Текст книги "Амазониада (СИ)"

Автор книги: Андрей Демидов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 3 страниц)

Рядом с ним воин огромный стоял гордо в тунике красной.

"Я Агамемнон, царь славных Микен, и Аякс благородный.

Мы не даём подходить к Трое войску союзников близко.

Весь разоряем троянский намеренно край плодородный.

И безучастно бродить здесь – нет большего риска!" -

Хрипло сказал Агамемнон, и вышло на берег рядами

Войско ахейцев, числом не большим, но упрямо и грозно.

Из-за холмов, где горел город Керк, дым поднялся клубами.

Было оттуда несчастным троянцами бежать слишком поздно.

"Не по своей воле странствую я беспрестанно по миру.

Новую Спарту сожгли амазонки в тавридских пределах.

Много убили дорийцев, предавшись кровавому пиру.

Плачет Эллада о воинах – мужественных карабелах.

Год уж прошёл, как расстались с Патроклом – купцом из Коринфа.

Он виноградные лозы хотел на Тавриду доставить.

Видно его тоже в плен захватили безгрудые нимфы,

Чтобы взять семя, а после убить, и ославить".

Так отвечал Агамемнону тихо поэт безутешно.

Молвил могучий Аякс, на большое копьё опираясь:

"Мы у троянцев Патрокла отбили сегодня успешно.

Он из Коринфа, сказал, в плен попал, на восток направляясь.

Здесь амазонки уже появлялись два раза с востока.

Наши отряды теснили вдоль моря свирепые девы.

Их Ахиллес отогнал, и убил многих очень жестоко.

Двух, привязав к колеснице, тащил по камням с песней гнева".

"Эти отряды из Азии прибыли быстро по морю.

Могут к нам с севера тоже придти амазонок отряды.

Это затянет войну и осаду, спасёт злую Трою.

Войску воинственной Хели из Аргоса будут там рады.

Если придут амазонки с реки Фермодон и другие,

С Пенфисилеей-царицей, и страшной в бою Ипполитой,

В наших рядах много жертв обретут здесь их луки тугие,

Будет троянцев земля нашей кровью обильно полита.

Золота много Приам для союзников Трои отправил.

С ними фригийцы, ликийцы и хетты, и все эфиопы.

Он и до этого лестью, обманом и подкупом правил,

Так подчинив все по суше и морю дороги и тропы". -

Царь Агамемнон сказав это, гордо сошёл с колесницы.

В этот момент из высокой травы вышло войско ликийцев.

Ряд ярко-красных щитов, иглы копий и зверские лица

Сразу к себе обратили все взгляды дорийцев.

Стали видны корабли им числом небольшим в бухте малой,

Там выходили на берег ликийцы все в ярких одеждах.

Их принимала земля Илиона с надеждой и славой,

Резво Эол дул над Мраморным морем ветрами надежды.

На колесницу взошёл Агамемнон, стал строить отряды.

Рядом Аякс разъезжал, прикрываясь щитом солнцеликим.

Вот уж ликийцы добили двух раненых в грудь без пощады,

Громко крича, окружили Аякса числом превеликим.

Быстро Аякс, славный сын Оилея, копьем бил ликийцев,

Кони его колесницы сбивали их с ног и топтали.

Бились бессильно, уставшие раньше при Керке дорийцы,

Мёртвых своих уносили, за камни уже отступали.

Вот Агамемнон вступил в бой неравный умело и смело.

Бил он мечём окровавленным словно посланник Аида.

Стрелы не брали запекшёкшейся кровью покрытое тело,

Не пробивали щита с головой льва ужасного вида.

Сверху за битвой кровавой сквозь облако белого цвета,

Феб наблюдал, и Аяксом он был не доволен.

Тот убивал, а ликийцы ему не давали ответа,

И не решался уже биться с ним ни один новый воин.

"Это не правильно!" – вымолвил Феб, и стрелу приготовил.

Словно почувствовав это, по небу примчалась Афина.

Действия девы, летящей стрелой Аполлон обусловил -

Щит подняла над Аяксом она, защитив исполина.

"Ты не получишь его для потехи троянцев бесчестных!" -

Гневно вскричала она, Аполлону копьём угрожая.

"Вечно не сможешь хранить их!" – сказал Феб из сини небесной, -

"Время настанет для сбора смертей урожая!"

Сквозь битвы шум закричали ахейцы от радости громко,

Из-за холма, на летящей, как вихрь, страшной биге,

Гордый Ахилл появился, неся славу дальним потомкам,

Как поединщика лучшего, славного архистратига.

