Текст книги "Эпоха спящих богов"

Автор книги: Андрей Ерофеев

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 4 страниц)

– Ну да, когда тебя бросают посередь моря, невольно научишься плавать, – немножко горделиво фыркнул я в ответ.

– Вот только не надо этих банальностей. И бахвальства. – начальник с досадой махнул на меня рукой. И всё же признал: – Да, молодец. Не просто не растерялся, а даже и раскусил местную специфику в считанные часы. А потому заслужил… В общем, ещё раз знакомься. Дарья Лугина. Твой напарник. Вернее, глава вашей группы. У неё за плечами семь лет полевой работы. Опыт, сам понимаешь, – вот тут-то я, как говорится, и… сильно удивился. – Так вот. По её просьбе и единодушному одобрению руководства Конторы твоя практика была несколько нестандартной. По сути, ты не получил вводных по заданию. Так, базовую информацию о мире. Остальные получают полную картинку, до последних нюансов. А тебя хотели проверить в максимально стрессовой ситуации.

– Зачем? – моментально среагировал я.

– Девяносто девять процентов наших сотрудников – наблюдатели. Посредники в лучшем случае. И лишь один – разведчики. По всему выходило, что наблюдатель из тебя никудышный…

– Это ещё почему? – прервал я пояснения Ярослава. Вот пойми начальство – хвалит и тут же никудышным нарекает.

– По кочану, – тот опять досадливо взмахнул руками. – У тебя безбашенность доминирует над осторожностью. И если бы не твоя феноменальная везучесть, к Конторе на пушечный выстрел не подпустил бы. Ну а то, что ты практически мгновенно, на инстинктивном уровне принимаешь наилучшее в данный момент решение – это и есть самое важное, – Ярик заговорил как-то тихо, размеренно, будто сам себя в чём-то убеждал. – Да, сторониться ты не умеешь. Вон что на процессе отчебучил: нет чтоб прикинуться ветошью и не отсвечивать, в патентованные адвокаты полез. С другой стороны, дров не наломал. Из картины мира не выпал. Пожалуй, как-нибудь тебя и инструктором на Недельку запустить можно будет. Считай, своим ты там стал… В общем так. Месяц интенсивной теоретической подготовки. Затем Даша погоняет тебя по Полигону, а там видно будет.

– Ангел подсказал защитный спич? – всё это время Дарья буквально дырявит меня взглядом.

– Да нет. Как-то само родилось.

– Он мне подходит, – бросает Даша в сторону Яра, по-прежнему задумчиво и даже как-то недоверчиво вглядываясь в моё лицо.

«Ангел, о чём это она – я про спич?»

«Шокирована твоим умом и проницательностью».

«Признаться, я тоже. Ничего не хочешь сказать по этому поводу?»

«Только одно – ты молодец».

Вот и поговорили.

– Да, кстати, ангела на теорию и полигон не берёшь, – Яр протягивает руку за медальоном.

– Это почему?

– По второму кочану. Вот вроде умный, а вопросы глупые задаёшь. Хотя, хорошо, что задаёшь. Иначе бы не был таким умным… Ему и там, и там скучно будет. Да и тебе Полигон прогулкой по городскому парку обернётся, если ангела с собой возьмёшь: приятно, но бесполезно.

– За комплимент спасибо. Коли такой карт-бланш мне выдал, позволю себе полюбопытствовать, – решил я либо развеять, либо подтвердить свои сомнения о природе опекуна. – Ты говорил, что ангел исключительно на меня настроен. Как же вы его подбили на такую авантюру – оставить меня на Недельке без подробных инструкций?

– Во-первых, ничего подобного я не говорил, – запротестовал Ярик. – Как раз наоборот. Ангела невозможно на кого-то или на что-то настроить. Он сам выбирает и опекаемого, и порядок своих с ним взаимоотношений. Во-вторых, задачи ангела и Конторы в данном случае совпали. Только и всего.

