Текст книги "Доктор Данилов в роддоме, или Мужикам тут не место"

Автор книги: Андрей Шляхов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 17 страниц) [доступный отрывок для чтения: 7 страниц]

Глава девятая
КИТАЙСКИЙ ЭФФЕКТ

– Эта история, описанная в международном журнале акушерства и гинекологии, произошла в двухтысячном году в Мексике. Некая дама, находящаяся на последнем месяце беременности и проживающая в глухом захолустье, где не было ни врачей, ни акушерок, в одиночестве промучившись от схваток более двенадцати часов, решила сделать самой себе кесарево сечение. Это были далеко не первые роды, но предыдущие закончились смертью ребенка, и ей очень хотелось родить здоровое дитя, пусть и ценой собственной жизни. Дама выпила спиртовой настойки, взяла кухонный нож и справа от пупка с трех попыток сделала разрез от нижнего края грудной клетки до лобковой кости…

Данилов замолчал, подцепил палочками кусок свинины, макнул его в соус и отправил в рот. Доктора за едой часто говорили об операциях, об осложнениях и прочих неаппетитных вещах – ничто не отвращало их от пищи. Особенно когда вокруг было так красиво – резные перегородки между столами, китайские пейзажи и циновки с драконами на стенах, красные бумажные фонари, – а еда выглядела очень, очень вкусно.

– Ловко ты управляешься палочками! – позавидовал Полянский, пятью минутами раньше попросивший у официанта вилку.

Ножи в китайском ресторане были не в чести – все блюда подавались уже нарезанными на кусочки. К китайцам Данилова затащил Полянский, уже полгода пылавший страстью к азиатской кухне.

– Я практик, – ответил Данилов. – Привык работать руками. А ты теоретик. Потом – так гармоничнее. Кстати, давно хотел спросить: а почему ты, сотрудник Института питания, предпочитаешь вредную китайскую кухню, где почти все жарится в растительном масле, полезной японской?

– Да потому, что китайская вкуснее, – не раздумывая, ответил Полянский. – А что вредно и что полезно, это еще бабушка надвое сказала. Ты давай досказывай свою байку, описанную в иностранном журнале. Разрезала она себе живот, и что дальше?

– Затем она, не торопясь, вскрыла матку, случайно перфорировав при этом кишечник, – Данилов понизил голос, чтобы специфическая врачебная застольная беседа не портила аппетит другим посетителям, – извлекла живого мальчика, перерезала ножницами пуповину и… ненадолго потеряла сознание. Когда пришла в себя, то крепко перевязала живот какими-то тряпками и стала звать на помощь. Кто-то наконец ее услышал, что ли, – в общем, через несколько часов приехал то ли врач, то ли местный коновал, то ли парамедик, который на дому зашил рану поверху и госпитализировал эту партизанку. В стационаре ее зашили уже не сикось-накось, а нормально, полечили от перитонита и… выписали домой в удовлетворительном состоянии. Вот как бывает! Это единственный подобный случай, аналогов нет.

– Да уж! – восхитился Полянский. – Гвозди бы делать из этих людей…

– Стало бы в мире нехило гвоздей! – докончил Данилов, заедая свинину маринованным имбирем.

Некоторое время ели молча, потом Полянский спросил:

– Ты в курсе последнего приказа?

– Какого? – Данилов поднял руку, привлекая внимание официанта, и, когда тот подошел к их столику, указал глазами на опустевший графинчик.

Официант взял графинчик, поставил его на поднос, ушел, немедленно вернулся с полным таким же, разлил в стопки, стоявшие перед врачами, душистое вино нежно-желтого цвета и поинтересовался:

– Что-то еще?

– Пока нет, – ответил Данилов, окидывая взглядом стол, уставленный плошками разных размеров.

– Потом закажем фондю по-китайски, – объявил Полянский.

– Это как? – Данилов считал фондю не то швейцарским, не то французским, но в любом случае исконно европейским блюдом.

– Увидишь, если съешь все, что уже принесли, – обнадежил Полянский. – Я говорю про приказ об утверждении квалификационных требований.

– Так он еще летом вышел, разве нет?

– Да, но его мало кто читал… Вот ты читал?

