Текст книги "Как закалялась сталь 2 и 1/2"

Автор книги: Андрей Кочергин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 8 страниц)

11. Флаг родины

Патриотизм – это то, что живет в каждом человеке, напоминая о том, кто он и откуда, заставляя принимать порой «героические» решения.

Вот уже несколько лет жизни в Германии. Служба, боевая подготовка, командировки и, как ни странно, бизнес. В военном училище была получена вторая профессия военного референта-перевод– чика. После пары лет агрессивного общения, погружения в среду он рке мог рассказывать анекдоты, делать дамам комплименты и беседовать с фрицами по телефону. Это ценное качество не укрылось от завсегда жуликоватого командования. Генералитету всех мастей покупались машины, доставались по дешевке гарнитуры, проворачивались умопомрачительные операции с ГСМ и дармовым НЗ расформированной армии ГДР. Жены офицеров вместо грязного и дурно пахнущего госпиталя рожали в немецких клиниках, а весь гарнизон за сущие копейки лечил зубы у местного буржуйского дантиста. В промежутках между частыми командировками он ухитрялся, не имея лицензии, вести курсы самообороны и каратэ в роскошном немецком спорткомплексе. Жизнь сверкала и бурлила, казалось, этот фонтан умопомрачительной деятельности не иссякнет никогда. Иссяк…

В итоге самостийный «переводчик с немецкого» окажется на Кавказе – уже не в командировке, а на постоянной основе, будучи персонально отправленным особым отделом группы войск в Германии. Особисты проводили чистку рядов. Участились случаи перехода военных на «ту» сторону, поэтому всех не в меру подвижных отправляли в самое пекло. Глядишь: убьют – и концы в воду. Жизнь войскового разведчика скоротечна и полна сюрпризов.

Через полгода – статья 586: «не годен к строевой службе», вновь приобретенные проблемы с многострадальной головой и переход на другое место службы. Все это позволило, не особенно упражняясь в строевых смотрах, без особого труда получить новый служебный паспорт и выехать в Германию – освежить дела. Благо доделывать было что.

По приезде он осуществил свою давнюю мечту: купил дорогие туфли, шелковую рубаху и приличный бордовый костюм. Его ждал загодя купленный «BMW».

У ворот отдельного разведывательного батальона остановилась, хищно поблескивая никелем и лаком, пафосная машина с немецкими транзитными номерами. За рулем сидел похожий на немца молодой человек со слегка изуродованным лицом. Немного «помяв батоны», дежурный по КПП вышел и попытался на очень оригинальном немецком попросить машину отъехать, буквально – «на хрен отсюда».

Стекло манерно опустилось, и после паузы по Станиславскому «немец» промолвил:

– Что, военный, только старшие пацаны на войну умотали, так сразу нюх притупился?

Прапор проглотил язык и защемил мошонку. Он стоял, хлопая пропитыми до бесцветности глазами, абсолютно не понимая, как относиться к этому инопланетянину с чертами, отдаленно напоминающими человека, который когда-то договорился в немецкой клинике о брекет-системе для его сына.

– Пшел в роту! Позови старшего лейтенанта Иванова, скажи: кормилец с того света приехал повидаться.

Восторг ребят по поводу авто и внешнего вида был почти детским – ему остро, но не зло завидовали. «А мы знали, что вернешься! Таких, как ты, хрен лопатой зарубишь! А машина – класс, да ты и на военного уже не похож, вот только с рожей беда, конечно, но и было-то не очень. Зато живой!» Потом пили исключительно за его здоровье – причем водку, привезенную с Родины. Немецкий «Корн» – редкая гадость, пить ее за хорошего человека почти оскорбительно. Он тогда не пил вовсе, даже пиво. Во– первых, поддерживал спортивную форму, во-вторых, после последних военных событий глухо шумела голова. Она будет шуметь еще пару лет.

