Текст книги "Два шага на небеса"

Автор книги: Андрей Дышев

сообщить о нарушении

Текущая страница: 11 (всего у книги 29 страниц) [доступный отрывок для чтения: 11 страниц]

Вторая бумажка, смятая в комок, полетела на пол. Я снова повалился на кровать, уже спокойный и почти счастливый.

Кроме меня, Стеллы и Мизина, под подозрение попадали все.

Глава 21

Пробуждение солнечным утром на яхте, когда каюта наполнена золотистыми бликами, и зеленые волны облизывают иллюминатор, и романтично курлыкают чайки, – чистая страница жизни, которую, при воспоминании черной страницы вчерашнего дня, хочется прижать к губам и оставить нетронутой до самого вечера.

Я проснулся рано, в седьмом часу, чувствуя необыкновенный прилив сил и стремление к решительным действиям. Самое интересное, что у меня не было сколько-нибудь конкретного плана этих действий, но меня это ничуть не смущало, и я безоговорочно принял принцип Наполеона: главное – ввязаться в драку, а там видно будет.

Окатив себя ледяным душем, я освежил лицо лосьоном «Нивея», стоящим на парфюмерной полочке под зеркалом, смастерил прическу а-ля Нефедов, к которой уже успел привыкнуть, и впрыгнул в брюки. Тут на ковер беззвучно упал маленький голубой предмет, на который я едва не наступил.

Я поднял его и положил на ладонь. Блочок двойного лезвия для дамского бритвенного станка «Жиллетт» напомнил мне о том, как очень давно, на материке, именуемом Евразией, я вместе с избалованной манекенщицей Эммой хулиганил в гостинице «Южная». Тогда мне казалось, что я вот-вот поймаю жар-птицу за хвост, что все так просто: стоит выяснить гостиничный номер по кассовому чеку, как вся криминальная структура в одночасье рухнет и изо всех щелей врассыпную кинутся злодеи.

Мне захотелось с резонерскою любовью похлопать самого себя по плечу и сказать: ничего, старичок, мудрость приходит с опытом. Я вздохнул и кинул лезвие в мусорную корзину. Промахнулся, и лезвие, кажется, угодило куда-то за унитаз.

До завтрака оставалось еще около двух часов, но у меня уже не было сил сидеть в каюте, словно в комфортабельной камере-одиночке. Я прихватил несколько рекламных буклетов, предвосхищающих райскую жизнь в отелях Кипра, и распахнул дверь.

И в коридоре, как на фоне декораций, пришел в движение театральный статист. Я застал Мизина за делом, которое он наверняка хотел сохранить в тайне. Резко выпрямившись перед капитанской каютой, он волчком повернулся к ней спиной и, продолжая череду движений, поднял руки над головой, словно потягиваясь, и притворно зевнул.

– Доброе утро! – приветствовал он меня, хорошо маскируя некоторую неловкость.

Я не мог ошибиться: Мизин что-то высматривал у капитанской каюты или же подслушивал, склонившись у замочной скважины, а я застал его в самый разгар этого интимного процесса.

– Доброе утро, – ответил я. – Там что-то интересное?

– Очень, – блеснув золотом, усмехнулся Мизин. Он понял, что притворяться уже не имеет смысла.

– Как твой затылок? – поинтересовался я.

– Заживает как на собаке.

– Главное, чтобы подсматривать не мешал.

Мизин с охотой улыбнулся, принимая мой юмор.

– Кто владеет информацией, – ответил он, заталкивая обе руки в узкие карманы джинсов, – тот крепко спит.

– По-моему, эта пословица звучит несколько иначе, – предположил я.

– Какая разница! – ответил Мизин, дернув щекой, и вытащил из кармана раздавленную пачку дешевых сигарет. – Полнейший нонсенс, никакого адекватного восприятия!

Последнюю фразу он произнес с такой агрессивной убежденностью, что я не сразу понял, очень умная эта фраза или наоборот.

– Может, поделишься? – спросил я.

– Чем? Куревом?

– Нет. Информацией.

