Текст книги "Неудобная правда. Часть вторая"

Автор книги: Андрей Нжде

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 2 страниц)

Раскаяние Людовика XV

Убийство надломило Людовика. Каждую ночь он просыпался в холодном поту леденящего страха, оттого что во сне видел растерзанную им Элис. Стоя в рваном платье и опустив плетьми руки, она смотрела на короля глазами, полными глубокой боли и слёз, и тихим голосом задавала ему один и тот же вопрос: «За что ты убил невинную?»

Дошло до того, что монарх, боясь заснуть, подолгу мучил себя многочасовым хождением по спальной комнате, с силой хлопая себя по щекам. Пытаясь отогнать власть сна, он часто умывался ледяной водой, но, проигрывая природе, валился в постель, чтобы вновь увидеть несчастную, истерзанную его злом жертву.

Измотанный душевными страданиями, пребывая целыми днями в глубокой печали, король всё чаще задумывался о том, что его жизнь, прожитая в праздности, была больше похожа на скотскую. Всё отведённое ему судьбой время он ублажал своё тело красивыми одеждами, вкусной едой, наслаждался плотскими утехами, не задумываясь о будущем своей души. Воспоминания о прошлых удовольствиях совсем не радовали, напротив, тяготили, давя неподъёмным грузом, тянули куда-то вниз, в незримую пропасть.

Спустя несколько дней после убийства Элис король получил письмо от одной из своих дочерей, которая много лет назад решила положить жизнь свою на служение Господу, подвизаясь в одном из монастырей. В письме монахиня королевской крови слёзно просила отца вспомнить о том, что он, находясь на закате своей жизни, так и не соизволил задуматься о покаянии, о необходимости как можно скорее заняться спасением своей души.

Людовик, часто долгими одинокими ночами перечитывая послание, пришёл к осознанию правоты наставлений дочери, продиктованных исключительно заботой и любовью к нему. Он корил себя за то, что, поддавшись на уговоры сатаны, тем самым обрёк душу свою на вечное горение в жарком пламени ада. В предчувствии близкого бесславного конца грешник решил потратить оставшееся короткое время жизни на то, чтобы попытаться искренним раскаянием испросить прощение у милостивого Всевышнего.

В жизни любого человека однажды наступает тот момент, когда он становится честным с самим с собой, когда совесть мучают неудобные, порой очень трудные вопросы, на которые необходимо ответить, когда важно признаться самому себе в чём-то постыдном, как на исповеди. Иначе стойкое ощущение вины за ошибки прошлого не оставит и будет возвращаться к человеку вновь и вновь, мучая его и мешая быть если не счастливым, то хотя бы спокойным.

Король изменился. Он стал присутствовать на всех богослужениях и с величайшим благоговением слушал проповеди, строго соблюдал посты и скорбно каялся, воздев к небу больной взгляд старческих глаз. Людовик очень боялся ответственности и расплаты за всё то страшное, что творил в течение всей своей, как сейчас оказалось, быстро пролетевшей пустой жизни.

Мечась по тёмной комнате в поисках душевного покоя, он вспомнил наставление архиепископа Христофора Бомона: «Ваше Величество, ваше внимание не должно быть сосредоточено только на внешней стороне религии – на соблюдении обрядов, постов и прочих церемоний, это лишь оболочка. Задумайтесь над тем, что вы не причащались более тридцати лет. Вот это страшно! Ваше образцовое благочестие, выказанное прилюдно во время службы в Соборе, каким бы искренним оно ни было, не способно принести душе вашей много пользы по причине того, что отвлекает окружающее вас общество от связи с истиной, мешает соединению нити молитвы с Вечностью, рвёт её, неосознанно, но рвёт. Вы можете потратить все ваши годы на присутствие в церкви, но мой вам совет – уделяйте как можно больше времени молитве, оставаясь наедине с Господом. Иисус учил нас: «Ты же, когда молишься, войди в комнату твою и, затворив дверь твою, помолись Отцу твоему, который втайне; и Отец твой, видящий тайное, воздаст тебе явно». Вот так вы и поступайте, Ваше Величество. Чтобы ничто внешнее не отвлекало вас от слов исходящей от сердца искренней молитвы вашей. Господь обязательно призовёт вас к себе, если обнажите перед ним все пороки свои и будете каяться, молясь до кровавого пота, ведь грехов у нас с вами, Ваше Величество, будем честны, в избытке», – грустно усмехнулся архиепископ.