Погостив в части и перепугав до энуреза командира и особиста, бодро подглядывающих за ним из– за штабной шторы, он отправился к немецким коллегам. в город-герой Ганновер. Одного из старых немецких друзей звали Хельмут, он торговал оружием, антиквариатом и был страстным охотником, однажды подстрелившим в Краснодарском крае второго по величине марала в мире (первого убили где-то в Канаде). Рога гиганта висели в гостиной Хельмута, под ними красовался сертификат, подтверждающий рейтинг и ценность экземпляра. Немец слушал на патефоне старые немецкие марши, собирал документы с подписью Гитлера и имел коллекцию боевых наград Третьего рейха – фриц, одним словом. Коллекция личного оружия описанию не поддавалась: помимо винтовок и дробовиков, в ней было собрано почти все самое выдающееся из мира пистолетов и револьверов, более того, имелось отдельное собрание дамских пистолетов и оружия, закамуфлированного в трости, зонтики, авторучки. Короче, любовно и со вкусом укомплектованная оружейная комната пехотной роты женского батальона анархистов.

У этого бюргера еще была жива мама – одуванчик восьмидесяти двух лет. Милейшая дама с чистейшим немецким, потрясающими керамическими зубами и аристократичными манерами. Белокурый в завитках парик венчал экстерьер. По приезде русского друга Хельмут тут же объявил ему о приглашении на «гебурцтаг» матери – день рождения, по– нашему. Не помнится, что было приобретено в подарок, но помнится, что процесс выбора был мучителен, ибо что юный русский знакомец может подарить немке-дворянке на восемьдесят третий день рождения?!

Стол был, по немецким меркам, более чем изысканным. На лужайке перед домом, со свечами, вставленными прямо в стриженый газон. Немецкая кухня по определению скучна и однообразна, зато по-тупому питательна и рациональна. Если немцу хочется порезвиться с вилкой и ложкой, он мчится в греческий, китайский или русский рестораны. Здесь же на столе были пара миллионов сортов колбас, миллион невообразимых салатов из заморской зелени и фрукты. Венцом кулинарных изысков стал запеченный поросенок с квашеной капустой и яблоками.

Народец пил пиво и рейнское вино, оживленно разглядывая русского гостя. Многие из друзей Хельмута видели человека с «той» стороны впервые, чего нельзя было сказать о друзьях новорожденной. Бравые старики, как один, были ветеранами Восточного фронта, вернувшимися из-под Сталинграда, Москвы, Белоруссии, Украины, были даже знатоки послевоенных сибирских лагерей.

Начались осторожные расспросы: «А что вы зимой делаете, когда все улицы сугробами заметены и из дома до весны не выйти?» Он как можно вежливее пояснял им реальную картину положения на его далекой Родине, несколько раздражаясь немецкой дотошности.

Неожиданно Хельмут, уже порядком нарезавшийся пивком, поправил тирольскую шляпку, подтянул необъятные кожаные шорты и «выдал на гора» новость, что, дескать, его друг Миша, здоровенный, как медведь, егерь из Краснодара, пьет спирт стаканами. Русский гость сначала пропустил этот пассаж мимо ушей, потому как жевал поросячью ногу, заедая нежное мясо квашеной капустой. Вдруг буквально кожей почувствовал повисшую над столом паузу. Осторожно приподняв голову, увидел десять пар восторженно уставившихся на него глаз.

– Не, не-е… Я лее это… Не пью вообще, – забубнила голова, но рот с куском мяса так и оцепенел, не выдавив ни слова.

Интриган Хельмут метнулся в подвал, и выволок буквально «четверть» (2,5 литра) некупажированного 92-градусного ирландского спирта, являющегося основой для создания виски. Судя по объему и градусу жидкости, немец с ее помощью травил мелких грызунов и разжигал костры.

В мозгу резко и болезненно всплыла картинка из патриотического детства: фильм «Судьба человека», где падлы-фашисты в концлагере наливали главному герою водку стаканами, а тот пил под какой– то патриотический тост и не закусывал всем чертям назло.

За спиной отчетливо заколыхалось знамя Родины, в груди защемило, а офицерская честь вполне внятно пробубнила: «Стойко преодолевать трудности и лишения воинской службы». Он безвыходно осознал, что флаг посрамить никак нельзя!

Хельмут, гад, налил больше половины стакана. Немчура заворожено затихла. Более чем осторожно, словно гранату без чеки, он взял стакан, плотно обхватив его пальцами, и встал. Буквально сквозь зубы пожелал всем супостатам буквально «Guten Appetit» и неистребимого здоровья. Хотел еще исполнить куплет из «Вихрей враждебных», но как– то осекся и, потупившись, сосредоточился на пойле. Оно резко пахло спиртом, не внушая ровным счетом никакого доверия.

