Текст книги "Кровавый путь"

Автор книги: Андрей Воронин

Соавторы: Максим Гарин
сообщить о нарушении

Текущая страница: 16 (всего у книги 22 страниц)

Глава 17

Наконец-то Бахрушину удалось разобраться с бумажной текучкой, которую он так не любил.

От этого на душе у него царил праздник. В другое время Леонид Васильевич спокойно мог бы позволить себе расслабиться, поехать к кому-нибудь из малочисленных друзей, выпить пару рюмок водки. Но на душе у него, кроме предчувствия праздника, лежал и неподъемный груз, о котором до поры до времени он старался не вспоминать.

Как-никак, капитан Альтов подбросил ему задачку, притащив в кабинет погожим весенним утром видеозапись и папку с фотоснимками. И вот теперь настал черед вернуться к ним.

– Вот же незадача, – бормотал Бахрушин, расхаживая по кабинету.

Ему хотелось бы забыть об этой злосчастной кассете, говорившей о нечистоплотности генерала Пивоварова. В ней-то Леонид Васильевич был почти уверен, ведь за то время, пока он занимался бумажной текучкой, капитану Альтову кое-что удалось выяснить. И вот теперь полковник ГРУ анализировал доклад капитана Альтова и постепенно, словно бы собираемое огромное здание из маленьких кирпичиков, перед полковником Бахрушиным начало вырисовываться – пока еще смутное очертание какого-то загадочного лабиринта. И было тяжело понять где же находится вход, а где выход. В этом лабиринте можно было петлять до бесконечности.

И тогда Бахрушин решил: если узел не развязывается, то его надо разрубить. Если из лабиринта нет выхода, надо проломать стену. И плевать, что будет много грохота и пыли, главное, вовремя успеть выбраться оттуда, выбраться раньше, чем враги. И Бахрушин, заручившись поддержкой своего начальства, двинулся в архив.

После долгих поисков он напал на ту ниточку, потянув за которую можно было прийти к очень серьезным делам, а возможно.., вытащить и собственную погибель.

Обнаружились ужасные вещи. Полковник Бахрушин, выяснив их, даже перепугался и решил до поры до времени помолчать, все тщательно взвесив и обмозговав. Случилось следующее. Исчезла часть документов по бактериологическому оружию, над которым пару десятков лет назад работал целый институт. Документов было много, но исчезли самые важные. Копаясь в грудах бумаг, перебирая папки, полковник Бахрушин выяснил, что именно исчезло, а главное – когда.

Последним человеком, кто имел доступ к секретным разработкам, был генерал Пивоваров.

– Ну и ну, – бормотал себе под нос Леонид Васильевич, открывая и закрывая папки, – вот тебе дела!

«Бактериологическое оружие запрещено и интерес к нему со стороны многих стран утерян, но не со стороны террористических групп, плодящихся в последнее время как мухи дрозофилы в пробирках ученых. Неужели это он? Неужели Пивоваров передал документацию корейцу, связанному с японцами? Зачем японцам понадобилось бактериологическое оружие? Надеюсь, не на государственном же уровне? Или кучка реваншистов вознамерилась уничтожить в России всех белых людей?»

На этот вопрос мог ответить только Пивоваров.

Но задав вопрос лично генералу Пивоварову, выдашь себя и будешь иметь большие неприятности.

Тем более, что полковнику Бахрушину не было известно, ведет ли лично генерал Пивоваров какую-то масштабную операцию. Вполне могло получиться, что своим вмешательством Бахрушин мог испортить дело, на которое затрачено много времени и средств.

Но пропажа документов наводила на абсолютно другие мысли. И если бы пропали только документы!

Как смог выяснить Бахрушин, исчезли и ампулы. Правда, в ампулах хранился законсервированный полуфабрикат, штамм вируса, еще не готовый к употреблению. Его надо было доводить до кондиции, выращивать и мутировать. А вот документы, которые пропали, как раз и позволяли это сделать. Но прояснить все эти вопросы могли лишь специалисты, причем, те специалисты, которые в свое время занимались этой проблемой – академик Богуславский и доктор наук Петраков.

