Текст книги "Большая охота"
Автор книги: Андрей Мартьянов
Соавторы: Марина Кижина
сообщить о нарушении
Текущая страница: 1 (всего у книги 23 страниц) [доступный отрывок для чтения: 9 страниц]
Андрей Мартьянов
Марина Кижина
Большая охота
Благодарности:
Марине Кижиной-Стариковой и Кириллу Старикову – неизменным соавторам, чья настойчивость и трудолюбие позволили циклу «Вестники Времен» обрести новую жизнь и второе дыхание.
Никто, зажегши свечу, не покрывает ее сосудом, или не ставит под кровать, а ставит на подсвечник, чтобы входящие видели свет.
Ибо нет ничего тайного, что не сделалось бы явным, ни сокровенного, что не сделалось бы известным и не обнаружилось бы.
Евангелие от Луки: 8: 16–17.
Посвящается маленькой пани Станиславе – в ожидании тех времен, когда она научится читать.
В тексте использованы стихи: братьев Самойловых (группа «Агата Кристи»), Ларисы Бочаровой (Лоры Провансаль), В. Лузберга.
Пролог
Полет ворона
1189 год.
Графство Редэ, Лангедок, Южная Франция.
Большая черная птица парит в лучах медленно поднимающегося над холмами солнца. Круг за кругом, то выше, то ниже, ветер упруго посвистывает в жестких перьях. Мелькают внизу цветные пятна – крутые холмы в рыжей патине увядающих трав, темно-зеленые квадраты виноградников, купы буковых рощ, медленно перемещающиеся в облаках пыли овечьи отары… Прожив на свете более полувека, ворон давно усвоил, где можно рассчитывать на добычу, а куда соваться не стоит. Небольшой птичий мозг твердо помнил: держись полей и лесов, избегай городов, избегай людей, а в особенности – избегай огромной рукотворной горы. Лесные звери и птицы инстинктивно старались не приближаться к этому месту. Крылось в нем нечто, противоречащее бесхитростным представлениям неразумных тварей об окружающем мире.
Среди людей зловещее место носило гордое имя «Ренн-ле-Шато», замок Ренн, фамильное обиталище правителей здешних краев. Для животных замок был и оставался нагромождением золотистого известняка, умело и хитро прикидывающимся обычной человеческой постройкой. Здесь всегда что-то происходило – незаметно, исподволь, кроясь во мраке и шурша змеиной чешуей по камням. Высокий огонь в ночи, люди, чья жизнь оборвалась до срока, пропавшие без вести – или, наоборот, взявшиеся неведомо откуда…
Как, к примеру, трое верховых, выехавших из неприметного распадка примерно в четверти лиги к юго-востоку от стен замка. Отпущенное природой разумение ворона в голос кричало: узкое ущелье заканчивается тупиком, глухой каменной стеной. Люди вместе с лошадьми никак не могли пройти сквозь нее. Им вообще было неоткуда появиться, разве что изникнуть прямиком из земной тверди.
Тем не менее, эти трое поочередно покидали ущелье. Даже не трое, а четверо: один конь нес двоих седоков. Одолев густо усеянные каплями росы заросли дрока, всадники выбрались на торную тропинку. С высоты птичьего полета было видно, как, извиваясь между холмами, она убегает к берегу узкой речушки, перебегает желтой полоской брода на другой берег и устремляется к околице ближайшего людского поселения. Река звалась Сальсой, деревня на ее левом берегу – Арком.
Для людей, с трудом вырвавшихся из железных объятий Ренн-ле-Шато, эти незамысловатые названия означали свободу и надежду. Однако для птицы они были всего лишь непонятными звуками.
Ворон быстро потерял бы интерес к странному отряду… если б не одно обстоятельство. Вышедшие из распадка люди не подозревали о поджидающей впереди засаде. Среди окрестных холмов затаилось около десятка верховых, разделившихся на две группы. Беспечная добыча миновала один из секретов, устремившись прямиком в лапы второго.