Ни вкуса, ни запаха он не почувствовал. Просто ожог. Просто слизистой. Просто от языка. Просто до задницы. Собрав волю в кулак, сел. Открыть рот было невозможно, закусывать не получалось, запивать не выходило. Он просто молчал и яростно прожигал глазами малахольных иностранцев.

«Вот же! Абсолют шайзе! Эти русские даже не закусывают! Нет, ну мы и раньше слыхали, но своими глазами!..» Басурмане охренели от шоу, вечер удался – ну, Хельмут, вот умеет порадовать друзей! Хозяин дома, видя немой восторг гостей, раздухарился и налил себе граммов двадцать пять этого «ракетного топлива». Через пять-десять минут «альпийский стрелок» уже лежал в коме в шезлонге у крыльца, перед падением в глубокий анабиоз предусмотрительно повесив на пояс мексиканскую кобуру с двумя «Smith & Wesson» 45-го калибра. Вдруг проснешься, а тут этот отморозок Третью мировую организовал спьяну! За этими русскими нужен глаз да глаз…

Флаг Родины гордо и упруго реял под свежими порывами ветра. Страна спала, не зная, что ее герои стоят на боевом посту, охраняя само понятие – «Родина»!

12. Клоун

Предают только свои – чужим до вас просто пет дела.

Именно Клоун и именно с большой буквы, а точнее, Коля Клоун – так зовут легендарного героя-любовника Северной Столицы.

Кривоногий толстоватый мордвин с жалобно– блудливыми глазками и безумной манерой езды на дорогих авто. Его первоначальное очарование базировалось на разгульном характере, наличии дензнаков разных стран и дифференцированном подходе как к спиртному, так и к целебным порошкам. Девицы безотказно клевали на приличный костюм, не бандитскую внешность и авто в 140-м кузове (это были еще 1990-е). «Олигарх разбушлатился», – решали на его счет девицы.

После разведки Коля приглашал очередную нимфу отобедать в «Гранд Отель Европа» или «Шератон Невский Палас», потому как «кто тетку обедает, тот ее и танцует». Поев дорогостоящих предметов, попив кислухи «Дом Периньон» (приведен подлинный мордовский прононс, хотя, конечно же, это был оригинальный французский брют по 200 баксов за бутылку) девица буквально подпадала под милое очарование буржуазии. Затем Коля рассказывал пару реальных историй своей несчастной любви – про то, как сожительница Наташка по наущению подруги-сучки Яны ушла от него с ребенком, – пускал почти настоящую соплю (пардон – слезу), и вечер у девицы был уже занят на все сто процентов.

Причем, что особенно ценно, Коля был, в сущности, не просто мордвин, а еще и деревенский мордвин, следовательно, не особенно эстетствовал, гуманизм практиковался у него в лучших, широчайших проявлениях. Трахал он все, что не было приколочено: заезжих проституток, петэушниц, спешащих по делам, подруг пьяных друзей, знакомых и малознакомых барышень любой наружности, социальной группы и политических убеждений – одним словом, был санитаром леса. Кроме того, мордовский джигит просто начинал чесаться от возбуждения, наблюдая грудь третьего номера и больше. Позже выяснилось, что Клоун – «конекэбунок» – отчаянно любит хныкать на груди у потенциальной жертвы, рассказывая о несправедливости судьбы к его такой кристальной и милой персоне. Ему остро не хватало дежурной мамы с ее уютной сиськой.

Как этот кобель путал девиц на смесь денег и соплей, достаточно ясно, но как он их трахал – это особая глава в его жизни, почти биг сюрпрайз. Коля был похотлив и норовист. Добравшись «до сладкого», он не «занимался любовью» – нет, он буквально пилил дамочку в мелкую стружку, не меняя темпа и позы, невзирая на вопли предмета страсти о пощаде и досрочной сдаче. «Белый флаг» как аргумент не принимался. Прибор у девиц тотально выходил из строя, а учитывая аллергию Клоуна на презервативы, вполне можно было обзавестись более серьезными проблемами, типа пьяного зачатия или гипотетического триппера. Хотя, что поразительно, Коля ухитрялся никогда ничем не болеть – еще одна загадка природы и тонкой мордовской души. Справедливости ради следует заметить: ничто не могло омрачить возбужденного рассказа «потерпевшей» своим подругам о бешеном Клоуне, который «вот с таким делал вот такое», да еще на протяжении времени, сравнимого с заводской сменой. К Коле приводили подруг, уточняли, показывая на него пальцем: «Люди брали – хвалили». Это приводило его в неописуемый восторг и раскрашивало существование в восторженные цвета.

