Текст книги "Нога"

Автор книги: Андрей Говера

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 1 страниц)

Андрей Говера
Нога

Пожалуй, что такой тяжелой рабочей смены у меня еще не было никогда…

Это была одна из тех зим, о которых говорят «суровая». Ничего особенного вроде бы: день, как день, но вот вьюга свирепствовала, что предвещало особые сложности в работе. Чтобы Вы понимали, о чем я: в нашем городе Кислопавловск живет всего шестнадцать тысяч человек. Хорошая дорога у нас только одна: на выезде (въезде) в город. По бумагам мы все еще город. Не знаю, чего они думают там в обл. центре, народу-то уж нет. То ли долго все бумажки эти менять, то ли просто забыли. Город или не город – суть все равно не изменится.

Так вот, я о дорогах. Больше хороших дорог, как принято в городах побольше нашего, асфальтированных без ям у нас нет вообще. А без них, в силу моей профессии, я как биатлонист без винтовки. Да и эта дорога досталась в наследство от коммунистического прошлого. В восьмидесятых солдатики молоденькие последнее здоровье убили, чтобы эти плиты стаскать да поставить одну за другой. Так вот и появился единственный выезд из Кислопавловска. Едешь, баранку крутишь, а звук, будто едешь по электричке: колеса стучат в местах стыка плит. Видимо при накладке солдатики профилонили слегка. Ну или почва говорят у нас болотистая, ходуном ходит.

В «Одноклассниках» с людьми общаюсь на форуме водителей. Говорят, что у всех так. Поэтому живем не хуже не лучше других, нечего и жаловаться.

Да, вьюга бушевала в тот день. Редко вспомнишь смену, когда бы на расстоянии в 10 метров ничего не было видно. В смену эту я работал с Сергеем Петровичем. Он – хирург в местной ЦРБ, но приходилось ему часто брать смены ночного дежурства на «скорой помощи». Да и вообще мужик работает без выходных: домой почти и не приходит, жены нет.

Философ этот Сергей Петрович я вам скажу, темы такие всегда поднимает в перерывах между вызовами сложные, серьезные. Про страну что-то рассуждает, про то, как живем плохо, про то, как Там живут все счастливо да богато. Что-то все жалуется, а у самого зарплата в двадцать тыщ. На них хоть кредит одобрят, а я вот все не могу свой Пентиум третий сменить. Давно надо получше купить: дочку в город скоро отправлять учиться, как она без компьютера-то? Для учебы ведь надо – все понимаю, а я без «Одноклассников» проживу, наверное.

Все никак не сосредоточусь. Смена почти к концу подходила. Мы допивали последнюю кружку «Нескафе» в одной из комнат станции. Как вдруг диспетчер «скорой» кричит.

«Евгений, срочно езжай к валеркиной пилораме, Вас там мужики встретят», – проорала она в комнату, где сидели через коридор мы. Визг был такой, что казалось, будто она торгуется на рынке с бабами или уличила мужа в измене.

– Как мы туда проедем, замело ж всё к чертовой матери. В городе-то дорог не видно, а там у леса и тем более.

– Не гунди, мужики сказали сегодня там лесовозы раз шесть проезжали, поэтому чисто всё должно быть.

Развенчаю один миф. Вот вызываете вы «скорую помощь» и думаете, что кто-то резко, как в американских фильмах подрывается, за 3 секунды заводит авто, давит на газ и полетели. Всё это фантазии липовые. Во-первых, у нас механическая коробка передач везде, поэтому чуть дольше стартуем, во-вторых, кофе не допито, поэтому чуть-чуть повременим, сглотнём, кружечки вымьем и погнали. Так было и в тот самый день. Поставив в шкаф именные кружки, мы обменялись с Сергеем Петровичем парой фраз на тему «Как спасти Россию?» и пошли на выход. Сели в замерзший ГАЗик, переглянулись, и я топнул в педаль газа.

Холодно. Морозно. Естественно, что с первого раза моя «ласточка» не завелась. С третьего.