– А что в обмен? – стал торговаться Мизин, поднося огонь зажигалки к сигарете.

– А что ты хочешь?

– Я подумаю, – кивнул он, выпуская облако дыма. – На досуге.

Я закрыл дверь на ключ. Мизин вразвалочку пошел к своей каюте, фальшиво напевая «Ветер с моря дул, наддавал в балду». Он неправдоподобно долго искал в карманах ключ, затем пытался попасть в скважину, выжидая, когда я наконец уйду. Я быстро поднялся по лестнице, предоставив возможность Мизину продолжить сбор информации, и вышел на палубу.

На море был штиль. Рассекая белоснежным форштевнем голубую гладь, яхта изящно плыла к горизонту, где в матовой дымке сливались море и небо. Несколько чаек зависли над палубой, лениво взмахивая острыми крыльями, и наклоняли свои маленькие лысые головки то в одну сторону, то в другую, высматривая на палубе хлебные корки. Солнце взмыло уже на треть своего пути к зениту и щедро припекало.

Я взялся за перила, вдохнул всей грудью и только тогда заметил стоящего на корме ко мне спиной Виктора. Врач был неподвижен. Он ссутулил спину и втянул голову в плечи, словно его знобило. Одет он был в узкий темный пиджак с коротким стоячим воротником, отчего напоминал ксендза.

– Здравствуйте, доктор! – приветствовал я Виктора, подходя к нему.

Он обернулся, мельком взглянул на меня и снова уставился в пустынное море, демонстрируя полное нежелание общаться.

– Как самочувствие нашей с вами подопечной? – задал я вопрос, провоцируя врача на контакт.

– Моей подопечной, – поправил Виктор, не поворачивая головы. – Насколько мне известно, вы ведь не имеете никакого отношения к медицине?

– Стелла говорила, что вы можете рассказать много интересного о Кипре, – сказал я, не обратив внимания на последнюю реплику Виктора. – Кажется, вы провели там детство?

Врач молчал.

– Мне давно хотелось у вас спросить, – продолжал я. – Ваша мать никогда не имела советского гражданства?

– Что вы от меня хотите? – с болью в голосе спросил Виктор, наконец повернувшись ко мне. – Оставьте, пожалуйста, меня в покое. И Стеллу.

– Что я хочу? – переспросил я. – Чтобы в этом круизе у вас было поменьше работы.

– Моя работа меня не утомляет, – словно укоряя меня в бездеятельности, произнес он и снова отвернулся.

Виктор находился в плену ревности, и говорить с ним было трудно. Я опустил руку на его ладонь, сжимающую поручень, и пожал ее.

– Доктор, я не враг вам. Скорее друг. И хочу предупредить: будьте осторожны!

– Спасибо, – ответил он сдержанно. – Но мне нечего и некого опасаться.

– Дай бог, чтобы вы оказались правы, – ответил я, – но ваша матушка придерживается другого мнения.

Я уже повернулся, чтобы уйти, как вдруг врач глухо произнес:

– Постойте!

И сам шагнул ко мне. Кажется, я точно нажал на кнопку, открывающую доступ в душу Виктора.

– Коль речь зашла о моей матери, – произнес врач взволнованно, и его глаза при этом стали беспокойно бегать, словно он следил за игрой в пинг-понг, – то я хотел бы вас кое о чем предупредить… Вам может показаться, что госпожа Дамира чем-то озабочена, что ее…

Он с трудом подбирал слова и от волнения теребил пальцами пуговицу на пиджаке. Я подумал, что если объяснение врача затянется более чем на пять минут, то пуговица обязательно останется у него в руках.

– Вы не волнуйтесь, – посоветовал я врачу. – Я постараюсь вас понять. Говорите со мной откровенно.

– Понимаете, – произнес Виктор, взглянув на меня своими черными, как «Коммандария», круглыми глазами, – моя мать много лет не видела меня. Проще сказать, она видела меня всего три года, а затем оставила моего отца и уехала в Италию с каким-то корсиканцем. Потом у нее появился американец, затем еще кто-то… В общем, жизнь ее не сложилась, детей у нее больше не было. И вот она каким-то чудом нашла меня в России. Надо быть достаточно великодушным, чтобы понять ее чувства. Единственный сын. Чувство вины. Раскаяние…

– Да, да, я очень хорошо понимаю вас, – заверил я, так как Виктор на некоторое время замолчал, пытливо глядя мне в глаза.

