Текст книги "Невеста из ниоткуда"

Автор книги: Андрей Посняков

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 16 страниц) [доступный отрывок для чтения: 6 страниц]

– Ты, Фарлаф, куда целил?

Совсем юный паренек – из тех, что были с Эйнаром и рыжим Рулафом, – смущенно потупился.

– Очи-то подними, инако плетей получишь! – взъярился Свенельд. – Твоя мишень – крайняя, так?

– Так, мой ярл!

– И куда же ты целил, чудо?

– Чуть выше.

На отрока было жалко смотреть, казалось – вот-вот расплачется.

– Чуть? – Воевода почмокал губами. – А надо не «чуть», тебе надо на крыши башни целить.

– Так я же и…

– А ну, цель!

Фарлаф проворно вытащил из колчана стрелу, натянул тетиву… руки его заметно дрожали, на тонкой шее забилась синяя жилка.

– Опусти лук, – тихо приказал Свенельд. – Эйнар!

– Да, воевода?

– Тебе плетей, не ему. Почему заранее не проверил? Слабоват еще Фарлаф для такого лука!

– Так сейчас другой лук спробуем, – заволновался Эйнар. – Послабже. Может, не только в луке дело-то? Может, у Фарлафа еще и руки кривые и глаз косой?

– Великий воин Фарлаф Кривая Рука! – засмеялись воины. – Фарлаф Косой Глаз!

Парнишка обиженно набычился и, выхватив из ножен меч, набросился на Эйнара. Тот, впрочем, не стал дожидаться удара и, ловко отскочив в сторону, вытащил свой клинок. Мечи скрестились со звоном.

Одобрительно качнув головой, старый воевода хлопнул в ладоши:

– Молодцы оба! Тор был бы доволен вами. Тобой, Фарлаф, – за то, что не стерпел обиды, словно какой-нибудь нидинг, а тобой, Эйнар, за то, что вовремя дал отпор. Теперь вложите мечи в ножны… Обнимитесь. А вы, мои славные воины… – Свенельд повернулся к остальным. – У кого лук послабже?

– У меня!

– И у меня.

Из строя вышли двое.

– Возьми, Фарлаф, – кивнул старый варяг. – В том нет урона твоей чести, ты еще молод и в полную силу воина не вошел.

Поклонившись, парнишка взял поданный лук, наложил стрелу, прицелился…

Женька едва сдерживала смех – уж больно похож был этот юный викинг на провинившегося двоечника, оставленного после уроков переписывать диктант. Так же хмурил брови, усердно высовывал язык…

– Стреляй!!!

Звеня, пропела стрела, полетела пологой дугою, угодив точно в середину дальнего столба.

– Молодец! – захлопала княжья невеста. – Славно!

– Славно, славно, – довольно поддержал воевода.

– Дядюшка Свенельд, а можно мне попробовать, а? – сладким голосом попросила Летякина. – Ну, пожалуйста, ну, хоть один разочек!

– Тебе? – Старый воин не очень-то и удивился, лишь хмыкнул. – А похоже, твоя матушка была из наших. Как ее звали?

– Ммм… Астрид Линдгрен! – хитрая девушка живенько вспомнила первое попавшееся скандинавское имя – про Карлсона в детстве читала, смотрела и старые мультики.

– Астрид?! Я так и думал! – под одобрительный гомон присутствующих заявил Свенельд. – То-то я и смотрю – неплохо ты говоришь по-нашему. Не особенно чисто и, по правде сказать смешно, но понять можно. Святослав-конунг – тоже варяг, как и мы… и ты – пусть даже только по матушке. Знай, дева, мы тебя в обиду не дадим, клянусь Тором и Фрейей! Рулаф! Принеси деве лук… в сарае, знаешь где, возьми детский.

– Детский? – Женька обиженно хмыкнула.

– А обычный ты и не натянешь, не думай. Хотя попробуй… Фарлаф!

Только что реабилитировавшийся «двоечник» с поклоном протянул лук – длинный, тяжелый… Натянуть его Тяка не смогла, как ни пыталась. Хорошо хоть никто не смеялся, да и рыжий Рулаф явился быстро.

Детский лук – значительно меньший по замеру – тоже оказался тугим, но его-то девчонка натянула, правда, по мишени позорно промазала:

– Не умею пока. Дядюшка Свенельд, а можно, я иногда сюда приходить буду – учиться?

