Текст книги "Змееныш"

Автор книги: Андрей Дашков

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 18 страниц) [доступный отрывок для чтения: 7 страниц]

Глава двенадцатая
ПЛЕННИК НАРОДА МОКШИ

…Его череп увеличивался в размерах, стремительно вбирая в себя все новые и новые пространства, пока не достиг границ вселенной. Внутри него воцарился хаос. Сначала раздавалось тихое потрескивание – это лопались грибы, выбрасывая облачка спор. Повсюду вспыхивали и гасли фиолетовые искры, как будто сквозь голову проносился метеорный поток. Из каждой споры рождалась звезда, вокруг которой вращались мертвые шарики, сверкавшие отраженным светом. Люгер мог бы взять их в руки, если бы помнил, ГДЕ оставил свои руки. Вскоре он уже постоянно слышал звенящую, назойливую и совершенно нечеловеческую музыку.

Теперь у него было чудовищное тело, оказавшееся внутри его же гигантской головы. Он повернул глазные яблоки – огромные, как две луны, и такие же тяжелые, – и «увидел» свою кожу, струившуюся радужной волной, словно змеиный узор. Кое-где из нее уже росли деревья, стряхивавшие со своих ветвей тысячи золотистых листьев-кораблей. И дыхание становилось ветром…

На всех парусах корабли неслись к черному зеву – единственному месту в этом мире, которого Люгер боялся. Он почувствовал, что там затаился его главный и смертельный враг – некто без образа, неназванный и неописуемый. Он увидел мельком только тень врага, упавшую на темнеющий небесный свод, которым сделался его собственный череп. Тень, пошатываясь, бродила за пределами досягаемости, и оттуда – казалось, из межзвездных далей, – доносился омерзительный звук, напоминавший треск ломающихся костей. Звук резко диссонировал с музыкой творения – это тень пожирала золотые корабли…

Враг оказался неразрывно связан с Люгером, как плод, только что исторгнутый из чрева матери. Слот схватил пуповину внезапно обнаружившимися руками и тут же почувствовал удушье. Чей-то язык, огромный и холодный, заскользил по спине, вызывая предательскую дрожь…

Дряхлые красные звезды, вспухшие предсмертными пузырями, ползли по своим орбитам, терзая его незакрывающиеся глаза болезненными уколами света. Стервятника охватила паника, но куда он мог убежать? Как будто начался дождь – однако вскоре он понял, что оказался среди бесконечно длинных волос. Они превращались в струи дождя и наоборот – их невозможно было различить…

Руками, пропорции и размеры которых непрерывно менялись, он раздвигал то ли струи дождя, то ли паутину волос перед собой и летел над бесконечными мокрыми пейзажами. Внутренний голос пел ему долгую песню сожалений. Звуки достигали ушей, уродливо торчавших из зенита и осквернявших своей нелепостью печальный ландшафт. Музыка давно стихла. Теперь отовсюду раздавался гул, похожий на шум ветра в каминной трубе, но монотонный и более низкий. Тень врага неотступно следовала за Люгером, вытаптывая поля волшебных грибов…

Стервятник был вынужден искать себе пристанище внутри своей же головы, сделавшейся старой вселенной, вместилищем умирающих звезд. Он нашел место, темное, как могила, и тихое, как океанские глубины. Здесь он наткнулся на шкатулку, искусно вырезанную из кости, и поспешно открыл ее.

Внутри шкатулка была выстлана зеленым бархатом и пуста. Чем ниже Люгер склонялся над ней, тем более подозрительно выглядел этот бархат – он казался влажным, шевелящимся и как будто… живым.

Слот отвернулся и протянул свои безмерно удлинившиеся руки к черному зеву собственной глотки, а затем пальцами нащупал лицо, обращенное в холод и пустоту иного мира. Оно было покрыто инеем и потому скользким; и все же он ухватился одной рукой за нижнюю челюсть, ощутив, как в ладонь вонзился скалистый хребет зубов, а второй – за волосы, свисавшие вовнутрь, и, страдая от мучительной боли, слыша лишь треск черепных костей, стал выворачивать голову наизнанку, возвращаясь к жалкой малости человеческого существования…

Когда ему показалось, что голова сделалась прежней, он поднес шкатулку к глазам и попытался рассмотреть ее бархатное дно сквозь пелену слез. Тут шкатулка начала стремительно увеличиваться в размерах, и вскоре Слот уже заглядывал в нее, как в колодец.

