Текст книги "К северу от 38-й параллели. Как живут в КНДР"

Автор книги: Андрей Ланьков

«Отлитое в граните»

Представьте себя где-нибудь в горах в Северной Корее. Вас окружает великолепие вершин и горных лесов. А потом вы замечаете, что один из пиков украшен огромными алыми символами, которые хорошо видны с расстояния в несколько километров. Надпись гласит: «Да здравствует Великий Вождь!», или «Вперед, в скоростной бой!», или «Да здравствует Трудовая партия Кореи!» Лозунги вырезаны огромными буквами на самых красивых скалистых склонах корейских гор. Не исключено, что в горах Кымгансан и Мёхянсан не осталось ни одной вершины, склоны которой не были бы украшены какой-нибудь духоподъемной надписью, например: «Даешь чучхейское преобразование идеологии, технологии и культуры!»

Власти Северной Кореи разработали сложную технологию «украшения» знаменитых пейзажей страны. Лозунги не просто «выписывают» на склонах. Сначала их высекают в скалах бригады каменщиков. Этих каменщиков выбирают из числа лучших рабочих, и их работа считается престижной, пусть порой и опасной, так что самоотверженная преданность этих альпинистов-каменотесов Вождю и Партии даже воспета в некоторых северокорейских фильмах. Затем вырезанные в камне лозунги красят в ярко-красный цвет, чтобы они бросались в глаза издалека.

Эта бурная деятельность по идеологическому украшению природы началась в 1972 году, когда Северная Корея отметила 60-летие со дня рождения Ким Ир Сена. Сейчас проект «украшения гор» официально считается идеей Ким Чен Ира, но прежде эту идею приписывали самому Ким Ир Сену. Ким Ир Сен, как и большинство корейцев, любил ходить в горы, и как-то во время одной из таких прогулок он якобы заметил: «Было бы прекрасно вырезать хорошие назидания на камнях для будущих поколений!» Не то чтобы Ким Чен Ир не приложил к этому руку. В августе 1973 года он посетил горы Кымгансан и лично проследил за тем, как на склонах вытесывались первые гигантские надписи в честь его отца.

Северокорейский историк так описывает эту кампанию (цитата интересна и тем, что дает некоторое представление о научном стиле, принятом в Северной Корее): «Всем сердцем восприняв мудрые наставления Великого Вождя (Ким Ир Сена. – А. Л.) и Любимого Руководителя (Ким Чен Ира. – А. Л.), члены Трудовой партии и все трудящиеся поднялись на борьбу за вырезание надписей, которые будут существовать десять тысяч поколений. С этой целью были сформированы молодежные ударные отряды из членов Союза молодежи и других молодых людей, которым оказывали помощь рабочие-добровольцы. Члены ударных трудовых отрядов скоростного боя и помощники из числа местного населения, вдохновленные чувством горячей преданности Великому Вождю, к февралю 1982 года высекли в горах Кымгансан 61 лозунг (3690 символов). По своим масштабам и глубокому идеологическому содержанию они не имеют аналогов нигде в мире [действительно так! – А. Л.]. Так, надпись “Чучхе” на скале Чхонъён имеет высоту 27 м, ширину 8 м, а глубина символов составляет 1,2 м».

В начале 1990-х годов была сделана еще одна огромная надпись, также находящаяся в горах Кымгансан. Трехсложное имя Ким Ир Сена изображено тремя высеченными в камне «графическими слогами» (не буду долго объяснять, что это значит, – желающие пусть почитают что-нибудь о корейской системе письменности); каждый символ имеет в длину 20 м, в ширину – 16 м, и, что хуже всего, глубина анкрё, то есть углубленного контура, у этой вырезанной в скале надписи достигает 0,9 м. Красную краску можно смыть, но огромную надпись, символы которой врезаны на почти метровую глубину, невозможно будет удалить без следа – теперь она, скорее всего, будет существовать если не вечно, то десятки тысяч лет.

За подготовку наскальных надписей отвечает Институт истории партии, который подчиняется ЦК ТПК. Сотрудники этого Института выбирают места для новых надписей, а также определяют их содержание. Точно не известно, сколько живописных горных склонов было «украшено» по решению института, но известно, что с 1973 года в Северной Корее в горах вырезано 20 000 символов, которые образуют несколько тысяч надписей.