– Всегда приходи! – кивнул воевода. – Как только захочешь. Или уж теперь – когда муж отпустит.

Муж…

Какого примерно возраста был Святослав, Женька пока как-то не думала, представляя его этаким заматерелым мужиком типа водителя лесовоза или трелевочника. Ну а как иначе – он же киевский князь. Князь! А значит, и облик должен иметь соответствующий.

Между тем все захохотали, но вовсе не обидно, а весело. Посмеялась и Женька да махнула рукой:

– Ладно, пойду я. Мало ли кто в горницу заглянет, зайдет?

Простившись с варяжской дружиной, девушка неспешно направилась к хоромам, однако, свернув за угол, озадаченно остановилась. С высоты хором свисала забытая веревка, вокруг которой толпились люди во главе с каким-то парнем в красном пижонском плаще и длинной, затканной золотом рубахе. Слева, у пояса, висел в красных сафьяновых ножнах меч, пальцы были унизаны сверкающими на солнце перстнями. На ногах – обычные, без всяких украшений, башмаки-поршни, на голове – круглая кожаная шапочка, из-под которой, прикрывая большую золотую серьгу в ухе, падал на плечо длинный чуб.

– Вон она… вроде! – вскрикнув, кто-то показал на Женьку рукой.

Парень резко обернулся: голубоглазый, статный, он живо напомнил девчонке Кольку Смирнова, оставшегося где-то далеко-далеко… дома. Смотрел парень строго, правда, выглядел едва ль старше Женьки, оттого, верно, и отпустил усы – совершенно-таки дурацкие, вислые, как у моржа!

А деваться-то было некуда – убегать-прятаться поздно. Оставался один выход – напор и нахальство.

– Привет! – подойдя, обворожительно улыбнулась Летякина. – Меня, что ли, ждете? А я на лучников ходила смотреть – скукота ж!

Парень неожиданно улыбнулся:

– Так вот ты какая… Малинда, весянская княжна! Красива-а-а… не обманывали.

– Я-то Малинда, а вот ты кто?

– Я-то? – Парень неожиданно расхохотался и тут же цыкнул на обступивших его людей: – Пошли прочь все!

Людишки немедленно бросились врассыпную, вислоусый же вьюнош, посмотрев на Летякину с хитрым прищуром, спросил:

– Значит, ты по веревке из горницы выбралась. Ловка! Стражи-то б тебя на крыльце не выпустили, им велено охранять. Ты что смеешься-то?!

– Больно уж у тебя видуха стремная, – призналась девчонка. – Бритые виски, ирокез, серьга в ухе. Ты что – панк? «Король и Шут» слушаешь?

Вкусами своими музыкальными Женька всех подружек шокировала – попсу не слушала вовсе, ни отечественного бодяженья, ни какой-нибудь там корейский поп, а любила все то, что поют по вечерам у костра туристы – бардов, Гребенщикова, «Чайф» и прочее. И к тому имелись причины – сама ж эти песни у костра и пела, вернее – под расстроенную гитару орала. Так вот и тут про «Король и Шут» спросила. Чисто машинально.

Парень недоуменно качнул головой:

– Не понимаю, о чем ты и говоришь. Слушай, а зачем у тебя к большой веревке маленькие привязаны?

– Так это ж «стремя»! – покровительственно хмыкнула Женька. – Узел такой… Узлы. Чтоб можно было не только вниз, но и наверх забраться легко.

– Неужто ты и наверх можешь? – Юноша недоверчиво хмыкнул. – Покажи!

– Говорю же – легко!

Еще б не легко! Как-никак – первый юношеский разряд по туризму, еще в школе – в турсекции – трудом, слезами злыми да потом заработанный. Здорово! Сколько окрестных рек на байдарках пройдено – почитай, все. Воспоминаний сколько, фоток, друзей. А сколько по соревнованиям отъездила? Опять же – грамоты: по туристскому многоборью, по технике, по ориентированию тоже. В институте тоже занималась – там за нее держались и – когда ушла – звали обратно, в любой момент.

Сколько раз на ночном ориентировании побеждала! «Гатей» сколько прошла, один раз едва не утонула в болоте. Хорошо, сообразила – легла на живот, ряску да тину под себя подгребла, да так вот, ползком, и выбралась. Всякое бывало. А тут какое-то «стремя»!

Пожав плечами, девчонка подоткнула подол, подтянула «стремя», ухватилась руками за основную веревку, поставила ногу… узел переместила, затем – другой… так и забралась обратно в горницу – вмиг! Вислоусый даже и моргнуть не успел.