– Нет, – мотнул головой Данилов. – Но в целом представление имею. Если раньше из одной специальности в другую можно было переквалифицироваться за три с половиной месяца, то сейчас придется проходить ординатуру. Не знаю, насколько это обоснованно…

– Но абсурдно – наверняка! Я был в Питере на конференции, так там главному онкологу и главному ревматологу для получения сертификата пришлось срочно идти на переквалификацию. Люди, которые, собственно, и организовывали эти службы, сами были без корочек. Прикинь, получается, что на курсах они читали лекции сами и себе, потому что далеко не первый год уже занимались переподготовкой по своим специальностям! Абсурд?

– Абсурд, – подтвердил Данилов.

– Теперь быстро переквалифицироваться на диетолога могут лишь врачи общей практики, педиатры, терапевты и гастроэнтерологи. Всем остальным – хрен! Извольте в ординатуру! Нет, я не говорю о рентгенологах и акушерах. Но почему нельзя из гериартрии или восстановительной медицины? Вот скажи – ты как врач «скорой помощи» с анестезиологическим уклоном в кардиологии разбираешься?

– Что за вопрос? – Данилов даже немного оскорбился. – Конечно, разбираюсь. И неплохо.

– Так вот – тебе в кардиологи можно попасть только через ординатуру. А врачам общей практики и терапевтам – можно через курсы. Где логика?

– Давай выпьем за то, чтобы нам никогда больше не пришлось переквалифицироваться, – предложил Данилов, поднимая стопку. – Жить надо основательно, без суеты.

– Давай, – согласился Полянский.

Они медленно опустошили стопки.

– Хорошо! – констатировал Полянский.

– Великолепно, – поправил его Данилов.

– Вовка, а когда ты меня на свадьбу позовешь? – хитро прищурился Полянский. – Хочется, знаешь ли, большого, шумного праздника.

– Белое платье невесты, малиновый пиджак жениха, каравай, швыряние букета, оглашение списка подарков… – задумчиво протянул Данилов. – Боюсь, что не смогу предложить тебе такого удовольствия. Максимум – торжественный ужин в узком кругу.

– А чем торжественный отличается от неторжественного? – полюбопытствовал Полянский.

– Игорь, я тебя не узнаю! – Данилов, словно заправский китаец, пощелкал палочками. – На торжественном ужине я буду в костюме и при галстуке.

– Я думал увидеть тебя в этом прикиде только в гробу!

– Ты ошибался. Это случится раньше.

– Так когда же? Я насчет торжественного ужина.

– Наверное, уже в будущем году. Вот подкоплю деньжат, справлю костюм и женюсь.

– Вова! Откуда в тебе это посконно-сермяжное «справлю»? Ты прямо как дореволюционный мастеровой!

– Ну не всем же князьями быть, – усмехнулся Данилов. – Это ты у нас Игорь, князь Полянский, – поддел он лысого круглолицего невысокого Полянского.

– А тебя в институте, если кто забыл, звали Крокодилом Геной… – напомнил Полянский.

– Никогда меня не звали крокодилом, не ври. – Данилов расправился со свининой и перешел к курице, приготовленной так, что она больше походила на телятину. – Но насчет свадьбы не сомневайся – без тебя не обойдется. Надеюсь на ответную любезность.

– Ну уж нет. – Полянский потешно затряс головой. – Я уже переступил ту грань, за которой не хочется ломать налаженный быт. В холостяцкой жизни есть много преимуществ, друг Горацио, которые и не снились женатым мудрецам. Хотя тебе я искренне завидую. Белой завистью. И очень рад, что у вас с Еленой все хорошо.

– У нас все естественно, – поправил Данилов, суеверно постучав по деревянной столешнице. – Не надо притворяться, не надо врать, не надо строить предположений и увязать в подозрениях. Обычная скучная обывательская жизнь, которая мне неожиданно стала нравиться.

Анекдот хочешь?

– Хочу.

– Патологоанатом и реаниматолог захотели отпраздновать День медика. Взяли водку и закуску и стали думать, где устроить застолье. Реаниматолог предложил: «Пошли ко мне?» Патологоанатом ответил: «Давай лучше ко мне. Боюсь я твоих, ведь они иногда шевелятся», – заржал на весь зал Полянский.

