Текст книги "Синельников на том свете"

Автор книги: Андрей Лях

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 2 страниц)

Что было дальше, представить нетрудно. Шелест, ангельское дуновение, и пожаловало Небесное Воинство. Тут уж они взялись за дело по-серьезному. Во первых строках они вышвырнули меня на улицу. Дверь, как вы, может быть, помните, была прямо против райской стены, чуть не в трех метрах, а силища у них кошмарная, так что хрястнулся я – не приведи Боже, и по стене этой не то что сполз, а просто-таки стек. Дух из меня вышибло начисто – воздух со свистом выходит и выходит, а вдохнуть не могу. Они подоспели, подняли, и один двинул куда-то под ребра, а второй – но спине и, по-моему, обеими руками сразу. На этом мои связные воспоминания кончаются, и дальше все как-то смутно. Вроде бы меня традиционным маршрутом проволокли до ворот, и после хорошего пинка я провалился в облака, не взвидя света.

Когда пришел в себя, не знаю, но очнулся уже простуженный, и начались великие муки – раздирает кашель, а кашлять-то и нельзя, потому что болью везде отдает нестерпимой. Знатно они меня приложили. Если у человеческой души есть ребра, то пару они мне точно сломали, и с ногой, в тазобедренном суставе, тоже неприятность вышла – и по сию пору носок наружу не разворачивается. Остальное, правда, потом поджило.

Отлеживался я не меньше месяца, и как почувствовал, что могу ходить, так из берлоги своей облачной вылез, и как был, полуживой, побрел подальше от Райских Врат куда глаза глядят, по космическим высям.

Планы у меня были самые неопределенные. Предполагал я, если еще в солнечной системе нахожусь, дойти до Меркурия – из школьного курса астрономии я помнил, что жара там несусветная и, значит, можно согреться. Позже мне пришло в голову, что есть еще Венера – там как будто бы тоже тепло, а климат получше, чем на Меркурии. Да если на то пошло, думал я, и на Землю можно завернуть, скажем, на Гавайи, подучить английский, авось подвернется что-нибудь, поработаю призраком…

Беда только в том, что где искать эти Венеры и Меркурии, у меня не было ни малейшего представления. Шагал я наобум за каким-то светилом, а Солнце это, или нет, спросить было не у кого. Проносились кометы и астероиды, вдали плыли разноцветные галактики… красиво, но непонятно. Я шел, надрывался кашлем и думал о разных разностях.

Все-таки это свинство, что на Земле нас никто не предупреждает о порядках в раю. Сплоховал я, что и говорить. Не потянул духовного совершенствования. С другой стороны, если меня опять занесет нелегкая в те края, то я мог бы теперь для вновь прибывших читать лекции на тему «Рай, его опасности и стукачи». Правда, скорее всего лектора вместе со слушателями выгонят на холод, да еще побьют вдобавок. Да и сами слушатели, как только сообразят, в какие неприятности я их втравил, тоже, пожалуй, устроят мне «темную». Тьфу ты, получалось, что так ли, эдак ли, но меня все равно отлупят. Да, нагнало на меня страха Небесное Воинство.

Итак, я рассекал пространства, в голову мне, как видите, лезла всякая чепуха, и вот как-то однажды, слева от моего сомнительного маршрута я увидел далекое зарево похожее на красную мохнатую шапку. Бешеной собаке сто верст не крюк, спешить вроде некуда, почему бы не взглянуть поближе?

Зарево стояло над громадной железной стеной – черной, с вмятинами, потеками и заклепками, как на Крымском мосту, и была это стена теплой! Меня затрясло, я прислонился, прижался, распластался, и так застыл, не веря счастью, – даже глаза закрыл.

А как открыл – вижу, прямо передо мной – здоровенный рыжий черт, с рогами, хвостом, все как положено – и хохочет.

– Володя, – говорит, – какая встреча!

Ну не везет, да и только! Ну, чтобы ему еще через полчаса появиться? От такой несправедливости мне стало обидно до слез, но в раю меня уму-разуму уже научили.

