил ли какую возможность сбежать? Нет, все правильно. Изначальное предательство лжерязанца Димитрия он уж никак предусмотреть не мог. Тем более – нападение татар на Алексин. Его даже Иван Васильевич, великий князь Московский, не предусмотрел, а уж он-то татар знал куда как лучше Олега. В плен, правда, попали по-глупому, но то уж судьба. Могли и сгореть ведь! А дальше бежать не было решительно никакой возможности – с ярмом-то на шее? Хорошо, не сдохли в пути, сдюжили. Сарай? Кафа? Вот уж где ни малейшей возможности для побега не было – слишком пристально стерегли люди Аксай-бека хозяйских невольников.

Ладно. Посмотрим, что дальше будет. Эх, Софья, Софья… ты-то там как, родная?

А Софья душою маялась! Извелась вся от дум нехороших, с лица спала. Как дошли до Новгорода слухи о сожжении Алексина татарами хана Ахмата, так схватилась за сердце боярыня, слезы из глаз золотисто-карих. Однако не плакала долго Софья, не в ее духе это. Плачь не плачь – а люди верно подметили: слезами горю не поможешь. Так решила – если нет в живых суженого, что ж, на то Господня воля, но сердце подсказывало – жив, жив Олег Иваныч, найти б его только. А для того действовать надо, некогда слезы лить – так она и Ульянке-девке сказала, Гришаниной суженой. Прежде чем печалиться, точно все разузнать надо. Если придется, и самим в тот Алексин съездить, хоть, говорят, и пожжен он. Съездить-то не сразу, конечно, а пока б людей сведущих расспросить – воинов спасшихся, купцов, калик перехожих. Олексаха в том деле помочь обещался, да и Феофил-владыко всяческую поддержку сулил. В общем, не до слез Софье с Ульянкой было. Действовали…

Утром, едва забрезжило солнце, невольников бесцеремонно подняли на ноги. Снова натерли оливковым маслом, правда, на этот раз не кормили. Чего зря еду переводить?! Пусть кто купит, тот и кормит. Вполне логично.

Только жрать от этого хотелось не меньше. Олег Иваныч сглотнул слюну, подмигнул Гришане. Тот уже достаточно оправился, только вот исхудал – ребра торчали.

Сковав по десятку, повели по узким булыжным улочкам, таким радостным в нежаркий утренний час. Навстречу попадались смуглые полуголые люди – торговцы рыбой, лепешками, вкусностями. Бежали мальчишки – продавцы воды – с кувшинами на плечах. Важно посматривая вокруг, шествовал народ поприличнее – толстые хозяйские экономы, ярко накрашенные горничные, евнухи с бабьими лицами. Никто не молчал – все гомонили, орали, ругались. И чем дальше, тем всего становилось больше. Солнца, людей, ругани. Уже и толпа катилась по улицам – к базару, к рынку, к товарам. Жались к домам безногие калеки – нищие, выпрашивая милостыню жалобными, но довольно настойчивыми голосами. Один из калек, одноногий косматый старик с выпавшими зубами, закричал вдруг проходившим невольникам аль-Гариба:

– Православные! Из Рязани есть кто?

Никто не ответил ему, видно, не было рязанцев. А может, и не было настроения отвечать. Тут же подскочили к калеке надсмотрщики, хлестнули плетью. Упал старик в дорожную пыль, завыл, заругался.

Рынок открылся неожиданно. Вот только что шли вдоль длинной стены-дувала, и вдруг – раз! Только свернули за угол, как прямо в глаза ударило солнце. Оглушил многоголосый гам. Охрана врезалась в толпу, разгоняя попадавшихся на пути людей: рыбников, лепешечников, ловцов губок и прочую мелочь. Олег Иваныч и Гриша, забыв о своем незавидном положении, с любопытством вертели головами. Вон акробаты – как изогнулись-то, собаки, – кажется, и совсем невозможно так. А там, слева, – огромный иссиня-черный негр в белом тюрбане метает ножи прямо по периметру стоящей у дощатого щита черноглазой девчонки, наверное, Гришиной ровесницы. А та не просто не боится – улыбается да еще жонглирует красными яблоками! А вон мужик со змеей! Жирная гадина. И, видно, страшно ядовитая! И так изгибается, зараза, под дудочку, словно и занятия ей любимее нету. Интересно, у нее зубы ядовитые вырваны?

