Текст книги "Синельников и ремонт"
Автор книги: Андрей Лях
сообщить о нарушении
Текущая страница: 2 (всего у книги 3 страниц)
– Эти панели у меня давно готовы… Деньги? Деньги можно и взять…
В этой голове явственно шел какой-то мне неведомый процесс. Ну и ладно.
– Впрочем, я вижу, вы серьезный человек, – я бросил на стол еще один кошель. – Полагаю, этого должно хватить. Что-то мне подсказывает, что сэр Генри всегда вам платил вперед.
Сам не знаю, к чему это я вдруг приплел сэра Генри, но эффект вышел странный. Мэтр Нико выставил правую ногу, растопырил руки с пальцами-сосисками и поклонился так, словно собирался забодать меня кубической загорелой лысиной. Распрямившись, он сказал:
– Могу быть уже сегодня к ночи.
– Нет, нет… к ночи не надо. Давайте завтра утром, не торопясь. Вам помочь с доставкой?
– Нет. Лошадки у меня есть.
На этом разговор и завершился. Садясь в седло, я видел, как он стоит в дверях, по-прежнему свесив ручищи, и так стоял до тех пор, пока не скрылась из глаз вся его художественная хибара. Что же, если этот шкаф-мыслитель не подведет, то слово за немецкими оконщиками, потому что Дугласы-канализаторы клялись завтра уже все закончить, а на галерею и потолок у нас должно хватить времени в любом случае. По крайней мере, я на это надеялся.
Возле жилища Меллины Ланселот без всякой подсказки завернул во двор; какая-то лохматая девчонка, подхватив под уздцы, сейчас же увела его прочь, как только я сошел на землю. Моя красавица ждала меня в центральной комнате, наподобие гостиной, в белом платье и даже с гитарой на коленях, словно Линда Ронстадт. Ее глаза – турецкие какие-то глаза, хотя более английского лица представить себе трудно – говорили, что она и робеет, и храбрится, и готова верить, но главная интонация была такова: старик, ты попал домой. Я вымыл руки в обжигающе-холодной воде, загорелись свечи, настал ужин, никаких слов не потребовалось, потом была громадная, прямо шестиспальная кровать и все такое, от чего забываешь, где небо, где земля.
Возможно, кто-то скажет: что-то все это уж очень просто и быстро. Что ж, может быть и так. Но сложно и долго в моей жизни уже бывало, и не раз. Со всеми протокольными прелюдиями. Кончилось очень плохо. Отзвонив больше половины четвертого десятка, начинаешь понимать нехитрую истину – любовь это такая игра, в которой компьютер ничем не лучше орлянки.
Утром я проснулся сам не знаю во сколько. Ее невероятная грива, рассыпанная в полном беспорядке, занимала едва ли не четверть постели, и солнечный луч, проникший из-за полуприкрытых ставней, делил волосы на две половины – темно-каштановые в тени и откровенно медно-красные на свету. Меллина спала, обняв руками подушку, и из мешанины простыней выступала лишь узкая спина с пунктиром позвонков и, как сказал поэт, бледные холмы ягодиц. Под моим взглядом ведущая колдунья графства проснулась, потянулась, достав до меня кончиками пальцев, и вдруг под спутанным изобилием волос ее глаза наполнились ужасом. Ах, черт. Невозможно привыкнуть к этим глазам.
– Боже мой, – сказала она. – Ты уедешь. Совсем уедешь. Как только кончится этот твой проклятый ремонт.
– Нет, леди Меллина, – ответил я, – Я не сумасшедший. Не хочу ни стреляться, ни умирать от тоски. Ничего такого. Пока ты меня любишь, я никуда не денусь, а если придется уезжать, возьму тебя с собой.
– Ты меня любишь?
– Да. Я всегда тебя любил. Просто раньше не встретил.
Говорить правду легко и приятно – что да, то да.
Она немедленно уселась на меня верхом. Ее дивный бюст навис надо мной как пара свежеиспеченных сказочных хлебов.
– Если ты меня обманываешь, Уолтер, то разрешаю тебе сразу же меня убить. Нельзя дать человеку счастье, а потом отнять.
– Дорогая, и я думаю точно так же. Теперь и ты мне ответь на один очень серьезный вопрос – как у нас насчет завтрака?
