Текст книги "Сборник поэзии 2"

Автор книги: Андрей Добрынин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 2 страниц)

Добрынин Андрей
Сборник поэзии 2

Андрей Добрынин

Сборник поэзии 2

Богемным бытием я страшно изнурен И просьбой нудною терзаю слух фортуне: "Позволь, как кораблю, в безветренной лагуне Мне переждать тайфун теперешних времен".

Я отращу брюшко, отстаиваясь там, В трико я облачусь, в помпончатые тапки И девушку куплю – серебряные лапки, Чтоб гладила меня по всяческим местам.

Да, именно куплю! Сумел я накопить Деньжонок, поднося буржуям дифирамбы, А с теми, кто твердит про дактили и ямбы, Мне в драку хочется немедленно вступить.

Довольно тянется словесная страда, Довольно нервы мне вопросами кромсали: "Что новенького вы, маэстро, написали?" Писать, всегда писать! А жить-то мне когда?

Довольно я уже стихом плодоносил (А может быть, сказать вернее "плодоносил"?) Я зубы растерял, почти обезволосел, Растратил попусту запасы юных сил.

Я счастье выстрадал. Мне было нелегко. Я право приобрел, кривляясь ради денег, На блеклое трико, обвисшее в коленях, И на урчащее под майкою брюшко.

Теперь ту девушку, которую люблю, Мне мадригалами задабривать не нужно Я делаю ей знак и, пукнув благодушно, На ложе жгучих нег в молчании валю.

1998

Андрей Добрынин

Печально я гляжу на трупик поросенка В гастрономической зовущей смуглоте: Еще вчера он жил, похрюкивая звонко, Убийство удалось – и вот он на плите.

Убийство удалось, а нынче – расчлененка И трупоеденье в застольной тесноте. Хозяин поднял нож с ухмылкою подонка, И содрогаюсь я в мгновенной тошноте.

Бесспорно, человек – опасное соседство: Ни материнство он не пощадит, ни детство, Упитывая плоть дородную свою. Как небо нам воздаст? И, выпив чарку тминной За упокой души младенческой невинной, Я мясо нежное в унынии жую.

1998

Я на ночь форточку распахнул И вот не сплю уже два часа. В нее втекают далекий гул, И смех, и гулкие голоса.

Вот разбивается разговор На несколько стихших в ночи кусков И слышно, как через иссохший двор С шарканьем тянется цепь шагов.

Озябнуть я теперь не боюсь, Ночная прохлада в мае легка, Но в форточку, словно в открытый шлюз, Влилась беспредельность, словно река.

Вплывают вместе с темной рекой Все звуки ночи, как челноки, И прочь несутся,– и мой покой Уносят воды темной реки.

Шлюзы стеклянные приоткрой И вскоре уже не заметишь сам, Как растворится в ночи покой, Уплыв вслед гаснущим голосам.

1998

Андрей Добрынин Хоть я невыносим в быту, Хоть много пью и нравом злобен, Но я к раскаянью способен И в нем спасенье обрету.

Коль снова выход злобе дам И нанесу бесчестье даме Я бью затем поклоны в храме И по полу катаюсь там.

Рву на себе я волоса И довожу старух до дрожи, Когда реву:"Прости, о Боже!"Переменяя голоса.

Струятся слезы из очей, Рыданья переходят в хохот, И создаю я страшный грохот, Валя подставки для свечей.

Господь услышит этот шум В своем виталище высоком И глянет милостивым оком, Недюжинный являя ум.

Ведь он подумает:"Грехов На этом человеке много, Но он, однако, мастер слога, Он создал тысячи стихов.

Я, Бог, терплю одну напасть Вокруг лишь серость и ничтожность, А в этом человеке сложность Мне импонирует и страсть.

Ишь как его разобрало, Весь так и крутится, болезный",И спишет мне отец небесный Грехов несметное число.

О да, я Господу милей Ничтожеств, жмущихся поодаль И сладкая затопит одурь Меня, как благостный елей.

И я взбрыкну, как вольный конь, И прочь пойду походкой шаткой, Юродивого пнув украдкой И харкнув нищенке в ладонь.

1998

Андрей Добрынин

Я вижу вновь картину эту, И вновь мне делается жутко: Стремится девушка к поэту, Поправ все доводы рассудка.

Она встает, подобно кобре, На зов свирели куртуазной, Но я вовеки не одобрю Ее поступок безобразный.