– И на этом фоне, – продолжал он, но еще более тихо и медленно, – у нее развился невроз навязчивых состояний. Как врач уверяю вас, что я совершенно уверен в этом диагнозе. Она не отпускает меня от себя ни на шаг. Ей постоянно кажется, что мне угрожает какая-то опасность. Каждый мой вздох находится под постоянным контролем. Переубедить ее невозможно. Побыть наедине и заняться обустройством личной жизни я могу только тогда, когда она спит… А тут еще вы появились совсем некстати.

– Почему же это я появился некстати? – уточнил я, хотя претензии врача ко мне были совершенно ясны.

– Потому что я люблю Стеллу, – неожиданно откровенно ответил врач.

– Примите мои поздравления, – ответил я.

– Не надо смеяться над моими чувствами, – упрекнул меня Виктор.

– Видите ли, я вовсе не стараюсь отбить Стеллу у вас, – объяснил я. – Девушка сама выбирает, с кем ей быть.

– Вы должны забыть ее! – требовательно произнес Виктор.

– Должен? – удивился я. – А на каком основании?

– На том основании, что у меня в отношении Стеллы серьезные намерения, а вам она нужна для… для…

Я испугался, что Виктор сейчас заплачет. Он не договорил, для каких гадких целей мне нужна Стелла, и сжал толстые губы, отчего его крупный нос стал казаться еще более несуразным.

– Боюсь, доктор, что мы с вами не договоримся, – ответил я. – Обещать вам, что буду шарахаться от Стеллы как от прокаженной, не могу. А честное соперничество охотно принимаю.

– Вы… – задыхаясь от ненависти, прошептал Виктор, – вы бабник! Какое соперничество? Вы сильнее меня! Вы эффектнее! Вы привыкли, что женщины кидаются вам на шею! Я же вижу, какими глазами смотрит на вас Лора! У вас нет никаких нравственных принципов!

Откуда он это взял? Мне даже стыдно стало за себя, и, черт возьми, нахлынула жалость к доктору.

– Послушайте, Виктор, – произнес я сочувствующе. – Я не хотел сделать вам плохо.

– Уйдите! – прошептал врач, отворачиваясь от меня. – Нам не о чем больше разговаривать.

Я пожал плечами и выполнил просьбу несчастного доктора. Какой, однако, ранимый, думал я, спускаясь по лестнице в салон.

В мягком, как карцер для буйнопомешанных, салоне стояла приглушенная тишина. Даже гул мотора не проникал сюда. Я прошелся по бежевому ковру между диванов и кресел, поднял с пола скомканную ксерокопию Валеркиного паспорта, которую швырнул вчера Алине, и встал напротив книжной полки, глядя на корешки книг. Интересно, из каких соображений капитан подбирал литературу для клиентов? «Энциклопедия ужасов», «Энциклопедия выживания и спасения», «Природные катастрофы»… А вот книга, которую читала вчера Алина. Я узнал ее по черному корешку и ярко-красному заголовку: «Мошенничество в бизнесе и быту».

«Однако, – думал я, снимая с полки «Путеводитель по Кипру», – о чем хотел предупредить меня Виктор? О неврозе навязчивых состояний, которым страдает его мать? Или о своем чувстве к Стелле?»

Мудрый Штирлиц на этот счет предупреждал: первая тема разговора важнее, хотя запоминается вторая. Очень может быть, что Виктор хотел ненавязчиво предупредить меня, чтобы я не принимал близко к сердцу неординарные поступки госпожи Дамиры. А слезы относительно Стеллы – не более чем капустный лист голубца.

Глава 22

Мои худшие опасения не оправдались – за прошедшую ночь никого не убили. За завтраком в кают-компании собрались все пассажиры, включая Мизина. Лора подала омлет с жареным беконом, тосты с арахисовым маслом и кофе.