Полковник Бахрушин быстро навел справки.

И тот, и другой были живы. Академик Богуславский находился на пенсии, а доктор наук Петраков читал лекции в университете. Вот к ним и решил наведаться полковник ГРУ, чтобы специалисты прояснили кое-какие детали. И главный вопрос, на который Леонид Васильевич искал ответ – можно ли из законсервированного штамма вырастить вирус и превратить его в бактериологическое оружие, как технологически это сделать и за какой срок возможно такое превращение. Ведь Бахрушин знал, что на всякие биологические операции, особенно с вирусами, иногда уходят годы, поэтому он как бы и не очень волновался.

Первый, к кому Бахрушин решил обратиться, был академик Богуславский. Но его домашний телефон молчал. Следующий звонок Бахрушина был к Петракову. Трубку подняла дочь.

Вежливо поздоровавшись, Леонид Васильевич осведомился, не может ли она пригласить к телефону Аркадия Карповича. Та спокойно сообщила, что отец в отъезде и поинтересовалась кто спрашивает.

Леонид Васильевич Бахрушин, не называя своей фамилии, сказал, что он бывший коллега и поинтересовался в свою очередь, когда Аркадий Карпович появится в Москве. На что услышал довольно странный ответ:

– Даже сама не знаю. Может, через месяц, а может, через два. Ему предложили контракт, и он уехал.

– А как же лекции в университете?

– Ему нашли замену.

– Понятно, – бросил в трубку Леонид Васильевич. – А телефончик какой-нибудь он оставил или адрес?

– Нет, не оставил. Но обещал в ближайшее время позвонить.

– А когда он уехал? Мы с ним, в общем-то, договаривались встретиться…

– Знаете, отцу крупно повезло, – явно гордая этим, сообщила дочь, – ему предложили контракт японцы. Если быть более точной, то, по-моему, российско-японский университет.

И вот у них вы можете узнать, где он находится.

– Спасибо, – вежливо поблагодарил Бахрушин с явно озадаченным выражением лица.

– Российско-японский университет, – повторил он, уже положив трубку, – что-то уж очень часто попадается мне это название.

«И на полигоне вроде бы случайно оказались их люди, и Совет безопасности почему-то покровительствует им. Все словно с цепи сорвались, словно наши лучшие друзья – это японцы, с которыми мы до сих пор не поделили Курильские острова с Южным Сахалином. Да и мирный договор не подписан. В общем, если быть педантом, то мы находимся с ними в состоянии войны с сорок пятого года».

Вызвав к себе Альтова, Бахрушин поручил ему во что бы то ни стало отыскать академика Богуславского, а также раздобыть все, что возможно, об основателях российско-японского университета. Кто точно представляет его с российской стороны и кто с японской. Ему не терпелось самому поговорить с академиком, но он знал, Альтов умеет входить в доверие к людям, умеет вытянуть из них то, что надо. Бахрушин же пытался сразу брать быка за рога, а поэтому часто сталкивался со стеной непонимания, недоверия и подозрительности.

Альтов, не знавший, какой неприятный сюрприз преподносит своему шефу, вернулся через пару часов и доложил, что академик Богуславский исчез. Куда – толком никто не знает. Ему" удалось поговорить с соседкой, которая, к счастью Бахрушина, безвылазно сидела дома. Она точно знала, что «скорая помощь» академика не забирала, знала, что за пару дней до исчезновения Богуславского, исчез его внук Роман. Сообщила, что видела какого-то восточного вида человека, наведывавшегося к Богуславскому незадолго до исчезновения.

А самой убедительной деталью, которая привела Бахрушина к мысли, что Богуславский исчез загадочным образом, было то, что академик никого не попросил поливать цветы в своей квартире.

По словам соседки их там стояло множество, и обычно, если Андрей Петрович куда-нибудь отлучался, то непременно оставлял ей ключи, чтобы та позаботилась о них?

– Небось, ты и в квартиру заходил, – хитро прищурившись, спросил Бахрушин у Альтова.

– Заходил, Леонид Васильевич.

– Ну, и как цветочки?