Как гласил многолетний опыт ворона, после столь неожиданных столкновений у обочины дорог частенько остается кое-что съедобное. А если уж люди примутся размахивать длинными блестящими железяками, то сытный обед обеспечен. Пожалуй, стоит обождать и посмотреть, как станут развиваться события…
Черная птица резко нырнула вниз, стрелой прошивая стылый утренний воздух. Хлопнули складывающиеся крылья, зашелестели перья: ворон приземлился на выступе скалы и затоптался, устраиваясь поудобнее.
* * *
Явившаяся из распадка загадочная компания, надо заметить, выглядела довольно разномастно. Старшим – и несомненным вожаком – представал высокий, варварского обличья тип в одежде явно с чужого плеча, обладатель растрепанной гривы каштановых волос и зеленоватых глаз. Его спутник, тот, что восседал на могучем фландрском коне, вполне мог принадлежать к благородному сословию Британских островов – о чем свидетельствовали прямые, почти белые волосы и тяжелая, что называется, «лошадиная» нижняя челюсть.
За спиной англичанина, на крупе его коня, примостилась дама в наброшенном на плечи дорожном плаще зеленого сукна. Молодость, красящая любую женщину, к путнице особой щедрости не проявила. Острые черты треугольного личика, темно-рыжие пряди, стянутые на затылке в тугой узел… Происхождение девицы поддавалось определению с изрядным трудом. С равной долей вероятности она могла быть уроженкой Альбиона, Ирландии, бретанской француженкой и даже северянкой из Норвегии.
Зато место рождения замыкавшего маленькую кавалькаду юноши угадывалось с первого взгляда. Только Италийский полуостров мог одарить мир столь примечательным образчиком человеческого рода. Смуглый, черноглазый и горбоносый мальчишка явился на свет исключительно на погибель как женщинам, так и некоторым мужчинам, обладающим противоестественными склонностями. Единственный из всех, он выглядел сейчас то ли испуганным, то ли неуверенным. И когда из кустов на тропинку вдруг высыпали вооруженные люди, итальянец от неожиданности так рванул поводья, что его гнедая возмущенно ржанула и заплясала под неловким седоком.
– Доброе утро, господа! Вот мы наконец и встретились. Мое почтение, мистрисс Уэстмор, как поживаете?
Саркастический возглас принадлежал предводителю охотников на двуногую добычу – человеку лет двадцати пяти, светловолосому и коренастому, одетому в невзрачный наряд небогатого горожанина. Поверить этому маскараду мешали кое-какие мелочи, хорошо различимые опытным глазом. К примеру, отличный, дорогой работы меч на левом бедре. Породистый жеребец чалой масти, никак не могущий оказаться под седлом простолюдина. Наконец, сама манера поведения незнакомца: человека, привыкшего отдавать приказания и уверенного, что его слова будут немедленно исполнены.
Его подчиненные, числом семеро, постепенно стягивались к месту событий. Все, кроме стрелков, конные, добротно одетые и вооруженные, они так же мало напоминали заурядную разбойничью шайку. Скорее уж группа смахивала на баронских дружинников, некими странными обстоятельствами вынужденных прикинуться грабителями с большой дороги. Двое держали наперевес арбалеты – вроде бы небрежно, ни в кого особенно не целясь, однако механизмы взведены и тяжелые стрелы готовы в любой миг сорваться с тетивы.
Окруженная превосходящими силами противника четверка сбилась в тесную кучку. Рыжая девица, оскалив мелкие острые зубки, крайне раздраженно прошипела некую фразу, точно не являвшуюся призывом к Господу о помощи. Скорее уж ее высказывание являло собой пожелание противникам немедля провалиться в преисподнюю и оставаться там до скончания времен.
– Взаимно, моя прекрасная леди, – отозвался предводитель нападавших, расслышав нелестные эпитеты в свой адрес и отвешивая шутовской поклон. На его лице появилась глумливая улыбка. – Поскольку мне не хотелось бы причинять вам лишние неудобства, думаю, вполне обойдемся без унизительного ритуала расставания с оружием. Учтите, мессиры, я полагаюсь на вашу честность. Если же вам хочется затеять свалку – по крайней мере, одному из вас просто не терпится – скажите сразу. Уж такое скромное развлечение напоследок я в силах обеспечить. Убери меч, Дугал! Убери, я сказал!
