Текст книги "Арабески ботаники. Книга вторая: Томские корни"

Автор книги: Андрей Куприянов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 14 страниц)

По дороге в Минусинск Мартьянов специально свернул на 400 верст в сторону от тракта, ведущего в Минусинск, чтобы побывать в Барнаульском краеведческом музее, основанном Геблером в 1823 году, и ознакомиться с постановкой музейного дела.

Совершенно другая судьба сложилась у самого молодого из друзей – С. И. Коржинского. Об этом удивительном ботанике я узнал давно. Едва ли не в отроческом возрасте мне попалась в руки великолепная книга Г. Д. Бердышева и В. Н. Сипливинского «Первый сибирский профессор ботаники Коржинский», выпущенная к столетию со дня его рождения.

По младости лет я запомнил только серьезного бородатого мужчину на титульном листе. Потом книга, как и многие книги из детства, потерялась. Много позднее я сделал ксерокопию с этой книги, с экземпляра, подаренного авторами Л. П. Сергиевской. Жаль, что такие книги не переиздаются.

С. И. Коржинский родился 26 августа 1861 году в городе Астрахани. По семейным преданиям, Коржинские ведут начало от запорожских казаков, якобы даже от брата того самого Коржа из повести Н. В. Гоголя «Тарас Бульба», которого поляки зарубили под Дубно.

Хотя семья С. И. Коржинского принадлежала к потомственным дворянам, помещиков в семье не было, все в роду были лицами свободных профессий, преимущественно врачами и архитекторами. Отец Сергея Ивановича, Иван Иванович Коржинский, был врачом в Астрахани. Он рано умер, и домом заправляла его старшая дочь, Мария Ивановна Коржинская. Воспитанный без семейной ласки, мальчик отличался повышенной чувствительностью и эгоцентричностью.

В 1874 году С. И. Коржинский поступил в Астраханскую классическую гимназию. Учился он хорошо. Уже в гимназии увлекся ботаникой, совершал ботанические экскурсии в район дельты Волги. В то время многие исповедовали воспитание по Ж. Ж. Руссо, в соединении с природой. Это сейчас выглядит странным, что ребенок уже в школьном возрасте увлекается собиранием растений, а в середине, даже конце XIX века это поощрялось и считалось хорошим тоном.

Это увлечение поощрялось учителями. За отличные успехи Коржинский получил в награду книгу по ботанике. В 1881 году он окончил гимназию с золотой медалью. Тем не менее впоследствии он отрицательно отзывался о классическом образовании. Он считал, что казенная гимназия, подобная той, которую он окончил, калечит детей, не готовит их к практической деятельности. Умирая, Коржинский завещал не отдавать детей в гимназию, а только в частное реальное училище. Он окончил гимназию двадцати лет отроду, скорее всего, был переростком среди гимназистов, и, очевидно, это сильно повлияло на отношение к классическому образованию.

В 1881 году С. И. Коржинский поступает на 1‑й курс естественного отделения физико-математического факультета Казанского университета. Ершистый, не по годам развитый студент, обладающий несомненными способностями, С И. Коржинский сразу обратил на себя внимание. И по рекомендации Н. В. Леваковского уже на первом курсе Коржинский избирается членом Казанского общества естествоиспытателей и публикует в Трудах общества свою первую научную работу «Очерк флоры окрестностей Астрахани». В этом же году он знакомится с П. Н. Крыловым. Для обоих эта встреча была судьбоносной. С И. Коржинский нуждался в хорошем спокойном и доброжелательном оппоненте своих бесконечных идей. В свою очередь, для П. Н. Крылова эти идеи были предметом раздумий и обсуждений.

