Текст книги "Временная Могила (СИ)"

Автор книги: Андрей Никитин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 3 страниц) [доступный отрывок для чтения: 1 страниц]

Никитин Андрей Николаевич
Временная Могила

Иногда мертвецы могут довольно много сказать о своей жизни. Конечно, это выходит у них не с помощью движения челюстей, или напряжения голосовых связок. Всё происходит без единого звука. Они не двигаются, и молчаливо лежат в своих могилах, неподвижно глядя пустыми глазницами во все стороны, в ожидании визита. Но, при вскрытии могилы, то, что оттуда достанут, может стать большим сюрпризом.

3 октября 2015 года. Окраина города Днепропетровск.

Виктор приехал домой, и стоял перед калиткой, с ностальгией охватывая глазами двухэтажный дом. Он редко посещал мать, хоть и знал, что она болеет. Лёгкий плащ, неизменный спутник его выходов в город, трепыхался на ветру, когда парень шагал по каменистой аллее к особняку. Этот дом он купил матери сравнительно недавно. Пять лет прошло с момента покупки, а Витя прожил тут в целом не больше года. Невысокий и плотный, Витя выглядел старше своих 27 лет. Круглое лицо, изучающий взгляд, твёрдый шаг, в руке между пальцев сигарета. Немного опущенная голова, чтоб скрыть горечь утраты, которую явно выдавали глаза. Дубовая тяжёлая дверь дома отворилась, и показалась знакомая личность.

– Витя, привет, – сказал врач, выходя из дома.

Томительное, неловкое молчание. Витя смотрел в уставшее лицо врача, и понял всё без слов. Семейный доктор, в течении года ухаживающий за матерью стал почти как родственник. Его худое и щуплое лицо, с очками на носу, выдавало ту нервную напряжённость, что измотала его силы.

– Она умерла ночью, – сказал врач, немного отведя скорбный взгляд, и покачал головой. – Её уже увезли, дома твоя тётя Вера. Её следует успокоить. Вид матери был в последнее время не очень. Она долго страдала, и, скажу честно, стала худой, будто из неё высосали жизнь.

– Причину её болезни так и не выяснили? – спросил Витя.

– Нет, – сказал доктор, и похлопал по плечу парня, – я много перевидал, но бывают случаи, не поддающиеся контролю, и исследованию. Твоя мать попала в это исключение. Я больше тут не нужен. Присмотри за тётей, и успокой её, чтоб не было истерики. Я дал ей успокоительного. Пусть она выпьет чаю, и отдохнёт.

Витя провёл мужчину взглядом, и вспомнил слова матери, которыми она обосновывала своё беспричинное заболевание.

– Я подхватила Египетскую болезнь, сынок.

Эти слова мало о чём говорили, и не давали ответов, но поднимали перед глазами много вопросов. Витя прошёл в дом, и снял плащ. Прошло пять лет с тех пор, как он купил матери дом, но она, будучи слишком слаба в последние годы, не могла привести его в должный порядок. Она жила тут одна, пока Витя колесил моря, работая помощником капитана.

Возле кухни, в тени, сидела тётя Вера. Она приложила к голове мокрое полотенце и откинулась на спинку кресла. В тени угла, закрытые глаза превратили лицо в однообразную маску. Её грудь плавно вздымалась, и казалось это единственный признак того, что она жива.

– Тётя Вера, как вы себя чувствуете?

Женщина приоткрыла глаза, глянув на парня, и вновь закрыла их, томно и протяжно вздохнув, выражая всю глубину упущенных возможностей.

– Она так мучилась, Витя. Я тебе не могу передать. Она не хотела ехать в больницу, говорила, что ей нужно быть тут. Если бы ты попытался уговорить её, возможно, сейчас её состояние было бы стабильным.

– Я пробовал, она мне говорила то же самое. Этот дом словно не отпускал её.

– Ей ведь было всего пятьдесят два, – сказала Вера.

Женщина поднялась с кресла, ощущая хрупкую необходимость проявления гостеприимности к племеннику. Хозяйки дома не стало, и Вера ощутила себя обязанной предложить чай, даже с учётом того, что дом принадлежал теперь Виктору.

