Текст книги "Опергруппа в деревне"
Автор книги: Андрей Белянин
сообщить о нарушении
Текущая страница: 5 (всего у книги 12 страниц) [доступный отрывок для чтения: 5 страниц]
И, кстати, пообедать пора, а то как перекусил с утра, так до сих пор хоть бы яблочко зелёное кто предложил. Надо бросать всё и идти к Яге, она меня голодного на дух не переносит. В хорошем смысле… Вот так я и поступил, и оказался только в выигрыше.
…Уже практически на закате донельзя довольного Абрама Моисеевича отправили в Лукошкино на телеге, под завязку гружённой корзинками с яйцами. Гешефт полный, театр двух актёров взял реванш, деревня надолго запомнит их яркую постановку.
Митька сумрачно слоняется по двору, гоняя мелких пауков и подманивая на свист крупных. Почему они шли, фиг их знает! Может, он свистит по-особому, может, пауки всё равно в нашу избу лезут, а так хоть парень при деле. Мозги ему бабка вправила, Марфа Петровна ещё не заходила, но ведь придёт точно – до конца сына стыдить…
Чувствую, у них тут это любимое занятие – стыдить и просить прощения. Староста вот уже приходил, извинялся, что ворота низкие и верёвка некрепкая, когда снова надумаем вешаться, чтоб к нему шли, уж он-то понадёжнее положит…
– Никитушка, – Яга ненавязчиво оторвала меня от грустных размышлений, – ты бы поел чего, а? Ить ноченькой в засаду пойдёте, на голодное брюхо всех злодеев упустите…
– У меня морда лица треснет, и вам придётся накладывать мне швы шерстяными нитками, – самокритично пошутил я. – А если серьёзно, так там всех злодеев один дьяк Филимон. И то не факт, что этой ночью он непременно будет шастать у боярского терема. Может, всё-таки надо было сначала самого Мышкина спросить?
– Так он тебе и сказался… Ить обсуждали уже, голубь ты наш, надо завсегда первым Фильку ловить – ежели его за жабры взять, так он сам всех сдаст! А уже с информацией можно и боярина за седьмое ребро щупать…
Идея ночного бдения была бабкина. Мне лезть в засаду не улыбалось нисколько. Ну не чувствовал я в этом перепелёсом деле серьёзного уголовного подтекста. Так, невнятная суета, сплошные неувязки, недомолвки, непонятки и нестыковки, а кончится, как в плохом детективе, – пшиком… Однако же, забегая вперёд, скажу, пшиком не кончилось, кончилось другим звуком.
В «секрет» залегли с Митькой, он приволок полстога сена, и мы устроились под шумящими на ветру берёзами с максимальным комфортом. Ночь была звёздная, тихая и располагающая к жутким историям. Таких страшилок на уровне детского сада мой напарник знал на три тома с продолжением, поэтому без приглашения запустил очередную деревенскую мистификацию:
– А за околицей мужик один жил, Донькой его звали, Долдон – полное имя будет. Бабник бы-ыл… страшеннейший! Тока где бывало юбку увидит, сразу туда шасть – и прям тут же соблазнит! Всех подряд соблазнял, что девок, что молодух, что жен, дитями обложенных, а иногда по скучности и бабок каких, что посимпатичнее… Наобещает им с три короба сластей, бусинок да полотну разного, они сами собой на него и прыгают! Дуры бабы, известное дело… Ну, мужики-то тоже на энто баловство сквозь пальцы не смотрели – били его, бывало, по-чёрному. Однако ж сам инструмент греховоднический навек отбить стеснялись, из мужской солидарности. А тут прослышал Донька, что у бабы одной муж помер, да лично к ней лыжи и навострил…
– Её случайно не Анной звали? – встрепенувшись, уточнил я. Вообще-то Митькины байки кого угодно убаюкают, но ведь я привык, что обычно он Шекспиром пользуется, а тут вроде Пушкин…
– Точно, Анька-рыжая! – не удивившись, подтвердил он. – Ох и дедукция у вас в развитии, Никита Иванович, завидую по-доброму… Так продолжать али вы сами доскажете?
– Ври дальше.