В 1885 году Коржинский заканчивает университет со степенью кандидата. Его оставляют при кафедре для подготовки к профессорскому званию, и надо было выбирать тему магистерской работы. По совету П. Н. Крылова он начинает изучение северной границы черноземно-степной области Восточной России. Этот вопрос был чрезвычайно актуален в то время. В 1877 году Паллас высказался за морское происхождение чернозема. Сейчас даже об этом смешно вспоминать, но в середине XIX века большинство ученых предполагали, что чернозем – образование болотное, хотя еще в 1763 году М. В. Ломоносов писал: «… нет сомнения, что чернозем не первообразная и не первозданная материя, но произошел от согнития животных и растений тел со временем». И наконец, В. Докучаевым в 1883 году была поставлена жирная точка в растительном происхождении чернозема. Им было доказано, что под лесом интенсивно идут подзолистые процессы и там чернозем не образуется. Но встал другой вопрос – о границе леса и степи, индикатором которой является наличие или отсутствие чернозема. Этот вопрос был дискуссионным, он широко обсуждался. Надо иметь очень убедительные факты, а главное, годы, чтобы успешно защитить эту работу. С. И. Коржинский два года посвятил этой проблеме. В эти годы Коржинский много путешествует вдоль северной границы черноземно-степной области Восточной России (Казанская, Симбирская, Самарская, Вятская, Уфимская, Пермская губернии).

Но по истечении этого срока защищает магистерскую диссертацию по «проходной» теме «Материалы к географии, морфологии и биологии альдровандии пузырчатой ( Aldrovandia vesiculosaL.)». Это удивительное умеренно тропическое насекомоядное растение напоминает американскую мухоловку в миниатюре. Расчет Коржинского был прост: растение редкое, совершенно не изученное, и приводимые факты не имеют дискуссионности.

«На днях показывал Леваковскому только что оконченную работу об Aldrovandia vesiculosa, —писал он П. Н. Крылову, – ее географическом распространении и морфологии. Он пришел в восторг и сказал, что лучше всего представить работу на диссертацию. Во-первых, лучше тем, что она уже написана; во‑вторых, она не возбудит ни особенных возражений ни последующей полемики, как работа о черноземе, а представленный, главным образом, лишь фактический материал (и довольно солидный относительно морфологии) возбудит лишь одобрение, что, конечно, на первых порах для молодого юнца, как я, и приятнее и полезнее, чем ожесточенные ругательства. Я отчасти согласился с этим, но, к счастью, с маленьким изменением. Я думаю после экскурсии в конце лета съездить в Астрахань и сделать еще несколько наблюдений над Aldorvandia, чем я могу пополнить свою работу. Особенно интересными были бы данные относительно оплодотворения, развития семени и т. п. Aldrovandia vesiculosa, действительно, представляет большой интерес. Например, до моих исследований прорастание ее семян было вовсе неизвестно, кроме того, оказались важные географические и биологические данные».

После этого начинается стремительный взлет карьеры С. И. Коржинского как ботаника, путешественника и мыслителя. 26 апреля 1887 года он защищает магистерскую диссертацию, 15 мая 1888 года – докторскую диссертацию «Северная граница черноземно-степной области восточной полосы Европейской России в ботанико-географическом и почвенном отношениях».

Насколько велико было на него влияние П. Н. Крылова, свидетельствует отрывок его письма от 25.10.1887 года: «Сочинение мое я намерен посвятить имени одного почтенного деятеля по ботанической географии, знаменитого исследователя пермской флоры, человека, которому я лично обязан очень многим в направлении и характере моей деятельности. Я надеюсь, дорогой Порфирий Никитич, что вы не будете ничего иметь против этого посвящения. Кроме моего личного уважения к Вам, как ученому и человеку, мне кажется, что долг почтить имя человека, отдавшего все науке и не получившего от нее ничего, лежит на мне, как ближе стоящему к Вам и, кроме того, лично обязанному Вам весьма многим. Наконец, Ваши исследования и были поводом в моей настоящей работе».

Не всегда мнения П. Н. Крылова совпадали с мнением С. И. Коржинского. Так, они не смогли найти взаимопонимания в вопросе взаимоотношения леса и степи. Коржинский считал, что распределение леса и степи в лесостепной зоне не зависит непосредственно ни от климата, ни от топографического характера местности, ни от природы и свойств субстрата, но только от условий и хода взаимной борьбы за существование между лесом и степью. Лесная формация, как считал Коржинский, более сильная и поэтому происходит надвигание леса на степь. Крылов это мнение не поддерживал. Он считал, что граница между степью и лесом устанавливается в результате климатических особенностей. Тем не менее он высоко ценил его работы по сингенезу в лесных формациях, смене лесных пород. В примечании своей работы «Липа на предгорьях Кузнецкого Алатау» он пишет: «Вопрос о смене одних древесных пород другими, в силу лишь особых жизненных свойств их прекрасно разработан Коржинским в его работах…»

С 1 июня 1888 года Коржинский назначен профессором в только что организованном Томском университете. Он спешит, будто предчувствует, что жизнь ему оставила только 12 лет, чтобы выполнить все остальные ботанические свершения.