– Дядь, ты не трогай меня, – сказал я как можно вежливей. – Я малость погреюсь, и сам уйду, ладно?

Но не тут-то было. Черт даже удивился.

– Вов, ты что, сдурел? Пошли со мной!

Делать нечего, пришлось идти. Что я против него один, с голыми руками, да едва дышу?

По дороге он страшно веселился и трепал меня по плечу:

– Володь, да ты не узнаешь меня! Это же я тебя подзуживал за Нинкой Семеренковой подглядывать!

Застрелите, если я помню, что за Нинка, но чем кончаются споры в этих краях, мне уже было доподлинно известно, и я смирно кивал:

– Премного благодарен, а если что было не так, извините великодушно.

Он только строил рожи и качал головой:

– Да, брат, я смотрю, ты здорово переменился – ишь как заговорил!

Здесь тоже есть ворота – узорные, литые, очень красивые; мы их проскочили, и дальше я понесся над адскими просторами, как кузнец Вакула в Петербург. Рассмотреть успел немного – все громадные, еле глаз хватает, площади со статуями, вдалеке – мрачноватые дворцы с колоннами, людей не видно, но и заборов, кстати, ни одного. Влетели мы в какое-то мраморное жерло и припустили по широченным тоннелям, все глубже, глубже и вот, наконец, очутились в зале, размеров тоже циклопических и тоже с колоннами. Тут на возвышении стоял черный готический трон, и чуть подальше – длинный стол, на котором была расстелена вроде бы карта, и над ней склонились несколько человек в длинных, до пола, парчовых одеяниях. Лиц не разобрать, но и так видно, что авторитеты.

Черт, который меня притащил, заорал во всю глотку:

– Глядите, кто у меня тут есть!

От компании у стола отделился один и подошел к нам. Я только взглянул, сразу понял, кто это – тут подсказки не нужно, не ошибетесь – сам Вельзевул, Владыка Ада. Был он роста высокого, на плечах – этот складчатый плащ, прихваченный пряжкой с тусклым камнем и, как где-то сказано, «ликом темен и прекрасен». Верно. Смугл до чрезвычайности, а лицо узкое и длинное, будто нож.

Руки у меня свесились, как у старого орангутанга, и весь я окостенел от страха. Если в раю порядки такие строгие, то что же здесь? Без разговоров на сковородку? Еще почему-то я ожидал, что, посмотрев на меня, он непременно рассмеется сатанинским смехом, потому что вид у меня после всех приключений был, мягко выражаясь, причудливый.

Однако ничего этого не произошло. Вельзевул довольно долго разглядывал меня, потом сказал:

– Да, его хорошо отделали. – Затем чуть отвернулся в сторону и приказал: – Дайте парню стул, он сейчас упадет. И налейте чего-нибудь, он чуть живой.

Тотчас же меня посадили на табуретку и сунули в руки стакан – по-моему, с коньяком. Я настолько оторопел, что сел и выпил. Прожгло, я вам доложу, насквозь – но дышать стало легче. Вельзевул надвинулся на меня, как черная скала.

– Ну, Володя, что же ты из рая ушел?

– Выгнали. Я одному их хитровану по морде засветил.

– И ты не попросился обратно? Не валялся в ногах у Михаила?

Я помотал головой, как усталая лошадь.

– Не могу я там. Воля ваша, делайте, что хотите.

Вельзевул посмотрел на меня еще некоторое время и негромко скомандовал:

– Герду ко мне сюда.

В ту же секунду перед нами явилась девица сногсшибательного обличья. Здорова, ноги от шеи – натуральный циркуль, вся в черных кожах, как американский байкер, сплошь бахрома, бляхи, цепи, шипы и еще не знаю что, каблуки такие, что даже со стороны смотреть страшно, на голове – взрыв сверхновой, а размалевана!.. Вокруг глаз – синие треугольники с зеленой каймой, в ноздрях пламя – слов нет, и при этом жует, кикимора, жвачку. Но Вельзевул и бровью не повел.

