Текст книги "Ночной дозор"

Автор книги: Андрей Воронин

Соавторы: Марина Воронина
сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 20 страниц) [доступный отрывок для чтения: 8 страниц]

– Можешь порадовать заказчика, – бросил он в трубку.

– Отлично, – лениво ответил Боцман, – приезжайте к нам.

Когда белый «Ситроен» свернул в узкий проезд, ведущий к пятиэтажному, времен Хрущева дому, Толик, не моргнув глазом, серьезно сказал:

– Ребята, вы, конечно же, никаких денег в машине не видели…

– Да… – неуверенно ответил любитель игры в карты.

– А ты чего молчишь?

– Я вообще не понимаю, о чем идет речь.

– Да? – Толик чуть заметно усмехнулся.

– Конечно, только в том случае, если часть этих денег останется у меня.

– Никогда не проси у того, кто сильнее тебя. Бабки раскинем позже и по справедливости.

– Так поровну или по справедливости? – засмеялся более понятливый из молодых бандитов.

– Поровну никогда не бывает по справедливости.

– Это ты верно подметил. Но чтобы чувствовать себя спокойно, я всегда обижаю самого дорогого мне человека – себя. Разделим поровну. – И вновь ни улыбки, ни злости на лице Толика не было.

Боцман встретил их так же, как и предыдущую троицу – открыл двери прежде, чем раздался звонок. Ему даже на мгновение показалось, что это входят не его приятели, а те, нанятые в Москве киллеры. Хотя он твердо знал, если Толик сказал, что все в порядке, значит, той троицы среди живых днем с огнем не разыщешь.

На этот раз Боцман опростоволосился, Толик успел сесть на диван раньше него, а наглости согнать его не хватило. Не спеша, но и не смакуя детали, словно описывал обыкновенный технологический процесс, Толик пересказал все произошедшее на дороге. Сделав это, руками аккуратно пригладил короткие седые волосы и чуть заметно подмигнул молодым, мол, все приходит с опытом – и умение действовать, и умение говорить; есть мужики и есть пацаны, и ничего обидного в таком делении не существует, закон природы, против него не попрешь.

– Толик, с ними деньги были.

– Деньги? – бандит удивленно вскинул брови.

– Да. И ты это знал.

– Откуда? Ты мне, что ли, об этом сказал? А у них спрашивать времени не было.

– Ты что, не обыскивал их?

– Мне времени своего было жалко, да и зачем мне чужие деньги? Ребята, вам чужие деньги нужны?

– Толик, брось дурить, я же тебя знаю, ты своего никогда не упустишь.

– Ну, если ты меня знаешь, то зачем тогда спрашиваешь? Боцман, не будь дураком, я тебя им не считаю, и ты меня, пожалуйста, за идиота не держи.

– Ты хочешь сказать, деньги в машине сгорели?

– Это не я сказал, а ты. Я только свою работу выполнил, а инкассатором ни к кому не нанимался.

Боцман, зло сопя, смотрел в глаза Толику. Ни один, ни другой бандит не моргали, словно играли в детскую игру «гляделки» – кто кого пересмотрит. Первым не выдержал Боцман. Его веки дрогнули, а затем он часто-часто заморгал и принялся тереть глаза большими кулаками.

– Тебе со мной играть – лишняя трата времени. Я в школе всех в классе пересмотрел – и мальчишек, и девчонок. А потом принялся с учителями играть. Они урок объясняют, а я им в глаза смотрю.

– Ну, и как, получалось?

– Отлично, – усмехнулся Толик, – все подчистую проигрывали. Лишь только директор один на мой гипнотический взгляд не поддавался.

– Наверное, сильный мужик был?

– Я тоже так думал, – покачал головой Толик, – но потом выяснилось, у него зрение немногим лучше, чем у крота. Да и дураком он был полным, мыслей не то, что у тебя – их у тебя полная голова, – а у него ни одной в мозгу не было. Потому и не отводил взгляд, что не видел и думать не умел. Еще вопросы. Боцман, есть?

– Нарвешься ты когда-нибудь, Толик.

– Не ты первый мне это говоришь, а я до сих пор жив и здоров. И хочешь знать, почему? Потому что не принимаю близко к сердцу все, что слышу.

Боцман Толика недолюбливал за излишнюю независимость и умение выделяться среди других. Но тот имел на это право, он умел работать четко, без срывов, и как казалось Боцману, ему всегда везло. Какой бы безнадежной ни выглядела ситуация, он не пасовал.