Впрочем, на него никто не обратил внимания.

– Этот анекдот мне рассказал Сережка Беляев на втором курсе, – сообщил Данилов. – Есть ли что посвежее в твоих запасниках?

– Найдем! – пообещал Полянский и взмахом руки подозвал официанта: – Принесите нам, пожалуйста… – и закончил заказ длинным китайским словом.

– Ты обещал фондю, – напомнил Данилов.

– Оно и есть.

Неведомое блюдо оказалось тончайшими ломтиками свинины, почти прозрачными на свет, которые полагалось на пару секунд опускать в котел с кипящим бульоном, затем обмакивать в несколько соусов и тут же съедать. Переносная жаровня с котлом, стоящая посередине стола, делала застолье уютным, почти домашним, а ритуал приготовления еды был интересным сам по себе.

– Классная штука! – похвалил Данилов. – И процесс, и само блюдо выше всяких похвал!

– Рад, что понравилось, – не переставая жевать, ответил Полянский.

Некоторое время они ели молча.

– Освоился уже на новом месте? – спросил Полянский. – Или нет? Я смотрю – про «скорую» ты рассказывал много, про роддом молчишь. Или с вас там подписку о неразглашении берут?

– Да нет, просто нечего рассказывать.

– Так уж и нечего? – не поверил Полянский.

– Ну да. Обычная врачебная работа. Хотя… – Данилов помолчал с минуту и продолжил: – Ты прав. На «скорой» была моя жизнь, а в роддоме – только работа.

– Это закономерно, тогда ты был холост, а теперь у тебя есть семья…

– Нет, дело совсем не в этом. Дело в отношении, в чувстве, с которым я шел на работу. На «скорую» я шел как домой, а сюда – чисто на работу… Как бы это объяснить…

– Да я понимаю, – погрустнел Полянский. – С подобным чувством – на работу – я хожу в свой институт. А пару-тройку раз в год езжу в шестьдесят пятую больницу, где когда-то совмещал лаборантом. Езжу как к себе домой, несмотря на то, что прошло столько лет… Хотя люди везде одинаковые.

– Да не в людях дело, а в том, как они относятся друг к другу! – Внезапный приступ головной боли сделал Данилова раздражительным. – На «скорой» вокруг меня были товарищи по работе, а здесь – сослуживцы.

– Помню твоих товарищей, – сыронизировал Полянский. – Одного ты кипятком ошпарил, другому чуть челюсть не своротил… Как же.

– Дурак ты, Гоша, и лечиться тебе уже поздно, – ответил Данилов.

Он вытащил из кармана блистер пенталгина, выдавил на ладонь две таблетки, закинул их в рот и запил водкой.

– Силен мужик! – покачал головой Полянский. – И не развезет?

– Нет. Только голова перестанет болеть. Можешь не волноваться – тебе не придется доставлять меня домой. К тому же ты не знаешь, где я теперь живу.

– Это не мое упущение, а твоя недоработка.

Согласен. На Новый год приглашаю тебя в гости. Можешь взять с собой подружку, только выбирай поумнее…

– Я лучше один приду. Так надежнее.

– Договорились. Познакомлю тебя с Никитой…

– Слушай, можно нескромный вопрос?

– Подожди, пока официант уберет жаровню, – и задавай, – серьезно сказал Данилов.

По знаку Полянского жаровня была убрана и ее место занял медный чайничек, стилизованный под старину и оттого выглядевший малость обшарпанным. Полянский опасливо покосился на чайничек и продолжил:

– Скажи-ка, каково это вдруг взять и оказаться папашей великовозрастного мальчика? Любопытно мне.

– Игорь! – Данилов погрозил другу пальцем. – Признайся – ты собираешься жениться и у нее есть ребенок! Я угадал?

– Нет, – твердо ответил Полянский. – Спрашиваю из чистого любопытства.

– Тогда из чистой откровенности отвечаю – а хрен его знает. Я пока так и не понял.

– Ну а какие отношения сложились?

– Мирные. Я его не учу жизни, а он не вспоминает о том, как хорошо было без меня. Так и живем. По выходным иногда ходим в кино или в боулинг. Задушевных тайн друг другу пока не поверяем, да и вряд ли соберемся это делать.

