Текст книги "Необыкновенные жильцы"
Автор книги: Андрей Зарин
сообщить о нарушении
Текущая страница: 1 (всего у книги 2 страниц)
Annotation
Зарин Андрей Ефимович
Андрей Зарин
Необыкновенные жильцы
Вторник.
II.
III.
IV.
Среда.
II.
III.
Четверг.
II.
Пятница.
II.
Суббота.
II.
III.
IV.
V.
Воскресенье.
Понедельник.
Следующие дни.
Зарин Андрей Ефимович
Необыкновенные жильцы
Андрей Зарин
Необыкновенные жильцы
Вторник.
I.
Было 12 часов веселого солнечного дня.
В большой комнате с двумя окнами, украшенными тюлевыми занавесками на золоченых карнизах, за столом, на котором кипел пузатый никелированный самовар, находился кофейник и все принадлежности завтрака, сидели вдова статского советника, Анфиса Кондратьевна Куцовеева, и ее дочь, Софочка.
Комната, в которой они сидели, заключала в себе все лучшее, что осталось от комфортабельной и уютной их жизни при бытности статского советника.
Анфиса Кондратьевна, толстая и пухлая, в розовом капоте, с широким лицом, густо засыпанным пудрой, наливала кофе и с оживлением говорила:
– Все до копеечки! Два раза только кварта была. И это всегда так, тогда Дарья Федоровна усядется рядом! Всегда! Я и так, и этак. Нет, сидит! Есть же такое бесстыдство? А Лелька-Хорек три раза выиграла, подряд! Нет, чтобы честной женщине удача. Все проиграла!.. – и она с яростью поставила кофейник на поднос.
Софочка, девица 28-ми лет с длинным желтым лицом, острым носом и бледными глазами, подняла голову от книги и вяло сказала:
– И охота вам в эту игру играть!
– Я, матушка, не от радости играю! Нам надо концы с концами сводить! Вот, не выиграй я тогда 110 рублей, и квартира была бы не оплачена!
– А вещей на сколько заложено? Ах, оставьте это, мамаша!
– Ты мне не указ... – покраснев, начала Анфиса Кондратьевна, но в это мгновенье раздался резкий звонок, и она сразу смолкла.
Даша пробежала по коридору, открыла дверь; послышались шум шагов, голоса, и Даша вбежала в комнату.
– Господа пришли, комнаты смотреть! – сказала она.
Анфиса Кондратьевна заволновалась, Софочка захлопнула книгу.
– Ты покажи, Софочка, а то я не одета...
– Простите великодушно! Вы позволите? – раздался мягкий, бархатистый баритон, и на пороге комнаты остановился господин в элегантном пальто с блещущим цилиндром в руке, затянутой лайковой перчаткой огненного цвета. Черные бархатные глаза господина ласкали Анфису Кондратьевну и Софочку, сочные красные губы под черными шелковистыми усами вкрадчиво улыбались.
Софочка вспыхнула, Анфиса Кондратьевна растерянно взмахнула руками и сказала:
– Ах, пожалуйста! Сделайте одолжение!
Рядом с господином оказалась изящная, стройная брюнетка в дорогом каракулевом жакете и огромнейшей шляпе, а за нею господин с круглым улыбающимся лицом, широкий, толстый, большой, как слон.
– У вас две комнаты сдаются? – спросил он тонким, пискливым голосом.
– Три! – ответила Анфиса Кондратьевна, – пожалуйте! – и решительно двинулась вперед.
II.
Анфиса Кондратьевна, колыхаясь, как студень на блюде, ввела съемщиков в большую, светлую комнату и проговорила:
– Эта самая большая комната. И обстановка. Зеркало, комод, шкаф, гостиная мебель, стол, письменный стол, стулья... Это ширмы... За ними кровать...
– Великолепно! Все, что нам надо, – сказал изящный брюнет, – тебе нравится, Вася? А? – обратился он к изящной женщине. – Это моя жена, – пояснил он Анфисе Кондратьевне, – Васса Павловна!
– Очень приятно!
– А скажите, – тонким голосом пропищал великан, – эта, вот, дверь, что за комодом, куда она?
– В ту комнату, где мы сидели. С этой стороны комод, а с нашей пианино. Дверь всегда заперта. У нас на ней портреты висят: Моцарт, Бетховен, Чайковский; композиторы!..
– Превосходно! – перебил брюнет, – и цена?
– 45 рублей, и я не торгуюсь. Один рубль прислуге!
– Торговаться? Помилуйте! – воскликнул брюнет, – такая комната! На Гороховой! Сделайте одолжение, примите нас: меня и жену.