Не любил Толика и Федор Павлович Петров. И когда жизнь наступала спокойная, подальше отодвигал его от себя. Но стоило удаче отвернуться, когда наступала черная полоса жизни, вот как сейчас, Петров мгновенно вспоминал о Толике, старался загладить прошлые обиды, заплатить то, что остался должен. Ему импонировала манера Толика не задавать вопросов. Он никогда не спрашивал, за что должны умереть люди.

Однажды, не удержавшись, Петров спросил у него:

– А тебе не интересно, за что ты убиваешь?

Толик тогда усмехнулся:

– Если убивают с холодным рассудком и без эмоций, то только за одну вещь.

– Ты хочешь сказать, за деньги?

– Именно. Муж может убить жену за то, что она ему изменила, жена – мужа, но сделают они это только в приступе ярости. Можно убить человека, обороняя себя, а я потому и профессионал, что действую без эмоций. Мне платят, я исполняю.

– А потом угрызения совести не мучают?

– Никогда. Во время отдыха я не думаю о работе, а во время работы не помышляю об отдыхе.

– Все, дело сделано, – развел руками Толик, которого многие порывались называть Толяном, но он тут же пресекал такие попытки. – Пока, Боцман.

Толик вышел из квартиры, и двое его подручных, в чем-то очень похожие молодые парни, шагнули за ним.

Боцман прикрыл дверь и лишь тогда позволил себе выругаться в адрес гостей.

«Ну почему ему всегда везет? – подумал Боцман. – И бабы его любят, и друзей у него много. Посмотришь на него, сразу видно, прожженный проходимец, убийца, а улыбнется незнакомому человеку, и тот сразу тает. Нервы у него железные, – вздохнул Боцман. – Да, таких за деньги не купишь».

Мысль о деньгах, которые, скорее всего, достались Толику или, в худшем случае, сгорели в машине, была ему невыносима. Лишь к двум вещам в этой жизни Боцман относился трепетно: это были деньги и спиртное. Он бы никогда не сумел в здравом уме или трезвой памяти разорвать денежную банкноту или разбить полную бутылку водки.

А Толик один раз при нем это проделал, к тому же, не на спор, а просто так, чтобы доказать, что ему все нипочем.

Память у Боцмана была избирательная. Он уже забыл многих из своих любовниц, забыл лица тех, кому его пришлось убить, но выражение лица Толика врезалось ему в память навечно – то выражение, которое он не мог постичь.

Толик преспокойно разорвал сперва надвое, а затем и на четыре части десятидолларовую банкноту, бросил на стол. А затем, взяв полную бутылку водки за горлышко, преспокойно ударил ею по перилам балкона. Тогда на его лице не дрогнул ни один мускул, он даже не моргнул, словно ему надели маску со стеклянными глазами.

«Его ничем не проймешь, – подумал Боцман, – ему, наверное, даже если иголки под ногти загонять, он не искривит губы, не втянет голову в плечи. Он не человек, он зверь, внешне такой же веселый и милый, как домашний кот. Но стоит появиться мыши, и он, играя, вонзит в нее когти. Однако если ему ничего не пообещают за убийство, он спокойно проводит возможную жертву взглядом. Интересно, а если бы ему заплатили, чтобы он убил меня или Петрова? Ясное дело, деньги ему должен дать не первый попавшийся человек, а тот, кому он верит. Убил бы! Ей богу, убил бы и даже ни на секунду не задумался!»

Толик сел за руль, дождался, пока его помощники усядутся сзади. Он даже не стал отъезжать от дома, зная, что Боцман не сможет с такого большого расстояния рассмотреть, чем они занимаются в машине. Вынул деньги, снял банковские бумажные кольца и, сложив все купюры в одну большую колоду, быстро принялся раскладывать их на три стопки. Он делал это, как умелый карточный игрок. Казалось, еще немного, и он отложит три банкноты карты в прикуп.

Молодые бандиты пристально следили за его движениями, замерев в нетерпении: раздаст он все деньги или половину сунет себе в карман. Колода таяла, вот уже осталась половина.., треть.., четверть…

Он раздал хрустящие бумажки все до единой, даже не смутившись тем, что поровну не получилось.

– Ну, вот, ребята, мы и заработали. Выбирайте, какая из стопок вам больше нравится.

У бандитов жадным блеском зажглись глаза, каждый хотел забрать себе ту стопку, в которой больше денег.