Казалось, прошагали уже весь базар, прежде чем подошли к помостам. Батюшки! Да вот он, оказывается, базар-то! Только и начался! Огромный – куда там новгородскому Торгу! Рабов – со всей земли, ото всех народов. Угрюмые светловолосые сербы. Антрацитовые негры, скалящие ослепительно белые зубы. Смуглые светлоглазые берберы, всадники диких пустынь. Поляки. Много и русских, ну или других каких славян, похожих.

На помостах и вокруг них толпились покупатели и просто зеваки. Где еще задарма посмотришь на обнаженных красавиц? А их тут немерено. Впрочем, раскупили красавиц быстро, несмотря на высокую цену. Сперва отобрал лучших представитель самого султана – расплывшийся, словно квашня, толстощекий евнух в богатом, расшитом серебром платье, с жирным отечным лицом и толстыми противными губами. Затем настала очередь других покупателей, не таких важных.

Своего будущего хозяина Олег Иваныч определил сразу. Высокий горбоносый турок с узким, смуглым почти до черноты лицом, покрытым глубокими шрамами. Белоснежный тюрбан, такого же цвета джелабба – длинная, почти до земли, накидка, какие носили кочевники-бедуины. У пояса – тяжелая боевая сабля в простых, безо всяких украшений ножнах. По тому, как почтительно приветствовал смуглого незнакомца хозяин – «Салам ас-салам, Гасан аль-Магриби!» – человек тот весьма не простой. «Аль-Магриби» – из Магриба. Магрибом здесь называли северо-западные африканские земли.

Пронзительный взгляд Гасана аль-Магриби внимательно скользил по шеренге полуголых невольников, задерживаясь лишь изредка. Исхудалый Гришаня не вызвал у него никакого интереса, а вот Олег Иваныч… Его мускулы уж слишком выделялись на общем фоне. Гасан аль-Магриби что-то спросил у хозяина. Тот с низким поклоном ответил. Гасан аль-Магриби кивнул и, обернувшись к стоявшим позади вооруженным копьями слугам, щелкнул пальцами. Один из воинов расплатился и схватил Олега Иваныча за стягивающую руки веревку.

Олег Иваныч взглянул на вот-вот готового расплакаться Гришу, подмигнул – не журись, мол, обязательно разыщу. Даст Бог, свидимся…

Дом Гасана аль-Магриби – не дом даже, а целая усадьба, раскинувшаяся, как минимум, на квартал, – располагался на другой стороне пролива Босфор, в азиатской части города, называемой Ускюдар. Высокий глухой забор с небольшими башнями по углам. Крепкие, обитые железом ворота. Просторный двор с хозяйственными постройками и крытой галереей, проходящей на уровне второго этажа. Конюшня с чистокровными арабскими скакунами… Все говорило о довольно высоком социальном статусе хозяина. О том же говорил и многочисленный гарем, и рабы, в числе которых находился теперь и Олег Иваныч. Некоторые невольники были русскими: из Рязани, Москвы, из Новгород-Северского княжества. Хватало и поляков, и литовцев, и даже негров (зинджев, как их здесь называли). За всеми ними присматривала вооруженная охрана.

Впрочем, особой нужды в присмотре не было – мало кто из рабов был недоволен своим положением. Аль-Магриби хоть и не отличался добротой, но был справедливым и рачительным хозяином. Бездельникам спуску не давал, но и не зверствовал, берег свое движимое имущество.

Олег Иваныч вместе с тремя молодцами исполнял теперь роль личного автомобиля Гасана-эфенди – таскал по всему городу крытые носилки с хозяином. Вообще-то аль-Магриби предпочитал передвигаться верхом, но в относительно мирное время это не очень бы соответствовало его положению нишанджи – высшего сановника Османской империи, члена правительства – дивана.