– Очень приятно!
У Анфисы Кондратьевны ясно обрисовалась перспектива провести вечер за игрою в лото, и она оживилась.
– Великолепно! Вы говорили, что у вас есть еще комната? – снова пропищал великан.
– Две еще! – ответила Анфиса Кондратьевна, – одна с другой стороны нашей комнаты за 25 рублей, а другая – во двор – за 15.
– Мне тогда за 25! – сказал великан, – я не расстаюсь с ними. Я ее брат, его друг, – пояснил он с улыбкой, которая словно разрезала его лицо надвое.
– Пожалуйте! – пригласила Анфиса Кондратьевна и, колыхаясь, поплыла по коридору к следующей комнате.
– Она в одно окно, но большая. Дверь в нашу комнату мы запрем и закроем трельяжем!
– Великолепно! Я оставляю ее за собою. Вы позволите?
– Ах, мне очень приятно! Вы когда же переедете?.. И потом задаток...
– Если позволите, – сказал, выдвигаясь, брюнет, – мы переедем сегодня же. Так, часам к семи. Что же до задатка, то мы для своего спокойствия уже сразу за месяц заплатим. Такие комнаты – находка! Сегодня 19-ое? Так вот-с, до 19-го марта. Не хлопочи, Федя, я отдам и за тебя. Получите: 25, и 25, 10 и 10! Все 70. Верно? Помилуйте, для чего расписки! Позвольте представиться. Виктор Аркадьевич Стремин, ученый счетовод. Приехал искать место. Жена моя, Васса Павловна Поталова, а это ее брат, Федор Павлович Ворсов, из Курска...
– Очень приятно! – радостно ответила Анфиса Кондратьевна, пожимая всем руки и называя себя, – вы потом познакомитесь с моей дочкой Софочкой, и мы будем жить все согласно и тихо.
– Я подружусь с вашей дочкой! – пылко сказала Васса Павловна и прибавила: – я никого здесь не знаю.
– Она у меня артистическая натура! – ответила Анфиса Кондратьевна, – она будет дорожить вашей дружбой!
– Так мы сегодня! – сказал Стремим, и, еще раз пожав руку Анфисы Кондратьевны, они веселой гурьбой вышли в переднюю.
III.
– Вот, это жильцы, Софочка! – взволнованно и пылко сказала Анфиса Кондратьевна, вплывая в комнату с ассигнациями в руке. – Сразу видно, что благородные. Вы, говорит, извольте получить все сразу, за месяц! Обе комнаты сняли!..
– Он женатый мамаша? – трепещущим голосом спросила Софочка и прижала книгу к высохшей груди.
– Кто, Софочка? Брюнет?
Софочка кивнула.
– С левой стороны, Софочка. Так только. Все равно, что не женат. А тот, холостой. А она такая милая. Мы, говорит, друзьями будем! Это с тобою.
– Никогда! – истерически взвизгнула Софочка и выбежала в спальную.
Там она уткнулась носом в подушку и некоторое время лежала неподвижно.
Потом вдруг вскочила, взяла тетрадку и стала с остервенением твердить:
– Бря, мря, фря, ноздря, дря, пря. На горе Арарате круторогие бараны коров брыкали... бря, мря, фря...
И буква "р" в ее картавом произношении рассыпалась, словно дробь по железному листу...
Она училась на драматических курсах и теперь исправляла произношение.
– Ты что будешь вечером делать, Софочка? – спросила Анфиса Кондратьевна за обедом.
– Сегодня я к Танечке пойду, и мы с ней на ученический спектакль поедем. Вы мне десять рублей дайте.
Анфиса Кондратьевна с тяжелым вздохом вынула ассигнацию и перебросила ее дочери; после этого лицо ее тотчас оживилось, и она дружески заговорила:
– Я, Софочка, сегодня хочу на две карты играть!
– Только не берите всех денег с собою!
– Что ты, что ты! Я только 11 рублей возьму. А на две карты мне удается!.. Знаешь, Софочка, вчера была выдача 92 рубля! А? За 20 копеек! А? – и она взмахнула куриной ногой, которую обгладывала.
После обеда Софочка надела плюшевую кофточку, кокетливую шапочку, закрыла нос синим вуалем и обратилась в стройную, пикантную девушку, за которой любой юнкер пробежит полгорода.
Анфиса Кондратьевна плюхнулась на постель и через минуту стала свистеть, хрипеть и храпеть, представляя собою колыхающуюся массу, не то студня, не то теста на опаре.
