Текст книги "Доктор Данилов на кафедре"

Автор книги: Андрей Шляхов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 16 страниц) [доступный отрывок для чтения: 6 страниц]

– У тебя, Соня, я смотрю, сегодня хорошее настроение. А у меня не очень.

– Не завидуй, Вера, сегодня у тебя проблемы, завтра – у меня…

– Кто сказал, что я завидую? Я, может, сочувствую…

«Что есть сочувствие, как не высшая форма зависти?» – вдруг подумал Данилов и усмехнулся – лезет в голову всякий бред. Хотя философы или психологи из этого, наверное, смогут выжать несколько диссертаций. Они любят парадоксы.

Глава седьмая
Витальное слово

– Согласно правилам клинические ординаторы несут лечебную нагрузку в объеме половинной нагрузки врача…

– Но не двойной!

– Где вы видели двойную нагрузку, Сергей Сергеевич?

– Давайте посчитаем…

– Не будем, зачем зря воду в ступе толочь?!

– Почему? Например, в прошлом месяце я отдежурил шесть суток, хотя по правилам, которые вы, Андрей Евгеньевич, поминаете через слово, ординаторы в течение месяца должны отдежурить одно суточное или два полусуточных дежурства. Одно, а не шесть!

– Интересно, как вы собираетесь научиться специальности без дежурств? Специфика работы анестезиолога-реаниматолога… – Кулешов оборвал фразу на половине, вздохнул, показывая, сколь горько ему общаться с такими несознательными людьми, как Грачевский. – С вами все ясно, Сергей Сергеевич, вы намерены просто отбыть на кафедре два года. Но учтите, что статус «целевика» еще не гарантия успешного завершения ординатуры. У нас были случаи, когда ординаторы заваливали итоговый экзамен…

Клинические ординаторы так же, как и студенты, сдают зачеты или экзамены по своей основной специальности и по некоторым смежным предметам. Кроме того, они дважды в год отчитываются на кафедре о своих достижениях, а на втором году обучения пишут две обзорные работы по специальности. В конце второго года обучения клинических ординаторов ждет главный и последний экзамен – итоговый квалификационный. При желании на нем можно завалить любого, не мытьем, так катаньем. Да и на промежуточных экзаменах тоже нетрудно. Заваленный экзамен можно пересдать в течение месяца, дается одна попытка. В противном случае отчисляешься из ординатуры.

Клиническая ординатура бывает трех видов: бюджетная или конкурсная, платная или коммерческая (ее еще называют контрактной) и целевая.

Бюджетные места, как и следует из их названия, финансируются государством, количество их весьма ограничено, набор идет по конкурсу. Порой на одно место претендуют десятки желающих, особенно в дефицитных специальностях, например, как урология.

Коммерческая клиническая ординатура стоит недешево (порядка ста с лишним тысяч рублей за один год обучения), но зато коммерческие места не ограничены. Чем больше – тем лучше, ясное дело. Кто ж станет отказываться от лишних денег?

Целевая клиническая ординатура стоит особняком и является как бы пограничной. В нее направляются люди территориальными органами управления здравоохранением или конкретными учреждениями. Ординатор не платит за обучение, но обязан отработать по окончании ординатуры некоторый установленный срок там, откуда его направили. Не станешь – придется возвращать деньги за обучение. Планированием и распределением мест в целевой ординатуре занимается Департамент здравоохранения.

К «целевикам» и «коммерсантам» отношение обычно более либеральное, нежели к «бюджетникам», с которых спрашивают строже всего.

– Кстати, прошу всех запомнить, что дежурство – не повод для пропуска еженедельных кафедральных семинаров! – продолжил Кулешов. – Даже если вы не спали всю ночь, то извольте уходить домой после семинара, а не до него. Большинство врачей, к вашему сведению, после дежурства отрабатывают рабочий день в обычном режиме, без поблажек…

– А некоторые по трое суток подряд дежурят, переходя с одного дежурства на другое! – вставил ординатор Дешевых.

Непонятно было, сказал он это в поддержку Кулешова или тонко поиздевался над ним. Дешевых если и шутил, то никогда не улыбался.