Хотя, конечно, правительство играло совещательную роль при султане, все ж его глава, великий визирь, имел особые полномочия. Большая власть сосредоточивалась в руках правителей провинций – бейлербеев, и в руках прочих нишанджи, и даже у их секретарей – кятибов. Простые же турки… Тьфу ты! Турки? Попробуй-ка назови тут кого турком, даже хотя бы добрейшего старика Мюккерема-ага, торговца обувью, недавнего знакомца Олега! Прибьет не задумываясь! Ну, если и не прибьет, то чем-нибудь тяжелым кинет точно. «Османлы», османы – так пристало называть истинных детей пророка, наследников славного султана Османа. «Тюрк» – турок – лишь презрительная кличка беднейших крестьян Анатолии, малоазиатской провинции Империи, бывшей, впрочем, не провинцией, а скорее центром. Ну не считать же центром беспокойную европейскую Румелию или, еще того не хватало, Северную Африку!

Обо всем об этом рассказал Олегу Иванычу напарник по носилкам Иван, Яган по-здешнему. Сам Иван, бывший боевой холоп рязанского боярина Тимофея Исулича, в неволе уже лет пять. Сначала в Кафе, затем в Румелии, в каменоломнях. Там бы ему и сгинуть, ежели б не случай – с инспекцией пограничных войск приехал аль-Магриби. Иван все сделал, чтобы попасться тому на глаза. Вид у дробителя камней к тому времени был еще хоть куда! Мускулы прямо играли… Таким вот образом, уже больше полугода трудился Иван у важного нишанджи-магрибинца в качестве… личного шофера? Колеса? Двигателя? В общем, таскал носилки. По сравнению с работой в каменоломнях – райский отдых.

Олег Иваныч быстро сошелся с Иваном. Характером тот был спокойный, с расспросами не лез, излишним любопытством тоже не страдал, к тому же пользовался благорасположением местного муллы. Время от времени заходя на усадьбу магрибинца, мулла обязательно останавливался поболтать с носильщиком, причем именовал того весьма уважительно – Яган-ага. Секрет столь любопытной, на взгляд Олега, привязанности был прост: Иван, как и многие из невольников, со дня на день собирался принять ислам, из чего никакого секрета не делал.

Очень это было странно для Олега Иваныча. Ну никак он понять не мог, как же можно совершить такое: отрешиться от православной веры, от родной земли, от людей русских?! При всем при том Иван был вроде неплохим человеком. По крайней мере, к Олегу относился по-хорошему, по-приятельски даже. На откровенный вопрос отвечал откровенно. Ну, кем он был в Рязани? Боярским холопом без прав и, уж тем более, без всяких жизненных перспектив. А здесь – дело другое. Сегодня он раб, а завтра станет мусульманином, получит должность, выкупится на свободу, а дальше – кто знает? Планировал Иван по военной части пойти, опыт, слава Богу, имеется. Хорошие пушкари султану нужны – что ж, это дело. Он уж и хозяину, Гасану-эфенди, о желании своем говорил, тот отнесся благосклонно: сам-то аль-Магриби был, говоря понятным языком, заместителем министра обороны и в толковых (а главное, преданных!) военачальниках среднего звена нуждался гораздо больше, нежели в рабах-носильщиках.

– Так что, друже Олег, года через три важным господином стану! Дом заведу, конюшню, гарем!

– Ну, уж ты раскатал губу, Ваня!.. Гарем! Ну, блин… Нешто тут без тебя на важные места своих бояр не найдется? Важных да именитых?

– А нет тут, Олежа, ни важных, ни именитых. Все перед султаном равные – что мы с тобой, что наш хозяин Гасан-эфенди, тоже, кстати, бывший раб. Кичиться древностью рода – здесь все равно что султана изругать ругательски или его гарем обесчестить. Не доверяет знатным султан и, по-моему, правильно делает. Заговоры да убийства – то все от них, от знатных да родовитых. Говорят… – тут Иван оглянулся и понизил голос до шепота: – Говорят, владыка наш, султан Мехмед Фатих, да продлит Аллах его годы, приказал брата родного умертвить младенцем еще. Чтоб не было больше на престол заявителей, так-то! Потому таким, как мы, тут прямая дорожка открыта. Было б только желание по ней пойти.