– Так значит…

– Да. Ангелы – это не технические устройства, созданные Конторой. Как я тебе уже говорил, со временем сам во всём разберёшься. Настолько, насколько ангел позволит. И твоя врождённая проницательность. Могу добавить только одно: ангелы тоже разные бывают. Твой, например, уникум в своем роде – тяготеет к активной разведке. В некоторых мирах он изрядно наследил. Впрочем, стоп. Здесь граница моей компетенции уже заканчивается, – срочно закруглился Ярик в своих откровениях.

«Ангел…» – и как мне теперь общаться с тобой. Вот заведётся в голове невесть что и мучайся потом. И не пожалуешься никому – сам ведь впустил.

«Да».

«И теперь ничего не хочешь сказать?»

«Удачи на Полигоне».

«А у тебя, наверное, и имя есть?»

«Конечно».

«И?»

«Пока не время».

Н-дя, дела.

– Ну что, Даша, а может ну её теорию и сразу на Полигон? – Я решил махнуть рукой на новые непонятки и дать отдохнуть моему бедному мозгу. А что для него лучший отдых? Естественно, полная отключка на время тяжелых физических занятий. Впрочем, как показало время, и здесь я ошибался. Как оказалось, полигон Конторы не имел ничего общего с моими представлениями о том, как должен быть устроен нормальный полигон. Но об этом позже. А в этот вечер помощь ко мне пришла откуда и не ждал – от Ярика.

– Э, нет, во-первых – никаких «ну её». Во-вторых, все обсуждения подождут до завтра, – вместо Дарьи ответил мне старый друг и жестом завзятого рефери пресёк продолжение деловой части разговора. Расплывшись в улыбке, он начал привычно колдовать над знакомым мне уже лигурийским портфелищем. Ага. Что называется, вечер перестаёт быть томным. И это хорошо.

***

Ирония моих менторов – после суда земного попасть в мир беспристрастных судей. И ведь какая колоссальная разница в самих основополагающих принципах мироустройства. В моём родном – таком простом и понятном – полный бардак и абсолютно невразумительная, утилитарная и во многом бесчеловечная социальная иерархия.

На Недельке же – в мире, где люди вынуждены записывать каждое мгновение своей жизни, поскольку в понедельник они просыпаются с девственной памятью – установился совершенно уникальный уклад жизни.

Яр мне продвигал какую-то заумь про хвост кометы, еженедельно оставляющей газовый след в атмосфере планеты, что, в свою очередь, приводит к непоправимым нарушениям связей между нейронами коры головного мозга обитателей Недельки. Но заумь пусть умникам и остаётся. В реальности же получаем вот что.

С социальными и профессиональными навыками на Недельке всё в полном порядке. Как и положено, мастерство растёт с годами и опытом. Эмоциональные привязанности укрепляются и множатся в течение всей жизни. Но конкретные факты, события повседневности стираются из памяти недельчан всякий раз, как над планетой пролетает хвостатая бестия. Не знаю, какой уж был календарь на Недельке до неё, но теперь он полностью подчинен кометному циклу.

Так и живут, с блокнотом и ручкой наперевес. Понедельник, ну или первый день – выходной. Читают свои прошлые записи. Ходят друг другу в гости, собираются компаниями и помогают друг другу, скажем так, «вспомнить всё». По мере сил и возможностей. Дубликаты записей сдаются в общий архив.

Судьи в одном лице исполняют обязанности защитника правопорядка, дознавателя и вершителя приговора. Окончательного и беспрекословного. И работы у них больше всего именно на низовом уровне. Они следят за тем, чтобы каждая ручка была при своём гражданине. Ну, и наоборот. И подобный процесс, участником которого мне довелось стать, явление экстраординарное, крайне редкое. В девяносто девяти случаях из ста заканчивающееся лишением провинившегося статуса гражданина.

По словам Даши, потеря ручки – проявление крайней безответственности индивида. И единственное деяние, считающееся на Недельке преступлением. Иных попросту не бывает. Подробнейшее протоколирование слов, действий, эмоций всех и каждого словно отменило саму возможность неправильного или несправедливого с точки зрения здоровой морали поступка. Вот уж хвала комете!

– А что происходит с теми несчастными, кому выносится обвинительный приговор? – поинтересовался я у Даши.

– Они лишаются статуса гражданина.

– Да, да. Это я и так понял. Минус один гражданин, плюс один господин. И что?

