Текст книги "Серебряный бумеранг"

Автор книги: Андрей Бондаренко

сообщить о нарушении

Текущая страница: 9 (всего у книги 23 страниц) [доступный отрывок для чтения: 9 страниц]

– Зацепил он меня, шеф, пуля сидит в кости, – болезненно постанывая, сообщил третий преследователь. – Придётся наведаться в больницу. В другом районе города, понятное дело…

– Всё, уходим! Вот тебе платок, зажми рану, чтобы кровь не капала. А то ещё полиция пойдёт по следу…. Бежим!

Ноги, замелькав перед глазами, исчезли из поля зрения, где-то послышалось истеричное завывание сирены.

– А за «ублюдка» ты мне непременно ответишь, морда американская, – зло прошептал Денис.

Выждав несколько минут, он выбрался из укрытия, выбросил испорченную шляпу в сторону и побежал навстречу пожарной машине, размахивая руками и крича по-испански:

– Сюда, сюда! Я вам покажу, где находится очаг возгорания! Я и поджигателей видел! Их было двое: один высокий, в коричневом плаще, а другой – низенький и толстый…

Через полчаса полицейский инспектор, лениво позёвывая, попросил Дениса подписать «протокол происшествия» и отпустил на все четыре стороны, скороговоркой пробормотал дежурные слова благодарности – за оказанную помощь аргентинским органам правопорядка.

Наконец, негромко тарахтя, подъехал старенький светло-лимонный «линкольн» с нужными номерами, шофёр-метис внимательно посмотрел на значок с профилем генерала Франко, прикрепленный к лацкану плаща Дениса, скупо кивнул лохматой головой, помог уложить два новеньких чемодана кремовой кожи в багажник. Дорожный баул с документами, парочкой браунингов и другими полезными вещами, Денис, расположившись на переднем пассажирском сиденье, поставил себе на колени.

– Сначала заедем в ближайший шляпный магазин. Есть тут такой? – спросил он у водителя: из полученных в Москве инструкций следовало, что в Аргентине мужчина без головного убора – верх неприличия.

Метис недовольно поморщился, подумав с минуту, всё же согласно кивнул головой и повернул ключ в замке зажигания, машина плавно тронулась с места.

Примерно через два километра автомобиль остановился возле какой-то лачуги, метис небрежно махнул рукой, мол, прошу, вылезайте, дорогой сеньор, прибыли на запрашиваемый объект.

Толкнув некрашеную фанерную дверь, покрытую тёмными пятнами неизвестного происхождения, Денис вошёл внутрь лавочки. Мелодично зазвенел колокольчик, хозяин магазина, стоящий за низеньким дощатым прилавком, незамедлительно повернулся лицом к посетителю.

Тонкий породистый нос с лёгкой горбинкой, волевой, выдающийся вперёд подбородок, седой ёжик волос, аккуратные усы, благородные короткие бакенбарды.

«По внешним признакам – натуральный граф, или, даже, князь!», – подумал Денис, а вслух произнёс по-испански:

– Добрый вечер, любезный! Можно ли в вашем славном заведении приобрести приличную шляпу?

Торговец пристально осмотрел потенциального клиента – с ног до головы – и ответил на чистейшем русском языке:

– Безусловно! Шляпный ассортимент в магазине князя Василия Голицына, то есть, в моём, – печально улыбнулся, – один из самых богатых в Буэнос-Айресе. Всегда к вашим услугам, дорогой мой соотечественник! Кстати, вы давно прибыли из Москвы? – многозначительно указал пальцем на ботинки посетителя.

– Извините, но я совсем не понимаю по-польски! – вежливо и учтиво улыбнулся Денис. – Вы, наверное, меня перепутали с кем-то…. Так могу я приобрести у вас головной убор, или следует поискать другую лавку?

– Конечно, сеньор, конечно! Извините меня за досадную ошибку! Давайте пройдём вот к тому стеллажу, выберем достойную вас вещь, – на безупречном испанском языке ответил князь, а вполголоса по-русски добавил: – Сколько же шпионов развелось в Аргентине, плюнуть некуда!