Наконец он услышал позади себя шорох – страшный шорох, с которым приближался безликий враг. Вокруг воцарилась первозданная тьма, и Люгер больше не колебался. Он шагнул в колодец и полетел вниз, туда, где тошнотворно переливался зеленый бархат. Повернув голову, он увидел уменьшающийся черный прямоугольник. От падения захватило дух, но в те мгновения Стервятник не мог и помыслить о Превращении.

Насыщенный запах листьев и сырости нахлынул мощной волной, и прежде чем Люгер достиг верхнего яруса леса, он потерял себя.

* * *

Слот бродил по селению народа мокши, которое оказалось больше

Элизенвара и до окраин которого ему так и не удалось добраться. За ним никто не следил, и никто не пытался его удерживать. Он был предоставлен самому себе, почти свободен, если не считать того, что вряд ли сумел бы выжить, затерявшись в зловещем лесу. Да и можно ли было думать о свободе в странном полусне, подчинившем себе его сознание? Не раз и не два ему пришлось подолгу блуждать в лабиринтах деревьев-дворцов, где его в конце концов находили четвероногие слуги Ведьм. С их помощью он возвращался в комнату с озером, где росли грибы – едва ли не единственная его пища, которая вызывала новые видения. Реальность оставила напоминание о себе в виде последовательных и отчасти объяснимых событий; в то же время из видений Люгер черпал знания о прежде неведомых ему вещах. Порой он забывал о пище, воде, отдыхе. Он оказался в мире зеленых призраков, лесных миражей, хрустальной музыки капель, безответных существ с древними глазами и деревьев, будто наделенных чувствительными душами. Он исходил не один десяток ярусов, словно странствуя по райским небесам, но эти небеса навсегда остались для него чужими. Много непостижимого увидел он здесь, и магическая завеса неизменно скрывала от него подлинный смысл и цель происходящего.

Это не означает, что он не пытался совершить побег, испробовав единственный доступный способ, – в противном случае он бы не был Стервятником Люгером. Когда прошло достаточно времени с тех пор, как ему в последний раз насильно вливали в глотку вино Родеруса, он решил прибегнуть к Превращению, но его ожидало жестокое разочарование. Попытка закончилась неудачей и не имела никаких последствий, кроме сильных болей во всем теле и мучительных кошмаров: в них он становился жутким существом – частично человеком, частично животным или птицей, – со всеми сопутствующими ощущениями. Магия народа мокши подавляла его магию, и это научило Люгера терпению и ожиданию.

Приближалось событие, которое Ведьмы называли Переселением. Как уже многократно случалось в прошлом, одряхлевшие мокши готовились обрести новые, молодые тела. Ритуал являлся, по существу, убийством, но там, в лесу, Слот не осознавал степень угрозы, и многое, с чем он не смирился бы, если бы сохранил трезвый рассудок, казалось вполне естественным. Более того, он не чувствовал себя жертвой. Он ждал Переселения безропотно, как фанатично верующий ждал бы момента, когда Создатель приберет его душу.

Единственный мокши, который иногда снисходил до разговоров с Люгером, был тот самый белокожий старик, который привел его в селение. Но и разговоры эти, похоже, имели целью подвергнуть пленника очередному испытанию, готовили его к ритуалу – фразы, похожие на заклинания, способствовали погружению человека и мокши в совместный сон, насыщенный видениями и открывающий доступ к ошеломляющим знаниям.

От старика Слот узнал, что Ведьмы меняют свои тела уже в течение нескольких тысячелетий. Поскольку не было необходимости в деторождении, число мокши оставалось примерно постоянным и довольно небольшим. О магической силе, накопленной за столь долгий период времени, можно было только догадываться; впрочем, старик и не позволял Люгеру как следует подумать об этом.

Улицы давно исчезнувших городов, битвы, происходившие в глубокой древности, люди в странной одежде, коорабли без парусов, незнакомая речь, усеянные серебристыми птицами небеса… Видения сменяли друг друга слишком быстро, чтобы он успевал различить детали. Он познал боль и тоску тех, кто прожил слишком долго и видел то, чего он не мог себе даже вообразить. Он испытал безнадежность, словно тоже был изгнанником, навеки утратившим родину и хранившим яд воспоминаний о счастливом прошлом. А ведь он только вскользь прикоснулся к глубокой тайне, окружавшей происхождение первых мокши.