Они сидели, болтая, на серых камнях набережной, у высоких башен Румелихисары – крепости, выстроенной Мехмедом на европейском берегу Босфора. Напротив, через пролив, возвышались такие же громады укреплений Анадолухисары. Ну, названия крепостей даже Олегу Иванычу понятны: от провинций Румелия и Анатолия. День клонился к вечеру, и солнце отражалось в голубых водах Босфора, заполненного белыми парусами судов. Кричали чайки, садились нахально рядом, бродили вдоль кромки прибоя, осторожно переступая красными лапами.

– А что, Иван-ага? Если кто из рабов книгочей великий, думаю, и у него шансы есть?

– Конечно! Прямой путь в кятибы. Условие одно: стать правоверным… Юный Баязид, сын и наследник Мехмеда, уже сейчас славится своей ученостью и мудростью не по годам, Гасан-эфенди рассказывал как-то про него мулле Хабибу-Ходже. Ну, а мы с муллой друзья, ты знаешь. Так вот, юный наследник Баязид совсем не похож на других приближенных султана. Терпеть не может воинских забав – метания копий, дротиков, конских скачек и прочего. Обожает сочинять стихи и трактаты, читать древних философов. Ненавидит войну и разрушения. Во время недавнего праздника мевлюд – в честь Дня рождения пророка – так и сказал: не будет в мое царствие ни войн, ни казней, а будут лишь научные споры, университеты во всех крупных городах, праздники поэзии и искусств.

– Похоже, Империи очень повезет с будущим султаном, – заметил Олег Иваныч. – Послушай, Вань, мне что-то не очень нравится вон тот зиндж в белом тюрбане!

Из роскошного паланкина, прибывшего с минуту назад, отдуваясь, выбрался муж тучный, с одутловатым лицом, с жирными нездоровыми складками. По-утиному переваливаясь, скрылся в почтительно открывшихся воротах.

Огромного роста негр – иссиня-черный, мускулистый, поджарый, – поправив на голове белого цвета тюрбан, украшенный павлиньими перьями, показал пальцем на носильщиков аль-Магриби и, что-то сказав своим, обидно засмеялся. Видно, критиковал скромность украшений носилок Гасана-эфенди. На свои б лучше посмотрел, чучело! «Он не умел сделать красиво и поэтому сделал богато!» – про их жирнягу хозяина сказано, не иначе!

– Это Эфруз, мастер боя на палках. Любимец толстого Ыскиляра-каны, главного евнуха султана, давнего недруга нашего хозяина… – тихо заметил Иван.

– А! Ну да…

Именно эту толстую противную рожу Олег Иваныч видел на невольничьем рынке – евнух тщательно выбирал наложниц для султанского гарема. Ладно, пес с ним, с евнухом. Что ж этому негру надо? Ишь, выпендривается, рэппер хренов!

Негр что-то крикнул в их сторону, схватил валяющуюся на дороге кривоватую палку и с силой запустил в сторону носильщиков магрибинца.

– Обозвал нас шакалами, ишаками и козлами, – перевел слова зинджа Иван. – А также – трусами. Вызывает драться на палках, шакалья морда! Уж не первый раз так.

– Так в чем же дело?

– Эфруз – лучший боец в Ускюдаре!

– Вот и посмотрим.

– Но его хозяин…

– И черт с ним, с хозяином! Давай-ка сюда ту палку…

Подкинув палку на руке – вроде крепкая, – Олег Иваныч направился к зинджу.

Тот, ухмыляясь, ждал.

– Ну что, рабья морда, сразимся?

Эфруз улыбался и, казалось, не понимал ничего. Впрочем, конечно же, не понимал! Было бы странно, если б он знал русский! Он улыбался… Но вдруг с быстротой молнии крутанул длинной тяжелой палкой, которую до поры до времени держал сзади.

Со свистом описав пологую дугу, конец палки неминуемо ударил бы Олега Иваныча в висок. Этим и закончилась бы схватка, если бы… Если бы Олег Иваныч не занимался в юности фехтованием! Если бы не усовершенствовал свое искусство уже в Новгороде.

Он не поверил хитрой улыбке зинджа, не поверил нарочито расслабленной позе. Даже не стал отбивать удар – много чести! Просто сделал полшага назад – и палка просвистела мимо.