– Их не поливали уже около недели, насколько я могу судить. Отопление работает вовсю, земля рассохлась, как в пустыне, только кактусы и держатся.

– А что насчет внука?

– Ничего не успел узнать. Как-никак два часа прошло с того времени, как мне вы это поручили.

– В церковь, говоришь, академик в последнее время зачастил?

– Так точно.

Но тут же Бахрушин отбросил мысль, что увлечение религией каким-то образом связано с исчезновением академика. Куда более правдоподобной казалась версия, что к этому причастен то ли японец, то ли кореец, который наведывался к академику дней десять тому назад.

* * *

Занятый срочными делами, Леонид Васильевич напрочь забыл о Комбате. Он вспомнил о нем только тогда, когда встретил полковника Брагина.

Тот был мрачен и не очень-то расположен к задушевной беседе.

– Честь имею, – проговорил Бахрушин, обменявшись коротким рукопожатием. Он хотел было бежать дальше, ведь знал, Комбат послал на хрен чиновника из Совета безопасности, окончив тем самым карьеру инструктора, но Станислав Станиславович остановил его:

– Леонид Васильевич, ну и свинью же вы мне подложили!

– Какую? – не понял Бахрушин.

– Инструктора вы мне порекомендовали?

– Да, я. А что случилось?

– Спрашиваете еще… – и полковник Брагин вкратце рассказал о том, что произошло на полигоне.

– Я тебе что обещал? – спросил Бахрушин, перейдя на «ты». Он стоял и нервничал, крутя пуговицу на кителе полковника Брагина, пребывая в уверенности, что крутит пуговицу на собственном пиджаке. – Обещал тебе хорошего профессионала прислать, мирового мужика, честного, который дело знает, ты согласился?

Брагину пришлось подтвердить:

– Точно.

– Такой тебе и попался.

– Даже слишком.

– Ну вот, значит, никаких обид.

«И тут японцы!» – уже приходя в бешенство, подумал Бахрушин, продолжая ласково улыбаться полковнику Брагину.

– Ты на меня не в обиде, Станислав Станиславович?

– Ничего, я тебе тоже как-нибудь удружу.

– Кстати, – задержал его Леонид Васильевич, – среди твоих японцев нет микробиологов?

– Как же, аж два человека.

– Ну, вот и все, что я хотел от тебя узнать.

Озадачив таким образом полковника Брагина, Бахрушин вместо того, чтобы направиться в столовую, куда держал путь, вернулся в свой кабинет, где в приемной его дожидался капитан Альтов, так и не узнавший ничего нового.

– Едем к Петракову, – распорядился Бахрушин.

Капитан Альтов еле поспевал за ним, когда Леонид Васильевич, перепрыгивая через ступеньки, мчался вниз.

«Вот, опять пошла полоса неудач, – рассуждал Бахрушин, глядя на город сквозь тонированное стекло служебной „Волги“. – Только начинает казаться, что наше управление выкарабкивается из болота, в которое засело, только появляются какие-то ориентиры, как тут же выясняется, что эти ориентиры хуже прежних. Совет безопасности, Министерство обороны – повсюду найдется мерзавец, готовый за три копейки продать мать родную. Это же только представить себе, засекреченный ученый, владеющий государственными тайнами, получает разрешение работать с иностранцами! К тому же, о целях работы никто не имеет ни малейшего представления. Ну, и что из того, что прошло много лет? Есть вещи, о которых нельзя вспоминать и через сто лет».

Лифт вознес Бахрушина и Альтова к двери квартиры Петракова. Леонид Васильевич сразу же наметанным взглядом определил, что живет доктор наук не очень богато. Раз железной двери нет, значит и брать в квартире нечего.

На звонок вышла дочь и с недоумением осмотрела двух незнакомых ей мужчин.

– Я вам звонил, – вместо того, чтобы представиться, проговорил Бахрушин и сделал шаг к двери.

– Да?

Теперь от дочери Петракова зависело пустить его в квартиру или нет. Это движение Леонид Васильевич сделал так настойчиво, что у нее не хватило духа отказать.

– Проходите, – сказала она, когда уже Бахрушин и Альтов были в прихожей.