В голосе светловолосого лязгнул металл. Лохматый тип, невесть когда успевший вытянуть из заплечных ножен страховидную шотландскую клеймору, хмуро глянул на оратора и нехотя положил клинок поперек седла. Соотношение сил – восемь против двоих – говорило само за себя.
– Кто это? – негромко спросил Гай, положив руку на рукоять меча. Он обращался к сидящей за его спиной девушке. Однако ответил шотландец.
– Его зовут Ральф Джейль, – сказал он, как сплюнул. Разговор велся на принятом среди европейского дворянства норманно-франкском наречии, только в речи Мак-Лауда звучал тягучий акцент коренных обитателей Хайленда, гористого британского севера. – Ты всегда был везучим ублюдком, Ральф.
– «Ублюдка» я забью тебе обратно в глотку, горец, – ухмылка Джейля утратила всякое подобие дружелюбия. – Итак, Ральф Джейль, шевалье, к вашим услугам и собственной персоной. Ваши же имена мне большей частью известны, а меньшей – неинтересны… Ну так что, желаете учинить вульгарную драку или все же присоединитесь к нам мирно?
Мак-Лауд посмотрел на Гисборна. Гисборн пожал плечами, покачал головой и с явным сомнением бросил взгляд на Франческо Бернардоне. Итальянец отвел глаза.
– Восемь человек, – сквозь зубы процедил шотландец. – И черт его знает, сколько еще сидит с арбалетами по кустам. Он предлагает поговорить… что ж, ладно, где беседа, там шанс. Твоя взяла, Ральф. Как же ты нас выследил, зар-раза?..
– Повезло, – скромно улыбнулся светловолосый.
– Везучий ублюдок, – скривившись, повторил Дугал. – Даже в рай наверняка пролезешь на чужом горбу. Но ты ведь не надеешься, будто вся слава добытчика достанется тебе одному, а?.. Господь, наш Создатель, велел делиться!
– Это само собой. Поделюсь непременно, а как же, – рассеянно пробормотал вожак странных грабителей, щупая наметанным взглядом притороченные к конским крупам объемистые тюки. – Получишь, что причитается, даже не сомневайся… Где товар?
– Неблагодарная вы сволочь, мессир Джейль, – буркнул шотландец. – Всю работу за него сделали, а у него даже «спасибо» сказать язык не поворачивается. Во вьюках твой ненаглядный товар. Лежит спокойно, дожидается, когда его доставят… в общем, куда надо, туда и доставят.
– Какой товар, Дугал? Какая слава? – судя по выражению донельзя изумленной физиономии, беловолосый англичанин плохо представлял, о чем идет речь. Сидевшая за его спиной девица, поименованная «мистрисс Уэстмор», беспокойно заерзала, словно прикидывала, как бы половчее спрыгнуть с коня и удариться в бега. – Вы с ним что, заодно?!
– Заодно, не заодно, какая разница… – пробурчал кельт. – Я знаю его, он знает меня, а мистрисс Изабель знает все, но предпочитает помалкивать. Мы с ним знакомы еще со времен моей службы сам знаешь у кого…
– …И он тоже – слуга покойного Лоншана? – с брезгливой интонацией завершил фразу Гисборн.
– А черт его знает, чей он нынче слуга, – не слишком куртуазно ответствовал Дугал. – Зато я точно знаю, что мессир Ральф охотится за наследством усопшего канцлера. Ну, теперь все узнали истинную правду друг о друге? Мистрисс Изабель, да не скрипите зубами! Надо ж иногда уметь проигрывать!
– Что за вздор, – девица надменно вскинула узкий подбородок. – Не понимаю, о каких играх вы тут болтаете. Но, если вы сговорились ограбить беззащитную женщину, Господь вас за это сурово покарает.
В этой странной, обманчиво мирной беседе, ведущейся под прицелом арбалетов и в окружении обнаженных клинков, Ральф Джейль с некоторого времени участия не принимал. А может быть, даже и не вникал в суть произносимых слов. Шевалье был похож на человека, поставленного перед сложным выбором. Он хмурился, и пальцы его правой руки непроизвольно стискивали «яблоко» на рукояти меча.