Даша сидела на коленях бравого Мистрюка, денщика из соседней квартиры, и, угощая его пивом, говорила:
– Сама-то вдрызг продулась. Нынче на обед не с чем посылать было, и вдруг эти жильцы! Сразу 70 рублей отсыпали...
В это время раздался звонок, и она вскочила.
– Это они приехали! Ты не уходи пока что. Я мигом!..
IV.
Было 11 часов. Анфиса Кондратьевна выспалась, напилась чаю, и Даша снаряжала ее для поездки в клуб. Анфиса Кондратьевна снимала папильотки и расправляла завившиеся волосы, а Даша стягивала и зашнуровывала ей корсет, в то же время говоря без умолку:
– Хорошие господа и богатые, верно! Мне сразу три рубля дали. Чемоданов, корзинок с собой привезли страсть! Чуть не десять. Сейчас это самовар, вино, закуски всякие... Веселые такие! Тот-то, большой, самый шутник. Взял это рубль серебряный, кинул, а его и нет! Ей Богу!
– Веселые! Дай лиф!
Анфиса Кондратьевна надела лиф, пристегнула брошку, надела бронзовую цепь с лорнетом и преобразилась в даму.
Она самодовольно оглядела себя в зеркало, положила в ручной сак платок с портмоне и величественно выплыла в переднюю.
Среда.
I.
Утро у Куцовеевых начиналось очень поздно.
Анфиса Кондратьевна возвращалась из клуба только на рассвете и просыпалась не раньше 12 часов. Софочка вставала тоже поздно...
Анфиса Кондратьевна была весела и игрива, как тюлень на солнце.
– 86 рублей! – радостно восклицала она, – я хотела разбудить тебя, но ты так сладко спала. Теперь отдам все долги, Даше все заплачу и тебе 25 рублей! Эти жильцы принесли нам счастье. Что они, Даша?
– Встали и ушли. В 10 часов встали. Чай вместе пили, а там и ушли.
В это мгновение раздался звонок.
Даша пошла отворять.
– Здесь сдается комната? – послышался голос.
– Видишь, какие счастливые! – сказала Анфиса Кондратьевна и поспешно поплыла в коридор.
Перед нею стоял невысокого роста полный господин с вытаращенными глазами и красным, мясистым, нагладко выбритым лицом.
– Вот комната! – сказала Анфиса Кондратьевна, открывая дверь, – для одинокого. Справа кухня, а слева моя с дочерью спальня. 15 рублей, прислуга отдельно.
– Я беру, – тотчас ответил господин, тараща глаза на Анфису Кондратьевну, – только я сегодня же и перееду. Можно?
– Сделайте одолжение!
– Значит, 15 рублей? Сегодня 20-ое. Вы позволите, я уже сразу уплачу до 20-го марта. Вот, получите! Так я сегодня же!..
Толстяк ушел, а Анфиса Кондратьевна сияющая вернулась к Софочке.
– Ну, не счастье ли нам? И этот сразу все деньги отдал!
– Красивый?
– Фи! Как помидор; красный, красный, и голос сипит. Я даже не спросила, кто он?
II.
Софочка еще не вернулась с курсов, когда приехал новый жилец.
– Яков Кузьмич Шмыгра, – отрекомендовался он Анфисе Кондратьевне и сейчас же стал ее расспрашивать, краснея и тараща глаза:
– Одни жить изволите? А, с дочкою! Большая уже? Еще комнаты сдаете? А, справа и слева! В два окна и в одно. На улицу. Давно переехали? Вчера. Ха-ха-ха! Ну, пойду устраиваться. – И он, повертев головою, выкатился неслышно, как резиновый шар, оставив в изумлении Анфису Кондратьевну.
– И еще жилец, хозяюшка! – услышала она тонкий голос и с новым изумлением увидела подле себя жильца– великана.
При виде его она почувствовала успокоение и, кивая головой в папильотках, ответила:
– Новый. Шмыгра по фамилии. И престранный такой.
– Обо всем расспрашивал?
– Да!
Великан наклонился к уху Анфисы Кондратьевны и тихо сказал:
– Я думаю, это подосланный от мужа Вассы. Она бросила его ради Виктора. Я позволил; а муж ревнив...
Анфиса Кондратьевна сокрушенно покачала головою, а жилец-великан неслышно исчез, словно растаял в воздухе.
– Знаешь, что случилось, – шепотом сказала Анфиса Кондратьевна, когда вернулась Софочка, – новый-то жилец... – и она передала предположения Ворсова.
На раздавшийся звонок Даша пробежала открыть дверь.
– Никого не было? Федор Павлович вернулся? – послышался бархатный голос Стремина, и он, а за ним стройная Васса, прошли по коридору.