Щит его был пятислойный украшен прекрасным узором.

Здесь города возвышавшись в прекрасных долинах под небом,

Там жёны ждали мужей, девы юношей с пламенным взором,

Дети смеялись всегда, и поля всюду полнились хлебом...

Бросил копьё Ахиллес, и ликийца оно поразило,

Шею пробив, устремилось к другим, тоже те повалились.

Страшно смутила ликийцев с троянцами жуткая сила,

Стали они отступать, на свои корабли погрузились.

Быстро сошёл с колесницы Ахилл, и нагнал отступавших.

Он словно лев между глупых овец разъярённо носился.

Он прекратил бой, остававшись один в окружении павших.

Громко смеясь, весь в крови, к колеснице своей возвратился.

Молча взошёл на неё, и направил коней в город снова.

И, уезжая уже, Агамемнону бросил с ухмылкой:

"Сколько ещё нужно мне воевать за царя золотого,

Чтобы товарам в проливах полегче идти пересылкой!"

"День не пришёл отомстить мне ему обиды!" -

Тихо Аяксу сказала Агамемнон, свой меч убирая.

Здесь Фемистокл с Библом не были ранены, или убиты.

Пару царапин от стрел и камней пережили играя.

"Мы вам дадим корабли, и Патрокл с вами тоже отбудет.

Нужно на север идти, и не дать Хели здесь появиться.

Так отомстите за павших, и родина вас не забудет!" -

Так им сказал Агамемнон, и после решил удалиться.

Вечером встретив Потрокла, они предавались печали.

Вспомнили Спарту, друзей, Эврепида-героя.

Три корабли подошли, ждали воины их на причале,

Но, для начала, поплыли они в дальний путь только трое.

Несколько дней и ночей плыли в бурю к горам на востоке.

К южному берегу моря пристали у хеттских селений.

Горные хетты всегда к финикийцам бывали жестоки.

Библ с Филоменесом к ним не пошёл, опасаясь гонений.

Кожу отдал Туш-Сутеха дориец старейшинам грустно,

И рассказал о побеге из плена по морю.

Кожу сожги в храме Ма, где плясали и пели искусно.

Он в хеттский рай улетел, где нет места печали и горю.

Храбрость бойца восхваляли его черноокие сёстры.

Гордый двуглавый орёл в небесах охранял славу рода,

Тайну святого железа храня, что всегда было остро.

Даже Гефест не прознал, где родится такая порода.

Выполнив долг благородный, к своим кораблям возвратились.

Вскоре сто славных спартанцев бесстрашно отплыли к Тавриде.

Не доходя до озёр меотийских в заливе своём очутились,

Где сразу Новую Спарту нашли, всю в разрушенном виде.

Вышли на берег с приливом, потом корабли затянули.

Взялись они стены строить, ворота и крыши.

Лили дожди, ветер выл, бесновался в свирепом разгуле -

Будто невзгоды на храбрых ахейцев ниспосланы свыше.

Всюду бродили в горах и лесах кровожадные тавры.

Жертву искали своей Артемиде, которой молились.

Скифы примчались на берег однажды, как будто кентавры.

Но не решились напасть и в степи растворились.

Вот распогодилось небо, подсохли поляны и рощи.

Смог на холмах посадить виноградник Патрокл неуёмный.

Только грустил он, что это не сделал он раньше и проще,

Из-за потери друзей, приобрёл скорби груз неподъёмный.

В жертву потом Дионису телец принесён был под утро.

Злился бы бог, и с телёнком любого схватить мог бы даже.

Чёрный баран Артемиде свирепой дан в жертву был мудро -

Съеден сырым, сожжены кости с жиром, с руном цвета сажи.

Без лошадей по реке им открыта была в степь дорога.

Библа домой отпустив, шли на вёслах пять дней до порогов.

Вышли на берег, но степь загорелась вокруг от поджога,

Несколько воинов славных погибли от сильных ожогов.

"С войском ахейцы посмели, идти в этот край отдалённый.

Скоро к Олимпу полезут наверх с любопытством!" -

Феб сверху крикнул, и стрелы огня стал пускать, разозлённый.

Мир загорелся мешая ахейцам, идущим с бесстыдством.

Несколько раз появлялись вдали амазонки,

Стрелами меткими их без труда отгоняли обратно.