Впрочем, выбирал светловолосый недолго. Дело казалось абсолютно верным. В уединенной лощине нет никого, кроме добычи и загонщиков. Искушение, неутомимо преследовавшее его десять последних лет, оказалось слишком велико, а люди, гнева которых стоит опасаться, далеки и никогда не узнают правды.
Победитель всегда прав и неподсуден. В этой стычке победителем будет он.
– Il dio est bono, il dio est malo, – произнес вдруг горбоносый юнец, словно очнувшись от сна.
«Господь бывает добрым, бывает и злым, – машинально перевел Джейль, немного владевший италийским наречием. – Ты чертовски прав, парень. Чертовски прав».
Шевалье тяжко вздохнул и махнул рукой арбалетчикам.
* * *
Короткие толстые болты с хлопком сорвались в полет.
Цель поразили оба – один глубоко вошел в горло, другой застрял между ребрами. Сила удара оказалась такова, что Дугала Мак-Лауда буквально выдернуло из седла. Он рухнул вперед спиной на выжженную солнцем землю графства Редэ, прожив еще несколько кратких и мучительных мгновений. Потом судорожные метания прекратились. Вылетевшая из руки шотландца клеймора лежала шагах в трех поодаль, отражая солнечные лучи. Сохранившие недоуменное выражение глаза застыли, подернувшись мутной дымкой.
Как любой человек, Гай с рождения представлял хрупкость и недолговечность человеческой жизни. Ему уже приходилось терять на поле боя соратников и друзей. Единственный взмах клинка, свист стрелы, загноившаяся рана – и вот оставшиеся в живых стоят на кладбище возле разверстой могилы. Мак-Лауд, наемный меч, знал это не хуже, а может, и лучше его. Но чтобы вот так нелепо, после всего, что им довелось пережить в подземельях замка Ренн, в двух шагах от спасения и свободы…
Первой опомнилась рыжая девица. Тело Мак-Лауда еще не коснулось дорожной пыли, когда она решительно сиганула с конского крупа наземь – тем самым предоставив англичанину полную свободу действий и избавив его от необходимости заботиться о судьбе попутчицы.
– Не думайте обо мне! – она ловко проскочила между двумя нападавшими, попутно успев кольнуть в брюхо одну из лошадей острым стилетом, прыгнувшим ей в ладонь из широкого рукава. Оскорбленное и не ожидавшее такого подвоха животное взвилось, визжа и молотя передними ногами в воздухе. – Бегите!
Изабель Уэстмор скинула плащ, подхватила мешающие юбки и споро устремилась к расщелине между склонов холмов, рассчитывая найти укрытие. Вслед беглянке, повинуясь яростному крику мессира Джейля, поскакал один из его подчиненных.
За спиной убегавшей женщины тем временем вспыхнуло маленькое сражение. Могучий боевой конь Гая Гисборна не мог похвалиться особенным проворством, зато вставать у него на пути никому не следовало. В чем на собственном опыте убедился один из нападавших, попытавшийся преградить англичанину дорогу и спустя мгновение оказавшийся вместе с лошадью на земле. Второго рыцарь наотмашь рубанул мечом, но рукоять неловко провернулась в ладони, удар пришелся плашмя – впрочем, оглушив противника и сшибив его наземь. Пешие стрелки возились со своими арбалетами, и на какое-то мгновение путь оказался свободен. Впереди маячило лишь перекошенное лицо Ральфа Джейля, судорожно рвущего свой клинок из ножен.
Мак-Лауд свое отвоевал, спасать девицу поздно, но они с Франческо еще могут прорваться. Мальчишка, конечно, тот еще боец, у него даже меча нет, но, возможно, при некотором везении… если юнец не будет стоять столбом и бросит свою гнедую следом…
Везение кончилось, не начавшись. Франческо и не подумал сопротивляться – только втянул голову в плечи и зажмурился, уткнувшись в конскую гриву. Гай, обменявшись парой ударов с Джейлем, пропустил сокрушительную плюху плашмя по затылку и тут же – чем-то вроде дубины по руке, сжимающей меч. Добрый клинок зазвенел о камни. Гай выпустил поводья, повис на шее лошади, изо всех сил стараясь удержаться в седле. В голове гудели колокола, красные пятна поплыли в глазах.