Надо признать, что склонность Северной Кореи к «каллиграфическому благоустройству ландшафта» восходит к древней дальневосточной традиции. Вырезание стихов на подходящем склоне издавна было нормой для богатых путешественников (тех, кто мог себе позволить нанять каменщиков для такой работы!). Однако эти надписи были относительно небольшими и глубоко аполитичными – там чаще всего речь шла о красотах природы.

Любопытно, что в начале нулевых в горах Кымгансан, часть которых была в 1998–2008 годах открыта для посещения южнокорейскими туристами, надписи были несколько переделаны. Убрать сами надписи физически невозможно, но вот яркую красную краску, которая покрывала надписи, удалили, явно понимая, что подобный стиль «украшения ландшафта» не вызовет восторга у южнокорейских и иностранных посетителей. Эта простая операция сделала надписи не такими броскими, менее контрастирующими с окружающей средой – и отчасти показала, что даже сами организаторы северокорейской пропаганды более или менее понимают, как плоды их деятельности воспринимаются в мире. По большому же счету надписи, как уже говорилось, практически неразрушимы. Их можно уничтожить, разве что подорвав весь горный склон, так что, похоже, они станут самым долговременным памятником эпохе Ким Ир Сена и его амбициям. Много лет они будут вызывать возмущение и раздражение (возможно, в сочетании с ностальгией), но рано или поздно время возьмет свое, страсти улягутся, имена героев и жертв будут забыты, и циклопические рельефы на горных склонах превратятся в занимательное напоминание о далеком прошлом, наподобие тех скальных надписей, с помощью которых воспевали свои реальные и мнимые победы цари Вавилона и Ассирии.

Высеченное в камне

В 1987 году мир (или, скорее, та его небольшая часть, которой в те «доядерные» времена было хоть какое-то дело до Северной Кореи) узнал, что северокорейские чиновники изобрели еще один способ восхваления Великого Вождя, Солнца нации, Непобедимого Маршала Ким Ир Сена. Они начали возводить массивные памятные камни чхинпхильби с увеличенными факсимильными копиями того, что Великий Вождь собственноручно начертать изволил.

Вообще-то, идея о том, что изречения Великого Вождя надо воплотить в камне, не так уж и нова. Во-первых, как уже говорилось, с начала 1970-х годов живописные северокорейские горы были изрезаны огромными надписями, передающими в массы лозунги или высказывания Ким Ир Сена, да и стелы с текстами изречений Вождя и Руководителя стоят в КНДР повсеместно. Но чхинпхильби отличаются от этих стел тем, что на них текст изображен так, как его некогда начертала августейшая рука, и именно это придает им особый статус. Впрочем, и эта идея вполне традиционна для Восточной Азии. Искусство каллиграфии ценилось там на протяжении тысячелетий, и для корейского короля или китайского императора было вполне в порядке вещей отметить выдающиеся деяния какого-либо из подданных или работу учреждения, одарив отличившихся образцом монаршего почерка или собственноручно написанным рескриптом.

Первый чхинпхильби был установлен в октябре 1987 года в Пхеньяне на холме Моранбон. Размеры монумента впечатляют: его длина составляет 75 м, высота – 10,4 м, а общий вес достигает 650 т. На каменной глыбе рабочие вырезали факсимильную копию всей речи, произнесенной Ким Ир Сеном 14 октября 1945 года. Это была первая публичная речь будущего Великого Вождя после его возвращения в Корею. Вообще-то, текст, появившийся на чхинпхильби, мало совпадал с той речью, которую в действительности произнес Ким Ир Сен. Ее текст был написан офицерами политотдела 25-й армии, которая в августе 1945 года вступила на территорию Кореи. Само собой, текст, в котором слишком уж много и тепло говорилось о Советском Союзе, пришлось задним числом радикально переписать (впрочем, ничего необычного в этом не было: по политическим соображениям в КНДР переписали, или вообще написали заново, почти все ранние речи Ким Ир Сена). Таким образом, рукописный «оригинал» речи, с которого делали факсимиле создатели чхинпхильби на холме Моранбон, был, скорее всего, написан – предположительно, все-таки при некотором участии самого Ким Ир Сена, но в основном сотрудниками аппарата ЦК – через несколько десятилетий после того, как речь была произнесена.