Ехать собственно недолго. Но из-за погоды путь, который бы в спокойную зимнюю погоду занял бы у нас минут двадцать, мы преодолели в итоге за сорок пять. Быстрее мотоблока, везущего навоз на дачу, мы ехать просто не могли и оба это понимали. Ничего не видно, а люди у нас такие: переходят, где хотят, молодежь только по дорогам и гуляет, а для них знаете ли вьюга – это особая романтика.

У поворота к лесопилке, снизив скорость до минимума, чтобы уточнить маршрут в навигаторе, мы встретили двух мужиков пьяных вдрызг. Я нажал педаль тормоза, они обратили внимание на полустертую надпись и крест, спросили: «Мужики, нам бы бензина, а то до дома не доедем». Сергей Петрович налил им уже заранее разбавленного спирта и спросил:

– Мужики, вы не с лесопилки пилите? Что там у вас случилось?

– Да что случилось? Мужика какого-то нашли в лесу. Ребята (ребятами они называли молодых владельцев пилорамы) поохотиться гоняли на снегоходах с девками из Прокловки. Вот на одной из дорог, проложенных еще в прошлую охоту, и нашли чувака. Я хер знает, что этот дурень там нашел. Вроде не грибной сезон.

Один из неваляшек заканчивал свою речь, стирая не покрытой перчаткой и красной от мороза ладонью замершие на губах и под носом слюни. Сергей Петрович взволнованно выдал:

– Живой хоть?

– Да вроде дымок изо рта идет, но вид чего-то у него совсем плох. Газуй начальник, а то план смажешь. Если помрет дядя, премии не видать, –допивая из стакана спирт и хлопнув по двери, где сидел Петрович, пробухтел второй кореш.

Ну я совсем не обиделся. Невыполнение плана дело обычное у нас. Раз через раз алкашей приходится откачивать: а тут дело такое – не всегда получается. Бывает звонят нам уже утром, а там и откачивать-то нечего. Премии не видел уже лет 5 поэтому.

Я, вглядываясь в заснеженный горизонт, пытался разглядеть продавленную лесовозами колею. Оказалось, что я по ней и ехал. Вьюга стихла на пару минут, и в четырёх метрах слева от машины отчетливо проглядывался полутораметровый сугроб. Холодно стало так, что захотелось хлебнуть спиртяшки, которую Петрович набодяжил, но перед глазами висят две фотографии, которые мне напоминают о том, что пить на работе мне не стоит. Жена и дочь. Хотя я всё же спросил у Сергея, ну на всякий случай, кожу растереть мало ли надо будет, ато вдруг обморожу. Оказалось, что он все мужикам отдал, ну дает. Совсем не экономный.

И вот вдалеке я увидел что-то слегка напоминающее фонарные столбы. Они стояли, видимо, в ряд, поэтому, когда снег со скоростью и мощью стихии наметал на прозрачный холст моего ГАЗика, казалось, что где-то там, у леса, кто-то играется с огромной гирляндой, которая светит то лучом, то точками. – Сворачивай направо к фонарям, – промолвил Сергей, растирая ладонями усталое лицо.

– Смешно, смешно, – сказал я и поехал дальше по единственной в этом захолустье дороге.

За следующие пять минут ничего не случилось. Яркие шары из-за занавеси снежинок превратились в огромные фонарные столбы. Четыре прожектора, стоявшие по периметру пилорамы, освещали всю территорию предприятия. Если взглянуть на это всё с американского шпиона-квадрокоптера, то вполне могло бы показаться, что здесь идет строительство стадиона к чемпионату мира, выделенных денег на который, по какой-то невероятной причине, хватило только на покупку прожекторов и пары трибун для зрителей.