– А он не является для тебя… Ну, глядя на него, ты не ревнуешь Елену к ее бывшему мужу?

– Ты явно пересмотрел отечественных сериалов, – поставил диагноз Данилов. – И явно подумываешь о женитьбе, что бы ты об этом ни говорил. Каким образом я должен ревновать Елену к ее бывшему мужу, если сейчас она живет со мной, а с ним не видится и не слышится?

– Ладно, замнем. Голова прошла? – Полянский разлил остаток водки по стопкам.

– Почти.

– Тогда давай выпьем за то, чтобы все наши желания исполнялись…

– …правильным образом! – закончил за него Данилов, поднимая свою стопку.

– Совсем забыл! Угадай, кого я позавчера видел по телевизору?

– Президента, – не думая ответил Данилов.

– Мишку Замятина! И знаешь кто он теперь? Угадай!

– Хватит загадок! Хочешь рассказать – говори так.

– Заместитель начальника окружного управления здравоохранения!

– Замятин?! – изумился Данилов.

Мишка, с которым они вместе учились и вместе же начинали работать на «скорой», был человеком в своем роде уникальным – невероятно охочим до побочных заработков и столь же невероятно ленивым. Учился он на тройки, утверждая, что лучше закончить институт с красным лицом и синим дипломом, чем наоборот.

На «скорой» доктор Замятин проработал всего полгода.

Обычно для того чтобы получить от пациента «личную денежную субсидию», врачу или фельдшеру, а то и обоим вместе, надо постараться. Укол сделать, капельницу поставить, кардиограмму снять, в «хорошую» больницу отвезти. Короче говоря – каким-то образом угодить.

Доктор Замятин не любил себя утруждать. И фельдшеров, с которыми вместе работал, тоже ничем не утруждал, за что те его очень любили. Они даже писали за него карты вызова, потому что Замятин и это ленился делить.

Деньги с больных он вымогал своим, особым образом. Выбирал жертву подоверчивее и помнительнее (интуиция у него была потрясающая), разумеется – с повышенной температурой, бегло ее осматривал и заявлял:

– Похоже, что у вас лихорадка Папатачи! Крайне заразная болезнь!

Или – цуцугамуши. А то и вообще – пятнистая лихорадка Скалистых гор. Главное, чтобы название было неведомым, потому что неизвестное пугает сильнее.

«Заразные больные» и их родственники цепенели от ужаса.

– Я должен вас немедленно госпитализировать в инфекционный стационар! – продолжал Замятин. – Собирайтесь, да поскорее, а я пока запишу всех контактных…

– А в больницу надолго? – этот вопрос обычно задается сразу.

– Карантин – сорок дней! – привычно хмурился Замятин.

Сорок дней – цифра пугающая, вызывающая в памяти всякие мрачные ассоциации.

– А может, не надо? – робко интересовались жертвы. – Может, я дома полечусь? А то ведь…

Их можно было понять – кому охота на сорок дней в инфекционную больницу!

Далее следовала короткая, но энергичная речь доктора Замятина, посвященная врачебному долгу, который надлежит исполнять, несмотря ни на что. Даже – несмотря на мизерную зарплату. Догадливые пациенты или их не менее догадливые родственники лезли в кошельки и откупались от сорокадневного карантина посильной суммой. Меньше суммы, эквивалентной сотне долларов, обычно не давали. Нередко давали и больше, причем никогда не жаловались. Когда выздоравливали, должно быть, радовались втихую, про себя, что строгий доктор ошибся и не пришлось им зря отбывать сорокадневный карантин.

Фельдшерам, разумеется, тоже перепадало от Замятина – за создание нужного фона на вызове и молчание. Фельдшеры радовались, но язык за зубами не держали, позволяя себе в курилке восхищаться необычайными замятинскими талантами. А все, о чем треплются в курилке, быстро доходит до начальственных ушей. Поначалу заведующий подстанцией отнесся к информации с недоверием, приняв ее за байку, но звонок на один из вызовов расставил все по своим местам. Заведующий вызвал доктора Замятина к себе. Мишка вел себя нагло, вину отрицал полностью и даже нахамил начальству. На следующее дежурство он уже не вышел.