– Понимаешь, это беда для всех, – печально ответила Даша. Чувствовалось, что она глубоко прониклась реалиями Недельки. – Для общества, которое лишается одного из своих летописцев. И для самого человека, поскольку он выводится за рамки общества.

– Становится изгоем?

– Вовсе нет, – с видимым усилием воли Даша отбросила переживания за судьбы недельчан и вернулась к реалиям своего кураторства над моей недообразованной персоной. – Скорее больным, о котором все заботятся, но уже не считают полноценным. Его записи больше никогда не пойдут в архив, даже если он будет их вести. Ведь если ему нет веры, значит, нет веры и тому, что он пишет. Потеряв свою ручку, он виновен в потере концентрации внимания, виновен в самом страшном для Недельки – в безответственности. Здоровому человеку там это не простительно. И если ты поднимешь в архиве все обвинительные приговоры – а их не так уж много за последнее столетие, – то подавляющее число лишенных статуса гражданина вне всяких сомнений больше не могли участвовать в писании летописи этого мира. Крайне редки случаи обвинения действительно здоровых людей – не впавших в маразм, не страдающих другими нервными и психическими расстройствами, вплоть до уровня бытового «крыша поехала». И всегда это оборачивается огромной трагедией как для общества, так и для конкретного человека.

– Ага… И чем же вы таким бедного доктора накачали? – Мне вдруг захотелось пошалить – ученик я или нет?

– Ты о чём? – недоумённо встрепенулась кураторша.

– С изгоями мне там, к счастью, познакомиться не довелось. Но по всему выходит, что нормальному недельчанину проще сразу застрелиться, чем дать добровольное согласие на такую самоубийственную авантюру ради проверки какого-то курсантика. До пыток вы бы вряд ли додумались, – как бы размышляя продолжал я. – Да и видимых следов на теле «пациента» трудно было бы избежать… А вот какие-нибудь транки – самое оно.

Мне уже трудно было сдерживать вызревшие внутри вулканчики смеха. Но Даша отчего-то мой тонкий юмор не оценила. Более того, её недоуменно-холодный взгляд быстро остудил расшалившуюся было в моей душе лаву веселья. А уже мгновенье спустя в потрясающе выразительных глазах девушки пронесся и вагон, и маленькая тележка, под завязку нагруженные вопросами-ответами. И часть груза явно не имела никакой связи с делом Недельки.

Смутившись, мы синхронно опустили взгляд долу.

– Извини, так совпало, – на грани слышимости выдавила из себя Даша, но тут же вскинулась и как ни в чём ни бывало уверенно и безапелляционно продолжила. – Имей ввиду, у нас был абсолютно надежный запасной вариант по спасению репутации доктора. В конце концов он – хоть сам об этом ни сном, ни духом – лучшее наше прикрытие на Недельке.

Я снова начал вскипать. И на этот раз совершенно не благодушным весельем. Мгновенно распознав сей факт, Даша почти проворковала (я даже замер в предвкушении, что меня сейчас будут гладить по голове, поощряя за победу на интеллектуальной олимпиаде):

– Но ты справился настолько идеально, что это даже невозможно было просчитать. И кстати, Витино безмерно благодарен за восстановление в правах. Он официально усыновил тебя. Так что, добро пожаловать в семью, братишка. Соберешься навестить папу, не забудь блокнот и ручку. И никогда не оставайся там ночевать в последний день цикла.

Гениальное манипулирование объектом, подумалось мне. Но отчего-то ни злость, ни обида не спешили рваться наружу. Напротив, было хорошо.

Глава вторая

Полигон

Там, закобенясь, глушат ртуть.

Отчаявшись, крадут расплату.

И ради правды жадно лгут.

А ради жажды – жгут палаты.

Что сказать: с одной стороны, полигон – он и есть полигон. Со всеми этими «ежами», стенами, канатами, «грязевыми ваннами» я играючи справлялся уже на второй день. И посерьёзнее «полосы» хаживали. А вот с так называемыми «комнатами психологической разгрузки» пришлось изрядно попотеть. Ох, недооценивал я кураторов в бытность своего пребывания на Недельке. Если бы в тот мир меня отправили сразу после полигона, я вряд ли был бы способен чётко определить границы нормальности.