Как ты могла сойтись с поэтом? Ведь ты должна его дичиться Он ненормален, и при этом Своею вздорностью кичится.

Ему ты жертвуешь фигурой И красотой своей расцветшей Для этого быть нужно дурой, Точнее, просто сумасшедшей.

В таком сомнительном знакомстве Таится будущая драма. Подумай о своем потомстве, Ведь ты же будущая мама.

Писака любит жить вольготно, Супруга из него не выйдет. Он размножается охотно, Детей же люто ненавидит.

Но зряшный труд – давать советы, Ведь я усвоил непреложно: Противодействовать поэту В делах любовных невозможно.

Поэт всегда восторжествует, Хоть жизнь не раз его тузила, Ведь лишь ему слова диктует С небес таинственная сила.

Он слаб и нищ, но в каждой фразе Богатство, сила и победа. Внимают девушки в экстазе Всему, что хочет он поведать.

Их заполняет наслажденье, Граничащее со страданьем, Оно, как новое рожденье, Всей жизни служит оправданьем.

1998

Андрей Добрынин

В клубе, скромно зовущемся "Бедные люди", Очень редко встречаются бедные люди Посещают его только люди с деньгами, За красивую жизнь голосуя ногами.

Здесь с поэтом обходятся крайне учтиво И всегда предлагают бесплатное пиво, А к пивку предлагают бесплатную закусь. Здесь не скажут поэту – мол, "выкуси накось".

Понял я, здесь не раз выступая публично: Доброта этих скромных людей безгранична, А когда они к ночи впадают в поддатость, Доброта превращается в полную святость.

Здесь любые мои исполнялись желанья, И казалось мне здесь, что незримою дланью Сам Господь по башке меня гладит бедовой, Наполняя мне грудь как бы сластью медовой.

И не мог я отделаться от ощущенья, Что сиянием полнятся все помещенья И что слышат в ночи проходящие люди Пенье ангельских сил в клубе "Бедные люди".

1998

Андрей Добрынин

Мне нужно было где-то поселиться, Я стал к тебе под вечер на постой, Но в полночь застонали половицы Под заскорузлой жесткою пятой.

И на меня безмолвно ты полезла, Сопя среди зловещей темноты, И чахлые писательские чресла Опустошила до рассвета ты.

Ты вновь и вновь владела мною грубо, Матрац волнуя, словно бог морской, И в такт мои постукивали зубы, И думал я с привычною тоской:

"Пусть будет так. Ведь я достоин кары. Я не ропщу". И из последних сил Размеренные страстные удары Тебе я до рассвета наносил.

Подскакивая, словно на батуте, Я размышлял:"Не справиться с судьбой, Не изменить духовной нашей сути Пусть завтра счастье выплеснет прибой, Но буду я к заветной той минуте Непоправимо истощен тобой".

Андрей Добрынин Когдя я гляжу на красоты природы, Мое равнодушье не знает предела. Ваял я прекрасное долгие годы, И вот оно мне наконец надоело.

Черты красоты уловляя повсюду, Я создал несчетные произведенья, Теперь же, взирая на всю эту груду, Постичь не могу своего поведенья.

Вот взять бы кредит, закупить бы бананов, Продать их в Норильске с гигантским наваром, И вскорости нищенский быт графоманов Казался бы мне безобразным кошмаром.

А можно бы в Чуйскую съездить долину, Наладить в столице торговлю гашишем, Но главное – бросить навек писанину, Которая стала занятьем отжившим.

Ты пишешь, читаешь, народ же кивает, Порой погрустит, а порой похохочет, Но после концерта тебя забывает И знать о твоих затрудненьях не хочет.

При жизни ты будешь томиться в приемных, За жалкий доход разрываться на части, Но только помрешь – и масштабов огромных Достигнут тотчас некрофильские страсти.

Твою одаренность все дружно постигнут, Ты вмиг превратишься в икону и знамя, Друзья закадычные тут же возникнут, Поклонники пылкие встанут рядами.

И ты возопишь:"Дай мне тело, о Боже, Всего на минуточку – что с ним случится? Мне просто охота на все эти рожи С высот поднебесных разок помочиться.

И вмиг я почувствую ноги, и руки, И хобот любви, утешенье поэта, И сбудется все. Как известно, в науке Кислотным дождем называется это.

И, стало быть, нет ни малейшего чуда В том, как человечество ослабевает Недаром плешивые женщины всюду, Мужчин же других вообще не бывает.