Дверь в комнату нового жильца слегка приотворилась, и лоснящееся, красное, как кумач, лицо выглянуло из нее.
– Видишь, видишь, – прошептала Анфиса Кондратьевна.
– Да! Это очень интересно, мамаша!
III.
Анфиса Кондратьевна проиграла 25 рублей и возвращалась домой в четвертом часу утра усталая и раздраженная.
Подходя к дому, она вздрогнула и даже шатнулась от испуга.
– Простите великодушно, испугал по внезапности!
Перед ней стоял Шмыгра. В шляпе котелком, в толстом пальто с поясом, с красным, выбритым лицом, он походил на откормленного ксендза.
– Прошу извинения! – повторил он, – а я подходил к дому и смотрел, неужели ваши жильцы еще не спят?
Анфиса Кондратьевна подняла голову, взглянула на окна и резко ответила, звоня к швейцару:
– Все спят!
– Отчего же в этих двух окнах свет? – продолжал Шмыгра.
– Это не наши. Это склад магазина Гаврилова. Внизу, видите, он торгует в розницу, а наверху склад.
– Так! А я-то смешал!
– Нет! Рядом два окна моих жильцов, потом два окна наша комната, потом окно другого жильца, и везде темно. Только вы не спите!
Швейцар открыл дверь, и они поднимались по лестнице.
– Я и вы! – сказал Шмыгра, – проигрались, ваше превосходительство! И я тоже.
Генеральский чин польстил Анфисе Кондратьевне.
– Так не шло, так не шло! – сказала она, – надо было 36. Сразу кварта вышла. Так нет! 32, 34, 35, 37, 39, а 36 нет и нет! На зло.
Она отворила дверь своим ключом и сказала:
– Черкните спичку!
Шмыгра черкнул и вошел следом за нею в темную переднюю.
– А я вам скажу, как выигрывать! – проговорил он.
– Как? – быстро спросила Анфиса Кондратьевна.
– Берите карту, на которой есть 90 и единица, 66, 16 и 32. Всегда выигрывает! Спокойной ночи!
Шмыгра скрылся за своей дверью, а Анфиса Кондратьевна несколько мгновений постояла недвижно, потом с яростью плюнула и пробормотала:
– Шут этакий, еще смеется!
Четверг.
I.
Первым ушел из квартиры Ворсов. Шмыгра выскочил почти вслед за ним. Спустя полчаса вышли и Стремин с Вассой, притиснув дверь, отчего она бесшумно заперлась на французский замок.
Полчаса спустя раздался звонок, и вернулся Шмыгра.
Он вошел в свою комнату, с таинственным видом поманил к себе Дашу, сбросил с себя пальто, шляпу и тихо спросил ее:
– Ушли?
– Кто ушли? – спросила Даша.
– А соседи? Тот, те! – показал он направо и налево.
– Ушли! – отвечала Даша, – тот раньше, а те после вас.
– У них никого не бывает, душечка? А? Вот, тебе три рубля. У тебя здесь на кухне гусар сидит. Угости его. Хе-хе-хе! Так никого? А сами часто уходят? А? Мне, моя милая, любопытно. Да! Я, моя милая, за барынькой этой... того... хе-хе... – Шмыгра налился кровью, как кровяная колбаса, и игриво ткнул Дашу под бок.
– Ничего я про них, барин, не знаю, отвечала она, – а пройтить к ним никак нельзя. Они вчера себе на дверь хранцузский замок навинтили.
– Ревнивый! Хе-хе-хе! Ну, иди, Даша. Постой! Купи мне закусить колбаски. Знаешь, охотничья? Только купи у Красного моста. Да, да! Иди, милая.
Даша взяла деньги и вышла.
Через минуту Шмыгра выскользнул из двери и, крадучись, прошел в большую комнату. Здесь он подошел к пианино, отодвинул в сторону портрет Моцарта, и вынув коловорот, стал быстро и бесшумно провертывать в дверной доске дыру.
– Уф! Ha сегодня довольно, – пробурчал Шмыгра, вытаскивая коловорот. Он повесил опять аккуратно Моцарта, закрыл им дыру и тихо двинулся к себе.
– Ах, как вы меня испугали! – взвизгнула Софочка, которая входила в комнату, вполголоса твердя: "бря, мря, фря, зря, пря"... и никак не ожидая встретить Шмыгру.
– Виноват, Бога ради! – смущенно заговорил Шмыгра, прижимая руку с коволоротом к груди, – с добрым утром, очаровательная Софья Антоновна! Вашу ручку!