За этим последовал еще один монумент, открытый в апреле 1992 года в честь 80-летия Ким Ир Сена. Его воздвигли в горах Мёхянсан, там, где Ким Ир Сен когда-то проводил один из своих многочисленных сеансов «руководства на местах». Этот гранитный памятник меньше по размеру и весит всего каких-то 250 т. Он передает следующую мудрость: «Вода – это рис. Рис – это коммунизм. Социалистическое сельское хозяйство нашей страны, основанное на ирригации, будет ежегодно приносить большой урожай. Ким Ир Сен, 15 апреля 1992 года».

Однако, пожалуй, самый политически значимый из всех чхинпхильби находится в деревне Пханмунджом, где летом 1953 года было заключено перемирие, положившее конец Корейской войне. Текст на стеле очень краток и содержит только подпись Ким Ир Сена и дату: 1994.7.7 (7 июля 1994 года). На камне факсимильно воспроизведена подпись, которую, как утверждается, сделал Ким Ир Сен на одном из документов на тему отношений Севера и Юга. Утверждается, что он подписал эту бумагу накануне своей скоропостижной кончины 8 июля 1994 года. Есть основания думать, что факсимильно воспроизведенная подпись действительно стояла на каком-то документе, связанном с межкорейскими отношениями, ведь Ким Ир Сен умер во время подготовки к первому межкорейскому саммиту, который должен был состояться в конце июля 1994 года. Сейчас монумент в Пханмунджоме стал одним из символов «политики объединения» – точнее, если называть вещи своими именами, «политики по отношению к Южной Корее», поскольку «объединение» и на Севере, и на Юге давно уже превратилось в ритуальную фразу, которую мало кто принимает всерьез. Монумент этот регулярно посещали и Ким Чен Ир, и Ким Чен Ын, его показывают и туристам, которые ездят в Пханмунджом (речь идет в основном об иностранцах, так как для подавляющего большинства местных жителей поездка в эту зону невозможна).

С приходом к власти Ким Чен Ира появились и чхинпхильби с факсимильными изображениями текстов, написанных им. В августе 1993 года один из таких памятных камней был открыт в школе, где когда-то учился Ли Ин-мо, бывший северокорейский офицер и коммунистический партизан, который был взят в плен в Южной Корее, а затем 34 года провел в тюрьме, поскольку упорно отказывался отречься от коммунистической идеологии. На чхинпхильби воспроизведена фраза из письма, которое Ким Чен Ир направил дочери Ли Ин-мо: «Наша партия не забудет преданность товарища Ли Ин-мо и силу его воли». Позже к этому памятнику добавились и другие образцы чхинпхильби Ким Чен Ира. Один из них, например, расположен на территории престижного Пхеньянского роддома. Надпись гласит: «Желаю успехов в служении народу». Как легко догадаться, это цитата из поздравительного письма Ким Чен Ира сотрудникам родовспомогательного учреждения. Кроме этих камней, факсимильные копии почерков Ким Чен Ира и Ким Ир Сена высекаются на скалистых склонах гор. Один из таких «автографов» общей длиной в 216 м, например, высечен на склоне горы Пэктусан.

С приходом к власти Ким Чен Ына в Корее стали появляться чхинпхильби уже с его документами и указаниями. Ничего удивительного в этом нет: в целом культ Ким Чен Ына строится по тем же шаблонам, которые когда-то были созданы для восславления Ким Ир Сена и позже стали применяться по отношению к Ким Чен Иру. Одним из первых чхинпхильби третьего правителя из Семьи Ким стал памятник у Пэктусанской молодежной электростанции, строительство которой было одним из приоритетных проектов первых лет правления Ким Чен Ына. На стеле (довольно скромных размеров) полностью воспроизведен текст того поздравления, которое в октябре 2015 года Высший Руководитель направил строителям электростанции.