Подумай, юнец с вдохновеньем во взоре, А так ли заманчива доля поэта? При жизни поэты все мыкают горе, И вредные ливни все льют на планету.

Андрей Добрынин

Предвкушение праздника вновь обмануло, Мы ведь запросто праздник любой опаскудим, А расплата за то – нарушение стула, Истощение нервов и ненависть к людям.

Разговоры суетные, шутки пустые, Поглощение литрами пьяного зелья Таковы, как известно, причины простые, Приводящие к смерти любое веселье.

Но порой подмечал я с невольною дрожью: Собутыльники словно чего-то боятся, И уста их недаром наполнены ложью Так о главном не могут они проболтаться.

Нечто главное тенью в речах промелькнуло, А быть может, в случайном затравленном взгляде, И опять потонуло средь пьяного гула, И опять затаилось, как хищник в засаде.

И опять потянулись дежурные брашна, И опять замелькали нелепые жесты, Но нащупывать главное было мне страшно За известной чертой человеку не место.

Если что-то извне к этой грани прильнуло, Не надейся, что с ним ты сумеешь ужиться. Предвкушение праздника вновь обмануло, Но иначе не может мой праздник сложиться.

1998

Андрей Добрынин

Я был не нужен никому И к безобразью своему Привык я с самых ранних лет И к роковому слову "нет".

Я к унижениям привык Кривила злоба женский лик, Коль говорил я о любви, Кипевшей у меня в крови.

Мне их вопрос всю плешь проел Давно ль я в зеркало смотрел? И я подался в грибники В лесах размыкать груз тоски.

В тоске бродил я по лесам И как – уже не помню сам Вдруг обнаружил древний клад И стал чудовищно богат.

Я гнусь теперь не от скорбей От груза золотых цепей, И даже полный идиот Не скажет мне, что я урод.

Уродство – свойство нищеты, А коль сидишь с охраной ты В чаду шикарных кабаков, То ты, конечно, не таков.

Пусть ты физически убог, Горбат, плешив и кривоног Достань мобильный телефон, И ты для женщин Аполлон.

Коль ты в прикиде дорогом, Ты станешь первым остряком, И пусть ты глуп, как шимпанзе Вокруг хохочут дамы все.

Как много дам в моей стране! Они по телефону мне Теперь звонят с утра весь день, Но трубку снять мне стало лень.

Мне говорят, как я хорош Устал я слушать эту ложь, И шире мексиканских вод Зевота раздирает рот.

Андрей Добрынин Бесспорно, я хотел любви, Но не за баксы и рубли, И вновь я зачастил в леса, И там стал слышать голоса.

Они твердили свысока: "Ты неуч, глупая башка, А тот, кто Энгельса читал, Тот любит денежный металл.

Без денег чувства просто нет, И лишь услышав звон монет, Снимает женщина скафандр, Как говорил Анаксимандр.

Твой предок сто веков назад Знал не обмен, а лишь захват, И он не прибегал к деньгам, А бил дубиной по мозгам.

Столь архаический обмен Рождал немало мерзких сцен: Без нежных слов, всегда молчком Твой пращур женщин брал силком.

Напрасен был тут женский крик Не знал пощады твой старик, И женщина плелась домой, Противная себе самой.

Тогда достоинство мужчин Определял военный чин И, разумеется, вдвойне Наклонность и буйству и резне.

Неведом людям был покой, И продолжала род людской Не институт любви – семья, А изнасилования.

Но в этот беззаконный век Придумал деньги человек. Была великой эта новь, Ведь с нею в мир пришла любовь.

Когда ж магический металл Платежным средством всюду стал, То вышел полностью в тираж Неукротимый предок наш.

Засунув грязный палец в рот, Смотрел он, как шумит народ, Задаром выпивший винца, На пышной свадьбе у купца.

Андрей Добрынин Хоть пращур был отпетый хам Не смел он волю дать рукам: На слишком дерзких молодцов Была охрана у купцов.

И он, не нужный никому, Побрел от шума прочь, во тьму, Ругаясь в злобе и тоске На древнем грубом языке.

В культурной купле слабый пол Заслон от грубости нашел, А глупость спряталась в лесах С угрюмством в маленьких глазах.

Не может женщин оскорбить Тот, кто желает их купить. Альтернатива тут одна В лесах скрывается она.

Был посрамлен наш предок-хам, И все благодаря деньгам. Естественно, с тех давних пор Ласкают деньги женский взор.