– Давайте не будем, Валерий Александрович, приводить в пример такую порочную практику, – поморщился Кулешов. – Беготня с одного суточного дежурства на другое есть не что иное, как злостное нарушение трудового законодательства. Я понимаю мотивы, которые руководят врачами, работающими на трех работах, но это не означает, – Кулешов возвысил голос, – что я их оправдываю. Подобный график быстро изматывает, снижается работоспособность, и так далее…

Данилов не принимал никакого участия в собрании, но считалось, что он занимается его организацией, которая заключалась в том, что он вешал на доску объявление о дате, времени и месте проведения собрания и присутствовал на нем. Зачем сидел там – непонятно, но так захотел Кулешов. То ли доцент намеревался на личном примере продемонстрировать Данилову, как надо работать с молодежью, то ли просто привык иметь под рукой помощника, то ли просто считал, что новый старший лаборант нихрена не делает, пусть хоть на собрании присутствует. Написано же в должностных обязанностях старшего лаборанта кафедры, что он организует работу учебно-вспомогательного персонала.

Первогодки-бюджетницы Лиля Франчук и Таня Хохлова хотели знать, какие сертификаты они смогут получить после окончания ординатуры. Обе они были из тех, кому подавай все и сразу, но в медицине разбирались неплохо, чувствовалось, что шесть предыдущих лет девчонки учились, а не просто сдавали экзамены, шаг за шагом приближаясь к заветному диплому.

– После окончания обучения, в случае успешной сдачи квалификационного экзамена, вы получите сертификат специалиста по основной специальности – АИРу, – ответил Кулешов. – Выдача других сертификатов не предусмотрена. Какой еще сертификат вы намерены получить? Терапевтический? Или по акушерству и гинекологии?

– Сертификат врача «Скорой помощи», например, – сказала Хохлова.

– Какая взаимосвязь между АИР и «Скорой помощью»? – начал раздражаться Кулешов. – То, что и здесь, и там приходится реанимировать? Так это же не повод… Реанимировать всем врачам приходится, даже рентгенологи иногда этим занимаются. А вы что, Татьяна Петровна, мечтаете работать на «Скорой»? Так и поступали бы в ординатуру по специальности «Скорая медицинская помощь»! В Склифе, если не ошибаюсь, есть такая.

– Бред какой-то, – высказался ординатор Котовский, тоже первогодок, но коммерческий, учившийся на деньги папы-стоматолога (уникальный, надо сказать, случай, когда сын стоматолога не продолжил династию, а выбрал совершенно иное направление медицины). – Окончить ординатуру для того, чтобы работать на «Скорой»! Туда и без ординатуры с радостью возьмут!

– С ординатурой совсем другие перспективы, – заметила Хохлова.

– «Скорая» и перспективы? – презрительно скривился Котовский. – Татьян, ты думай, что говоришь! Какие перспективы могут быть на «Скорой»? Ничего, кроме грыжи и геморроя, никаких.

– С этого места, пожалуйста, поподробнее, – попросил Данилов, до сих пор не принимавший участия в дискуссии. – Можно узнать, почему именно грыжа и геморрой?

Кулешов, недовольный посторонним вмешательством в его общение с ординаторами, поджал губы и бросил на Данилова недовольный взгляд, но ничего не сказал.

– Грыжа от носилок, геморрой от сиденья в машине, – Котовский выразительно закатил глаза, словно досадуя на то, что его вынуждают объяснять очевидное. – Ах, забыл про цирроз! Там же все бухают, кто в промежутках между сменами, а кто прямо на линии. Скорики-бухарики!

Хохлова постучала себя по лбу указательным пальцем. Котовский сделал вид, что этот оценочный жест к нему не относится.

– Откуда такое подробное знание скоропомощной жизни? – Данилов старался говорить ровно, спокойно, ничем не выдавая нарастающего раздражения. – Работали или баек начитались?

– Подрабатывал! – гордо, с достоинством, ответил Котовский и, отметая могущие возникнуть подозрения, уточнил: – Студентам всегда не хватает денег, а там платят более-менее нормально.

– Долго? – так же спокойно продолжил расспросы Данилов. – Много ли подстанций сменили?

– А вам-то что? – Котовского повело на откровенное хамство.

– Я довольно долго проработал на «Скорой», но мне эта работа видится совсем в другом свете. А жена моя до сих пор там работает, – кем именно работает, Данилов уточнять не стал. – Я и хочу понять – то ли вы слишком смело… обобщаете, то ли я от жизни отстал? Да, кстати, я так и не нажил ни грыжи, ни геморроя, ни цирроза печени.

– Давайте прекратим! – не предложил, а потребовал Кулешов. – А то сейчас теряем время попусту, а после собрания начинаем терзать меня вопросами поодиночке. Как будто мне делать больше нечего, кроме того, чтобы сто раз одно и то же повторять! Первый год, я к вам обращаюсь! Вопросы есть? Неужели все понятно? Спрашивать лучше у меня, а не у второго года! Они могут такой лапши вам на уши навесить, что снимать рука устанет. Я в прошлом году одного такого шутника чуть из ординатуры не отчислил! Надеюсь, что второй год помнит эту историю.