Когда покупка шляпы состоялась, хозяин магазина небрежно предложил, лукаво улыбаясь:

– Может, приобретёте и пару обуви? Ко мне вчера завезли партию великолепных ковбойских сапог последней модели: голенища из шкур горных лам, низкий удобный каблук, посеребрённые коротенькие шпоры…. Так как, посмотрите?

Неопределённо пожав плечами, Денис согласился…

Покинув гостеприимный магазин славного князя Голицына, они ехали без остановок почти три часа. Московские генералы решили, что первую встречу с резидентами лучше всего провести в укромном загородном месте, подальше от внимательных взглядов праздных зевак. Одно только немного огорчало Дениса – непроглядная темень за автомобильными стёклами, хотелось, всё же, и посмотреть на пейзажи новой для него страны. Шофёр всю дорогу невозмутимо молчал, на что Денис отвечал аналогичным молчанием и совершенно не обижался: может, у метиса были такие инструкции, а, может, он просто был немым – от самого рождения….

Только когда машина резко притормозила у слабо освещённого крыльца приземистого трёхэтажного здания, и водитель сделал знак рукой, однозначно свидетельствующий об окончании маршрута, Денис поинтересовался названием данного населённого пункта, куда они изволили прибыть.

– Талар, сеньор, – вылезая из машины, трескучим фальцетом неохотно ответил метис.

Хозяин гостиницы, длинный и худой старик с седыми моржовыми усами и лиловыми глазами молодой горной ламы, также оказался молчуном. Чуть слышно пожелав новому постояльцу доброй ночи, он выложил на деревянную стойку массивный бронзовый ключ и сообщил, что «комната сеньора – на третьем этаже, направо по коридору, крайняя дверь у окна», после чего развернулся и, громко шаркая подошвами сандалий по каменным плитам холла, скрылся за чёрной потрескавшейся дверью.

Гостиничный номер оказался очень уютным: пять метров на четыре, светлая мебель, пахнущая свежими сосновыми досками, ванная комната, выложенная светло-бежевой керамической плиткой, тёплая вода, текущая тоненькой струйкой из никелированной трубы, прохладное, в меру накрахмаленное постельное бельё.

Только вот заснуть быстро не получалось: по металлической крыше что-то громко шуршало и звенело, по стеклу скреблись своими коготками невидимые слуги чёрной аргентинской ночи…

Проснулся Денис на удивление бодрым, мельком бросил взгляд на наручные часы – было семь утра по-местному. Соскочив с широкой кровати, он сделал несколько приседаний и наклонов, раз пятьдесят отжался от пола, перекувырнулся через голову, вскочил на ноги, распахнул двухстворчатое окно…

Воздух…. Чем же он пах, этот воздух? Чуть-чуть горчинкой, совсем немного вчерашней дождевой водой. И ещё – чем-то незнакомым, неопределяемым так сразу…

«Наверное, Аргентиной», – решил про себя Денис.

Сразу же выяснилась и причина ночного скрежета-шуршания. Это лёгкий утренний ветерок гнал по тротуарам и крышам домов плотные стаи сухих листьев платанов. Сотни тысяч, а может, и миллионы миллионов жёлто-бурых и лимонных листьев летали повсюду, закручиваясь, порой, в самые невероятные спирали. Листья были везде, всё пространство за окном было заполнено ими.

Предместья Буэнос-Айреса в первых числах мая – это один сплошной листопад…

Завтрак был чем-то созвучен этому печальному листопаду: свежайшие пшеничные булочки с белым укропным маслом и яичница-глазунья с бело-розовым беконом, причём, «глаза» у этой яичницы были непривычно нежно-алого цвета, цвета весенней утренний зари…

Кофе. Да, это был настоящий кофе…

– Очень редкий сорт, – любезно пояснил хозяин гостиницы, заметив, что напиток произвёл на постояльца неизгладимое впечатление. – Называется «Оуро Верде». Это бразильский кофе, контрабандный, конечно же…

До условленного времени оставалось ещё целых два часа, Денис решил немного погулять, осмотреться. По узкой улочке, мощенной неровными булыжниками, он прошёл два квартала мимо разномастных двухэтажных домов под красно-коричневыми черепичными крышами и оказался в пампе…

Пампасы? Нет, это название совершенно не подходило для увиденного.

Именно – пампа.