Альдровандия пузырчатая – Aldrovandia vesiculosaL .

Круг третий. Коржинский и Крылов

Первая лекция для студентов-первокурсников должна быть такой, чтобы запомнилась на всю жизнь. Чтобы уже не студент, а взрослый специалист, вспоминая ее, восклицал: «Как сейчас помню, первую лекцию нам читал…».

О чем эта лекция должна быть? Конечно же, о жизни.

1 сентября первую вступительную лекцию при открытии преподавания в Императорском Томском университете было поручено прочитать С. И. Коржинскому, и было молодому профессору всего 27 лет. Лекция называлась «Что такое жизнь».

– Вопрос о жизни есть коренной вопрос биологических и медицинских наук, – говорил молодой профессор. – Это есть азбука и вместе с тем конечная цель, альфа и омега биологии. Вы пришли сюда изучать жизнь – пусть же первое слово, которое вы услышите в этих стенах, будет слово о жизни.

Императорский Томский университет в день его открытия

Выбор лекции непростой, поскольку происхождение жизни можно толковать как с точки зрения теологии, так и биологии. Коржинский не был исключением, как и большинство населения России, он был верующим человеком.

В начале лекции Коржинский подробно останавливается на функциональном понятии жизни и переходит к вопросу первичного зарождения ее. Заканчивая этот раздел лекции, он говорит о единстве организмов и окружающей среды, вне которых жизнь невозможна.

Далее он вступает на твердую биологическую почву и подробно останавливается на отличии «животной» и «растительной» жизни. Он невольно высказывает свое отношение к науке и способам решения научных задач.

– Таким образом, два орудия мысли находятся у человечества – факт и гипотеза; два направления – эмпиризм и философия. Представьте себе, – говорил он, – что на берегу реки ночью стоят два человека. Они хотят узнать, что за рекой, и вот один из них вперяет свой взор вдаль и из темных неясных очертаний отдаленных предметов стремится составить себе понятие о том, что происходит на другом берегу. В это время другой начинает собирать материал, чтобы построить мост и тогда рассмотреть все вблизи. Так поступает философ и эмпирик. Их направления совершенно различны. Философ часто смотрит свысока на эмпирика, не видя большой пользы от его работы; а эмпирик подчас считает философию праздным измышлением. Но оба направления ведут к одной цели, хотя и разными путями; они сойдутся, хотя, быть может, в отдаленном будущем.

Здесь он уже на подсознательном уровне разделяет себя и П. Н. Крылова. Поскольку сам он был философом ботаники, его мысль убегала далеко вперед от фактов, плутала среди неясных предположений и оформлялась в форме идей. Крылов же собирал факты, маленькие, скромные, когда же их накапливалось достаточно, он высказывал суждение, например, о флористическом районировании, зональности, реликтовости, и эти суждения становились законом.

– Факты есть основа науки, – продолжал Коржинский, – они лежат в основе и каждой гипотезы. Факты – это золото, которое лежит сосчитанное и рассортированное в кладовых банка. Теория и Гипотеза – это кредитные бумаги, которые пускаются в обращение и которые имеют цену, сообразную с количеством звонкой монеты, которому они соответствуют. Факты имеют значение абсолютное, теории и гипотезы – лишь относительное. Однако одни факты еще не составляют науки. Грубый эмпиризм не может удовлетворить запросов ума. Работа ученого не может состоять только из собирания фактов. Для него необходимо время от времени возвышаться над фактами, осматривать их с высоты птичьего полета, стремясь уловить внутреннюю связь явлений, восполняя пробелы воображением, намечая пути новых исследований. Если рассматривать вблизи какую‑нибудь картину, то мы увидим лишь мазки кисти и грубые очертания. Чтобы уловить идею картины, постичь ее красоту, надо отойти на некоторое расстояние. Факты есть строительный материал, теория – план будущего здания. Во время построй киплан может много раз меняться, строительный материал идет в дело так или иначе, но без плана невозможно вывести здания. Так и без теории не может существовать наука.