Софочка смягчилась при слове "очаровательная" и протянула сухую руку. Он с чувством поцеловал ее.
– Прелестница, – пробормотал он, – сколько очарования!
– А вы так злой и гадкий! – подхватила Софочка, грациозно встряхивая своей длинной головой, – зачем вы их преследуете? Фи!
Шмыгра в изумлении отступил.
– От-откуда вы знаете? – проговорил он с запинкой.
– Я все знаю! – и Софочка кокетливо погрозилась пальцем, – и я знаю, что вы злой. Да, да!
– Вы их знаете?
– Понятно. Особенно Ворсова, ее брата...
– Брата?..
– Ну, да, брата! Чего вы словно подавились, таращитесь? Стыдно, да? Мама, я стыжу господина Шмыгру! – крикнула Софочка, увидя вплывающую мать.
– И стыди! Я вчера проигралась в пух, а он смеяться выдумал. Возьмите карту, чтобы и 90, и 66, и 1, и 16, и 32! Как же я найду ее? А?
Шмыгра оправился от изумления и, галантно шаркая, сказал:
– Попадается. И кому попалась, тот выиграл! Приятного утра!.. – и он выскользнул из комнаты.
– Совсем шут! – с презреньем сказала Анфиса Кондратьевна.
II.
Даша захлопоталась. У Стремина и Вассы были гости, и Даша подавала самовар, готовила закуску, подавала, убирала и всячески услуживала хорошим господам.
Анфиса Кондратьевна уже уехала в клуб, Софочка ушла в гости, и только Шмыгра беспокойно вертелся в коридоре, каждый раз стараясь заглянуть в дверь, когда проходила Даша.
– И что вам надо тут? – окрикивала его Даша, – шли бы к себе.
– Я так... спать не хочется... но, наконец, он ушел. Только когда Васса и Стремин провожали гостей, он высунул голову из двери и, видимо, старался уловить нить разговора...
Гости ушли, Васса и Стремив вернулись в свою комнату, Ворсов прошел к себе, Даша сидела в кухне.
Шмыгра выждал несколько минут, приоткрыл дверь и тихо прокрался в большую комнату. Свет электрического фонаря падал в окна и светил, как лампа.
Шмыгра неслышно скользнул к пианино, отодвинул портрет Моцарта и прильнул глазом к проверченной им дыре.
В то же мгновенье он почувствовал на плече тяжелую руку и услышал тоненький голос.
– Кой черт вы, мой друг, тут делаете? Неужели хотите подглядеть мою сестру в неглиже? Ай-ай-ай!
Шмыгра опустился под тяжестью давившей на его плечо руки и растерянно забормотал:
– Я собственно... мне послышалось...
– Глупости, – говорил Ворсов, неудержимо увлекая Шмыгру к его комнате, – галлюцинации, прилив крови, сластолюбие павиана. Ну, идите к себе! Дурак, – прибавил он уже совершенно серьезным тоном, – неужели ты думал, что она не заметит огромной дыры посреди двери? Что я не замечу, он не заметит!.. Спи!
Он толкнул Шмыгру в комнату и ушел. Шмыгра некоторое время стоял с неподвижностью истукана, потом пустым мешком плюхнулся на постель...
Пятница.
I.
Софочка ушла из дома совсем рано. Анфиса Кондратьевна одна пила свой кофе.
В квартире было тихо. Мысль о новом вчерашнем проигрыше угнетала ее, как укор совести. Даже во рту было горько.
Вдруг она вздрогнула и подняла голову, но при виде Ворсова лицо ее прояснилось.
– А, это вы, Федор Павлович, – сказала она, – а я думала, Шмыгра; он тоже подходит неслышно.
– Я-с, достопочтенная Анфиса Кондратьевна. Почему вы сегодня такая грустная?
– Ах, и не говорите, – махнула рукой Анфиса Кондратьевна, – не хотите ли кофейку?
– Очень благодарен. Так что же?
Анфиса Кондратьевна подала ему чашку кофе.
– Что? – сказала она, – проигрываю все. Второй день проигрываю. В понедельник 25 рублей проиграла, вчера 20. Совсем не везет!
– Фуй! – усмехнулся Ворсов, и улыбка перерезала лицо его надвое, – пустяки! А сегодня выиграете. Вот вам от меня рубль на счастье, и сегодня вы сто рублей сорвете!
Анфиса Кондратьевна взяла рубль и сразу ожила.
– Я сегодня и ехать не хотела, а теперь поеду!
– И выиграете! Вот что, уважаемая, – заговорил он совсем другим тоном, – Шмыгра ваш несомненно следит за моей Вассой, как я и думал. Да-с, следит неустанно. Для нас нет сомнения, что он подослан мужем. Знаете, для накрытия с поличным.