Сейчас среди них почти не осталось женщин, вернее, тех, кто использовал женские тела. У Люгера голова пошла кругом, когда он понял, что это далеко не одно и то же. Причина была очевидна: женщины уступали мужчинам в силе, выносливости, умении владеть оружием. Однако в некоторых случаях способность принимать облик своих жертв позволяла Ведьмам искусно играть на человеческих страстях. У Стервятника, неоднократно попадавшего в опасные передряги из-за коварства женщин, появился повод лишний раз задуматься над тем, что за демоны вселялись порой в этих развратных, жадных, гнусных, мстительных, ядовитых, злопамятных и… таких притягательных существ.

Но важнее было другое: он выяснил, что Ведьмы вовсе не безразличны к происходящему в западных королевствах и преследуют собственные, хотя и отдаленные, цели. Кое-кому из них даже приходилось жертвовать собой во имя интересов лесного народа. Люгер начинал догадываться о том, что некоторые влиятельные особы в Элизенваре и других столицах на самом деле также являются тайными посланниками или ставленниками мокши.

Тем не менее Ведьмы не стремились к захвату власти – по крайней мере, в привычном для Стервятника смысле, – иначе весь обитаемый мир давно претерпел бы необратимые изменения. Вероятно, причиной тому была чрезвычайно долгая жизнь. В течение тысячелетий мокши хранили и приумножали свои тайны. Место, где росли деревья-гиганты, оставалось их гнездом, которое «птенцы» не торопились покинуть. Время здесь текло по-иному, трудно было разделить сон и явь, а старость и молодость сделались понятиями весьма и весьма относительными.

Люгер лишний раз убедился в этом, когда однажды, бродя по селению, встретил Геллу Ганглети. Несмотря на туманившую разум пелену грез, он все же помнил, что Гелла бесследно исчезла из поместья вместе с его отцом после того, как там нашел свою смерть Верчед Хоммус. С тех пор она могла оказаться где угодно. Но меньше всего Стервятник ожидал увидеть ее снова в Лесу Ведьм.

Под кожаной накидкой на ней было надето бальное платье. Впрочем, на странный туалет он обратил гораздо меньше внимания, чем на лицо. В Гелле было трудно узнать женщину, которую он запомнил обезумевшей от ужаса и изнуренной зловещими многосуточными ритуалами Хоммуса. Она снова приобрела цветущий и весьма привлекательный вид. Люгер даже почувствовал тоску по женскому телу, хотя влияние мокши постепенно убивало в пленниках обычные человеческие желания. Сейчас в нем пробудилась почти угасшая похоть.

Слот уже не испытывал ненависти к своей бывшей любовнице. Он догнал Ганглети и хотел заговорить с ней, однако отказался от этого намерения, посмотрев в глаза существа, которое не было человеком. Голова Геллы медленно повернулась в его сторону, и на Стервятника неподвижно уставились две маленькие красноватые луны. В мертвенном, ледяном и совершенно равнодушном взгляде он не уловил даже намека на то, что узнан.

Люгер не произнес ни слова. Он понял, какая участь ожидает его самого.

А о Ганглети лучше было забыть. Тем не менее он сразу вспомнил об этой случайной встрече, когда в очередной раз остался наедине с белокожим мокши.

В хаотическом потоке видений и ощущений, который захлестнул Стервятника, он снова попытался поймать и удержать смутный образ своего отца. Наконец ему это удалось – он ощутил что-то вроде призрачного присутствия. Словно некая ускользающая и невыразимая сущность, которая не принадлежала целиком ни Люгеру, ни мокши, проникла в их совместный сон, сделав его многозначительным и пугающим.

Затихали отголоски слов, долгое эхо таяло в гулком сумраке враждебного леса; там же метались чьи-то тени; силуэт человека, в котором Люгер угадывал сходство с отцом, то приближался, то отдалялся, но лицо всегда оставалось неразличимым. Его сопровождал бледный образ женщины – вожделеющей и жалкой одновременно…

Как обычно бывало в снах, кое-что новое для себя Стервятник узнал из неведомого источника. И если он не стал жертвой изощренного обмана, то Люгер-старший побывал в Лесу Ведьм задолго до него и отдал или продал мокши тело Ганглети. Несмотря на зыбкость и двусмысленность видений, у Стервятника не осталось ни малейших сомнений в том, что Гелла попала сюда именно таким путем.