К слову, зрителей собралось в тот день итак предостаточно. Я заглушил двигатель, достал ключи и положил в карман. Дворники, совершившие последний взмах по лобовому стеклу, представили нашему взору обычную картину: административное здание, дверь распахнута, три снегохода и курящие у входа девчонки лет 16, родители которых, скорее всего, думают, что их умненькие маленькие девочки плетут одна другой косички, учат физику, пытаясь разобраться в буквах, и рассказывают друг другу об увлечениях макраме. Сергей Петрович вышел, открыл заднюю дверь, взял свой рабочий саквояж и, поправив куртку, быстрым шагом, почти маршируя, пошел к дверям. Я постучал по колесам, хлопнул дверью посильнее и поплелся следом.

Территория пилорамы оказалась оазисом, в котором стихия не бушевала. Вокруг было так тихо и беззвучно, что слышны были только причмокивания харкающих желтой слюной в сугроб малолетних красавиц.

«Вы б лучше вэйп курили, от него хоть вреда меньше и пахнет приятно порой, а то «Прима» как-то для дам столь юного возраста…», – сумничал Петрович, подходя к дверям и вытягивая ладонь к ручке двери, раскачивающейся от порывов слабого ветра.

К моему удивлению, одну из девочек я хорошо знал: её отец учился со мной в одном классе. Пацан был умный, правильный, справедливый и очень принципиальный моралист. Сейчас он занимается производством мебели, хотя по образованию вообще-то эколог, по-моему. Странные метаморфозы. Не правда ли? Так вот Светка его с моей Алевтиной росли вместе, в садик один ходили, а потом из-за отсутствия у моей малышки в школьные половозрелые годы вельветовой юбки и дорогой косметики разошлись их пути. Кому что. Не суди да не судим будешь. Ведь так говорят?

«О. Светка, привет. Да ты куришь?», – сказал я, улыбаясь во весь рот. Шуточку мою она не оценила, отвернулась, послышался харч, повернулась обратно и ответила: «Нет!».

Тут я понял, что пора переходить сразу к делу.

–Что тут у вас случилось? – спросил я, догоняя Петровича, который уже прошел в здание и отряхался в дверях.

– Да что-что. Какой-то трэш просто вообще. Деда какого-то в лесу пьяного вдрызг нашли. Откуда он там взялся только? Никого там не бывает, кроме зайцев да пацанов на снегоходах. Вид у него конечно, будто помирать собрался, – протараторила Света с московским акцентом. Видимо к поступлению готовится.

– Ты если юбки еще короче одевать будешь, у тебя еще не такой вид будет. Весь стыд простудишь, – решил я опять плохо пошутить и вошел в здание администрации.

Оно было одноэтажным, побеленным с внешней стороны. Если бы не коридор и офисные помещения с кабинетами, то вполне могло бы показаться неосведомленному путнику, что это заброшенная ферма или коровник. Коров тут конечно никто не разводит, но вот телки, как понимается, тут бывают частенько.

«Твою ж мать, это пиздец», – послышалось из ближайшего кабинета, откуда фотонной простыней падал в темный и грязный коридор светодиодный холодный свет. Я сразу узнал в этих ругательствах высокие нотки голоса Петровича. Всегда, когда он кричал или говорил на эмоциях, а было это редко, голос у него был тембрально близок к тому состоянию, что еще чуть-чуть, и чайки приняли бы Сергея за своего. Я рванул галопом в комнату, выронив перчатку из правого кармана на пол, о чем я узнал уже на обратном пути. Встав в пролет, моя тень на стене за спиной была похожа на приближающегося монстра, как это обычно делают в ужасах. То, что я увидел потом, было действительно похоже на фильм ужасов.

По средине комнаты на старом матраце лежал одетый в теплый полушубок старый дед, на вид ему было лет 65-68, может чуть больше даже – так не определишь. Шапка норковая, перчатки дорогие, спортивные, болоньевые, а вот штаны, конечно, тут он промахнулся. Кто ж в таких портках гулять навеселе идет. Обычные спортивки с двумя полосками от пояса до аххила, да еще и малы на размер. Самодельные лямки были рваные и болтались по полу. Валенки были на ногах такие, что в некоторых местах совсем стерты до дыр. Теплый шарф закрывал лицо и уши. Он лежал в пьяной полудреме и что-то невнятное бубнил. Губы от мороза и выпитого слегка склеились, сил открыть рот шире у него явно не было.