– Чай будешь?

– Нет, спасибо. Я говорил с врачом. Он попросил проследить за тем, чтоб вам стало легче. Себе сделайте чай, и пейте успокоительное.

– Мне уже легче. Ты останешься тут? – спросила Вера, глянув на племянника, и понимая, что ему необходимо побыть одному. Худая женщина среднего возраста, Вера была младше своей сестры, но судя по состоянию матери, Виктор мог сказать, что разница была не шесть лет, а лет тридцать. Он помнит худое тело матери, которое буквально просвещалось и очерчивало структуру скелета, обтянутого кожей.

– Да, останусь. Куда же я денусь?

– Я прибрала немного в доме. Похороны через два дня. Завтра я приду и буду помогать готовить, вместе с Лизой.

– Спасибо, – печально сказал Виктор, и вздохнул, ощутив себя одиноким в этом мире. Тётя ничего не ответила. Она вымыла свою чашку, оделась, и, поцеловав парня в щёку, ушла, пообещав прийти на следующий день.

Виктор сидел, оглядывая старый дом. Он вслушивался в тишину, ещё совсем недавно нарушаемую звуками стонов матери. Он часто оставался у неё, чтоб помогать ей. Всё это навеяло на него тоску. Он меланхолично поднялся на второй этаж, прошёл в комнату матери и сел на кровать. Из спальни второго этажа были видны ветви черешни, приятно охлаждающие комнату и навеивающие мягкий аромат в весеннюю пору. Виктор осмотрел мебель, думая, что делать дальше со всеми вещами. Он остался один в этом мире. Кроме тёти у него не было родственников. Друзья были, но семьи больше нет.

Виктор начал перебирать вещи. Мать умерла, но вопросы остались. Они всегда всплывают после смерти близкого человека, и не дают покоя, заставляя голову прогибаться под весом неприятных мыслей.

Почему мать не хотела идти к врачу? Почему её болезнь так и не смогли окончательно диагностировать?

Всё было похожим на рак. И его признаки присутствовали, превращая мать в подобие скелета. Она всю жизнь провела, изыскивая подобных закостенелых мертвецов, и в конце пути стала одним из них. Думая над этим вопросом, Виктор пришёл к выводу, что основная причина состоит в том, что мать не хотела покидать дом. Даже когда Виктор приехал за ней на автомобиле, и предложил отвести своему знакомому врачу. Она лишь сказала, что не может покинуть дом. Она была убедительной, и Виктор не наседал на неё. Он мог забрать её силой, и сделай он так, возможно мать была бы жива.

Виктор открыл шкафчик с её личными вещами, и нашёл фотографию, где она была со своим гражданским мужем, с которым прожила почти пять лет. На фотографии они были в пустыне, загорелые, освещённые ярким светом жаркого солнца, и довольные. Мать, совсем молодая, худенькая, с красивым лицом и яркой улыбкой. В глазах блеск радости. Рядом мужчина, обнимающий её, и прижимающийся щекой к её щеке. На заднем фоне видны пирамиды. Фотография датировалась июнем 1998 года. Прошло 17 лет, подумал Витя. Он тогда был десятилетним мальчишкой, и мать только начинала его брать в свои рабочие командировки.

Почему мать не покидала дом?

Виктор посмотрел на тапочки под кроватью, зелёные, обитые мягким мехом. Он вспомнил шуршащие звуки, которые раздавались по ночам, когда он оставался у матери.

Шорх-шорх. Шорх-шорх.

Виктор слышал их каждый раз, перед тем как уснуть. Он подозревал, что мать ходит по дому. Но при её состоянии это было не просто удивительно, но даже опасно. На вопрос, куда она ходила, она лишь сказала, что попить воды, даже когда перед сном Виктор принёс ей полный графин. Она не договаривала правды, и это немного пугало.

