Текст книги "Шлем из Городца"
Автор книги: Андрей Негин
Жанры:
История
,сообщить о нарушении
Текущая страница: 3 (всего у книги 4 страниц)
Учитывая вышеперечисленные находки, А.Н. Кирпичников причислил «крутобокие» боевые наголовья к кругу русских древностей, обозначив их как шлемы «IV типа». Их появление он связал со временем феодальных междоусобиц XII – начала XIII в.[100]100
Кирпичников, 1958. С. 63–65; Кирпичников, 1971. С. 29–31.
[Закрыть] В основу аргументации этой точки зрения им были привлечены выдержки из Ипатьевской летописи. Первое сообщение относится к описанию битвы при Руте 1151 г. и рассказывает, как к Изяславу Мстиславичу, лежащему раненым, подошли его же воины и, не узнав его под шлемом, хотели убить. Один из пехотинцев уже ударил мечом по шлему князя, где «написан святой мученик Пантелеймон злат…», «…и тако вшибеся шелом до лба». Изяслав успел снять шлем и был узнан[101]101
ПСРЛ. Т. 2. Стб. 439.
[Закрыть]. Второе сообщение изображает один из драматических моментов похода на половцев северского князя Игоря Святославича. Он пытался остановить отступающих ковуев и, чтобы быть узнанным, «сонма шолом погнаше опять к полку»[102]102
ПСРЛ. Т. 2. Стб. 642.
[Закрыть]. Исходя из этих пространных известий, А.Н. Кирпичников заключил, что упомянутые летописью шлемы обязательно должны были иметь защиту лица в виде круговой кольчужной бармицы. При этом полностью была исключена возможность того, что князья могли пользоваться более надежными для защиты лица шлемами с железными масками-личинами. На основании сообщений о шлеме Изяслава Мстиславича, исследователь выделяет еще один признак «крутобоко-куполовидного» шлема с круговой бармицей – рыцарскую эмблематику в качестве украшения. Однако чеканные начельные накладки встречаются и на других типах шлемов домонгольского периода: Немия (Винницкая область, Украина)[103]103
Кирпичников, 1962. С. 230–234.
[Закрыть], Квасниковка (Энгельсский район Саратовской области)[104]104
Максимов, 1960. С. 190–193.
[Закрыть], и в силу этого невозможно с уверенностью идентифицировать упомянутые летописью шлемы как «крутобокие» с круговой бармицей. Все остальные признаки «крутобоких» шлемов – будь то прямое или загнутое назад навершие в виде короткого стерженька, полумаска с клювовидным наносником и круговая кольчужная бармица– не находят отражения на иконографических памятниках домонгольской Руси. Как уже отмечалось выше, практически отсутствуют они и в археологических комплексах домонгольского периода.
Очевидно, что типологизация шлемов – дело довольно сложное. Существуют подробно разработанные типологии, более или менее дробные или общие. Все они имеют как достоинства, так и недостатки. С одной стороны, деление на безликие типы под номерами вызывает меньше нареканий, нежели чем локально-географическое, зачастую приписывающее ту или иную модификацию конкретной оружейной традиции того или иного народа. Но, с другой стороны, подобная типология грешит излишней прямолинейностью, поскольку подразумевает строгую линейность развития и не учитывает каких бы то ни было локальных особенностей. Такова и типология шлемов А.Н. Кирпичникова.
Говоря о более дробной и вариативной «локальной» типологии, необходимо отметить, что она позволяет более явственно раскрыть характер возможной географической дифференциации и локальных особенностей модификаций шлемов. Вместе с тем при разработке такой типологии трудно удержаться от выделения чистых национальных типов оружия, таких как «русский», «монгольский» и т. п. И тут уже, как правило, различные взаимовлияния, неизбежные при кросскультурных взаимодействиях, отходят на второй план, уступая место пресловутому делению оружия по национальному признаку. Этот подход также кажется упрощенным и не отражающим всей картины взаимного пересечения оружейных традиций и заимствований с позднейшей локальной модификацией. В случае с рассматриваемым типом шлемов это особенно актуально, так как здесь слились воедино наработки сразу нескольких оружейных традиций, которые аккумулировались на территории Золотой Орды. Крупное оружейное производство отмечено в Самарканд[105]105
Массон, 1934. С. 53.