– Обижаете, батюшка, – совершенно не обиделся он, с хрустом потянулся, перевернувшись на спину и, удовлетворённо крякнув, продолжил: – Вот они, Донька с Анной, чёй-то заспорили про любовь, но ненадолго… Известно же, сердце бабье на ласку падко, на отзыв сладко, на взятки гладко. Тока-тока обниматься-миловаться и начали, как вдруг – нате вам…
– Каменный гость?
– Не-а, хуже…
– Муж вернулся!
– Не-а, да что вы всё о глупостях каких, – раздражённо подскочил Митяй. – Я ж говорю, вона – дьяк побежал!
Филимон Груздев (а это был он, вне всяких сомнений) дюзнул мимо нас со скоростью Мюнхаузена на ядре! Причём ядро было о-очень горячим… Мой напарник кинулся было в погоню, но я успел удержать его за штанину. Нет, вру, тормознуть Митьку на стартовом рывке и пятерым стрельцам не под силу. Я удержал его штаны. Парень запутался, матюкнулся и грохнулся, скоростной дьяк скрылся в перелеске.
– Возьмём на обратном пути, – запоздало объяснил я. – Не думаю, что он туда очень уж надолго…
Митяй мрачно подтянул штаны и надулся, но время подтвердило мою правоту. Нравоучительная сельская история про Доньку и Аньку так и осталась незаконченной, а думный дьяк уже спешил обратно. Либо разговор был чересчур коротким, либо он что-то получил и несёт передать кому-то с рук на руки. Заговорщик тот ещё, хотя уровень интриг не перескакивает через барьерчик мелких пакостей. Мы взяли его в клещи, как два медведя беззаботного зайца, Груздев даже ушами всплеснуть не успел…
– Пройдёмте, гражданин!
– Аспиды милицейс… – только-только и опознал бедолага, как мой напарник профессионально заломил ему руки и прикрыл ладонью рот.
– В отделение его, Митя. Там предъявим обвинение в бродяжничестве и… и…
– Дискредитации морального облика служителя религиозного культа? – предложил Митяй.
– Годится, потащили!
…На полпути скандальному дьяку удалось выплюнуть собственную скуфейку (использованную нами в качестве кляпа), и окрестности Подберёзовки огласил нечеловеческий вопль душевной драмы, полный такой страсти, пронзительности и тоски, что в ответ залаяли собаки, замычала скотина, всполошились куры, а весь деревенский люд повскакал с лавок и полатей, дабы лишний раз перекреститься и… спокойненько спать дальше. Менталитет, мать его, чего зря будоражиться, всё одно завтра утром узнаем! А там и частушку по теме споём…
Видимо, это понял и задержанный (тайно рассчитывавший как минимум на международный резонанс в поддержку его оскорбленной особы!), а потому скромно заткнулся. То есть я надеюсь, что он это добровольно, потому что звука звонкого подзатыльника за моей спиной я точно не услышал… Демонстративно. Хоть это и милицейский произвол. Но вы бы знали дьяка, как знаем его мы…
* * *
Яга встретила нас горячим самоваром, но допрос рекомендовала отложить до утра. Тем паче что и сам гражданин Груздев нелицеприятно заявил:
– Вообще ничего не буду говорить! А вот как сгину весь у вас, волков позорных, смертью безвременной, так ужо узнает государь, кто его волю царскую изменять дерзнул, а над слугой его верным надругался…
Черт его знает, обычно дьяк врёт естественней, чем делает всё остальное естественное… Но, с другой стороны, от Гороха тоже всяких сюрпризов ожидать можно, утром выясним. Наш парень уже дрых в сенях, временно задержанный (и надёжно связанный) аппендицит в рясе мстительно храпел рядом. А бабка, усадив меня за стол, заказала у домового варенье из зелёного ореха и начала наконец делиться соображениями:
– Уж больно путаный узелок завязывается, да ни один кончик наружу не торчит, и потянуть-то не за что… А ить чую, в деле сем весьма злой умысел имеется! Вот тока сути его я покуда не уразумела… Митеньку в колодец сунуть, тебя коровой напугать, меня, старую, до похмелья довести – это ж разве цель?
– Истинная цель – это испортить нам отпуск, – неуверенно предположил я.
Яга улыбнулась левым уголком рта, типа очень смешная шутка…
– Может, и так, Никитушка, а тока ты думал, кто нам эдаким благорасположением удружил? Дьяк Филька, боярин Мышкин али сам Кощеюшка? Мелковато болотце будет, чтоб там таких чертей крупной сетью ловить…
– Намекаете на то, что у нас по-прежнему нет состава преступления?
