Текст книги "Бремя Воина"

Глава 1

Камень стены был холодным и шероховатым.

Ладонь Германа онемела, но он продолжал стоять, опираясь обеими руками о край бойницы. Взгляд молодого человека, прикованный к огромному космическому кораблю, который только что опустился на площадку перед замком, выражал глубокую неприязнь. И все же он был слишком горд, чтобы дать выход таящимся внутри чувствам.

Поднявшийся еще с утра холодный ветер сильным порывом поколебал истекавшее от корабля марево перегретого воздуха, отогнал остатки дыма от раскаленной обшивки и, запутавшись в тяжелом полотнище, несколько раз хлопнул складками родового вымпела, свисающего над воротами замка.

Они никогда не предупреждали о своих визитах.

Герман знал, что должен быть приветлив и сдержан, как подобает настоящему Джоргу – Воину человеческой расы. Но при виде первого появившегося на ступенях трапа существа, словно тень возникшего из глубин космического корабля, его невольно передернуло.

Гуманоид был высок и отлично сложен, его глаза, глубоко посаженные и разнесенные чуть дальше друг от друга, чем это привычно для человека, смотрели пронзительно и вызывающе. Лысый от рождения череп сверкал, отражая солнечные блики, а серый, отливающий сталью оттенок кожи его лица, казалось, излучает злобную надменность.

Герман не торопился, продолжая наблюдать. Это был еще не Хозяин, а лишь слуга. Клон, выращенный в баке инкубатора.

Серокожие бойцы один за другим появлялись на ступенях трапа, занимая позиции по обе стороны от прохода. Их вызывающие взгляды могли задеть кого угодно, но только не молодого Джорга, который был умен в той же мере, что и горд. Однажды пообщавшись с серокожими клонами, он раз и навсегда усвоил, что за этими копиями хозяев не стоит ровным счетом ничего, кроме тупого подчинения чуждой воле. Они были солдатами – пушечным мясом, и не более.

Наконец из мрачных корабельных глубин показался сам Омни.

Герман ненавидел такие дни, хотя давно надо было бы привыкнуть и к внезапности подобных посещений, и к тем неизбежным потерям, которые следовали за каждым прилетом незваных гостей… Их появление означало, что хозяевам космоса опять понадобились услуги людей. Порой он просто недоумевал – почему их, в конце концов, не оставят в покое? Разве мало могущества у этих созданий, чтобы прибегать к услугам жалких, бренных существ?

Ответ крылся где-то за порогом его понимания.

Омни был высок, на целую голову выше своих солдат, и Герман уже в который раз поймал себя на мысли, что, встав рядом с ним, будет вынужден поднимать голову, заглядывая в глаза визитера во время общения.

Что ж… Чему быть, тому не миновать.

Резко отняв руки от холодного камня стены, он повернулся и легкой поступью сбежал по винтовой лестнице.

Он знал, какую услугу оказывают Омни остаткам человеческой расы, и был готов отдать причитающуюся им плату.

Так было и так будет. Вечно. Вне зависимости от его желаний, ибо этим серокожим существам принадлежало все: весь космос, все планеты, все жизни. Они были богами, живущими среди смертных, и этим, по сути, сказано все…

Го (так для человеческого уха звучало имя существа, появившегося из люка космического корабля) несколько секунд стоял на верхней ступени трапа, глядя, как ветер лениво колышет тяжелое полотнище родового вымпела.

«Странные существа эти люди… – подумалось ему. – Как можно ставить выше самого себя обычный кусок материи?»

Некоторые людские понятия не были подвластны даже древнему разуму Омни.

Завершив созерцание окрестностей, он сошел по ступенькам, ступив на мягкую ковровую дорожку, которая тянулась от трапа к воротам замка.

Герман ждал, почтительно склонив голову.

– Приветствую тебя, Великий Омни! – вытолкнул он сквозь зубы формулировку приветствия.