Стражи спартанские были быстры и весьма дальнозорки,

И доказали в походе бесстрашие неоднократно.

Вождь их Евфим, Минелая сын мощный от бедной служанки,

Бросившись быстро бежать, захватил амазонок в овраге.

Двух он убил, в жертву Фебу, разрезал и сжёг их останки.

Трех, как наложниц повёл, и пошли девы босы и наги.

Пытками им языки развязали, узнали дорогу.

К Аргосу берегом путь пролегал, без препятствий природных.

Так-же узнали – ребёнок у Хели родился там к сроку,

И Эврепид был ребёнку отцом благородным.

Долго в пыли шли спартанцы на север под грохот тампанов,

Музыка их вдохновляла в стране, где нет гор, и заливов.

Тучно ходили повсюду стада из коров и баранов.

Хлеб колосился обильный, в стране древних сказок и мифов.

Вскоре увидели Северный Аргос в садах и фонтанах.

Храм Артемиды стоял там огромный на площади главной.

Солнце играло, как золото в рунах баранов.

Девы пасли их нагие с царицей своей своенравной.

Рыбу на лодках ловили, возили дрова и товары,

Красили кожи, мололи муку и лепили посуду,

Ткали ковры, шили обувь, варили отвары,

Но по сигналу дозорных на стены поднялись повсюду.

"Что нужно вам, почему с вами наши пленённые девы?

С вами поэт Филоменес, что в северных дебрях потерян.

Прочь убирайтесь, отдав нам несчастных, полны все мы гнева!" -

Злобно кричали они, громкий крик их был неимоверен.

Стали спартанцы ворота ломать, и стрелять через стены.

Сквозь частокол на валу амазонки в них тоже стреляли.

Ярый Евфим звал на бой их, но выли все, словно гиены,

Не покидая твердыни, смертельно мужчин оскорбляли.

Вот на коне появилась царица, летела, как птица.

Стрелы пускала, и ранила несколько храбрых спартанцев.

Громко кричала она: – "Кто тут хочет сразиться?

Эта земля станет вечной могилой для всех чужестранцев!"

Смело под стрелы бросалась, как будто нарочно,

Словно желала с врагом в битве встретиться злым и достойным.

Лук взял спартанец Евфим, и стрелу в Хели выпустил точно.

Хели, играя, стрелу отразила щитом многослойным.

Стали в царицу стрелять и другие прицелено,

Только она лишь смеялась, щитом отбивала все стрелы.

Множество стрел из ольхи потеряли ахейцы бесцельно,

Будто отборные воины были, как дети, незрелы.

Выстроив стену щитов, взяв таран, по совету Потрокла,

Стали в ворота им бить, подожгли частокол и навесы.

Вскоре от чёрного дыма всё небо поблёкло.

Только от стрел зло страдали здесь тяжеловесы.

Тут быстроногий Евфим, побежал к Хели неутомимо.

Острым копьём он стремился коня поразить под царицей.

Бронзовой палицей ей удалось поразить шлем Евфима.

Пал он без чувств, будто лапой сражен разъярённой тигрицы.

Бросились к телу спартанцы, вождя заслонили щитами.

Тут с хрустом створки ворота, разом рухнули внутрь укреплений.

С криками стали бежать амазонки, вставать за вратами,

С копьями наперевес, со словами угроз и молений.

Двинулись строем спартанцы, по три в ряд, в проём частокола,

Выставив перед стеной из щитов копий острые жала.

Будто вперёд шла скала, что давила, рубила, колола.

Эта фаланга толпу амазонок легко сокрушала.

Как ни старались они заслонить город свой от захвата,

Словно колосья ложились они под серпом беспощадным.

В этом Афина, отчасти, была виновата,

Сделав спартанцев победным орудием невероятным.

С криками горя бежать от ворот амазонки пустились,

В страхе ужасном метались по улицам длинным.

Многие дети и девы тут с жизнью прекрасной простились,

Били их воины всюду нещадно, неся смерть невинным.

Хели в другие ворота в пылающий город промчалась.

Громко стеная, бессильная биться с врагами в теснине,

Дочь принесла к храму быстро, и в крепкую дверь постучалась.

Жрицы открыли ей вход к алтарю, что стоял посредине.

Следом вбежали спартанцы, прорвавшись к желаемой цели.

Стали хватать юных жриц, и к царице толпой подступили.

Быстро тогда дочь взяла, нож ей к горлу приставила Хели.