– Да составов-то хоть отбавляй! Признаки, приметы, улики, подозрения – всё есть, ан преступления нет как не было! Мы ж обычно любое свершившееся правонарушение рассматриваем, а профилактику стрельцы еремеевские проводят. Вот убьют тут кого-нибудь, так всерьёз и возьмёмся.
– Особенно если убьют Митьку или меня?!
– Тоже логично… – прикинув, пошла на попятный бабка. – Но всё одно труп нужен!
– Каво надо, я зарэжу, э? – с щедрым кавказским размахом уточнили из-под печки.
Я аж дёрнулся, а наша домохозяйка цыкнула зубом на домового. Тот извинился, сказал, что хотел как лучше, и, понизив голос, предложил свои услуги ещё раз, «савсэм бэсплатна, для такой жэнщины!»… Пока они сдержанно выясняли отношения, я тихо уснул там же, за столом. Сны были короткие, сумбурные и не запомнились.
Утро встретил с петухами… Ещё два дня, и я начну на них охоту. Или арестую всех по подозрению в заговоре, подлые птицы наверняка организовали нечто вроде закрытого профсоюза и получили указание от нашего гада из Лукошкина – портить мне кровь… Но это им даром не пройдёт! Я страшно отомщу… чем-нибудь… лучше тяжёлым… скоро… может быть, даже сразу после завтрака. Они меня просто ещё не знают…
А после завтрака был учебный допрос дьяка. «Учебный» – это в том плане, что его проводил Митька, а мы с Ягой только подсматривали и конспектировали.
– Ещё одну плюшку, гражданин?
– Не-эт! Буду я говорить, галилеянин распогоненный, буду, тока не мучь более…
– А ну не раскрывать рот без разрешения! Бабуля старалась, сам Никита Иванович содействие в месилове теста оказывал, а вы вона как мало нас уважаете… Ну-кась, ещё одну!
– Смилуйся, царица небесная… (ням! чавк!) Уп… ить моченьки уже нет, а энтот ирод слугу твого верного погубить решил оскормлением… (ням!) Лопну же…
– А вот я вам чайком малиновым заполирую, – продолжал добрейшей души Митяй, впихивая в Филимона Митрофановича семнадцатую (или сорок вторую?) румяную плюшку. Назим за занавесочкой только успевал подносы менять.
Прошу понять нас правильно, общеизвестно, что дьяк идёт на контакт с милицией только под пыткой либо из личных корыстных интересов. А так мы на любом служебном расследовании легко отопрёмся – типа всего лишь потчевали дорогого гостя свежим печевом…
– Итак, гражданин, с какого рожна вас так к боярам Мышкиным попёрло?
– Да ить мимо же шёл!.. И чёй-то, думаю, теремок такой за забором загадочный, а вы мне руки крутить…
– Ещё плюшечку?
– Ах, к Мышкиным! – мгновенно вспомнил задержанный. – Дык с Мышкиным-то я, знамо дело, уж почитай месяц в тайной переписке состою. Государево дело! Ко дворцу царскому они вернуться намерены, на том и меня уговаривают – грамоты покаянные надёже-государю носить… Я и ношу, чё преступного-то?
– Митя, насчёт колодца уточни, – напомнил я, видя, что все наши подозрения к гражданину Груздеву тают, как масло в блинный день. Спрашивать про то, кто довёл моего напарника до попытки суицида, бессмысленно…
– Не был я там, – уяснив суть вопроса, твёрдо вскинул бородёнку дьяк. – Хошь, так побожусь, а хошь, запрос в Лукошкино дай, твой пёс Еремеев небось подтвердит. Ибо собственноручно мне в сей день и час загривок метелил нещадно, без вины виноватому! За что – не ведаю, а…
– …а без вины у нас Еремеев и комара не застрелит, – строго оборвала бабка и повернулась ко мне: – Не врёт он, Никитушка. Давай отпускать с извинениями. Охти ж, сама не верю, что таковые слова крамольные произнесу… Отпустить… с извинениями… и кого? Фильку-прощелыгу!