[Закрыть] и области Саксин – округе большого средневекового торгового города, который был расположен в устье Волги[106]106
Коновалова, 2006. С. 123.
[Закрыть]. В Волжской Булгарин существовало и свое оружейное производство[107]107
Большаков, Монгайт, 1971. С. 33.
[Закрыть]. Следует полагать, что массовостью и качеством своей продукции славились и аланские кузнецы-оружеиники[108]108
Алемань, 2003. С. 219–220, 301–302.
[Закрыть]. Также давнюю традицию имело производство кольчуг в Дагестане, о чем красноречиво свидетельствуют письменные источники[109]109
Караулов, 1903. С. 53; Тизенгаузен, 1941. С. 187.
[Закрыть]. О поставках персидского оружия из Персии монголам упоминает Гильом де Рубрук[110]110
Рубрук. Гл. 50.
[Закрыть]. Можно даже предположить, что изначально производственная база Золотой Орды находилась в Южном Закавказье и Северном Иране, захваченных монголами[111]111
Горелик, 2001. С. 25.
[Закрыть]. Позже ханы нередко получали оружие в качестве подарков из Египта[112]112
Тизенгаузен, 1884. С. 60–61, 67–68, 100, 152, 324–325.
[Закрыть]. В Орду также переселяли самых лучших ремесленников[113]113
Плано Карпини, VII. 4.
[Закрыть]. Таким образом, можно говорить о формировании своеобразной золотоордынской традиции в изготовлении вооружения, впитавшей в себя самые лучшие и передовые оружейные технологии многих стран и народов.
Несомненно, не следует упрощать вопрос, приписывая шлемы рассматриваемого типа к русской или монгольской оружейной традиции, так как они несут на себе отпечаток сразу нескольких традиций. Горбатый скульптурно выполненный нос видоизменялся – от довольно реалистичного до упрощенного и неуклюже изготовленного – в зависимости от места изготовления шлема, что прекрасно демонстрирует шлем из погребения № 1 Келийского могильника[114]114
Виноградов, Нарожный, 1994. С. 68–70, 76. Рис. 2, 1.
[Закрыть], являющийся подражанием или локальным вариантом этой серии шлемов.
Таблица датировок «крутобоко-куполовидных» шлемов
Кроме того, следует отметить, что трехчастные шлемы с яйцевидной тульей, чуть приостренной к макушке формы (IV типа по А.Н. Кирпичникову), очень похожи на большую группу четырехчастных боевых наголовий, распространенных на территории золотоордынского улуса Дешт-и-Кыпчак, и особенно в Прикубанье во второй половине XIII – начале XV в. Эти шлемы по форме практически идентичны трехчастным, но состоят из четырех сегментов и, как правило, не снабжались полумасками или наносниками. Правда, иногда на таких шлемах имеются надглазные выкружки, которые могли быть вполне самостоятельным элементом купола шлема, но могли предназначаться и для приклепывания назальной пластины (Кривуша-4, Пролетарский)[115]115
Блохин, Дьяченко, Сорокин, 2003. С. 184–208. С. 189, рис. 7, 3; Зеленский, 1997. С. 89–91.
[Закрыть]. Околыш у четырехчастных черкесских шлемов также отсутствовал. Навершия встречаются редко. Не было и отверстий или петелек вдоль нижнего края шлема, а это свидетельствует о том, что они имели приклеенную подкладку и надевались поверх кольчужного капюшона[116]116
Зеленский, 1997. С. 89–91; Горелик, 2008. С. 158–189. С. 170, рис. 12, 1–4; Горелик, 2010 б. С. 253–270. с. 263, рис. 7; Блохин, Дьяченко, Сорокин, 2003. С. 184–208. С. 189, рис. 7, 3.