Ребята (да-да те самые Ребята) рассказали, что как обычно в этот день они поехали с очередными девочками пострелять, покататься на снегоходах. Все шло как обычно, но как только они проехали первый перелесок, то по правую сторону, где стоял старый деревянный столб линий электропередач, обняв конструкцию двумя руками, по колено в сугробе стоял мужик. Сначала они и не поняли, что это дед старый, но все же решили подъехать, посмотреть. Заглушив двигатели своих снегоходов и подъехав практически вплотную, они увидели, что дед уже почти весь промерз, кожа его была выбелена морозом, румянца практически не осталось, вокруг валялись 4 бутылки водки «Путинка» – по одной на каждый срок видимо. Снегоходов благо было три, а девочек всего две, поэтому никого выкидывать не пришлось, и, чтобы не терять время, они загрузили его на третий снегоход и на полном газу рванули обратно.

Всю дорогу до здания администрации дед ехал и обнимал водителя примерно также, как столб. Чтобы он не упал, ребята посадили его лицом к рулевому. Все эти 500 метров он ощущал мощный запах водки и жесткость волос, покалывающей его щеки бороды старика. Приехав, нашли старый матрац, который остался от вахтавиков с Урала, положили деда на него и накрыли все чем можно было: одеяла, шторы, бухгалтерские отчеты, собственные куртки. После этих сумбурных подготовительных мероприятий они наконец-то додумались позвонить в «скорую».

По лицам их было видно, что они и сами сейчас не против выпить 4 бутылочки водки, но на троих. Выслушав внимательно их скорый рассказ, собранный из обрывков историй каждого, Сергей Петрович, выдохнув, повернул голову на меня, потом оглядел старика и оцепенел.

«Евгений, он все ноги обморозил. Еклмн, дед, ты что сумасшедший? Ты как там оказался вообще?», – вдруг выдал он эти риторические вопросы и поднял тряпки, покрывавшиеся ноги старика. Задернув штанину кверху, стало понятно, что медлить нельзя ни минуты.

«Пацаны, давай дружно его в машину потащили, я пока пошел заведу побыстрее – машина еще не остыла, надеюсь. Петрович, чего сидишь, давай… поставь укол что ли какой-нибудь и погнали», – выговорил я замершими губами после непродолжительной паузы, разрушив тишину, стоявшую в кабинете.

Всё это время дед был без сознания, ну как без сознания, пьяный в умат: что-то бормотал себе под нос, а что именно разобрать было сложно. Одну фразу я понял с первого раза – «чуть раньше на пару минут». Что это значило, я узнал только спустя несколько недель.

Мы выбежали во двор здания, я резко прыгнул в кресло, завел двигатель, Петрович отставал. «Дядя Женя, а заберите нас в город?», – спросила Света за двоих. Ребята были явно не против – им было не до них совсем. Один из них уже в дверях стоял с бутылкой вина, наскоро открытой пальцем. «Давай, прыгайте, только чтоб всю дорогу его растирали и держали крепче, иначе пешком пойдете», – опять неудачно пошутил я, хотя в такой ситуации пытаться шутить, наверно, вообще грех. Петрович сидел вместе с дедом и девочками сзади, придерживал старика, а то крепления на носилках порвались давно и замене не подлежали. Я достал из бардачка три маленькие иконки, которые купил когда-то вместе с первой машиной, поставил их на место фотографий жены и дочки. Из-под сиденья я достал пузырь настойки собственного приготовления, спрятанный до тяжелых времен, выпил глоток. Жена и дочь не видят – ругать некому. Вообще я не пью, но тут случай такой – для храбрости и согреву. Выдохнул, перекрестился, глядя на иконки, и резко топнул ногой в педаль газа.