Забралась, спрыгнула в горницу да, выглянув в окошко, показала язык:

– Ну, что, съел? Теперь твоя очередь. Давай, давай!

– Я и без твоего «стремени» могу!

Поплевав на руки, парень ухватился за веревку, уперся ногами в стену, полез… Забрался быстро – ловок оказался, силен.

– Молодец, – похвалила Женька. – На вот тебе орешек. Вином бы угостила – да нету.

Усевшись на лавку, вислоусый вытянул ноги:

– Вино после попьем. Ты какое любишь – ромейское аль из латынских земель?

– Все равно. Мартини бы лучше.

– Мартин… Был у нас в Киеве такой волхв латынский, как они называют – монах. Ученый, грамотный, умный. Много чего интересного знал, рассказывал. Про древнего кесаря ромейского Юлия, про короля франкского Карла, про Александра Македонского, воителя знатного, что персов разбил.

– Про Александра и я кино смотрела! – оживилась Женька. – Недавно совсем. Хотя вообще-то не люблю исторические. Мне драмы больше нравятся или там фантастика, типа «Звездных войн». А ты что любишь?

– Да много чего. – Юноша улыбнулся. – На коне люблю скакать во весь опор, на ладье плыть, с врагами сражаться. А вот дома сидеть не люблю – скучно.

– И мне скучно, – грустно вздохнула Летякина, вспомнив родимый дом, город, нынче такой нереально далекий, потерянный… дай боже, не навсегда.

– Ладно. – Гость быстро поднялся с лавки. – Нынче некогда мне. Наговоримся еще с тобой, будет время.

– Пока, – попрощалась Женька. – Ты, вообще, заходи.

– Клянусь Перуном, увидимся!

Ушел…

Девушка задумчиво потянулась. Забавный парень и, кажется, не зануда, не жлоб… как Очкарик. Хотя, и в Очкарике что-то положительное есть – например, усидчивость. И Гриппозница-Агриппина тоже усидчивая. А еще – упорная.

Лешка Очкарик, Ира Оторва, Гриппозница. Были у Женьки когда-то друзья-однокласснички. Гриппозница, кстати, писательница. Почти. Гриппозница – так ее все звали от имени – Агриппина. Как и Евгения, Агриппина тоже в классе считалась умной и даже ходила на литературный кружок, правда, с ЕГЭ вышли проблемы, потому и в Москву, в академию государственной службы, Гриппозница не поехала, а каким-то хитрым макаром околачивалась в приемной администрации, секретарем, ну и училась где-то на заочном и вот уже третий год писала книгу про всяких там прекрасных вампирчиков да эльфов. Все это – от недостатка секса, все ж не повезло Гриппе с фигурой, прямо сказать – толстая. Еще и сама виновата – все сласти да сдобные булки жует, а любимое место – «Макдоналдс». О спорте вообще речи не шло, ни о каком, всю жизнь от физкультуры с липовой справкой косила – и потом пожинала плоды!

Другое дело – Ирка Оторва! Вот уже где сексуальность неописуемая! И ум… такой… своеобразный. На что-то абстрактное, конечно, рассужденья нет, но вот насчет парней да секса – тут Ирка первая, Женька иногда завидовала даже, как у Оторвы все хорошо да ловко выходит – сегодня с одним, завтра с другим, послезавтра с третьим. Не парилась девка, жила, как живется, раздумьями пустыми особенно-то не утруждаясь. Да и что ей париться-то? На окончание школы родоки подогнали «Шкоду», правда, политику повели правильную – живенько послали дщерь вкалывать коммивояжером в одну сочно-фруктовую – или фруктово-сочную – шарагу. Вот и моталась Ирка по району, по всем сельским продмагам, товар впаривала, первые года полтора и на бензин не имела, а потом вроде ничего, выправилась.

Хм… Женька качнула головой и слабо улыбнулась. С чего бы ей друзья-подружки вспомнились? Ну, Оторва – понятно, ее умение жить легко, пожалуй, надо было сейчас перенять, по крайней мере, до побега… Чтоб с ума не сойти от всего случившегося!

А от Агриппины-Гриппозницы что перенять? Упорство. Книгу свою (про эльфов) три года писала, по издательствам рассылала, бегала. И добилась-таки своего – издали!!! Только гонорар заплатили такой, что… сумму лучше не называть…

Тяка даже вспомнила, как Агриппина плакала, жаловалась, мол, три года писала… а они – тридцать тысяч всего!