Жрицы оставили страх, к Артемиде мольбу обратили:

"Смилуйся дева охоты, семьи, целомудрия неба!

Город твоих амазонок враги разоряют жестоко.

В жертву дитя ты прими за спасение города света,

Девственность чище, чем всё, что до этого приняли боги!"

В храм Филоменес вошёл и Евфим, и застыли у входа.

Хели, увидев вождей, обратилась к ним, полная гнева:

"В жертву я дочь принесу Артемиде, хоть нет ей и года.

Жертву такую приняв, вас убьёт непорочная дева.

Всех разорвёт на кусочки в безумии, словно вакханка.

Кровью орлов и собак напоит, мясо свиньям подбросит.

Головы на кол насадит – для воронов будет приманка,

И отличит Филоменеса от остальных только проседь!"

«Стойте!» – вскричал Филоменес, – «кончайте грабёж и убийство!»

И убоялись спартанцы, что жертву возьмёт Артемида,

И, в благодарность за жертву, нещадно начнет кровопийство.

Все сгинут здесь, если будет дочь Хели убита.

"Ладно!" – промолвил Евфим, – "мы уйдём, но дитя нам отдайте!

Дочь Эврепида должна жить в отеческой Спарте.

Не воевать за Приама сегодня вы нам обещайте.

И Артемиде клянитесь, и властной Астарте".

"Путь будет так, я пожертвую дочь не богам, а дорийцам.

Город оставьте, уйдите из нашего края.

Дичь я отдам ради родины милой кровавым убийцам!" -

Так отвечала царица, алтарь покидая.

Вышел Евфим с Филоменесом вместе с другими наружу.

Город горел, выли псы, и тела мёртвых грудой лежали.

Этот успех делал честь для любого спартанского мужа -

Завоевать с горстью воинов дикие дали.

Всюду мерцали оружия яркие блики,

Это ахейцы громили дома, упиваясь сознанием власти.

Вдруг, за колоннами храма послышались горькие крики.

Там юной жрицей несчастной Патрокл овладел безоглядно.

Девственность жрицы нарушил используя силу,

И на ступени священного храма её кровь упала.

Смерть призывая, желая живой лечь могилу,

Дева, прекрасная ликом, в отчаяньи горько рыдала.

"Что ты наделал, Патрокл, как ты мог оскорбить Артемиду?

Ты навлечёшь гнев её на ахейцев за эту забаву!" -

Крикнул ему Филоменес, и в гневе схватил за хламиду,

Чуть не решился Евфим совершить над Патроклом расправу.

Поздно они спохватились – свершилось всё непоправимо.

Грустно уселись они на ступени в предчувствии мрачном.

Жрицу подняли подруги, шепча, повели к двери мимо:

"Ты оказалась, Минихия, в месте таком не удачном!"

Тут меч Минихия быстро схватила их ножен Патрокла,

И без раздумий вонзила себе острё прямо в шею.

Хлынула кровь, и хламида на воине тут-же промокла.

Замертво жрица-дитя пала тихо под ноги злодею.

«Надо идти к кораблям, возвращаться скорее!» -

Вытащив меч свой, сказал всем в тревоге Патрокл благородный.

Вдруг рык медведицы в храме раздался, и кто был храбрее,

Копья подняв, в храм ворвались, где громко ревел зверь голодный.

Но Артемида Браврония, в виде медведицы ярой,

Быстро убила спартанцев с оружием бренным и слабым.

Вышла из храма богиня за жертвами мести кровавой,

В Аргос пылающий, зверем чудовищным и криволапым.

Хели, увидев такое, решила бежать в сад у храма,

Дочь унося, и поддавшись на этот раз страху.

Ринулся следом Евфимий, крича обвинения прямо,

Быстро нагнав амазонку, копьё бросил в спину с размаху.

Ярко сияющей молнией лезвие тело пробило.

Чуть не задело ребёнка, облив кровью матери бедной.

"Улия, будь ты счастливей, чем я"... – Хели ей говорила,

Нежно склоняясь к дитя ликом смерти далёкой и бледной.

"Я отомстил за беспамятство после удара по шлему!

Слава убийства царицы даёт право встать в ряд Геракла!" -

Воин сказал, и отрезал ей косу – победы эмблему.

Ткань пеленальная быстро от крови горячей размякла.

Девочку взяв, возвратился, отдал Филоменесу гордо.

Дочь Эврепида являлась желанной и важной добычей.

Тут показалась из дыма медведицы хищная морда -

Шла Артемида убить их, нарушивших божий обычай.