Моя ненаглядная немедленно развеселилась и бойко заскакала по хозяйству. Что делать, невозможно на этом свете жить одной любовью. Не получается. Спешно перекусив, ибо солнце подбиралось к полудню, и расцеловавшись так, будто отправлялся не на ремонт, а на войну, я помчался обратно в Дом, ломая голову над тем, что сейчас поделывает мэтр Нико. Проезжая через деревню (на сей раз пришлось гнать напрямик) и вежливо раскланиваясь, я наслушался разных речей вроде «С возвращением, сэр Генри», или «Смотри-ка, у Генри новая сабля!», и так далее. У самого Входа обнаружился ответ на мой вопрос – здесь стояла телега с задранными оглоблями, и среди кустов паслись два пятнистых мохноногих першерона. Без всяких подсказок я понял, что это и есть «лошадки» мэтра Нико. Похоже, по милому деревенскому обычаю он встал никак не позже шести утра.
Проведя Ланселота через портал, я намотал повод на балюстраду, кликнул Германа и поспешил в гостиную. Так и есть. Угнездившись на стремянках, там уже орудовали мэтр Нико и двое мальчишек-подмастерьев, смотревшиеся рядом с ним, как цыплята рядом с индюком. Я кивнул ему, он кивнул мне, вид его не располагал к предложению помощи, и я направился в библиотеку – освободиться от феодального облачения. Появился Патрик и, пока я сматывал с себя знамя сто шестнадцатого драгунского полка, сообщил, что дугласы уехали на Волчий хутор, но вода уже пошла, и население отмывает ванны, что кровельщики обещали к вечеру закончить, а от вакуумных окон пока ни слуху, ни духу.
Я лазил на потолок в гостиной и на чердак, самолично орудовал хоппером в нижней галерее, а к обеду явилась Меллина, на сей раз в джинсах и рубашке с закатанными рукавами, сосредоточенно неся на вытянутых руках какой-то необыкновенный пирог. Пожаловать во владения Бетси с какой-либо кулинарной продукцией – риск отчаянный, но выяснилось, что испугался я напрасно, дамы оказались старыми знакомыми, трогательно поцеловались, заговорили о кухонных тонкостях, и вообще появление моей колдуньи было воспринято как должное – наши приятельские отношения никого не удивили.
За обедом – демократическим, за одним столом – зашла речь о том, куда убирать банки, бочки и прочий ремонтный хлам, учитывая, что мусорщики раньше среды не приедут. Дугласовские водопроводчики так прямо и заявили, возмущалась Бетси, что вывоз грязи – не их работа, и все, что не удалось выгрести из продолбленной стены, так там и залили своим ПВХ.
– Малый подвал освободился, – заметил Патрик.
Малый Подвал… А Большой? В Большой-то я даже не заглянул!
– Патрик, я должен осмотреть и подвал. Герман, принеси мне, себе и Патрику фонари – те, здоровые. Свет там, как я помню, что есть, что нет. Меллина, пойдешь с нами?
Моя бы воля, я вообще не снимал бы руки с ее талии. Разумеется, она пошла.
Вход в Большой Подвал – это просто каменная лестница в каменном полу Г-образной нижней галереи, а сам Подвал – довольно обширный, хотя и невысокий зал, озаряемый единственной подслеповатой лампочкой. Все, для чего это пространство использовалось когда-то, и сами следы этого использования – все давно оставило эти стены.
– Так, а это еще, черт возьми, что такое?
У внутренней стены, задвинутые под самые уступы арок, стояли четыре сундука, в каждом из которых запросто, например, могли переночевать двое людей нормального роста.
– Это оружейная коллекция сэра Генри, – объяснил Патрик. – Ранее она помещалась в нижней галерее и не была разобрана после норфолкской выставки в связи с отъездом Хозяина.
А ведь точно, висели в коридоре какие-то алебарды. Хорошенькое дельце – только этого мне и не доставало.
– Патрик… Я боюсь… Словом, по идее мы должны встретить нового владельца при полном параде. Воленс-ноленс, давайте открывать. Дорогая, возьми фонарь и посвети нам.