В один из дней, находясь, как казалось кающемуся Бурбону, наедине с Господом, король горячо молился и в какой-то момент, прельстившись силой слов своих, их горячностью, увидел образ представшего перед ним ангела, парящего на некотором расстоянии от пола. В белых одеждах, со сверкающим мечом в руках, ангел неслышно парил в воздухе, прожигая пламенным взором стоящую на коленях тучную фигуру.

Взволнованный Людовик, с жаром бормоча «Отче наш», искоса поглядывая на пришельца из другого измерения, с тихим изумлением думал о том, что он, грешный, смог всё-таки достучаться до царства Всевышнего. Эта дерзкая мысль прибавила ему уверенности, и он на секунду представил себя ходящим в райских кущах среди бесчисленного множества счастливых тонких тел святых, мощными голосами поющих хвалу Создателю.

Но по неизвестной причине не чувствовала душа его радости, как когда она соприкасается с безмерной благодатью. Вместо ликования в сердце был необъяснимый страх, чувство большого стыда и гнетущее ощущение вины. Бурбону вдруг подумалось, что о его смертных грехах узнало всё царство Божие и явившийся Ангел был послан с недоброй вестью, не в облегчение, а в обличение его, недостойного.

Людовик быстро перекрестился и, сложив молитвенно на груди руки, как-то очень тоскливо и вопрошающе поднял взгляд на прибывшего свыше.

В звенящей тишине послышался шорох тихой речи: «Повезло тебе, король, твои руки не связаны за спиной, и ты имеешь возможность делать крестообразные движения. Повезло тебе, король, твой рот не забит грязной тряпкой, и ты имеешь возможность извергать из него слова покаяния. Повезло тебе, король, никто не стоит над тобой с плетью, и ты имеешь возможность говорить о своих грехах так долго, как сам желаешь. Повезло тебе, король, никто не давит на тебя силой массы тела своего, перекрывая подачу воздуха в твои лёгкие, и ты имеешь возможность дышать.

Итак, внемли слову моему с трепетом. Я прибыл от пославшего меня объявить тебе: услышаны вопли твои жалкие и стенания нервные, достал ты осуждающими себя самого криками до самого верха. Взвешены на весах Фемиды дела твои. И найден ты недостойным царства Бога. Ибо вопиёт к вечному судии плач убиенной тобой Элис, отданной на заклание твой похоти! Ликует невинная душа её, ныне пребывая в сонме ангелов, наслаждается кроткая жертва светом Божьей благодати. И нет места твоему подлому естеству возле её души. Ибо если с преданными на заклание будут и души погубивших их извергов, то осквернится рай, в котором любовь. Во веки веков не бывать этому!

Знай, ты, всю жизнь прослуживший сатане и проживший многие лета в непотребстве дел своих: вовеки не видать тебе царствия Божия, закрыты для тебя ворота чистых обителей, в коих покоятся души верных Господу. Нельзя служить двум господам и бегать по желанию своему от одного к другому. Твой дом – ад, предатель! Уверуй в это и прекрати бесплодные попытки избежать предназначенного тебе. Ты недостоин прощения и навеки приговорён к вечным мукам!

Сейчас повелеваю тебе: смирись с участью души своей, прекрати тревожить Господа ложью правды своей, не отвлекай Его от процесса воздаяния Им любви искренне любящим Его».

Тонкое тело ангела, колеблясь в воздухе, медленно полетело в сторону закрытых дверей и, легко просочившись сквозь них, исчезло.

На полу в горьком одиночестве, вытирая шёлковым платком обильно текущие слёзы, в глубокой задумчивости сидел жалкий старик. Вспоминая сказанное ангелом, он понимал, что нет больше надежды на спасение, как и нет никакой возможности продлить свою жизнь насколько возможно долго, чтобы отсрочить неминуемо приближающуюся казнь его обречённой на вечные муки души.

Солдат дворцовой гвардии, оберегающий уединение Людовика, заметил, как возле дверей покоев короля появилось невесть откуда плотное, большое облако, которое, крутанувшись быстрым вихрем, превратилось в высокого, одетого в дорогие одежды рыжеволосого человека, быстрым шагом направлявшегося в его сторону. Несмотря на свою воинственную натуру, закалённую во многих военных походах, старый солдат не на шутку испугался.

«Нечистая сила. Господи, помилуй душу мою грешную!» – лихорадочно молился он про себя, еле шевеля онемевшими губами.