Если наша эксперт-криминалистка логично рассчитывала, что после таких слов дьяк ударится в ответные оскорбления и даст нам повод для задержания, – её план рухнул с треском… Филимон Митрофанович лишь состроил мученически-страдальческое лицо и скромненько промолчал. Яга насупилась, а толку? Я кивнул Митяю: развязывай! Освобождённый дьяк шагнул поближе ко мне и с наслаждением оттопырил волосатое ухо…
– Извините, гражданин. Вы свободны, – картонным голосом пробурчал я.
Отпетый скандалист гордо выпятил хрящевидную грудную клетку и, придерживая набитое пузо, мелкими шажками посеменил на выход. Я тупо отмечал следы его грязных лаптей на чистых полах нашей горницы. Озарение пришло, когда за дьяком захлопнулась дверь.
– Лапти! Почему лапти, Митя?! Мы же видели чётко выраженные следы сапог!
– Воистину так, – поражённо выдохнул восхищённый моей дедукцией наш умник и метнулся в погоню.
Со двора раздался придушенный заячий визг гражданина Груздева.
– А ну как он просто переобулся, Никитушка?
– Извинимся ещё раз, чего проще…
– Ну тады, Назимушка, давай ещё плюшек!
Домовой только крякнул из-под печки, но за дело взялся споро. Наш человек, труженик, и чувство юмора имеет, жалко будет с ним расставаться… Но зачем о грустном, на десятой плюшке гражданин Груздев от всей души принял наши извинения за вторичное задержание, а на восемнадцатой признался, что последний раз надевал сапоги аж в марте! По лету лапти куда сподручнее, и легче, и нога не преет, и в плане починки не в пример экономичнее будут.
– А вы, что ль, кого другого за меня, грешного, приняли? Дык было такое дело, могли бы прямо спросить… Нешто я родной милиции когда врал?
Мне сразу захотелось припомнить, что правду дьяк говорил всего один раз, когда впоследствии тайного эксперимента Яги хлебнул у нас Кощеева порошка. Последствия этой «сыворотки истины» мы потом полдня расхлёбывали, но сейчас главным было не это…
Получается, что действительно к дому Мышкиных подходил кто-то другой, в длиннополом одеянии, сухопарый и шустрый, тот, кого на расстоянии, при беглом взгляде, я вполне мог принять за дьяка Груздева.
Именно этого «кого-то» и видели на деревне, но мельком, не наверняка, даже дочь кузнеца Маняша не может припомнить толком… А кому здесь надо так старательно скрываться? «Неужели всё-таки шамаханы?» – Я вопросительно глянул на Ягу, та неопределённо повела плечиком…
– Давайте подробности!
Филимон Митрофанович приосанился, выгнул кустистую бровушку и только-только приготовился озвучить астрономическую сумму своих услуг, как на наш двор шумно вошла целая делегация. Сам староста с женою, два-три старца из возрастной группы «ещё до царя Гороха…», вездесущая Маняша с шестью подругами, чьи-то ребятишки, а верховодила сельским табором Митькина мама. Приехали…
* * *
– А ну, цыц всем! – гулко разнеслось со двора. – Неча батюшку сыскного воеводу разными глупостями от отдыха законного отвлекать. Щас сынуленьку моего вызовем, так кровиночка наша, дедуктивному методу ускоренно обученная, всю пропажу-то и возвернёт!
– Митя, иди, это к тебе, – тихо указал я. Он упёрся спиной в печку и протестующее замычал:
– Н-ни за что… н-не пойду я к ней!
– Иди, Митенька, иди, касатик, а не то Марфа Петровна нам невзначай дверь вышибет али стену поломает, – сочувственно поддержала Яга. – А уж как выяснишь суть проблемы, сюда с докладом ворочайся. Решения судьбоносные сам не принимай, у тя ещё не до такого размеру интеллект-то разросся…
– На верную гибель провожаете… – перекрестился он.
– На свидание с мамой гоним! – поправил я.
– Это что ж за женщина такая, хоть бы единым глазком окинуть? – неожиданно заинтересовался дьяк.
Этого нам только не хватало, я грозно рыкнул на Митяя, и он подчинился приказу, решительно, словно в крещенскую прорубь, шагнув из дома наружу. Суматоха и крики во дворе стихли.
– Продолжим, гражданин Груздев. Итак, когда и где вы видели постороннее лицо, по силуэту и костюму схожее с вашей фигурой? – чисто литературно завернул я.