Процедура оказалась совсем не простой, поскольку сундуки были тяжеленные и затиснуты так, что горбатые крышки упирались в своды. В первом обнаружились палаши и секиры, некоторые – с не лишенной изящества гравировкой, во втором – пропасть арбалетов, уложенных, впрочем, в идеальном порядке, в третьем – какие-то ветхозаветные кремневые пищали, шпаги и кинжалы, а вот с четвертым сундуком вышел казус, причем казус в квадрате.
Во-первых, он был практически пуст. Навалившись животом на окованный край, я отыскал на дне что-то вроде остатков обмундирования с армейскими ремнями, немецкую каску с вентиляционными рожками и маузеровскую винтовку времен англо-бурской войны с россыпью патронов. Во мне шевельнулось нехорошее предчувствие.
– Патрик, а где все остальное? Здесь как будто идет по порядку – эти луки, потом всякие аркебузы…
– Мушкеты, сэр.
– Ну да, неважно, и в этом ящике должно быть уже что-то современное. Где оно?
– Не могу вам ответить, сэр. Я уже докладывал, что после Норфолка коллекцию не разбирали.
Второй казус заключался в том, что сундук был пуст не только изнутри – он еще и стоял на пустоте. Отодвинув его, мы увидели лестницу – образец того же каменно-лапидарного стиля «сломай-голову-спьяну», что и первый спуск в Подвал – ведущую куда-то еще глубже. Внизу она упиралась в солидную дверь с массивным засовом. Что еще за чудеса? В жизни я не слыхал ни о каких секретных подземельях в Доме.
– Мелли, дай фонарь. Патрик, это еще что такое?
– Это вход в часовню, сэр, – голос дворецкого возвысился уже до совершенной торжественности.
– Так, еще и часовня. Господи. Что ж, мы должны привести в порядок в е с ь
Дом. Старик будет совать нос в каждый угол. Навестим часовню.
– Сэр, должен вас предостеречь. Это древнее святилище Владык Северного края.
– Патрик, мы здесь для того и есть, чтобы все святилища были в рабочем состоянии. Мелли, дай мне руку, тут ступеньки щербатые.
Я отодвинул засов, и мы вошли. Сразу скажу, что ничего грозного или ужасного не обнаружилось. Это был точно такой же подвал, только поменьше, да близость грунтовых вод чувствовалась намного сильнее. Но в самом дальнем от входа углу имелся нишеобразный аппендикс, в стене его был наполовину утоплен высоченный камень, похожий на алтарь, и из него торчала рукоять меча очень недурной работы.
Патрик продолжил свой экскурсионный обзор, не дожидаясь приглашения:
– Это меч Хозяина, сэр.
Вот оно что. Я начал понимать. Старая скотина Дедушка, естественно, забыл мне рассказать о сути церемонии.
– Патрик, значит, когда приходит Хозяин, он должен вытащить меч и вступить в права?
– Да, сэр. Именно так.
Значит, как раз сюда Старик и потащит своего парня. Интересно.
– Ладно, что же, в таком случае нам тут делать и впрямь пока нечего. Хорошо бы подмести, да Бог с ним, пусть остается пыль веков. А! Тут кольца для факелов – Герман, вставь в них те каминные поленья, которые с пропиткой. Будет внушительней…
Я все смотрел на меч и почему-то не решался уйти. Меллина подошла ко мне:
– Уолтер, тебя что-то беспокоит?
– Да, любимая, что-то здесь не то… Дай-ка я тебя поцелую, мне сразу полегчает. Патрик, ну если вам не нравится, отвернитесь… Хорошо, пойдем. Надеюсь, Дом не рухнет, когда он выдернет этот меч.
Не рухнет…
– Стой, подожди. Куда выходит эта стена? Патрик, где у нас план Дома?
Я вперился в неровные, примыкающие друг к другу квадраты, выведенные гусиным пером по плотной шершавой бумаге. Это же стена, смежная с Малым Подвалом! А с той стороны – злополучный дугласовский коллектор!
– Патрик, какая толщина этих стен?
– Не знаю, сэр. Постройка очень старая.
Неважно. Пусть, скажем, два фута. Да еще с той стороны подгрызена перфораторами. Стало быть, если в этом мече три фута с лишним – а он запросто может оказаться длиннее – то верных полтора фута лезвия сидят прямо в коллекторе. То-то золотари сказали, что мусор выгребать не собираются!