Генерал угрюмо рассмотрел блюдо, покачал головой и отставил тарелку в сторону.

– Не будете? – спросил Мизин, который расправился со своей порцией в несколько секунд, и потянулся за тарелкой генерала. – С вашего позволения… Мне, как раненому, положено усиленное питание. Благодарю вас. Обожаю омлет!

Стелла, шокированная поступком Мизина, взглянула на меня и, сдерживая смех, прижала салфетку к губам. Виктор ушел в себя и не подавал признаков коммуникабельности. Он нацелил свой орлиный нос на тарелку, работая вилкой и ножом как медицинскими инструментами во время операции на глазе, и медленно, как корова, жевал. Алина была какой-то флегматичной. Она собирала с тарелки крошки, иногда отправляя в рот пустую вилку, и смотрела на меня, как на стекло, за которым клубился густой туман.

Взгляда Дамиры я никак не мог поймать. Мне хотелось, чтобы она прочла по моим глазам, что я нашел ее записку и готов к решительным действиям. Но женщина завязала какой-то нудный разговор с Мизиным об астральной энергии, совершающей гиперболические перемещения сквозь материю и время, что иногда оборачивается непредвиденными и необъяснимыми травмами. Замолчала она только потому, что Мизин, расправившись со второй порцией омлета, соорудил многослойный бутерброд из тостов и масла, который попытался сожрать в три укуса. Поддерживать разговор с госпожой Дамирой он уже не мог, и тогда дама переместила взгляд на меня.

Я внутренне возликовал: Дамира многозначительно посмотрела мне в глаза и едва заметно кивнула, как бы подтверждая, что мы с ней связаны одним сговором. «Значит, все-таки она! – подумал я. – Наконец-то! Свершилось!»

– Подлить вам еще кофе? – спросил я, приподнимая фарфоровый кофейник.

Женщина кивнула, придвинула ко мне свою чашку и явно с двойным смыслом ответила:

– Да, да! Конечно! Я согласна! Пусть будет, как вы сказали.

В свой ответ она вложила так много акцента, что я задумался, не загрузила ли она мое предложение насчет кофе каким-то иным смыслом? Я сел, поставил кофейник на стол и уже не мог не смотреть ей в лицо. Дамира чувствовала это и в отличие от меня глаза не поднимала. Эти переглядки с ребусом глубинного смысла начали меня нервировать. Ничего страшного не произойдет, думал я, если мы уединимся на корме или на носу и обо всем открыто поговорим.

В кают-компанию зашел капитан. По его лицу можно было сделать вывод, что он либо не спал эту ночь вовсе, либо спал очень плохо.

– Господа, – сказал он, – прошу всех после завтрака собраться в салоне.

Я тянул время и ел омлет ничтожными крупицами. Надо было встать из-за стола вместе с Дамирой и в дверях шепнуть ей о времени и месте встречи. Из-за стола уже вышли генерал, Алина и Стелла. Мизин, похоже, ждал, когда из кают-компании выйдут все, чтобы расправиться с остатками сыра и ветчины на общем блюде. Дамира, как назло, закурила. Я продолжал тщательно пережевывать омлет, словно жесткий бифштекс.

Наконец Тортила встала, пожелала Мизину приятного аппетита и направилась к выходу. Я сорвался с места, опрокинув на пол стул, и через двери мы с госпожой Дамирой вышли плечо к плечу.

– Я принимаю ваше предложение, – шепнула дама.

– Какое предложение? – не понял я.

– Потом… – оборвала меня Дамира. – Он может увидеть.

– Кто он? – продолжал недоумевать я.

– Мой сын.

Мы замолчали. В коридоре стоял капитан и, словно картонный указатель у «Макдоналдса», показывал рукой в сторону салона.

– Прошу вас. Я долго вас не задержу. Занимайте удобные места…

Из своей каюты вышла Алина и стала подниматься по лестнице впереди нас. Переговорить с Дамирой уже было невозможно, тем более сесть с ней рядом. Генерал, едва завидев меня в дверях, произвел любимый барский жест: щелкнул пальцами и показал мне на кресло рядом с собой.