Анфиса Кондратьевна встряхнула папильотками.
– Так мы теперь так придумали. Я на время с ним жить буду, а она в моей комнате. Понимаете?
Анфиса Кондратьевна усиленно закивала.
– Вас не стеснит это?
– Помилуйте! Мне совсем все равно! Ворсов встал и дружески пожал ей руку.
– Ну, пойду, успокою!..
II.
Совершенно подавленный, Шмыгра проснулся, как в тумане, автоматически напился чаю и дальше не знал, что ему делать. Все его хитрые планы перевернулись сразу.
Мимо его двери прошел Стремин, говоря с кем-то своим бархатным голосом, потом прошел Ворсов.
Шмыгра собрался с духом и осторожно высунулся из двери, когда увидел Вассу.
Она шла в переднюю, одетая для прогулки, и вдруг, проходя мимо Шмыгры, на мгновенье остановилась.
– Я вам все расскажу. Всех выдам, – услышал он тихий голос, и Васса прошла мимо.
Шмыгра с силою бегемота втянул в себя воздух и словно очнулся.
Он захлопнул дверь, выкинул грациозный прыжок и радостно потер себе руки.
Суббота.
I.
– У тебя есть 5 рублей в лавку послать? – спросила Анфиса Кондратьевна у Софочки, едва проснулась.
– Откуда? – ответила она, застегивая корсет. – Пять за букву "р" дала, пять за "л", три рубля красильная, шляпку поправила. И все! Или проиграли?
– До копейки! – Анфиса Кондратьевна даже приподнялась в постели, – ни разу! А тут еще Ликоподиев пристал, дай ему в долю на карты. 5 рублей дала. Наверное, прикарманил, а говорит – проиграл! Ну, – философски окончила она, – Даша без денег обед сделает, – и она спустила короткие и толстые, как обрубки, ноги с постели.
Но едва она встала, закрутила волосы в папильотки и накинула капот, как мысль, на какие деньги ей играть сегодня, сверлом вошла в ее голову и совершенно испортила настроение духа.
Софочка ушла, жильцы, как нарочно, еще спали, и только Шмыгра вел себя как-то особенно, беспокойно. Брошенные ему Вассой слова открывали такие горизонты, что у него голова кружилась, и в то же время ему все казалось, не ослышался ли он.
Поймать бы ее и спросить толком, а она, словно нарочно, ушла с самого утра, а там вернется, и подле нее эти два хахаля... и Шмыгра с сокрушением вздыхал, словно паровоз.
Время тянулось томительно медленно: день был пасмурный, серый и скучный.
– Люди обедать, а мы проснулись только! – услышала Анфиса Кондратьевна голос и, подняв голову от пасьянса, увидела Ворсова.
– Ах, это вы! – сказала она, смешивая карты, и прибавила, – не помог мне ваш рубль!
– Да неужели? – сочувственно воскликнул Ворсов, – сегодня идите!
Анфиса Кондратьевна сокрушенно замотала головой.
– Не на что. Стыдно сказать, Федор Павлович, все до копеечки! Вот как!
– И вы дома сегодня?
– А что же я сделаю?
– Ай, ай, ай, – и Ворсов сложил свои огромные, пухлые ладони, – да разве возможно это? Сегодня вы должны выиграть! Позвольте... – он слегка запнулся, – если вас не обидит, в счет следующего месяца. А? Десять рублей?
Лицо Анфисы Кондратьевны покраснело даже сквозь слой пудры.
– О, как вы обязательны...
– Помилуйте, такой пустяк!
– Я сегодня, наверное, выиграю, –
с убеждением сказала Анфиса Кондратьевна, пряча деньги в карман. Раздался звонок, и вернулась Васса. Шмыгра стремглав выскочил ей навстречу, но она, словно не заметя его, прошла мимо.
В то же мгновение Шмыгра услыхал совершенно ясно:
– Не ведите себя таким дураком. Сегодня вечером все!
Шмыгра тотчас юркнул в свою комнату и замер, как крот в норе.
II.
Анфиса Кондратьевна спала крепчайшим сном. Софочка ушла на любительский спектакль. Стремив и Ворсов с шумом прошли по коридору и, уходя, крикнули Вассе:
– Не жди нас! Чай одна пей!
Даша угощала на кухне Мистрюка, и в квартире стояла полная тишина, когда Шмыгра услышал легкий стук в дверь своей комнаты и на ее пороге увидел Вассу.