Первым протянул руку более разговорчивый Сашок и чуть было не взял ту стопку, где денег было поменьше, но, пошевелив пальцами, перебрался к соседней. Хватать не спешил, время от времени заглядывая в стеклянные, холодные глаза Толика, и видел там лишь собственное отражение, эмоций там не просматривалось.

– Сашок, – вкрадчиво произнес Толик, – выбор всегда сделать трудно, даже если это всего лишь сотня баксов, которую ты сегодня пропьешь и вспомнишь о ней только завтра, да и то потому, что у тебя голова разболится. – Может, ты, Шурик, возьмешь первым?

Молчаливый молодой парень положил подбородок на спинку сиденья и от этого стал чем-то похож на большого пса.

– А что тут думать? – неожиданно громко сказал он. – Дают – бери, бьют – беги, – и тут же взял стопку денег побольше.

– Ты, Шурик, человек конченый, – ехидно резюмировал Толик.

– Почему?

– Если бы ты сумел переломить себя и взять меньшую пачку, то ты бы помнил об этом, наверное, всю жизнь, и тебе было бы что рассказать в компании.

Шурик призадумался. Он не мог понять, всерьез говорит Толик или шутит. Нутром он чуял, поступил правильно, а вот в голове уже было сомнение.

– Думай, думай, – Толик следил за рукой Сашка. – Кого-то из вас родители не правильно назвали Александром, вот и приходится называть одного Сашок, другого Шурик. Вам нельзя носить одинаковые имена, потому что вы поступаете по-разному.

– Я еще не выбрал, – напомнил Сашок.

– А я уже знаю, какую стопку ты возьмешь.

Сашок, уже было собравшийся взять приглянувшиеся ему деньги, вновь засомневался.

– Выбор должен быть мгновенным, – вновь принялся учить молодых бандитов Толик. – Если ты задумался, считай, пропал.

– Иногда и подумать надо.

– Думать надо до дела, после дела, даже во время можно думать, но никогда не следует думать вместо того, чтобы делать. Вот поэтому я всегда и говорю вам: не задумывайтесь о том, за что убиваете. Можешь, Сашок, больше не стараться, раз ты хоть немного задумался, значит, уже совершил ошибку, поэтому правильного выбора не сделаешь. Вот я беру, не думая, потому что все для себя решил заранее.

Он ладонями подбил с боков купюры ближайшей к нему кучки, выравнивая их, и, перегнув деньги пополам, сунул их в карман куртки.

* * *

Боцман, наверное, родился невезучим. Мало того, что его человек Цеп убил мента в порту, да еще пытался это скрыть, ему предстоял разнос от Петрова, хотя взрыв машины и ликвидация подрывников прошли относительно гладко.

Федор Павлович сидел в глубоком кресле, словно специально сделанном для него по заказу, в другое он мог бы и не влезть – так сильно расползлось его тело. Боцман уже рассказал, как произошла ликвидация, а о том, что милиция не успела пойти по горячим следам, Петров знал и без Боцмана.

Свои люди у него имелись и в управлении внутренних дел, и в ФСБ. Рассказав больше половины. Боцман сообразил, что именно у него спросит сейчас Петров. И это мерзкое предчувствие тут же испортило ему хорошее настроение.

– Это все хорошо, – не дал ему договорить Федор Павлович, – по-другому и быть не могло, раз уж мы послали Толика. Только почему ты молчишь, куда деньги подевались?

– Какие деньги? – неумело изобразил на лице непонимание Боцман.

– Которые мы этим уродам подрывникам заплатили.

– Аванс или вторая часть?

– Аванс, идиот, мы уже никогда у них забрать не сможем, а вот вторую часть ты должен был вернуть.

Боцман ощутил, как холодеют сперва кончики пальцев на ногах, а затем и ступни целиком. При этом ноги его мгновенно вспотели.

– Вы же, Федор Павлович, не говорили ни о каких деньгах.

– Я, Боцман, много о чем не говорю. Если я все мелочи в голове держать стану, то когда мне работать? Ты деньги им на руки давал, ты должен был позаботиться, чтобы они вернулись.

Боцману показалось, что сейчас Петров протянет руку ладонью кверху. И, будь у него в этот момент в кармане деньги, он непременно их положил бы на неподвижно застывшую ладонь.

– Наверное, в машине сгорели или Толик забрал-…

– Ты у него спрашивал?

Боцман опустил голову, почувствовав себя последним идиотом.

– Спрашивал.

– А я могу сказать заранее, прежде чем ты мне ответишь. Толик тебе сказал, что ни о каких деньгах знать не знает, если они, мол, и были, то сгорели вместе с трупами в машине.