Теперь два варианта. Наследник тянет-потянет – вытянуть не может, потому что меч наглухо вмурован в этот чертов винилхлорид. Скандал. Вариант второй – меч вылез, и образовавшаяся дыра образует нам фонтан, как на Трафальгар-сквер – только водичка здесь будет другого свойства. Да, мэтр Уолтер, на сей раз вы влипли. Но, может быть, коллектор заканчивается выше?
– Патрик, давайте-ка всех сюда, и побыстрее.
Мои дамы примчались немедленно, страшно заинтригованные.
– Бетси, Лиза, слушайте внимательно. Кто-нибудь видел, что там на дне этого коллектора? Был какой-нибудь разговор на эту тему? И еще – можете хоть примерно сказать, насколько они заглубились в фундамент Малого Подвала?
Бог ты мой, у кого я спросил. Кумушка начали сыпать самыми бессвязными воспоминаниями, а пуще того – всевозможными бредовыми предложениями, и уже через минуту стало ясно, что толку от них никакого.
– Значит, так. Сейчас вы подниметесь наверх и откроете все краны – на кухне, в гостевых комнатах… везде. Потом берете ведра и тряпки и идете сюда. Придется попытать счастья.
Расставив весь уборочный арсенал вокруг алтаря, я взялся за рукоятку меча.
– Сэр, – изрек Патрик самым зловеще-замогильным тоном, – надеюсь, вы знаете, что делаете.
– Знаю, – ответил я и потянул.
Меч нехотя, но без особого сопротивления, словно ложка из подтаявшего мороженого, вылез из камня. Ничего не хлынуло, поверхность тотчас же затянуло, как будто ничего и не было. В мече оказалось, как я и ожидал, около четырех футов, клинок четырехгранный, очень ладно сбалансированный, и перед рукоятью на три пальца оплетен сыромятным ремешком – это было явно не салонно-декоративное, а вполне боевое оружие. Я облегченно перевел дух, но про всех остальных сказать это было никак нельзя.
Их охватило что-то вроде столбняка. Они смотрели на меня, выпучив глаза, даже у Меллины приоткрылся рот, а Герман и вовсе пустил слюну в бороду. Кажется, я серьезно задел их чувства, вот незадача.
– Спокойствие, друзья мои. У нас просто не было другого выхода. Давайте считать это генеральной репетицией.
– Да, сэр, – несколько оторопело согласился Патрик. – Разумеется, будем считать репетицией.
– Если возникнут какие-то претензии по нашим действиям, то я принимаю ответственность на себя и за всех вас заступлюсь.
В ответ они проделали нечто уж и вовсе неожиданное – вдруг взяли и, стоя в ряд, как стояли, все поклонились мне. Таких поклонов от Патрика и таких реверансов от свиристелок я еще не видывал и, что греха таить, слегка растерялся.
– А… ммм… официальная часть закончена, все по местам. Герман, не забудь про поленья. Патрик, что-то он у нас какой-то тусклый… на кухне, кажется, был порошок для чистки серебра и кастрюль – не попытаетесь привести его в более парадное состояние?
Патрик издал неопределенный звук и сначала уставился в пол, а потом за поддержкой повернулся к Меллине – но та, похоже, искренне забавлялась ситуацией. Ах, проклятые суеверия.
– Хорошо, Патрик, я сам.
Что ж, взялся за гуж – полезай в кузов. На кухне мы вместе с Меллиной, почему-то умиравшей от смеха, дополировали кладенец до более или менее презентабельного состояния, я спустился в часовню и воткнул его на место. Задвигая засов, я еще подумал, что уж с этой-то проблемой покончено. Человек предполагает.
В галерее приятно пахло свежей эмалью, но несчастные средневековые рыцари, залитые грязью, имели самый жалкий вид. Так их оставить, конечно, нельзя, но что же делать? Не разбирать же и смазывать каждого по отдельности – это работа на месяц и не для четверых. Лаком бы их покрыть, что ли. Погоди-ка. В Гладстонберри была станция обслуживания «Даймлер-Бенц». Вот это мысль. Отыскав в справочнике телефон, я позвонил. Мой заказ их изрядно смутил и, вероятно, желая от меня отделаться, за чистку, краску, сушку и лакировку каждого панциря они запросили как за такую же процедуру для «мерседеса». Я согласился, но потребовал оптовую скидку, поскольку «мерседесов» у меня десять. Тогда они сдались и прислали фургон и менеджера с каталогом.