Рыжий приблизился стремительно. Резко остановившись около застывшего караульного, наклонился к нему и, сверкая адским огнём красных глаз, зло прошипел:

– Если посмеешь наложить при мне крест на себя, душу твою никчёмную выну, мерзавец.

Широко разинув гнилозубый рот, в котором лежала, свернувшись петлёй и играя длинным раздвоенным языком, чёрная змея, он с силой дыхнул в лицо солдата леденящим могильным воздухом, после чего, быстро достигнув очередной двери, исчез за ней.

Смердящее дыхание невесть откуда взявшегося гостя принесло в сознание трясущегося от ужаса солдата безумные в своей отвратительности картины из преисподней. С трудом отогнав от себя чудовищные видения, солдат, покачиваясь, кинулся в покои короля. Распахнув двери и ворвавшись внутрь помещения, он увидел стоявшего на коленях Бурбона, который рвал на себе седые волосы и дико орал:

– Господи, пощади-и-и!

Обескураженный солдат поспешно ретировался, дрожащими руками прикрыл двери и широко перекрестился.

Внезапная острая боль в груди заставила старого вояку схватиться за сердце. Ловя ртом воздух, подобно выброшенной на берег рыбе, он, прислонившись спиной к стене, медленно сполз на пол и, успев сказать лишь:

– Господи, прими душу мою, – тут же испустил дух.

Появившемуся через несколько минут старшему офицеру внутренней охраны, обходящему посты, представилась странная и одновременно страшная картина. Внезапно поседевший солдат, которого он знал много лет, висел задушенным на шейном шнурке нательного креста. Суровая нить зацепилась за небольшой торчащий из стены крюк, оставшийся после недавно снятой по приказу монарха картины с изображением Агнессы Сорель.

Бес забавным для себя способом легко избавился от свидетеля своего посещения Бурбона.

После этого случая Людовик погрузился в глубокую депрессию, и, казалось, уже ничто не могло его утешить. Старик много раз делал тщетные попытки обратиться к Богу, но каждый раз появлялся обличающий его пороки ангел и настойчиво препятствовал этому.

Окружение перестало видеть короля улыбающимся. Всегда мрачный, с печатью глубокой печали на лице, сгорбившись от одолевавших его мучительных мыслей, бродил он по опустевшим комнатам дворца, не желая никого видеть. И всегда незримой тенью за ним следовала дю Барри. Безотлучно следя за монархом, она как могла пыталась утешить его.

Наблюдая за попытками Людовика полностью уйти в религию, посты и молитвы, графиня постаралась обеспечить ему тот образ жизни, какой и нужен был в его нынешнем душевном состоянии. Заботясь, она тщательно оберегала его от шумных сборищ, ограничила до минимума общение монарха с высшими должностными лицами королевства, из своего поведения напрочь удалила даже намёки на легкомысленность и желание праздника. Не оставляя осторожных попыток развлечь Людовика, однажды фаворитка предложила ему прогулки в карете, на что король согласился – сначала нехотя, но впоследствии стало ясно, что длительные поездки понравились ему. Дю Барри была счастлива, что смогла найти хоть какой-то выход из тяжёлого для них обоих положения. Ей искренне больно было видеть душевные терзания любимого человека, неумолимо теряющего интерес к жизни.

«Мужчина должен жить эмоциями, должен чувствовать, иначе природа, видя затухающий организм, торопится избавиться от него и незамедлительно списывает со счетов, запустив процесс уничтожения ненужного ей более объекта». Рассуждая подобным образом и справедливо опасаясь за психическое здоровье монарха, фаворитка, руководствуясь исключительно благими намерениями, однажды вновь решила прибегнуть к давно проверенному методу, способному, как ей казалось, пробудить в Бурбоне влечение к прелестям земного существования.

Разработав хитроумный план, она незамедлительно приступила к его реализации. И разве могла она знать, что её желание помочь приведёт к катастрофе?

Однажды, будучи с королём наедине, она взволнованным голосом сообщила ему новость о том, что утром дорогу ей преградил незнакомый монах, который очень настойчиво предлагал ей выслушать его. Монах поведал ей тайну, что в одном из монастырей Франции живёт монахиня-затворница по имени Вивина, пребывание которой тщательно скрывается от всех настоятелем монастыря, так как Вивина до появления в том монастыре пророчествовала, предрекая людям будущее, которое непременно сбывалось. Настоятеля она предупредила о том, что если хоть кто-то за пределами обители узнает о ней, он в тот же день умрёт.