– Представь себе – Замятин! Собственной персоной вещал по кабельному о борьбе с очередями в поликлиниках, выписке льготных рецептов и всяком таком. А потом еще показали, как он вместе с Метлицкой, начальником управления, инспектировал только что открывшуюся поликлинику.

– Талантливый проходимец, – покачал головой Данилов. – Расскажу ребятам при встрече – обхохочутся.

– Он еще директором департамента станет, помяни мое слово, – предсказал Полянский.

В его голосе сквозила горечь. Данилов знал причину: Игорю второй год не утверждали тему докторской диссертации. Заведующий кафедрой, академик Федосеев, недавно отметивший семидесятипятилетний юбилей, опасался конкуренции со стороны молодых и прытких.

– Интересное дело, – сказал Данилов, когда официант принес счет, – никогда бы не подумал, что мы с тобой способны съесть такую прорву еды.

– Китайский эффект. Всего понемножку, и без картошки, – улыбнулся Полянский, мягко, но решительно отводя в сторону руку Данилова с зажатыми в ней деньгами. – Сегодня моя очередь.

Улица встретила их неприветливо: холодный и противный дождик пытался превратиться в снег.

– Какая мерзость! – высказался Полянский на выходе из ресторана. – Хочу туда, где тепло.

– У экваториальной Африки есть свои недостатки, – возразил Данилов, накидывая на голову капюшон. – Эпидемии, низкий уровень жизни, высочайшая смертность… Подумаешь, проблема – дождь со снегом.

Они быстрым шагом, чуть ли не бегом, ринулись к входу в метро, до которого было не более ста метров. Прощаясь с Даниловым в вестибюле, Полянский, которому было удобнее ехать по кольцевой, достал из кармана дубленки сложенный вчетверо лист бумаги.

– Держи, поржешь в дороге.

– Что такое? – спросил Данилов, беря лист.

– В Сети нашел. Тебе будет интересно.

Усевшись в вагоне, Данилов развернул бумагу. Заголовок звучал интригующе: «Десять самых странных поводов для вызова «скорой помощи» из моей практики».

К поводам давался краткий комментарий:

« 1. Доктор, подтвердите, пожалуйста, что я беременна, а то муж не верит.

Время вызова – около 2-х часов ночи. Супружеская пара явно после хорошего семейного скандала.

2. Доктор, мне нужно срочно санаторно-курортную карту заполнить – на работе «горящую» путевку в санаторий дали. Что значит – у вас нет бланков и вы этим не должны заниматься? Разве вы не врач?

Время вызова – около 20–00. Трезвый, интеллигентного вида мужчина лет 45.

3. Доктор, вы не могли бы помассировать мне шею? А то прихватило, а мне сейчас за руль садиться.

Время вызова – 7-00 утра. Интеллигентная женщина лет 40–45.

4. Доктор, а вы моей маме клизму не поставите? А то она меня к себе не подпускает.

Время вызова – 22–00 – 22–30. Матери лет 60, дочери – 30–35. Клизма нужна омолаживающая с настоем череды или еще какой-то травы.

5. Доктор, а вы можете меня в аэропорт отвезти? А то у меня вещей много, в обычное такси не помещусь. Я заплачу.

Время вызова – около полуночи. Мужчина лет 50, гражданин одной из среднеазиатских республик.

6. Доктор, мой сын сутки не может покакать.

Время вызова – около 15–00. Матери лет 70, пьяному сынуле – около 40.

7. Доктор, вы не можете сделать мне усыпляющий укол? Так, чтобы навсегда.

Время вызова – полночь. Семейная пара – разъяренная жена и муж виноватого вида. Обоим около 50. Укол захотела жена.

8. Доктор, а вы мою кошечку не стерилизуете на дому? Я заплачу.

Время – около 10–00. Пожилая, вполне адекватная дама.

9. Доктор, я вызвала вас, чтобы вы рассказали вот этому молодому человеку о вреде наркотиков!

Время вызова – час ночи. Маме – где-то 40, сынуле – лет 14.

10. Доктор, а вы со мной не выпьете? У меня сегодня день рождения.