Цвет я выбрал «мокрый асфальт», со стальным отливом и двойным лаком – строго и мужественно. Бедных железяк вместе с их распялками по одному занесли в фуру.
– Вот на эту каракатицу особенно внимание обратите, – посоветовал я. – Круче всех пришлось.
– Это доспехи благородного Бертрана Дюгесклена, – возвестил Патрик. – Доставлены из Кордовы в тысяча семьсот девяносто восьмом году.
– Да, значит, с Дюгескленом поаккуратнее.
Кажется, пока мы возились с сэром Бертраном и компанией, Меллина провела на кухне какое-то собрание – вид у моих подручных сделался подозрительно мирный.
Настало время разобраться с коллекцией. Тут мы тоже хлебнули горя. Все экспонаты должны были располагаться в полукруглых нишах галереи, Дюгесклен с товарищами как раз и отделял эти ниши друг от друга. Но ниш, как и рыцарей, было десять, а сундуков – неполных четыре, и, несмотря на все наши дизайнерские усилия, подкрепленные дрелью, кронштейнами и ящиком дюбелей, на восьмой нише оружие кончилось. В девятую мы могли повесить лишь винтовку, шлем и те рваные солдатские штаны, а про десятую и речи не было.
– Патрик, откуда сэр Генри все это привозил? На аукционах покупал?
– Сэр Генри привозил все это с войны.
– Ничего себе… с войны.
Да, но ведь в двух шагах отсюда, в Уорбек-холле, находится весь военный архив, уорбекская лавка древностей.
– Алло, Роберт, это Уолтер Брэдли. Слышишь меня? Очнись, есть серьезный разговор.
– Уолт… Что может быть серьезного в этом мире… Все тщета и ловля ветра, да и того нет…
Господи, он снова пьян. Сунуть бы тебя в бочку с нашатырем.
– Боб, ты знаешь коллекцию сэра Генри?
– Да… Генри… милейший был человек… Умер, говорят… Но вот куда он потом делся? Реинкарнировался…
– Боб, из его коллекции пропали все предметы по нашему времени. Можешь одолжить мне из архива на пару дней?
– Могу… Нет, не могу… Вот прими на баланс этот хлам, тогда смогу… Уолт, не ругайся, ты разговариваешь с пэром Англии…
– Я разговариваю с пьяным идиотом. Патрик, на каких войнах воевал сэр Генри?
– Сэр Генри воевал на всех войнах.
– Значит так, Роберт: первая мировая война, вторая, Вьетнам. Какие еще были войны?
– Не знаю… Я воевал с отцом и его адвокатами… Настоящая была бойня…
– Короче, присылаешь сюда, в Дом. Ты меня понял?
– Понял… не кричи так, Уолт… Ты давно видел Камиллу?
– Месяца полтора назад.
– Она спрашивала… обо мне?
– Спрашивала.
– Что ты ей сказал?
– Ничего.
– Правильно. Молчи обо мне… Меня нет… Но я был, помни, Уолт, я был…
И отключился, подлец. Я посмотрел на часы – ничего себе, четверть первого, ночь на дворе.
– Меллина, если ты скажешь, что у тебя с утра дела и тебе надо быть дома, я возьму любой из этих тесаков и буду гоняться за твоими делами по всей Долине.
– Я отменила все дела, – с гордостью сказала Меллина.
– Райские звуки. Наверняка у Бетси найдется запасная ночная рубашка… с оборками.
Чем хороши эти старинные английские дома, так это огромными чугунными ваннами, где без труда можно устроиться вместе с любимой женщиной, которой хочется любоваться и любоваться, как шедевром великого художника.
– Уолтер, не смотри на меня так, я еще не привыкла…
Постель в Доме хотя и не такая роскошная, как в Долине, но все же вполне приемлемая и достаточно скрипучая. Конечно, мы оба устали, но у человека в жизни бывают моменты, когда он может забыть об усталости.
Проснулись мы неожиданно рано, едва только светало. Меллина положила подбородок мне на грудь. Ночная рубашка тетушки Бетси так и не понадобилась.
– Любимый, ты знаешь, я восхищаюсь твоей деликатностью.
– Ммм?
– Другой бы на твоем месте давно бы спросил – Меллина, что у тебя было с этим Генри?