– Правда, – не поднимая глаз, тихо согласился Боцман.

– А все потому, что это ты, урод, не сказал ему четко и ясно: у них деньги, ты их должен забрать и вернуть. И сейчас бы они преспокойно лежали у меня на столе.

– Извините, Федор Павлович, спешили, потому и забыл сказать.

– Как ты думаешь, Толик деньги прихватил? Он-то о мелочах никогда не забывает.

– Думаю, прихватил. И если как следует его пацанов прижать, то они расколются, сдадут его.

Петров мелко засмеялся, и его тройной подбородок заходил ходуном. Смех уже смолк, а подбородок продолжал трястись, как трясется грудь у полной бабы, которая догнала-таки троллейбус, вскочила на заднюю площадку и никак не может отдышаться.

– Не сдадут они его никогда.

– Сдадут, – убежденно сказал Боцман, – я их прижму. У меня к каждому из них ключик найдется.

– Ключики у тебя. Боцман, может, и есть, но только левые. А вот Толик ключики правильные подобрал, могу вот эту руку дать на отсечение, что он с ними поровну поделился, чего бы ты никогда не сделал, – сказав это, Федор Павлович Петров тяжело задышал. Он сообразил, что не стоит в трудные времена ссориться с Боцманом, не стоит настраивать его против других людей. – Ладно, – он несильно стукнул кулаком по столу и издал что-то вроде одобрительного хрюканья, – ты. Боцман, мне в глаза смотри, а не себе под ноги. Что там у нас в порту?

Последнюю неделю Петров не позволял себе приезжать в порт, хотя дел накопилось по горло. Ведь официально он не являлся никем, не было там у него ни своей фирмы, ни кабинетика, хотя вместе с Короедовым он заправлял практически всеми левыми операциями. На долю официального начальства оставалась лишь мелочевка, которую Петрову было лень прибирать к своим рукам.

– В порту хреново, – передернул плечами Боцман и с усилием заставил себя посмотреть в маленькие глазки Петрова.

– Менты ищут?

– Не они одни, но и ФСБ.

– А я тебе что говорил? Смотри, если кого-нибудь из твоих людей возьмут, ты уж. Боцман, не церемонься.

– Не возьмут.

– Я сказал «если».

* * *

Толик довез парней до метро и, прежде чем выпустить из машины, напутствовал:

– Вы смотрите, ребята, особо не шикуйте. Последнее дело – шиковать.

Шурик подмигнул Сашку, мол, Толик мужик в возрасте, ему гулять не с руки, а мы с тобой можем и оттянуться вволю.

– Не волнуйся, все будет отлично.

– Я же вас знаю, – усмехнулся Толик, – вы только из моего поля зрения исчезнете, тут же вам дурь всякая в голову полезет. Вот ты, Сашок, например, что собираешься делать?

– Мы в кабак пойдем.

– Представляю. Сперва чинно, благородно, выпить закажете, поесть. А потом как надеретесь, так станете на сотки плевать и официанткам их на задницы клеить.

– Да никогда в жизни!

– Мой вам совет, ребята: идите по домам, деньги там оставьте, а с собой мелочишку российскими возьмите.

– Мы, Толик, аккуратно.

– Если не хотите домой заходить, можете деньги пока у меня оставить, чтобы зря не рисковать.

– Хорошо, – согласился Сашок, – я с Шуриком домой заеду, деньги у меня оставим и пойдем погуляем.

– Вот это разговор. Не хотелось бы мне, чтобы вас по глупости прихватили, – Толик помахал рукой и выехал в левый ряд.

И вновь на его лице не отразилось ни одной эмоции, словно сидит за рулем не человек, а манекен, посаженный инженерами завода-изготовителя для испытания автомобиля.

Машина въехала на территорию гаражей, которые растянулись вдоль железной дороги. Все ворота одинаковые, отличались лишь написанными масляной краской номерами. Машину Толик загнал в бокс, долго не возился. Захлопнул ворота, провернул в замке ключ и, бросив его в карман, зашагал, но не к выходу с территории, а к бетонному забору, выходящему на железнодорожное полотно. Как и в каждом заборе, каким бы высоким и крепким его ни строили, существовала дырка. Толик, придержав полу куртки, выбрался на волю.

Промчалась синяя электричка. Бандит перебежал пути и нырнул еще в один лаз, проделанный в заборе, но уже в другом. Гаражные массивы тянулись по обе стороны железнодорожного полотна. Несколько поворотов, привычных – Толик даже не смотрел на номера боксов, и вот уже новый ключ входит в замок. В глубине гаража стояли серые «Жигули», довольно старые, но ухоженные. На них Толик и поехал к воротам.