Он хорошо помнит ту ночь, когда в очередной раз услышал, как мать шуршала своими тапочками. Он хотел проследить за ней. Естественное любопытство, обозначенное волнением сына, но мать куда-то исчезла. Виктор обошёл коридор, заглянул во все комнаты, спустился на первый этаж, матери не было. Он вновь поднялся в свою спальню, и собирался позвать её, подняв шум, когда увидел слабый свет из её комнаты. Он на цыпочках прошёл к двери, и заглянул через щель. Мать стояла голой, со свечой в одной руке, голова была задрана к потолку, всё её худое тело дребезжало, будто её трясли невидимые демоны. Она что-то шептала, прислушавшись, Виктор разобрал слова:

– Потерпи ещё немного. Осталось совсем немного.

Виктор испугался, и позвал её, тактично отойдя в коридор. От вида её сухих и костлявых ягодиц к горлу подкатывало ощущение брезгливости.

– Что ты хотел, Витя? Ты ещё не спишь? – слабым голосом сказала она, и пригласила его войти. Виктор вошёл, мать была уже в халате, сидела на кровати.

– Хотел пожелать тебе спокойной ночи, мама. Почему ты не спишь?

– Я уже ложусь, Витя. У меня немного болит голова, в последнее время я засыпаю не сразу.

С этими словами она улеглась в постель. Виктор пожелал спокойной ночи, и пошёл к себе в комнату. Но слова, которые произнесла мать, перед тем как он заглянул к ней в комнату, запомнились ему надолго и вызывали дрожь каждый раз, как он о них вспоминает. Она говорила неизвестно с кем, стоя голой, и глядя в потолок. В доме никого не было, и её комната была пуста. Но возможно эти слова являлись причиной, по которой мать не выходила из дому? Она боялась. Но боялась кого?

Виктор решил узнать правду, обыскав личные вещи матери. С кем она говорила, и чего осталось ждать недолго? Что он старался найти, он не знал, и надеялся, что какая-то часть вещей хранит свои тайны. А именно тайна и витала в стенах этого дома вот уже пять лет, с тех пор, как Виктор купил его, и дал матери возможность жить без нужды.

Виктор искал записки, фотографии, возможно, какой-то предмет, который она нашла в своих бесчисленных раскопках. С тех пор, как её гражданский муж, Костя погиб, она перестала ездить со своими коллегами. Она изменилась, закрывшись в себе.

Среди вещей комода, где мать хранила нижнее бельё, Виктор нашёл старые тетради, в которых было описание находок. Он бегло оглядел их, и посчитал, что после пересмотрит их внимательнее. Его привлекла небольшая тетрадка с красной обложкой, без опознавательных надписей. Это был дневник матери. Находка заставила его замереть на месте, и радостно просиять. Вот они, ответы. Вот она, правда. Неожиданно Виктор услышал шорох, и поток страха проник в его тело, напрягая мышцы. Он оглянулся, посмотрев в тёмный угол комнаты. Ему показалось, что у окна, где сложившись складками, висела занавеска, кто-то стоит. Он увидел кого-то у стены, в момент, когда взял в руки дневник. Мгновенная галлюцинация была вызвана пустотой дома, который впервые за много лет остался без своей хозяйки.

Виктор подошёл к окну, отдёрнул занавеску, и, конечно же, за ней никого не было. Он решил, что устал, и сел на кровать, лицом к окну. Свет падал на его руки и красного цвета дневник, с потрескавшейся обшивкой. Читать чужие дневники дело непристойное, но Виктор решил, что мать теперь не будет против. А информация, которую он там обнаружит, может здорово пригодиться.

1998 год 20 июля.

Мы занимаемся раскопками. Место неинтересное, и на что-то конкретное я не рассчитываю. Погода сегодня жаркая. Тут всегда жарко, и я не знаю, когда это кончится.