– Меллина, расскажешь через десять лет. Давай вон запишем дату на притолоке.
– Я расскажу тебе сейчас. У нас с ним ничего не было.
– О Боже.
– Да. Он был хороший человек и был серьезно в меня влюблен, но я… ничем не могла ему помочь. Однажды, правда, мы с ним поехали в Вустершир, он хотел показать мне какие-то достопримечательности…
– Фарфоровый завод?
– Да, наверное… но только и там ничего не получилось, мы поссорились в тот же день, и я вернулась домой. Вот и все.
– Что же, мне жаль его.
– И мне его жаль. Уолтер, обними меня крепко-крепко.
– Я боюсь сделать тебе больно.
– Пусть будет больно. А то мне все кажется, что это сон.
В девять утра Патрик прикатил нам сервировочный столик с кофе прямо к постели, на дворецком были парадные белые перчатки! Я почувствовал, как волосы у меня становятся дыбом.
– Меллина, что ты им такого наговорила?
– В свое время узнаешь, дорогой.
Весь этот день был наполнен ожиданием оконщиков с их стеклопакетами – времени оставалось в обрез. Дважды я обманывался: первый раз приехали мерседесовцы – вернулся Дюгесклен со товарищи. Прелесть, до чего они стали хороши – черные, блестящие как жуки. Когда их водрузили на места, галерея приобрела прямо-таки праздничный вид.
Второй раз, когда басовитый рык мотора сбил меня с толку, я увидел во дворе расшлепанный студебеккеровский грузовик, какие еще можно видеть в фильмах о второй мировой войне. Из-за руля вывалился очередной посинелый уорбекский вурдалак и молча заковылял на кухню. Значит, всепьянейший пэр Англии все же не забыл о моей просьбе.
То ли с сонных глаз, то ли вообще неизвестно отчего, мне мерещилось, что Роберт пришлет мне набор каких-нибудь штыков-ножей в чехлах, которые без труда можно будет разместить в оставшемся пространстве, и даже не заглянув под брезент, я откинул борт. Это едва не стоило мне головы, потому что на землю как лавина с грохотом посыпались ящики с пулеметными лентами, а за ними обрушились и сами пулеметы – три громадины МГ-34.
– Роберт окончательно спятил, – сказал я Патрику, потирая ушибленную руку.
Мы забрались в кузов. Бог ты мой! Такой свалки оружия я не видел ни в одном боевике. Чего здесь только не было. Шмайссеровские автоматы с магазинами и без, автоматические винтовки М-16 всех видов и модификаций, неуклюжие американские пулеметы с заправленными лентами, «маузеры» в деревянных кобурах, похожих на протезы, а всякими там «Вальтерами» и «Береттами» пол был просто вымощен – всего не перечислишь. Но что хуже всего – там и сям валялись гранаты типа «лимонка» с ввинченными запалами, а в одном углу застрял фауст-патрон на боевом взводе. Если бы эта штука рванула, то и грузовика бы не потребовалось – все прилетело бы в Дом само собой.
Да, Роберт основательно почистил запасники. В минуту озарения я вдруг сообразил, как такой хаос мог образоваться – наверняка младший из лордов-основателей попросту открыл верхний люк гаража (есть у них там такой люк) и, опрокинув стеллажи, сбросил их содержимое прямо в кузов. Что-то совсем плох наш алкоголик; в самом деле, пора звонить Камилле.
– Знаете, Патрик, от души надеюсь, что меня не пошлют делать ремонт в Уорбек-холл.
Само собой, для наших скромных декоративных целей не потребовалось и четверти этого арсенала, и все равно, экспозиция двух последних ниш получилась самой насыщенной. По верхнему краю Бетси даже сделала бордюрчик из парабеллумов, а в оставшийся узкий простенок, где уже не было рыцаря, Герман – видимо, из лучших чувств – повесил русскую «Грозу» с самоварной трубой гранатомета, хотя из нее-то сэр Генри уж никак не мог стрелять.
Но самое сильное впечатление это смертоубийственная выставка произвела на Лизу. Особенно почему-то ее потрясли «маузеры» – вытащив этих долгоствольных громил из их деревянных хранилищ, она крутила ими так и эдак, и в глазах ее разгорались безумные огоньки – перспективы возможных разгромов хмелем ударили в голову бывшей подруге графа Саутгемптона.