Именно – она, женского рода, как у русских – степь…

Только русская степь, она ровная, с отдельно стоящими курганами, осенью жёлтая, пахнущая полынью.

А пампа – сплошные холмы и холмики, заросли полузасохшего чертополоха, кусты колючего кустарника, пыль, летающие тут и там разноцветные стайки сухих листьев, и незнакомый тревожный запах…

Чем пахнет в пампе? Какой глупый вопрос!

В пампе пахнет – пампой…

Он подошёл к небольшой рощице, смотрящейся на фоне бескрайней равнины крохотным островком. Под пышным кустом, смутно напоминавшим русский жасмин, Денис неожиданно обнаружил спящего босоногого бродягу, одетого в живописные лохмотья. Неизвестный громко похрапывал, прикрыв лицо грязной широкополой шляпой с неэстетичной бахромой по краю.

– Как можно ходить в такой рванине? – негромко спросил сам у себя Денис, брезгливо крутя носом. – Лично я – ни за какие деньги – не согласился бы надеть на себя такие вонючие обноски…

Он долго сидел на ближайшем пологом холме, подставив лицо под порывы прохладного свежего ветра и до рези в глазах вглядываясь в даль.

Голубое и светлое, почти – белое. Голубое небо, белые облака, светлая даль…

Бело-голубая страна. Аргентина…

Неожиданно вдали появились два всадника. Денис обернулся: с другой стороны подъезжали ещё трое, уже можно было разглядеть ружья в руках незнакомцев.

«А если это – по мою душу?», – он вдруг засомневался. – «Надо срочно и старательно прятаться. Какая-то она неприветливая, эта Аргентина. Очень и очень красивая, но – такая неприветливая…».

Глава девятая
Спектакль начался, занавес поднят

Денис бросился обратно к крохотной рощице, прятаться было больше негде. Впрочем, было чётко и однозначно понятно, что именно рощу поисковая команда и обыщет в первую очередь. Конечно, только в том случае, если эти всадники, действительно, кого-то искали, а не просто так выехали в пампу – ради обычного променада, чтобы нагулять знатный аппетит перед обедом.

Бродяга продолжал беззаботно посапывать, его безобразная шляпа ритмично колыхалась – словно была живой. Тихонько обойдя оборванца стороной, Денис забрался в самую середину рощи – до спящего бродяги было метров двенадцать-тринадцать – залёг в зарослях какого-то хвойного растения, приятно пахнущего мятой.

Холм из укрытия просматривался достаточно хорошо: вот два всадника показались на вершине, загарцевали, крутясь на месте, призывно замахали руками. Скоро к ним присоединилась и отставшая троица. После короткого, но жаркого совещания всадники целенаправленно поскакали к роще, огибая её с разных сторон.

Всё стало окончательно понятно: Аргентина продолжала упрямо демонстрировать свой непростой нрав.

Денис тяжело вздохнул и снял пистолет с предохранителя, необходимо было готовиться к очередной жаркой схватке. Пятеро – это, конечно, многовато, но и не из таких переделок доводилось выбираться…

Раздался топот конских копыт, послушались удивлённые крики-междометия.

– Не стрелять, это кто-то другой! – прозвучал властный приказ на немецком языке, впрочем, говорящий тут же перешёл на испанский: – Кто ты такой, морда пропитая? Что ты здесь делаешь? Быстро отвечай, олух царя небесного, если жить хочешь!

– Меня зовут – Педро Сальватор, я просто прохожий, спал здесь, – слёзно заканючил невидимый бродяга. – Я ничего не делал плохого, клянусь непорочной Мадонной! Не убивайте меня, добрые сеньоры!

– Посмотри на эту фотографию, очень внимательно посмотри. Ты видел этого человека? Если скажешь, куда он пошёл, то будешь жить. Ну, смотри! Куда он пошёл?

– Я его узнал! – уверенно заявил бродяга, у Дениса похолодело под сердцем, а рука ещё крепче сжала рукоятку пистолета. – Он пошёл вон в ту сторону, совсем недавно прошагал мимо меня…. Видите, чуть правее холма петляет просёлочная дорога? Так вот, к этому господину подъехала машина – жёлтый «шевроле», старая такая, потрёпанная. Он сёл в неё и уехал в направлении Буэнос-Айреса…. Так всё и было, клянусь непорочной Мадонной!