«Второгодники» дружно заулыбались и закивали – помним, помним.

– А первому году я вкратце расскажу, чтобы вы имели представление о том, как вас могут разыграть ваши старшие товарищи. Есть у нас такой ординатор Закриев, он сейчас в шестнадцатой больнице проходит ординатуру. Очень хороший ординатор, грамотный, любознательный, можно сказать, уже готовый врач. В прошлом году, в самом начале ординатуры, Закриев спросил у одного ординатора второго года, позволяют ли здесь у нас, в семьдесят седьмой, ординаторам давать наркоз на операциях или только разрешают стоять рядом и смотреть? В ответ услышал, что разрешают все, только не всем. Если хочешь реально учиться профессии, заручись хорошим отношением заведующего отделением и других врачей, иначе никто на тебя внимания обращать не будет. Как? Да очень просто: купи для отделения хирургическую форму, по парочке комплектов на каждого сотрудника. Она всегда нужна, все обрадуются и станут относиться к тебе, как к родному…

«А что – логично, – оценил Данилов. – Вполне можно купиться. Что там по деньгам? Возьмем условно – тридцать человек в отделении, по два комплекта на каждого, это получается шестьдесят комплектов. Почем у нас форма? В розницу – около тысячи, ну, на мелкий опт, шестьдесят штук все-таки, что-то скинут. Ну, пусть по семьсот рубликов… Нехило – сорок две тысячи!»

– Горе-шутник, конечно, не думал, что Закриев действительно купит форму, но тот поверил, через неделю привез шестьдесят комплектов. Был скандал. В итоге форму удалось вернуть обратно, поэтому можно считать, что все закончилось благополучно.

– Это как сказать, – усмехнулась ординатор второго года Кныш. – Отделение до сих пор вспоминает про этот случай и переживает: из-под носа подарок ушел.

– Разве в больнице есть проблемы со спецодеждой? – удивился Кулешов. – Не думаю…

По окончании собрания Данилову прочитали нотацию. Совсем коротенькую и в общем-то справедливую, смысл которой сводился к тому, что не стоит устраивать прения с ординаторами, даже если они и ляпнули что-то такое… Данилов ответил, что он все понял, на том дело и закончилось.

В кабинете Колосова и Скибкарь сидели за одним столом и слушали интернет-радио. Почему-то на украинском, вроде как новостной выпуск. Данилов вошел на фразе дикторши «З витальным словом выступылы заступнык головы…».

– С каким-каким словом?! – не поняла Колосова.

– С витальным, – повторил Скибкарь.

– Витальное слово? – Колосова наморщила лоб. – Что-то я не понимаю. Разве бывают летальные слова? [29]29
  Витальный(от лат.«vitalis») – жизненный, прижизненный. Антоним – «летальный», т. е. смертельный, посмертный.


[Закрыть]Ладно – слушаем дальше!

– Никакого дальше! – Скибкарь щелкнул мышкой, и радио замолкло. Уговор был насчет десяти слов, а это уже двенадцатое! Извольте расплатиться, Екатерина Михайловна!

– Это неправильное слово! – возмутилась Колосова.

– Это для вас, клятых москалей, оно неправильное, а для нас, щирых хохлов, – правильное! Переводится как – «приветственное»! Приветственное слово! Так что – расплачивайся, раз проиграла!

– Щирый хохол! – картинно рассмеялась Колосова. – Я что-то не пойму тебя, Саша, то ты хохол, то – коренной москвич. Ты уж определись, как говорится, – или крестик сними, или трусы надень. Вот тебе, а не натура!

Под нос Скибкарю уткнулся маленький кукиш с задорно шевелящимся большим пальцем.

– Ребята, если что, я и выйти могу, – сказал Данилов. – Только намекните…

– Зачем? – хором удивились оба.

– Ну, если Екатерина Михайловна будет расплачиваться натурой…

– Да что ж это такое! – возмутилась Колосова, хлопая ладонью по столу. – Как можно! Такие намеки! Я этого афериста подстричь обещала, если проиграю!

– Михайловна – охренительный парикмахер, – подтвердил Скибкарь. – Что она на кафедре забыла, я не понимаю… У меня волосы никакущие, – он провел рукой по своим изрядно поредевшим на темени волосам, – вида нет, а Михайловна подстрижет, и я сам себе нравлюсь!

– Ты всегда сам себе нравишься! – Колосова шутливо толкнула Скибкаря в плечо. – Аферист!