В этой довольно объемной цитате из лекции Коржинского сконцентрировано его отношениеи к фактам и к построению теорий. Думаю, что и сейчас эти рассуждения остаются актуальными поскольку миром правят идеи, которые либо реализуются, подкрепленные фактами, либо отметаются, если факты не подтверждают их правильность.

Далее он останавливается на критике Vita vitalis – жизненной силы, и здесь он не удерживается в рамках фактов и предлагает вместо нее понятие «жизненной энергии», пытаясь доказать, что жизненная энергия «не есть отрицание законов физики и химии». Замена «жизненной силы» на «жизненную энергию» материалистов не удовлетворила, и в дальнейшем К. А. Тимирязев резко критиковал эту часть лекции Коржинского. Да и сам он понимал, что его «жизненная энергия» – не совсем удачное определение для жизни, поэтому он говорит о том, что «ученому приходится убеждаться, что нет мнений совершенно ошибочных, как нет и абсолютно истинных».

Лекция прошла блестяще, хотя не обошлось без курьеза, который описывают Г. Д. Бердышев и В. Н. Сипливинский. Перед торжественной публичной лекцией, чтобы унять волнение, С. И. Коржинский играл с товарищем в кубарь – волчок, который подгоняется маленьким кнутиком. Товарищ напоминает Сергею Ивановичу, что пора одеваться, тем более, что костюм, только что принесенный портным, еще не примерен. Увлекшись, Сергей Иванович стремился сравняться в искусстве игры со своим партнером. На счастье, кубарь разлетелся пополам. Сергей Иванович бросился одеваться, но жилетка оказалась слишком узкой, и костюм не застегивался. Пришлось молодого профессора затянуть полотенцем, как корсетом, и зашить его. К концу лекции Коржинский стал задыхаться и сильно побледнел. «Как он волнуется!» – говорили слушатели, а тем временем огромным усилием воли он благополучно закончил лекцию.

Лекции читал Коржинский очень хорошо. Даже систематика растений, которую студенты недолюбливают, почему-то считая ее сухой и неинтересной, в изложении С. И. Коржинского превращалась в интересную историю.

В этот небольшой период совместного проживания в Томске С. И. Коржинский и П. Н. Крылов вместе закладывали основы современной флористики. Развивая идеи, заложенные в работе Крылова «Флора Пермской губернии», С. И. Коржинский приступает к написанию «Флоры Востока Европейской России». О том, что эти два ботаника были близки, свидетельствуют работы, опубликованные еще в Казани, например «Термические наблюдения произведенные на Кликовском склоне П. Крыловым и С. Коржинским в 1885 г». В основу этого труда легли многочисленные сборы растений, произведенные Сергеем Ивановичем за 1881–1887 гг.

Территория его дальнейших исследований примыкала к Пермской губернии и распространялась на юг, охватывая семь губерний: Казанскую, Вятскую, Пермскую, Уфимскую, Оренбургскую, Симбирскую и северную часть Самарской. Эту обширную территорию Сергей Иванович подразделяет на 6 растительных областей: 1) альпийскую, 2) область хвойных лесов, 3) область лиственных лесов, 4) лесостепную область, 5) область луговых степей, 6) область ковыльных степей. Здесь он выступает как последовательный ученик П. Н. Крылова. Он заимствует его методы работы. Все виды растений, населяющие эти области, Коржинский подвергает тщательному изучению, выясняет систематическое положение, синонимику, характерные особенности экологии, биологии, эволюции. В качестве категории, у которой наиболее полно выражено формирование ареала и морфологических признаков, Коржинский считает расу. Объем и значение этого понятия он выразил в следующих словах: «Все формы, которые при обладании известными морфологическими отличиями представляют особый ареал распространения, я считаю за отдельные самостоятельные расы.

Эти расы суть истинные систематические географические единицы. Они подлежат исследованию и изучению, как нечто действительно существующее. Между тем виды и подвиды представляют нечто условное. Их объем и значение определяются известной точкой зрения, известным субъективным масштабом.

По степени своей внешней и внутренней индивидуализации расы проявляют значительное разнообразие, от неясных, сливающихся форм до резко ограниченных видов. Поэтому их можно разделить на несколько категорий и обозначить названиями таксономических единиц разного достоинства. Эти категории суть не что иное, как стадии развития вида от его первых зачатков до полного сформирования».