Однако Эфруз ловко перехватил ее рукой и тут же нанес удар другим концом. Да так быстро, что Олег Иваныч еле-еле успел парировать. Да, пожалуй, негр Эфруз недаром считался лучшим палочным бойцом в Ускюдаре!

Олег Иваныч, отбив пару ударов, решил, что пришла пора перехватить инициативу. По-фехтовальному выставив вперед правую ногу, Олег Иваныч тем самым уменьшил поражаемую поверхность тела и, схватив палку за самый конец, перешел в атаку, сделав целый ряд длинных выпадов в разные стороны.

Алле, месье зиндж! Начинаем! Прямо – рраз! А теперь сразу направо – а друат! Налево – а гош. А теперь ложный выпад…

Ага! Не нравится!

Эфруз держал палку посередине, что давало возможность действовать почти одновременно двумя концами, однако весьма укорачивало линию атаки. Что негр и почувствовал, получив пару хороших ударов по обоим предплечьям. Сам же он не мог достать соперника, даже вытянув руку.

Эфруз перехватил палку…

И в этот момент Олег Иваныч нанес ему сильный укол в глаз. Он долго ждал, правильно рассчитав, что негр должен-таки переменить тактику и совершить перехват руки. Дождался. И воспользовался.

Зиндж Эфруз с воем схватился за глаз и начал кататься по земле.

И сразу же раздались приветственные крики. Иван, носильщики и даже… даже сам Гасан-эфенди, как раз вышедший из ворот крепости в компании толстяка Ыскиляра. Странно, но евнух тоже улыбался. И смотрел на Олега Иваныча, как кот на сметану.

Подойдя ближе, Ыскиляр-каны пнул в бок валяющегося в песке Эфруза, плюнул тому на голову, выругался. Затем повернулся – само медоточие – к Олегу Иванычу и, вытащив из роскошного кошеля на поясе маленькую серебряную монету, акче, бросил ее в пыль. После чего уселся в носилки, на прощание наградив Олег Иваныча широкой гнилозубой улыбкой.

Иван, подняв монету с земли, протянул ее Олегу:

– Это твоя, друже… – Тут же поклонился подошедшему хозяину, Гасану аль-Магриби.

Магрибинец покровительственно похлопал Олег Иваныча по плечу. Сказал что-то…

– Уважаемый Гасан-эфенди, да продлит Аллах его годы, сказал, что ты достойный воин! – перевел Иван.

Олег Иваныч с достоинством поклонился.

Аль-Магриби продолжил:

– Уважаемый Гасан-эфенди, да продлит Аллах… Тьфу… Короче, Олежа. Тебе выпала великая честь сопровождать хозяина во дворец. Не носильщиком. Охранником. Хозяин назвал тебя – Ялныз Эфе – храбрец-одиночка. Немногие удостаиваются такого прозвища. Рад за тебя! – Иван подмигнул и снова склонился перед Гасаном аль-Магриби, почтительно сложив на груди руки.

Дворец султана, снаружи довольно красивый, изнутри оказался темным и неуютным даже. Несмотря на украшенные золотом двери из светлого орехового дерева, на обитые сверкающей желтой парчой стены, на горящие серебряные светильники, на занавеси синего бархата. На полу, покрытом длинным красно-желтым ковром, перед закрытыми дверями дивана – комнаты для государственных собраний – с обнаженными кривыми саблями на плечах стояла стража – янычары в блестящих кольчугах, с маленькими круглыми щитами в руках. Янычары – султанская гвардия из христианских юношей, отобранных от родителей, воспитанных в истинной вере и в преданности султану. Подобно верным псам, денно и нощно стерегли покой своего владыки – жестокого султана Мехмеда, прозванного Фатихом-завоевателем.

Напротив янычар, в прилегающем к коридору открытом помещении для стражи, коротали время охранники приглашенных на совещание визирей. В том числе Олег Иваныч. В кольчуге. В атласных синих шальварах. Алый плащ с плеча. На ногах крепкие чарыки из сыромятной кожи. Эфес длинной сабли приятно холодил руку.

Нет, Олег Иваныч по-прежнему оставался невольником. Но теперь уже – военным слугой Гасана-эфенди, типа русских боевых холопов.