В то время как он бодро нюхал кокаин и транжирил гормоны, дела дали трещину. В итоге балагур попал почти на два с половиной миллиона долларов, что для 1994 года было не так уж много. Этот сердцеед ухитрился отдать большую часть денег, оставшись должным сущую безделицу – двести тысяч долларов.

В этот момент их и свела судьба.

Клоунский оптимизм не мог не нравиться. Коля, потеряв кучу денег и сидя на попе, активно искал заработка, бегал кроссы и, конечно, трахал девок. Последние давали уже без «Европы» и «Паласа», кормили и оставляли у себя ночевать, передавая затем, как переходящий вымпел, еще неосвоенным подругам.

В отличие от Клоуна, у него были деньги, которые он зарабатывал консультациями в области безопасности, порой по нескольку сотен тысяч долларов в месяц, ухитряясь пользоваться достаточно уважительным вниманием по обе стороны правоохранительного забора. Он в ту пору был единственным, кто давал Коле деньги, и единственным, кому Коля их возвращал. Более того, новый знакомый каким– то фантастическим образом попал в клоунскую «Санта-Барбару» – с его женами, детьми, любовницами, друзьями и долгами. Посудите сами.

Коля жил с Наташкой, у них родился сын.

Колин друг Леша, он же земляк из Горького, был его постоянным дольщиком. Леша познакомил его с Наталией Ивановной Великой – своей старшей сестрой, дамой властной и влиятельной (антиквариат, ювелирка, политики).

У нее было две дочери – Яна и Нона. Старшая, Яна, стала подругой Наташи, по этой причине Наташа торчала целыми днями – по сути, жила – у Великой, в итоге на стенах роскошной квартиры Наталии Ивановны появились фотопортреты сына Коли Клоуна (?!).

Яна, будучи девицей стервозной, разведенной и богемной, знала и муссировала все Колькины похождения, втайне завидуя чужим оргазмам. В итоге она приложила максимум усилий, чтобы надуть в пустую Наташину голову, что она (эта дура) – богиня неземной красоты, а таких уродов, как Коля, – как дерьма за баней.

Живя в загородном доме, она познакомила Наташку с каким-то бандитом казанской принадлежности. У них завязался конспиративный роман, и бандос, наслушавшись историй про мордовского буржуя, уже мечтал как-нибудь «раздеть» Клоуна, что в общем-то и предпринял в итоге.

Нона росла-росла и выросла. Сгоняла между делом пожить в Америку и вдруг на чужбине поняла, что Коля Клоун – ее сексуальный объект. По приезде в Санкт-Петербург она секунд за семь возбудила в Кольке пламенную страсть, которую он боязливо воплотил в жизнь.

Яна шипела на Нону, Наташа тихо шизела, не зная, как ей быть. Коля регулярно давал денег и отправлял отдыхать от безделья за границу – тут следовало не перегнуть палку, имеющую меркантильные корни.

Наталия Ивановна, которую Коля боялся больше злобных кредиторов, рычала на все стадо и удивлялась по незнанию, что эти дуры нашли в этом кривоногом огрызке.

Леша, будучи полностью зависим от Колькиных гешефтов, держал нейтралитет.

Тут, как член на наковальню, появился новый Колин друг, который доверительно был назначен Колиным, а следовательно, и Лешиным ангелом-хранителем, даже не успев понять, как так произошло, что сама Наташа Великая вдруг взглянула ему в глаза и задушевно попросила не бросать этих недоделанных – если что…

Когда за помощь не берут денег, многие относят это обстоятельство на простоватость и пытаются использовать эту сторону натуры спасителя в своих не очень чистоплотных целях.

…Машина мчалась из аэропорта, вдруг запиликал мобильный телефон.

– Привет. Это Коля Клоун. Что вечером делаешь? Может, в «Палас»? Ну да ладно, обедаешь где? Поехали в «Старую деревню» – блины с икрой жрать?

– Поехали, вот только я занят, смогу подъехать чуть позже, скажем, через час-два.

– Не-е-е, давай сейчас, дело одно есть – тебе точно оно нркно.

– Хорошо, я уже на Московском проспекте – буду через сорок минут.