Го остановился, посмотрев сверху вниз на хозяина замка, при этом его безволосая бровь над правым глазом чуть приподнялась, обозначив складку кожи.

– Сегодня будет большая охота, – спокойно произнес он. – Наши друзья с иных миров, оказывается, помнят твою расу, человек, и они пожелали увидеть, как мы поддерживаем ваш род. К тому же они прекрасно осведомлены, насколько вы агрессивны…

Герман посмотрел на Омни, и в его глазах отразилось недоумение.

– Я не знаю, что такое «охота», – после некоторого колебания сознался он.

Го сначала нахмурился, а потом снисходительно пояснил:

– Одно существо убегает, а другое догоняет его, чтобы убить. Все просто, как видишь.

Герман кивнул. Высказаться проще действительно было невозможно.

– Наши друзья с Рогрика желают принять участие в этой забаве.

– Да, – склонив голову, произнес Герман, зная: что бы ни затеял Омни – значит, тому быть. Сопротивляться, выказывая неповиновение, бесполезно. В конце концов, пришельцы слишком добры к людям, чтобы он по каким-то личным убеждениям мог позволить себе сломать сложившиеся взаимоотношения между расой Омни и их приемышами, осиротевшими, лишенными возможности продолжить свой род существами, которых в Галактике принято называть людьми.

– Да, – уже более твердо повторил он, желая поставить точку, скорее для себя, чем для Го. – Кто будет исполнять роли?

Омни поморщился, при этом складки кожи на его лице проявились еще заметней.

– Не роли, человек. Это не будет спектаклем. Наши друзья с Рогрика – квазианцы, а они не признают игры. Бой смертельных врагов – что может быть приятнее для них, а?

Герман понял, что вопрос, прозвучавший в интонациях Омни, адресован ему, и ответил:

– Ничего.

Он знал квазианцев, против которых ему и его людям приходилось сражаться с оружием в руках. Омни были хитры. Они победили этих агрессивных тварей руками десятка различных галактических рас, в том числе и людей, особо отличившихся в недавно закончившейся войне. Можно сказать больше – именно человеческие формирования разгромили квазианцев. И те, вполне справедливо, ненавидели людей.

Но что за дипломатическую пакость задумал Го? – с тревогой подумал Герман.

Ответ не заставил себя долго ждать.

– Ты ведь знаешь, кто уничтожил колонии людей? – спросил Омни, неторопливо шагая по мягкой дорожке к воротам замка.

Знал ли это Герман? Да, несомненно, хотя данное знание, как он подозревал, было передано первым человеческим клонам самими Омни. Землю и несколько близлежащих к Солнечной системе колоний, которые успело основать человечество за время своей недолгой экспансии, погубили форкарсиане.

– Двойная звезда Форкар-Сиан была взорвана, а вместе со своими Солнцами сгорели и форкарсиане, – без колебаний в голосе ответил Герман.

– Правильно, – подтвердил Го. – Но ведь Земля тоже превратилась в радиоактивный прах, не так ли?

– Так, – сквозь зубы вытолкнул Герман, который никогда не видел ни родины человечества, ни оставшегося от нее праха, но все же тоска и ненависть кипели в нем с самого раннего детства, внушенные теми немногими материальными свидетельствами былого, которые хранились, как святыни…

– А ты живешь, воин, – назидательно напомнил ему Омни, прервав тяжелые мысли молодого человека.

– По милости Великих… – склонил тронутую ранней сединой голову Герман.

– Мне нравится твоя покладистость, человек… – Омни усмехнулся, чуть приподняв губу и обнажив ряд мощных плоских зубов, явно предназначенных для растирания растительной пищи. – Хоть ты и принадлежишь к дикому, воинственному и безрассудному народу, но, видимо, наш генетический отбор пошел на пользу вашим поколениям… – Он остановился и добавил, спрятав усмешку: – Мы возродили прах одного из форкарсиан, их воина, Ашанга. Теперь в твоей власти сражаться так, чтобы враг вашего рода не смог жить дальше. Это будет настоящая охота, Джорг.