Нет, это ж надо было придумать такое – мол, после полосы препятствий самое оно для отдыха переубедить заматерелого вампира не пить кровь. Твою кровь. Во плоти сидя друг напротив друга. Ну и всё в том же духе. На четвёртый день я прямо-таки отдыхал на полосе. И готов был штурмовать её хоть десять раз подряд, лишь бы не угодить в очередную «разгрузочную».

– Слушай, Даш, где вы столько свихнувшихся сценаристов набрали для этих ролевых игр? Ведь даже у самого конченного психа в голове не поместится столько бреда, – возопил я, вываливаясь из мрачной и тесной комнатушки. Сидеть мне там пришлось попросту на полу. На лицо и остальные части моего многострадального тела периодически капала водянистая слизь с растёкшейся под потолком на какой-то сетчатой конструкции медузины. Точнее говоря, это был медузоид по имени Плювар. С ним мы добрых полчаса обсуждали перспективы развития транспортной сети некой Прохлады. Хорошо хоть выдержки хватило не подписать контракт на поставку запчастей…

– Карл, а что тебе больше всего запомнилось? – мягко, но настойчиво поинтересовалась Даша.

– Всё. Всё запомнилось. Но особо…

…Во все стороны разбегаются, вздымаясь и опадая, дюны. Сижу, пересыпая песочек с ладони на ладонь. Размышляю, в какую сторону податься, да и есть ли в этом смысл. Вдруг на склоне прямо передо мной жаркое марево начинает сгущаться грозовой тучей, та в свою очередь трансформируется в фигуру в чёрном балахоне. Под капюшоном – всё та же клубящаяся чернота, на которой медленно, но верно начинают прорисовываться глаза. Фигура медленно наплывает, гипнотические тёмно-синие колодцы глаз не дают сдвинуться с места. «Извините, не подскажите в какой стороне семнадцатый квартал Ориджи? – раздаётся в голове смущённый мягкий голос. – Что-то я немного заблудился. Зря мы с Миражером вчера столько квяклы выпили». «Ага. Понимаю. Сочувствую. Но, простите, ничем не могу помочь. Сам впервые в этих краях». «Что ж, спасибо за поддержку. Придётся глиссануть. Как же я этого не люблю под квяклой делать», – и с этими словами фигура в буквальном смысле проваливается сквозь песок…

…Вхожу в плотный клочковатый туман. Куда ни шагни – под ногами что-то чавкает. Мутно-фиолетовые сполохи кнутом секут туман, но тот не отступает. Решаю просто двигаться вперёд. Вдруг над головой раздаётся резкий, пикирующий свист. Прыжком ныряю вправо. И… чтоб вас всех… падаю, падаю, падаю… Приземляюсь во что-то вязкое и никак не могу выбраться из этой тягучей массы. Сверху вновь надвигается сваливший меня в бездну свист. Но не он уже пугает, а начинающая всё сильнее сковывать моё тело субстанция. Её поверхность подёргивается волнами. Откуда-то из недр этой биомассы всё различимее доносится жадное причмокивание. Выхватываю лучемёт и начинаю без разбора палить вокруг себя. Истошный визг мерзкой твари – и свобода!..

…Качу на уходящей за горизонт движущейся ленте сквозь ажурные построения разнокалиберных зданий. Бесцветные лучи ярко-белого светила бьются о грани башенок, многоскатные крыши дворцов и замысловатые переплетения мостиков и переходов и рассыпаются разноцветьем изумрудов, топазов, рубинов. И мрачная, давящая тишина. С каждым часом крепнет уверенность, что в этом мире давным-давно нет ни одной живой души. В какой-то момент накатывает такая дикая тоска, что, кажется, ещё мгновение и накроет полное безумие. А ленте нет предела. И нет спасения от этого бездушного великолепия и одиночества…