Ехал я по той же дороге, что и вперед. Погода благо нам не мешала: весь путь от здания администрации пилорамы до приемного покоя в больнице о метели напоминала разве что лишь снежная шапка на крыше моего ГАЗика, который кстати нас не подвел. Дороги я уже говорил у нас какие – беда. Дед раз пять подлетел вместе с девочками и Петровичем на кочках. Света попортила прическу, несколько раз ткнувшись затылком в крышу автомобиля. Не поверите, но пролетая по одной из дорог, мы увидели тех двух мужиков. Они шли, обнявшись и напевая песню группы Элджей «Твои рваные джинсы», что вполне соответствовало состоянию их штанов на тот момент. Благо хоть девочки жили у больницы. Нужно отдать им должное: они помогли нам донести деда в приемный покой, списать благополучно в хирургическое отделение.

– Спасибо, дядь Жень – сказала Света, вторая мадам кивнула удовлетворительно, вытирая со лба пот.

– Вам спасибо. Жвачку надо, а то батя унюхает, вломит тебе по полной программе? – предложил любезно я.

– В смысле? Он мне разрешает, -выдала Света и ушла в метель, которая за окнами приемного покоя вновь набирала обороты.

С восточной стороны стало проясняться, смена подходила к концу. Мы сидели в приемном покое на скамейке близко друг к другу. И сделал еще один глоток из пузыря, который достал из-под сиденья, выматерил из себя все, что накопилось за время пути, и любезно предложил Петровичу со словами: «Серег, хорош грузиться, на-ка, выпей сто грамм полегче будет». Он посмотрел на меня странно, будто с омерзением или грустью. Вообще тогда я его впервые Серегой назвал, иначе тут было никак. Помолчав, сняв куртку и нацепив бэйджик «Сергей Петрович. Врач– Хирург» он встал на ноги и сказал: «У меня, Жень, смена начинается. Мне нельзя».

Я посидел еще пару минут, допил пузырёк, позвонил сменщику и сказал, что оставил машину у приемного покоя, а сам пошел домой отсыпаться. Пришел, скинул с себя всю одежду прям у порога, выпил горячего чаю, поцеловал спящую еще дочь и спросил вставшей как всегда раньше всех жены:

– Слушай, а у нас у Алевтины хорошие зимние штаны?

– Ты что это вдруг? Ну хорошие вроде бы, болоньевые, трехслойные! – ответила мне она.

– А юбки ниже колена? – опять спросил я, помешивая ложкой чай без сахара.

– Ну разные есть, девочка же, но коротких-то совсем нет, а что? – спросила недоуменно жена.

– Да ничего. Это хорошо, родная, хорошо.

Допил чай, поставил кружку в раковину и ушел спать.

Через два дня у нас снова была общая смена с Серегой, да теперь я его так называю. Как всегда, он был не выспавшийся, как всегда, мы налили в кружки кофейку с молочком и сели в комнате напротив диспетчерской.

– Серега, Петрович, ты чего бледный такой? Случилось чего что ли опять? – решил приободрить вечно депрессующего хирурга я.

– Уеду я, наверно, отсюда скоро! – вдруг выпалил, как из пушки, Петрович.

– Эй, друже, ты чего это? Познакомился с кем-то что ли из города? Даму нашел? – выдал я, как всегда, не шибко разумное предположение. Серега ничего не ответил, тихо пил кофе, а я больше не дергал. Он встал, долил кипятка себе, сел обратно за стол и сказал:

– Помнишь деда того с обморожением?

– Ну да, такое забудешь. Вот как раз спросить хотел, что с ним сталось то?

– Я сейчас тебе такое расскажу….

И, знаете, рассказал.

В то, что он дальше мне наговорил, поверить было трудно, но зная Серегу, врать он бы не стал, да и тем более это пересказ, а не творение собственного сочинения.

Как оказалось, деду вечером того дня ампутировали ногу, спасти ее врачам не удалось. Но всё самое интересно началось тогда, когда Сергей Петрович пришел проведать старика на следующее утро.