Время вызова – под утро. Судя по виду, мужчина неопределенного возраста праздновал свой день рождения уже вторую неделю. Разумеется, все гости давно разбежались».

Девять поводов из десяти попадались Данилову во время работы на «скорой». Вот только кошку стерилизовать никто не предлагал. Зато три раза на вызове с поводом «плохо с сердцем» или «болит живот» его уговаривали сделать укол собаке. Доберману, йорку, а в прошлом году, кажется, ризеншнауцеру.

Глава десятая
ПОКЛЕП

– Доктора! – Главный врач постучала ладонь по столу, напоминая, что встреча еще не окончена. – Вчера я была на совещании в департаменте по подведению предварительных итогов нашей работы (имелись в виду московские роддома). Там обсуждали чепэ, недавно произошедшее в седьмом роддоме.

Зал тут же загудел. Слухом земля полнится – многие сотрудники уже знали о том, что случилось у «соседей».

– Кто в курсе – послушайте еще раз. – Ксения Дмитриевна постучала ладонью по полированной поверхности стола, стоявшего на подиуме. – Не повредит. Повторение, как известно, мать учения. Это действительно очень показательный случай, требующий особого внимания! Пример чудовищного нарушения врачебного долга, вопиющего безразличия и бездушия! Ну-ка, прекратили разговоры!

Выждав, пока все умолкнут, главный врач перешла к сути:

– В седьмом роддоме погибли роженица и ее ребенок. Погибли на глазах у заведующих отделениями, дежурных врачей и ряда других сотрудников! Произошедшее совершенно не вяжется ни со статусом столичного медицинского учреждения, ни с… Короче говоря – непонятно, как такое могло произойти.

– Да, поистине чудовищное происшествие! – картинно вздохнула заместитель главного врача Нижегородова, сидевшая по левую руку от Ксении Дмитриевны.

– Женская консультация направила первородящую в седьмой родильный дом. Через свою подругу женщина договорилась с одной из врачей роддома, что та будет вести ее роды и вообще присматривать за ней. Никто, конечно, и не предполагал, что в итоге все закончится гибелью двух человек!

Ксения Дмитриевна отпила воды из стоявшего перед ней стакана. Главный врач всегда выступала сидя и не требовала, чтобы вставали те, к кому она обращалась. «У нас не школа, а родильный дом», – любила повторять она.

– Итак, роженица, у которой немного скакало давление, была госпитализирована в отделение патологии беременности. Ей было проведено полное обследование и из-за узкого таза было рекомендовано оперативное родовспоможение. В субботу, когда у женщины появились боли в низу живота, один из дежурных врачей посмотрел ее и решил, что она сможет родить сама. «Личная» врач в это время отдыхала дома. Кто-то из акушерок по просьбе роженицы позвонил ей, но та приехать отказалась, и попросила ответственного дежурного врача приглядеть за своей подопечной…

Главный врач говорила долго, разбирая подробности и обстоятельно комментируя все действия персонала. Суть истории была в том, что дежурившие в субботу и воскресенье врачи несколько раз меняли свое мнение по поводу способа разрешения родов и, непонятно почему, в итоге пошли на естественные роды, хотя в истории родов было рекомендовано (и детально обосновано) оперативное родовспоможение. По недомыслию родовую деятельность еще и простимулировали окситоцином, чего явно не стоило делать. В итоге все закончилось разрывом матки и гибелью как матери, так и ребенка.

«У семи нянек дите без глазу», – говорят в народе.

– В «семерке» испокон веку черт-те что творится, – шепнул Данилову Вознесенский, сидевший на соседнем кресле. – Главврачи меняются как перчатки, персонал – и того чаще, все обшарпанно, запущенно, грязно…

– Почему так? – столь же тихо спросил Данилов.

– Место проклятое, – совершенно серьезно сказал Илья Иосифович. – Там когда-то первый главный врач в кабинете повесился. С тех пор все наперекосяк и пошло…

– Мистика какая-то, – не поверил Данилов, совершенно чуждый мистике.

– Жизнь, а не мистика. В жизни всякое бывает.