[Закрыть].
Рис. 46. Шлем из частной коллекции, проданный с торгов на аукционе Fischer Luzern (рисунок А.Е. Негина).
Если на территории Древней Руси «крутобоко-куполовидные» шлемы присутствуют, хотя бы в слоях, связанных с монгольским погромом, то совершенно иная ситуация сложилась на Ближнем Востоке, и в частности в Хулагуидском Иране. Там довольно значительна иконографическая база (рис. 48, 49), но отсутствуют реальные находки этого типа шлемов. Их бытование несомненно, поскольку такой вид боевого наголовья, как шлем с круговой кольчужной (изначально чешуйчатой) бармицей, прослеживается на Востоке в Сасанидском Иране приблизительно с VI в.[117]117
Беленицкий, 1973. Табл. 8, 9, 12; Gamber, 1968. Abb. 57–60.
[Закрыть] Возможно, некоторые наголовья из Вальсъердских захоронений (Швеция) изготовлены под влиянием сасанидских образцов, которые, в свою очередь, значительно повлияли на позднеримские образцы[118]118
Негин, 2010.
[Закрыть], под влиянием которых и созданы образцы, происходящие из раскопок в Швеции[119]119
Arwidsson, 1939. S. 31–59.
[Закрыть]. Однако в Западной Европе такая форма защиты лица, как круговая кольчужная бармица, прикрепленная тыльной своей частью к тулье шлема, а лицевой к полумаске, не получает широкого распространения. Крутобоко-куполообразный шлем с кольчужной бармицей, закрывающей лицо, можно видеть на миниатюре середины XIII в. из сельджукского манускрипта поэмы «Варка и Гульшах», а в последней четверти XIII – начале XIV в. – и в других иракских и иранских источниках (тебризские и ширазские миниатюры рукописи «Шах-наме»). Наиболее репрезентативные изображения таких шлемов можно видеть на миниатюрах датируемого 1330-ми гг. так называемого «демоттовского» списка «Шах-наме» («Большой монгольской», как ее теперь называют историки исламского искусства)[120]120
Горелик, Дорофеев, 1990; Горелик, 2002. С. 77, 12–14.
[Закрыть]. Их появление на страницах ближневосточных манускриптов, несомненно, связано с монгольским завоеванием Багдада, разгромом Аббасидского халифата и образованием улуса Хулагуидских иль-ханов. После разгрома Хорезма и захвата севера Ирана иранские мастера-оружейники, славившиеся своим искусством, были согнаны в качестве рабов в карханэ – работные дома и привлечены к изготовлению доспехов для войска Хулагуидов[121]121
Рашид-ад Дин. С. 301–302.
[Закрыть]. Местные мастера под присмотром своих монгольских коллег изготавливали монгольского образца вещи, иногда привнося в них элементы местного декора. Основываясь на возможном наличии на шлеме из Городца куфической надписи, М.В. Горелик попытался даже локализовать место производства шлема. Им было выдвинуто предположение, что он мог быть изготовлен в мастерских, организованных монгольским наместником северного Ирана Аргуном-акой в Азербайджане[122]122
Горелик, 2002. С. 25.
[Закрыть]. В пользу широкого распространения подобных шлемов на Востоке могут свидетельствовать некоторые их детали, «перекочевавшие» на более поздние так называемые «тюрбанные» шлемы. Рифленые купола, навершие с «яблоком» (в качестве некоего прототипа «яблока» можно трактовать круглое расширение в средней части наверший шлемов из Городца, Моску и Чингула) и быстро исчезнувшая полумаска и горбатый нос, который был заменен на подвижной наносник. Отсутствие реальных находок «крутобоко-куполовидных» шлемов на данной территории следует связывать с особенностью погребального обряда мусульман (запрещение помещать в могилу какие-либо предметы), а также с отсутствием таких масштабных и катастрофических нашествий и разорений, которые постигли в XIII в. русские княжества и благодаря которым в опустевших на время русских городах образовались слои, содержавшие утерянные артефакты.