Подъезжая к богемному кафе «Старая Деревня», где, бывало, обедал сам принц Чарльз, он отметил для себя непривычно много машин и необычную для этого места суету вокруг них. Паркуясь, увидел вдруг, что в багажник «боевой машины братвы» (BMW) кто-то пытается упаковать бешено сопротивляющегося Клоуна. Вокруг стояло еще пять «бомб» с тревожными пассажирами.

– Оп-па, ребятки, а ну назад! Вы чьи будете, что ведете себя так беспредельно?!

– А ты-то кто такой, что в наши дела прешься?

– Я член в пальто, а имя для меня сейчас и не нужно, поэтому ломайте меня быстрее, а потом можете и Кольку грузить хоть в мусоровозку. Но позволю указать на маленькую деталь. Пока меня не сломаете, пока я жив, Кольку я вам не отдам. Ну вот и все – чего ждете?..

В те времена он любил вызывающе прилично одеваться, весь в золотой бижутерии и в галстуках– костюмах от приличного имени. ОПГ (организованная преступная группа), наряженная в традиционные куртки-кроссовки, с недоверием смотрела на более чем странного коммерса, который, не моргнув глазом, рычал на них, быковато расставив ноги и подозрительно положив руки в карманы пальто.

– Не, ну погоди, мы это… Мы – казанские. А ты знаешь, что он нашего старшего педерастом назвал и за это должен отдать нам десятку баксов? Или скажешь, что это не по понятиям и он не должен ответить?

– Клоун – коммерс?

– Конечно, коммерс. В том-то и дело, что какая– то овца блудливая путевого пацана «голубым» назвала! У нас и очевидцы есть – нормальные пацаны, он при них назвал!

– У каждого барыги должна быть крыша, по понятиям, так? Так что, ребята, вы, может, что про Колькину крышу пермскую знаете? Почему вы ее в курс не ввели, а сами решили газануть?

– Не, ну это, как ее, мы потом, конечно…

– Ну и главное. Если тебя или кого еще назвали педерастом, иди и с глазу на глаз докажи, что ты не «дырявый». Причем тут деньги? Это что же получается – без десятки баксов ты вроде как педик, а с десяткой – вроде как «целый»? Нет, дружок, это получается, что если ты раз на раз не готов свою задницу отстоять, а друзей приволок, значит, ты хочешь стать педерастом с десяткой баксов в кармане. И все!

Ребята, забуксовав в столь сложных категориях, потеряли темп и сникли. Бить умника с белым от ярости лицом никому не хотелось. Мало ли это кто и что у него в карманах? Первоначально плёвая задача – стырить Клоуна – стала перерастать в локальный конфликт со многими неизвестными, что явно не входило в планы пацанов.

Обстановка слегка остыла. Поговорив со старшим, ему пришлось все же представиться, ну а при таком раскладе и на мировую для бандосов не стыдно.

Коля остался жив, невредим и перепуган до зеленого цвета в лице.

Они сидели в кафе за столиком на манерно скрипучих и искусственно состаренных стульях и молчали, а потом он сказал:

– Коля, а ведь ты конченый ублюдок! Почему не сказал, что у тебя встреча назначена?

– Боялся, ты не приедешь…

– И правильно боялся. Теперь, когда ты позовешь меня обедать, я обзвоню всех знакомых бандитов в городе и попрошу, чтобы тебя в случае чего трахнули в извращенных формах, – обманывал и запугивал он Колю.

Ровно через полгода этот «911» уже спасал Колю на очередной «стрелке», проклиная себя за излишнюю уступчивость по отношению к этим юродивым.

Сильные люди – добрые люди, но неразумных детей следует всенепременно пороть.

А как же иначе?!

13. ЧЕСТЬ СТАРОГО САМУРАЯ

Даже не знаю, что именно разглядел во мне этот пожилой и пафосный японец, но через пару часов нашего общения он вдруг спросил:

– Андрей, сколько тебе лет?

– Сорок три.

– Мне шестьдесят четыре. Можно я буду называть тебя младшим братом? А ты можешь называть меня старшим.

Переводчик смотрел на меня круглыми глазами, не очень веря в реальность того, что услышал. Только что один из Величайших Мастеров современности, обладатель девятого дана киокушинкай Канчо Хацуо Рояма, не боясь испачкаться, прилюдно попросил называть его братом известного городского сумасшедшего, о котором так и не могут составить определенного впечатления его полувраги и полупочитатели.