– Ладно, живи пока!

Вновь послышался конский храп, свист нагаек, конский топот стал удаляться и вскоре полностью затих.

Через пять минут раздался весёлый голос бродяги:

– Всё, мой добрый сеньор, они ускакали! Можете смело выходить из своего укрытия…. А на фотографии были вы. Я вас сразу узнал!

Поняв, что обращаются к нему, Денис вылез из хвойных зарослей и пошёл прямо на голос. Возле «жасмина», держа в руках свою гадкую широченную шляпу и добродушно улыбаясь, стоил занятный типчик: пожилой, худой и высокий, рыжий, коротко стриженый, обладатель хитрющих серых глаз.

– Спасибо, конечно, приятель! – поблагодарил Денис типчика. – Но почему же, уважаемый, ты не выдал меня этим…, м-м-м, следопытам?

Бродяга презрительно ухмыльнулся:

– Так это же были немецкие колонисты! До неприличия жадная братия: у них даже осенью не выпросить опавших жёлтых листьев…. А сеньор – добрый! Я это вижу по его глазам. Сеньор не пожалеет для старого Педро несколько серебряных монеток! Или пару разноцветных бумажек с портретами нашего славного Президента…. Правда ведь, добрый сеньор?

Щедро одарив наблюдательного старика денежным вспоможением, Денис осторожно, постоянно приседая, взобрался на холм, посмотрел в сторону Талара: везде наблюдались всадники, снующие по пампе в разных направлениях. До назначенной долгожданной встречи оставалось всё меньше времени, а опаздывать он ужасно не любил.

– Что же делать? Что же делать? – Денис нервно забарабанил подушечками пальцев по лбу.

Не придумав ничего лучшего, он вернулся к рощице и разбудил вновь уснувшего бродягу.

– Вот что, любезный! А не хочешь ли ты заработать ещё деньжат? Тогда давай меняться одеждой…

Денис – в идиотских лохмотьях, полных вшей, надвинув шляпу на самые глаза и слегка подволакивая левую ногу – заковылял по направлению к городку.

«А говорил, мол, ни за какие деньги не согласишься надеть на себя такие вонючие обноски!» – насмехался вредный внутренний голос. – «Сглазил, парнишка! Вот теперь – за бесплатно – таскай эту гадкую рвань…».

Не доходя до первого из немецких поисковиков метров пятнадцать, он остановился и громко затянул старинную каталонскую балладу – о легкомысленной и ветряной красотке, жестоко разбившей доверчивое сердце несчастного идальго.

– Заткнись, старый маразматик! – невежливо приказал всадник – белобрысый малый среднего возраста с чёрной фашисткой свастикой на голубом шейном платке. – Проваливай быстрей отсюда, пока пулю не получил!

– Тороплюсь, мой добрый сеньор, тороплюсь! – жалко забормотал Денис, непрерывно кланяясь. – Ухожу, ухожу! Меня уже и нет вовсе…

Когда он вошёл в холл отеля, хозяин гостиницы тут же схватил со стойки бейсбольную биту и твёрдо заявил:

– Пошёл вон, Педро, грязный пропойца! Даю ровно одну минуту, потом так отхожу палкой, что родная мать тебя, негодяя, не узнает…

Денис снял шляпу, и хозяин гостиницы сразу же заткнулся, склоняясь в почтительном полупоклоне, сообщил:

– Извините, сеньор, сразу не узнал! Вас уже ждут на веранде летнего кафе.

– Передайте этим господам, что я буду через пятнадцать минут, только приму лёгкий душ и переоденусь.

– Как будет угодно сеньору!

Отряхивая на ходу ладонью капельки воды с мокрой головы, Денис торопливо обошёл круглую площадку возле фасада гостиницы, где неизвестная ему элегантная шатенка – в ковбойской одежде – уверенно объезжала норовистую лошадку, вошёл на летнюю пустынную веранду гостиничного кафе, нетерпеливо огляделся по сторонам. Подтянутый и серьёзный бармен молча кивнул в сторону самого дальнего столика, расположенного возле высоких перил, за которыми симпатичная незнакомка демонстрировала всему окружающему её миру высокое искусство конной выездки.