В страхе бежали спартанцы из гортда в чистое поле.

Но лабиринт узких улиц, не всем удалось им покинуть.

В дымном чаду умирали, в отчаяньи, корчась от боли,

Как во дворце Минотавра, пришлось им в безвестности сгинуть.

Тридцать спартанцев остались в живых и с добычей изрядной.

Ждать было некого больше теперь, и вожди были правы.

Вечер ужасный прошёл, растворился во тьме непроглядной,

Воды струил Борисфен, дул Борей, шелестели дубравы.

Древняя Ночь, старше мира, рождённая хаосом чёрным,

Вмиг Артемиду смирила, заставив принять облик девы.

Звёзды, раскинувшись в небе ковром бесконечно огромным,

В волнах широкой реки серебром рассыпали посевы.

Быстро во тьме вдоль реки шли спартанцы, забыв про усталость.

Пленных вели, и несли много ценной посуды.

К дочери Хели убитой Евфим стал испытывать жалость -

В душу убийце с укором глядели глаза-изумруды.

Только один их корабль принял всех, а другие остались.

Дружно ударили весла, и вспенили тёмную воду.

К морю большому дойти до рассвета ахейцы пытались -

Выйдя назад уцелевшими, славы прибавить походу.

Дул им Борей в парус выпуклый, сильно течение гнало.

Будто в ночи Ахелой быкобокий помог им нежданно.

Не было в скорости той покровителей Спарты сигнала,

Просто могучей рекой Борисфен волны нёс неустанно.

Вот Аполлон в колеснице промчался по небу, как птица.

Утро настало, и все ожидали погони опасной.

Гнев Артемиды, убийства ахейцев могли повториться,

Ярость медведицы неукротимой, охотницей страстной.

Быстро отплыли от устья, и вышли на берег устало.

Пиршество вечером поздним устроили в честь Аполлона.

Мясо овец благородных, и хлеба с вином всем хватало,

Пьяные воины пленниц несчастных бесчестили лона.

Улию грубо отнял тут Патрокл от груди амазонки.

Стал говорить, что сменяет её на стихи про героев.

Или он девочку кинет волкам, что следят сверху зорко,

Из-за шиповника, розовой скупии и сухостоев.

"Это не просто дикарка-дитя, это дочь Эврепида.

Я подчинюсь угрозам таким на вакхическом пире!" -

Стал Филоменес настраивать струны кифары для вида.

Звонко запел он с прибрежным Зефиром в прохладном эфире:

"Царь Еврисфей клятву взял у Геракла идти к амазонкам.

Пояс царицы он должен добыть, что ей дан был Аресом.

Вышел корабль к Фемискире, растаял он за горизонтом.

Был с ним Тесей, что быку Минотавру живот перерезал.

Вскоре Геракл в жаркой Мизии царство создал Гераклиду.

У Фемискиры встречала его Ипполита с подарком.

Пояс царица решила отдать просто так, биться только для виду.

Вышли и все амазонки пришельцев увидеть на береге жарком.

Только всесильная Гера, вредя зло Гераклу, где можно,

Стала внушать амазонкам убить сына Зевса скорее.

Девы решили сражаться с пришельцами неосторожно,

Только Геракл всех наездниц в бою был сильнее.

Пала от рук сына Зевса царица наездниц безгрудных.

Пояс её взял Геракл, а Тесею отдал дев прекрасных.

Ночью сожгли на кострах победители трупы.

Утром унёс их корабль от земель и обильных, и разных".

Так пел о подвиге смелом Геракла поэт ночью чёрной.

Спали уже и Евфим, и Патрокл, и другие спартанцы.

Очень немногим ещё не закрыл глаз Морфей утончённый,

Дев заставляли они исполнять бесконечные танцы...

Утром отплыли к Тавриде, оставленной раньше.

В устье обратно понёс ветер вдруг их корабль большеглазый.

Он загонял их в болото большое всё дальше и дальше,

Здесь пахло смертью, пустыней, холерной заразой.

Тщетно пытались они ставить парус, грести, как умели,

В воду сходили по пояс, толкали корабль и тянули.

Долго блуждали в болотистых дебрях, садились на мели.

Трое спартанцев, любивших насиловать дев, утонули.

Не было здесь, в камышах, ни течений, ни знаков.

Солнца не видели в облаке, как бы они не трудились.

Всюду лежал горизонт бесконечный, как ночь одинаков.