Почему магрибинец доверился первому встречному? Да потому же, почему несколько лет назад доверился Олегу Иванычу игумен Вежищской обители Феофилакт, будущий Феофил-владыко. Никто был тогда Олег Иваныч, и звали его никак. Потому всем был Феофилакту обязан, во всем зависел. А значит, предан был, аки пес. Точно так же и аль-Магриби думал. И не только он. Сам султан Мехмед Фатих, да продлит Аллах его годы!

Все эти истории о бывших рабах, достигнувших высших должностей в Империи Османлы, – вовсе не досужие россказни. Именно такие люди – из грязи в князи вознесенные Аллаха и султана волею – и есть самые верные. Потому что зависят полностью от того, кто вознес их. Конечно, с течением времени чувство благодарности и признательности исчезает неизвестно куда. Возникает тайное желание встать на место хозяина… И очень часто такие желания исполняются. Надо только быть энергичным, коварным, жестоким. Чем коварнее, тем лучше. Потому как хозяин тоже не дурак – и подобные мысли слуг своих враз просекает. Ну а тогда – смерть. И дай Боже, чтоб в бою иль от кинжала, от яда. Куда хуже, если казнить будут: сдерут с живого кожу, сварят в кипятке, посадят на кол. Поэтому вовремя тему просечь нужно. О том, что тот, кто тебя возвысил, знает о том, что ты… Ну, и так далее. Высокая политика, в общем. Из тех, что на крови, предательстве и лжи делаются.

Предавшийся размышлениям Олег Иваныч почувствовал вдруг, как кто-то настойчиво тянет его за рукав. Оглянулся – смуглый мальчишка-слуга. Рожица холеная, хитрая, на пальцах перстни.

– Ты – тот, кого называют Ялныз Эфе?

Олег Иваныч кивнул, вспомнив свое новое прозвище.

– Идти! Надо!

По коридору – приглушенные ковром шаги. В комнату охраны заглянул Гасан-эфенди, в длинной золоченой накидке-джаббе и всегдашнем белом тюрбане.

Олег Иваныч поклонился.

Мальчишка о чем-то быстро заговорил с магрибинцем, то и дело закатывая глаза к потолку. Выслушав его, Гасан-эфенди кивнул и, повернувшись к Олегу, произнес несколько простых слов: «идти», «помогать», «дворцовая стража», «утром – здесь».

Олег Иваныч кивнул. Понял, мол. Уж эти-то слова он знал, спасибо Ивану. Или, как его теперь, Ягану-аге.

Из комнаты для заседаний выходили и другие сановники-нишанджи, давая указания охране. Видно, либо заседание продлится до утра, либо будет иметь место пир с обильными возлияниями. В общем-то мусульмане вина не пьют, Коран запрещает. Однако тот же Гасан-эфенди ведь имел, черт, тайный винный погребок, иногда изрядно прикладывался – от слуг ничего не утаишь, как ни пытайся. Так почему б и султану не усладиться с верными визирями дивана? И совсем не обязательно вином, можно и кальянчиком обкуриться до белых чертиков. Олег Иваныч как-то попробовал – Яган-ага угостил по дружбе – крыша враз улетела, не хуже, как с водки!

Вообще он понемногу привыкал к своей новой жизни. Не то чтоб она ему сильно нравилось, а просто пока выхода иного не было. Нет уж, вовсе не собирался Олег Иваныч принимать ислам, делать карьеру на султанской службе и заводить гарем! Хотя никого в том не разубеждал – ни Ивана, ни Гасана-эфенди, ни прочих. К чему разубеждать-то? Чтоб на каменоломни сослали во Фракию, в Румелию по-здешнему? Нет уж. Пусть лучше видят в нем нового человека из магрибского клана Гасана-эфенди. Здорового беспринципного карьериста. Главное сейчас – выиграть время. А уж затем – бежать! Олег уже знал – куда. С инспекцией Гасана-эфенди проехаться по дальним вилайетам, граничащим с болгарскими, или мустьянскими, или валашскими землями. Помнил, что где-то здесь они, недалеко. Рассказывал как-то Гришаня о валашском воеводе Владе Цепеше, по прозвищу Дракула. Именно с турками воевал Дракула-колосажатель. Даже, кажется, при этом же султане Мехмеде. Значит, не так и далеко Валахия. А потом и до Польши с Литвой рукою подать. А уж там-то дорожки знакомые. Ох, Новгород, Господин Великий! Красивы твои храмы, белоснежны стены, велик, величав Волхов!