Рис. 47. Гипотетическая реконструкция шлема из Лыково (рисунок Ф.Г. Солнцева).
К сожалению, приведенные выше данные недостаточны для точного определения генезиса «крутобоких» шлемов. Однако из всего сказанного можно сделать вывод о практически полном отсутствии обоснованных доказательств теории о русском происхождении куполовидных шлемов, поскольку экземпляры, найденные на территории древнерусских городов, происходят, как правило, из горелого слоя, связанного с монгольским разорением. Конечно, в нашем распоряжении есть упоминание во французской героической поэме «Рено де Монтобан» о «добром хауберке» (кольчуге), сделанном на Руси[123]123
Дробинский, 1948. С. 109.
[Закрыть], а также раскопано пять ремесленных мастерских, производивших оружие (в Новгороде, Воине, Гомеле, Полоцке, Можайске), но эти данные об оружейном производстве на Руси никак не свидетельствуют о русском влиянии на оружейные традиции кочевников Золотой Орды.
Рис. 48. Изображения шлемов с полумаской или наносником и круговой кольчужной бармицей из так называемого «демоттовского» списка «Шах-наме», 1330-е гг.
С другой стороны, находки и многочисленные изображения свидетельствуют о широком распространении данного типа шлемов на всей территории татаро-монгольского государства: от Руси до Закавказья и Ближнего Востока. На каждой из этих территорий могли находиться свои центры производства крутобоких шлемов, изготавливавшихся по одному образцу, лишь с незначительными изменениями, вносившимися местными мастерами. Бытовали шлемы этого типа на протяжении XIII и в первой половине XIV в., что подтверждается и вещественными находками с широкой датой – XIII век, и изображениями (опять же «демоттовского» списка «Шах-наме» – первая половина XIV в.). Причем шлем из Городца, по всей видимости, также надо датировать началом XIV в., а его утрату можно предположительно связать с событиями 1408 г., когда такие шлемы уже давно вышли из моды и являлись довольно архаичным элементом воинского снаряжения. Очевидно, что боевое использование городецкого шлема во время нашествия Едигея маловероятно; скорее всего, он просто где-то хранился, передаваясь по наследству, ведь на Руси мода на «крутобокие» шлемы распространилась так же широко, как и на других территориях монгольской империи, о чем свидетельствует стремление к переделке по новой моде даже старого шлема, что видно на примере так называемого «шлема Ярослава Всеволодовича».
Рис. 49. Миниатюра «Фарамарз преследует шаха Кабула» из «демоттовского» списка «Шах-наме», 1330-е гг.
В рамках рассмотренной серии шлемов находка в Городце являет собой исключительный образчик оружейного искусства. Более ни один из вышеописанных шлемов не несет на себе такого богатого орнаментального декора, сочетающего в себе сразу несколько сюжетов, имеющих характер апотропея. Вместе с тем этот уникальный образец окружен и ореолом таинственности, ведь многим хочется узнать, кому мог принадлежать этот богато украшенный шлем. Такие дорогие вещи не принадлежали рядовым воинам и просто так не терялись. В связи с этим время от времени появляются разные гипотезы о том, как шлем мог появиться в Городце, кому принадлежал и при каких обстоятельствах был утерян.
Тайны, факты, гипотезы
Шлем, найденный в Городце, – это свидетельство боевого прошлого древнего волжского города. Крупный по тем временам торгово-промышленный город был в XIII в. столицей Городецкого княжества, а затем вошел в состав Нижегородско-Суздальского княжества. Дважды Городец был полностью разрушен (в 1238 и 1408 г.). Роковым в истории средневекового Городца стал 1408 г., когда после опустошения войсками Едигея город пришел в запустение более чем на три столетия. Согласно народному преданию, именно неподалеку от места находки шлема враги прорвали оборону города. Еще И.А. Кирьянов предположил, что народная легенда, рассказывающая о прорыве линии городских укреплений в районе современной ул. Загородной, путает осаду 1238 г. с событиями 1408 г.[124]124
Кирьянов, 1961. С. 52.