– Насчет натуры мне ясно, – сказал Данилов. – А каков сам предмет спора?

– Украинский язык, – ответил Скибкарь. – Точнее, его знание. Михайловна заявила, что она хоть и никогда не учила украинский, но все-все понимает. Я, как человек, имеющий в Киеве родственников и не раз у них гостивший, выразил сомнение. В итоге мы поспорили. Я дал Михайловне фору в десять слов, но она…

– Мог бы дать и двадцать! – фыркнула Колосова. – А то насел на беременную женщину! Не буду я тебя стричь, и не мечтай…

– Но мы же спорили! – развел руками Скибкарь.

– Я пошутила! – Колосова показала ему язык.

«Спросить или нет? – подумал Данилов, глядя на Колосову. – Пожалуй, попытка не пытка».

Дождавшись, пока Скибкарь уйдет к себе (ушел он нестриженым и слегка обиженным), Данилов спросил у Колосовой:

– Екатерина Михайловна, свободная минутка для приватной беседы найдется?

– Найдется! – кивнула Колосова. – А Сашка все равно сволочь!

– Он хороший, – возразил Данилов, – только с виду суровый…

Вид у Скибкаря, если честно, был не столько суровым, сколько настороженным, словно он каждую секунду ожидал какой-то заподлянки.

Рассказав о сообщениях и звонках от незнакомок, Данилов спросил:

– Интересно, кто бы это мог быть? В истории кафедры, случайно, не было подобных прецедентов?

– Нет, – уверенно ответила Колосова. – А почему сразу кафедра? Почему не какая-нибудь прелестная одноклассница, не трахнутая в девяностом году, после дискотеки?

– Я веду довольно скучный, даже, можно сказать, унылый образ жизни. Дом – работа, работа – дом. В «Одноклассниках» и прочих соцсетях меня нет, любовниц не имеется…

– Боже мой, какой ужас! – посочувствовала Колосова. – Это же не жизнь, а тоска зеленая… Бедняжечка…

– Мне нравится такой образ жизни, – улыбнулся Данилов. – Тихие домашние радости, и все такое… Правда, сейчас у меня большей частью громкие домашние радости, но это неважно. Суть в том, что кроме как здесь, я никому и ничем насолить не мог. Да еще так серьезно, чтобы человек целенаправленно пытался осложнить мое семейное житье-бытье. Это хорошо еще, что у меня жена здоровая на голову, а была бы не очень…

– Так, так, так… – забормотала себе под нос Колосова, прикидывая в уме варианты. – Нет… никто из наших на такое не способен. Во всяком случае, ни за кем ничего такого не замечала, и заподозрить никого не могу… да и кому вы успели насолить?

– Кулешову хотя бы.

– Ой, не смешите! – Колосова махнула рукой. – Андрей Евгеньевич – вредный, злопамятный и мстительный, но на такие тонкие комбинации он не способен! И потом, это же чисто, женское. Разве вы не чувствуете? Ищите даму!

– Кандидатур всего две – Раиса Ефимовна и Яна Зиновьевна, – подумал вслух Данилов.

– Спасибо, что меня вы ни в чем таком не подозреваете, – улыбнулась Колосова. – И правильно – это точно не я. И не Раиса с Янкой. Во-первых, вы с ними не ссорились, во-вторых, они на такое не способны. И женщина будет стараться развести мужчину только в одном-единственном случае: если захочет, чтобы он женился на ней. Не стану вдаваться в подробности и выдавать чужие тайны, но скажу точно – не они. Ищите в другом месте. Может, в вас какая-нибудь прелестная соседка влюбилась? И начала усердно расчищать себе дорогу…

– С ними у меня большой дефицит, – усмехнулся Данилов. – И повода я никому не давал. И мне никто и никаких намеков не делал.

– Возможно, она стесняется, – предположила Колосова. – А может, хочет действовать наверняка – развести и потом уже намеки делать. Чтобы зернышки в подготовленную почву упали. Так больше шансов… Интересная история. Вы мне потом расскажите, чем дело кончится, ладно? И кто вас так любит?

– Непременно, – пообещал Данилов. – Раз уж сказал «а», то как без «бэ»? Только строго между нами, ладно?

– Ладно-прохладно-мармеладно! – пообещала Колосова. – А все-таки все вы, мужики, одним миром мазаны! Считаете нас сплетницами. Можно было и не предупреждать, разве я без понятия…

Данилов устыдился, попросил прощения и тут же его получил. Короче говоря, разговор закончился ничем.

Но интрига тем не менее продолжалась.

– Данилов! Это случилось! – объявила с порога Елена. – Только что! За десять минут до твоего прихода!