– Здравствуйте, здравствуйте…

«Так, три комнаты, – отмечал про себя Леонид Васильевич. – Судя по пальто, висящих на вешалке, народу здесь живет уйма. Двое детей, две женщины, – взгляд Бахрушина упал на зонтики, – и двое мужчин, как минимум. Итого шесть человек».

– У меня к вам вот какое дело. Мне предложили работу, но без вашего отца я не могу к ней приступить. Понимаете, разработки, авторские права.., с этим сейчас строго. И мне нужно разрешение от него, для того, чтобы воспользоваться плодами его труда. За это, абсолютно точно, ему заплатят неплохие деньги. Говорю вам открыто потому, что деньги не мои, а заказчика. Так что, если он позвонит, непременно передайте ему мой телефон. Пусть свяжется, и все финансовые вопросы мы быстро утрясем.

– Да, повезло Аркадию Карповичу, – сказал Альтов, заглядывая в гостиную, – японцы не каждому контракт предложат. Понимаю, конечно, что спрашивать бестактно, но деньги, наверное, немалые?

– Не знаю, – честно призналась дочь Петракова, – отец этого не говорил.

«Значит, большие», – ответил про себя полковник Бахрушин.

– Так что не забудьте о моей просьбе. Вы уж извините, что заехать пришлось, но одно дело, если по телефону номер продиктовать, а совсем другое, если в руки отдаешь.

– Понимаю.

Он проследил за тем, чтобы Петракова при нем поставила визитную карточку рядом с телефонным аппаратом.

«Теперь, когда она знает, что этот телефон стоит больших денег, при первой же возможности свяжется с отцом, хотя, скорее всего, тот не оставил ей своих координат. Но должен же позвонить!»

Если судить по характеристикам на доктора наук Петракова, которые Бахрушину удалось отыскать в архиве, тот был довольно скрытным человеком.

– Ну что ж, мы пойдем. Спасибо.

Леонид Васильевич кивнул Альтову и они покинули квартиру.

Уже сидя в машине, по дороге в управление, Леонид Васильевич смачно выругался матом, чем поверг Альтова в удивление.

– Леонид Васильевич… – только и сказал капитан.

– Хрен знает, что такое! – даже не попытался Бахрушин объяснить причину своего раздражения.

– Я понимаю, обидно, – вздохнул Альтов. – Куда ни сунешься, повсюду уже побывали до тебя. И никаких концов!

И тут Бахрушин, который до этого был погружен в себя, встрепенулся:

– Альтов, ты только посмотри!

Капитан сперва не понял, что имеет в виду Бахрушин, а затем проследил взглядом куда смотрит полковник. Взгляд того упирался в зеркальце заднего вида.

– Что…

– Только голову не вздумай поворачивать, – прошептал, стиснув зубы Бахрушин.

– Понял.

В параллельном ряду, метрах в пятнадцати от черной служебной «Волги» следовала машина – темно-желтая «ауди» с московским номером.

– Она за нами от самого дома Петракова идет, – уточнил Бахрушин.

Альтов запомнил номер, всмотрелся в лицо человека, сидевшего за рулем.

– Глаза его раскосые мне не нравятся.

– И крестик на шее, – криво усмехнулся Бахрушин. – Нестыковочка получается. С такой мордой только буддистом или мусульманином быть, но уж никак не православным.

– Может, связаться отсюда с центром, узнать, кому принадлежит машина?

– Поздно, Альтов, засветились. По нашей «Волге» за десять километров видно, что она не из таксопарка приехала. А у них, небось, система информации не хуже нашей поставлена. Лучше сделаем вид, будто ничего не заметили.

Темно-желтая «ауди», проехав еще пару кварталов, чуть поотстала, но держалась сзади так, чтобы не потерять из виду тех, за кем шла.

– Поедем в управление или мимо, Леонид Васильевич? – спросил шофер.

– Езжай уж, как ехали – в управление, – сказал Бахрушин.

Он был почти на сто процентов уверен, что поиск по номеру ничего нового им не даст, скорее всего, машина оформлена на какую-нибудь мертвую фирму, уже пару лет не ведущую дел, или на пенсионера, благополучно скончавшегося год назад.