[Закрыть]
В подтверждение этой догадки приводились данные археологических разведывательных работ, в ходе которых был произведен обмер Городецких валов и рвов. Было установлено, что на отрезке вала (отгораживающего слободу от посада), с внутренней стороны которого и был обнаружен шлем, на протяжении 540 м вал и ров имеют меньшие размеры, чем на других участках. Остроконечная форма вершины вала в этом месте и отсутствие на ней широкой площадки для городни позволяют утверждать, что в качестве крепостной стены здесь использовался обычный частокол; тем более что его обуглившиеся остатки были найдены при обследовании 1955 г. у выхода вала к Волге[125]125
Там же. С. 49.
[Закрыть]. Скорее всего, на данном участке отсутствовали и башни, либо они имели малые размеры, так как линия вала на их предполагаемых местах прерывается незначительно. Соседние же участки вала резко отличаются и размерами и устройством, где стены и башни были очень мощными. Строительство более мощных стен, чем первоначальные, отмечено в русских летописях под 1391 г.[126]126
ПСРЛ. Т. 11. С. 125.
[Закрыть] Таким образом, использование противником для штурма стыкового участка с более мощными укреплениями и участка частокольной стены позволяет говорить об осаде 1408 г., и, надо полагать, в этом случае предание указывает место прорыва достаточно точно. Именно здесь легче всего было штурмовать укрепления. Проездная башня, на месте расширенного в середине XX в. въезда в город со стороны Нижней Слободы и деревни Обросихи, где теперь пролегает асфальтированная дорога на ул. Маслова, видимо, также была небольшого размера. Предположительно именно через нее нападавшие прорвались на территорию посада (рис. 52). О направлении удара противника свидетельствуют и народные предания. Согласно легенде, немногочисленные защитники города приняли смертный бой возле современной деревни Черепово; от найденных здесь человеческих черепов деревня и получила свое название[127]127
Легенды земли Городецкой, 1996. С. 72–73; Народные сказания, 2010. С. 290.
[Закрыть]. Однако народные предания не очень надежный носитель исторической памяти, да и археологических изысканий в окрестностях деревни Черепово не проводилось. К тому же если после нашествия Едигея городецкая округа была опустошена и начала заселяться и осваиваться лишь полтора века спустя, то кто же мог быть носителем памяти о трагичных событиях? Поэтому остается только гадать, откуда происходят найденные костные останки – из массового захоронения или же с территории какого-то могильника. Проникнуть в слободу враги могли тем путем, о котором говорит легенда, – по оврагу, поднимающемуся от кромки волжского берега вдоль горы Шихан. Именно с этой горой народное сказание связывает размещение ставки вражеского предводителя[128]128
Народные сказания, 2010. С. 289–290.
[Закрыть]. Однако представляется, что этот рассказ не более чем поздняя выдумка, так как шихан – это широко распространенное в топонимике тюркское слово, указывающее на микрорельеф местности и буквально означающее «бугор, холм». Такие Шихан-горы имеются в окрестностях Пензы, Самары, в Стерлитамакском районе Республики Башкирия. Все их трудно связать с именем одного и того же мифического Шихана или хана Ши. Теоретически, конечно, можно было бы предположить, что ставка какого-то вражеского военачальника, а возможно, и самого эмира Едигея действительно могла находиться на Шихане, но крайне затруднительно было руководить штурмом с этого места, так как обзор города в значительной мере закрывают более высокие Пановы горы. Как бы то ни было, раскопок, способных хоть что-то прояснить, на этом месте не производилось, а сама территория Шихан-горы ныне занята старообрядческим кладбищем. Не проводились какие-либо значительные раскопки и на ул. Загородной. Все ограничилось лишь небольшим разведочным шурфом, заложенным в 1954 г. И.А. Кирьяновым у подножья вала с внутренней его стороны[129]129
Кирьянов, 1954; Грибов, 2008. С. 49.