Еще от Гриппозницы Тяка новое слово узнала – криптоистория. Вот только что это такое, писательница пояснить не могла. Говорила, мол, как бы то… как бы это… как бы старинное все. Ну, вот есть криптозоология – про древних животных, или криптоботаника – про растения… вот и криптоистория – про древние государства.

Так история и вообще-то – про древние государства, без всякого «крипто», – резонно подумала Женька. У нее тут нынче такая криптоистория заворачивалась – с ума сойти! Князь Святослав, Свенельд, Ольга…

Вскочив на ноги, девушка прошлась по горнице, словно пантера в клетке. Ничего! Прорвемся! Сейчас самое главное – здесь немножко обжиться, подготовиться, выбрать удобный момент и… И с купцами – в Ладогу. Запросто! Купцов в Киеве много. Путь из варяг в греки, ага! В Ладогу – не проблема, а уж там, дальше, на Выдь-реку, можно и лодку с гребцами нанять, заплатить щедро… Интересно, какие у них тут деньги ходят? Хм… известно какие – золотые и серебряные! Подкопить, да. А еще на ней самой-то сколько золота! Все эти браслетики, серьги, подвески, кольца – цены немалой. Если что – ими расплатиться можно. Только спланировать все как следует, рассчитать. Святослав все в походах пропадает – это и хорошо, а вот что касается Кабанихи этой, княгини Ольги, то тут думать надо, как из-под надзора ее ускользнуть.

– Госпожа-дева-лебедушка… Можно войти?

Вздрогнув, Евгения повернула голову, увидев застывшую на пороге фигуру в белом, щедро украшенном красной вышивкой платье и длинном, ниспадающем до подола платке, повязанном на голове какими-то хитрыми складками. Сколько лет было обладательнице всего этого? Женька терялась – судя по узкому, без морщин, но явно уже не молодому лицу – беззвучно явившейся незнакомке могло быть и тридцать, и все сорок пять. Впрочем, что зря гадать-то?

– Здравствуйте, – вежливо поздоровалась девушка. – Вы кто?

– Ратмира я, чаровница. – Женщина поклонилась в пояс. – Прислана тебе, моя госпожа, о всех наших обычаях поведать, о том, как и когда вести себя принято.

– Понятно – морали читать будете. – Женька поскучнела лицом, но тут же встрепенулась. – А можно, я сама вас вначале кое о чем спрошу?

– Это и славно будет! – покивала Ратмира. – Ты, госпожа моя, спрашиваешь – я отвечаю. Позволишь на лавку присесть?

– Да-да, садитесь, пожалуйста, – запоздало пригласила Летякина. – Орешек хотите? Или кваску?

– Кваску, пожалуй что, изопью – жарко, – голос Ратмиры звучал приятно и даже несколько убаюкивающе. – А ты, госпожа моя, вовсе и не горда. Ни злобы, ни непочтения я в тебе не вижу.

– А должны были? А-а-а! Вам, наверное, Ольга, княгиня, напела! – догадалась Женька. – Не очень-то я ей понравилась.

Ратмира скромно опустила очи:

– О властителях наших помолчу – не мое то дело. А квасок вкусен, благодарствую. Ну? Так начнем. Ты про богов словенских ведаешь ли?

– Немножко. – Женька покривилась. – Перуна знаю, еще какой-то Дождевой бог.

– Даждь-бог, – строго поправила чаровница. – И не дождевой он, а солнечный. Сущие же бо всяко боги – Сварог небесный да супруга его, Мокошь, – мать сыра-земля, есть еще Стрибог, всех богов прародитель, и Велес – скотий бог, и Перун бо громовержец, что молнии мечет, яко Тор варяжский. Еще мнози богов, помельче…

– Хватит, хватит! – Девушка поспешно замахала руками. – Не надо мелких, и этих вполне достаточно, упомнить бы их всех. О племенах лучше мне расскажи – кто где живет?

– О ком, о ком?

– Ну, о родах, о народах… Поляне там, славяне.

– Словене ильменские по озеру Ильмень живаху, оттого их так и прозвали. По Волхову-реке селятся. Поляне же яко в полях бываху, и град их стольный Киев, и иные грады ести, и главные поляне се есть! Невдалеке, в лесах, древляне живут, яко звери, невест умыкают, псы…

– О, об этих я уже слышала, – невинно опустив глаза, заметила Летякина. – Живут в лесу, молятся колесу, зубы не чистят. Ла-адно, всех не упомнишь, не перечисляй зря, лучше скажи про деньги.