Такие штучки он знал хорошо.

В кабинете Леонида Васильевича уже ожидали бумаги. Впервые за последние месяцы с такой жадностью Бахрушин вчитывался в текст. Ему доставили то, о чем он просил – список оборудования, заказанного российско-японским университетом и растаможенного им с момента существования.

– Нет, ты только посмотри, – Леонид Васильевич тыкал коротким пальцем в строчки компьютерного текста, – у них какое основное направление по уставу?

– Гуманитарное, – подсказал Альтов, будто Бахрушин этого не знал и спрашивал только для того, чтобы получить ответ.

– Ага! А оборудование у них сплошь для биологических исследований. Хитро устроились ребята. Решили, раз не могут наших ученых к себе вывезти, оборудовать лаборатории им тут. И посмотри, посмотри, – Бахрушин тряс другим списком. – С нашей стороны в основателях сплошь да рядом высокопоставленные чиновники, да ученые с мировым именем. А с их стороны те, кого, в лучшем случае, можно назвать группой граждан. И, если покопаться, то этих граждан давно японская полиция, наверное, ищет. Нет, ты только посмотри, – раздражению Бахрушина не было предела, – думают, все купили, думают, им все можно!

А вот, выкусите! – и Бахрушин скрутил фигу, причем, так сильно сжал указательным и безымянным пальцами большой палец, что тот побелел. – Кажется, Альтов, они под нас хорошенькую бомбу подложить решили и нашими же руками, сволочи.

* * *

В 1947 году возле небольшого поселка под названием Чистый Ключ была построена небольшая станция по борьбе с ящуром, который после войны свирепствовал в Прибайкалье. Были возведены загоны для скота, несколько домиков, в которых жили ученые и одно большое кирпичное строение, крытое черепицей, в котором располагалась лаборатория.

Когда-то станция процветала, считалась одной из ведущих в СССР. Сюда приезжали ученые из Москвы, Ленинграда, Харькова, Читы, здесь стажировались. На материалах, полученных в стенах станции, защищались кандидатские и докторские диссертации. В общем, работа кипела. Было построено еще несколько домиков для приезжающих ученых.

А затем, когда с ящуром было покончено, станция медленно приходила в упадок. Старело оборудование, разрушались строения. Желающих здесь попрактиковаться и поработать ученых, специалистов становилось все меньше и меньше.

Пока, наконец, в начале семидесятых, станцию не поставили на консервацию, закрепив за ней лишь сторожа, пожилого подслеповатого бурята.

Он со своей собакой и жил на станции, облюбовав себе маленький домик, приведя его в божеский вид, в божеский, конечно, по своему разумению.

А в 96 году произошло нечто удивительное и непонятное для жителей поселка.

Сначала появилась какая-то комиссия, за ней рабочие, потом потянулись машины, груженые стройматериалами, и станция начала преображаться. Восстанавливались здания, отстраивались новые. Вокруг станции появился высокий забор, обтянутый сверху проволокой, приехали военные, которых привлекли для работ.

И местные жители из поселка, находившегося километрах в трех от станции, заговорили о том, что на бывшей «ящурке» собираются строить что-то военное. Затем стали поговаривать о строительстве тюрьмы, скорее всего потому, что появились колючая проволока и смотровые вышки по периметру. Но и те, и другие домыслы были неверны, в чем любопытные смогли убедиться, когда на станции появились иностранцы, и платформы, груженные машинами с огромными яркими фургонами, полными аппаратуры.

В течение нескольких месяцев лаборатории приобрели неузнаваемый вид. И таким лабораториям даже могли позавидовать Москва и Санкт-Петербург. Аппаратура была самая совершенная и новая. Всевозможные лазеры, компьютеры и все, без чего не может существовать солидный научно-исследовательский институт по микробиологии. Правда, персонала было немного – несколько иностранцев с раскосыми глазами и с полдесятка наших ученых, которые никогда не появлялись в поселке.