Мы сели вокруг капитана, который памятником стоял на небольшом зеркальном подиуме.

– Я хочу, чтобы вы меня правильно поняли, – сказал он, как только в салоне повисла тишина, а госпожа Дамира закурила свою длинную сигарету. – Мне приказано проверить ваши документы и багаж. Процедура носит чисто формальный характер и не причинит вам неудобств.

Капитан замолчал. Семь человек продолжали безмолвствовать, словно это был салон восковых фигур. Генерал, подперев ладонью свою буйную голову, смотрел себе под ноги. Госпожа Дамира, глядя в зеркальный потолок, пускала вверх кольца. Алина, утонув в глубоком кресле, увлеченно обрабатывала ногти пилочкой. Мизин трогал повязку на затылке и морщился от боли. Врач нервно перелистывал мелованные страницы какого-то журнала. Стелла нежным взглядом смотрела на меня и улыбалась. А я чувствовал, что каменею.

Эта проверка была затеяна из-за меня. Пограничники забили тревогу. Видимо, им стало известно, что кто-то пересек границу по документам погибшего Нефедова. Одно из двух: или фамилия Нефедова случайно попалась на глаза контролерам, и кто-то сопоставил факт выезда за границу, последовавший за фактом смерти. Или же кто-то «настучал» обо мне. Впрочем, совсем не сложно было догадаться, кто это мог сделать.

Я снова посмотрел на Алину. Словно очнувшись от моего взгляда, девушка перестала пилить ногти, подняла голову и спросила:

– Капитан! А чем вызвана необходимость повторной проверки?

Было видно, что капитану очень не хочется отвечать на этот вопрос. Оттягивая время, он стал приглаживать свои светлые вьющиеся волосы, которые и без того были идеально уложены, затем провел платком по бронзовому лбу, на котором отпечаталась красная полоска от фуражки, и наконец произнес:

– Не знаю. Мне кажется, это заурядная плановая проверка, вызванная приближением к Босфорскому проливу.

Он говорил неправду, и это, по-моему, было понятно всем.

– А прежде такие плановые проверки проводились? – продолжала допытываться Алина, произнеся слово «плановые» с нескрываемой насмешкой.

Капитан хотел еще что-то солгать, но ничего придумать не смог и неопределенно пожал плечами.

– Законодательные акты! – вдруг излишне эмоционально произнес Виктор и стал с еще большей злостью перелистывать страницы журнала. Они шелестели и рвались. – Представьте нам международные законодательные акты, на основании которых вы собираетесь досматривать вещи после того, как мы уже прошли таможенный контроль.

– В самом деле! Представьте! – поддержала сына госпожа Дамира.

– Сейчас начнется базар, – шепнул мне генерал, не меняя позы «кучера».

– Господа! Господа! – поторопился загасить конфликт капитан. – Проблема не стоит ваших нервов! Вся проверка займет несколько минут. Поверьте мне, это чисто формальный акт!

– Тогда будем считать, что она уже формально состоялась! – категорично заявил доктор.

Я видел, как меняется выражение лица у капитана. Он смотрел на врача, и взгляд его становился все более жестким.

– Господин Челеш, – уже другим тоном произнес капитан, – я не хочу, чтобы вам пришлось иметь дело с представителями Интерпола, которые проведут досмотр вашей каюты, положив вас на пол лицом вниз.

– Ах вот вы как заговорили! – с возмущением произнес врач. – Что ж, ладно. Пусть Интерпол положит меня на пол лицом вниз. Я потом сделаю такую рекламку вашему «Олимпия тревел»! Вы мне такие деньги за моральные убытки заплатите!..

Был нормальный человек, подумал я. А из-за ревности совсем потерял голову.

– Ну зачем нам нужны лишние проблемы? – вставил примирительную реплику Мизин. – Не проще ли самим решить все проблемы с этой дурацкой проверкой?

– Я этого и добиваюсь, – ответил ему капитан, почувствовав в Мизине союзника.