Герман поднял голову и, прищурившись, без страха взглянул в глаза Го.

– Плата будет обычной? – спокойно осведомился он.

– Даже больше. – Омни опять усмехнулся. Насколько мог судить Герман, Го пребывал в прекрасном расположении духа. – Мы привезли четверых младенцев, можешь назначать церемонию на вечер.

– Четверых? – Герман как ни старался, но не смог скрыть своего удивления. – Но ведь только трое из нас расстались с жизнью в этом году… Я имею в виду тех, кто погиб, исполняя Долг Чести, – тут же поправил себя он и вопросительно посмотрел на Омни.

– Ты будешь четвертым, Герман, – не скрывая своего удовольствия от этой сцены, сообщил ему Го-Лоит и пояснил: – Вероятнее всего, ты умрешь, но твой труд будет вознагражден. Я позаботился об этом заранее. Ты доволен?

– Да, – склонил голову Герман.

На этот раз жест повиновения был искренним.

По его мнению, это было больше чем справедливо. А если вспомнить условия давнего договора, где значилось, что только определенное количество людей может существовать во Вселенной и младенцы доставляются на Джорг лишь по факту смерти одного из членов общины, то жест Го выглядел более чем благородно.

Это была щедрость со стороны Омни.

Увеличение их общины на одного человека, пусть такая пустяковая на первый взгляд, но победа над смертью, стоила любых усилий с его стороны.

Тем более что умирать Герман не собирался.

Ашанг, будь он поднят хоть из праха самого дьявола, не должен рассчитывать на это.

* * *

– Здравствуй, отец!

Герман затворил за собой скрипнувшую на петлях дверь, повернулся, по привычке беглым взглядом обежав помещение, в которое вошел, и облик молодого человека вдруг изменился. Взгляд потеплел, черты лица разгладились, утратив напряжение, словно само присутствие генетического прототипа гарантировало его от любой опасности.

Генетическим донором Германа являлся Джордан. Герман с детства помнил его таким – старым, будто росшее под стенами замка наполовину засохшее дерево. У бывшего предводителя общины людей не хватало руки и глаза, но ум оставался ясным. Герман знал, что сам Джордан тяжело переживает полученные увечья, но взгляд его единственного глаза всегда отличался живой проницательностью, а что до физических недостатков, то тут ситуация входила в разряд непоправимых, и виноваты в том были исключительно Омни.

Их законы запрещали людям применять любые импланты, даже сугубо биологические, не снабженные механикой, так что рубцы, шрамы и увечья являлись знаками пожизненными.

Джордан действительно был стар. Герман не знал, сколько ему лет, а сам отец никогда не заговаривал на тему прошлого.

Он являлся генетическим донором для двух десятков зрелых воинов, которые к этому времени уже успели заслужить право на клонирование, – кто-то ценой собственной жизни, а кто-то и нет. Герман был самым молодым из генетических наследников лежавшего на широкой кровати у сводчатого окна человека.

– Привет, Герман… – негромко произнес Джордан. – Я видел, как садился корабль Омни. Что за пакость затеяли серокожие?

– Не пакость, отец, – ответил Герман, по привычке присаживаясь на край широкой кровати. – На этот раз – не пакость…

Он коротко изложил Джордану суть своего разговора с Го.

Старик сухо откашлялся. В последнее время его здорово мучила боль в груди.

– Что ж… – согласился он. – Еще один человек – это много. – Взгляд Джордана внезапно утратил свой блеск, единственный глаз потемнел, став мутным. Некоторое время Джордан о чем-то тяжело размышлял, а затем, вздохнув, добавил: – Ты мой лучший наследник… Последнее, что я успел сделать в этой жизни, – это получить право на твое рождение и воспитать нового предводителя для нашей общины. Ты должен понять – Го только кажется щедрым. – Взгляд старика стал колючим и жестким. – Он запомнил тебя во время битв с квазианцами. Ты, по его мнению, слишком умен и смел, чтобы жить. Поэтому он привез младенцев и клонировал Ашанга. Он надеется, что ты погибнешь, а дипломатическая суета с «друзьями с Рогрика» – это все чушь и блеф. Когда начало вашей схватки?