Дед лежал в палате на своей кровати, оклемываясь и разглядывая приоткрытыми глазами обрубок своей левой ноги. Он плакал и смеялся, кряхтящим голосом произнося три слова: «Получилось, ептвою мать. Получилось». Сжав руки в кулак, он прыгал будто бы от счастья на кровати, подскакивал над собой, сколько позволяло состояние. «Получилось, ептвой мать», – продолжал он кричать, усиливая мощь в голосе.

– А что получилось-то? – прервал я некрасиво рассказ Петровича, пока он делал глоток из пустой уже кружки.

– А вот чего!

Оказалось, что дед уже давно придумывал план, как расстаться с ногой и именно с одной. Да-да, не удивляйтесь. Всё, что произошло в тот день, он спланировал заранее и провернул лихо. Тут-то мне и вспомнилась его фраза, которую он пробухтел в ту страшно нервную ночь – «чуть раньше на пару минут».

По его просчетам, мы должны были приехать под утро, но мы приехали гораздо раньше, поэтому радость от того, что ногу все-таки ампутировали, была неописуемая. Звали его Прокоп Семенович.

Старик наш всю жизнь трудился разнорабочим, ездил по деревням, отстраивал фермы, чем очень гордился в юности и зрелости. Его многие знали как ответственного и толкового трудягу. Семью он так и не завел, почему не сказал. Но слухи про него всякие ходят. Естественно, в то время, не оформленный нигде, он получил внушительный срок за тунеядство. Ну время было такое, не то что сегодня – демократия. Одни фрилансеры везде и бизнесмены. Выйдя из тюрьмы, устроиться официально тем более не получалось, поэтому он продолжил свои странствия по стране, попутно набирая шабашек. Ближе к старости он осел в нашем Павлокисловодске, построил дом, завел собаку и трех кошек – жил себе спокойно, пока старость не взяла над ним верх. Занемог он: руки плясали, судорожно дергались без его указания. Элементарно выпить чаю стало настоящей пыткой. В целом он неплохо был скоординирован, передвигался устойчиво, но вот работать так, как раньше, уже не мог. Пришлось смириться, купить еще две кошки и сидеть дома, покупая только самое необходимое для большой «семьи», которой никогда не было. Бахнул кризис, цены взлетели, экономика в стране просела. Пенсии по старости Прокопу Семеновичу не хватало вообще. Размер ее был настолько мал (8 540 рублей), что, заплатив за коммунальные, едва получалось сводить концы с концами. Собака померла от голода, четыре кошки сбежали и пропали. Осталась одна, самая старая из всех: доедала со стола крошки, много не просила. Готовясь к зимнему периоду, Прокопу Семеновичу пришлось заказать грузовик с дровами, нанять бомжей, чтобы они раскололи и стаскали тюльки в сени. Часть они своровали, но заметил он это довольно поздно, когда топливо кончилось в середине февраля. Топить стало нечем, денег на еду не оставалось, кошка исхудала так, что он, не поглаживая ее на глазок мог сосчитать и сказать, сколько у нее ребер с каждой стороны. Вот тогда-то и родился у него коварный страшный план.

«А чего мне? Я старый уже. Плевать мне, все равно некуда ходить, а есть хочется, да и Мурка моя…», – цитировал слова Прокопа во время рассказа Серега. Жил он на окраине города, поэтому часто видел, как в один и тот же день трое молодых пацанов на снегоходах гоняют в лес стрелять зайцев. Однажды, после такой вот охоты, он дождался, когда ребята возвратятся. Прокоп достал с подволоки старые охотничьи лыжи и пешком, вооружившись самодельными палками, поплелся смотреть, куда они ездят и зачем. Делал он так шесть раз. Оказалось, что каждый раз Ребята работали по одной схеме: ездили по одной и той же лыжне, которую накатывали сами, в одно и тоже время. Заприметив старый деревянный столб линий электропередач в одной из своих вылазок, он прикинул, во сколько ему нужно по времени там быть, чтобы ребята нашли его еще живым.