Дьяк Филька дёрнулся от окна, отвлёкся, вспомнил – зачем он здесь, и торопливо пустился рассказывать. Уложился эдак, чтоб не соврать, в четверть минуты. Мне записывать дольше, а у него одной фразой всё описалось – сюжет, герой, мысли по поводу и два дежурных оскорбления в наш адрес:
– Третьего дня, в полночь, видал мужика подозрительного, в балахоне католическом, вдоль усадьбы мышкинской, в лесу скрывающегося, а мне-то какое дело, я не милиция легавая, на кажный след с лаем не кидаюсь…
В иное время я бы охотно прижучил его за… за… ну, хотя бы за «отсутствие социальной бдительности», но сейчас были дела поважнее.
– А ить справился-то Митенька наш, – меланхолично протянула бабка, постукивая жёлтым ногтем по подоконнику. – Уходют сельчане со двора. Одна тока Марфа Петровна и осталась…
– Слышь, участковый, – вновь напомнил дьяк, – ежели я те навстречу пошёл да все показания как есть выложил, так и ты нос не задирай – представь меня красивой женщине.
– Как зануду и скандалиста?
– Как мужчину с характером, – надулся он.
Яга только ухмыльнулась в платочек, дескать, что тебе стоит, Никитушка, сходи, поизображай агента брачного бюро… тьфу! Но гражданин Груздев, видимо, и сам понял несоответствие запросов, а потому, как только наш младший сотрудник шагнул в горницу, тут же шмыгнул у него под мышкой во двор, знакомиться. Бабка с удвоенным интересом уставилась в окно. Митяй, проследив её взгляд, неожиданно посмурнел и тоже переключился на пристальное созерцание…
– Младший сотрудник Лобов!
– Ась?
– Ась, Мась, Вась… – передразнил я. – Обстановку докладывай!
– Какую обстанов… Бабуль, это он маменьке по-серьёзному глазки строит или так, косоглазием занимается?
– А маменька твоя завсегда так неприступна бывает али просто защемить мужика в опасении?
– Нет, меня тут хоть кто-нибудь будет слушать?! – уже не на шутку разобидевшись, вылез я. А толку-то?
Дьяк вовсю ходил кругами, павлином распуская хвост перед Марфой Петровной, а та лишь томно обмахивалась платочком, делая вид, что вообще не замечает его жарких усилий. Шоу «за стеклом» продолжалось… Я понял, что надо искать другие методы:
– Вообще-то должен признать, что парочка складывается довольно трогательная. Мне нравится… А зачем сюда народ заходил?
– Да никакая они не пара. И нравиться тут нечему… А пришли сказать, что Прошка с Ерошкой пропали.
– Бабуль, вам не кажется, что у дьяка нет шансов? По-моему, он чрезмерно себя выпячивает… Так вы хотели труп, вот целых два!
– Шансы у него есть, чё зря наговаривать. И выпячивается он не весь, а лишь грудью щербатою… Да ить и не трупы они, а только-только пропасть и успели… Ой, стыдобушка-то какая, – первой спохватилась наша эксперт-криминалистка. – На селе, оказывается, горе горькое, а мы, сыскная милиция, в окошко на глупости полюбовные всяко-разно таращимся!
– И не глупости энто, а… – Митька тоже отлип от стекла, почесав пятернёй в затылке. – Ладноть, щас он к ней обниматься не полезет, забоиться сразу-то, а ужо потом я его поучу! На пятнадцать суток сподобите, Никита Иванович?
– Сподоблю, – важно пообещал я. – Ты о деле говори, и поподробнее, пожалуйста.
Тем, кто помнит, что такое «рассказ поподробнее» в исполнении нашего «Смоктуновского»-бугая, поймут меня правильно – пять страниц плотного текста ушло бы на одно вступление. Поэтому документирую протокольно, по существу и без излишеств.
Два местных жителя, братья-близнецы Ерофей и Прохор (Бурьяновы, кажется?) отправились вчера в короткий переход по лесопосадочной полосе за солью. Все деревенские знали, что где-то в тайном месте они её копают, в мешке на своём горбу тащат и так дёшево продают, что не взять грех. Начался этот бизнес у них относительно недавно, в прошлом-позапрошлом месяце. Обычно туда-сюда, в секретное местечко и обратно, укладывались часа за четыре.