Незнакомый монах и рассказал, что Вивина в самом начале своего незримого подвига заявила, что своё служение посвятит замаливанию грехов поставленного Господом на царство короля Франции Людовика XV.

– Много лет, с самого вашего рождения, с утра до ночи она испрашивала прощения за ваши грехи, Ваше Величество, – взволнованным голосом шептала на ухо Бурбону дю Барри. – А недавно блаженной Вивине было дано откровение о том, что для избавления от греха уныния и скуки смертной вам необходимо одарить простым человеческим счастьем однажды случайно встретившуюся на вашем пути нищую молодую девушку. Именно этот благой поступок наполнит душу вашу спокойствием и утолит жажду мщения Всевышнего. Искреннее желание изменить к лучшему жизнь неизвестного вам человека, безусловно, перекроет большую часть содеянных вами грехов. Ведь невинную кровь можно смыть либо своей кровью, испытывая тяжкие физические страдания, подобно подвигу Христа нашего, либо неустанной молитвой с непременным глубоким покаянием, либо истинно чистым поступком, равным по силе греху убийства, но содержащим прямо противоположный данному греху эффект. Спасение неизвестного вам человека, испытывающего крайнюю нужду, положит конец вашим страданиям, дорогой друг, лишь оно способно снять тяжесть прошлого с вашей души, – как могла, изо всех сил убеждала Бурбона дю Барри.

Бурбон, непомерно уставший от ежедневно терзающего его греха убийства, измучивший себя мыслями до изнеможения, как утопающий за соломинку, ухватился за рассказ дю Барри, несущий хоть и призрачную, но всё-таки надежду на облегчение невыносимых душевных страданий.

– Друг мой Жанна, где монах, открывший тебе эту тайну? В каком из монастырей находится монахиня? Кто будет эта девушка? Когда я встречу её? – забросал король фаворитку вопросами. – Ты ведь знаешь, – уныло добавил он, – время неумолимо, со дня смерти маркиза Шовелена скоро будет полгода, после чего, как предсказано провидцем, должен буду умереть и я. Верно ли было предречено, смогу ли я избежать неизбежного, успею ли отмолить душу свою?

– Ваше Величество, монах этот не пожелал открыться мне и, передав новость, немедленно удалился. Всё произошло как-то очень неожиданно и спонтанно. Скорее всего, монах и сам не знал, когда произойдёт эта судьбоносная встреча. Никто не ведает и о том, какая именно помощь необходима таинственной незнакомке. Положимся на волю Господа нашего, мой король, Он сам всё устроит, если угодна будет Ему жертва ваша. Сейчас меня больше всего радует то обстоятельство, что в откровениях блаженной затворницы не было сказано ни слова о вашей скорой смерти, но есть спасительная надежда. И я убедительно на правах преданного друга вашего прошу – прекратите мыслями своими насильно загонять Своё Величество в могилу. Давайте жить верой в Господа, полагаясь лишь на замысел Его. Всякие наши догадки и размышления о закрытом для нас будущем будут от лукавого. Исполнив истинную волю Христа, подарив незнакомой девушке радость встречи с вами, вашу благосклонность и щедрость, исходящую из искренности стремления помочь, вы, несомненно, сможете заслужить прощение. Именно это сейчас самое главное, мой король. Будем же терпеливы.

Людовик слушал её, задумчиво глядя в одну точку. Не мог он рассказать дю Барри правду о том, что о скорой кончине его уведомил ангел смерти, прибывший от сатаны. Медленно поднявшись, подойдя к золотой клетке, в которой сидела любимая обезьяна дю Барри по кличке Мистигри, пребывая в лишь ему одному ведомых размышлениях, Бурбон долго кормил животное сладостями. Потом, слегка хлопнув ладонью по прутьям клетки, грустно промолвил:

– Ты счастливее меня, ибо нет в тебе знания, – и удалился в спальню.

Спустя несколько дней король с фавориткой возвращались из Фонтенбло в Версаль. Сидя в роскошной карете и мило беседуя, они наслаждались окрестными видами и обилием запахов весны. Вдруг карета, резко дёрнувшись, остановилась, послышались крики сопровождавших экипаж офицеров охраны.

Бурбон, приоткрыв дверь, спросил:

– Что случилось, почему мы встали?