– Про… что?

– Ну, монеты, золотые такие кружочки… и серебряные.

– А-а-а! – Ратмира понятливо улыбнулась. – Вон ты про что. Золотые – это солиды ромейские из Царьграда. Еще серебряные есть – куны, а те, что потяжельше, поновее – ногаты. Две дюжины и одна куна по весу равны гривне серебряной. Тако же два десятка ногат гривне равны или столько же денарьев ромейских.

– А много ль на куну можно купить?

– Одна куна – беличья шкурка. Или бусина.

– Маловато!

– Или с полсорока праздничных – на Ярилин день – мясных пирогов!

Женька пригладила локон ладонью:

– Ладно, хватит пока, все равно не запомню. Ежели что – спрошу. Ты мне лучше про здешних людей расскажи. Ну, про Ольгу я поняла, про Святослава… а вот Свенельд – он кто?

– Свенельд-то? – недоуменно переспросила чаровница. – Варяг, воевода, он при Ингваре еще был, старом князе…

– Понятно, понятно, значит – в авторитете. Святослав ведь тоже варяг?

– По рожденью, по крови только. Святослав наших богов чтит, хоть иногда и вспоминает варяжских, за что иные его не очень-то жалуют. Да слова молвить боятся – он же князь!

– А Здрава – кто?

– Здрава? А, челядинка-то! Знаю. Женщина добрая.

– А… а Эйнар, Рулаф?

– Те варязи, гриди Свенельдовы.

Женька подивилась:

– Блин, одни варяги кругом. А поляне где же?

– У Святослава-князя в дружине. Много!

– А про Довмысла, Стемида что скажешь?

– Этих плоховато знаю. Так, краем уха слыхала, они в походах всегда… как и князь наш.

– А что скажешь о Кривере… так ее зовут, кажется? Есть тут у вас такая ведьма?

– Криневера?!

Ратмиру словно вдруг ударило током, узкое лицо скривилось и побелело, словно пронзенное внезапно зубной болью, руки задрожали мелкой дрожью, та же дрожь послышалась и в голосе:

– Криневера? А что ты о ней слыхала?

– Да ничего. Одно только имя – мол, есть здесь такая.

В общем-то, Женька и не солгала, когда ответила именно так – ничего ведь и в самом деле не знала, кроме того, что эту самую Криневеру собирались использовать против нее пресловутые Довмысл со Стемидом.

– Злобна Криневера, коварна, – шепотом промолвила чаровница. – Пса! Пса! Нет ее на дворе княжьем, на посаде живет, колдует. Лучше с ней не встречаться да зря имя не поминати!

После упоминания всуе имени злоковарной ведьмы Криневеры у Ратмиры как-то поиссяк поток слов, чаровница попила еще кваску да вскоре откланялась, обещавшись зайти завтра – вместе со Здравою и другими слугами непосредственно готовить девчонку к свадебному обряду.

А вот по этому поводу Женька-то вечерком и всплакнула. Точнее сказать, ночь уже была, темная, с обкусанным остатком луны и бархатным звездным небом. В раскрытое окно слышно было, как где-то далеко на посаде лаяли псы, а здесь, в крепости – или как ее называли – детинце, – перекрикивалась бдительная стража.

Да уж, что и сказать, вовсе не такой виделась Летякиной собственная свадебка. Выйти замуж неизвестно за кого, неизвестно где… Хотя нет – как раз известно! И в этом-то все и дело.

Глава 5. Лето. Киев. Княжна

Все произошло как-то буднично и даже можно сказать – блекло. Честно говоря, от собственной-то свадьбы Женька ожидала большего: если и не свадебного путешествия, то хотя бы веселья – а его-то, увы, и не случилось.

С утра явились какие-то нудные бабки во главе с чаровницей Ратмирой, повели молодую в баню, попарили «по-черному», омыли в нескольких водах, все что-то бормотали, пели, что именно – невеста не вслушивалась.

После бани переодели в длинное белое платье, соорудили прическу – дело небыстрое, и снова все под причитания и вой.