– Остальных приказано живыми! – донесся откуда-то издалека сдавленный вопль. Сильные руки грубо стащили рыцаря с коня. Гисборн почувствовал, как ременная петля стягивает ему запястья.
Из распадка показался всадник, удерживая поперек седла яростно брыкающуюся девицу. Руки у мистрисс Уэстмор также были скручены за спиной, а вот вставить кляп то ли по горячке забыли, то ли не сочли нужным – чем рыжая бестия вовсю и пользовалась, поливая всех и вся отборной бранью. В сторонке обыскивали спешенного Франческо. Итальянец по-прежнему не сопротивлялся.
«Везучий ублюдок» Джейль бросил в ножны клинок, спрыгнул с лошади, подошел к неподвижно лежавшему в пыли человеку и, наклонившись, сорвал приколотую к воротнику куртки Мак-Лауда вычурную серебряную фибулу, выдрав ее вместе с лоскутками ткани. Затем, не в силах справиться с овладевшей им злостью, пнул тело поверженного соперника – один раз, другой, третий.
– Вот и все, горец! – злорадно выкрикнул он, отводя ногу для нового удара. – Наконец-то мы квиты! Получил свою долю славы, грязный ублюдок? Вот тебе еще немножко!
– Прекрати это, дьявол тебя раздери! – прохрипел Гай. – Мало чести глумиться над мертвым, попробовал бы ты пнуть его живого!
Джейль метнул в англичанина яростный взгляд и отошел, тяжело дыша.
– Ну, чего вытаращились? – прикрикнул он на подчиненных. – Этого… разденьте и забросайте ветками, пускай спишут на грабителей… если найдут, конечно, в чем я сильно сомневаюсь. Что отыщете ценного, можете поделить между собой. И, как закончите – по коням! С пленных глаз не спускать!
* * *
Погомонив, люди уехали, увозя с собой троих пленников. Погибшего в стычке человека оттащили в сторону от тропы, спихнув в русло пересохшего ручья и небрежно закидав комьями земли. Терпеливо выждав, пока двуногие и четвероногие скроются из виду, ворон покинул скальный выступ. Прыжками доскакал до ручья. Люди торопились, убежали, не доведя дела до конца – вон из земли торчит скрюченная кисть.
Ворон примерился. С размаху долбанул клювом в мягкое, свежее мясо, рассчитывая выдрать изрядный кусок.
Согнутые подобием звериной лапы пальцы вздрогнули и разжались. Встревоженная птица отпрыгнула в сторону, кося желтым круглым глазом. Решив, что опасности нет, вернулась к своему занятию.
После второго удара торчавшая из земли рука внезапно задергалась, едва не схватив стервятника за крыло. Запаниковавший ворон закаркал, предпочтя отлететь подальше. Что-то было не так. Когда люди бросают своих убитых сородичей, те более не шевелятся.
А этот – шевелился. Упрямо выкарабкивался из-под наваленных на него камней и песка, сипя и булькая пробитым горлом.
Ворон поразмыслил еще немного и решил: лучше всего улететь. Ну его, этого неугомонного мертвеца, не желающего даже умереть по-человечески.
Мы играли
Во что захотим,
Мы упали – и летим, и летим.
Куда – мы не знаем
До поры, до поры…
Мы слепые
По законам игры…
И тем, кто сам добровольно падает в ад,
Добрые ангелы не причинят
Никакого вреда
Никогда, никогда…
Часть первая
Тихие ночи города Безье
Глава первая
Страсти по архиву
11 октября 1189 года.
Мессир Ральф Джейль уже второй час сидел за столом в комнатушке постоялого двора «Белый бык» и размышлял. За подслеповатым окном смеркалось, вечер переходил в ночь. Мысли упомянутого благородного мессира, пребывая в гармонии с движением небесных светил, также становились все мрачнее.