Чтоб оценить себя сполна, Продаться женщина должна; Она свою постигла власть, Когда впервые продалась.

Так перестань в тайге блуждать И женщин желчно осуждать, Вернись в Москву и деньги трать, Чтоб женщин тысячами брать.

Сидит в генетике у дам Любовь старинная к деньгам, А та, что денег не берет, Есть отщепенка и урод.

Не смей ту женщину любить, Которую нельзя купить: Ее язык не в меру остр, И вся она – бесполый монстр.

Но дамы в золотых очках, В цепях, браслетах и значках, Чей храм есть модный магазин... Такие – счастье всех мужчин.

Андрей Добрынин

В Москве таких немало есть Иная может надоесть, Тогда другую ты лови, Чтоб с нею плыть в моря любви".

"Так поднимай же паруса,Мне повторяли голоса,На женщин в городе твоем Пролейся золотым дождем,

Чтоб сплавились в душе у дам Любовь к тебе и страсть к деньгам, Чтоб рос любимых контингент, А ты вошел в состав легенд".

И я иду из мглы лесов По зову горних голосов Навстречу жизни и борьбе И непростой своей судьбе.

1998

Андрей Добрынин 5 Я помню: почва из-под ног Вполне приметно ускользала. Я битый час понять не мог То страшное, что ты сказала.

Захохотали упыри, Проснулись мертвые в могилах. Что ты сказала? Повтори! Я этого понять не в силах.

С гвоздя в вечерней синеве Свихнулась месяца подкова. Пульсировало в голове Твое кощунственное слово.

Как будто торопясь на слом, С орбиты сдвинулась планета: Ты назвала меня козлом, И ты поплатишься за это.

Я словно провалился в ад Без всякой видимой причины, Ведь, взяв тебя за круглый зад, Я лишь исполнил долг мужчины.

Когда же, яростно вопя, Я вырвался из недр Аида, То покарать не смог тебя Исчезла ты в толпе из вида.

Ты думаешь – возмездья нет, Подобна тупостью ослице, Но, проездной купив билет, Примусь я ездить по столице.

Я вынес приговор тебе И розыск объявил бессрочный, Чтоб в человеческой толпе Всегда искать твой лик порочный.

И станут жизнью для меня До исполненья приговора Автобусная толкотня, Компостеры и контролеры,

Маршрут, потом другой маршрут, Все ветки метрополитена... А ведь года свое берут, И я состарюсь постепенно.

Андрей Добрынин

Войду в вагон очередной И, как паук при виде мухи, Замру, узнав тебя в седой, Унылой, сгорбленной старухе.

Не удивляйтесь же, друзья, Не припишите все заскоку, Увидев, как с улыбкой я К старухе приближаюсь сбоку.

Я локтем двину ей под дых, Проскрежетав:"А ну-ка выйдем", И кто козел из нас двоих, Мы наконец тогда увидим.

1998

Андрей Добрынин

Когда состарюсь я и стану глух, как пень, То сделаюсь тогда не в меру громогласен. Красотке я скажу:"Давайте станем в тень, И я вам объясню, как облик ваш прекрасен".

Но объяснения – лишь первая ступень. Я буду продолжать, от выпитого красен: "Куда бежите вы, пятнистый мой олень? Не смейте убегать, я вовсе не опасен".

Мне будет невдомек, что в зале тишина, Что хриплая моя повсюду речь слышна И возглас тоненький:"Пожалуйста, не надо!" Я буду жить всегда в немыслимой тиши, И слышать не людей, а зов своей души, И сотни гневных глаз не обожгут мне зада.

1998

Хотя и вынужден я сделаться слепцом, Нечаянно хватив метилового спирта, Но все же остаюсь настойчивым самцом И много нового вношу в искусство флирта.

Ни шлюха старая, что пахнет мертвецом, Ни девушка в венке из девственного мирта Мне более никто не служит образцом, Не спрашиваю я:"Ну где же мой кумир-то?"

Достаточно во тьме почувствовать тепло, Чтоб в формы дивные его мне облекло Воображение, а скромность замолчала. И пальцы побегут подобием волны, И чуткостью они такой наделены, Что вмиг откликнется им женское начало.

1998

Андрей Добрынин

К.Григорьеву

Сказал я старому приятелю, К нему наведавшись домой: "Что пишешь ты? "Дневник писателя"? Пустое дело, милый мой.