Все необходимое доставляли на машинах прямо за ограду. Из местных жителей на станцию никого не пускали. На бетонном заборе сразу же бросались в глаза огромные надписи, сделанные под трафарет: «Посторонним вход запрещен!», «Вход только по пропускам», «Опасная зона!», «Прохода нет!». Все подъезды, ведущие к станции, а было их три, перекрыли полосатые шлагбаумы, у которых дежурили люди в камуфляжной форме. Эти люди на вопросы местных жителей не отвечали, а если что и говорили, то односложно и непонятно. И жители предположили: наверное, ученые опять занялись ящуром, наверное, здесь вновь, а может, где-то неподалеку, будут заниматься скотоводством.

Из-за бетонного забора время от времени слышалось мычание коров и ржание лошадей. Но занимались на станции далеким от ящура делом и настолько страшным, что если бы местные жители узнали – каким именно, то, наверное, бросились бы в бегство, стараясь как можно быстрее покинуть эти места. Об истинной цели исследований и опытов не знали даже многие из работающих.

Им поручались отдельные операции. Платили много, так что вопросы задавать не хотелось.

Финансирование шло откуда-то со стороны по какому-то совместному очень крупному проекту российско-японского университета. Если ученые говорили, что чего-то недостает, техника появлялась через неделю, несмотря на то, что доставить ее было сложно.

Время от времени прилетали вертолеты, из которых выгружались контейнеры из рифленого железа с иностранными надписями. Большей частью металл украшали замысловатые иероглифы. Крыши зданий, на удивление местных жителей, украсили огромные тарелки спутниковых антенн, что сразу же навело на мысль, что на территории бывшей станции создают какую-то астрономическую лабораторию или центр космического слежения. Работа на станции кипела и подобным темпам мог позавидовать даже крупный научно-исследовательский институт с сотнями сотрудников.

Изредка на территорию наведывался тот, кого называли Учителем. Перед ним ворота распахивались мгновенно, и огромный джип с затененными стеклами, с антенной на крыше плавно въезжал на территорию и следовал к зданию центральной лаборатории. К самому Учителю, к поселкам с переселенцами местные жители уже привыкли и на этих в общем-то безобидных для них людей почти не обращали внимания. Те не лезли в их дела, местные жители отвечали тем же. В общем, эти столь разные люди довольно мирно уживались и сосуществовали, лишь иногда, оказывая друг другу помощь. Среди переселенцев всегда находился кто-нибудь из врачей, чтобы помочь в экстренных случаях. И главное, сектанты, как их называли, никогда не брали за помощь деньги, что было на руку бедным местным жителям.

Вот и сейчас кортеж машин, в центре которого находился джип и три автомобиля охраны, проследовал на большой скорости по проселочной дои роге к лаборатории. Шлагбаумы послушно поднимались, машины даже не сбавляли скорости, ворота уже были открыты.

Джип подъехал прямо к крыльцу – так, что деревянная сандалия Учителя опустилась прямо на ступеньку. Он медленно поднялся на крыльцо, где его уже ждал Аркадий Карпович Петраков.

Он всего лишь второй раз видел Учителя.

На этот раз тот показался ему еще меньше ростом, еще более обрюзгшим и неповоротливым.

Живот и груди сектанта вздрагивали при каждом движении. Петраков был спокоен, понимая, что без него здесь, в лаборатории, все остановится.

И именно поэтому к нему было такое уважительное отношение. Учитель разговаривал с ним на «ты», без пренебрежения и чувства превосходства, спокойно, почти как с равным, хотя Петраков чувствовал, шевельни этот лысый толстяк пальцем и от Петракова не останется мокрого места, как ничего не останется и от всего городка за бетонным забором. Но, наверное, пока еще не пришло время кивать.

Они вдвоем – ученый и глава секты – прошли в небольшую чистую комнату с жалюзи, компьютером, кожаной мебелью и кондиционированным воздухом. Учитель сразу же сел, с присвистом выпустив сквозь ноздри воздух. Петраков подошел к письменному столу и, нажав кнопку, погасил экран компьютера.

– Что скажешь? – тихо спросил Учитель.

– Что вы имеете в виду?

– Когда все будет закончено?

– Это зависит не только от меня. Существуют биологические процессы, которые я не могу ускорить. Замедлить я их могу, а ускорить – никак.