Поэтому, когда парни не явились на второй день, староста выразил беспокойство и поимел глупость обратиться за советом к Марфе Петровне. Типа уж она-то всё знает, у неё сын младший милиционер. Вот так, всем миром, со скуки к нам и двинули – дескать, отыщи пропажу, батюшка сыскной воевода, а то ить на осень и огурцы солить нечем будет, как самогон закусывать? Всё просто, а вы говорите – отдых в деревне…
– Время обеденное, – подумав, сообщила Яга, кое-как отрываясь от подоконника. – Ить и ничегошеньки уже толком и не поймёшь, погодим развития событий. Так ты бы, добрый молодец, маменьку свою до дому сопроводил. Да и Филимону Митрофановичу дорогу прямоезжую в Лукошкино указать надобно, навряд ли он теперича самостоятельно до дому догрести сумеет. Ещё, не ровён час, сороки по дороге склюют…
– Отравиться побрезгуют, – уверенно сдвинул брови Митька, но подчинился. Отогнать дьяка от крупной вдовицы было в его интересах – не приведи господи такого отчима…
– Ох и мудрёные штуки нам жизнь выкидывает, участковый, не находишь?
– И не говорите. – Только сейчас я вдруг ощутил чугунную тяжесть собственных погон и попытался мысленно распределить всю предыдущую суматоху по полочкам.
Вышло нечто запредельное, словно мы из неторопливого течения русской сказки неожиданно перекинулись в бешеный ритм китайского боевика. Кстати, китайцев нам тут только и не хватало. В том смысле, что их много, все на одно лицо и шустрят не переставая… Прошу простить, отвлёкся, начал нести чушь, надеюсь, хоть не вслух? Тогда переходим к делу…
– Что думаете насчёт исчезновения двух шутников-балагуров, по совместительству торговцев контрафактной солью?
– Утро вечера мудренее, – уклончиво ответила бабка. – Без экспертизы гипотезы на рыхлом тесте строить не начну…
– Неужели всё так плохо? В принципе они могли где-нибудь загулять, остаться на ночёвку в лесу, уйти на поиски новых путей сбыта в город, мало ли…
– В том-то и беда, что мало. – Яга неторопливо встала, с хрустом выпрямила спину и, поморщившись, осторожно села обратно на лавку. – Охти ж, радикулит проклятый… Никитушка, уж ты сам к обеду на стол накрыть потрудись. А я тебе за то мысли свои тайные поведаю…
– Никаких проблем, уже накрываю!
– Нэ нада! Сам падам, он маладой, пусть сыдит, всё равно так нэ умээт…
* * *
И мы сидели с нашей задумчивой бабушкой за «файф-о-клоком», а старательный Назим, словно есенинский чайханщик, заставил весь стол зелёным, с чабрецом, чаем, пахлавой, вареньем из лепестков роз, кизила, оранжевой айвы и кусочками колотого желтоватого сахара. Всё, кстати, жутко вкусно, хотя Митька Назима почему-то недолюбливает… Но не всё ж время на русской национальной кухне сидеть, душа разнообразия требует! Ещё по Москве помню, есть что-то неуловимо грациозное в азербайджанских официантах, плавно перемещающихся вдоль столов, наклоняющихся к клиентам и, широко улыбаясь, обещающих «Щас, дарагой, всё тебэ будэт!» А рожи притом зачастую буквально наиуголовнейшие! Но улыбка, но зубы, но галантность… ах!