Как позже пояснила Ратмира: поскольку сам процесс сватовства считался уже улаженным, так семь дней подряд не гуляли, приступили непосредственно к свадьбе. В окружении целой толпы народа юную невесту осторожно посадили в седло да повели лошадь под уздцы… нет, не к церкви, а в какое-то гнусное, наполненное застарелым запахом крови место, окруженное частоколом с висящими на кольях человеческими и коровьими черепами, выбеленными чуть ли не до блеска дождями и солнцем. Как тут же догадалась Летякина, это поганое капище заменяло язычникам церковь: внутри, за частоколом, располагались круглый жертвенник из неотесанных камней и деревянные идолы самого дурацкого вида – какие-то кособокие, недорукие, с едва намеченными ленивым взмахом топора половыми органами.

Вокруг идолов уже бесновались седобородые волхвы – прыгали, завывали, били в бубны, призывали Стрибога, Перуна и Мокошь, судя по всему, принимая в свои языческие ряды новообращенную гостью. Приняли, похоже, успешно – зарезали на жертвеннике белого петуха да с неуемной энергией снова запрыгали вокруг невесты, обрызгивая белое платье красной жертвенной кровью.

Женька поежилась – хорошо, человека не убили, с этих-то полудурков станется! – обернулась к Ратмире:

– Долго они еще тут скакать будут? Или – «кто не скаче, тот москаль», так, что ли?

– Да недолго. Посейчас и выйдем уже.

Вышли. Снова усадили невесту на лошадь. Закружили вокруг какие-то парни в масках и с дудками – скоморохи, что ли? Дудки верещали на редкость противно, куда там вувузелам, да и вообще все вокруг было как-то грязно и шумно; какие-то непонятные люди – мужчины и женщины – что-то невпопад пели, бросали зерна, призывали милость богов.

Вся эта разношерстная компания, обойдя вокруг капища раз семь или восемь, под звуки дудок потащилась к главному крыльцу, на ступеньках которого в окружении окольчуженных гридей дожидался посаженный отец – воевода Свенельд, приглашенный на сию «должность» по настоянию Женьки: у нее все равно больше никаких авторитетных знакомых не было. Судя по довольному виду, старому варягу назначенная роль нравилась, как и какой-то дородной боярыне – верно, посаженной матушке.

Не дойдя до крыльца с десяток шагов, процессия остановилась, молодую осторожно сняли с седла, повели под руки. Рядом запели, заголосили девы:

 
Громы-то прогрянули,
Часты дождички пробрызнули,
Благословляется чадо милое
У свово родимого батюшки,
У своей родимой матушки…
 

Ну и так далее, в том же уныло-постном духе.

Слава богу, ныли недолго: обняв Женьку, Свенельд трижды поцеловал ее в щеки да весело подмигнул, кивая на подъехавшую к крыльцу свиту во главе… с тем самым вислоусым парнем, панком.

Летякина, кстати, еще вчера вечером догадалась, кто это такой, и даже немножко обрадовалась – ну, хоть не противно. Жених ничего себе – красив, статен, правда, прическа дурацкая, ну, уж какая есть, сейчас уж не исправить.

Тут же, рядом с сыном своим, показалась и Ольга – в парчовых одеждах, с поджатыми губами, вся какая-то суровая, нерадостная. Интересно, она всегда такая или так, на людях прикидывается?

Позади Ольги на белом коне ехал еще один богато одетый парень, очень похожий на Святослава, только моложе, совсем еще сопленосый, наверное, младший брат или племянник.

Снова затянули песни. Заиграли дудки, запрыгали, завыли волхвы. И вся процессия во главе с женихом и невестою снова потянулась к капищу, куда княгиня-мать, кстати, так и не вошла, терпеливо дожидаясь новобрачных снаружи.

Опять отрубили голову белому петуху – дались им эти петухи! – потом к жертвеннику повели теленка, милого такого, беленького. Женька закрыла глаза – жалко было животное. Волхвы ухмыльнулись, достали ножи. Забили. Обрызгали всех кровью. Попрыгали, повопили, поколотили в бубны.

Ой, когда ж это все кончится-то? Костры кругом, дым, дудки гнусавят немузыкально, рожи раскрашенные прыгают… индейцы, блин.

Кончилось, слава богу! Однако далеко не сразу.

После капища проехались, протащились по всем пригородам-посадам, вопли ликующего народа послушали, а уж потом вернулись в хоромы да сели, наконец, пировать.