Вчера Костя позвал меня к свежевырытой яме. Я начала новый дневник, и следует немного описать моего коллегу, чтоб этот момент остался в памяти. Эти описания намного ярче, чем мёртвый снимок, где всё замерло на века, как безжизненные скелеты. Костя щуплый мужчина в очках, высокого роста, с белой повязкой на голове. Я видела, как он наполовину торчал из ямы, и махал мне рукой. Солнце безжалостно жгло наши обмотанные в тряпки тела. Египет суровое место. Постоянная жара, одежда, липнущая к телу, а когда напьёшься вдоволь воды, отпадает желание двигаться и появляется чувство дискомфорта. Африка это жестокий континент с суровым климатом. Тяжело привыкнуть, и невозможно представить постоянную жизнь в этом месте, если, конечно, вы родились в стране с умеренными температурами. Я Украинка, но приспособилась терпеть постоянную жару, и частое мытьё головы. Работа требует этого. Я археолог уже больше десяти лет. Давно уже на меня перестали смотреть как на молодую и зелёную практикантку. Надеюсь, что выгляжу не старше 30. Постоянная беготня и изматывающие нагрузки сжигают во мне слишком много калорий. Моему сыну 10 лет. Он остался дома, с бабушкой и дедушкой. Сюда я не хотела его брать. Придет время, и он всё увидит. Сейчас ему не будет интересно сидеть по половине дня над старыми сухими костями, и обметать их кисточкой для акварельных красок.

Я работаю с дружным коллективом. Меня уважают. Вид, конечно, у меня не девушки из богатого города, но извините, не на бал собралась. Майка, завязанная сзади на узел, чтоб не спадала, оставляет открытую полосу на животе. Короткие шорты, босоножки. Вот и весь арсенал моего личного бутика. Немного нелепый вид, если ещё учесть, что голова постоянно закрыта белой тканью, и волосы я распускаю только на ночь. За мной ещё ухаживают мужчины, а значит, привлекательность во мне осталась. Я стараюсь не думать, о том, что подобный факт возник из-за того, что я единственная девушка в нашем лагере. Этим я пользуюсь, особенно в жаркие дни, когда количество одежды на теле стремиться к минимуму. Я хожу без лифчика, и этим даю возможность парням почувствовать себя лучше. Не то, чтоб я стремилась найти приключения на свою задницу, просто я свободная девушка и вольна поступать, как мне нравиться. А мне нравиться быть в центре внимания. Когда женщина не замужем, мужчины сразу считают, что она воет волком по ночам, и лезет на стены, в поиске самца. Это не про меня. Но убедить в этом мужчин не так просто. Особенно напористы самые непривлекательные для меня. Словно красота как-то влияет на их подвижность. Привлекательные мужчины толпятся в сторонке, и искоса посматривают, а обладатели свиных рыл, с гордо поднятой головой идут на тебя, словно ты ждёшь его всю жизнь. Я подобных вещей не люблю. Не скрою, Костя тот человек, с которым я иногда уединяюсь. Некоторые из нашего коллектива знают об этом, но у меня такое ощущение, что все смотрят на него снисходительно, и считают, что он бросит меня при первой возможности. Я же так не думаю, и плевать мне на мнения завистливых дураков. Ребёнок у меня уже есть, и дальнейшая жизнь, мне не кажется дорогой в неизвестность, по которой идёт большинство одиноких женщин, со слезами, аккуратно скрытыми под слоем грима.

Итак, я подошла на крик Кости, и глянула в яму.

– Что ты хочешь мне показать? – спросила я. Костя глядел на меня, и на загорелом лице виднелась улыбка. Он стоял в продольной яме. Его лицо и руки были в пыли. Он смотрел снизу вверх, и стёкла его очков блестели на солнце.

– Помнишь вчерашнюю находку? – спросил он, – у найденного скелета, отсутствовал палец на руке.

– Помню, – сказала я и приставила ко лбу руку ладонью вниз, чтоб отгородить солнечный свет.

– Я нашёл этот палец тут же, рядом. Я начал копать дальше, и обнаружил, что на другой руке тоже нет пальца.

– Ему отрезали пальцы и бросили их в могилу?

– Я не знаю, был ли он жив, когда их отрезали. Но это не всё, я нашёл ещё кое-что.

Костя раскрыл ладонь, и я увидела металлический кружок, с маленьким отверстием в середине. Он немного напоминал кольцо, сильно поросшее ржавчиной. Кольцо было грубым и неровным, как и большинство найденных нами предметов. Я взяла его в руку, и поводила большим пальцем по гладкой поверхности. Металл. Это я определила по весу. Я глянула вниз, на лежащий в земле скелет. Он лежал в форме зародыша, на боку. На меня глядела чёрная глазница, рот слегка приоткрыт. Шесть верхних зубов, и три нижних насчитала я, пока глядела на череп. Правая рука с четырьмя пальцами лежала вдоль тела. Кисть левой руки, торчала из-под земли, у колена. На колене правой ноги шрам, словно оно неровно срослось, после перелома.