Он купил четыре бутылки водки, в назначенный день одел себя строго по плану: трико с двумя полосками, валенки с дырками, норковая шапка, как символ прошедшей яркой юности, куртка теплая и перчатки. Будильник прозвенел, и он пошел, натянув в последний раз охотничьи лыжи. Почему в последний? Во-первых, он не уверен был, что выживет (как он высчитал вероятность наступления смерти от переохлаждения 72 процента). Во-вторых, он их там и оставил.

Ранее утро. Лес. Старый деревянный столб. Рабочий день на пилораме еще даже не начался. Прокоп достал из рюкзака 4 бутылки «Путинки» и выпил их, не торопясь особо. Закончив с четвертой бутылкой, он перекрестился, поправил куртку и перчатки, взглянул в небо над собой, обнял столб и сцепился руками в замок, чтобы точно не отвалиться. Он ощущал, как кровь насыщалась спиртом, а разум покидал его. Как-то именно так, как он потом признавался, он и представлял себе смерть в одиночестве. Холод. Белый ослепляющий свет. Свобода и Пустота.

Согласно его предварительным расчётам, Ребята должны были найти его как раз в тот момент, когда ногам пришел бы конец, а тело и руки оставались бы в порядке.

– Он то есть хотел обеих ног лишиться? – спросил я, опять перебив Сергея.

– Прикинь! – ответил мне он.

– А зачем, ептвой мать, вот извращенец!? – выпалил я, встав со стула, как озверевшая гиена.

– Да ты дослушай, сядь.

И я дослушал.

Оказалось, Прокоп где-то вычитал, что если бы он был инвалидом второй группы, то ему бы платили пенсию по инвалидности в размере пяти тысяч рублей. По его расчётам, вот такой вот математик, этого бы, плюс к пенсии по старости, хватило бы, чтобы нормально дожить и ему и Мурке. Вот и родился страшный план.

– Но, как он потом мне сказал, мы его план с тобой испортили – сказал Сергей с ухмылкой.

– Да он обалдел что ли, мы жизнь спасли ему.

– Мы приехали чуть раньше, чем он думал, поэтому и… одна нога у него осталась. Когда я ему сказал, что размер пенсии не изменится, что одна нога, что две, то он даже обрадовался и сказал, что ты Женя, видимо крутой водитель и профессионал, раз так быстро примчал – договорил Сергей Петрович и добавил через пару секунд слова.

– Уеду я отсюда, Жень!

После такой истории, что-то говорить и комментировать было трудно, я просто молча стучал ложкой по стенкам стакана. Тишина повисла в комнате. Тикали часы. «Тринадцать с половиной тысяч сраных рублей», – прорычал Серега, хлопнул кулаком по столу и заплакал навзрыд, как маленький побитый в школе сверстниками ребенок, прикрывая мокрые глаза своими жёсткими мужскими ладонями. Я отвернулся к окну и смотрел, как метель заметала дорогу. Представил на миг, как дед стоял, обнявши стол, и засыпал, представляя, что умирает.

Вот такая вот история, напарничек. Так что будь готов. Ничего, что я на Ты перешел? А то всё Вы да Вы. Края у нас суровые, суровей некуда. Ты еще молодой сопливый, без обид, но тебе у нас понравится. Девки у нас красивые, и завод китайский строится: работа появится, китайцы появятся, люди новые, может кто-то из старых вернется, так что заживём братец, вот увидишь. А Серега-таки уехал. Мы с ним иногда в «Одноклассниках» общаемся о том, о сём. Живет в городе, работает. Бизнесмен теперь. Надо же. Открыл компанию: какие-то хрени бионические создает. Что-то типо рук, но только из пластмассы. Работают по вай-фаю что ли, с каким-то сетям там. Нейронным что ли. В общем, сложная чепуха какая-то. Ноутбук моей дочке купил крутой с яблоком, светящимся на крышке, а я всё на Пентиуме, но все хватает.

О, слышишь? Вот диспетчер звонок принял, пора выезжать. Кофе допей, кружку на полку. С почином.