Хваленое ромейское вино Женьке не понравилось – кислое, а вот медовуха по вкусу пришлась. Правда, хитрая невестушка себя тормозила, все больше – лично! – суженому подливала, улыбалась – пей, мол, пей! Конечно же, и сама опьянела, но так, слегка. Уже и тосты произносить стала, выкрикивала, стараясь из роли не выходить. Не всегда получалось, конечно, – хмель свое дело делал.

– А давайте за родителей моих выпьем! А теперь – за матушку древнюю Русь! За свекровь… За тебя, Свенельд, дядюшка! Эй, кто там? Н-наливайте же уже! Коль пошла такая пьянка – режь последний огурец. Ну, за мир во всем мире! Чтоб у нас все было, а нам за это ничего не было. Ухх… хорошо! А теперь песня! Изгиб гитары желтой ты обнимешь нежно… Эй, Славик! Ты че как не родной? Подпевай давай… А вы – наливайте! Эхх… Как здорово, что все мы здесь сегодня собрались.

Хитрая невестушка продолжила пьянство и на брачном ложе, опростала на пару с молодым супругом полторы братины бражки, после чего Святослав откинулся на медвежью шкуру и заливисто захрапел.

Женька скосила глаза и усмехнулась:

– Умаялся, сердечный. Да все мужики такие – слабоватый народ. Выпить, мечом помахать – какой там, на фиг, секс?!

Покачав головой, юная невеста спрыгнула с ложа и, оглянувшись на храпящего мужа, в одной рубашке, босая, проскользнула в дверь.

– Ой, госпожа-а-а! – в сенях бросились на колени служанки.

– Цыц! – нахмурила брови Тяка… впрочем, какая, блин, Тяка? Княжна!!! Не кто-нибудь, не на улице найдена, а законная правительница Киевской Руси! И вести теперь себя должна соответствующе.

– А ну-ко свечку мне принесли живо! Кухня у вас тут где? Поймайте там, в птичнике, кого-нибудь, курицу или гуся… Мало ли, что яства есть! Нам вот с князем свеженького шашлычка захотелось. Метнулись, живо! Лично проверю. Разленились тут без меня!

Под спровоцированную самой же суету хитрая девушка прибрала к рукам отрубленную куриную голову, унесла в опочивальню, щедро измазав постель. Ну вот! Теперь и поспать можно, расслабиться.

Прильнув к могучей груди мужа, Женька смачно зевнула и через пару секунд уже сопела носом, видя сладкие сны. Какие именно – потом, конечно, не вспомнила, да и не до того было – проснулся молодой супруг. Улыбнулся смущенно, погладил женушку по плечу:

– Как там вчера было-то?

Хитрая девчонка в грязь лицом не ударила, глазки синие закатив, простонала:

– О, ты был хорош! И так… и этак… Рокко Сильфреди завидовал бы!

Святослав посмотрел на кровь:

– Тебе хоть не больно было?

– Да не парься, нормально все. До ночи заживет, а уж потом… – Женька мечтательно закрыла глаза и загадочно улыбнулась. – А уж потом мы с тобой зажжем!

– Что зажжем? Зачем?

– Говорю же, не парься! Сама все сделаю… Ух, башка-то… Сейчас бы холодненького кваску.

Князь хлопнул в ладоши. Тотчас явившиеся на зов слуги притащили и квас, и брагу, и вино, не забыли и яства, хоть в последних покуда надобности не имелось.

– Опа! – Сев на ложе, Женька потерла руки. – Вот это я понимаю – кастрюля! Неужто из золота? А что там в ней? Фи… Овсянка, сэр!

Отпившись холодным кваском, молодые супруги еще повалялись, после чего крикнули слуг – одеваться – и спустились в трапезную продолжать пир. Честно сказать, Летякиной уже никакого продолжения не требовалось, как и большинству из обожравшихся вчера гостей, однако, раз князь сказал «надо», значит – «надо», и нечего тут выпендриваться и что-то из себя воображать. Будьте проще – и люди к вам потянутся.

Все время, правда, молодые за столом не сидели – несколько раз выходили, гуляли по двору и хоромам – князь показывал женушке Кремль.

– Вот в этих хоромах твои покои, злата моя. А там вот, рядом – мои.

– Мы что же с тобой, не вместе?