– Маша сказала первое слово или Никита объявил, что женится? – предположил Данилов. – А что мы так шумим? Маша не спит?

– Я ей поставила музыку, пусть развивается, заодно и отдохнем немного друг от друга. Данилов, мне только что звонила твоя любовь! Настоящая!

– Ух ты! – восхитился Данилов. – Настоящая, говоришь…

Из спальни, перекрывая тихие звуки фортепиано-скрипичной классики, донесся истошный вопль. Прослушивание музыки можно было считать законченным.

Умывшись и переодевшись в домашнюю одежду – джинсы и футболку (санитарный режим с рождением дочери стал очень строгим), Данилов явился в спальню. При виде отца Мария Владимировна заулыбалась, издала какие-то бодрые звуки (сам Данилов думал, что это и есть агуканье) и протянула к нему ручонки.

– Иди сюда, красавица, погуляем.

Данилов забрал Машу и начал расхаживать с ней по комнате.

– Что это у нас? Это у нас полка. А на ней – что? На полке книжки. А это у нас телевизор! Папа уже забыл, как он включается…

– Конечно, – ехидно поддела Елена. – Если у человека есть настоящая любовь, то ему уже не до него.

– Ты не иронизируй, – попросил Данилов, останавливаясь посреди комнаты. – Маша, давай вместе строго посмотрим на маму и скажем ей: «Так низзя!»

– Гым! – оживилась Мария Владимировна.

– Так нельзя! – поправила Елена. – Я прошу не сюсюкать с ребенком и не коверкать слова! А то она так и будет говорить, когда вырастет. Все же закладывается в раннем детстве!

– Маш, что в тебя уже заложилось? – спросил Данилов, легонько встряхивая дочь. – Надеюсь, что хорошее?

Дочь ничего не ответила. Зато наконец-то начала рассказывать Елена:

– Звонок на домашний. Я снимаю трубку и слышу: «Але, это квартира Владимира Данилова?» – Говорю: «Да», – тоже не здороваюсь. «А это его жена?» – «Жена, – говорю, – она самая». И тут она мне выдает, причем довольно вежливо: «Не хотелось бы вас огорчать, но ваш муж любит меня, а с вами живет исключительно из жалости. К сожалению, это так». «К чьему, – говорю, – сожалению? Моему или вашему?» – «К вашему. Он не может сказать вам, боится, что вы неадекватно воспримете эту новость, поэтому я решила сама позвонить…» Очень, кстати, натурально держалась девушка, не переигрывала. Я позволила себе рассмеяться (ну, сколько можно сдерживаться-то?) и говорю: «Все нормально, милая незнакомка. Если он вас любит, то забирайте его на здоровье… при желании можете жить у нас, комнатка молодоженам всегда найдется!»

– Ловко! – одобрил Данилов. – Маша, наша мама – молодец, да?

– Гым!

– Она, чувствуется, обалдела от такого радушия и замолчала. А потом спрашивает:

– Вы это серьезно?

– Серьезнее и не бывает! Раз у вас настоящая любовь, то разве можно ж вам палки в колеса ставить? Нельзя! Можно только смотреть на вас и радоваться.

Она интересуется:

– А это точно квартира Владимира Данилова?

– Точно, точно. Владимира Александровича Данилова, старшего лаборанта кафедры анестезиологии и реаниматологии…

А она отключилась, не успела я ее на чашку кофе или чая пригласить. И как-то, боюсь я, что больше она не позвонит. Не сладилось у нас…

– Да уж! – согласился Данилов.

Передав Марию Владимировну Елене (с рук на руки, в буквальном смысле этого слова), Данилов отправился ужинать. Куриный суп с лапшой как-то не вдохновил, захотелось простых и вредных бутербродов с сыром и маслом. Отдавая должное здоровому питанию, Данилов украсил каждый из четырех бутербродов листочком салата, заварил в чашке чай и сел за стол.

Недаром некоторые считают, что жирные кислоты стимулируют мозговые процессы. Данилов не успел дожевать первый бутерброд, как его осенило. Да так, что пришлось прерывать трапезу, что было совершенно не в его привычках, и отправляться в спальню к жене, только-только приложившей дочь к груди.

– Слушай, Лен, а почему мы думаем, что мстят именно мне? – спросил он с порога. – Может, кто-то из твоих подчиненных усердствует? И нарочно заходит с другого боку, конспирируется?

– Возможно, ты и прав, – после небольшой паузы согласилась Елена. – Тем более что моя работа этому способствует. Каждый день кому-нибудь на хвост наступать приходится, а иногда и на несколько сразу…