– Уолтер! – восклицала она, подпрыгивая передо мной. – Ну почему этого не было раньше? Как здорово можно было все устроить!
Указательным пальцем я осторожно отодвинул ствол от собственного носа. Есть категория бездельников, которая меня особенно раздражает.
– Лиза, имей ввиду. Одна дырка в этой свежей побелке – и ты сама будешь ее зашпаклевывать и вручную закатывать эмалью. А если ты – избави Бог! – всадишь пулю в одного из дюгескленов, то до конца своих дней будешь мыть полы у Роберта Уорбека.
Лизу просто затрясло. Я почти видел, как страх и жажда разрушения раздирают ее надвое.
– В вестибюле и на лестнице – стреляй, из чего хочешь. На кухне – пожалуйста, вон подствольник, из него бомба вылетает – разноси кухню. В верхней гостиной можешь выстрелить из пистолета. Но одна очередь возле библиотеки или здесь, в галерее – и ты проклянешь день и час. Ты все запомнила?
Она немедленно воспрянула духом и тут же надулась, собираясь ответить мне какой-то колкостью, но тут, наконец, приехали немцы, и всем стало ни до чего.
Началась беготня, какой еще не было. Герман месил шпаклевку. Свиристелок я вооружил фенами и велел сушить нанесенный раствор, сам разматывал удлинители, чтобы работать после наступления темноты; Меллина отпросилась-таки домой за необходимыми вещами; Патрик лихо орудовал баллонами со строительной пеной.
В семь вечера главный оконный механик, вроде бы Гугенхаммер фон Либенау, если ничего не путаю, заговорил о профсоюзных правах. Я достал две упаковки пятидесятидолларовых купюр и засунул их в карман на животе его комбинезона.
– Герр оберст, – сказал я, – верю, что вы поддержите славные традиции фирмы «Рехау», как и подобает солдату родины и фюрера.
Он слегка изумился, но затем отдал мне честь и вышел. В одиннадцать вечера все было закончено. Я приказал бросить все как есть и ложиться спать – завтра еще будет время прибраться.
И вот настал знаменательный день. Уборка после ремонта – мероприятие не менее серьезное, чем сам ремонт; кроме того, встал вопрос о банкете.
– Патрик, у меня начисто вылетело из головы – ведь если с этим парнем все пройдет удачно, надо же будет устраивать какое-то застолье!
– Думаю, наших запасов хватит, сэр. Ведь отмечать мы будем в семейном кругу, наплыва гостей не ожидается.
– Ладно, давайте стаскивать мусор в подвал.
Меллина разобрала привезенные из Долины коробки и появилась пред наши очи в сногосшибательном черном платье с серебряной нитью. Она сделала высокую прическу, встала на каблуки – мы все пали ниц.
– Куда прикажете подавать обед, сэр – в верхнюю или нижнюю гостиную? – спросил Патрик.
Что я собирался ему ответить, так навсегда и останется тайной. В вестибюле хлопнула дверь. Я сделал несколько шагов, выглянул и обмер – посреди нижнего холла стоял Старик собственной персоной.
Мы выросли перед ним, как из-под земли. Сразу стало ясно, что босс весьма и весьма озабочен.
– Здравствуйте, Уолтер. Здравствуйте, Патрик. Мое почтение, дамы. Счастлив вас видеть, леди Меллина, вы прекрасно выглядите. Как поживает дедушка?
– Благодарю вас, мистер Бриджес, дедушка здоров.
– Уолтер, – Старик взял меня под локоть в своей старомодной манере и отвел в сторону.– Должен вам сообщить, что все проходит не так гладко, как нам бы хотелось. Наследник может появиться с минуты на минуту, и я рассчитываю на вашу всестороннюю поддержку… мда. Пока есть время, я хотел бы осмотреть, так сказать, плоды ваших стараний.
Дедушка был явно взволнован, но из плодов стараний не упустил ничего, за какие-нибудь пятнадцать минут обежав весь Дом бодрой стариковской рысью.
– Так, так, вижу, старая коллекция на месте… Новые окна – что ж, не вырываются… Дуб как новенький… Эти банки нужно отсюда убрать… Мало зелени, здесь же был когда-то превосходный зимний сад!