– Как думаешь, что это может быть?– спросил меня Костя. Я пожала плечами, продолжая вертеть колечко в руке. Всё-таки я считала, что это кольцо, хоть и наросты на нём были явно не из-за проведённого под землёй времени. Похожие наросты можно увидеть на монетках, лежащий на морском дне, но там явные солевые отложения и ржавчина, а тут лишь металл. Для уверенности её проверят, взяв анализ, но я была почти уверена. Металл блестел на солнце, когда я отковыряла остатки грязи ногтем.

– Я думаю, это монета или кольцо, служащее определённому ритуалу, – предположил Костя. Он стоял в яме, и тщательно разглядывал скелет. У его ног лежали щётки, кисточки и маленькая лопатка. Он присел и наклонился к черепу, затем глянул на меня.

– Что ты делаешь, Костя? – спросила я.

– Скажи мне, древний житель Египта, что за два металлических кружка мы нашли в твоей могиле? – Костя прошептал эти слова в то место, где у скелета было ухо. Затем приподнялся, и несколько секунд сидел, глядя на молчаливые кости. Вновь повернулся ко мне.

– Не отвечает, – обиженно сказал Костя, и пожал плечами, – придётся делать анализ вещества.

– Ты неисправим, – сказала я, и подала руку, помогая ему подняться из ямы.

1998 год 25 июля. Свободными вечерами мы любили прогуляться по городу небольшой компанией, и в свете вечерних огней города, наблюдать со стороны за громадными пирамидами. Мы пили прохладительные напитки, и болтали, смеясь в лицо серым звёздным ночам. Яркие краски вывесок и гудящие, полные транспорта автомобили, придавали ночам оживлённости и полноты. Я любила пить мохито, после которого хотелось полежать и отдохнуть в номере с кондиционером.

Мы ходили вчетвером. Я с Костей, и Дима с Юрой. Остальные не хотели разделять нашей радости, в силу своего прошедшего экватор жизни возраста. Мы ходили в гости друг к другу, и заказывали напитки прямо в номер, когда позволяли деньги. Иногда гуляли до самого утра, пока яркий солнечный свет не вносил признаки грубого удушения времени и сил прошедшей ночи. Юра работал с нами недавно, и по своей неопытности ребята часто с него прикалывались, особенно популярен был трюк с закапыванием пластиковой бутылки около найденных могил. Наблюдать за ошарашенной и обиженной реакцией Юры нравилось даже мне, и я не предупреждала его, когда над ним вновь собирались пошутить.

В тот вечер, когда мы нашли колечко, мы тоже устроили гульку, в знак новой находки, что бывает нечасто.

1998 год 8 августа. Я отчистила колечко, уже находясь в гостиничном номере. Спектральный анализ показал, что это металл, как я и предполагала. Химический анализ дополнил эту характеристику подробней. Сталь. Я отчистила поверхность, и тщательно её изучила. В гостинице, где мы остановились, работал кондиционер, и лишь из-за этого, я готова была сидеть тут вечно. Я сидела за столом, и перелистывала странички в интернете в поисках подходящей фотографии монеты или кольца, которое походило бы на найденный нами образец. Кусочек стали блестел от света настольной лампы.

– Ну как успехи? – спросил Костя. Он стоял за моей спиной, и влажной рукой держался за моё плечо. Я посмотрела на него, и поняла что засиделась. Он стоял голый, прикрытый лишь одним полотенцем. Мокрые волосы пахли мятой.

– Ты уже помылся? – устало спросила я.

– Да. Давай, прекращай свои поиски, и дуй в душ. Уже поздно.

– Я так и не нашла ничего похожего на нашу находку.

– Завтра найдёшь, давай.

Он потянул меня за руку, проявляя нетерпение.

– Но я буду долго мыться. У меня грязная голова, я пропахла потом.