Названными категориями у С. И. Коржинского были виды (по Коржинскому, расы), полностью сформировавшиеся, с вымершими промежуточными формами, не скрещивающиеся (за очень редким исключением) между собой; подвиды – не вполне сформировавшиеся, которые имеют многочисленные переходные формы и дают плодовитое потомство от скрещивания между собой.

Помимо форм, подходящих под эти категории, изменчивость растений создает и такие формы, которые никак нельзя назвать расами, хотя бы вследствие отсутствия у них ареала. Сергей Иванович также подразделяет их на две группы: вариации, уклонения, которые происходят, как он говорит, «в силу свойственной всем существам тенденции изменчивости» и не зависят от воздействия внешней среды, и модификаций, уклонений, происходящих под прямым влиянием внешней среды.

Учитывая, что распознавание мелких форм всегда несет печать субъективизма, С. И. Коржинский подчеркивает, что «совокупность внешних признаков еще не исчерпывает того, что мы называем видом, подвидом или расой. Вся сумма этих наружных признаков есть не что иное, как следствие или внешнее выражение известной внутренней индивидуализации вида или расы. Ее можно назвать морфомой, отражением истинного существа, или бионта, вида. Бионт же вида характеризуется целым рядом других специфических свойств, такими как половые и социальные отношения к другим формам, продолжительностью периодов развития, известными реакциями на те или другие климатические условия, почвенные»и т. п.

Взгляд С. И. Коржинского на вид как на группу близкородственных организмов (рас), достигающих определенной степени морфологического и географического развития, получил дальнейшую разработку в трудах современных ботаников, которые отстаивают необходимость применения понятия «вид-агрегат».

Во «Флоре Востока Европейской России» Коржинский широко использует карту, что для того времени было новинкой. На карте он тщательно отмечает местонахождения отдельных видов, вычерчивает их ареалы как внутри района исследований, так и на всем остальном пространстве.

«Описания и описания, бесконечные описания и полное отсутствие критического исследования», – такими словами характеризует Сергей Иванович флористику своего времени. Он первым из ботаников применил анализ как метод познания флоры. Взамен статистического понимания флоры как застывшего и конечного С. И. Коржинский подчеркивает: «Флора каждой страны есть нечто живое, нечто находящееся в вечном движении, подверженное непрерывным, постоянным превращениям, имеющее свою историю, свое прошедшее и будущее». Этим открытием исторического развития флоры современные ботаники пользуются чрезвычайно широко. В определении понятия флоры отразился исторический подход Сергея Ивановича как эволюциониста к изучаемым явлениям. Он указывает новые пути исследования флоры: систематическое изучение составляющих ее видов, главным образом с точки зрения места происхождения и степени их обособленности друг от друга, выяснение центров происхождения и площади обитания (ареала). Таким образом, по Коржинскому, изучение флоры неизбежно должно включать познание ее истории.

Крылов в это время работает над сравнительно небольшой, но также вошедшей в историю ботаники книгой «Липа на предгорьях Кузнецкого Алатау», посвященной флористическому описанию реликтовых липовых насаждений в Горной Шории. Не говоря о том, что он указал для небольшого островка темнохвойной тайги 170 видов, он детально остановился на реликтовости липы в Сибири. «… Нахождение липы – этого члена формации широколиственного леса – в незначительном количестве, но далеко в глубине Сибири возбуждает особый интерес. Что из себя представляет здесь это дерево, выделенное из родной ему формации? Имеет ли оно себе сотоварищей или скитается здесь одиноко среди чуждого ей элемента? Каким путем переселилась сюда липа, не совершилось ли это переселение в позднейшее время, не совершается ли и до сих пор? Или же известные в настоящее время местонахождения этого дерева являются лишь остатками более обширных лесов, некогда распространенных в Сибири». Эта работа была опубликована в 1891 году. Именно за эту чисто ботаническую работу Томским университетом ему была присуждена степень магистра фармации и фармакогнозии. Очевидно, это был первый случай, когда такую степень присуждали лицу без законченного среднего и высшего образования.

Липа в предгорьях Горной Шории

В Томске С. И. Коржинский прожил 4 года. За это время он совершил экскурсии вокруг Томска, собирая растения южной тайги и северной лесостепи.