За указанным столиком сидел Эрнст Хемингуэй….

То есть, так Денису показалось в первый момент. У него на кухне московской квартиры, над обеденным столом, за которым так любили собираться разношёрстные компании – с потугами на интеллектуальность – висел портрет Хемингуэя: до коричневы загорелого, мужественного, с аккуратной бородкой и короткой полуседой шевелюрой.

Сидящий за дальним столиком кабальеро был точной копией того портрета, разве что волосы были несколько длиннее – чуть-чуть не доходили до плеч. Кабальеро – в том смысле, что в ковбойских штанах и сапогах, в бархатной куртке с длинной бахромой по низу, рукавам и карманам, в коричневой широкополой шляпе, с пистолетной кобурой на широком поясе, вышитом разноцветным бисером, и здоровенным охотничьим ножом в ножнах – на другом бедре. А лицо – загорело-коричневое, крепко-накрепко продубленное всеми местными ветрами. Из-за голенища жёлтого сапога незнакомца торчала чёрная массивная рукоятка ковбойского кнута.

Классический такой кабальеро, одним словом, коренной житель пампы, родившийся прямо в жёстком походном седле и взращённый молоком диких степных кобылиц…

– Вас ко мне послал сеньор Алекс Сервантес? – подойдя к незнакомцу, вежливо спросил Денис.

Коренной житель пампы с минуту внимательно разглядывал Дениса холодными светло-голубыми глазами, после чего невежливо выплюнул далеко в сторону табачную жвачку, вытер рот тыльной стороной ладони и разразился оглушительным смехом…

Денис спиной прислонился к толстому деревянному столбу, поддерживающему веранду, хладнокровно скрестил руки на груди и принялся терпеливо ждать, пока двойник Хемингуэя отсмеётся.

Ждать пришлось минуты две с половиной. Достославный кабальеро, наконец, успокоился и негромко сообщил – на чистом русском языке, с едва заметным акцентом:

– Ты, командир, и раньше всегда меня удивлял – своим тонким чувством юмора. Но сегодня ты самого себя превзошёл…. Просто козырной получилась последняя шутка! Или и дальше будешь дурочку ломать и уверять слёзно, что не узнаёшь Саньку Крестовского, своего верного подельника? Да, ладно тебе, прекращай народным массам ездить по ушам! Не вежливо это совсем, не интеллигентно даже как-то…

Да, Крест всегда был горазд на всякие издевательские штуки и ядрёные подколы.

«Ничего не поделаешь, опять попал впросак!», – подумал – впрочем, безо всякого сожаления – Денис, и крепко пожал руку старинного друга.

По-хорошему, стоило бы крепко обняться и вволю постучать друг друга по плечам, но приходилось думать и о конспирации. Не стоило привлекать к себе избыточного внимания местного населения: запомнит какая-нибудь старая сплетница подробности жаркой встречи, языком начнёт трепать направо и налево, до ненужных ушей информация доберётся…

Саня ответил не менее крепким рукопожатием и благоразумно перешёл на португальский язык:

– Сколько же мы с тобой не виделись, лет шестнадцать? Чуть меньше?

– Пятнадцать лет и девять месяцев, – уточнил Денис.

– Да, летит подлое время, летит, – горько усмехнулся Санёк в шикарную бороду. – Ну, кто первый начнёт? Давай-ка ты, сеньор Рамос. В том смысле, что я Мари хочу дождаться, у неё с разговорным жанром гораздо лучше получается, чем у твоего покорного слуги.

Первым делом Денис поведал Кресту о вчерашнем происшествии в порту и о сегодняшнем – в пампе. На Саниных скулах вздулись крупные злые желваки, он недовольно помотал головой, встал из-за стола, подошёл к бармену, что-то пошептал на ухо. Бармен шустро выскочил в неприметную дверь, Крест вернулся на место и заверил:

– Сейчас с этими немцами разберутся по полной программе. Тут вопросов нет. Но странно это всё как-то…. Не успел ты, командир, сойти на аргентинскую землю, а тут уже ждут. Даже твои фотографии розданы – всем желающим…

Дробь конских копыт по мостовой прервала разговор на полуслове: это по улице Талара, ведущей к пампе, проскакало с десяток очень хорошо вооружённых всадников.