Поверь, дружок: твой труд по выходе Дурная участь будет ждать. Его начнут по вздорной прихоти Все недоумки осуждать.

Сплотит читателей порыв один, Все завопят наперебой: "Из тех, кто в этой книге выведен, Никто не схож с самим собой!"

Имел ты к лести все возможности, Но все ж не захотел польстить. Ты их не вывел из ничтожности, А этого нельзя простить.

Все завопят с обидой жгучею, Что твой "Дневник" – собранье врак И что в изображенных случаях Случалось все совсем не так.

Своею прозой неприкрашенной Ты никому не удружил И, откликами ошарашенный, Ты вроде как бы и не жил.

В литературе нет традиции, Помимо склонности к вражде. Как мины, глупые амбиции В ней понатыканы везде.

Ты вышел без миноискателя В литературу налегке, За это "Дневником писателя" Тебе и врежут по башке".

1998

Андрей Добрынин

Не о тебе я нежно пою, Но ты целуешь руку мою Руку мою, превозмогшую дрожь И разделившую правду и ложь.

Нет ничего святого в руке, Но ты целуешь ее в тоске. Бледные пальцы, сплетенье вен Но ты в слезах не встаешь с колен.

Я слез восторженных не хотел Они мешают теченью дел, Когда, подрагивая слегка, Песню записывает рука.

Лишь от любви ты к правде придешь, Но и в любви есть правда и ложь. Правда – лишь отсвет во тьме сырой И неправдива совсем порой.

В руке ничего высокого нет, Но вдруг на душу падает свет И ты целуешь мои персты, А значит, любила в жизни и ты.

1998

Андрей Добрынин

Коль должен конь ходить под ярмом, Ему на шкуре выжгут тавро Так я с малолетства снабжен клеймом, Незримым клеймом пассажира метро.

Ступени вниз покорно ползут, В дверях вагонных – покорность шей, И вид бродяг вызывает зуд, У стен покорно кормящих вшей.

Грохот в глотку вбивает кляп, Виляют кабели в темноте, Схема, как электрический краб, Топырит клешни на белом листе.

По предначертанным схемой путям В людских вереницах и я теку, В вагон вхожу и покорно там С толпой мотаюсь на всем скаку.

И к лицам тех, кто едет со мной, Неудержимо влечется взгляд. Я знаю: мы породы одной, Но вслух об этом не говорят.

И от взглянувших навстречу глаз Я взгляд свой прячу в темном окне. Покорность объединяет нас, И чувствовать общность так сладко мне.

1998

Андрей Добрынин

Мои стихи до того просты, Что вспоминаются даже во сне. До крайней степени простоты Непросто было добраться мне.

Мне темнота теперь не страшна И я спокоен в ночном лесу Душа моя ныне так же темна, И тот же хаос я в ней несу.

Все, что в уме я стройно воздвиг, Было в ночи нелепым, как сон. Я понимания не достиг, Был не возвышен, а отделен.

Все, что умом я сумел создать, Зряшным и жалким делала ночь. Простым и темным пришлось мне стать, Чтоб отделение превозмочь.

Немного проку в людском уме, Ведь только тот, кто духовно прост, Тепло единства чует во тьме, Сквозь тучи видит письменность звезд.

1998

x x x

Приозерный заглохший проселок, В колее – водоем дождевой, Розоватая дымка метелок Над вздыхающей сонно травой.

Серебром закипая на водах, На ольхе вдоль озерных излук, Ветер плавно ложится на отдых На звенящий размеренно луг.

На пригорке, цветами расшитом, Этот отдых безмерно глубок Словно в звоне, над лугом разлитом, Дремлет сам утомившийся Бог.

В толще трав, утомленный работой, Честно выполнив свой же завет, Отдыхает невидимый кто-то, Чье дыханье – сгустившийся свет.

1998

Андрей Добрынин

Весь день по сторонам тропинки Висит гудение густое. Березки, елочки, осинки Увязли в гуще травостоя.

Лениво блики копошатся В стоячем ворохе скрещений И в строе травяном вершатся Мильоны мелких превращений.

За чернолесною опушкой Угадывается трясина И неустанно, как речушка, Весь день шумит листвой осина.

А ветер волочится сетью, По ширине ее колебля Усеявшие луг соцветья, Обнявшиеся братски стебли.

Гуденья звонкая завеса За этой сетью увлечется. Тропа уже подходит к лесу, А там с дорогою сольется,

Которая, как вдох и выдох, Легко меняет все картины, И при меняющихся видах Во всех лишь целостность едина.