Волнуясь, старший офицер доложил, что причина остановки неизвестна, просто внезапно прекратили крутиться все четыре колеса, но Его королевское Величество может быть спокойно, они постараются как можно скорее разобраться с возникшей проблемой и исправить её.

Прождав несколько минут, Бурбон предложил дю Барри, пока чинят карету, прогуляться по окрестностям, с чем она охотно согласилась. Выйдя из кареты и оглядевшись, они не спеша направились в сторону немногочисленных домов, растянувшихся вдоль дороги и находящихся от них на небольшом расстоянии.

Свежесть весеннего воздуха благотворно действовала на короля. Он, весело улыбаясь, ловко перепрыгивал через небольшие, попадавшиеся на их пути лужи, в которых отражалось ярко-голубое небо с редкими, похожими на маленьких белых овечек облаками.

Дю Барри, наблюдая за игривостью короля, не свойственной ему в последнее время, тихо умилялась: «Ну прямо как мальчишка, беззаботный, озорной мальчишка!»

Как-то незаметно для себя они подошли к домам местных жителей. Самих селян не было видно, скорее всего потому, что они занимались весенними работами на принадлежащих им участках.

Людовик XV и Анджелайн

Вдруг калитка одного из домов отворилась, и на дорогу выпорхнула девочка-подросток. На груди у неё висел небольшой деревянный лоток, в котором, судя по моментально распространившемуся по округе вкусному запаху, находились только что испечённые вкусности. Весело напевая и чуть пританцовывая, она остановилась подле дороги и, весело крутя головкой направо и налево, осмотрелась. Столкнувшись взглядом с королём, девушка ловко отвела одну ножку назад и исполнила что-то, отдалённо похожее на реверанс.

– Господа, не изволите ли вы попробовать очень вкусные пироги, которые торопились из печки для того, чтобы понравиться вам? – мило улыбаясь, обратилась она к гуляющим. И добавила с искорками веселья в больших, голубого цвета глазах: – Судя по всему, вы король, сударь, не так ли? Неужели судьба так благосклонна ко мне, что позволила сбыться моей мечте – хоть раз в жизни воочию увидеть самого Людовика Прекрасного?! Обязательно сегодня расскажу всем подружкам, хотя никто мне и не поверит, – звонким голосом задорно рассмеялась она.

Людовик с Жанной весело переглянулись и подошли к очаровательной торговке.

– Дитя, – мягким голосом спросил король, – как твоё имя и сколько тебе лет?

– Моё имя Анджелайн, и мне шестнадцать лет, – смущённо опустив красивые глаза, ответила девушка.

Внезапно дю Барри, схватив Бурбона за руку, посмотрела на него так выразительно, что он вздрогнул. Подхватив короля под локоть, она взволнованным голосом прошептала: «Имя, Ваше Величество. Не та ли она, о которой говорил монах?»

Смятение вдруг охватило монарха. Имя девушки означало «ангел». Справившись с сильным волнением, он спросил торговку:

– Милое дитя, кто твои родители?

При упоминании о родителях взгляд девушки внезапно погрустнел.

– Мама моя давно умерла. А папа, оставив меня одну, отправился на заработки в Париж. Он очень хороший плотник, и он обещал, что как только заработает немного денег, то я тоже перееду в Париж, в этот прекрасный город.

– Друг мой, – обратился к дю Барри король, почувствовавший внезапное желание остаться наедине со своими мыслями – я оставляю вас и продолжу путь верхом. Карета в вашем, – сделал он ударение на слове «вашем», многозначительно посмотрев на опытную фаворитку, – полном распоряжении. С нетерпением жду вас в Версале, – сказал Людовик и, повернувшись к Анджелайн, с улыбкой добавил: – Твоё имя на счастье тебе дано, милое дитя. И я как король Франции обещаю, что ты будешь счастлива!

После этих слов Бурбон при помощи небольшого табурета сел на лошадь, пришпорил её и, находясь в плотном окружении всадников охраны, умчался вдаль.

Спустя несколько минут дю Барри сообщили о том, что карета в полном порядке, причину внезапной поломки обнаружить так и не удалось, неисправность удивительным образом исчезла сама собой.