– Завтра утром.

Джордан посмотрел в окно, больше похожее на узкую, застекленную бойницу, и вдруг тихо, по-отечески произнес:

– Постарайся не оправдать его надежд, Герман.

Глава 2

Утро нового дня пришло под аккомпанемент тонкого, печального посвиста древесных червей.

Герман не знал, насколько должен быть чужд человеческому сознанию этот звук. Он никогда не слышал щебета птиц, и его слух привык именно к таким проявлениям природной жизни.

В комнате, где он жил, спартанская обстановка, традиционная для всех помещений небольшого города-крепости, нарушалась присутствием нескольких артефактов, свято хранимых из поколения в поколение.

Ими были обугленные, местами покореженные страницы из пластбумаги, явно собранные не из одного издания, а из разных, никак не относящихся друг к другу книг, часть разрушенного компьютера, который мертво взирал со стола выбитой глазницей своего монитора, да еще лежавшая особняком, на специальной подставке, тронутая огнем и временем стереофотография светловолосого существа с человеческими чертами лица.

Герман не знал, кем был этот человек.

Его имя оставалось загадкой, а черты лица, тонкие, хрупкие, казались совершенно нереальными в обрамлении длинных светлых волос.

Джордан, передавший эти реликвии Герману, когда тот в период войны с квазианцами возглавил редеющую в боях человеческую общину, упорно молчал о происхождении данного снимка. Однажды Герман попробовал завести разговор на эту тему, но старик оборвал его, пояснив, что ответит на все вопросы лишь в тот миг, когда жизнь начнет покидать его.

Герман тогда спросил: «Почему»?

Джордан лишь посмотрел на него с неизбывной, смертной тоской во взгляде и ответил:

– Существуют знания, несовместимые с понятием «жизнь». Эта ноша из тех, что становится лишь тяжелее, когда разделишь ее поровну, на всех.

Ограничившись таким туманным, совершенно непонятным Герману объяснением, старик замолчал и больше не возвращался к данной теме.

Молодому воину пришлось смириться.

Он уже привык к присутствию этого снимка. Просыпаясь утром, прежде чем дать повседневным заботам упасть на плечи тяжким грузом ответственности, он позволял своему разуму несколько секунд общения с этим странным существом.

Вот и сегодня, проснувшись, он встал, но, прежде чем подойти к аккуратно приготовленному накануне снаряжению, Герман на секунду задержался у своеобразного алтаря, взглянув на тонкие черты лица, словно мысленно просил:

«Будь сегодня со мной… Пусть этот взгляд не станет нашей последней встречей…»

Посмотрел и отвернулся, будто захлопнул дверь, затворив свой разум от тех эмоций, что пытались вторгнуться извне.

День наступал слишком ответственный, чтобы думать о чем бы то ни было, кроме предстоящей схватки с Ашангом.

Мысль о ненавистном насекомоподобном существе наполнила разум мутной, замешанной на нехороших, злых чувствах тревогой.

Ашанги являлись бойцовским вариантом расы форкарсиан, то есть особями, генетически ориентированными исключительно на войну. Ашанга можно было ненавидеть, но нельзя было недооценивать или презирать как противника. Любой из них был равен человеку по своей ловкости, сообразительности и умению сражаться. Техникой они тоже управляли не хуже, чем любой из человеческих воинов. Наверное, поэтому столкновение двух абсолютно чуждых друг другу рас и привело к их полному взаимоистреблению.

Если бы не мудрые Омни, которые, обладая технологией клонирования, не погнушались собрать некоторые уцелевшие в космосе останки, то раса людей навсегда бы канула в Лету, оставив в память о себе лишь несколько обугленных планет.