[Закрыть]. Вместе с тем, по словам местных жителей, в период активного хозяйственного освоения участка территории, на которой был обнаружен шлем, находили множество наконечников стрел и копий, что может служить свидетельством развернувшейся здесь когда-то кровавой схватки (рис. 53, 54).
Рис. 50. Всадник западных улусов Золотой Орды (рисунок А.Е. Негина).
Рис. 51. Русский дружинник в крутобоко-куполовидном шлеме (рисунок Н. Зубкова).
Рис. 52. Вал на предполагаемом месте прорыва штурмующих (фото А.Е. Негина).
Рис. 53. Древний вал на месте находки шлема (фото А.Е. Негина).
Рис. 54. Гипотетическая реконструкция взятия Городца войсками Едигея в 1408 году и место находки шлема на месте боя (рисунок А.Е. Негина).
В 2001 г., при подготовке к изданию брошюры «Шлем из Городца: тайны, факты, гипотезы» мне удалось пообщаться с Борисом Алексеевичем Мошкиным, который вместе со своим отцом, Алексеем Матвеевичем, рыл яму, в которой они и наткнулись на древний доспех. К сожалению, сейчас обоих уже нет в живых, и мне остаются только воспоминания о нашей с Борисом обстоятельной беседе. Сведения, полученные мной, также позволяют связать обстоятельства утраты шлема с событиями 1408 г. Все дело в особенностях стратиграфии средневековых отложений древнего Городца. Три основных горизонта разделены между собой двумя углистыми пожарными прослойками. Верхняя углистая прослойка связывается с 1408-м, а нижняя с 1238 г., хотя, очевидно, что число углисто-золистых прослоек не является универсальной «константой» культурных напластований памятника в целом[130]130
Грибов, 2008. С. 39.
[Закрыть]. По словам нашедшего, шлем находился именно на границе углистого слоя, над которым «другого угля» не было. А это позволяет гипотетически предполагать утрату боевого наголовья в 1408 г. К сожалению, проверить эти сведения невозможно сразу по нескольким причинам. Во-первых, при рытье ямы стратиграфия была нарушена, а остатки кольчуги, находившейся под шлемом, были зарыты на самом дне. Во-вторых, обследование места находки в настоящее время невозможно из-за возведенного хозяйственного сооружения на месте находки и нежелания нынешних владельцев земельного участка к произведению каких-либо даже незначительных исследовательских работ. Остается только предполагать, что доспех не был утерян в ходе схватки, а был спрятан преднамеренно, о чем свидетельствует то, что под шлемом находилась свернутая кольчуга и около доспеха отсутствовал костяк. Хотя наиболее вероятно, что шлем находился в какой-то сгоревшей постройке – поэтому он не был найден сразу после боя. Как бы то ни было, с уверенностью назвать обстоятельства утраты шлема не представляется возможным.
В современных реалиях, когда модно приписывать какие-либо древние вещи реальным историческим лицам, а также в силу усиления влияния Русской православной церкви, весьма соблазнительно было бы связать шлем из Городца с каким-нибудь героем русской истории. Лучше даже канонизированным. Вроде бы есть и повод – смерть в Городце Александра Ярославича, возвращавшегося из поездки в Орду. И этот факт позволяет особо смелым умам пытаться отождествить найденный шлем с именем Александра Невского[131]131
Кириллов, 1996. С. 29–31.