К вечеру, звёзд не найдя, стало ясно – они заблудились.

В белом тумане ночном, а свете ламп жировых, видно стало -

Девы-лимнады запели вокруг, огоньки зажигая.

Нимфам покорны, пошли семь спартанцев за ними устало.

Но не вернулись, отваги оставшимся не прибавляя.

Стали другие, один за другим, уходить через плавни.

Крик их стоял в темноте, поедаемых и утопавших,

Не было этих свирепых и храбрых спартанцев тщеславней,

Но пали жертвой лимнад, их живём пожиравших.

Лица зелёные нимф и глаза изумрудного цвета,

Лап перепончатых шелест и пение тихих мелодий,

Вскоре ахейцев оставшихся околдовали к рассвету.

Стали желать все объятий болотных отродий.

Стал Филоменес играть на кифаре, и петь просто звуки.

Этим немного воздействие чудищ болотных ослабив.

Встали Евфим и Патрокл со скамьи и мечи взяли в руки.

Жертву решили они принести, пленниц всех обезглавив.

"Пусть будет жертва дана Аполлону!" – воскликнул Евфимий.

С силой взмахнул он мечём, и несчастную в шею ударил.

Мир становился в тумане болотом всё необъяснимей,

И не срубил головы, словно был он, как воин, бездарен.

Громко крича, поползла вся в крови амазонка.

Страшно страдая от раны молила о смерти скорейшей.

Взял двусторонний топор, и ударил спартанец вдогонку,

И голова отлетела от тела, и срез был чистейший.

В этот момент стал корабль уходить в ил болотный, как в бездну.

Словно Харибда его поглощала свирепо и жадно.

Жертву не принял никто из богов – их молить бесполезно,

Сцену с Олимпа, наверно, они наблюдают злорадно.

Бросился к Улии бедной поэт Филоменес, моля об отсрочке.

Взяв осторожно, вложил с тканью мягкой в корзину от хлеба.

И, по калено в воде, потянувшись, он бросил корзину на кочку.

Скорбно взирая в последний раз в жизни в суровое небо.

Вспомнил он мать, нежный взгляд, и знакомые нежные руки,

Ветер долин благодатных и музыку рек быстроводных.

Всё пролетело как миг, вешний сад, поцелуи подруги,

Звуки кифары и флейты в пространствах свободных...

Быстро Харибда глотала корабль, а лимнады ей пели.

Вот уж Евфим и Потрокл задохнулись в пучине жестоко.

Паруса только кусок небольшой возвышался на мели -

Всё, что осталось от храбрых ладей, смерть принявших до срока.

Скрылись лимнады, насытившись плотью и пением страстным.

Плакало тихо дитя амазонки и воина Спарты.

Жизнь, лишь начавшись, окончилась в страшном болоте напрасно,

Здесь рыси рядом ходили огромные, как леопарды.

В небе Луна появилась теперь, осветив всю округу,

Медленно шли с колесницей её два быка сребророгих.

Вот протянула Луна к Борисфену прозрачную руку,

Просто играла, давала дорогу во тьме для немногих.

Вышла волчица на свет между кочек болотного ила.

Все шесть сосков многощедрых полны молоком её были.

Быстро волчица корзину с ребенком зубами схватила,

И побежала, и тени кустарников вскоре их скрыли...

Зевс на Олимпе сидел на огромном сияющем троне,

И наблюдал, как течёт Океан в небесах через край Ойкумены.

Он подчинялся и правил, и думал об общем законе,

Сам изменяющий, сам жертва вечной коварной измены.

Рядом бродила Афина, на землю задумчиво глядя.

Под облаками лежали Олимпа хрустальные склоны.

Струями косы Луны серебрились на снежном наряде,

Лестницы, портики все украшая дворца и колонны.

Тихо о чём-то свирепый Арес говорил Аполлону,

А Посейдон бородой щекотал Артемиду до смеха.

Он возносил похвалы стихотворно её непорочному лону.

Всех забавляла такая простая потеха.

Тихо Афина прошла вдоль стены у вершины Олимпа.

Вот задержала прекрасный свой взгляд на востоке полночном,

И проронила слова: "Мой Паллант, не забуду я хрипа,

Что ты издал, умирая до срока юнцом непорочным.

Где-то живёт Фемистокл, тот поэт, что похож на Палланта.

В Аргосе слух усладил он мне флейтой свой бесподобной.

Этот флейтист обладателем был неземного таланта,

Где-то он ходит по этой земле вероломной и злобной".