Если подлость не наказывается, то зачем были прочитаны эти героические книги, с какой целью мы прошли этот кровавый Путь и что дали нам десятилетия тренировок? Зачем мне сжатые добела кулаки, если подлец может смеяться мне в лицо хотя бы через монитор, упиваясь собственной безнаказанностью?! Я не искал этой драки, но рамки дозволенного были перейдены. Я нашел хама, и хам-молокосос начал хныкать, предлагал перенести драку на полгода, а потом спросил, по каким правилам мы будем драться (?!), а потом предложил выпить чаю.

В итоге мы все же начали драться на ступенях Смоленского пассажа в окружении охраны. Я разрубил себе кулак об его зубы, а заодно крепко разорвал ему нижнюю губу коленом. Он сломал себе правую кисть, закрывая мордочку от моей бьющей головы и локтей. Но драка есть драка, хам повис на моей куртке и упал под ноги. Шел первый московский снег. Я, непутевый, поскользнулся, чему виной манерные туфли, и в порыве сражения прилепился лбом в бетонный поребрик, огораживающий лестницу. По показаниям охраны, звук удара был такой, что они забеспокоились за фундамент здания. Наутро синяк стек на глаз… После обеда я улетал в Японию.

Брат Рояма принимал меня в Токио уже в третий раз за год. Каждый раз я приезжал не просто в гости – я приезжал биться с его лучшими бойцами, пытаясь передать то интересное, что могло пригодиться дружественной федерации моего старшего товарища и Брата. Видимо, я оказался действительно полезным, потому что в этот приезд мне было сказано, что Кан– чо Рояма с Канчо Блюмингом и шиханом Штурми– ным решили выдать мне сертификат с космически высоким восьмым даном – с обоснованием: «За выдающийся вклад в развитие каратэ».

Мы сидели в очень живописном рыбном ресторане посреди Токио, декорированном как рыбацкая деревня. Отмечание моего дана шло полным ходом, и вдруг Канчо шепчет на ухо Саше переводчику что– то интригующе важное.

– Андрей, Канчо хочет кое-что сказать тебе наедине.

– Конеффно, любой каприз!

Мы вышли на улицу. Рояма взял меня за руку и пристально всмотрелся мне в лицо. Надо сказать, что синяки сходят с меня очень быстро, но тут от удара лопнула кость свода правой брови, и ровный след на лбу напоминал шрам от контузии.

– Андрей, брат, надеюсь, ты не был пьян?

– Канчо, даже не беспокойтесь! Это был вопрос чести, а в этом случае ни синяки, ни даже итог боя не важны. Подлец должен быть наказан, и он был наказан!

– Эх, Андрей, Андрей… Ты стал одним из нас, и я не знаю Мастера, восьмой дан которого подтвердили бы сразу столько Великих Мастеров, при этом не слишком дружащих друг с другом. Мы обязаны думать о том, что на нас смотрят и равняются наши ученики и соратники, мы не имеем права на очень многие вещи, мы перестали быть просто людьми и стали главами уважаемых организаций. Наши федерации – это высшая ответственность на нашем Пути!..

И пошло все это в зад, если вопрос касается именно нашей чести! Зачем нашей семье запах бесчестия, как пережить пятно трусости или малодушия на нашем флаге?! Зачем нашему дому гнилой фундамент?! Если видишь, что Создатель не оставил тебе иного выхода – иди и сражайся, невзирая на результат! Но тысячу раз за секунду перед тем, как кинуться в этот, возможно, последний бой, подумай: то ли это, что стоит твой жизни и имени! На нас смотрят наши ученики – не опозорь их веры в нас! Не опозорь меня – твоего брата!

– Брат, я не опозорю тебя!

Мы обнялись, в носу предательски защипало. Я снял ношеную футболку с нашим карпом и вручил ее Канчо.

– Не обессудь, брат, – это от чистого сердца!

Спаси, Господи, брата моего некрещеного Хацуо Рояму и всех нас! Чудны дела Твои, Господи! Иногда мне кажется, что я просто сплю, но среди отвратительных кошмаров моей жизни вдруг всплывают картины, достойные того, чтобы помнить о них до гробовой доски.

Честь, как и девственность, можно потерять лишь один раз – восстановить в полной мере невозможно. Не верьте пластическим хирургам.