В черном платье, словно обливающем ее стройную фигуру, с бледным лицом, на котором ярко горели черные глаза, Васса была прекрасна.
Шмыгра метнулся к ней, но она остановила его движением руки и, притворив дверь, осторожно подошла к нему.
– Вы должны спасти меня! – сказала она ему взволнованным шепотом, пугливо осматриваясь, – я вам их выдам, но меня спасите!
– Непременно! – тараща глаза и краснея, как вода от клюквы, пробормотал Шмыгра, – прежде всего!
– Я ничем, ничем не виновата, – снова заговорила Васса, – я была певицей, хористкой у Омона, и увлеклась этим...
– Васькой, – окончил за нее Шмыгра, потирая руки.
– Вы знаете? – удивилась Васса и продолжала: – я поехала с ним, и по дороге пристал этот...
– Петька-медведь, – подсказал Шмыгра.
Васса опустилась на стул и закрыла лицо руками.
– Они велели назваться его сестрой, и мы приехали. Я еще ничего не знала. И вдруг они уходят и приносят вещи. Каждый раз дорогие вещи. И теперь они ушли... на охоту. Пойдемте! – она быстро встала и схватила за руку Шмыгру; – их теперь нет. Я вам отдам все накраденное. Только спасите меня!
У Шмыгры тотчас созрел план.
– Когда они вернутся?
– В 11, в 12!
– Отлично! – хрипло засмеялся он, – мы им устроим засаду! Теперь идемте!
Он взял ее за руку, и они тихо двинулись по коридору.
– У вас есть ключ? – спросил шепотом Шмыгра, останавливаясь подле двери.
– Есть!
Ее дрожащая рука не могла сразу найти замок, и ключ царапал по двери. Наконец, она воткнула его, приоткрыла дверь и осторожно ввела в темную комнату Шмыгру.
– Постойте здесь и черкните спичку. Я сейчас возьму свечу! – тихо сказала она, закрывая дверь...
III.
Анфиса Кондратьевна собиралась в клуб, а Даша стояла в дверях и говорила:
– В сурьез рассорившись. Это они ушли и, совсем, совсем сейчас, назад через кухню вернулись. Мы, говорит, после пойдем. Потом самовар спросили и с барыней чай пили. А там она ушла, и теперь сама по себе, а они там.
– Это они от Шмыгры.
– Я и сама так думала, а только этот Шмыгра ушел. Я ему хотела самовар давать, а его нет. И пальто нет, и шапки, и калош. Ушел, а они врозь!..
– Ну, это их дело! Давай кофту! Что-то сегодня будет? – и Анфиса Кондратьевна перекрестилась.
IV.
Софочка вернулась со скучного ученического спектакля и, едва вошла в прихожую, как к ней выбежала Васса и, схватив ее за руки, втащила к себе.
– Душечка, родная, Софочка! – заговорила она порывисто, – вы не очень устали? Нет! Вы любите немножко Вассочку? Да! Так сделайте мне одолжение, проведемте вместе этот вечер. А? Знаете что? Мы возьмем с вами, да в тот клуб, где Анфиса Кондратьевна, и проедем! А? Вот хорошо-то! Хорошо? Хорошо? – и она, смеясь, завертела Софочку.
Софочка слабо сопротивлялась.
Желание разнообразить монотонность жизни победило даже ее усталость, и она засмеялась.
– От вас не отделаешься. Только удобно ли нам одним?
– Глупости! Мы под крыло мамаши, а там за нами Виктор приедет! Ну, едем!
Она вмиг оделась и выбежала в коридор.
– Виктор! Федя! Мы едем в клуб играть в лото!
– Желаю проиграться! – ответил шутливо Ворсов.
– Фи, невежа! Виктор, приезжай за нами!
– Отлично! – раздался бархатный голос Стремина.
– Едем! То-то мамаша изумится! – воскликнула Васса, увлекая Софочку.
Софочка весело засмеялась, и они выбежали на лестницу, хлопнув дверью.
– Вот разыгрались-то! – с улыбкой сказала Даша и побежала на кухню, где уже сидел Мистрюк, вытянув длинные ноги через всю кухню.
V.
Софочка в первый раз очутилась в клубе, и ее поразили и громадный зал, и яркое освещение, и множество народу, и самая игра со своей торжественностью.
Она села с Вассой к столу и взяла карту. Недалеко от них сидел флотский офицер и, пощипывая усы, следил больше за ними, чем за нумерами.
Софочка волновалась, и Васса шептала ей:
– Какая вы душка!
И ко всему выиграла Софочка.
– Только бы 28, – шепнула она Вассе, и только шепнула, как у колеса выкрикнули:
– Двадцать восемь!