"Видел его я корабль, пролетая над Таврией мимо,

Где Борисфен задержал их надолго в своей дельте гиблой.

Помню, его в финикийском плену спас, и после, незримо".

Так ей сказал Аполлон, неожиданно громко и хрипло.

"Он был с убийцами жриц в храме Аргоса на Борисфене.

Лютая смерть ждёт его, если смерть с ним ешё не случилась.

Все эти смертные вечно плывут смерть искать к Ойкумене".

Это сказала сестра Аполлону, и насторожилась.

"Их так Афина лелеет и холит, как мать, безоглядно.

Словно они не животные подлые, полные смрада.

Смерти достойны они, истреблять нужно их беспощадно!" -

Буйно вскричал бог Арес, словно в правде была всем отрада.

Грозно Афина ему отвечала без нежности прежней:

"Всё бы тебе разрушать, не умея построить.

Не разрушителя общего блага и жизни прилежней.

Кто зверя грязной, бесчестной войны успокоит?"

"Ты Аполлону скажи и себе с Пасейдоном про честность.

Как Зевса вы подлым образом спящего крепко связали.

Где же была ваша трижды благая любовь и любезность?

Всем захотелось, как Зевс, повелителем сесть в тронном зале!"

«Хватит, Арес, прощены все давно за восстание Геры!» -

Зевс им сказал, глядя нежно на плечи Афины.

И вдруг добавил: "Я вижу корабль в иле с запахом серы.

Люди погибли, дитя лишь спаслось из пучины".

"Девочки Улии этой, мать в спину жестоко убита.

При разорении города Северный Аргос недавно". -

Взор устремив на восток, поддержала его Артемида.

Так говоря, подошла к краю пропасти плавно:

"В плавнях волчица её унесла, молоком кормит нежно.

Мать-амазонку её, благородную Хели, я знала.

В царстве её летом сушь и жара, а зимой очень снежно.

Холодно, как на Олимпе, под плитами этого зала.

Эта царица была счастьем женщин всего Борисфена.

Храмы мои возводила везде, даже в Скифии дикой.

Тавров разбила, и дважды спасалась из скифского плена.

Славу у гиперборейцев снискала царицы великой.

Я эту девочку Улию буду хранить бесконечно.

Пусть на Кавказе живет благодатном в тепле и достатке.

Новый народ образует она благородный навечно.

Будет всегда он врагов отражать все нападки".

"Что вам, бессмертным, в делах этих бедных существ бесполезных?

Что вы им можете дать, если сами запутались в сущем.

Всё бы хвалы получать в храмах вам, в песнопениях лестных,

Разве для этого стоит быть богом всегда вездесущим?"

Зевс раздражённо сказал это всем угрожающе, властно.

Даже Арес отошёл после этого дальше от трона.

Только седой Посейдон не смутился, кивая согласно,

Не от того, что страшился удара смертельного грома.

Брату сказал он: "У наших детей нет понятия блага.

Словно слепые, творят не благое беспечные боги.

И не поймут, почему вдруг погиб бедолага,

Тот, для кого открывали они все пути и дороги.

Так и Афина поэта спасла от меча амазонок.

Он возвратился, сжёг город царицы страны снегопадов.

Стал сиротой там, погиб бы без волка несчастный ребёнок,

Но Аполлон горд, что тоже поэта спасал от пиратов.

Благо желая посеять, при этом свершали другое.

Как мне отдать вам свободу, ведь смысла не знаете все вы!

Вот Артемида сейчас, хочет Улии сделать благое,

Новый народ на Кавказе начать, словно люди – посевы.

"Вот к Илиону Приама всемерно стремится Афина,

И помогает ахейцам войной обеспечить торговлю.

Чтобы с востока возили пшеницу, оливки и вина.

И заплатили все люди за это смертями и кровью".

"Прав ты!" – воскликнул Арес: – "Слишком много ей можно!

Надо умерить Паллады желание стать Зевса выше".

Зевс рассмеялся: "С Афиной ты действовал бы осторожно.

Знаешь, что дочь дорога мне, поссорить нас хочешь бесстыже.

Может быть в девочке Улии зря видим мы только тело?

Разве так может везти просто так человеку?

Здесь скрыта тайна, и хочется знать мне, в чём дело.

Пусть Артемида возьмёт, как хотела, её под опеку".

Смотрят на землю и море с Олимпа бессмертные боги.