1998

Андрей Добрынин

Красотка – существо пустое, Ума на грош, а чванства много. Усилье самое простое Ей страх внушает и тревогу.

Слаба и разумом, и духом, Хоть здоровей молотобойца... Самец, однако, чует нюхом: За этим всем таится польза.

Учти: любить она не может И бескорыстье презирает, Но тот, кто денег ей предложит, Тот верно дело понимает.

Не прямо, чтобы не страдала Гордыня женская слепая, Но все, о чем она мечтала, Весь этот хлам ей покупая.

И час расплаты грянет все же Когда уже ладони сами Ползут по шелковистой коже Чудовищными пауками,

Когда грозней военных сводок Звучат сопение и стоны, Когда ты видишь: от красоток Есть все же прок определенный.

Ты этот прок обязан выжать Свирепо, полностью, до капли, Чтоб было ей непросто выжить, Чтоб все составы в ней ослабли.

Чтоб фиолетовые диски Во мраке плыли перед взором, Чтоб ночь прорезывали взвизги, Рожденные твоим напором.

Когда ж она назавтра встанет, Устав валяться и лениться, Учти: умней она не станет Она не может измениться.

Не оживят ее повадку Ни хрусткий жареный картофель, Ни солнечные яйца всмятку, Ни душно-ароматный кофе.

Андрей Добрынин

И пусть глядит она надменно,Точней, с брезгливою тоскою,Ты будь галантен неизменно, Но прячь ухмылку под рукою.

Пускай во взоре чванство то же, А также в томности движений,Ей скоро вновь вопить на ложе Бесправия и унижений.

Пускай из милых губок льется Все тот же вздор еще обильней Ей скоро вновь попасть придется Под пресс твоей ночной давильни.

1998

Андрей Добрынин

Кто взгляд зовет от близи к дали? Тот, кто талантлив беспредельно Нагромождение деталей Он превращает в то, что цельно.

Кого нам свет явить не может, Не скроет полное затменье? К раскрытью тайны путь проложит Обычное земное зренье.

Кто учит не смотреть, а видеть? Тот, кто объединеньем занят. И в самой дальней Фиваиде Тебя призыв его достанет.

Кто говорит, но не для слуха, И никогда не ждет ответа? Тот, в ком одном довольно духа, Чтоб влить его во все предметы.

На одиночество не ропщет Лишь тот, кто оказался в силах Во всем увидеть эту общность И новый ток почуять в жилах.

1998

Друг мой, невидимый друг, если глаза я закрою В облаке радужных искр я тебя вижу тогда.

Друг мой, невидимый друг, если лежу я на ложе Я за тобою бегу, не уставая ничуть.

Друг мой, невидимый друг, если мне все удается, То на чудесных крылах прочь ты плывешь от меня.

Друг мой, невидимый друг, если приходит несчастье, То возвращаешься ты и заслоняешь крылом.

1998

Андрей Добрынин

Тесовая стена коробится слегка, От старости пойдя серебряной патиной, И в пустоте висят три пурпурных комка, Развешаны листву осыпавшей рябиной.

Под мертвенным окном, под сединой стены Усыпана трава проржавленной листвою, Но бьет холодный луч сквозь тучи с вышины И льется по стеклу свеченье неживое.

Ветшает деревце, меж пурпурных комков Последние листы беззвучно осыпая, И бьет холодный луч в просветы облаков Картина четкая, холодная, скупая.

А в сгорбленной избе заметны в полумгле В оцепенении заствшие предметы Портреты на стене, клеенка на столе, На окнах пузырьки и ржавые газеты.

Паденьем ржавчиной покрытого листа Теченье времени рябина отмечала, Но листья кончились – осталась пустота, И время кончилось – и не пойдет сначала.

1998

x x x

В гуще луга тропинка петляет, Над тропинкой цветы розовеют. Волны звона над ней проплывают, Разноцветные бабочки реют.

Прорывая скрещенные стебли, Не ослабла тропа, не заглохла, И я вижу с подъема на гребне Водомоины сочную охру.

В водомоину врос розоватый, В серебристых лишайнмках камень. Я встаю на него – как вожатый, Надзирающий за облаками.

Открывается выгон пространства, Где, как пастырю, явится взору Целиком его кроткая паства Облака, острова и озера.