Болтали мы с Ягой долго, на разные темы – от погоды до царской политики, потом перешли на мою будущую жизнь с Олёной. Как я и говорил, бабка и слушать не хотела о том, что мы можем жить своим домом, непрозрачно намекая, что внуков она дождётся, а детишек не ела никогда и в этом смысле все сказки врут наглейшим образом! И как-то, знаете ли, здорово засиделись, потому что к насущным делам мы подошли уже в предзакатное время…
– Вот и слушай меня, сокол ты наш участковый… Чую я, завело нас энто дело фактом последним во глубину серьёзную. При сопоставлении очень некрасивые моменты вырисовываются, ровно чья-то рука преступная невесть какую сложность пакостливую затеяла. Мало не с трёх сторон обложили наше отделение… Давай вместе считать: в Лукошкино масоны пожаловали, Шмулинсона нашего к сотрудничеству склоняют бесчинно. В деревеньке скромной соль ядовитую копают, а весь её яд ить не сразу в организме проявление даст, небось года два протянут люди, прежде чем непривычно помирать начнут… Русалки две о том своё знание имеют да поделиться им сполна опасаются. А многого ли русалки боятся? Да окромя засухи и рыбачьих сетей – ничего! Дьяк с боярином опальным дружбу водит, в переписке тайной состоит, а лихой человек под его личиной тебя в колодезь подтолкнул. И не спорь ужо, я до энтого путём измышлений логических сама собою додумалась…
– Опять Кощей? – равнодушно предположил я. В принципе запросто, у гражданина Бессмертного и с отделением, и со мной уже практически личные счёты…
– О том не ведаю, может, и он, – развела руками бабка. – Соль отравить, двух добрых молодцов загубить – энто в его вкусе будет. А вот тока с масонами он за один стол не сядет, повысокомерничает. Ему с заграницей подвластными территориями делиться ну никак не в масть.
– И вы полагаете, что за всеми действиями стоит именно один человек? Тот кукловод, что дёргает за ниточки…
– А того не ведаю. – Яга вновь виновато развела руками. – Но чую, от того, что мы всей опергруппой в Подберёзовку на отдых нагрянули, – злодею неведомому одна головная боль! Он небось и на Шмулинсона-то наехал в надежде нас в городе делом занять…
– Значит, основная проблема здесь, в деревне?
– А вот в проблеме ты бы меня нипочём не убедил, ежели б близнецы энти не запропали. Чую, влезли они в беду по дурости, и выручать их тебе, сыскной воевода.
– Может, Еремеева в помощь вызвать? Ой, нет, за ним ещё царь увяжется…
– Да уж, давай покуда сами справиться попробуем, а будет нужда – тот же дьяк за подмогой сбегает!
Вот где-то на этой мажорной ноте наше позднее заседание было окончено. Митька так и не вернулся, наверняка, махая оглоблей, сторожил маманю от нежных происков Филимона Митрофановича. Я лично уснул, как вырубился, едва коснувшись головой подушки. Ночью никуда не бегал и, собственно, никого, кроме снов, не видел. Вот сны были, хотя, как полагаю, не вещие. Что-то сумбурное снилось про улицу Тверскую, про мою прошлую жизнь, но не запоминающееся, так… ерунда всякая…
Утро началось с петушиного крика. Я накрыл голову лоскутным одеялом, тихо размышляя, у кого бы прикупить вирус птичьего гриппа. Реальных кандидатур не было, поэтому всё равно пришлось вставать. Яга была уже во всей красе на ногах, в новом платочке, с кудрями и чуть припудренным носом, что-то мудря у печки.
Свежевыбритый, как всегда, Назим крутился на подхвате с ухватом. В отличие от нашего лукошкинского домового меня он не стеснялся нисколько и никогда не прятался. В дружки, впрочем, тоже не набивался, поскольку слушался исключительно Ягу, а на меня смотрел чуть свысока, типа «маладой, глупий, такую жэнщину прасматрэл!»
На завтрак обещали хинкали с бараниной и мацони, я отправился во двор, умыться и сделать зарядку. Солнышко длинными лучами, словно ресницами, щекотало край горизонта, воздух был свеж и напоен птичьим пением, небеса голубели, облака изображали нарисованных лебедей, а прямо из деревни, вздымая клубы пыли, нёсся в нашу сторону одинокий всадник.
Присмотревшись, я едва не сел в лохань – у нашего забора красиво встал на дыбы здоровущий рыжий кобель, а на его спине с ковбойской лихостью восседал наш кот Васька! На моих глазах Василий небрежно спрыгнул на землю, по-хозяйски потрепал своего «скакуна» по холке и отпустил восвояси. Счастливый пёс, поджав хвост, пустился наутёк, пристыженно оглядываясь по сторонам – не видели ли его позора другие собаки!
– Ва-Вася? – зачем-то уточнил я.