Интересно, что будет с этими памятниками в будущем? Что будут чувствовать внуки современных северокорейцев, глядя на то, что останется от всей этой супермонументальной пропаганды, которую десятилетиями осуществляла Семья Ким? Отвращение? Иронию? Ностальгию? Восхищение? Грусть по утраченному «величию»? Наверное, все будет зависеть в первую очередь от того, кто и когда будет смотреть на эти памятники.

Листок из книги отца

В 1964 году не очень известный индонезийский ботаник вывел новый сорт орхидеи. Год спустя тогдашний президент Индонезии Сукарно решил порадовать этим цветком высокого гостя – лидера Северной Кореи Ким Ир Сена, который в 1965 году посетил Индонезию с официальным визитом. Сукарно предложил назвать орхидею в его честь. Ким Ир Сену идея понравилась, и с предложением он согласился. Так Северная Корея обрела цветок, который вскоре стал своеобразным ботаническим символом режима Семьи Ким. По-корейски его именуют кимильсонхва, то есть «цветок Ким Ир Сена». Переводится это название по-разному, и, пожалуй, наиболее подходящим вариантом будет «кимирсения».

На рубеже 1960-х и 1970-х Северная Корея лелеяла амбиции глобального масштаба: руководство страны тогда искренне надеялось, что только что провозглашенный кимирсенизм станет одной из главных радикально-революционных идеологий планеты, потеснив в мировом масштабе и «советский ревизионизм», и «китайский догматизм». Сейчас многие забыли про то, что тогда, в начале 1970-х, официальные северокорейские идеологи на протяжении нескольких лет утверждали, что «кимирсенизм» не только не тождествен марксизму, но и превосходит его, наилучшим образом отвечая потребностям эпохи антиколониальных революций. Ими тогда была выстроена стройная схема движения мировой прогрессивной мысли – от ее зарождения в виде марксизма, через ленинизм к ее вершине – кимирсенизму. Подобные рассуждения, абсолютно еретические с точки зрения и официального советского марксизма-ленинизма, и китайских «идей Мао Цзэдуна», вызывали немалое раздражение союзников и спонсоров КНДР, так что к концу 1970-х от этих идей благоразумно отказались. Однако в начале 1970-х в Пхеньяне продолжали надеяться, что именно Ким Ир Сен станет светочем всех прогрессивных сил планеты. С точки зрения северокорейских идеологических работников, цветок индонезийского происхождения, названный в честь Великого Вождя его почитателем из дальних краев, наглядным образом подтверждал любовь народов мира к своему единственному истинному лидеру, товарищу Ким Ир Сену, создателю бессмертных идей Чучхе.

В течение следующих нескольких лет, вплоть до 1975 года, северокорейские селекционеры усердно работали над индонезийской орхидеей. Цвела она в сентябре, но усилия ботаников принесли плоды, и улучшенная кимирсения начала цвести в апреле, то есть как раз ко дню рождения Ким Ир Сена, который в КНДР к тому времени уже был главным государственным праздником. Кимирсению объявили «цветком верности», живым символом преданности Великому Вождю, а ее разведение провозгласили важной политической задачей, на решение которой были брошены немалые средства.

Корейский полуостров – не самая подходящая природная среда для тропической орхидеи, так что для распространения кимирсении потребовались нетривиальные усилия. Дома выращивать капризную орхидею было сложно, поэтому этой работой в основном занимались группы специалистов, которые ухаживали за растениями в теплицах. Денег, понятное дело, не жалели. В 1979 году Центральный ботанический сад в Пхеньяне открыл специальную «Теплицу кимирсений», где выращивали нежные тропические цветы. Первоначально площадь теплицы составляла 600 кв. м, но в 1980-х годах она выросла до 1500. Аналогичные теплицы были построены по всей стране, в каждом крупном городе и в каждом провинциальном центре.

Однако к концу 1970-х стало ясно: со временем на смену стареющему Великому Вождю придет его сын, Великий Руководитель. В новых условиях работники идеологического фронта решили, что кимирсении не хватает политически симметричного аналога, который был бы посвящен уже наследнику отца-основателя. Культ Ким Чен Ира был в целом симметричен культу Ким Ир Сена: каждую пропагандистскую кампанию, направленную на восхваление Кима-старшего, каждый посвященный Великому Вождю символ старались дублировать аналогичной кампанией или символом, восхваляющим добродетели и таланты Любимого Руководителя. Поэтому нет ничего удивительного в том, что в 1988 году свой цветок получил и Ким Чен Ир. Вполне предсказуемо, новый цветок, следуя уже установившемуся шаблону, назвали кимчжонъиль-хва, то есть «кимченирия».