1998

Андрей Добрынин

Чтоб жизнь не протекла бесцельно, С рассудком будьте заодно. Менять мужчин еженедельно Такое глупо и смешно.

Менять их надо ежедневно,Как предлагал еще Лагарп,Вдогонку им швыряя гневно На лестницу их жалкий скарб.

А если разрешит здоровье, Меняйте ежечасно их. Самец, обласканный любовью, Жрет, как известно, за троих.

Порвав немедленно с работой, Он только дрыхнет без конца И выполняет с неохотой Свою обязанность самца.

Он, словно сытая пиявка, Ползет с тахты на унитаз, И коль не дать ему отставку, Всю кровь он высосет из вас.

Пускай колонизатор ложа С позором вылетает вон Так говорю я вам, итожа Печальный опыт всех времен.

Вы спрашиваете, чей гений Вашш путь житейский осветил? Я – тот, кто в этом мире теней И понял все, и всем простил.

Я в башне над земным простором Шлифую камни мудрых слов И наблюдаю сонным взором Борьбу нелепую полов.

1998

Андрей Добрынин

Когда мы посетили то, Что в Англии зовется "ZOO", Придя домой и сняв пальто, Я сразу стал лепить козу.

Я понял тех, кому коза, А временами и козел Милей, чем женщин телеса, Чем пошловатый женский пол.

Но, вздумав нечто полюбить, Отдаться чьей-то красоте, Ты это должен пролепить, Чтоб подчинить своей мечте.

Чтоб сделалась твоя коза Не тварью, издающей смрад, Не "через жопу тормоза", А королевой козьих стад.

Коза не думает, как жить, А просто знай себе живет, Всегда стараясь ублажить Снабженный выменем живот.

Протокозы янтарный зрак Господь прорезал, взяв ланцет, Чтоб нам явилась щель во ирак, В ту тьму, что отрицает свет.

Простой жизнелюбивый скот, Видать, не так-то прост, друзья: Напоминанье он несет В зрачках о тьме небытия.

Коза несет в своем глазу Начало и конец времен, И я, кто изваял козу,Я выше, чем Пигмалион.

1998

Андрей Добрынин

Устал я землю огибать И сталью острой Со смехом латы пробивать Угрюмых монстров;

Везде приветствуемым быть, Но только гостем,Настало время мне вступить На шаткий мостик,

Где бани допотопный сруб Всосался в землю, Где шуму красноватых струй Осины внемлют.

Устал я землю объезжать С войной во взоре Теперь нужны мне дымный жар, Угара горечь.

И пар мне кожу обольет Целебным лоском, И утомившаяся плоть Утратит жесткость,

Благоуханьем смягчена Душой растений, И замолчит в душе струна Земных стремлений.

И тело бедное мое, И тягу к славе Пар благотворный обоймет И переплавит.

К чему мне слава за спиной? Она – пустое, И только к даме неземной Стремиться стоит.

И как по миру ни кружись, Забыв про роздых,Реальна лишь иная жизнь, Лишь та, что в грезах.

Хоть много я сумел пройти В работе ратной В мечтах за миг пройдешь пути Длинней стократно.

Андрей Добрынин

Так в путь, сквозь тысячи миров К своей невесте, Оставив плотский свой покров На прежнем месте.

Пусть рыцарь над лесным ручьем Оттенка меди Сидит с заржавленным мечом И сладко бредит.

1998

Андрей Добрынин

Холодным голосом малютки Любовный пламень был задут. Я человек довольно чуткий И знаю, где меня не ждут.

Нельзя терять часы и сутки, Вступать в артель "Напрасный труд", Нельзя у дерзкой проститутки Выклянчивать хоть пять минут.

Бесплоден будет приступ жуткий, Ведь мне позиций не сдадут, Хотя богатые ублюдки Не раз уж брали сей редут.

Любовь – не способ самоедства, И только зря загубит средства Неверно избранная цель. Я – дух, а в прорези прицела Увидел лишь пустое тело, Одну лишь косную скудель. "Мы несовместны изначально",Я говорю, вздохнув печально И только книгу взяв в постель.

1998

x x x

Кто боится за задницу, кто за мошну, И за хобот боится встревоженный слон, Я ж боюсь постоянно за даму одну Мне знакома она с очень давних времен.

Что мы с ней вытворяли у страсти в плену Не относится к делу, но я принужден Выводить ее в общество, словно жену, И к сиденью там ужасом я пригвожден.