[Закрыть]. Но ради справедливости следует отметить, что летописные свидетельства указывают на факт кончины Александра Ярославича в Городце, – безо всякого уточнения. А Городцов на Руси было несколько (Городец Киевский, Городец на Осетре, Городец Черниговский, Городец Волжский, Городец Тверской, Городец Серпуховский, Городец Московский, Городец Касимов, Городец Белозерский и Городец Новгородский). За право считаться местом кончины Александра Невского выступили краеведы двух Городцов – Городца Волжского и Городца Мещерского (Касимова). Тем более что последний упоминался в связи со смертью князя уже в «Географическом лексиконе Российского государства»[132]132
Полунин, 1773. С. 70–71.
[Закрыть], откуда данная информация перекочевала в «Энциклопедический лексикон» Плюшара[133]133
Лексикон Плюшара, XV.
[Закрыть]. Правда, в последней уже имелось два мнения, так как одновременно с Городцом Мещерским местом кончины князя называется и Городец-на-Волге[134]134
Кузнецов, 2008. С. 40–41.
[Закрыть]. Это побудило П.И. Мельникова (Андрея Печерского) логически проследить маршрут князя из ставки хана Берке и аргументированно связать его с Городцом Волжским[135]135
Мельников, 1909. С. 496–198.
[Закрыть]. Вместе с тем указание на то, что Александр Невский перед кончиной принял схиму в Федоровском мужском монастыре Городца-на-Волге, представляется выдумкой. На основе анализа летописных известий, а также текста «Исторических сведений о Городецком монастыре пресвятые Богородицы Федоровские Нижегородской губернии, Балахнинского уезда, состоящего от губернского города в 50-ти, а от уездного в 15-ти верстах, вверх по Волге по луговой стороне» было убедительно доказано, что данное утверждение не имеет под собой исторического основания и является мифом, появившимся в результате домысливания древних событий, растиражированным различными церковными изданиями XIX в., откуда он и перекочевал в популярную литературу[136]136
Егорькова, 2001. С. 160–161; Егорькова, 2003. С. 56–62.
[Закрыть].
Поэтому, даже если a priori считать местом смерти Александра Ярославича Городец-на-Волге, возникает вопрос о том, почему и кому шлем князя был оставлен. Конечно, довольно заманчиво было бы объявить шлем подарком принявшего ислам правителя Улуса Джучи Берке; шлем этот мог быть захвачен в 1262 г. в числе трофеев при разгроме на Кавказе Хулагу – основателя династии и государства Хулагуидов в Иране. Однако данная гипотеза имела бы больше вопросов, чем ответов, не имея доказательной базы, и была бы, вследствие этого, необоснованной.
Не более доказательными могут быть и попытки отождествлять шлем с каким-нибудь другим князем: Андреем Городецким (1255–1304), Борисом Константиновичем (умер в 1393 г.) или его племянником Василием Дмитриевичем Кирдяпой (скончался в 1403 г.), хоть два последних и чеканили в Городце монеты, на которых можно увидеть «плетенку», очень похожую на ту, которая присутствует в декоре шлема.
Андрей Александрович умер и похоронен в Городце. Есть указания на то, что местом его упокоения был древний храм Михаила Архангела[137]137
ПСРЛ. Т. 18. С. 86.
[Закрыть]. В связи с этим фактом на итоговом заседании лектория «История Городца: между фактом и вымыслом», проходившем в Городецком краеведческом музее в 2011 г., местные краеведы выдвинули в числе других гипотезу о том, что, возможно, в той старой церкви хранились и княжеские доспехи Андрея Александровича либо в качестве реликвии, либо в сокровищнице храма, а потом при определенных обстоятельствах (например, разрушении храма при оползне) княжеский шлем был кем-то изъят и спрятан в земле[138]138
Дмитриевская, 2012 а, б.
[Закрыть].
Помещение оружия в церковь в качестве реликвий действительно имело место в русской православной традиции. В связи с этим следует вспомнить хранившиеся в ризнице Троицкого собора Пскова мечи, приписываемые князьям Всеволоду (Гавриилу) и Довмонту (Тимофею)[139]139
Артемьев, 1992. С. 66–74.
[Закрыть], а также так называемые шлем и кольчугу Илигея[140]140
Зыков, Манькова, 1999. С. 110–116; Зыков, Манькова, 2000. С. 315–332.