Стелла снова посмотрела на меня и сокрушенно покачала головой, словно хотела сказать: как они все мне надоели!

– Господа! Послушайте опытную женщину! – заявила о себе Тортила. – Мы все понимаем, что наш замечательный капитан не сам выдумал эту проверку. Но и у нас есть чувство собственного достоинства. Потому я предлагаю проверить тех, кто сам этого захочет.

– Мама! – сквозь зубы процедил Виктор. – Капитан намерен проверить всех, независимо от наших желаний. Но лично я никогда и никому не позволю унижать себя.

– У меня складывается впечатление, господин Челеш, – сказал капитан, – что вы чего-то опасаетесь. Может быть, каких-нибудь старых грешков. Может быть, новых.

– Что вы сказали?! – вспылил Виктор. – Новых грешков? А у меня не просто впечатление, а полное убеждение, что это вы боитесь Интерпола. А чтобы опровергнуть мое убеждение, прошу вас ответить, почему ящик со спасательными жилетами всегда заперт на ключ?

Капитана даже передернуло. Он кинул испепеляющий взгляд на врача и произнес:

– Вот попадется такой пассажир, и никому от него покоя не будет, как от трюмной крысы. Здесь я решаю, господин Челеш, какие ящики держать открытыми, а какие закрытыми!

– Что?! – взвился Виктор. – Как вы меня назвали? Трюмной крысой?

– Нет, – спокойно ответил капитан. – Я всего лишь сравнил ваше поведение с поведением трюмной крысы.

Лично мне стало стыдно за двух взрослых мужиков, которые затеяли перепалку, не делающую им чести.

– Ну ладно, – с угрозой произнес Виктор. – Я вам этого не прощу.

– Сынок, – попыталась замять конфликт госпожа Дамира, – ты слишком близко принимаешь к сердцу эту проверку.

– Первый и последний раз я воспользовался услугами этого турагентства, – мстительно бормотал Виктор, не видя никого вокруг. – Первый и последний раз! Но и они надолго запомнят меня!

– Послушайте, господин капитан! – снова подала голос Алина. – Мы ведь не маленькие дети, и нас трудно обмануть. Зачем вы говорите, что проверка плановая и заурядная? Мы же прекрасно понимаем, что произошло какое-то непредвиденное событие. Может быть, на борт «Пафоса» поднялся разыскиваемый милицией преступник? Или, скажем, кто-то из нас пересек границу по чужому паспорту.

– Ну, вы фантазерка! – хихикнул Мизин.

– Я ошиблась, капитан? – спросила Алина и посмотрела на меня.

– Истинная причина проверки мне неизвестна, – нахмурившись, произнес капитан. – Может быть, вы правы.

– Что вы такое говорите? – возмутилась госпожа Дамира. – По-вашему, среди нас находится преступник?

– Причем не один, – добавила Стелла, ерзая на диване. Похоже, что у нее подходило к концу терпение, и она уже не могла дождаться, когда капитан позволит разойтись по своим каютам.

– Ничего смешного, девушка, здесь не происходит, – заметил генерал, не поднимая головы. – Не надо устраивать клоунаду. Хочу вам напомнить, что этого молодого человека (он кивнул на Мизина) вчера кто-то ударил топором по затылку.

– И что теперь? – вызывающе спросила Стелла, словно только и ждала, как вступить с генералом в словесную перепалку. – Разобрать оставшиеся топоры и багры да запереться в своих каютах? И незаметно шпионить друг за другом, как это с успехом делает наш пострадавший?

– А что вы на меня наезжаете? – обиделся Мизин. – Я вас трогал?

– Во всяком случае, это лучше, чем делать вид, что ничего не произошло, – угрюмо ответил генерал. Наверное, вчера я убедил его, и он почти дословно повторил мои слова.

– Нет, не лучше! – возразила Стелла, закидывая ногу на ногу. – Вы, может быть, человек богатый, вам съездить за границу – все равно что сходить в лес за грибами. А у меня такой возможности в ближайшее время не предвидится, и я не хочу портить свой отпуск.

Она решительно встала и пошла к выходу.