Разумеется, Омни вырастили первых человеческих клонов не без собственных, далеко идущих замыслов. Империя серокожих существ раскинулась в огромном объеме пространства, вмещающем в себя десятки тысяч звездных миров, но далеко не все расы, самостоятельно развившиеся на отдельно взятых планетах, мирились с господством Омни.

Люди потребовались серокожим хозяевам космоса для ведения локальных войн. Омни никогда не воевали сами и никогда никого не убивали своими руками. Они правили космосом милосердно и мудро. Но иногда, в особо тяжелых случаях, как, например, в истории с квазианцами, им все же приходилось идти на крайние меры.

Именно для таких случаев и существовали люди. Закон Омни, выработанный для общины людей, гласил:

«Колония не может быть представлена числом особей более трехсот. Доставка новых клонов возможна лишь в том случае, если кто-то из общины погибает, исполняя Долг Чести».

Долг Чести – это было понятие, внедренное самими Омни. Данное словосочетание обозначало беспрекословное служение серокожим хозяевам космоса в признательность за то, что они реанимировали само понятие «человек».

…Герман, занятый сборами, сейчас не особенно задумывался над этим. Он вырос здесь, на Джорге, дикой, полной опасностей, совершенно не освоенной ранее планете, куда Омни поселили общину людей. Он привык служить серокожим существам, хотя и недолюбливал их за надменность. Он с детства слышал о Долге Чести и был по-настоящему предан этому понятию. Лучшей наградой за его жизнь являлся тот лишний ребенок, которого привез с собой Го.

В том случае, если Герман выиграет схватку с Ашангом, колония людей на Джорге будет состоять уже из трехсот одного человека.

Он страстно желал именно этого – победить ненавистное разумное насекомое и выиграть неслыханный приз – еще одну человеческую жизнь.

…Бросив мимолетный взгляд на стереоснимок, Герман прошел в противоположный угол комнаты, где в специальном шкафу хранился еще один из немногочисленных, но свято чтимых артефактов.

Это был боевой скафандр с полустертой, уже плохо читаемой маркировкой на металлопластиковом ободе забрала гермошлема:

«Подольский завод космотехнического оборудования. Сделано на Земле».

Все, что относилось к разряду военной и космической техники, являлось для человеческой общины запретом, наложенным Омни. Оборудование и технику, необходимые для ведения боевых действий в той или иной области космического пространства, им обычно привозили на орбиты Джорга, куда воинов-людей поднимали челночные корабли серокожих существ.

Этот боевой скафандр являлся единственным исключением из правила, да и то, наверное, лишь потому, что был старым, лишенным какого бы то ни было вооружения, а символы для представителей расы Омни не имели никакого значения и воспринимались ими буквально, как это виделось глазу: похожий на знамя родовой вымпел – вышитая тряпка, старый скафандр с полустертой надписью по ободу забрала – безопасный хлам, которому давно пора в утиль…

Никто из серокожих существ не понимал, что старый, действительно выработавший свой гарантийный ресурс скафандр был более чем опасен.

Эта надпись, особенно последние два, уже едва читающихся слова «Сделано на Земле», были сильнее, чем любое оружие.

Они являлись одновременно и памятью, и символом, и катализатором той неосознанной тоски, неудовлетворенности, которую рано или поздно начинал испытывать любой выращенный в банке инкубатора человеческий клон.

Они, рожденные в глубоком космосе, не могли забыть о Земле.

…Герман разделся донага, затем натянул на себя плотный костюм из облегающей тело теплой ткани, наружный слой которой был ворсистым и шероховатым. Протянув руку, он достал бронежилет, и металлокевлар так же мягко обволок его спину, грудь и плечи, присосавшись своей подложкой к ворсистой поверхности надетого на голое тело костюма.

Старый скафандр тихо взвизгнул встроенными приводами активации, когда Герман подошел к нему и коснулся сенсора на внутреннем ободе откинутого вверх забрала гермошлема.