По дороге он пару раз кивнул знакомым, которые, естественно, не знали, ни кто он такой, ни чем занимается.

Знали только, что человека с короткими седыми волосами зовут Толик, и бывает он в гаражах каждый день. Приезжает с утра, ставит машину, а вечером ее забирает. Мало ли какое занятие у человека? Может, проституток по ночам развозит, подрабатывая в какой-нибудь фирме, или просто таксует по ночному Питеру.

На серых «Жигулях» Толик и приехал домой. Если бы его жене сказали, что у него есть белый «Ситроен», она сильно удивилась бы. Еще больше она бы удивилась, узнав, что ее муж работает не в охране фирмы, а улаживает для Петрова многие дела, связанные с убийствами, похищениями и выбиванием денег.

Толик переступил порог, нежно поцеловал жену в щеку и тут же сказал:

– Проголодался я сегодня.

Жена поставила ужин на стол, рядом с тарелкой нашлось место и для рюмки с водкой из недопитой бутылки.

Толик помногу не пил, бутылки ему хватало ровно на неделю. Каждый вечер за ужином он наливал себе две неполных рюмки, одну выпивал до еды, вторую после. Он сидел и вполуха слушал жену. Иногда невпопад отвечал, когда та интересовалась делами на его работе.

– Да, знаешь, сегодня груз новый прибыл, пришлось пломбы проверять. А там черт знает что делается! Пришлось представителей транспортников вызывать, таможня еще приехала…

Женщина вполне довольствовалась теми бессвязными отрывками, которые произносил Толик. А он сам тем временем смотрел на экран телевизора. Прошли новости, в них, конечно же, не обошли вниманием и взрыв машины Малютина, и то, что сегодня на дамбе, ведущей через водохранилище, обнаружили сгоревший «Форд» и два обгоревших трупа в нем.

Если в случае с гибелью милиционера в порту Малютин сумел договориться с журналистами, чтобы те молчали, то тут уже он оказался бессилен. Новости тянули не только на питерскую программу, но и на всероссийскую. А тут закон прост: кто первым сделал репортаж, тот и успел его продать.

Толик аккуратно резал ножом отбивную, клал мясо небольшими кусочками в рот. Он приучил себя к одинаковому поведению за кухонным столом и за столом в ресторане. И при этом сопоставлял факты. Долго раздумывать ему не пришлось.

Он вспомнил металлический ящичек, подрывника, зажавшего в руках пластиковую коробку и кричавшего, что это бомба. По всему выходило, что сегодня он с ребятами убрал бригаду киллеров, каких-нибудь залетных искателей удачи, нанятых Петровым для того, чтобы взорвать машину Малютина. «Так, – подумал Толик, – если бы Петров хотел убить Малютина, то сегодня тот взлетел бы на воздух. Значит, он хотел лишь сильно попугать московского представителя!»

Прошло уже два дня с того момента, как у Малютина поменяли номера служебного и городского телефонов – тех самых, что стояли на приставном столике в самом углу.

На этот раз он сообщил его номер лишь родственникам и полковнику Барышеву. Однако такие тайны, как номер телефона, долго тайнами оставаться не могут. Ведь существуют телефонный мастер, который устанавливал аппарат, телефонная станция, наконец. Кто-то оплачивает номер, и если иметь доступ к счетам министерства связи, не так уж сложно вычислить нужного тебе абонента. На это времени нужно немного – день, два.

Малютин вздрогнул от телефонного звонка. Ему поменяли и аппарат, теперь он не звенел, а чирикал, словно зажатая в кулаке певчая птичка. «Меня нет», – сам себе сказал Малютин, но тут же понял бессмысленность подобного поведения. Ему не хотелось выглядеть трусом в собственных глазах. Уйти от ответа на звонок или на вопрос значило лишь оттянуть решение, а не приблизить его. «Тот, кто решил обороняться, уже проиграл, выигрывает только наступающий», – эту фразу Малютин любил повторять и тогда, когда оставался в одиночестве, и тогда, когда ему приходилось подбадривать коллег.

Телефон не смолкал, словно невидимый абонент знал, что хозяин у себя в кабинете и обязательно возьмет трубку, нужно лишь побольше настойчивости.

Непривычная по форме трубка неудобно легла в большую ладонь:

– Да, слушаю, – Малютин старался придать своему голосу как можно больше безразличия.