Кем же тогда был его отец, которому снова удалось удивить отпрыска размахом своих темных деяний? Чудовищем, распространявшим по миру зло всеми возможными способами, или неисправимым интриганом, давно запутавшимся в чужих сетях? И что он получил от Ведьм за свои услуги?..

Проникнув в память Люгера, мокши, казалось, был удовлетворен, насколько может выглядеть удовлетворенным насытившийся зверь. Его затянувшиеся игры с пленником подходили в концу. Он завершал очередной жизненный цикл; приближалось время его Переселения.

Белокожий старик рисковал, надеясь с помощью Стервятника приобрести свойства оборотней. Так не рисковал еще никто из древнего народа. До сих пор Ведьмы лишь понаслышке знали о земмурском колдовстве. Теперь они впервые имели дело не с рабом, безропотно дожидавшимся своей участи, а с существом, которое было наделено непонятной и чуждой ему самому силой. И сила эта, передававшаяся по наследству, означала не просто брошенный вызов, но и устремленность в будущее.

Глава тринадцатая
ПЕРЕСЕЛЕНИЕ

Наступил день, когда рассеялись иллюзии, державшие в плену разум, и Люгер неожиданно для себя обнаружил, что был самый конец осени – глухой и сырой промежуток между желто-коричневым умиранием природы и снежно-белым мертвым безмолвием. Деревья-гиганты сбросили листья и сделались похожими на исполинские восковые дворцы с сотнями искривленных ветвящихся башен, верхушки которых терялись в низких облаках. Зато теперь дневной свет проникал на самый нижний ярус леса, туда, где землю устилал толстый слой опавших листьев. Из-за них некоторые места, особенно в низинах, стали непроходимыми.

Дни стояли холодные, а ночи были еще холоднее. Это вынуждало Люгера, так и не получившего от мокши теплой одежды, почти все время проводить в отведенной ему комнате. Тут он чувствовал себя сносно даже тогда, когда снаружи все покрывалось инеем.

С того дня как Люгер впервые появился здесь, в комнате кое-что изменилось: потолок поднялся еще выше, в одном из углов образовалась ниша, которая быстро углублялась, и вскоре внутри дерева появился новый коридор. Завесы из гибких ветвей, заменявшие двери, отвердели, и требовались немалые усилия, чтобы раздвинуть их.

Слоту не удалось проникнуть в те помещения, что были предназначены только для хозяев. Он не видел их личных покоев и святилищ, если такие вообще существовали. Он не стал свидетелем самых сильных проявлений магии Ведьм и не постиг устремлений этого народа. За время бесцельных, почти сомнамбулических блужданий по лабиринтам деревьев-дворцов Люгеру приоткрылась лишь ничтожная часть здешних чудес, и стоило ему переступить незримую грань дозволенного, как перед ним вырастали непреодолимые препятствия.

Теперь, когда Люгер подолгу оставался один, избавленный от чар, он постоянно испытывал чувство голода, но грибов в комнате уже не было, и Стервятнику пришлось узнать, каковы на вкус слизни. Но эта отвратительная еда по крайней мере не вызывала видений.

Дни, проводимые в тягостном ожидании, казались бесконечными. Но если бы он удосужился сосчитать их, то понял бы, что таких дней ему было отпущено немного. Переселение началось внезапно и едва не лишило его рассудка.

* * *

В самую глухую пору ночи белокожий старик появился в комнате Стервятника. Тот ощутил нечто вроде леденящего прикосновения и мгновенно проснулся. В жутковатом зеленом свете, источаемом стенами, он увидел фигуру мокши, окруженную коконом, внутри которого уже побывал однажды во время перехода через болота. Безмолвие нарушалось только тихим журчанием древесного сока в быстро мелеющем озере.

Было что-то роковое в начавшемся необратимом изменении. Люгер не знал, как сопротивляться ему. Его разум опять помутился, и перед глазами замелькали нездешние огни. Эти световые пятна сменились зловещими вспышками, выхватывавшими из темноты мрачную каменистую равнину, на которой лишь кое-где росли деревья. Гигантские стволы напоминали кости какого-то фантастического животного, обработанные ветрами и дождями. На их вершинах с душераздирающим скрипом медленно раскачивались замки с овальными окнами. Светильники, укрепленные на ветвях, бросали на равнину лучи неверного света. Вокруг омертвевших стволов вились лестницы с тысячами ступеней – почти безнадежный путь для всякого чужака, попавшего в это жуткое место…