– Гаучо! – непонятно пояснил Саня. – Они страсть как не любят бошей, зато на всё готовы – ради прекрасных глаз одной небезызвестной тебе небесной сеньоры…

Денис ровным счётом ничего не понял, но переспрашивать не стал, решил не тратить время понапрасну. Он рассказал Кресту о войне, о последних боевых операциях, в которых ему довелось участвовать, о горькой судьбе Третьякова и Эдит Гражар, о смерти Татьяны и о своей маленькой дочери Насте…

Санька слушал очень внимательно, временами хмурился и качал головой, изредка посматривая в сторону симпатичной шатенки, продолжавшей свои изысканные конные экзерсисы.

Действительно, картинка была красивой: каурая, крепко сбитая, в редких белых пятнышках лошадка то шла аллюром, то резко переходила на медленный плавный галоп, иногда ловкая наездница поднимала лошадь на дыбы, после чего заставляла её несколько раз крутануться на месте…

Крест несколько раз щёлкнул пальцами поднятой вверх правой руки:

– Эй, мучачо, два крепких кофе и две больших рюмки граппы!

Через минуту шустрый мальчуган доставил на овальном подносе всё просимое, ловко расставил на столе и, пятясь, удалился, пожелав уважаемым сеньорам «доброй беседы».

– Давай, командир, помянем наших павших товарищей! – предложил Крест и одним глотком опрокинул в себя рюмку виноградной водки.

Денис последовал его примеру и чуть не поперхнулся: напиток оказался очень крепким, прямо-таки огненным, да и сивушное послевкусие усердно напоминало о существовании в природе рвотных позывов.

– Кофе-то отхлебни, Дэн! – заботливо посоветовал добрый Сашка. – Граппа без кофе – грубое издевательство над человеческим организмом.

Совет оказался дельным, после глотка ароматного кофе виноградная самогонка покладисто согласилась остаться в желудке у Дениса, по всему телу распространилась приятная горячая волна…

Крест неторопливо закурил длинную чёрную сигарету, предложил такую же Денису. Сигарета оказалась очень ароматной и непривычно крепкой.

– Чёрный табак, от него по утрам не бывает кашля, – пояснил Саня, после чего громко обратился к прекрасной всаднице: – Дорогая сеньора! Не соблаговолите ли прекратить мучить бедное животное? Вас уже двадцать минут ожидают для приятной беседы два записных мачо. Будьте же снисходительны, жестокая!

– Это что же – Мария? – неожиданно прозрел Денис.

Крестовский самодовольно усмехнулся, откровенно гордясь женой:

– Кто же ещё! Она, родимая! Такой наездницей стала – впору показывать в столичном цирке. У нас с ней сейчас на севере страны два ранчо: коровы и быки самых разных пород, австралийские овцы, горные ламы, немного племенных лошадей, в том числе, и орловских рысаков. Так вот, я, в основном, занимаюсь финансовыми делами, разной бухгалтерией, пошлой коммерцией. А Мари находится непосредственно на пастбищах: руководит гуртовщиками и скотниками, наблюдает за отёлами, лично животным делает прививки, ну, и тому подобное…

– А ты, значит, простой бухгалтер при ней? – недоверчиво протянул Денис и глазами указал на рукоятку кнута, торчащую из-за голенища Санькиного сапога.

– Ты про это? – Крест вытащил чёрный кнут, небрежно размахнулся и тонким кончиком плети ловко сбил с молодого куста розы маленький бордовый цветок. До куста было метров семь-восемь. – Эта штуковина предназначается не для лошадей и коров, а для всяких прохвостов и подонков. Места тут весёлые и неспокойные, знаешь ли, всякое случается…. А кнут – в умелых руках – любым японским нунчакам даст стопроцентную фору. Будет потом свободное время – покажу пару действенных финтов…

Мария ловко спрыгнула с лошади, передала уздечку подбежавшему смуглому парнишке, приветственно помахала рукой, но на веранду не пошла, скрылась за центральной дверью гостиницы.

– Переодеваться пошла, – улыбаясь, пояснил Крест. – Перед командиром полагается появляться при полном параде…. Извини, я тебя покину буквально на пару минут!