– Что на семнадцатом? Течет?

– Течет, – с приятной хрипотцой отозвалась девица.

– А Моуди?

– Моуди? – она пожала плечами. – Моуди – отрезанный ломоть.

Вельзевул вдруг впал в необычайное раздражение.

– Гнать его в три шеи! – взревел он. – Все, лопнуло мое терпение, оно у меня не ангельское! И пусть эта скотина на глаза мне не показывается!

Вельзевул повернулся ко мне.

– Вот, человек к нам пришел… Володя, пойдешь ко мне в сантехники?

Я встал, и табурет за моей спиной с грохотом опрокинулся.

– Ва… Ваше величество, я без документов…

Тут-то, наконец, он и проделал то, чего я так долго ждал, – расхохотался громовым сатанинским смехом. Такие вышли раскаты, что мое почтение, следом, естественно, засмеялся тот черт, на котором я, можно сказать, приехал, за ним – Герда и все остальные, и я сам не удержался и улыбнулся.

Вельзевул даже слезинку с глаза смахнул:

– Ну, Володя, насмешил… На кой хрен здесь документы, тебя последний черт у салотопки в лицо знает… Короче, так: есть у нас тут семнадцатый участок – заколдованный, что ли, кто там разберет – надо его привести в порядок. Ты когда-то в своем деле понимал. Справишься – сделаешь карьеру. Так что постарайся. Это Герда – генеральный инспектор Котлонадзора. Она тебе все покажет, объяснит… Да, Герда, жилье ему какое-нибудь определи… Давайте, молодежь, я на вас надеюсь.

Вельзевул вернулся к столу и карте, а Герда, окинув меня меланхолическим, как показалось, взглядом – пойми-ка чего за этой боевой раскраской – не переставая жевать, пробурчала: «Пошли, чего там…»; мы куда-то провалились, и опять понеслись по тоннелям и коридорам неведомо куда. Держала меня эта расписная ведьма так неудачно, что кроме ее окованного серебром сапога я толком ничего и не видел.

Но вот прилетели. Здоровенная бойлерная, все как положено – котлы, трубы, приборы. Зеленобровая Герда молчала, но по-прежнему смотрела на меня скептически. Я поскреб в затылке и вздохнул.

– Герда, давай сразу выясним отношения. Самый Главный там сказал про карьеру, так вот ты знай – мне карьеры не нужно. Как все есть, так все пускай и остается. И вообще, я в Москве один из самых тихих, понято?

Герда уставилась куда-то вбок.

– Ты, значит, из Москвы.

– Ну да. А ты что, москвичей недолюбливаешь?

Она снова призадумалась и неожиданно изрекла:

– Ты ничего, симпатичный.

На это я уже не знал, что ответить, и потребовал у нее схему. Схема нашлась, но составлял ее, судя по всему, еще Юлий Цезарь на свином пергаменте, и потом римские легионы десять тысяч лет ходили по ней в римских сандалиях – пятно на пятне и дыра на дыре. Понять ничего нельзя, пришлось разбираться так.

Разобрались.

– Черт-те что, – подвел я итог. – Значит, так. Эту магистраль мы перекрываем и срезаем. Сварка у вас тут есть?

– У нас все есть, – с мрачной гордостью отозвалась Герда.

– Чудесно. Муфты эти на пеньке выбрасываем и везде ставим шарово-конусные соединения. И задвижки шаровые – можно сделать?

– Можно.

– Какие?

– Любые.

– Постой, постой. И инструмент тоже любой?

Герда только хмыкнула. Я даже замер, ослепленный открывшимися перспективами.

– Тогда так… Задвижки «Бугатти», полнопроходные, со встроенными фильтрами. Перфоратор «ДеВалт», «болгарку» «крессовскую», трехпозиционную, плюс полный набор «Хилти». Манометры – «Толедо». Этот стояк заменяем на медный, с компрессионным переходником, а вот отсюда врезаем резервную магистраль. Давление дадим сначала в основную, затем в резервную и здесь вот стравим. Все дела.