…Невероятной силы гам. Многоярусная арена открытого цирка заполнена трёхглавыми, отчаянно беснующимися собаками. Нет, собачищами! Чувствую себя внутри огромной взбесившейся псарни. Жутко до одури. Однако никто меня вроде бы не собирается терзать и пожирать. Приглядываюсь. Среди рыкающей и мельтешащей клыками и когтями разноцветно-шерстистой массы разглядываю редкие островки спокойствия. Люди. И сижу я с краю одного из таких островков. В общем рёве начинаю, наконец, различать отдельные фразы. «Давай, давай!» «Шевели булками, плешивый!» «Не спать, твою… Я ж на тебя всю зарплату поставил!» А что, вполне себе приличные пёсики, даром что размером раза в три крупнее самой здоровой собаки Бореи. Поголовно – в шортах или бриджах. На иных даже футболки ярких цветов. Внизу же, на арене, два даже по местным меркам гигантских псеглавца натужно вкатывают каждый на свою гору по огромному круглому каменному шару. Один из них и вправду плешив на правую голову…

– А если подумать? – Дарья заставляет вернуться к действительности.

– Ну, если подумать… Что-то мозг так и не смог принять всерьёз, что-то вообще осталось за гранью понимания… Опять же исключаем банальные попытки развода «на слабо». Отбрасываем в сторону разноцветные философствования о смысле жизни. Остаётся только «интервью с вампиром».

– Василий мало кого оставляет равнодушным. Правда, с тех пор, как он помогает нам на полигоне – а это уже лет десять – никому до тебя его пройти не удавалось. За одним исключением. Но об этом как-нибудь в другой раз.

– Прямо-таки не Вася, а чистилище материализованное. Фантазии на нормальное имя не хватило? – меня пробило на идиотское хихиканье. От постоянных нервных потрясений последних дней, наверное.

– Вообще-то он – Васисуалий Альбрехт Крестовский, – менторский тон Даши унял моё неуместное веселье. – Там, у себя. Так что фантазию подключать не пришлось. Да и вообще, нам нет нужды мучиться в творческих потугах. Всё натурально – и миры, и их обитатели. В редких случаях – стопроцентные реплики. Не самые неприятные миры, замечу. Думаю, ты и сам это сразу понял. Так что довольно ёрничать.

– Да ладно, извини. Понял, конечно. Просто норовящая попасть тебе в рот слизь как-то не очень располагает к позитивному настрою. Я улиток-то в руки брать брезгую, а тут… Кстати, в одной из тех экскурсий, что вы мне тут устроили, пришлось повоевать с кем-то очень схожим по виду с Плюваром.

– И тут ты прав, – Даша не выходила из образа наставника. – Плод неудачного эксперимента их учёных. Как говорил классик, есть многое на свете, друг Горацио, что и не снилось нашим мудрецам… Так что имей ввиду – в некоторых мирах воспоминания о беседе с медузоидом даже будут навевать на тебя приятную ностальгию.

– Уволь от этого, и представлять не собираюсь, что это за миры такие расчудесные, – а в голове уже закружился рождённый разогретой фантазией калейдоскоп картинок, одна причудливее другой. И чтобы выбраться из омута этой фантасмагории, схватился за первую подвернувшуюся под руки соломинку. – А Горацио – это кто?

– Что? А ведь образованный человек… Ой, прости, у вас же это не было написано, – и куда что подевалось? Где это учительское превосходство над недоучкой? Передо мной стояла очень милая, но явно сильно растерянная девушка.

– Стоп, ещё раз.

– Яр тебе не рассказывал? Странно… Это, конечно, против правил. Но нам с тобой вместе работать, так что… – Даша смущённо потупилась, потом, словно решившись на очень трудный и ответственный поступок, как-то даже немного торжественно отчеканила. – Мой мир называется Земелька. Он очень похож на ваш.

– Земелька? Прямо вот так – Земелька? Креативно.

– Борея – шедевр топонимики, да?

– Ну, тут хотя бы образ есть, – чем Даше не угодил вольный ветер, я так и не понял. По мне так лучшего названия для мира, чем Борея, и нет.

– Считай, и у нас образ есть. Земля кормит, – стояла на своём Даша. И в этом своём гордом упрямстве выглядела ещё привлекательнее.

– Ну, если с этой точки зрения, тогда конечно, – продолжал я подначивать. А нечего было из себя всезнайку высокородную строить. – Хотя глина или там грязь были бы еще образнее – все мы из грязи вышли, в грязь же и уйдем.