«Решил рассказать жене о смерти Тани, чтобы не было лишних нетактичных вопросов», – понял Денис.

Крест вернулся минут через десять, в одной руке принёс двухлитровый кувшин с белым сухим вином, в другой – три высоких бокала.

– Эх, забыл совсем! Видимо, подкрался старческий склероз…, – вспомнил о чём-то важном Саня, ставя кувшин и бокалы на стол. – Эй, чико! Принеси плитку шоколада для сеньоры, а нам – солёных орешков кешью! А, чуть погодя, ещё три бокала пива…

– Он, что же, знает, какой шоколад нравится Мари? И твои пивные предпочтения официанту хорошо знакомы? Наверное, часто останавливаетесь в этой гостинице? – спросил Денис.

– Нет, совсем нечасто, раза три-четыре за год, – Крест задумчиво подёргал за мочку уха. – Понимаешь, Талар – совершенно особое место, нейтральное, так сказать, здесь ничто не отвлекает от разговоров…. Как бы это тебе объяснить? Все другие города и городки Аргентины очень сильно и безнадёжно политизированы. В одних коммунисты и социалисты преобладают, в других хустисиалисты мазу держат, в третьих – правые ультра и наци, в четвёртых – военизированные католики…. Поэтому все приезжие – без всяких исключений – тут же попадают под пристальный и всеобъемлющий контроль…. Вдруг у них другая политическая ориентация? Враг не дремлет, необходимо неустанно бдить и следить за всеми чужаками! И только в Таларе (единственном – на всю страну!) живут одни аморфные и сонные бюргеры. Только здесь можно спокойно поговорить, не опасаясь чужих чутких ушей. Вот так оно…. Что же до пива и шоколада. Аргентинцы, они же очень консервативны в своих пристрастиях и вкусах. Тут любимые марки и сорта – у большинства населения – одни и те же. Когда ты просишь принести плитку шоколада, не уточняя при этом марки, то тебе обязательно принесут «Ноэль», а если закажешь «просто пива», то обязательно притащат пол-литровый бокал «Кильмес-Кристаль»…

– Надо же! – восхищённо покрутил головой Денис. – А ещё что характерно для местного населения?

– Что ещё? Свободолюбие, наверное. Причём, во всех его многочисленных проявлениях…. Не терпят аргентинцы узды, даже обоснованной и полезной во всех отношениях. Например, в Буэнос-Айресе до сих пор нет ни одного светофора. Представляешь?

– Не может такого быть! В крупнейшем городе Южного Полушария – нет светофоров?

– Может, может! – улыбаясь, заверил Крест. – Скоро сам убедишься…. Тут простая логика: – «Чтобы мне, свободному кабальеро, всякие огоньки указывали, когда мне ехать, а когда стоять? Не бывать такого! Ущемление прав, к оружию, братья! Свобода – превыше всего!». Вот так и живём….

На плечи Дениса опустились тёплые женские руки, и знакомый глубокий голос негромко произнёс:

– Ну, здравствуй, командир! Ужасно рада тебя видеть!

Он обернулся и встретился взглядом с чёрными глазами потомственной алтайской колдуньи. Только сейчас эти глаза были добрыми, ласковыми и немного грустными, а бывало.… Бывало, что без значительной доли страха в них невозможно было смотреть: бездонные жуткие колодцы, в которых тонуло само Время…

Мария звонко чмокнула его в нос, подставила для ответного поцелуя свою смуглую щёку, нежно провела ладонью по волосам Дениса.

– Седой весь… Впрочем, – лукаво посмотрела на мужа, – и другие от тебя не отстают. Доблестные идальго, тоже мне!

– А у тебя – ни одного седого волоса! Красишься, наверное?

– Ничуть не бывало! – широко улыбнулась Мари. – Сама не понимаю, что происходит с моими волосами?! Ты же помнишь, что они были чернее антрацита? Чернее – безлунной южной ночи? А, сейчас? – встряхнула густой каштановой гривой. – Три года здесь с Сашей пожили, после того как переехали из Уругвая, я родила ему ещё одну двойню, а через неделю после родов волосы – сами собой – поменяли цвет…. Как такое может быть? У тебя, дон Оскар, есть какие-нибудь знакомые учёные, могущие объяснить данный казус?