28 мая 1890 года совет университета рассмотрел заявления Коржинского: «Желая заниматься в течение нынешнего лета изучением северной части Киргизской степи, – писал молодой профессор, – имею честь просить Совет университета командировать меня для проведения почвенных и геоботанических исследований с 1 июня по 1 сентября. Прошу Совет обратиться к Степному генерал-губернатору с просьбой о предписании местным властям, об оказании мне законного содействия в моих научных исследованиях…».

Прошение профессора было удовлетворено. С. И. Коржинский из Томска отправился в Омск, оттуда в Павлодар. Дальше путь его был через красивейшие Баянаульские горы в горы Каркаралы. Там он совершил несколько экскурсий. Далее от гор Кент он вышел к реке Токрау и далее 70 верст на юг до горы Бектауата. И наконец, достиг берега озера Балхаш.

В институте ботаники РАН в Санкт-Петербурге мне довелось видеть гербарий полыней С. И. Коржинского, собранных в 1890 г. в долине реки Талды, возле Каркаралинских гор. Эти места мне хорошо знакомы и я хорошо помню то формовое разнообразие полыни холодной, полыни укореняющейся, полыни гладкой и полыни туподольчатой, которое встречается на глинистых берегах степной речушки. Не там ли утвердились мысли Коржинского о виде-расе?

Полынь холодная (Artemisia frigida Willd.), полынь укореняющаяся (A. radicans Kupr.), полынь гладкая (A. glabella Kar. et Kir.)

Но не только гербарий вывез С. И. Коржинский из этой экспедиции: он собрал 57 экземпляров рыб, рептилий, насекомых, собрал коллекцию минералов, которые передал профессору А. Я. Зайцеву. А самое главное – он проторил дорогу для последующих исследований в Центральном Казахстане.

В 1891 году Коржинский реализует мечту своего друга Н. М. Мартьянова и по заданию Императорского географического общества совершает экспедицию на Амур, чтобы выяснить пригодность края для колонизации и провести геоботанические исследования. Благодаря его положительному отзыву, началась новая волна переселения крестьян на Амур.

Но это путешествие не прошло бесследно для здоровья Сергея Ивановича. Во время экспедиции он простудил почки, а в то время хроническое воспаление почек практически ничем не лечилось. Больным предписывался покой и тихая спокойная домашняя жизнь и совершенно бесполезные пилюли.

В 1892 году С. И. Коржинского переводят в Санкт-Петербург на должность главного ботаника Императорского ботанического сада. В этом же году он проводит несколько экскурсий по Средней России.

9 января 1893 года на заседании Общего собрания Академии наук Коржинский избран адъюнктом по ботанике единогласно. А летом он вновь отправляется в большую экспедицию по юго-западным губерниям России, посещает Волынь и Подолию на Украине, Полесье и Беловежскую Пущу в Белоруссии.

В 1894 году он посещает Южный Урал и Зауральские степи.

В 1895 году, ранней весной, он совершает поездку в Туркестан, летом – на Алтай и в Ферганскую долину.

Несмотря на большой объем полевых исследователей, он занимает одно из главных мест в академической ботанике, как позднее выразился П. Н. Крылов, «у кормила русской ботаники». По заданию Академии на заседании отдела русского языка и словесности С. И. Коржинский, будучи адъюнктом физико-математического отделения, делает доклад о выборе народных названий растений и научной ботанической номенклатуры для Словаря русского языка.

Совместно с А. Фамициным он публикует в Академическом издании обзор ботанической деятельности в России за 1892 год, далее он пишет эти обзоры ежегодно. На заседании физико-математического отделения 23 октября 1896 года он делает сообщение об открытом им гибриде между арбузом и дыней, а 7 декабря того же года избирается в экстраординарные академики по ботанике. Несмотря на постоянные боли в почках, Коржинский не оставляет экспедиционных исследований. В начале 1897 года он командируется в Бухару для участия в экспедиции Географического общества. Одним из первых русских ботаников проникает в Рошан и Шугнан и на Памир.  В 1898–1899 годах участвует в экспедиции в Крым, Астраханскую губернию и Уральскую область.

В 1898 году в 37 лет Коржинский становится ординарным академиком Российской академии наук.

Его жизнь наполнена каждодневным трудом. С. И. Коржинский назначен директором Ботанического музея, главным ботаником ботанического сада, избран профессором Высших женских курсов, организованных А. Н. Бекетовым.