На шатком столе мессир Джейль разложил большой набор не очень связанных между собою предметов. Там имелись пять небольших вместительных сундучков черного мореного кедра, шириной в две ладони, высотой и глубиной в три, окованных по углам зеленовато-золотистыми веточками из потускневшей бронзы, с удобными ручками на крышках и замочными скважинами, окруженными ворохом чеканных колосьев. Компанию им составляли три или четыре пергаментных свитка, украшенных свисающими на веревочках печатями, а также небольшие мешочки, в коих путешествующие обычно хранят свои денежные средства, и длинный меч-клеймора в ножнах, украшенных бронзовыми бляшками. Поодаль стояла плоская шкатулка из желтоватой кости ромейской работы, украшенная мелким резным узором из переплетающихся иззубренных листьев, тонких веток и цветочных головок. Еще одну безделушку, серебряную фибулу с вкраплениями грубо отшлифованных аметистов, Джейль безостановочно вертел в пальцах.
Вещи он частично добровольно, частично принудительно изъял у пленников, находившихся в соседней комнате под бдительной охраной. Будь его воля и имейся возможность, Ральф изгнал бы из трактира всех посетителей и постояльцев до наступления рассвета. Воистину, так было бы куда спокойнее. И без того уже приходится раздавать золото мало не пригоршнями – сначала стражникам у ворот, потом мрачному кабатчику – чтоб не задавали лишних вопросов по поводу трех связанных пленников. Да еще подкреплять мзду нешуточными угрозами, чтобы и впредь держали рот на замке.
Решение переночевать в Безье, как именовался этот захолустный городишко, было по меньшей мере рискованным. Однако ж обойти город стороной не представлялось никакой возможности. Мешки с провизией показывали дно, а люди и кони нуждались в отдыхе. Хорошо, по крайней мере эту ночь они проведут под крышей – но едва рассветет, двинутся в путь. Чем быстрее, тем лучше. Мессир Джейль мечтал добраться до ближайшего порта на французском побережье, откуда он может с чистой совестью и драгоценной добычей отправиться к своей покровительнице, мадам Элеоноре Аквитанской. Споры и выяснения отношений с местными правителями никак не входили в его планы.
При здравом размышлении, порученное ему дело он выполнил. Наилучшим образом. Пропавшее два месяца назад из Лондона сокровище обретено и находится в надежных руках. Единственная ошибка, которую он допустил – проявленная нынешним утром горячность и измена затверженному правилу: «Сперва думать, потом действовать». Возмездие Мак-Лауду мыслилось совершенно иным – если уж не в честном поединке, то хотя бы с приговором королевского суда и виселицей на окраине Лондона.
Однако сделанного не воротишь. Исчезновение Мак-Лауда, конечно, изрядно огорчит Элеонору и маркграфа Монферратского, коему шотландец служил последние годы. Ну что ж – бывает: люди, выбравшие опасное ремесло конфидента, частенько пропадают без вести. Он, Джейль, поступил весьма разумно, еще с месяц назад намекнув в своем письме к Элеоноре Аквитанской о возможном предательстве кельта. Авось сочтут, что тот переметнулся к византийцам.
Правда, есть еще свидетели. Как поступить с ними? Конечно, нужно было сразу либо прикончить всех, кроме рыжей девицы, либо уж не трогать никого. Теперь же у него на шее обуза в виде трех человек, каждый из которых способен во всеуслышание заявить: в смерти Дугала Мак-Лауда повинен никто иной, как Ральф Джейль.
Предположим, Изабель Уэстмор можно не принимать в расчет – кто поверит измышлениям византийской шпионки? Главная забота и головная боль Джейля: как доставить эту пронырливую особу к Элеоноре Пуату, живой и невредимой, в качестве приятного дополнения к бесценному архиву Лоншана. Пускай ее величество сама решает, как с ней поступить – изжарить на медленном огне, выпытывая тайны константинопольского двора, отправить в подарок Конраду или сделать фигурой в своих играх с византийцами и арабами. Судьба Изабель была предопределена в тот день, когда фальшивая мистрисс Уэстмор отважно сунулась в драку за наследство покойного Уильяма Лоншана, неудачливого канцлера Англии. Сунулась – и проиграла, несмотря на всю свою ловкость и хитрость.