Через несколько минут на ступенях широкой лестницы, ведущей от ворот замка к той площадке, куда садились корабли Омни, показалась фигура в камуфлированном серо-зелено-коричневыми пятнами боевом скафандре.

На несколько секунд задержавшись у ворот, Герман пошел вниз по широким, высеченным в камне ступеням навстречу Го, который у подножия своего корабля что-то пояснял застывшим подле него квазианцам.

Герман понимал, что движется сейчас не навстречу Омни или этим уродам, которые сверлили его крохотными, ненавидящими глазками, – он шел навстречу своей судьбе, но не испытывал при этом ни страха, ни сомнений.

Холодное спокойствие было для него предвестником боя, смертельного риска и, возможно, собственной смерти.

Генетический отбор, произведенный Омни, действительно имел успех – люди, клонированные по отобранным образцам, были как на подбор: спокойные, уверенные в себе, исполнительные и преданные Долгу Чести.

Из всего, даже из столкновения в космосе с такой агрессивной расой, какой были люди, можно извлечь пользу, – подумал Го, глядя на приближающегося Германа. – Жаль убивать этого индивида, но он становится опасен, да и квазианцам будет приятна смерть одного из тех, кто разбил их наголову…

* * *

Условия поединка, или, как это назвал Омни, охоты, были просты и сводились к следующему: два существа, Человек и Ашанг, начинали свой путь в ближайших зарослях, выпущенные неподалеку друг от друга. Местная сельва не могла служить серьезным преимуществом для Германа, – биосфера Джорга была так же немилосердна к поселившимся здесь людям, как и к Ашангу, привезенному на корабле Омни.

Конечной целью двух существ было истребление противника. Но вот продолжительность борьбы и способ ее ведения сильно зависел от промежуточного этапа смертельного состязания. Го сообщил Герману, что в пяти километрах от замка, на одной из полян, припаркован человеческий космический истребитель. Аналогичная машина форкарсиан была расположена где-то поблизости.

То есть если они не убьют друг друга раньше, то, добравшись до кораблей, смогут продолжить схватку – сначала в атмосфере, а затем и в околопланетном пространстве.

При этих наставлениях Омни Германа, несмотря на внешнее спокойствие, внезапно охватила нервная дрожь.

Го что-то пояснял похожим на жаб квазианцам, указывая на трехметровые полотнища стереоэкранов, куда будет вестись прямая трансляция с видеодатчиков, закрепленных на скафандре человека и боевой броне Ашанга, а Герман едва слышал эти пояснения, потому что его разум полонила единственная, ударившая дрожью по мышцам мысль.

Истребитель.

Настоящая человеческая машина, если верить словам Го.

Омни забавлялся на всю катушку. Он, видно, вошел в раж и не поскупился на декорации к предстоящему кровавому действу.

Герман сильно сомневался, что владыки космоса стали бы реанимировать человеческие технологии для создания подобной машины, – значит, они отыскали настоящий истребитель, чудом сохранившийся где-нибудь в пространстве после войны людей и форкарсиан…

Голова внезапно пошла кругом, мысли на секунду спутались, будто непослушные волосы на ветру.

Герман, который не был намерен долго забавлять Омни, а собирался покончить с Ашангом где-нибудь в ближайших зарослях, понял, что насекомому повезло и исполнение мысленного приговора, заранее вынесенного ему человеком, отодвигается на неопределенный отрезок времени.

Омни был хитер, как сам дьявол.

Он, без сомнения, предугадал реакцию Германа на упоминание о находящейся где-то поблизости машине его предков, землян.

Он наклонился к самому уху молодого Джорга и сказал, пользуясь тем, что забрало скафандра оставалось открытым:

– Маленькая деталь, Герман. Я установил замок на кабине пилота. Тебе придется открыть его особым ключом.

Герман повернул голову внутри шлема и, посмотрев на Омни, спросил:

– Что это за ключ?