В 1899 году Коржинский едет в заграничную командировку в Европу и Алжир для ознакомления с ботаническими садами. По воспоминаниям жены, Сергей Иванович все время путешествий посвящает изучению ботанических садов и гербариев. У него не остается свободной минуты для осмотра достопримечательностей посещаемых городов.

По возвращении из заграничной командировки в 1900 году С. И. Коржинский выезжает в Астраханскую губернию, где изучает способы укрепления песков с помощью растительности. После купания в Волге (хотя это ему было запрещено врачами) наступило обострение хронического воспаления почек.

Сергей Иванович направляется в Крым на лечение. Несмотря на болезнь, он продолжает опыты над перекрестным опылением винограда, к осени заканчивает книгу «Ампелография Крыма», 9 ноября возвращается в Петербург. Пребывание в Крыму не улучшило его состояния. 18 ноября 1900 года С. И. Коржинский умер от общего заражения крови. В наше время пиелонефрит можно было вылечить антибиотиками, но до открытия пенициллина Флемингом оставалось еще почти полвека.

Первого декабря П. Н. Крылов на заседании Общества естествоиспытателей и врачей при Томском университете произносит речь, посвященную памяти своего друга С. И. Коржинского.

«Недавно мы получили грустную весть о смерти члена-учредителя нашего Общества Сергея Ивановича Коржинского. У многих из нас, лично знающих покойного, это известие должно было вызвать искреннее сожаление об утрате такого даровитого и глубоко симпатичного человека. Я знал Сергея Ивановича еще с 1881 года, когда он только что поступил в число студентов Казанского университета. Он на моих глазах проходил университетский курс и одновременно с тем начал свою научную деятельность. Мне приходилось нередко делать с ним ботанические экскурсии, одно время мы жили с ним вместе, так что я имел возможность узнать его ближе многих других и полнее оценить его высокие душевные качества и прекраснейший нравственный облик. Это был благородный, искренний, глубоко чувствующий, отзывчивый и вместе с тем скромный человек. В общежитии он был очень уживчив, прост и нетребователен. Обладая разносторонним умом и большим остроумием, он вносил оживление в близком кружке; к большому же обществу он не привык и чувствовал себя в нем не совсем свободно. Мне редко приходилось сталкиваться с людьми так широко одаренными, как Сергей Иванович. Он был чуток к искусству; глубоко чувствовал красоту живописи и скульптуры; музыка производила на него чрезвычайно сильное впечатление. Я помню, как после некоторых классических опер, например «Фауста» (в Казани была в то время хорошая труппа под управлением Медведева), он ходил очарованным несколько дней. Не играя сам ни на каком инструменте и не обладая голосом, он легко запоминал массу трудных мотивов. Поэзию он тоже любил и даже сам имел, по‑видимому, стремление к поэтическому творчеству. Раз, совершенно случайно, я нашел (положенным в книгу) одно такое его произведение; помню оно произвело на меня тогда большое впечатление. Может быть, он и печатал их, но держал это в глубокой тайне. Раскрывая это, я грешу перед ним, но думаю, что мне простят это: я хотел полнее охарактеризовать эту выдающуюся личность.

Но более всего Сергей Иванович тяготел к науке. В ней главным образом сосредоточились его интересы, в ней он находил удовлетворение, она скрашивала ему существование, заслонив от него все мелкие дрязги и злобы повседневной жизни. И он не жалел для нее сил – постоянно работал, и притом работал много и упорно.

Подготовляя себя к научной деятельности, будучи еще гимназистом, а затем студентом, он не терял времени, а старался всеми силами запастись знаниями. Что можно было заполучить в этом отношении от Казанского университета и его профессоров в четырехлетний период – он взял все с лихвой, не ограничивался лишь обязательной для студентов программой, а шел дальше; так, например, предвидя, что ему придется столкнуться с вопросом о почвах, он много работал по агрономической химии. Но более всего он, конечно, занимался ботаникой, как своим излюбленным предметом».

Одна из последних идей, которая занимала С. И. Коржинского, – создание флоры России. К концу XIX века возникла острая потребность в таком труде, который, будучи написан на русском языке, мог бы в равной мере удовлетворить запросы как ученых-ботаников, так и агрономов, сельских учителей, краеведов и т. д.