Хотя и Стамбул-Константинополь – городишко не из последних. Олег Иваныч даже как-то привязался к шумному яркому мегаполису, привольно раскинувшемуся на берегах Босфора, между Востоком и Западом. Нет, вернее, так: и на Востоке, и на Западе. И в Европе, под сенью неприступных башен Румелихисары, и в Азии, прикрываемый Анадолухисары-крепостью. А залив Халич – византийский Золотой Рог? С его искрящимися, нежно-палевыми водами. Древние византийские стены. Мосты. Районы Пера и Галата – с болгарами, армянами, греками, генуэзцами, французами – кто там только не жил! В общем, ежели повелителю правоверных султану Мехмеду Фатиху, да продлит Аллах его дни, придет в буйную голову начать борьбу с комополитизмом – Перу и Галату следует выжечь дотла. Правда, тогда не будет у Империи Османов ни ремесленников, ни торговцев. Да и полководцев, и ученых, и сановников тоже не будет. Что, те – турки, что ли? Как бы не так. Называют себя, правда, лояльно – «османлы», но на самом деле… Ну, типа, как в Штатах, там тоже одна нация – «американцы». Нет, никогда не будет Мехмед, знающий несколько языков, математику, астрономию, философию, подобной дуростью заниматься. Тем более сын его, Баязид, считающий самыми полезными в государстве людьми ученых, поэтов, мистиков… ну, а самыми вредными – военных, кровопроливателей проклятых. Этот Баязид, по слухам, весьма глубокомысленный юноша…

Эх… Олег Иваныч покачал головой, следуя за юным слугой по извилистым коридорам дворца. Сколько же еще дел предстоит в Новгороде! И ведь, право дело, свадьба скоро! Его личная, между прочим, свадьба. С Софьей. Краса-боярыня, да ведь и умна! Латынь, немецкий, экономику знает. Эх… Грустно стало вдруг Олегу Иванычу в роскошном султанском мире. Грустно и одиноко. Где-то сейчас Гришаня? Вот еще одна проблема – с отроком. Совсем не собирался Олег Иваныч один деру давать. Нет! Обязательно нужно разыскать Гришу. Тем более что подобные возможности, даст Бог, похоже, скоро появятся. И тогда…

– Пришли, эфенди! – Мальчишка кивнул на узкую дверь и растворился в темных, выстланных мягкими коврами, коридорах.

Олег Иваныч толкнул дверь, вошел.

Комната представляла собой нечто среднее между офисом и средней руки борделем. Покрытый зеленым бархатом стол с чернильным прибором и перьями, забранные тяжелыми портьерами стены. Низкая широкая тахта, обитая лиловым шелком. По углам – бронзовые курительницы с благовониями. Пахло чем-то сладким, возбуждающим, манящим. В золоченой клетке, подвешенной над столом, пересвистывались пестрые птицы. В комнате никого не было.

Олег Иваныч осмотрел курительницы, щелкнул пальцами по позолоченным прутьям клетки и уселся на тахту, вытянув ноги. Кому-то он был зачем-то нужен? Подождем…

Скрипнула дверь. Вошел давешний проводник-мальчишка, остановился в дверях, зачем-то выглянул в коридор и, приложив палец к губам, схватил Олега Иваныча за руку: «Идем!»

Снова коридоры – темные, кривые, запутанные. Несколько раз останавливались, кого-то пропускали, от кого-то таились. Свернули, поднялись вверх по узенькой лестнице, еще чуть-чуть прошли, остановились перед свисающим с потолка до пола тяжелым покрывалом.

Проводник скрылся за покрывалом. Пахнуло жаркой сыростью и сладким запахом благовоний. Баня у них там, что ли? Или тайная опиекурильня? Хотя почему тайная?