– Чао-какао, господа! Можете продолжать ругаться и оскорблять друг друга, а я ухожу наслаждаться жизнью!

– Идите-идите! – махнула на нее рукой Дамира. – Без вас разберемся. Умная какая! Поехала за чужой счет, а нос задирает!

За Стеллой захлопнулась дверь. В салоне стало тихо. Капитан обвел всех взглядом и, вкладывая в интонацию как можно больше твердости, сказал:

– Решайте сами: будете упорствовать или выполните мой приказ. Вы хозяева своего круиза. Проверка документов и вещей все равно состоится.

– Скажите, капитан, – опять подала свой тоненький голос Алина, – а как вы поступите с тем пассажиром, у которого документы окажутся не в порядке?

– Я буду обязан высадить его на берег в ближайшем турецком порту.

– Всего-то? – чему-то обрадовалась Алина и снова кинула взгляд на меня. – Может быть, тот пассажир, который не совсем уверен в подлинности своих документов, добровольно оставит яхту? И тем самым избавит остальных от процедуры проверки, которой так тяготится, к примеру, наш уважаемый доктор.

– Прекрасная мысль! – озлобленно ответил Виктор. – Хотел бы я посмотреть на идиота, который не уверен в своем паспорте.

– Кто же согласится добровольно уйти с яхты? – продолжила мысль сына госпожа Дамира.

– Послушайте! – раздался хриплый бас генерала. – О чем мы говорим? Что за чепуха? С чего мы решили, что среди нас есть пассажир с фальшивыми документами?

– В самом деле! – поддержал генерала Мизин. – Мы ведь сами это придумали!

– Как это сами? – возразила Дамира. – Капитан же самолично объявил, что должен высадить на берег одного из нас…

Она замолчала, потому как в этот момент в салон зашла Лора. В руках она несла поднос с бутылкой минеральной воды и бокалом. Девушка остановилась в дверях, оглядела присутствующих, остановила взгляд на госпоже Дамире и не совсем уверенно спросила:

– Прошу прощения… Кажется, вы просили воду?

При появлении дочери взгляд капитана смягчился, и все же он попытался сказать строгим голосом:

– Воду никто не заказывал.

– Но Стелла сказала, что госпоже Дамире стало плохо, – попыталась возразить Лора, – и она попросила…

– Leave, please![2]2
  Выйди, пожалуйста! (англ.).


[Закрыть] – перебил ее капитан, демонстрируя строгое обращение к дочери, а значит, свою принципиальность, и, как только за девушкой закрылась дверь, вернулся к прерванной теме: – Господа! Пограничники разослали радиограммы на все суда, находящиеся на данный момент в открытом море. Поверьте, их не меньше двух десятков. Это тысячи пассажиров! Я больше чем уверен, что среди вас нет того, кого разыскивают.

– Какой вы, однако, самоуверенный! Неужели пострадавший Мизин согласится с этим выводом? – усмехнулась Алина и в очередной раз пощекотала мои нервы: – А вот мы с господином Нефедовым, например, так не считаем… Да, Валерий Васильевич?

Вполне возможно, что лицо мое залила краска, но ни капитан, ни кто другой этого не заметил. Я уже не слушал, что отвечает Алине капитан, какие реплики кидает ему в ответ обиженный на весь мир доктор, не воспринимал нелепые фантазии Мизина об упавшем ему на ухо топоре. Я был весь во власти чувства провала.

В намерениях Алины уже можно было не сомневаться. Она была готова выдать меня капитану, причем немедленно. Я знал: она намеревается сделать это до того, как капитан приступит к проверке документов. И еще я знал, почему Алина вдруг заторопилась вывести меня из игры. Капитан проболтался. Он сказал: пограничники разыскивают человека, и Алина решила, что следствие по делу об убийстве Нефедова вышло на ее след и радиограмма пришла по ее душу.

Я должен был опередить Алину и выдать ее раньше, чем это бы сделала она. Госпожа Дамира, мудрая Тортила, была моим единственным единомышленником, и пришло время, когда мне понадобилась ее помощь.