– Кровь, – коротко хохотнул Го, подмигнув разинувшим свои жабьи рты квазианцам. – Замок среагирует только на кровь Ашанга.

– Если я убью его, какой смысл в истребителе?

– Никакого, – согласно кивнул Омни. – А ты не убивай его совсем. Чтобы открыть замок, тебе нужна лишь капля его крови…

Герман понял.

– Его рубка откроется аналогичным путем? – нахмурясь, спросил он.

– Абсолютно, – подтвердил его догадку Омни.

* * *

Слово «сельва» пришло на Джорг из древнего человеческого языка.

Если бы среди артефактов, хранящихся в замке, присутствовал весь толковый словарь интеранглийского, а не часть его обугленных страниц, то Герман мог бы обнаружить, что на далекой, необитаемой теперь Земле так называли влажные экваториальные тропические леса.

Впрочем, тот смысл, который вкладывали в термин «сельва» обитатели выстроенного на выступе скальных пород замка, не очень отличался от истинного значения данного слова. Разница заключалась лишь в том, что климат Джорга был более холодным…

…Стоило Герману немного удалиться от наблюдательной площадки, где расположился Го в окружении квазианцев, как вокруг него действительно сомкнулся влажный, труднопроходимый лес, верхний ярус которого трепал ледяной ветер, а внизу, меж могучих стволов, царило затишье, в котором, из-за разницы температур между заболоченной почвой и гнущимися под порывами ветра кронами, постоянно висело влажное марево, представлявшее собой крупные капельки не то тумана, не то моросящего из-под нижних ветвей деревьев дождя.

Скорее всего, это срывался конденсат, постоянно образующийся на разлапистых, похожих на распущенные веера листьях деревьев.

Серый, напоенный влагой сумрак наискось пересекали протянувшиеся от дерева к дереву причудливые плети ползучих растений-паразитов. В стылой тиши раздавались шорохи и вскрики.

Герман знал этот лес, но не любил его.

Сельва была коварна. Болотистая почва постоянно находилась в движении, что-то бурлило в ее недрах, зыбко покачивались упругие пласты вездесущего мха, и там, где вчера пролегала звериная тропа, сегодня вполне могла оказаться топь.

Он сразу ушел вслед за ветром, не полагаясь на расхожее мнение, что у Ашангов слаборазвитый нюх.

Это еще следовало проверить. Он лично еще никогда не сталкивался с представителями расы насекомых.

Двигаясь между сумеречной колоннадой стволов, Герман машинально уклонялся от соприкосновений с ядовитыми паразитическими вьюнами, одновременно пытаясь представить, как в такой ситуации будет действовать его враг.

Он знал, как поведет себя квазианец или иное существо, с которым Герману уже приходилось иметь дело, но не Ашанг.

До последнего дня термин «Ашанг» являлся для него лишь звуком, сочетанием букв, символом прошлой ненависти и невосполнимой утраты.

Реальных же знаний об Ашангах не было никаких.

Насколько его противник хорош как следопыт? Какие органы сенсорного восприятия мира превалируют в его организме? Как он мыслит?

Неизвестно.

Оказывается, этот емкий на первый взгляд термин «враг» заключал в себе лишь неизбывную ненависть, и только.

Ну ладно… Ринуться в бой, опираясь лишь на ненависть, он не мог. Возможно, его боевые навыки окажутся выше, чем у противника, и он застрелит Ашанга или утопит в вонючем болоте, но что с того?

Омни был хитер и жесток. Он кинул разуму Германа ту приманку, которую рассудок молодого воина заглотал, как голодная рыба глотает насаженную на крючок наживку.

Герман хотел увидеть машину своих предков, хотел сесть в нее, поднять в небо, хотя бы на миг ощутив, что от понятия «человек» осталась не только послушная воле Омни горсть праха, а нечто большее…

Отыскав более или менее твердый участок почвы, образованный сплетением узловатых корней нескольких деревьев, Герман затаился, привычно и быстро оборудовав замаскированное убежище.