– Ничего, я подожду, – сказал он и занял моё место за компьютером. Я пошла в душ, оставив своего любимого в томительном ожидании. Сегодня я ощутила себя странно. Невидимое влияние, о котором я ничего не знала. Пальцы правой руки онемели немного, будто в руку не поступала кровь. Неужели когда сидишь долго за компьютером, может быть подобный эффект? Я не задумалась над этим. Меня одолевали мысли о двух недостающих пальцах мертвеца в могиле, а так же о блестящем стальном кольце, или монете. Обычно сталь не сохраняет своего блеска, после стольких лет консервации, но этот материал был чем-то иным. Он отличался. Я поняла, что безнадёжные поиски открытия могут завершиться неожиданно приятно.

1998 год 10 августа. Вчера меня смутил один значительный факт. Я потеряла свою вилку. Это был именной прибор нашей семьи, подаренный ещё моей бабушке. Набор сервиза и столовых приборов. Иностранный подарок, на каждом предмете которого, была фамилия моей бабушки. Вилку я постоянно брала с собой при дальних поездках, это был своеобразный ритуал. Не то, чтоб она могла представлять ценность для постороннего человека, но возможность воровства я не исключала.

– Ты не видел мою вилку? – спрашивала я Костю, когда мы остались одни в палатке. Я не хотела говорить прямо, что подозреваю в воровстве кого-то из членов группы, так как мы работали давно, и хорошо знали друг-друга. Лишние подозрения я не хотела оголять преждевременно, однако это не единственный предмет, который пропал.

– У меня пропало второе кольцо, – заявил мне сегодня Костя. Находки для него всегда были большей ценностью, чем даже сама могила со скелетом. И это не удивительно, ведь такое не каждый день можно увидеть.

Мы с ним обыскали чемоданы, и комнаты, и вообще буквально перерыли всю гостиницу, но безрезультатно. Я могла обронить вилку где-то в песках, когда во время обеда ела, сидя на постеленном полотенце с судочком на коленях. Вилка для меня не ценна, важна память и сохранность воспоминаний о бабушке. Но вот кольцо совсем другое дело.

1998 год 12 августа.

Мы узнали, что не одни стали жертвами таинственных пропаж. Дима рассказал о своём исчезновении брелка с ключами, который хранил на подоконнике снимаемой комнаты.

Мы обсуждали проблему, сидя вчетвером в нашей с Костей комнате.

– Может горничная? – предположил Костя, – она единственная из посторонних, кто заходит в наши номера. Я никогда не доверял этим лицемерам. Они постоянно улыбаются тебе в лицо, а сами сыпят соль под одеяло, или из зависти может плюнуть в тапочки.

– Ты преувеличиваешь, – сказал Дима, со смехом, отрезая подобную возможность, – они не посмели бы рисковать своим рабочим местом. Думаешь, горничная ходит и плюёт всем в обувь, из-за того, что вокруг богатые туристы? Она лучше поимеет с них чаевые, дружелюбно предлагая качественную уборку.

– Я, конечно, не был тут ранее, – смущённо говорил Юра, – но воры есть повсюду. Нам ли этого не знать. У нас на родине мало ограблений? А уровень проживания там выше.

– Ребята, а что если это кто-то из своих?

– Ты кого имеешь в виду? – спросил Костя. Все уставились на меня. Костя оглядел всех по очереди, и внимательно вглядывался в мои глаза, отчего мне стало не по себе. Этим он хотел дать мне понять, что шутку воспринял негативно. Я приняла эту подачу, и замолчала, но о том, что это не шутка, я ему сказала, когда мы остались одни.

– Ты правда решила, что это кто-то из своих? – спросил меня Костя. Мы лежали в прохладной кровати, в объятьях друг друга. Солнце разбавило утренних красок, осветив занавески и стены полосками света.

– Сам подумай. Если горничная клянётся, что она не делала этого, да и администратор убеждён в её порядочности, и настаивает на этом. А ключи от номера дают лишь нам. Костя пожал плечами, и задумался над моим предложением. Он не знал, что ответить.

– Всё может быть, но тогда кто из них? Я не думаю на нас с тобой, значит или Дима или Юра, так? Если ты подозреваешь их, тогда почему сказала вчера при них?