По моим расчетам, осталось три цикла. И тогда жизнеспособный штамм будет получен, дело останется лишь за немногим.

– За чем же? – спросил Учитель.

– Его надо будет размножить.

– Сколько времени займет размножение? – медленно, по слогам спросил Учитель.

– Здесь все зависит от питательной среды.

Если размножать на мясном бульоне, как это делали мы с академиком Богуславским, то месяц – полтора.

– Можно ускорить?

– Да, можно. Потребуется агар-агар.

– – Что это?

Петраков изумился, что человек, поставивший многое на микробиологию, не знает таких простых вещей. И он принялся, как перед студентами на лекции, объяснять Учителю различия питательных сред и преимущества каждой.

– Погоди, меня это не интересует. Мне нужно знать срок. И сколько тебе понадобится водорослей для производства среды?

– Все выкладки я передал вашим помощникам.

– Как работают мои люди? – быстро переходя на другую тему, спросил Учитель.

– Из поселенцев?

– Да.

– Я ими чрезвычайно доволен. Стараются.

А главное – послушные.

– Если у тебя возникнут какие-нибудь подозрения, сразу же скажи начальнику охраны, людей заменят. Надеюсь, ты понимаешь, все, что здесь происходит, не должно быть известно никому постороннему. Это в твоих же интересах.

Петракову все время хотелось спросить зачем этому человеку биологическое оружие и где он его хочет применить.

– И еще, – не дав додумать ученому, произнес Учитель, – я хотел бы увидеть результаты.

– Какие результаты? – наивно осведомился Аркадий Карпович.

– Я хочу, чтобы сразу, как только будет получен штамм, его опробовали.

– На людях? – изумился Петраков.

– Конечно, – Учитель словно бы говорил о мышах, таким тоном были произнесены слова. – Ты что, чего-то боишься?

Петраков пожал плечами.

– Меня, в общем-то, это не касается. Вы мне заплатили за то, чтобы я вывел штамм, а испытания пусть проводят другие, их квалификации на это хватит.

– Нет, ты проведешь, – сказал Учитель, – вместе с Богуславским.

– Боюсь, он откажется.

– Не бойся, не откажется. Тем более, как мне известно, когда-то давно вы с ним этим занимались и имеете огромный опыт.

– Да, было дело, – дрожащим голосом обронил Петраков.

– Ну вот, все возвращается на круги своя.

Хлеб, пущенный по воде, возвращается к пустившему.

И в этот момент Петраков понял, что да, действительно, библейская истина правдива. Когда-то давно они с Богуславским, снедаемые тщеславием, желанием получить материальные блага от государства, взяли грех на душу, смертельный грех. Петраков прекрасно помнил трупы заключенных в Пермских лагерях, на которых проводились эксперименты. Он сам читал заключения патологоанатомов о кровоизлияниях в мозг, о кровотечениях желудка, о том, как разлагается печень и лопаются проеденные вирусом стенки сосудов головного мозга.

В общем, последствия их эксперимента были ужасны. Но там были заключенные, люди никчемные, отпетые мерзавцы, насильники, грабители, убийцы, закоренелые рецидивисты, которым не предвиделось места в обществе развитого социализма. И как сказал тогда один из генералов, руководивший экспериментом: «Ты, Петраков, санитар общества и не жалей этих мерзавцев. Чем больше их погибнет, тем чище воздух, тем спокойнее жизнь».

А о том, что на государственном уровне при помощи этого оружия, смертоносного вируса, правительство планировало уничтожить американские войска во Вьетнаме, ни Петраков, ни Богуславский не знали, хотя догадывались. Но утешали себя мыслью, будто оружие нужно лишь как средство шантажа, как средство давления на Америку.

– Так ты говоришь, академик Богуславский работает хорошо?

– Нет, он работает плохо. Во всяком случае, мог бы лучше. Возможно, он слишком стар и его уже ничто не интересует. Кстати, я хотел спросить, почему он согласился?

Учитель улыбнулся:

– Если бы ты не согласился работать за деньги, я бы нашел способ тебя заставить.