Спутать откормленного бабкиного любимца с другими представителями кошачьей породы просто невозможно – он один такой… Матёрый чёрный кот козырнул мне на ходу и чуть косолапящей походкой кавалериста направился в избу. Через мгновение оттуда донёсся счастливый бабкин всхлип и придушенный, но привычный «мявк». Обнимаются, понимаю…
Кстати, завтракал я один. Яга с Васькой сразу же умотали из избы куда-то за околицу, переговорить без свидетелей. Ну, естественно, не случись в городе нечто из ряда вон выходящее, кот ни за что в жизни не покинул бы свой пост, тёплую печь и подвал со сметаной. Ладно, пусть пообщаются наедине.
– Ищё хинкали будишь, э? – Повесив нос, у моего колена возник поскучневший Назим с чугунком в руках.
– Спасибо, не откажусь, – от удивления согласился я, хотя и был сыт. Обычно домовые общаются только с непосредственными хозяевами, я такой чести удостаивался впервые…
– Слуший, давно у неё… с этим… Васком?
– На моих глазах уже год…
– Ай! – Домовой скривился так, словно его сердце пронзила стрела.
Он что, ревнует?
– Это шутка, неудачная, – торопливо поправился я, – не надо так убиваться. У неё к нему самое чистое, скорее даже материнское, отношение, Яга воспитывала Ваську с младых когтей.
– Тощно? Не врёшь, да?
– Не имею такой привычки, да и должность, знаете ли, не позволяет, – внаглую соврал я, причём дважды, но домовой, кажется, поверил. – Назим, я хотел… нет, хинкали больше не надо. Нет, они очень вкусные, но… нет, понравились, очень понравились, не надо на меня так смотреть! Я спросить хотел…
– Спращивай.
– Вы как к паукам относитесь?
– Нэ люблу.
– Вот и я о том же…
– Но уважаю! – Он, видимо, счёл разговор законченным и практически скрылся за печью, но я догнал его прямым вопросом в спину:
– Что они прячут в доме?
Домовой вздрогнул, быстро огляделся по сторонам и, не оборачиваясь, бросил:
– Дырка!
Сначала я его не понял, даже решил, что это какое-то азербайджанское слово, и затребовал русский перевод. Назим побагровел и серьёзно обиделся:
– Какой ещё перевод-шмеревод! Дырка они прячут. Обычный дырка! Бальшой. Паутиной закрывают… Всё!
Всё так всё, и на том спасибо, зачем же сразу кричать-то? Нервные они все, кавказцы, ревнивые и шумные, не умею я с ними. А вот бабку слушается! Хотя её попробуй не послушай…
Легка на помине, наша эксперт-криминалистка порхающей походкой влетела в горницу. Судя по её блестящим глазам и отсутствию привычной хромоты – Васька доставил действительно очень важную информацию…
* * *
– Ну, участковый, с тебя магарыч! Ибо по ночке вчерашней на двор наш милицейский диковинный гость пожаловал. Обликом вроде как чёрный ворон, а речь человеческую имеет. Не шумел, не скандалил, твою милость искал. Говорит, будто бы сообщение у него для тебя важное… Ничего не напоминает али мне самой за тебя логическую цепочку достроить?
– Кощей…
– Да уж, зря клювом не щёлкаешь! На лету мух ловишь, – искренне похвалила Яга. – От него, Кощеюшки, нарочный прибыл, и на сей раз не он нас в гости зовёт, а сам, своей персоною разрешения побеседовать просит. Видать, шибко мы ему запонадобились, а?
Да уж, чтобы Кощей Бессмертный, знаменитый злодей и популярный местный уголовник, просил меня об аудиенции! Похоже, и впрямь затевается что-то неординарное. Наши отношения с этим некоронованным королём преступного мира были прозрачны и чисты. Мы рушим его планы, ловим его самого, сажаем и ставим охрану. Он – плетёт интриги, ворует секретную документацию, губит людей и постоянно пытается убить нас всех самыми причудливыми способами.
Был грех, один раз мы пошли с ним на сотрудничество. В заговоре Чёрной Мессы этот старый маньяк-одиночка исполнил-таки свой гражданский долг и задержал на границах европейскую нечисть из арьергарда демона Вельзевула. С которым, между прочим, в то же самое время мы разбирались, нос к носу, в центре Немецкой слободы.
Но это акция разовая, я бы даже сказал, вынужденная… Буквально через месяц мы его посадили, но он бежал, а совсем недавно мне удалось отбить у него мою невесту Олёнушку. О чём, будьте уверены, Кощей забудет не скоро. Если забудет вообще…