– И ты все это можешь сделать? – недоверчиво спросила Герда.

– С инструментом и поддержкой – вполне.

– Если ты самый тихий, – полюбопытствовала она, – какие же в Москве бойкие?

Итак, мы с Гердой и полдюжиной подсобных чертей принялись гнуть и варить трубы, нарезать резьбу и долбить стены. Дела пошли нормально, к вечеру второго дня дали давление, опрессовали, и семнадцатый участок утратил весь свой гнилой и подтекающий романтизм. Прилетел даже Вельзевул, похлопал меня по плечу и сказал:

– Ну что же, Володя, замечательно, по такому случаю ты повышен сразу на два звания и получаешь чин инспектора. Герда, продолжайте, продолжайте в том же духе, сколько нам мучиться с этой рухлядью, переходите на двадцать шестой, и вперед…

И умчался. Герда, черти и я отметили это дело с достойным перебором, и дальше мое загробное существование потекло стандартным порядком. Кашель понемногу отпускал, поселили меня во вполне приличной хибаре, Герда притащила целую кипу каталогов с мебелью и одеждой и сонно предложила выбрать что угодно, поскольку всего навалом, а публике глубоко плевать, как я выгляжу. Мы крушили кирпич, тянули магистрали, наворачивали вентиля, ломали головы над старой схемой и рисовали новую, а в остальное время бродили по здешним этажам, подкрепляли силы спиртным и ужасно резались в покер со всеми чертями и такими же, как мы, наемниками.

Герда вела себя все загадочней и загадочней. Как-то с пьяных глаз я выразил сожаление, что не могу увидеть ее лица и волос и натуральном виде, после чего закономерно ожидал получить по морде разводным ключом. Но вместо этого моя начальная долговязина вдруг отмылась и явилась в довольно милых косичках на школьный манер. Открылось, что это весьма юное создание, вовсе не лишенное привлекательности. Я зааплодировал и заявил, что в таком формате руководство мне правится намного больше. Герда странно покивала и, по своему обыкновению, склонив голову на плечо, уставилась куда-то в угол слева от себя. В результате этих преобразований она вдруг начала ревностно следить за тем, чтобы я много не пил.

И вот как-то однажды мы сидели в колодце на пятьдесят втором участке на противных ржавых скобах из гнутой арматуры, в руках у нас была все та же драная схема, и ругались мы нехорошими словами, потому что ничего не могли понять.

– Так, подожди, – говорил я. – Вот наши заглушки – тут и тут, все правильно; вот, по идее, вентиль, хорошо, а куда же тогда делась магистраль? Куда, интересно, мы давление дали?

Герда, пребывая в неизменном полусонном состоянии, смотрела почему-то не на схему, а на меня и, как всегда, уронив голову влево, наматывала волосы на палец.

– Не знаю, – протянула она. – Может, они так вентиляцию обозначили?

И в этот самый момент перед нами выскочил черт, и объявил, что Главный требует меня сей же час к себе. Я никакого подвоха не ожидал, сказал: «Ладно, чертила, давай копыто», зато Герда вдруг встрепенулась и взглянула с тревогой, и тогда я тоже насторожился, и с этим беспокойным чувством, держась за чертову ногу, влетел все в тот же парадный зал, и там действительно увидел такое, что без всяких иносказаний остолбенел от страха.

Из кого хочешь цикорий посыплется. Посреди зала стоял самолично ангел четырнадцатой категории Иннокентий со своей громадной книгой под мышкой и улыбался вечной сладкой улыбкой.

– Вот, Володя, – с усмешкой произнес Его Величество Вельзевул – он устроился тут же, небрежно привалясь плечом к собственному трону, – к тебе гости. Давай, Иннокентий, расскажи, с чем пожаловал.

Иннокентий приосанился и открыл книгу.