Таков был ландшафт, запечатленный в бездонной памяти мокши. Таков был мир, из которого пришли Ведьмы тысячелетия назад – вот что открылось Люгеру, когда его разум начал растворяться в гораздо более древней и невероятно сложной сущности. Снова его искушали силой и нечеловеческой магией. Он мог бы стать частью чего-то большего… но какой ценой? На самом деле это было сродни похищению души. И постепенно он терял себя…

Как умел, он боролся с тем, что казалось ему всего лишь очередным наваждением. Большую часть поля зрения заняла фигура старика. Судя по запаху гнили, Люгер уже находился внутри кокона. Мокши приблизился вплотную, и внезапно Слот ощутил себя висящим в воздухе без всякой опоры. Его глаз коснулась обжигающая молочно-белая пелена, и на какое-то время он перестал видеть.

Затем он начал различать проблески мягкого зеленого света. Его источником было тело старика, к тому моменту успевшего избавиться от своей одежды. Обнаженный мокши являл собой отвратительный образ человеческой дряхлости, отягощенный немыслимой древностью заключенного в нем сознания. Искры пробегали по коже, похожей на выбеленный вспышкой молнии пергамент, по острым выступам ребер и ключиц, по сморщенному бесполезному органу ниже глубокой впадины живота. Беззубый рот был полуоткрыт, а глаза уже начали стекленеть, превращаясь в подобия отполированных прибоем камней. Пальцы на руках и ногах были сведены судорогой…

Люгер сделал несколько шагов назад, пока не ощутил непреодолимое сопротивление, словно уперся спиной в упругую стену. Между тем его по-прежнему окружал неземной пейзаж. Умирающий старик снова очутился рядом и протянул к Стервятнику руку ладонью вперед. В свете зеленой звезды, горевшей над изломанным горизонтом, Люгер успел заметить, что все линии на этой ладони уже исчезли. Гладкая и твердая, как дерево, рука толкнула его в грудь, и этого толчка было достаточно, чтобы опрокинуть Люгера навзничь. Опора предательским образом исчезла. Он ударился затылком о землю, и раздался гул – будто колокол зазвонил где-то в отдалении…

Мокши тотчас навалился на него сверху. Тело старика оказалось неожиданно тяжелым и твердым, словно каменная плита надгробия, в то время как тело Стервятника сделалось бессильным и непослушным, точно в кошмарном сне. А потом холодные губы старика нашли его губы…

Люгера едва не вывернуло от нестерпимого отвращения. Чужое, зловонное и ледяное дыхание струей хлынуло в его глотку, и он почувствовал, что это нечто большее, чем извращенный поцелуй, – в него переливалась мистическая сила, незримая, но подлинная сущность мокши, которая давала знать о себе только своим влиянием – так Слот порой испытывал непреодолимую притягательность зла.

Но теперь он внезапно ощутил себя гостем в собственном теле. У него отбирали то последнее, чем он еще владел. Его охватил ужас, по сравнению с которым все пережитое прежде казалось легким волнением.

Плоть старика прилипла к его коже, и обоих пронизывал сильный зуд.

Глаза мокши потекли, как тающий лед, – вязкая жидкость заливала глазные впадины Люгера и собиралась в них стеклоподобными лужицами. Отвердевающий язык длинной сосулькой свешивался в рот Стервятника, и тот уже не мог сомкнуть челюсти – темная сила продолжала беспрепятственно вселяться в него, захватывая власть над телом…

Когда поток иссяк, старик, лежавший на Люгере, превратился в мумию, из которой невероятным образом быстро и безболезненно вынули жизнь. Настолько быстро, что трупу уже не угрожало разложение. И кроме того, тело мокши сделалось очень сухим и легким.

Когда Люгер, собрав оставшиеся силы, попытался сбросить с себя мертвеца, ему удалось это неожиданно легко. Мокши откатился в сторону. Слот услышал хруст рвущейся кожи, а затем – тихий шорох, с которым, как он догадался, с головы трупа осыпались волосы.

Несмотря на стремительное, не похожее ни на одну изведанную им опасность, нападение, Люгер все же успел осознать, что и мокши столкнулся с чем-то непредвиденным. Это позволило Стервятнику выиграть немного времени, и он начал яростно сопротивляться, избегая окончательного уничтожения.