Денис откровенно любовался своей давней подчинённой. Мари ни за что было не дать её сорока лет, так, тридцать, тридцать один, не больше. Стройная точёная фигурка, высокая полная грудь за белой кружевной блузкой, тонкая талия, длинные ноги, скрытые до колен тесной светло-синей юбкой…. А, лицо? С каштановыми волосами, да в таком ярком макияже – он никогда бы её не узнал. Встретил на улице и прошёл бы мимо, хотя, про себя отметил бы, что, мол, не перевелись ещё на этой планете красивые женщины… Только кривой шрам на левой щеке, полученный почти шестнадцать лет назад в быстротечной схватке с филиппинскими туземцами, вот и всё, что осталось от былого облика прежней Марии. Шрам, впрочем, женщину совершенно не портил, наоборот, придавал её красоте дополнительную диковатую пикантность…

– Ты же раньше не пользовалась косметикой! – воскликнул Денис. – Никогда и ни за что! А тут какой-то парижский облик…. Да нет, ты не подумай чего. Тебе очень даже идёт! Просто непривычно немного…

Мари снова улыбнулась:

– Думаешь, мне самой нравится – мазаться всякой сомнительной гадостью? Совсем не нравится! А маникюр с педикюром, вообще, полный бред, на мой вкус…. Но ничего не поделаешь, местные незыблемые обычаи и традиции. Приличная аргентинская женщина никогда не выйдет из дома без яркого макияжа. Никогда! Лучше уж – полностью голой!

Денис сильно хлопнул ладонью по лбу:

– Совсем забыл! Извините своего пожилого командира! А дети-то как? Иван с Мартой? Малыши? Как их, кстати, зовут?

Мария мимолётно, и, как ему показалось, тревожно, переглянулась с Крестом, заговорила плавно и вдумчиво:

– С маленькими всё нормально, они сейчас с няней на асьенде, им через три месяца исполнится по пять лет. Мальчика зовут Володя, девочку – Клара. Надеюсь, догадываешься, командир, в честь кого они названы, не надо напоминать? А вот старшие…, – нахмурилась и на секунду замолчала. – Им уже по девятнадцать лет, в этом году закончили школу. Здесь всё гораздо сложнее…. Понимаешь, Дэн, Аргентина – страшная страна, очень уж привязчивая. В католических школах очень хорошо умеют промывать сознание ребёнка, «лепить» из него «настоящего аргентинца»…. Всё очень просто: в школе каждый день начинается с церемонии подъема национального флага. Бело-синего. И все дружно хором поют гимн: «Оид морталес эль грито саградо…». Каждое утро поют, месяц за месяцем, год за годом. Плюсом к этому – католическое воспитание…. Марта и Иван – стопроцентные аргентинцы, настоящие портеньо! Портеньо – это коренные жители Буэнос-Айреса. Дети даже не догадываются о своём русском происхождении, мы им ни о чём не рассказывали…. А теперь, если и узнают, то, такое впечатление, это абсолютно ничего не изменит. Они – аргентинцы, эта страна – их настоящая Родина. Даже не знаю, что и делать, если Центр вдруг прикажет возвращаться в Союз. Не знаю…

Крест печально подтвердил:

– Маша полностью права. И Иван, и Мартина – настоящие аргентинцы…. Политикой интересуются – до полной потери рассудка. Сынок у нас – ярый перонист, даже с местными ультрас якшается. А у дочери, наоборот, все друзья – социалисты, коммунисты и троцкисты…. Ненавидят Иван и Марта друг друга, чуть до драк дело не доходит. Не знаю, что с ними дальше делать…. Да и личная жизнь у обоих очень уж бурно развивается, друзей и подружек меняют, как английские аристократы – перчатки. Под Южным Крестом подростки очень рано созревают для взрослой жизни…

Денис недоумённо пожал плечами:

– Вот ты, подруга, ругаешь эту страну. А, посмотри, во что сама одета, в какие цвета!?

Мари бросила быстрый взгляд на свою светло-синюю юбку, белую блузку, мужской бело-голубой галстук в полоску, свободно висевший на её стройной шее, грустно улыбнулась.