Остановив свой бег на галерее второго этажа, под рогатыми лосиными черепами, Старик снизошел до похвалы:
– Очень неплохо, Уолтер, очень неплохо. Оперативно, аккуратно, в срок…
– Сэр, подъехала какая-то машина, – объявил Патрик.
Мы подошли к окнам. Во дворе стоял вылизанный до крайней степени раритетный «корвет», из него вышли парень и девушка.
– Это Наследник… со своей знакомой, – произнес Старик почему-то шепотом. – Ну что же, приступаем.
Вышло, что обращался он только ко мне и Меллине. Никого из духов рядом уже не было.
– Мистер Бриджес, вы не возражаете, если я останусь? – деликатно осведомилась Меллина.
– Нет, нет, разумеется, – Старик не отрывался от окна, но этикет соблюдал до последней запятой. – Напротив, очень приятно, что кто-то из Уориков будет присутствовать… Если бы его светлость…
– Если не дедушка, то хотя бы внучка, – усмехнулась моя колдунья. – Вы очень любезны, мистер Бриджес.
Но Старику было не до светских тонкостей. В двери загромыхал ключ, и лязгал там довольно долго, поскольку постороннему войти в Дом не так-то просто. Не менее двух минут ушло у них на то, чтобы справиться с замком, но вот совладали, и Старик свирепо зашипел на нас:
– Меллина, Уолтер, вы с ума сошли, вас видно!
Непонятно, к чему все эти дедовские хитрости, если перед нами настоящий Наследник – но парадом пока что командует Дедушка. Мы с Меллиной переглянулись, едва удерживаясь, чтобы не фыркнуть, и ушли из состояния видимости. Формально Дом опустел.
Парочка вошла в вестибюль. Новому владельцу было лет тридцать, это был парень баскетбольного роста, шатен, с длинной кадыкастой шеей и странными белесыми ресницами. На нем был синий клубный пиджак и светлые брюки, из-под которых выглядывали очаровательные канареечные носочки. Девица была такого же возраста, если не постарше, химическая блондинка, волосы которой уже на добрый дюйм вспомнили свою изначальную гнедую масть. Она заговорила первая:
– Смотри, Дерек, настоящее родовое гнездо!
Они прошли в нижний холл и потом, наверное, в нижнюю гостиную – мы на некоторое время перестали их видеть и слышать.
– Давайте присядем, – предложил я. – Это не на пять минут.
Мы опустились на банкетку. Мимо нас по лестнице быстро, но плавно пронесся Патрик. Вид у него был сосредоточенный. Тут же показались и новоселы. Говорила по-прежнему девушка:
– Давай посмотрим, что наверху!
Едва не задев нас, они поднялись в верхнюю гостиную. Тут дама издала первый визг:
– Дерек, я только что видела в зеркале какого-то старика!
Впервые раздался голос Дерека:
– Пэм, не болтай глупостей, здесь никого нет.
– А я тебе говорю, что видела!
– Лучше бы он им рассказал про Гая Кассия, – шепнул я Меллине. – Вот уж действительно нагнал бы страху.
Старик недовольно покосился:
– Гай Кассий был скромный и интеллигентный человек.
Меллина инстинктивно пододвинулась ближе ко мне.
– Здесь действительно как-то мрачновато, – признал Дерек. – Эта черная отделка… Пойдем, мы еще не все осмотрели внизу.
– Знаешь, давай уедем отсюда, – внезапно решилась Пэм. – Мне здесь как-то жутко.
Они ступили на лестницу – то есть думали, что на лестницу, а на самом деле – на Германа, примостившегося на ступенях, и в итоге полетели вниз – не слишком болезненно, но неприятно.
– Дерек! – снова завизжала Пэм. – Меня кто-то схватил за ногу!
Дерек стоял на четвереньках и дико озирался. Кажется, он тоже до некоторой степени утратил присутствие духа.
– Что это за чертовщина? – спросил он.
Но это была еще отнюдь не чертовщина, это была еще даже не разминка. В дверях галереи показались обе дамы. Бетси, сообразно положению и возрасту, держала пулемет МГ, молодецки намотав ленту на руку, Лиза осталась верна «маузерам», и таким образом в ее фигуре проступило нечто революционное. Над ними, на высоте футов пятнадцати от пола, скрестив руки на груди, стоял Патрик и со строгостью взирал на происходящее.