[Закрыть]. В Солотчинском монастыре над гробницей Олега Рязанского висела кольчуга[141]141
Записка, 1851. С. 31.
[Закрыть]. В ходе реставрации Успенского собора Чернигова, проводившейся в 1791–1798 гг., были обнаружены захоронения под его полом. Вскрывать их не стали, но через отверстие, прежде чем его засыпать, увидели «много гробов, из коих немногие уцелевшие… и на одном из них лежал большой величины меч»[142]142
Труды, 1827. С. 105.
[Закрыть]. В Смоленском Успенском соборе хранились приписываемые легендарному воину-святому XIII века Меркурию Смоленскому копье, железные «сандалии» (башмаки-сабатоны; определение железных башмаков как сабатонов – рыцарских железных башмаков – остается под сомнением) и шлем[143]143
Вауе, 1912. Р. 50–51.
[Закрыть]. В Успенском соборе Владимира в аркосолии, при гробнице князя Изяслава Андреевича (сына Андрея Боголюбского), лежал шлем, по преданию ему принадлежавший, и большие стреловидные железные болты (длиной 1,26 м), которыми обстреливали штурмующих из крепостных самострелов[144]144
Георгиевский, 1896. С. 68.
[Закрыть]. Необходимо, однако, уточнить, что в большинстве случаев эти воинские реликвии относятся к более позднему времени и связаны с именами своих владельцев только посредством церковных преданий. Сами же эти предметы считались в народе чудодейственными, исцеляющими болезни, поскольку некогда принадлежали святым людям. Например, шлем Илигея старались надеть на себя, о чем сообщает А. Кривощеков: «каждый богомолец, приходящий на поклонение гробу Далмата, считает своим непременным долгом одеть эти вещи и помолиться в них, искренно веря, что одежды Далмата (Илигея) исцеляют от слабости, а шишак от головной боли… Как воина, его считают покровителем и защитником военных»[145]145
Кривощеков, 1914. С. 268.
[Закрыть]. Также и «железная рубашка Олега Рязанского», согласно поверью, почиталась как чудодейственная, и больные, в облегчение недугов, возлагали на себя панцирь, надеясь получить исцеление[146]146
Любомудров, 1859. С. 6.
[Закрыть].
Таким образом, анализ материала, пусть и немногочисленного, позволяет говорить о существовании традиции, уходящей корнями в языческие времена, но продолжавшей быть в средневековой Руси привилегией аристократии, поскольку эта деталь обряда похорон, с помещением в захоронениях (или в интерьерах храмов) оружия, характерна исключительно для княжеских погребений в храмах-усыпальницах[147]147
Панова, 2004. С. 162–163.
[Закрыть].
Что касается предположения о хранении княжеского шлема Андрея Александровича в храме Михаила Архангела в Городце, то оно бездоказательно уже в силу того, что нет никаких данных о причислении его к лику святых. Этот князь оставил о себе недобрую славу в народе, так как из-за его властных амбиций и по его просьбе на Северо-Восточную Русь не раз приходили монгольские рати, опустошавшие ее. Уже только вследствие этого его вооружение не могло нести в себе той исцеляющей силы, которую бы боготворили прихожане; следовательно, в данном случае, вероятно, речь не может идти о почитании шлема в качестве святыни. В то же время сложно аргументированно говорить и о том, что шлем мог просто храниться в «сокровищнице» храма. При этом совершенно надуманным и бездоказательным является предположение об изъятии с места погребения и укрывании шлема в земле, и как раз в месте прорыва штурмующими городских укреплений, где происходила кровавая схватка (!).
Из всего вышесказанного следует, что без дальнейшего исследования декора шлема (посредством рентгенографии и возможной дорасчистки) строить какие-либо предположения о владельце шлема нецелесообразно. Бездоказательное приписывание находки какому-либо из известных исторических лиц приведет лишь к сложению новых мифов.