– Прости, я не подумала. Действительно глупо вышло.

– Диму обокрали, а Юру нет. Но это ничего не значит. Дима мог сам себя обокрасть, чтоб скрыть следы.

– Юра показался мне приличным парнем, и я даже оставляла иногда деньги на тумбочке, когда выходила из палатки, он никогда не брал чужого.

– Не могу понять, для чего забирать твою вилку, и кусок металла? Ключи от номера с брелком, я ещё могу понять. Но вилка? Зачем воровать вилку?

Костя задавал этот вопрос настолько настойчиво, что я невольно рассмеялась. Действительно глупо получалось, рисковать ради вилки. В этот момент она потеряла для меня всякую ценность, будто просроченный товар, и я взглянула на неё глазами грабителя. Вот лежит она на столе, и что дальше? Блестит, как ценность, таковой являясь лишь для меня. Может это мне мстят, или хотят меня обидеть? Но про ценность, которую она представляет для меня, никто не знает.

1998 год 15 августа.

Несколько дней назад мы обнаружили пропажи предметов, после этого Юра заболел. У него был серый цвет лица, и вялость, словно он год не выходил из комнаты. Он остался в своём номере, но приглашать врача не хотел. Это свойственно молодым людям, способным ставить свои силы выше советов специалистов, будто играть с судьбой в рулетку. Юра заболел, и мы вечерами гуляли втроём, когда не чувствовали валящей с ног усталости.

Однажды гуляя вдоль покрытых горстями песка дорожек, Дима предположил, что Юра забрал его ключи от номера. Он сказал это в шутку, так как не верил сам в подобное, но мы задумались над его словами. Сегодня я уже не могла скрывать своего волнения, и вывела Костю на откровенный разговор, о котором он, если судить по виду, не догадывался. Но никакого решения относительно пропадающих предметов, мы так и не приняли.

1998 год 23 августа.

Это произошло вчера. Я волновалась, но обязана была поговорить с Костей. Есть вопросы, не терпящие одиночества.

– Мне нужно с тобой поговорить, Костя, – сказала я, когда готовила яичницу с кусочками мяса. Сковородка шкворчала, и Костя, сидя за столом, с книгой в руке услышал лишь часть фразы. Он любил вечерами читать. И я однажды в шутку заметила, что с его стараниями скоро вместо очков, на носу у него появятся две лупы.

– Что ты сказала? – переспросил он, отложив книгу.

– У меня задержка. Уже две недели.

Костя немного удивлённо посмотрел на меня. Стало заметно, как он изменился в лице.

– Ты же принимаешь таблетки. Или нет?

– Принимаю. Но сама не знаю, что произошло. Я всё делаю, как полагается.

– Две недели? – переспросил он с задумчивым видом.

– Да.

– Ну, что же. Сходи к врачу, посоветуйся. Пусть он тебя осмотрит.

Я ничего не ответила, и, зажав обиду между зубов, перевернула кусочки мяса деревянной лопаткой. Обычная реакция мужчины на подобные известия. Сходить к врачу, и провериться. Узнать, что можно сделать, и сказать ему то, что он хочет услышать. А то, что хочет услышать девушка, никого не интересует. Она ему нужна не для того, чтоб заводить детей.

Я никогда не могла понять, почему одинокие мужчины так боятся ответственности. Иногда мне кажется, что чем дольше мужчина холост, тем страшнее для него становиться волшебное слово "семья".

– А если я беременна, что тогда? – спросила я, и смотрела в лицо Кости. Я смотрела обвинительным взглядом, и он начал ёрзать в кресле. Он не знал, что ответить, так как был не готов. Он постоянно вёл себя, как мальчишка, и в душе таким и являлся. Мужчина должен ощущать ответственность, и быть готовым воспитывать ребёнка, ущемляя себя во многих отношениях. К сожалению, в большинстве случаев все тяготы ложатся на мать.

– Я не знаю, что тогда, – ответил он, и посмотрел на меня детскими глазами. Он постоянно вёл себя, словно ища совета у старших. В работе он мастер, не спорю. Но работа это не вся жизнь, а лишь примерно треть. Как быть, если нужно принять решение, и сказать слова, что жаждет услышать женщина? Иногда это стоит делать, но если они не искренни, будет только хуже.