Их увлекает, как игры, за счастьем погоня людская.

В древность седую уходят, как в бездну, морские дороги.

Что будет завтра со всеми, и боги про это не знают.

ГЛОССАРИЙ

Ахейцы – группа северных древнегреческих племён, завоевавших в XV веке до нашей эры, территорию Пелопоннесского полуострова.

Посейдон – бог морей, брат верховного бога Зевса.

Эфес – древний город на берегу Эгейского моря в Малой Азии, ныне на сохранившийся.

Негостеприимное – одно из древних названий Чёрного моря.

Эол – сын Посейдона, полубог, повелитель ветров.

Ойкумена – населённая, изаестная территория.

Артемида – вечная дева, мстительная и жестокая богиня охоты, дева– медведица, дочь Зевса.

Арес – бог вероломной, захватнической войны, сын Зевса.;

Афродита – богиня любви и плодородия, рождённая из крови древнего Урана, бога неба.

Данайцы – жители Пелопонеса, ахейцы.

Троянцы (тевкры) – жители Трои (Илиона), и подчинённой Трое области на европейском и азиатском берегах пролива Дарданеллы.

Тесей – сын царя Эгея, убийца чудовища Минотавр, учвстник похода аргонавтов за золотым руном в Колхиду, участник похода Геракла за пояслм амазонки Ипполиты, участник битвы с кентаврами.

Хорон – превозчик в страну мёртвых (Аид) через реку Стикс, сын Эреба, отца множества явлений природы и человеческой жизни.

Афина Паллада – непорочная богиня справедливой, регулярной войны, покровительница первопроходцев, строителей, изобретателей, дочь Зевса.

Ахиллес – великий воин времён Троянской войгы, сын бессмертной нимфы и царя Пелея, внука Зевса, аргонавта, участника первого взятия Трои Гераклом.

Агамемнон – царь Микен, с помощью брата, спартанского царя Минелая, стал властителем Пелопонеса и прилегающих островов, и организовал поход на Трою царя Приама.

Приам – последний царь Трои, единственный сын предыдущего троянского царя, оставленный в живых Гераклом при первом захвате Трои.

Медуза – одна из трёх гаргон, морских чудовищ, превращённых Афиной в таковых из земных женщин, из-за связи с Посейдоном в её храме.

Гелеос – бог солнца, отец большого количества смертных и бессмертных существ.

Фемискира – столица южных амазонок на южном побережье современного Чёрного моря, ныне не сохранившаяся.

Ипполита – царица южных амазонок, дочь Ареса, похищена Тесеем во время похода Геракла за её волшебным поясом.

Наяды – дочери Зевса, повелительницы ручьёв, рек и озёр.

Сатиры – рогатые, козлоногие, любвеобильные демоны леса из свиты бога Диониса, впервые изготовившие вино.

Марсий – сатир, пастух, а выигранное состяание в искусстве игры на флейте, Аполлон снял с него живого кожу.

Северный Аргос – не существующий ныне город на реке Борисфен(Днепр), столица северных амазонок.

Коршун Ареа – спутник Ареса войне и охоте.

Зевс – верховный олимпийский бог-громовержец, отец множества богов, смертных и бессмертных существ, внук Урана(Неба).

Гера – верховная богиня, сестра и жена Зевса, хранительница семьи и детей.

Кентавриды – смертные дикие существа, с телом лошади и торсом женщины, обычно спутники Диониса.

Хетты – высококультурный народ, первыми освоившие обработку железа, протоармяне, проживающий в ХV – V веках до нашей эры, на территории южного Кавказа, современной южной Турции, Сирии, современного восточного Ирака.

Фракия – древнее название территории современной Болгарии.

Борей – северный ветер.

Гипербореи – живущие за северным ветром.

Оловянные острова – острова на юго-западе современных Британских островов.

Фэб – лучезарный, одно из прозвищ Аполлона.

Кифара – музыкальный струнный инструмент, среднее между гитарой и арфой

Плектор – пластинка из кости для игры на кифаре.

Финикийцы – древний высокообразованный народ, организаторы первой в истории системы глобальной торговли, живший на территории Финикии(современный Ливан), и множества торговых колоний на берегах Средиземного моря, предки современных ливанцев,

Итака – остров в Ионическом море.

Эллада – первоначально название области на территории в центральной Греции, где, согласно преданиям, жил Эллин, первый грек. В последующем название постепенно распространилось на всю Грецию.

Гадир – город Кадис в современной Испании.