– Малютин, ты?

– Что надо?

– Нет, ты лучше подумай, что надо тебе. – Ты уже понял, что смерть шофера на твоей совести? Не дергался бы, остался бы парень жив, свадьбу справил бы через два месяца.

Такая осведомленность заставила Малютина содрогнуться. Даже он, которого Алексей возил каждый день, узнал о предстоящей свадьбе лишь неделю тому назад.

Не сдержавшись, он тяжело вздохнул:

– Слышу.., понял.

– Но мало понять, нужно стать посговорчивее.

– Чего тебе надо?

– Другого шофера ты себе найдешь. И другую жену, может, тоже отыщешь, а вот другую дочку – вряд ли.

– Пошел ты!

– Я-то пошел, а ты останешься. Один останешься, совсем один.

Малютин прижал трубку к уху, крепко, до пронзительной боли.

– Если вы только посмеете… – зашептал он.

И тут связь оборвалась, и он не успел договорить своей угрозы. В ухо ему впивались острые, как осколки стекла, гудки. И тут впервые за все время, пока он занимался портом, Малютин ощутил, что слова, услышанные им, не пустые угрозы. Он подошел к той опасной черте, за которой уже невозможно договориться с врагами. Он понял это, а поняли ли они? Может, у них терпения немного больше? Может, они надеются, что его можно купить, запугать? «Им нужно показать, что я Не испугался. что я не отступлю!»

Малютин положил трубку и даже не стал «напрягать» полковника Барышева, чтобы определить, откуда звонили.

Знал, это бесполезно, сообщат, как в прошлый раз, что звонок поступил с квартирного телефона. Когда приедут на место, то окажется, стоит у кого-то в квартире дешевый радиотелефон, а во время звонка хозяина дома не было.

Малютин знал, как делаются такие звонки: едет машина вдоль улицы, останавливается около домов. Тот, которому надо позвонить, сидит на заднем сиденье и держит в руках трубку радиотелефона – какого-нибудь китайского, попроще, который работает без кодировки сигнала. Перебирает частоты, пока, наконец, частота его телефона не совпадет с частотой телефонной базы, установленной в квартире. Метод широко известный, но не ставший от этого менее популярным. Им в городе пользовались все кому не лень. Так можно позвонить в Нью-Йорк, в Тель-Авив и остаться при этом неизвестным.

«Еще немного, и я сойду с ума, – подумал Малютин – Хватит сидеть в обороне, хватит с ними миндальничать. Я должен заставить их обороняться! – больше Малютин связи не доверял. Он с недоверием посмотрел даже на телефон-вертушку. – Я найду способ. Они действуют с размахом. А чем больше людей задействовано в махинациях, тем больше у них шансов проколоться. Я придумаю сито, сквозь которое просею все, что попадется в руки».

– Машину, – бросил он в селектор и, не дожидаясь ответа, вышел из кабинета.

Легкий плащ он надевал уже по дороге.

* * *

Полковник Барышев предложение Малютина встретил настороженно. Он-то придерживался мнения, что стоит еще немного повременить.

– Сколько можно ждать?! – пытался убедить полковника Малютин. – Они угрожали расправой моей дочери, жене!

– К ним приставлена охрана. Не преувеличивайте.

Сказать можно что угодно, а в обиду их не дадут.

– Да? – усмехнулся Малютин кривой и нервной улыбкой. – Я уже понял, надо или наступать, или отказаться от этой затеи.

– Но вы представляете себе размах дела, которое предложили? Вы понимаете, что потом поднимется такой вой! Прокуратуру забросают жалобами, и на каждую жалобу придется отвечать.

– Победителей не судят, – напомнил Малютин. – Если мы сумеем найти зацепку, поймаем с десяток их людей и заставим их расколоться, нас уже ничто не остановит. Мы пересажаем их по одному. Когда становится горячо, люди сдают партнеров по преступлению. Деньги заставляют держаться вместе, а лиши ты одного из них денег, житейских благ, и он сломается.

– Теоретически это правильно, – вздохнул Барышев, – а вот в натуре..

– В натуре, в натуре… – передразнил его Малютин. – И ты уже переходишь на бандитский жаргон?

– Хорошо, я согласен. Резон в вашем предложении есть.

– Но только надо сделать так, чтобы никто из участников заранее не знал, что произойдет.

– Понятно. – наморщил лоб полковник. – Но если из вашей затеи ничего не выйдет, то отвечать придется мне.

– Тебя это пугает?

– Я не хочу, чтобы попытка сорвалась.