Он понимал, что Ашанг, которому Омни наверняка сообщил то же самое, что и ему, станет искать человека. «Пусть насекомое сделает первый ход…» – решил про себя Герман, позволив осторожности и здравому смыслу возобладать над всеми остальными чувствами.

Ему пришлось ждать совсем недолго.

Минут через пять на противоположной стороне продолговатой заболоченной прогалины шевельнулись ветви кустарника, затем несколько раз судорожно дернулась и внезапно обвисла обрубленной плетью ядовитая лиана.

Ашанг явно не знал особенностей местной природы, и Герман получил преимущество, которым собирался воспользоваться в полной мере, но не совсем в тех целях, на которые уповал Омни.

Насекомообразное создание, порожденное чуждой эволюцией, появилось почти сразу вслед за дрожанием ветвей и судорожным рывком обрубленной лианы.

Противник был приблизительно одного роста с Германом, и строение его тела отдаленно напоминало гуманоида.

Ашанг остановился на границе кустарника.

Он был с ног до головы закован в природную броню из хитина. Ороговевшие покровы имели тускло-коричневый оттенок, руки и ноги производили такое впечатление, будто с них содрали плоть, оставив лишь кости, поверх которых вились связки не то мышц, не то сухожилий.

Голова Ашанга была вытянутой, похожей на сильно заостренное к затылочной части яйцо, глаза, разнесенные далеко в стороны, имели фасетчатую структуру: они казались выпуклыми и в них отсутствовали зрачки.

В первый момент, глядя на насекомоподобное существо, застывшее в напряженной позе на краю прогалины, Герман испытал двоякое чувство. С одной стороны, он ощутил любопытство, замешенное на брезгливости, с другой – в нем всколыхнулась острая, граничащая с безумным желанием ринуться вперед ненависть. И вдруг оба этих чувства истаяли, оставив после себя лишь напряженное ожидание дальнейших действий Ашанга.

По всем писаным и неписаным законам ему следовало броситься на врага, чтобы уничтожить эту ненавистную тварь, но Герман вдруг обнаружил в себе выдержку, о которой не подозревал не только Омни, но и он сам.

Некоторые понятия бывают значимы для человека лишь до тех пор, пока они не материализованы. Символ «Ашанг» был прост и понятен.

Стоящее метрах в пятидесяти от Германа существо – нет.

Ашанг оставался его врагом, но это скорее была дань традиции и правилам игры, которую навязал им обоим Омни.

Насекомоподобное существо внимательно осмотрелось и, очевидно, заметив следы недавно прошедшего тем же путем человека, осторожно двинулось вперед, постоянно озираясь.

Ашангу было намного легче передвигаться по болоту, чем Герману. Он весил раза в два меньше, чем человек, и зыбкий, колеблющийся ковер коварного мха, соответственно, держал его прочнее.

Но насекомое не подозревало, что Герман нарочно оставил небрежные следы на краю прогалины, в центре которой располагалась топь.

Все произошло именно так, как он и рассчитывал. Ашанг дошел до центра прогалины и внезапно оскользнулся, когда коварная почва, образованная сплетениями корней, вдруг выскользнула у него из-под ног, мгновенно превратившись из опоры в бездонную, липкую, жадно чавкнувшую и запузырившуюся трясину.

Ашанг издал невольный шипяще-щебечущий звук, вероятно, адекватный возгласу удивления, попытался было совершить отчаянный рывок в сторону, но жадная трясина уже схватила его, обняв по самую грудь.

Зловонные пузыри вскипели, выплевывая дурно пахнущие флюиды болотного газа.

Несколько секунд насекомообразное существо отчаянно и мужественно боролось, выпростав руки и пытаясь ухватиться трехпалыми кистями хоть за что-нибудь, но его окружала топь, и рывки лишь затягивали вглубь барахтающееся тело.