Вскоре Анджелайн в сопровождении дю Барри с нескрываемым любопытством разглядывала комнаты дворца. Людовик вполне искренне отпускал в её сторону лёгкие любезности, ведь она и правда была хороша собой и интересна. В процессе ненавязчивых разговоров с девочкой он узнал историю её семьи, потом, наслаждаясь обществом немного ветреной, забавной Анджелайн, терпеливо объясняя правила, учил играть её в карты. И, сознательно поддаваясь ей, слыша её непосредственный смех, довольно похлопывал себя по коленке. Развлекая гостью занимательными рассказами из истории Франции, король наблюдал за тем, с каким живым интересом, не перебивая, слушает его малышка.

За ужином Людовик, находясь в прекрасном расположении духа, объявил девушке о том, что завтра она переедет жить в новый дом, находящийся в Париже, и получит из королевской казны сто тысяч луидоров единовременного пособия.

– А ещё, – весело глядя в округлившиеся от удивления глаза Анджелайн и игриво прикоснувшись пальцем к её вздёрнутому носику, добавил он, – я отдал приказ назначить тебе, восхитительное дитя, ежегодное пособие в размере пятидесяти тысяч луидоров.

Малышка, прижав ладошки к зардевшимся щёчкам, раскрыв чувственный ротик, с нескрываемым восхищением смотрела на старика.

– Милое очарование, – довольный собой, продолжил Бурбон, – ты будешь входить в новый для тебя мир под присмотром и заботой госпожи дю Барри. Она постарается предпринять все меры для того, чтобы тебя в этой жизни ничто не огорчало. И пообещай мне, что ты не откажешься как можно чаще навещать своего короля, который восхищён твоим умением согревать любовью всё, что окружает тебя. Признаюсь, я никогда раньше не встречал такой чистой искренности, как у тебя. Ты истинно ангел во плоти!

Округлив от удивления глаза, Анджелайн с придыханием спросила:

– За что мне всё это, Ваше Величество? Ведь у меня нет никаких заслуг, кроме тех, что подарены матушкой-Природой.

С теплотой в душе и ласковой улыбкой на лице Людовик ответил:

– Дитя моё, не задавайся этим вопросом, это ни к чему. Просто учись жить счастливо, наслаждайся каждым днём. Не благодари меня и не забывай славить Господа, ведь всё благое в этом мире делается лишь по Его воле, по Его мудрому разумению.

В глазах Анджелайн появились крупные слёзы благодарности к своему всемогущему благодетелю. В порыве сильных чувств она подбежала к королю и нежно, как-то совсем по-детски, обняла его и крепко поцеловала в дряблую серость щеки.

В результате её неожиданного поступка король испытал ни с чем не сравнимое душевное удовольствие, глаза его заволокло слезами умиления. Он был благодарен судьбе за запоздалую возможность получать удовольствие от действий, исходящих исключительно из чистоты помыслов, не имеющих никакой аморальной подоплёки. Приятное тепло медленно разливалось по старческому телу.

Да, безусловно, Анджелайн очень понравилась королю, но он отгонял от себя вспыхивающие искорками в голове похотливые мысли и усиленно убеждал себя в том, что малышка прежде всего желанный объект его отеческой заботы, она не сексуальная игрушка и появилась в его жизни лишь для того, чтобы он смог получить моральное удовлетворение от совершённых им добрых поступков. Но, чёрт возьми, он признавал, что ей удалось очаровать его, пленив ум и сердце. Пребывая в водовороте приятных мыслей, он сидел и смотрел в темноту за окном. Уже была ранняя ночь.

Вдруг малышка с кроткой улыбкой и искренним беспокойством в больших глазах спросила короля:

– Что с вами, государь, почему вы стали таким грустным?

Людовик глубоко вздохнул.

– Со мной то, моя милая, – отвечал он, – что я нахожусь в большом душевном смятении. Я вынужден сдерживаться и скрывать истинные чувства от той, перед кем не имею возможности раскрыться. Первый раз за многие годы я не могу иметь то, чем хотел бы обладать. И именно это немного гнетёт меня, но, признаюсь тебе, гнетёт как-то по-особенному, не терзая совесть души моей.

– Государь, – сказала Анджелайн почти шёпотом, – известно всем и каждому, что вы главный господин всего! Все знают, вы можете делать всё, чего ни пожелаете, ваша воля священна, и поэтому Вашему Величеству не стоит сомневаться и беспокоиться о невозможности желаемого. Просто берите то, что вам принадлежит по праву вашей королевской власти, дарованной вам самим Богом. Не обижайте Его, отрекаясь от даров Его, ведь Ему более, чем нам самим, видны нужды наши. Просто отдайтесь на волю Его… – и тут же, уперев маленькие ручки в бока, игриво приказала: – Улыбайтесь. Иначе, если вы тотчас же не сделаетесь весёлым, я буду делать вид, что дуюсь на вас. – Она, весело играя глазами, по-детски озорно надула пухлые губки.