– Сам ты грязь… – обиженно ответствовала Даша.

– Извини, извини! Вправду ведь малость нелепое название, – раскаялся я в своей несдержанности.

– Все так говорят. А я никак привыкнуть не могу к такой реакции.

– Как-нибудь сводишь на экскурсию? – начал я примирительно.

– Нет, – категорически отрезала девушка.

– Да ладно, не обижайся. Я ведь уже извинился.

– Некуда вести. Закрыта Земелька, – в голосе Даши прорывались нотки затаённой боли.

– Как это?

– Слишком много амбиций, слишком много глупостей… У вас на Борее тоже далеко не рай… – продолжила она с некоторым вызовом.

– Куда там.

– Однако ваше общество, погрязнув в эгоцентризме, тем и спаслось. Частная инициатива процветает. Идеал жизни – личное благополучие любыми законными средствами. И при этом абсолютный запрет на оружие массового поражения. У нас в почёте вроде как были мораль и нравственность. Но каждый к ним со своей меркой подходил. На уровне государств, которых у нас было с избытком. Вам мира на всех хватает, никаких границ вы в нём не рисуете. А на Земельке вечно делёжка какая-то шла… – по мере рассказа Даша становилась всё грустнее и грустнее. – И в итоге, пытаясь защитить именно своё понимание «идеального мира», такого наизобретали, что оставили после своих выяснений – кто же правильнее и добрее – выжженную пустыню, непригодную для жизни. Теперь туда нельзя. Ещё очень долго нельзя будет…

– Ага, вот даже как… Это, наверное, страшно – знать, что нет никакой возможности попасть домой, – я не знал, как подступиться к совершенно расстроившейся девушке. Просто подошёл поближе и взял её за руку.

– Скорее, временами невыносимо тоскливо становится, – на грани слышимости выдохнула Даша.

– Представляю… Хотя, как я могу такое в полной мере представить. Мой-то дом – вот он, в любой момент открыт для меня, только пожелай навестить… Даша, а как ты сюда попала?

– Не в то время и не за тот угол повернула… Не хочу об этом говорить, – она отмахнулась от этого вопроса как от назойливой мухи, вместе с тем освободившись и от моего участливого рукопожатия. – У Яра спроси, он даже лучше меня расскажет. А ты, давай, не увиливай. Рассказывай – как с Василием поладил?

«Поразительный характер! – мысленно восхищался я. – Ведь только что с головой погрузилась в воспоминания о страшной трагедии, да ни с кем-нибудь произошедшей, а именно что с ней. И вот уже ни тени более чем оправданной жалости к себе. Меня к ответу призывает.» И тут до меня дошёл смысл последней Дашиной фразы.

– Просто повезло, – смутился я. И вовсе не от резкого поворота в беседе. А от самой сути вопроса.

– Повезло, ну-ну… – недоверчиво протянула Даша.

– Без всяких «ну-ну». Болтали о том, о сём. Ну и выяснилось, что есть у нас один общий интерес…

– Карл, что завис-то? Продолжай.

– Да так, ерунда, даже говорить не стоит… А что у Васи не спросишь? – попытался я увильнуть от ответа.

– Молчит. Просто сказал, что ты с блеском прошёл его испытание. Мы решили, что не хочет раскрывать подробности по причине уязвлённой гордости, а дело, видимо, совсем в другом? Давай, партнёр, рассказывай. Между нами не должно быть недомолвок.

– Есть, командир! – сыграл солдафона, «вытянувшись во фрунт», а сам в это время думал, как поступить. И вправду ведь неловко признаваться в склонности к детским забавам. А, была ни была. – Да, понимаешь, мы спичечные коробки коллекционируем… А миры-то разные. Ты представляешь, какое поле для обмена!

– Во как вспыхнул. Ладно-ладно, молчу уже. Интересное пристрастие. Спички… Зачем вампиру с огнём играть? – удивлению Даши не было предела.

– А вот это ты уже у него сама спроси. Хотя, лучше не надо. Да и вообще не стоит об этом распространяться. Хорошо, партнёр?