– Я хотела бы, чтоб ты обдумал варианты, – сказала я ему, надеясь пробудить своей нежностью ответственные шаги с его стороны, – не забывай, что ты мужчина, а я женщина. Ты должен быть во главе, и принимать решение.

Он молчал. Глядел на меня испуганно, и будто обиженно. А ведь я не виновата! Как порой может унизить подобный взгляд. Лучше бы он сказал прямо, что не хочет от меня детей, или не хочет их сейчас. Но слюнявый взгляд, будто глаза собачки стащившей с кухни котлету, говорил о безответственности.

– Пойми, меня правильно. Мне нужно подумать, – вяло сказал Костя, и казалось, он сейчас начнёт стучать костяшками пальцев, прижимая их от волнения.

– О чём подумать? Ты не знаешь, что означает задержка месячных? Или думаешь, что я решила пошутить? О чём ты собираешься подумать, Костя? Ты не мальчик, и думать немного поздно. Представь себе, как я сейчас себя чувствую. Думаешь, я хотела этого?

Я немного гневно начала наезд на него, отчего он сконфузился, и не знал, как отреагировать. Во мне вскипала злость, бурля и выходя наборами твёрдых слов, способных разрушить любые отношения. Но если мужчина замешкался, и покрылся серым цветом от слов, которые он рано или поздно должен был услышать, то о женщине он думал не как о жене.

Он прикусил губу, и сделал недовольное, покрывшееся краской, лицо. Видно резкий накал обстановки, пробудил в нём осознание реальности, и гнев дошёл до его глубочайших, и чувственных нервных клеток.

– Не надо делать меня крайним, – резко сказал он, – ты сказала, что принимаешь таблетки. Ты сказала мне так? Да! И теперь ты говоришь, что беременна. Нахрен тогда нужны таблетки, если от них никакого толку?

Он заходил по комнате, не находя места. Я молчала, обидно глядя на его мечущуюся фигуру. Мне было больно слышать упрёк, вместо поддержки. Я надеялась, что он не со зла, а от страха наговорил мне, но теперь обида останется надолго.

– Давай сделаем так: я сейчас уйду, мне нужно подумать, а ты обязательно сходи к врачу. Прямо завтра пойди и узнай у него всё. В любом случае тебе нужно у него проконсультироваться. Не злись на меня, просто это немного неожиданно, и я не был готов к подобным новостям.

– Думаешь, я была готова?

– Всё! – резко сказал он, и надел куртку. Я молчала, и ощущала, как по щеке течёт слеза. Он взял деньги из кошелька, и вышел на улицу. Что ни говори, а по вечерам прохладно даже в жаркой пустыне. Он хотел подумать, но не соизволил сказать, что делать мне. Он может уйти, а я никуда не денусь, и положение моё не измениться.

К моей радости он вернулся довольно скоро. Не прошло и часа.

– Прости меня, Аня, – сказал он с порога. В его руке я видела бутылку вина. Лицо, выдавало стыд, подобный детскому, – я не хотел тебя обидеть. Конечно, я буду тебя поддерживать, и никуда от тебя не денусь. Если ты беременна, тогда я хотел бы, чтоб ты стала моей женой.

Он опустился на колено, и подал мне руку. Кольца в ней не было, но всё-равно приятно слышать подобное от мужчины, особенно когда ты находишься в подобном положении. Свою вину он полностью загладил, и мы с удовольствием распили бутылку вина, а после в знак примирения занимались любовью. Это была одна из лучших ночей моей жизни. Мы лежали на кровати, но я долго не могла уснуть. Медленно ползущая луна на светлом безоблачном небе, дарила тепло и радостные мысли. Я загрустила, и томительно наблюдала, как медленно загорающиеся звёзды встречали нас своим ярким светом, на фоне чистого неба.

1998 год 28 августа.

Вчера я посетила врача, и меня удивило то, что он сказал.

– Вы не беременны, – сказал он, глядя на меня поверх очков, немного наклонив голову, – почему вы пришли к такому выводу?