– Ты – княжна! У тебя – своя опочивальня и челядь своя. Мы же не древляне – в зверинстве непотребном жити. Ха! – Святослав вдруг совсем по-мальчишески шмыгнул носом. – Вот вспомнилось тут. Идут два древлянина, один – без всякой поклажи, другой несет на шее овцу. Тот, что пустой, и спрашивает – а ты что, мол, овцу-то несешь, нешто сама идти не может? А тот ему – сама-то идя, похудеет, мяса, чай, меньше станет, ага! Смешно?

– Да так.

– Ничо! Есть у Свенельда гридень один, Рулаф, так он много про древлян знает. Обхохочешься, едва ль не упасть!

– Рулаф – это рыжий такой?

– Он. А ты откуда знаешь?

– От Свенельда же.

– Ты смотри, милая. – Взяв юную женушку под руку, князь резко понизил голос. – Свенельд – всегда себе на уме. Он варяг, и я – варяг, только я богов Руси признаю и все обычаи, паче – князь русский, Свенельд же и дружина его – нет.

– А как так, что у Свенельда своя дружина? Ты же здесь главный!

– Так. Но Свенельд – воевода и верный друг. Сыстари еще. Ладно… – Святослав вдруг улыбнулся, и обаятельная эта, полудетская еще, улыбка очень ему шла. – Как ты говоришь – не парься! Лучше еще послушай про древлян. Как-то раз задумали древляне украсть козу…

Женька слушала вполуха и улыбалась – забавные анекдоты из древлянской жизни были в Киеве в ходу, наверное, со времен князя Игоря, древлянами же и казненного за беспредел. Еще неплохо шли рассказки про радимичей, про далеких, но хорошо знакомых византийцев-ромеев, про хазар и булгар, про печенегов-кочевников – о, этим-то чего только не приписывали, не хуже древлян!

– Про хазар я что-то слышала, – с удовольствием прохаживаясь по липовой аллейке, поддержала беседу княжна. – Правда, так, смутно. Вопрос на пробном ЕГЭ попался.

– Гады они ползучие, эти хазары, – посмурнел Святослав. – Надо на них на «вы» идти, походом воинским! Разору, огню предати и вежи, и дворцы, и храмы Иеговы-бога! Чтоб не совались на земли росские боле никогда.

– И часто суются?

– Да сейчас-то не так… А раньше бывало! Но гостей наших заморских примучивают, и богатства у них полно.

Женька лукаво прищурилась:

– Так хазары – гады, потому что гостей примучивают или потому что богатств у них полно?

– Что? – Князь посмотрел супруге в глаза неожиданно гневным взглядом. Покусал ус: – Умна ты не в меру, Малинда.

– А ума много не бывает!

Исправляя ситуацию, хитрая женушка немедленно обняла мужа за плечи и, притянув к себе, поцеловала в губы. Целовала долго и жарко, чувствуя, с какой жадностью шарят по всему телу крепкие мужские руки, гладят плечи и спину, забираются под лямки туники, сквозь тонкое платье лаская тугую грудь. Женька уже и сама не выдерживала – живая все ж!

На миг отпрянув, покусала губы, шепнула:

– Давай! Я хочу тебя… Прямо здесь!

– Могут увидеть.

– Увидят, так пусть завидуют – ты князь или кто?

Томно прикрыв веки, Женька нагнулась, потянула подол, открывая коленки, бедра…

Зарычав, словно раненый зверь, юный князь подхватил ее на руки и, словно древлянин, потащил в кусты, уронил, уложил на мягкую травку, набросился…

– Тише, тише… нежней!

Княжна сама стащила с мужа рубаху, запустила руку в порты…

Святослав дернулся:

– Ах… Сладко как, сладко!

– Еще не так будет, – томно закатывая глаза, пообещала дева. – Ах…

Оба унеслись неизвестно куда – то ли проваливаясь в волшебную страну сладкой неги и страсти, то ли, наоборот, возносясь к небесам. Вокруг пахло клевером, неподалеку, в кустах бредины, заливался-пел соловей, и прозрачные зонтики одуванчиков, гонимые теплым ветерком, падали на сплетенные, охваченные негой тела.

– Охх!!! – выдохнув, упал на Женьку супруг. – Вот уж не знал, что ты так можешь.

Княжна не отвечала, расслабленно разглядывая облака.

– Ты очень красива, мила. И много чего умеешь… не ожидал. Как ромейка!

– Я? Как ромейка? – обиженно фыркнула дева. – Да я намного лучше и, кстати, умней! Правда, тебе мой ум не нравится почему-то… Разве у великого князя должна быть глупая жена?