Остаются безвестный итальянский мальчишка и белобрысый англичанин – рыцарь из свиты принца Джона, если верить взятым у него подорожным и письмам с личными печатями его высочества и Бастарда Клиффорда, архиепископа Кентербери, нового канцлера. С первым проще всего. Убит в окрестностях города Тура, неподалеку от реки Эндр, при нападении грабителей на торговый обоз Барди. Был человек – и нет человека. Никто о нем не возрыдает, кроме безутешных родителей в далекой Италии. Отпускать, даже если будет клясться в вечном молчании, никак нельзя. Слишком много видел, о чем-то наверняка догадывается, может проболтаться.
С шевалье Гисборном сложнее. Конечно, на неспокойных дорогах старушки Европы может бесследно сгинуть не только одинокий рыцарь, но и целая армия. Однако нельзя же во имя сохранения тайны приканчивать людей направо и налево! То есть не то чтобы нельзя… но как-то нехорошо. Не по-христиански. Во всей этой истории с архивом и без того уже полегло немало добрых католиков. А Гисборн все же – соотечественник, дворянин, да еще заслуживший чем-то благосклонность самого принца Джона… в истории с архивом, похоже, человек случайный и потому безвредный… Вряд ли с покойным шотландцем и тем более с Изабель Уэстмор его соединяют какие-нибудь особенно прочные узы… Обучен обращению с оружием, исполнителен, может даже оказаться полезен… Нет, убивать рыцаря Джейлю никак не хотелось.
Ах, если бы у него оставалось чуть больше людей! Тогда он просто-напросто позаимствовал бы бумаги англичанина, а самого рыцаря вкупе с мальчишкой из Италии отправил под конвоем в ближайший королевский замок. Посидели бы там месяц-другой, ничего бы с ними не сделалось. Но людей было мало. Катастрофически мало. Мессир Ральф покидал Лондон в сопровождении почти трех десятков преданных ему головорезов. Теперь же, после событий последней седмицы, в живых осталось только семеро его подчиненных.
…Троих он потерял почти сразу, в Руане, во время охоты на вторую группу похитителей. К его величайшему огорчению, взять пленных не удалось. Косвенные свидетельства позволяли предположить – эти люди трудились на пользу королевства Французского и его величества Филиппа-Августа, никогда не упускавшего случая посеять рознь между своих заклятых друзей-англичан. Следовало еще тогда отправить захваченные сундуки Элеоноре, но Джейль не решился расстаться с драгоценной добычей – вдруг сопровождающие окажутся недостаточно честны или сами угодят в засаду? Как улитка из поговорки, он предпочитал все свое носить с собой, мечась в поисках недостающей части наследства Лоншана.
А она, эта самая часть, все время ускользала у него из-под носа.
След пропавших сундуков обнаружился только в Тур-сюр-Луар, Туре-на-Луаре. Пронырливые похитители затаились в торговом обозе некоего мэтра Барди из Италии, держащем путь к Тулузе. Полагаясь на свою дружину и трепет торгового сословия перед власть предержащими, Ральф просто-напросто силой задержал обоз, потребовав выдать похищенное. Он не намеревался никакого убивать, разве что припугнуть для пущей надежности…
События покатились в совершенно непредсказуемом направлении. Из треклятого болотца неподалеку от речки Эндр, где остановились фургоны, возникли призрачные чудовища, уничтожавшие всех без разбора. Ральф по сей день был уверен, что настигнутые им византийцы, похитители архива, потеряли голову и каким-то образом призвали в мир бестелесных тварей. Или же, напротив, они руководствовались холодным расчетом, предполагая с помощью дьявольских отродий окончательно замести следы, избавившись скопом и от преследователей, и от возможных свидетелей? Истинные мотивы их поступка доподлинно ведала разве что девица Уэстмор, и надо бы не забыть порасспросить ее с пристрастием, как только представится к тому возможность…
Как бы то ни было, горе-колдуны не рассчитали своих сил. Явившиеся слуа истребляли все живое, отнюдь не делая исключения и для тех, кто призвал их в мир. В начавшейся заварухе две трети джейлева отряда бесславно полегло, и сам Джейль с неполным десятком бойцов еле унес ноги, караванщики погибли все до единого. Лежать бы в болоте и косточкам хитромудрой мистрисс Уэстмор, когда б не вмешательство слепого случая в лице Мак-Лауда с его спутником. Ральф до мяса сгрыз ногти, гадая, куда они могли податься затем. По какой дороге поехали? В Тулузу? Прямиком в Марсель, чтобы переправиться оттуда в Константинополь? В какую-нибудь безвестную деревушку на берегу Лионского залива, где их давно поджидает корабль?