– Не беспокойся. Яру, конечно, доложить придётся. На этом круг посвящённых и замкнётся, – со смехом пообещала напарница.

– Даша, у меня отчего-то сложилось впечатление, что Вася наш на полном серьёзе намеревался кровушки моей попить. Или он всё же бутафорский? – рискнул я задать больше всего беспокоящий вопрос.

– Нет, опасность была реальная, ты правильно оценил ситуацию. Попил бы, как у всех, кто попадал в его «разгрузочную» до тебя, – Даша внешне была спокойна. Говорила легко, без напряга, словно о том, как чистить картошку рассказывала. Но при этом не отрывала взгляда от моих глаз, словно пыталась прочесть в них самые потаённые мои мысли. – В конце концов, это было его условием при подписании контракта на работу у нас.

– И?

– Что «и»? – спокойствие не покидало Дашу, а меня начало потряхивать:

– И сколько же народа в расход ушло? Или у вас тут уже целое вампирское новопоселение?

– Да ты что, Карл? Я вот заметила, что как только ты встаёшь на путь борца с несправедливостью, мозг у тебя будто отключается. Это же полигон, учебка. Успокойся и подумай сам – кто ж здесь будет людей гробить? Да и вообще, Контора наша людей сберегает. Холит и лелеет, а не калечит и чего ещё похуже.

– Ага, что-то занесло… Лекарство есть? – меня вмиг отпустило. И вправду, что это я несу? Ох, не хватает во мне привычки доверять другим. Пора бы менять своё отношение к людям, уже ведь не на службе у эгоистичных негодяев.

– Естественно, – продолжала тем временем Даша. – Крестовский меру знает, черту не переходит. Получив своё, тут же вкатывает инициированному антидот, блокирующий трансформацию. Прошедшие Василия, – а к нему не отправляют кого ни попадя, – получают своего рода иммунитет: попав в один из сумеречных миров, отмеченные им уже не представляют гастрономического интереса для аборигенов и могут спокойно там жить сколь угодно долго. Для наблюдателей, направляемых в изведанные вамп-миры, Васин дар – бесценен.

– И много таких миров? – не сдержал я любопытства. Ведь до недавних пор не поверил бы, что в реальности существует хоть один из таковых.

– Да как их сосчитать, если неизведанного пространства больше, чем мы можем себе представить, – пожала плечами Даша. – Скажем так, шанс разведчика оказаться в гостях у собратьев Васисуалия – один к семидесяти, не больше. Судя по доступной нам статистике. И тебе, коль скоро ты избег инициации, лучше там не оказываться. Мне, кстати, тоже.

– Да не очень-то и хотелось, – и это было истинной правдой. Общие интересы – дело хорошее. Но спасут ли они меня при встрече с тем же Васисуалием на его территории? Ответ на этот вопрос проверять на практике я не горел желанием.

***

«Здравствуй, ангел».

«И я тебе рад».

– Яр, ну что, как там мои показатели? В нормативы уложился? – как же приятно было снова быть дома, видеть надёжного старого друга, а не мыкаться по непредсказуемым «разгрузочным».

– Куда бы ты делся с подводной лодки. Не уложился бы за месяц – и дальше там мариновался бы. До победного, – Яра не исправить. Он, поди, и перед лицом Васи балагурства своего не отбросил бы. И ведь наверняка справился бы с вампиром – уморил бы того своими странными шуточками в два счёта.

– Какой месяц? Я там вроде бы и трёх недель не пробыл? – подыгрываю начальству.

– Вот я и говорю – ма-ла-дец. Ни в пространстве не потерялся, ни во времени, ни в полемике с братом по разуму лицом в слизь не ударил.

– Слушай, шутник!.. – а вот это уже обидно, дружище. Вот забуду ненадолго, что ты теперь мой начальник…

«И я думал, что медузоида не осилишь. А ты ещё и в гости к нему напросился», – не вовремя – или наоборот в самое время – прорезался в моей голове голос опекуна.

«Ангел! Ты-то как в отчёты влез?» – возмущённо ору я. Сам напросился – кому-то ведь должно было достаться на орехи.