– В заключение хочу еще раз призвать вас, во-первых, думать головой, а не другими местами, и не считать себя самыми умными. Особенно на дежурствах в выходные и праздничные дни. Если у вас нет уверенности, то у вас есть я, есть Валентина Владимировна, – главврач кивнула влево, – есть заведующие, есть, в конце концов, истории родов, где все написано. Поменьше самодеятельности и самодурства! Побольше ответственности! Я намерена очень скоро уйти на пенсию. Я хочу уйти с почетом, а не получить пинка под зад по вашей вине. Так что учтите: кто попробует уничтожить мою чистую мечту – тому спуску не будет!

Ксения Дмитриевна обвела взглядом зал и добавила:

– Все свободны.

Проходя мимо главного врача к выходу, Данилов услышал:

– Владимир Александрович! Прямо сейчас загляните ко мне на пару минут!

– Хорошо, – откликнулся Данилов и неторопливо направился в приемную главного врача, уверенный, что Ксения Дмитриевна задержится в конференц-зале надолго: то один заведующий подойдет с вопросом, то другой, то сама хозяйка попросит кого-то задержаться.

Просьба заглянуть в кабинет означала, что разговор будет приватным, а значит, неприятным. Не те отношения были у Данилова с главным врачом, чтобы вести приятные беседы наедине.

Данилова догнал Вознесенский.

– Догадываешься, где прокололся?

– Нет, – равнодушно ответил Данилов. – Скоро узнаю.

– Нордический характер! – восхитился Вознесенский и убежал вперед.

В приемной главного врача скучала кадровик Ольга Евгеньевна, по совместительству выполнявшая обязанности секретаря.

– Здравствуйте, доктор, – приветствовала она Данилова. – А Ксения Дмитриевна еще не вернулась с конференции…

– Здравствуйте, я подожду, – сказал Данилов и уселся на один из шести стульев, стоящих в ряд вдоль стены.

– Хотите чаю? У меня есть горячий…

– Спасибо, Ольга Евгеньевна, не надо, – улыбнулся Данилов. – Боюсь, что без причитающейся мне порции горячего я отсюда и так не уйду.

– Вроде бы не было никаких предпосылок… – удивилась Ольга Евгеньевна.

Дверь распахнулась, и в приемную вошла Ксения Дмитриевна.

– Заходите, – пригласила она Данилова, проходя в свой кабинет. – Оля, если позвонит Бабаян из Потребнадзора, то сразу переключай его на Валентину. Она в курсе.

В кабинете главный врач молча указала Данилову на один из стульев, стоявших вдоль длинного стола для совещаний, а сама уселась на свое место.

– Владимир Александрович, – проговорила главврач суховатым и немного недружелюбным тоном, – мне поступила информация о том, что вы довольно часто конфликтуете с другими врачами роддома и, кроме того, позволяете себе вымогать деньги у больных. Это правда?

– Нет, – честно ответил Данилов. – Ссориться я вообще не люблю, разве что иногда хамов осаждать приходится, но я бы не назвал это частыми конфликтами с другими врачами. Собственно говоря, кроме Александра Емельяновича у меня со всеми сложились достаточно ровные, можно даже сказать – дружелюбные отношения.

– А почему Алексей Емельянович стал исключением из этого правила? Что в нем такого?

– Да ничего, просто характер дерьмовый, – откровенно сказал Данилов. – Причем далеко не я один так думаю.

– Вы без году неделя работает в роддоме и уже позволяете себе давать оценки старым сотрудникам, да еще и заведующим? – нахмурилась «хозяйка». – Не слишком ли вы опрометчивы в своих суждениях?

– Ксения Дмитриевна, вы спросили – я ответил. – Почувствовав, что разговор сейчас уйдет в дебри морализаторства, Данилов пошел ва-банк. – Можно подумать, что вы не знаете, кто такой Алексей Емельянович. Хам, истерик и подлец, вот и вся его характеристика! Он нажаловался вам на меня, так давайте я расскажу вам, как он ведет себя во время операций…

– Владимир Александрович! – перебила главный врач. – Лучше не будем перекладывать с больной головы на здоровую. Я пригласила вас для того, чтобы поговорить о вашем поведении. Когда мне будет надо обсудить Гавреченкова, я приглашу его и выскажу ему свои претензии. К тому же вы совершенно напрасно думаете, что Алексей Емельянович мне на вас жаловался. Сведения поступили из других источников…

«Выгораживает, – подумал Данилов. – Кому же еще, кроме Емели…»

– Вы – человек новый, и для того, чтобы влиться в коллектив, вам надо уметь идти на компромиссы, уметь ладить с людьми. Пожалуйста, учтите это, иначе вам будет очень тяжело работать у нас…

«Не возникай или уматывай на все четыре стороны», – перевел Данилов.