Ральф безжалостно гонял своих людей по дорогам, собирая крупицы сведений и убеждаясь: беглецы держат путь на юг, в Тулузское графство. Первого октября, в день святого Реми, они находились в столице провинции… а затем опять пропали, как в воду канули. Подчиненные Джейля разыскали пастуха, вроде бы видевшего искомых людей, выехавших из Тулузы и направившихся на юг, в провинцию Редэ. Но их было уже трое – куда-то подевалась женщина, Изабель Уэстмор. Решив не ломать понапрасну голову над тем, что это означает, мессир Джейль кинулся по следу, приведшему его к подножию замка Ренн-ле-Шато. Его добыча вошла в ворота крепости. Рыжую девицу, если верить слухам, гулявшим по городку Куиза, доставили сюда несколькими днями ранее.
Как извлечь беглецов из-за стен Ренна, Джейль не знал. И опасался, что больше их не увидит – как только семейство де Транкавель, хозяева замка, узнают об архиве, они немедля приберут его к рукам. Если уже не прибрали.
Помощь пришла с совершенно неожиданной стороны. На пятый день своего безрадостного сидения в Куизе, когда Ральф совсем уж было собрался плюнуть на все, покинуть Редэ и двинуться в портовый Марсель по Виа Валерия, некий человек принес письмо. Депеша весьма любезно уведомляла шевалье Ральфа Джейля о том, что, начиная с вечера 10 октября, преследуемых им людей следует ожидать в месте, указанном на приложенном чертеже – они выйдут из потайного хода в окрестностях Ренна. В числе прочего имущества у них наверняка будет архив, столь необходимый мессиру Джейлю – точнее, представляемой им госпоже Элеоноре Аквитанской. С людьми мессир Джейль может поступать по своему усмотрению, но добрый совет – поскорее покинуть пределы графства. Взамен при передаче драгоценных бумаг в руки ее величества упомянутый мессир Джейль обязуется уведомить королеву о том, что в замке Ренн у нее отныне имеется верный союзник, всецело разделяющий ее планы и замыслы. Возвращение наследства покойного Лоншана, таким образом, есть любезность, оказанная одним единомышленником другому.
В нижней трети листа красовалась убористая подпись – «Тьерри де Транкавель», заверенная оттиском печати Ренна, двумя переплетенными треугольниками. Ральф недоуменно хмыкнул, в который раз подумал, что до сих пор не представляет толком всего размаха замыслов своей предприимчивой госпожи… а лишний сторонник ей наверняка не помешает… и отправился со своими подчиненными в указанное место, приготовившись к ожиданию.
Предсказанное в письме сбылось в совершенной точности и в должное время. Благодаря любезности среднего де Транкавеля мессир Джейль теперь располагал всем архивом, пропавшим из Тауэра в суматохе августовских дней.
…Как же поступить с сэром Гисборном? На первый взгляд он предстает туповатым тяжелодумом, которому ничего не стоит заморочить голову. Сделать лицо позначительней, подкинуть пару намеков на сильных мира сего. Внушить дураку-рыцарю, что происходящее затрагивает интересы многих важных особ, что в гибели Мак-Лауда замешана высокая политика, что молчание и даже всяческое содействие Джейлю для него теперь – единственно правильный выбор. Пусть занимается полезным делом, зарабатывая прощение и обеляя свое честное имя. Ну, хотя бы приглядывает вкупе с остальными за Изабель – эта рыжулька, похоже, та еще штучка, а от Безье до Марселя и от Марселя до Мессины путь неблизкий…