Вскоре он уже ощущал себя вместилищем нескольких чужеродных душ, но только бестелесный мокши был его смертельным врагом. Остальные явились на зов, когда Люгер бросил свое земмурское имя в глубину бездонной внутренней пропасти…

* * *

Мокши не ожидал сопротивления и поспешил избавиться от своего прежнего одряхлевшего тела. Но и Люгер далеко не сразу сумел вернуть себе утраченное. Его сознание оказалось заключенным в нематериальную пещеру, из которой ему открывалась только малая часть происходящего.

Темные древние силы сражались за обладание его плотью; он испытывал мучительную внутреннюю трансформацию, подвергаясь доводящему до безумия натиску мокши. Но Люгеру пришлось пройти и через не менее трудное перерождение, когда начала действовать магия Земмура. Рыцари Востока, умеющие замедлять и останавливать бег времени, впервые противостояли тому, чего не было в известных им мирах, и впервые встретили равного себе противника, хотя полем битвы оказалось всего лишь человеческое тело.

…Люгер лежал, не в силах шевельнуть даже пальцем, и его попеременно бросало то в холод, то в жар. Порой ему вдруг изменяли органы чувств, и тогда он погружался во мрак, где должен был господствовать «чистый разум», но не было ничего, кроме угасающей мысли и нарастающего ужаса. Затем так же неожиданно возвращалось зрение, однако это было «чужое» зрение, и он снова начинал видеть неземные пейзажи и бесконечно сложные, непрерывно меняющиеся узоры, неподвластные обычному человеческому восприятию; он слышал неописуемые звуки или музыку запредельности; он ощущал, как с него сдирают кожу, но нечем было исторгнуть крик боли…

Когда мокши удалось на какое-то время завладеть его памятью, Люгер потерял представление о прошлом; былая жизнь рассыпалась на фрагменты, среди которых не осталось ничего, связанного с Сегейлой и Мортом. Зато в изобилии появились ложные воспоминания, наделившие Слота самоубийственной иллюзией силы, и он наверняка попал бы в эту ловушку, если бы не помощь земмурских рыцарей.

Стервятник понял, как сплетаются нити проклятых судеб: словно внутри него кто-то безостановочно перетасовывал колоду Оракула и карты неизменно выпадали в неблагоприятных позициях – только одни предрекали гибель в отдаленном будущем, а другие обещали скорую смерть.

Люгер даже не пытался выбирать. Хаос, в который вовлекал его мокши, был гораздо хуже безумия, потому что Слот осознавал, насколько потерянным, уязвимым и жалким он сделался, когда утратил привычные ориентиры, а чудовищные искажения, которым подверглась его личность, могут остаться необратимыми.

Люгеру выпал редкий случай отстраненно наблюдать стремительное саморазрушение – он был безучастен до того момента, пока бесплотные посланцы земмурских чернокнижников не очистили его разум настолько, что частично вернулась память и он предпринял первые робкие попытки освободиться от мокши, хоть это и давалось с величайшим трудом.

Противоборствущие силы, схватка которых истощала его, наконец пришли в неустойчивое равновесие, будто заключили временное перемирие. Не было победителей, но не было и побежденных. По причине незавершенного Переселения Слот оказался носителем двух враждебных сущностей, разделивших власть над его телом.

Та из них, что отождествляла себя со Стервятником Люгером, вернула ему способность двигаться, однако при этом он оставался нечувствителен к боли. Враг притаился внутри своей незримой осажденной крепости – возможно, ожидая удобного момента для вылазки и новой атаки на человека, но само присутствие мокши сразу повлияло на его зрение и обоняние.

Люгер перестал различать цвета, и мир сделался для него черно-белым, зато теперь он чуял бесконечное многообразие даже самых слабых запахов. Кроме того, он начал видеть силуэты теплокровных существ в полной темноте. Они представлялись ему светящимися пятнами различной насыщенности, и это позволяло судить об их размерах и удаленности. Он оценил по достоинству приобретенные свойства – они были полезны вне зависимости от того, какая роль ему уготована. И еще он в полной мере осознал, насколько сильно мокши отличались от людей. Если бы не рыцари Земмура, у него не было бы ни единого шанса на спасение…

Изменение поначалу ошеломило его, будто странное сновидение, где свет и тьма поменялись местами. Однако магия оборотней быстро сделала его хозяином положения. Он получил единственное в своем роде оружие и защиту, к которым мог прибегнуть в любую минуту, когда это стало бы необходимым.

Таким образом Люгер превратился в непредсказуемое тройственное существо – возможно, самое таинственное из всех, когда-либо порожденных природой, слепым случаем или гением колдовства.