И тут же высунулась из-за покрывала тонкая детская рука – тот же пацан, уже почему-то полуголый, снова схватил Олега Иваныча за руку. Потащил куда-то…

Неожиданно просторное помещение, куда они вошли, заполнено паром, идущим от небольшого бассейна. Жаровни вокруг бассейна курились сладким синевато-зеленым дымом. Окон не было, но ярко горели светильники – штук восемь-десять. Пол устлан коврами. Рядом с бассейном – низкое ложе, убранное золотистой парчой. На ложе, подложив под голову руку, в одной лишь набедренной повязке возлежал жирнющий толстяк с нездоровой кожей, давешний Олегов знакомец Ыскиляр-каны, главный султанский евнух. Двое мальчиков с накрашенными губами старательно чесали толстяку пятки, а стоявший у изголовья проводник помахивал веером из павлиньих перьев. Черт знает что!

Увидев Олега Иваныча, Ыскиляр-каны залучился самой сладкой улыбкой. Перекатываясь жиром, уселся на ложе, гостеприимно кивнул на место рядом с собой.

Олег Иваныч сел. Отхлебнул шербету из золоченой чашки, по знаку евнуха мгновенно принесенной кем-то из мальчиков. Толстяк довольно закивал, зыркнул на мальчиков – те дисциплинированно испарились, как и не было. Ыскиляр-каны проводил их глазами и, томно вздохнув, придвинулся ближе к гостю. И вдруг положил тому руку на колено и потянулся толстыми губами к губам Олега Иваныча, да так, что тот еле отделался от столь страстного поцелуя. Впрочем, евнух тут же повторил атаку.

Олегу Иванычу даже не было особо противно, скорее – смешно. Впервые в жизни его снимали, как гулящую девку. И кто? Страшный кастрированный толстяк! Треснуть, что ли, ему по кумполу? Хоть вон той серебряной плевательницей… или курительницей…

Ыскиляр-каны с неожиданной прытью спрыгнул с ложа и принялся танцевать, что-то гнусаво напевая и виляя толстыми бедрами. По мнению коварного соблазнителя, этот зажигательно-сексуальный танец уж непременно должен произвести большое впечатление на строящего из себя полнейшую невинность гостя. Тот, правда, уже в открытую ржал – ну не мог удержаться, зрелище было то еще! Особенно – окончание танца, когда, томно подняв глаза к потолку, толстяк не лишенным изящества жестом скинул с бедер повязку и повернулся к Олегу Иванычу жирной необъятной задницей… Которую так хотелось хорошенько пнуть. Что Олег Иваныч и сделал.

Взвизгнув, главный евнух султанского гарема, уважаемый Ыскиляр-каны, завалился прямо в бассейн, подняв тучу брызг.

Надо думать, утонуть он не успеет. Чертов хор мальчиков-зайчиков наверняка отирается где-то поблизости. Вот пусть и вытаскивают своего хозяина, а Олегу Иванычу, пожалуй, пора отсюда!

Иван, Яган-ага, услыхав рассказ, смеялся до слез. Потом посерьезнел:

– Страшного врага ты нажил себе, Олег! Хранитель гарема Ыскиляр-каны вхож к султану. Многие ищут его дружбы. И… многие находят. Понимаешь теперь, каким способом, да?

М-да. Надо, по возможности, держаться от султанского двора подальше.

А не получилось подальше. Хозяин, Гасан-эфенди, повсюду таскал за собой своего нового телохранителя. Видно, лестно было. Слухи о победе над зинджем Эфрузом, интимным другом любвеобильного евнуха Ыскиляра-каны, распространились по Стамбулу быстро. Многие даже специально приходили к усадьбе магрибинца в Ускюдаре взглянуть на Ялныза Эфе – одинокого храбреца.

А «одинокий храбрец» тосковал. Не получалось пока разузнать о Гришане, даже подать о себе весточку в Новгород через какого-нибудь европейского купца не получалось. Нет, были у Ивана знакомые итальянцы, греки, евреи. Только вот на север никто из них ехать не собирался – ни в Венгрию, ни в Валахию, ни тем более в Польшу. Уж слишком опасно. В Валашской-то земле, по заведенной воеводой Владом традиции, сначала на кол посадят, а уж потом слушать будут.