Петраков решил больше вопросов не задавать.

– Я хочу на него взглянуть.

– На кого? – задал вопрос ученый.

– Ну, ясное дело, не на Богуславского! Я хочу взглянуть на вирус.

– Пожалуйста, – сказал Петраков, – пойдемте.

– А это опасно? – спросил Учитель.

Петраков пожал плечами.

– В принципе, все меры предосторожности соблюдены, так что, думаю, опасности нет. Я же не боюсь.

Учитель от подобного сравнения – себя со смертным – поморщился.

"Он не боится… Что его жизнь – дым и не более того. Махну рукой – этот дым развеется.

А вот я – да, я нужен. Все они существуют для меня. Даже этот маленький микроб, который не виден невооруженным глазом, и тот будет повиноваться моей воле, станет работать на меня. Он заставит всех трепетать и мне начнут поклоняться не тысячные, как сейчас, а миллионные. Я буду выбирать, кому остаться на земле и продолжить жизнь, а кто должен уйти".

От этой мысли на лице Учителя появилось даже приторное выражение, словно сейчас у него во рту находилось что-то очень сладкое, более сладкое, чем засахаренная вишня.

– Хорошо, работайте, – сказал после того, как увидел в электронный микроскоп странное движение похожих на кристаллы вирусов. – Если что-нибудь будет нужно, сообщайте.

И Петраков подумал:

– Может, сказать, что я хочу еще денег? Но лучше не сейчас, лучше перед последним этапом, перед последней мутацией. Ведь сделать ее могу только я. Я-то понимаю почему Богуславский согласился. Он, наверное, хочет уничтожить всю работу на последнем этапе, а сделать это очень легко.

И Петракову опять пришла в голову та простая мысль, что академика Богуславского надо отстранить от дела и лучше уничтожить, может быть, даже отравить, но чуть позже, пока он нужен. И тут ему пришла в голову очередная мысль – шальная мысль: а не испробовать ли штамм на самом Богуславском, так сказать, вернуть кесарю кесарево? Он его породил, его он и убьет. А самому, получив деньги, попытаться унести ноги, если, конечно, все получится. Петраков рассчитывал, что все сойдет ему с рук и он станет богатым человеком. Деньги дадут свободу и он доживет жизнь в достатке.

«Нет, не станет Учитель меня убирать, я ему еще понадоблюсь».

Учитель появился на крыльце. Люди, работавшие в лаборатории, остались на своих местах. Никто даже не встал из-за столов, не подошел к окнам. Все были приучены: работа, работа, работа.

Дверца джипа открылась, Учитель с трудом забрался внутрь, и автомобили тут же сорвались с места.

«Интересно, где он живет?» – подумал Петраков, провожая взглядом кортеж, а затем посмотрел на погасший экран, мертвый и серый.

Одно нажатие – и на экране появилось изображение – движение мелких частиц вируса – математическая модель в недрах компьютера опережала реальное развитие. И всем этим процессом управлял Петраков. Здесь он был всесилен. Он мог остановить, мог ускорить движение частиц на экране. Он мог вершить то, что другим было неподвластно. Он один знал секрет мутаций вируса в нужном направлении. Осталось совсем немного – пару месяцев – и работа будет закончена.

"А что потом? Куда этот маленький толстый человек, скорее всего, сумасшедший, уверовавший, что он бог, бросит страшное оружие? Неужели он начнет травить людей? Нет, скорее всего, не так, скорее всего, он начнет им шантажировать власть. Вот тогда его и уничтожат. Главное, в этот момент оказаться от него подальше, как можно дальше, и отряхнуть руки. Мерзкое дело – эти мессии, проповедники. Нашли же управу на Осахару, сидит сейчас в тюрьме, дает показания, его судят. Но это в Японии. А этого уберут сразу, раздавят, как комара. Спецслужбы, слава богу, наверное, у нас работают неплохо, особенно, когда жареный петух клюнет. Смогли же уничтожить Дудаева, а этого и подавно уберут. Тот был боевой генерал, знал все секреты, в общем, был человеком сведущим. А что знает Учитель? Ни хрена он не знает, даже святое писание толком не выучил.