Снова ляпнула вздор, вновь сморозила чушь, Снова пернула в лужу, людей поразив, И сама не заметила даже того. Каждый нежный любовник, заботливый муж От всегдашних волнений угрюм и плаксив Он, как я, за родное дрожит существо.

1998

Андрей Добрынин

Идет по низменным местам Тропа неведомо куда. Болотной жирной пленкой там Покрыта медная вода.

Трава в раскисших колеях По пояс в луже там стоит. Как воды в потайных ручьях, Свой шум осинник там струит.

В тот шум вплетают комары Дрожание тончайших струн. Подобьем звездчатой коры Лишайником покрыт валун.

Но пусть течет листва осин Загробным сумрачным ручьем Неотвратимо из низин Тропа выходит на подъем.

Над дымкой розовой лугов Заблещет чешуя озер И из-под мрачных облаков Свет вылетает на простор.

Застлав сияньем дальний вид, Над миром топей и осок Залив торжественно горит, Как ясный сказочный клинок.

19981

Андрей Добрынин

Имел я тысячи возможностей, Чтоб стать богатым и скупым, Но нищета – не плод оплошностей, Рожденный действием слепым.

Я видел: в зданье непреложностей, Подобно бабочкам ночным, Толкутся тысячи ничтожностей И исчезают, словно дым.

О эти серые создания! Рябит в глазах от их мелькания, Но все ж в душе презренья нет. Летят из тьмы они – и падают, Ведь все-таки их тьма не радует, Ведь все-таки их манит свет.

1998

x x x

В чертополохе и бурьяне, Где свалки мокнут и гниют, Пристанище отпетой пьяни, Ее естественный приют.

Напившись алкогольной дряни, Пьянчуги всякий раз поют Про май, про айсберг в океане И слезы искренние льют.

Их примет мир эстрадных песен, Который до того чудесен, Что невозможно не икать. Вино – не прихоть их утробы: Вино необходимо, чтобы В мир песен мягко проникать.

1998

Андрей Добрынин

Терракота откоса в кротком свете закатных лучей, Выше – медные сосны, как рать исполинских хвощей, Выше – хвойная зелень, которая блещет, как лак, А над ней в синеве чертит стриж свой прерывистый знак.

Далеко над водою разносятся всплески весла, И ответные всплески застывшая гладь донесла. Благородным вином под лучами играет вода Это есть, это было и это пребудет всегда.

В ожиданье застыли вдоль врезанных в гладь берегов Все узоры несчетные листьев, травинок и мхов. Замерла, словно сердце, рябины набрякшая гроздь, И вплывает в пространство благой, но невидимый гость.

Не дано моим чувствам постигнуть его естество, Но пришествие вижу и тихое дело его, Ибо тайны полно и великого стоит труда То, что было, и есть, и останется впредь навсегда.

1998

Андрей Добрынин

В мире эротических фантазий, В сладком мире сексуальных грез Нет уродства, ненависти, грязи, И шипы не защищают роз.

Розы там торопятся разверзнуть Вам навстречу чашечку цветка. Там на ложе женщину повергнуть Словно выпить кружечку пивка.

Там мораль не оглупляет женщин И мужчина весел потому, И, подобно братьям нашим меньшим, Глупый стыд неведом там ему.

Словно кнопкой щелкая на пульте, Сквозь мечты он мчится напролом, Предаваясь страсти в Акапулько, В Сочи, в Ялте, в будущем, в былом.

В мире эротических фантазий С неба льется идеальный свет. Да, там не бывает прочных связей, Но и нудных связей тоже нет.

Мы приходим в этот мир, несхожий С нашим миром скорби и труда К дивным дамам с шелковистой кожей И любезно приняты всегда.

Распрямится там забитый житель Всякой человечьей конуры. Там мужчина – вечный победитель, Побежденным сыплющий дары.

Если глянуть через эту призму, Смысла нет в общественной борьбе. Этот мир – он лучше коммунизма, И любой несет его в себе.

1998

Андрей Добрынин

Опять возвращаюсь я мыслью На берег тот сумрачный, где По скату высокого мыса Нисходят деревья к воде.

На темной воде маслянистой, Где красный мелькает плавник, Лежат стреловидные листья, Стоит, преломляясь, тростник.

Наполненный горечью воздух Сверлят комары в полумгле. В шершавых серебряных звездах Одежда на каждом стволе.

Тяжелые ветви нависли, Как своды, над гладью литой, И кажется: смутные мысли Текут под корою седой.