– Не нужно, милая, не дуйтесь на своего короля, – рассмеялся Людовик, – обещаю вам, что буду пребывать в отличном расположении духа, чтобы более не смущать вас своим видом. И положусь на волю Господа, пусть будет как будет. Торопить события не стану, но и отказываться от дарованного не буду, если уж оно точно мне предназначено.

Довольная услышанным девушка, улыбаясь, выпорхнула на середину комнаты и, кружась в незамысловатом танце, пропела:

Если кто-нибудь сроет гору крутую,

Мы камни притащим, построим другую.

Король, наслаждаясь непосредственностью гостьи, спросил:

– Почему ты поёшь, прелестное дитя, что побудило тебя к этому прекрасному творчеству?

– Потому, Ваше Величество, что, как говорят в народе, во Франции всё кончается песнями. И я хочу, чтобы моя песня пришлась вам по вкусу. И она вам нравится, не так ли? – кокетливо склонив красивую головку, провоцируя на нужный ей ответ, спросила Анджелайн.

– Несомненно, ангел, твоё пение – лучшее лекарство от хандры! – улыбаясь уголками губ, учтиво ответил Людовик. Этот свежий и хорошенький цветок смог отвлечь Бурбона от печальных мыслей, смог разогнать его длящуюся долгие дни тоску.

В милом общении время летело незаметно, пришла пора спать.

Король попросил дю Барри проводить девушку в отведённую для неё комнату и, пожелав Анджелайн ярких цветных снов, провожал взглядом изящную фигурку до тех пор, пока она не скрылась за дверьми.

Вскоре дю Барри вернулась, широко улыбаясь:

– Ваше Величество, нежное дитя природы просит вас проведать её перед сном. Ангелочек хочет отблагодарить Его Величество за милость гостеприимства. Соизвольте оказать честь этой озорнице, – тихо смеясь, сказала графиня.

Король, находясь в весьма весёлом расположении духа, проследовал в спальню, где на большой кровати, провалившись в пуховую перину, лежала Анджелайн.

Полностью скрытая под лёгким одеялом, из-за края которого виднелись лишь очаровательные глазки, искорками блестящие в полумраке спальни, девушка наблюдала за осторожно идущим к кровати Людовиком.

– Ваше Величество, – мягким шёпотом обратилась она к нему, – прошу, если для вас это не составит большого труда, побудьте со мной некоторое время. Признаюсь, мне немного страшно быть одной в непривычном для меня месте. Если вы, пожалев несчастную, согласитесь побыть рядом и дадите понять ночным монстрам, что не позволите обижать меня, то я буду вам очень признательна.

С нежностью глядя на полусонное прекрасное создание, Бурбон присел на край кровати, заботливо поправил одеяло, взял в свои руки хрупкую ладонь Анджелайн и успокаивающим голосом тихо сказал:

– Спи, милая, я буду охранять твой сон и никому не позволю потревожить его.

– Спасибо, мой король. Теперь я совершенно спокойна, – прошептала нежным голосом малышка, уютно свернулась калачиком и закрыла глаза.

Старый монарх, покорно держа в своих широких ладонях маленькую ладошку мирно посапывающей девушки, смотрел на неё с теплотой и каким-то непонятным для него самого лёгким вожделением, глубоко спрятанным за благодушием.

Отгоняя мысли о порочном желании, он, удостоверившись в том, что взрослый ребёнок уснул, осторожно попытался выпустить из рук ладонь девушки. Каким-то образом почуяв это, Анджелайн встрепенулась, слегка приоткрыла глаза и с непонятной болью в нежном голосе жалобно произнесла:

– Прошу, не уходи, – и, схватив руку короля детской хваткой, вновь засопела тихо, спокойно.

Спустя долгое время Людовик, устав бороться со сном и с трудом удерживая закрывающиеся веки, вновь попытался уйти. И вновь у него это не получилось. Тогда король решил, что просто приляжет рядом с девушкой, чтобы не расстраивать её своим уходом, и немного вздремнёт. Старый Бурбон осторожно, боясь потревожить прекрасную нимфу, прилёг с краю, потом, аккуратно приподняв одеяло, залез под него.