История кимченирии была специально сконструирована так, чтобы максимально повторять историю кимирсении. Этот цветок тоже изначально появился за границей, в Японии, где ботаник Камо Мотодэру провел около 20 лет, выводя вариант южноамериканской бегонии. Затем в день 46-летия Любимого Руководителя он подарил ему свой цветок в знак «дружбы и доброй воли между народами Кореи и Японии». После этого бегонию стали разводить по всей Северной Корее. Кимченирию в целом выращивать легче, чем кимирсению, но под новые задачи дополнительные теплицы строить все равно пришлось.

Северокорейские композиторы написали песню под названием «Кимченирия», которая начинается так:

 
Красные цветы расцветают по всей нашей земле –
Так похожие на наши сердца, исполненные любви к вождю.
Наши сердца следуют за молодыми бутонами кимченирии;
О, вот цветок нашей верности!
 

С 1990-х годов в северокорейских городах регулярно проводятся роскошные выставки кимирсений и кимченирий, причем главные из них предсказуемо приурочены к дням рождения Вождя и Полководца. Там экспонируются лучшие образцы, выращенные местными учреждениями или за рубежом. Иностранных бизнесменов, сотрудничающих с Севером, заставляют «жертвовать» деньги или дарить цветы на такие выставки. В прессе часто рассказывают о самоотверженных корейцах, которые продолжали выращивать политически важные цветы даже во время «Трудного похода» (так официально именуют в КНДР голод конца 1990-х), когда в их домах не было электричества и от холода в жилых помещениях замерзала вода. Теплицы, в которых выращивают кимченирию и кимирсению, считаются объектами государственной важности, поэтому даже в разгар голода, в условиях острейшей нехватки электроэнергии, теплицам по-прежнему выделяли и воду, и электричество. В 2001 году по всей стране в эксплуатации находилось более 100 теплиц, которые специализировались на выращивании «цветов верности».

Любопытно, что пока нас не обрадовали появлением «кимченынии», хотя культ младшего из Кимов строится в целом по тем же лекалам, что и культ его отца и деда. Скорее всего, появление «кимченынии» – вопрос времени. Можно предполагать, что рано или поздно мы услышим, что некий иностранный ученый, вырастив прекрасный экзотический цветок, решил преподнести его северокорейскому лидеру в знак любви и уважения, которое к Ким Чен Ыну питают народы мира. Учитывая нынешнюю ситуацию, автор не может исключить даже того, что на этот раз пылкий иностранный ученый окажется россиянином. Во времена Ким Ир Сена и Ким Чен Ира Северная Корея старалась держаться от СССР подальше и не поощрять просоветских настроений в народе. Сейчас Россия более не воспринимается как угроза, так что подобный шаг не выглядит опасным – да и российское посольство едва ли будет возражать против такого поворота событий (в советские времена, учитывая, что с точки зрения официальной идеологии идеи Чучхе являлись дерзкой ересью, подобную попытку пресекли бы немедленно). К тому же растения нашей средней полосы куда лучше, чем орхидеи, подходят к условиям северокорейского климата.

Музеи заслуг

Что вы ожидаете увидеть в музее метрополитена? Вы, наверное, скажете, что в таком месте должны быть фотографии, запечатлевшие строительство метро, возможно, модели вагонов и другого оборудования, используемого службами метрополитена. Верно – но не тогда, когда музей находится в Пхеньяне.

Северокорейские музеи – точнее, большинство из них – представляют собой весьма специфические учреждения. В Северной Корее существуют два типа музеев: музеи в общепринятом смысле этого слова и так называемые музеи заслуг (сачжоккван по-корейски). Настоящих музеев немного, а вот «музеи заслуг» есть практически везде. В середине 1990-х годов в стране насчитывалось около 60 музеев подобного рода. Я видел три таких музея, связанных с университетом, железной дорогой и метро, а также три местных «музея заслуг» в городах Вонсан, Синыйджу и в поселке Чхонсанни.