«Зачем? Вживую всё видел, – опекун был спокоен как сытый удав и совершенно проигнорировал моё желание с кем-нибудь пободаться. – Говорил же, что теперь всегда с тобой. Не думаешь ведь ты в самом деле, что я – тот диск и только. Так что можешь его на себя больше не навешивать».

«Ага… Не пояснишь?»

«Нет необходимости».

Нет, с этим что-то нужно делать. Когда уже мне удосужатся объяснить, кого я пустил в свою голову?

– Ладно, ладно. Не заводись, Карлуша, – это уже Ярик. Сговорились они, что ли? Пока вознамеришься одному, фигурально выражаясь, по уху съездить, второй отвлекающим манёвром весь настрой сбивает… – По лигурийскому соскучился? Вот мы сейчас… В общем и целом к самостоятельной работе готов. Ветчинки? Три дня на отдых и вводные, и отправляетесь. Проявилась тут одна дорожка, надо проверить, куда ведёт… Ты что такой задумчивый? Да не крути ты бокал. Хочешь что-то спросить – давай.

– Даша сказала, что ты в курсе её истории. Сама рассказывать не захотела, сказала, что ты просветишь.

– Так и сказала? – балагурство и веселье с Ярослава как рукой сняло.

– Ага. Так что там насчёт неправильных шагов за поворот? – продолжал настаивать я.

– Хм-м-м. Cкажи, как ты себе представляешь соприкосновение миров? – и вот уже Ярослав – само воплощение серьёзности.

– Пока чисто теоретически. Есть какие-то места, где можно при определенных условиях перейти из одного в другой. Как-то так, – помахивая рукой с бокалом из стороны в сторону, я пытался вернуть разговор в русло дружеской беседы. Однако Ярослав уже оседлал профессорского конька:

– Как-то так… Да вот как раз совсем не так. Точнее, и так, и не так. Уже изведанные миры координатно прописаны, и для посвящённых не составляет труда попасть в любой из них и вернуться обратно. Записанных в Реестр миров немало – несколько тысяч. Не включённых же в общую Сеть ещё больше – мириады и мириады. Зондирование пространства ведётся постоянно, нами – вот уже четыре столетия. Но даже регламентный портал – то есть стабильный, активируемый при определенных условиях и действующий на основе постоянных параметров, – в неизведанный мир обнаружить не просто. И, как правило, разведчики в итоге оказываются в одиночных изолированных мирах. Лишь трижды за всё прошедшее время мы наткнулись на схожий с нашим конгломерат миров.

– Яр, всё это страсть как интересно, – я сделал ещё одну попытку избежать лекции. – Повторение – мать учения опять же. Но Даша-то здесь при чём? Ты зачем мне теорию по второму разу втолковываешь?

– Ты же знаешь, что не из праздного любопытства мы пространство обшариваем, – сбить Ярослава с намеченной канвы повествования было уже невозможно. Он даже бокал отставил в сторону и, скрестив руки на груди, продолжил: – Миры хрупки. И при всём своём внешнем разнообразии по большому счёту идут одними и теми же путями развития. Будто от одного корня питаются и растут. Ты удивишься, но даже сказки в разных мирах могут быть совершенно одинаковыми по содержанию и сюжету. Да что там сказки – язык во всех мирах универсален. Есть, правда, и уникальные случаи, когда приходится подстраиваться под диалект аборигенов. Но это большая редкость. Мы, кстати, некоторые интересные музыкальные и литературные произведения других миров вполне успешно тиражируем на Борее.

– Может хватит уже научно-технических отступлений? – взмолился я.

– Просто прими к сведению и не удивляйся, если в какой-нибудь из экспедиций услышишь мелодию борейского перепляса… – Ярик словно и не слышал последней моей фразы. – Так вот. Если бы мы в своё время не вышли в Сеть, не избежать Борее участи Земельки. А так – там идейку позаимствовали, тут парой технологий обогатились – вот и вырулили из тупика. Не совершенное общество, но жизнеспособное и здравомыслящее. К тому же двигающееся, пусть и не быстро, к твоему видению идеального миропорядка, где ум, честь и совесть доминируют над корыстью и амбициозным дуроломством.