– Дорогой Владимир Викторович, – почти торжественно заговорил он. – Пришли ваши документы. Согласно постановлению, вы являетесь угодником четвертого разряда со всеми полагающимися правами и привилегиями. Поздравляю от души, поздравляю. Готов препроводить вас немедленно.

Едва миновал первый шок, я бочком, бочком, начал продвигаться ближе к Вельзевулу, и в конце концов оказался рядом, причем по какой-то причине уже стоя на карачках. Немного приподнявшись, я уткнулся ему в бедро и прохрипел:

– Ваше Величество, что хотите, все исполню, отслужу, только не отдавайте меня…

В ответ он положил мне руку на голову, а рука у него горячая, без малого утюг, но мне сразу стало легче – и сказал едва слышно: «Не трусь и не трясись так», затем перевел взгляд на Иннокентия:

– Видишь ли, Иннокентий, тут человек мне говорит, что не хочет он с тобой идти. Боюсь, в этот раз не выйдет у тебя ничего

Иннокентий от негодования даже весь вытянулся.

– Как же так, Владимир Викторович? Вы что же, отвергаете благодать небесную? Отвергаете рай? Не верю, не верю, подайте голос, под моим покровительством вы можете смело изъявить свою волю!

Большая злость меня разобрала, но я сдержался. Гонор в этих краях недорого стоит, но и совсем уж ползать на брюхе тоже смысла нет. Я встал и сказал вполне интеллигентно:

– Я вам не собака, господин Иннокентий, чтобы голос подавать, но говорю серьезно: ни вам, ни вашим сволочам я по доброй воле не дамся.

Тут Вельзевул захохотал своим дьявольским смехом, и потом очень ласково обратился к Иннокентию:

– Ну признайся, Кеш, обосрался… – и махнул мне. – Володя, все, иди, работай… Кеша, глупышка-дурашка, как же Он там тебя еще держит?

И что там было дальше, я уже не слышал, потому что черти унесли меня прочь.

Я завернул домой, достал из буфета флягу, хлебнул как следует и сел на кровать. Руки дрожали, как у эпилептика. Тут вбежала Герда и уставилась на меня безумными глазами.

– Слушай, чего сейчас было, – проговорил я нетвердым голосом. – Еще бы немного – и загремел. Хорошо, Главный отстоял, а то бы каюк… Представляешь, чуть не обделался от страха. Этот Иннокентий… я-то на ихнюю крутизну насмотрелся…

Она облегченно вздохнула, на секунду прикрыв глаза, и сказала:

– Я все знаю, – после чего подошла и отобрала у меня бутылку. – Снимай куртку, майку, и разворачивайся ногами вот сюда.

Герда вытряхнула меня из рабочих шкур, сама тоже вылезла из своих черных кож, и мы уселись на кровати спиной к спине. Спина у нее была почти такая же горячая, как рука у Вельзевула.

– Это что значит? – поинтересовался я.

– Площадь контакта больше, – туманно пояснила моя начальница. – Знаешь, как воины пожимали руки перед Куликовской битвой? Возле локтя, так что не только ладони, но и предплечья соприкасались. Между людьми были другие отношения… Ты о чем думаешь?

– О Высоцком. Он же там за меня заступился. Боюсь, влетит ему за мои выходки…

Герда фыркнула, шевельнув лопатками.

– Твой Высоцкий давно здесь, раньше тебя пришел. Поднимись на девятый уровень, да посмотри.

– Ух ты, – восхитился я. – И что он там делает?

– Вроде кино какое-то снимает… Бабы всякие бросаются на него, как сумасшедшие… Кстати, спрашивал про тебя.

Мы помолчали.

– Знаешь, Герда, – сказал я, – в тебе что-то есть.

Она сделала спиной неопределенное движение и ответила почему-то шепотом:

– Никакая я не Герда… Меня Светлана зовут, я из Свердловска… Ты тоже мне нравишься…

Мы снова помолчали, и я спросил:

– А магистраль куда делась?

– Не знаю.

Я покачал головой и вздохнул:

– Ладно, разберемся…

Июнь 2004 г.