– Вы произвели на меня хорошее впечатление, и мне хотелось бы, чтобы вы у нас прижились. Я прекрасно понимаю, что специфика скоропомощной работы накладывает свой отпечаток на взаимоотношения с людьми, но согласитесь, Владимир Александрович, что в чужой монастырь со своим уставом не лезут. Вы хотите возразить?

– Нет, Ксения Дмитриевна, не хочу. – Данилову очень хотелось возразить, но он прекрасно понимал, что возражения только спровоцируют новый виток нравоучений. – Вы абсолютно правы.

Он уже понял, что главный врач распределила симпатии и антипатии еще до начала разговора и сейчас попросту озвучивала свое мнение. «Монолог дуэтом», – называла подобные беседы острая на язык Елена.

– Тогда на этом мы и закончим разговор о взаимоотношениях с коллегами. – Главный врач слегка оттаяла. – Теперь о взаимоотношениях с пациентками…

– Ксения Дмитриевна, – Данилов позволил себе перебить начальство, – если в общении с коллегами я могу быть немного резок, то денег и подарков я ни с кого никогда не вымогаю. И когда сами предлагают, не беру. Мне это противно. Поэтому кто бы вам чего ни сказал, по этому вопросу мы станем разговаривать так: или давайте факты, или воздержитесь от нотации. Третьего не дано.

– Ну, раз так, – поджала губы Ксения Дмитриевна, – то наш разговор окончен. Надеюсь, что вы примете к сведению мои слова.

– Уже принял.

Данилов встал и пошел к двери. Открыв ее, он замер на несколько секунд, затем обернулся к главному врачу и сказал:

– Пока люди не начинают создавать мне проблем, у них не бывает проблем со мной.

– Это угроза?! – Ксения Дмитриевна даже привстала от изумления. – Вы угрожаете мне?

– Нет, Ксения Дмитриевна, не вам, – покачал головой Данилов. – И это не угроза. Это предупреждение тем, кто поставляет вам подобную информацию. Всего хорошего!

– До свидания, – машинально ответила главный врач.

По дороге в отделение Данилов освежил в памяти всю свою недолгую трудовую деятельность в родильном доме и окончательно утвердился во мнении, что кроме Емели никому не успел досадить.

У входа в отделение Данилов столкнулся с Вознесенским.

– Ну что там? – не преминул спросить заведующий.

– Поговорили о взаимоотношениях с коллегами и пациентами. – Вдаваться в подробности Данилову не хотелось…

– В мирном ключе?

– В рабочем.

– Ясно, – протянул Илья Иосифович. – А кто накапал?

– Не знаю, но догадываюсь.

Данилов попытался обойти заведующего, но тот придержал его рукой и распорядился:

– Возьми кого-нибудь из девчонок и иди в «обсервационный» родзал на эпидуральную анестезию.

– Вы в курсе подробностей? – уточнил Данилов. – Или сначала мне одному сходить для оценки показаний и противопоказаний?

– Я сам ее смотрел, – ответил заведующий. – Нормальная женщина без каких-либо сопутствующих диагнозов.

– Тогда почему в обсервации?

– Встала на учет в консультации и сразу же укатила на дачу, поближе к чистой экологии. Вернулась перед самыми родами. Больничный не нужен, оттого и к врачу не ходила, и анализов не сдавала.

– Ясно.

«Кем-нибудь из девчонок» оказалась Ира, любимая медсестра доктора Данилова – организованная, сноровистая и молчаливая. Данилов, будучи человеком малоразговорчивым, не выносил болтливых напарников. Парочке словоохотливых фельдшеров на «скорой» он попросту советовал заткнуться всякий раз, когда их заносило, чем только упрочил свою репутацию грубияна.