– Есть! Кончила! – закричала Софочка и окинула всех взглядом победительницы.
– Новичкам всегда удача, – сказала Васса.
Софочке принесли на тарелке 64 рубля и игра началась снова.
– Софа, ты? Васса Павловна! Вот сюрприз! – и подле них, красная, как пион, плюхнулась Анфиса Кондратьевна.
– Это я соблазнила дочку вашу, – сказала Васса. – И она уже выиграла!
– Выиграла? Ты выиграла, Софочка, и не говоришь матери! Много? И грудь Анфисы Кондратьевны заходила волною.
– 64.
– 64! Господи! А я так все проиграла. Ну, давай мне половину!
Софочка дала ей 10 рублей и решительно сказала:
– Больше не дам!
– Злючка, – ответила ей мать и закричала пробегавшему с картами мальчику: – Сеня, дай мне две штучки!
Игра сменялась игрой. Софочка больше не выигрывала, и ей становилось скучно!
– Ну, как ваши финансы? – раздался подле них бархатный голос, и Софочка увидела Стремина.
Васса тотчас вскочила, отбросив карту:
– Скучно! Веди нас ужинать!
– И уже самое время, – сказал с улыбкою Стремин, – четвертый час!
Он провел их в столовую, занял столик, заказал ужин с вином и заговорил:
– Мы, собственно, уговорились с Вассой провести с вами время в благодарность за ваше внимание к нам. Собирался и Федя, но устал и заснул.
– Очень приятно. Вы нам совсем, как родные, – сказала Анфиса Кондратьевна.
– Я Софочку полюбила, как сестру! – с чувством произнесла Васса.
После ужина Стремин разлил шампанское и сказал:
– Пожелаем же, чтобы Васса скорее к нам вернулась!
– Как, вы едете? – воскликнула Софочка.
– Вы едете? – повторила ее мать. Васса вздохнула.
– Я боюсь этого Шмыгру. Он может причинить мне столько неприятностей! Но я ненадолго. Он с Федей остается у вас и, как Шмыгра уедет, сейчас же пришлет мне телеграмму. Иначе нельзя. Я сегодня и билет взяла!
– Противный Шмыгра! – сказала Софочка...
Было уже светло, когда они вернулись домой.
– Я уж с вами теперь прощусь, – сказала Васса в прихожей, – я еду в 10 часов.
– Ну, Господь с вами! – с чувством сказала Анфиса Кондратьевна. Софочка бросилась Вассе на грудь и искренно заплакала.
– Приезжайте скорее!
– Я сама заскучаю без вас! – ответила Васса...
– Великолепные люди! – сказала Анфиса Кондратьевна, сбрасывая корсет и юбки.
– Я ее, как сестру, полюбила, – сказала Софочка, – и все этот противный Шмыгра!
– Так бы и выгнала его в три шеи! – закончила Анфиса Кондратьевна.
Воскресенье.
Едва Софочка и Анфиса Кондратьевна проснулись, как Даша вошла к ним и быстро заговорила:
– Барыня, Васса Павловна уехала! Господа ее провожать поехали, комнаты за собой оставили, обе! К вечеру, сказали, чтобы самовар был! В малую комнату наказали, а большую заперли! Четыре чемодана с барыней увезли. Хорошие господа! Мне три рубля барыня дала, а вам письмо и ящики.
– Где же письмо? – взволновалась Анфиса Кондратьевна, – давай сюда!
Даша скрылась и через минуту вошла, внеся два ящика и плоский футляр.
В одном из них лежала дюжина эмалированных ложек, в другом серебряный столовый прибор, а в футляре золоченый браслет цепью.
– Прелесть! Роскошь! – воскликнула мать. – Постой, Софочка, что она пишет. Слушай! "Дорогие Анфиса Кондратьевна и Софочка, мне так хочется, чтобы вы меня не забыли, что я беру на себя смелость оставить вам эти безделки. Вам, уважаемая Анфиса Кондратьевна, чайные ложки; вам, Софочка, этот прибор, а Даше передайте от меня браслет. Целую вас, любящая вас Васса". А, Софочка? Это прямо сказка! А? – и Анфиса Кондратьевна даже села на постели.
– И меня вспомнила! – воскликнула Даша, – вот барыня-золото!
– Такие люди, мамаша, на редкость! сказала Софочка.
– А где Шмыгра этот? Видал?
Даша махнула рукой.
– Нет! И ночевать не вернулся, и посейчас нету его!
– Вот нос-то ему! – сказала Анфиса Кондратьевна, и все трое засмеялись...