Полное официальное название этих учреждений – «Музей заслуг Великого Вождя и Полководца» (то есть Ким Ир Сена и Ким Чен Ира). Вообще-то, это и есть музеи Ким Ир Сена и Ким Чен Ира, только организованные с учетом местной или профессиональной специфики. Университет, железная дорога, метро или местный колорит служат лишь фоном, на котором разворачиваются деяния Вождя и Полководца. Так, в сачжоккване метрополитена первые несколько залов посвящены детству Ким Ир Сена, его партизанской деятельности в Манчжурии, возвращению в страну и, конечно же, мудрому руководству страной в годы Корейской войны. Есть там и материалы о детстве и юности Ким Чен Ира, но ни один из экспонатов, представленных в первых залах музея, не имеет ни малейшего отношения к метрополитену.

Дальше в экспозиции появляются материалы, связанные с самим метро. Тем не менее даже эти материалы посвящены в первую очередь тому, какую роль играли Ким Ир Сен и Ким Чен Ир в развитии пхеньянского метрополитена. Конечно, в экспозиции присутствуют фотографии строительных работ, есть там листовки и газеты, которые были выпущены во время строительства. Однако центральное место среди экспонатов занимают такие, как авторучка, которой Ким Ир Сен когда-то подписал указ о строительстве метро; стул, на котором Ким Ир Сен сидел во время осмотра стройки; микрофон, в который Ким Ир Сен произнес несколько слов о метро. Представлена там даже дрезина, на которой Ким Ир Сен однажды проехал между двумя строящимися станциями. Стены увешаны фотографиями и картинами, которые трактуют тему «Ким Ир Сен, Ким Чен Ир и метро» во всех возможных ракурсах. Огромная диорама, оснащенная многочисленными спецэффектами, посвящена великому историческому событию: осмотру строительства метро Ким Ир Сеном.

В железнодорожном «музее заслуг» мне особенно запомнилась картина, на которой была изображена девушка в железнодорожной форме с сигнальным фонариком в руке; она стояла рядом с железнодорожной линией, со слезами вглядываясь куда-то в темноту. Подпись объясняла все: «Куда же отправился Вождь так поздно ночью?»

В «музее заслуг» Университета имеется зал «Ким Чен Ир на военных сборах», который в 1980-е был чуть ли не центром всей экспозиции. Как и все другие студенты университетов в начале 1960-х годов, будущий преемник Вождя должен был пройти краткосрочный курс военной подготовки офицеров запаса. Не без некоторой иронии замечу, что эти несколько месяцев на военных сборах являлись единственным периодом, который будущий Полководец и Генералиссимус реально провел в казарме. Вопреки утверждениям пропаганды, Ким Чен Ир был и по складу характера, и по стилю жизни глубоко штатским человеком, в котором всегда было куда больше от персонажа богемы, чем от сурового офицера.

Среди прочих экспонатов – винтовка (как уверяют, использовавшаяся Полководцем), лопата Полководца и даже половник, которым Ким Чен Ир якобы пользовался во время наряда по кухне. Это историческое событие огромной важности – Ким Чен Ир отбывает наряд по кухне – отображено на большом полотне. На картине он дает наставления сокурсникам, которые внимают ему в восхищении. Впрочем, когда я опять побывал в этом сачжоккване в 2018 году, то обнаружил, что военным сборам там сейчас уделяют гораздо меньше внимания и что столь понравившаяся мне в 1985 году картина, посвященная дежурству на кухне, куда-то исчезла. Возможно, дело в том, что идет подготовка к очередной реорганизации сачжокквана – надо ведь теперь представить в нем и достижения нового руководителя страны Ким Чен Ына.

Кстати сказать, в конце 1980-х годов в поселке Оындон неподалеку от Пхеньяна, где когда-то располагался тренировочный лагерь второго Кима, был открыт мемориальный комплекс. Даже камень, на который Ким Чен Ир когда-то присел отдохнуть после кросса, был специально огорожен и, так сказать, музеефицирован.