Текст книги "Сборник поэзии 4"

Автор книги: Андрей Добрынин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 4 страниц)

2000

Андрей Добрынин

Живут на Земле гагаузы, Талантливый, гордый народ, И часто нисходят к ним Музы С хрустальных небесных высот.

Должно быть, сам воздух полезней Для Муз в том чудесном краю, Не зря гагаузские песни Теперь я охотно пою.

Воспринял язык гагаузский Я вместе с Отчизной моей. Он очень походит на русский, Однако куда красивей.

Ему телевизор нас учит, Эстрада, газеты, кино. Конечно, он русского круче, Я в это врубился давно.

Дремал на поэзоконцерте Я какк-то в девятом ряду. Зловоньем упадка и смерти Несло от писак за версту.

И зал им поддался без боя, Приняв похоронный настрой. Унынье царило такое, Что мухи кончали с собой.

Но тут подошел к микрофону Высокий седой гагауз. Сперва он читал монотонно, Входя постепенно во вкус.

Освоился он постепенно, Читать с выражением стал, Сиречь приседал, как гиена, Рычал, наступал, отступал.

А надо отметить при этом Читал он на мове своей. Он был гагаузским поэтом, И он не любил москалей.

И, будто бы выпив "Виагры", Заерзал, задвигался зал. "Народный поэт Пеленягрэ",Сосед мой с почтеньем сказал.

Андрей Добрынин

К провалу катившийся вечер В тот миг был, бесспорно, спасен. В тот миг гагаузским наречьем К блаженству я был вознесен.

И мощным духовным движеньем Я славы секреты постиг: Я должен читать с выраженьем И знать гагаузский язык.

2000

Андрей Добрынин

В метро людей настолько много, Что негде пьяному упасть, Да и сержанты смотрят строго, Употребить мечтая власть.

Едва приляжешь у колонны, Как власть они употребят, За вечер собирая тонны Таких подвыпивших ребят.

Они ослабленных и хворых Хватают за воротники И долго в специальных норах Затем сосут, как пауки.

Милиции в толпе раздолье, Там легче, безусловно, ей В своем корыстном своеволье Вести охоту на людей.

Не видится в толпе нехваток, Когда людей такая страсть, И нас из стада, как ягняток, По одному таскает власть.

И не могу никак понять я Тех многочисленных глупцов, Что видят, как уводят братьев, Хватают дедов и отцов.

Рвануть бы разинскую шашку И ловко рубануть в прыжке По крепко впаянной в фуражку Конкретно мыслящей башке.

Чтоб власть в подземную обитель Забилась в страхе, как паук, Чтоб нас отправить в вытрезвитель Мог лишь казачий вольный круг.

2000

Андрей Добрынин

Иной еще не прибыл в Харьков, А уж долдонит свысока: "Обычный город, Харьков-Шмарьков, Провинциальная тоска..."

А я скажу:"Молчи, подонок, Возьми назад свои слова. Ты видел харьковских девчонок? Так ты их повидай сперва.

Тогда-то мы побачим, друже, Что запоешь про Харьков ты. Ведь ты в Москве сидишь, как в луже, Не видя женской красоты.

Из тех, что по Сумской гуляют, Прекрасны поголовно все, Хотя и не подозревают О дивной собственной красе.

Московской спеси неуместной Ты не рискуешь в них найти, И нам до них, уж если честно, Как до луны еще расти.

А если вспомнишь паляницы, Горилку, сало, кавуны, То ты поймешь, что все границы Есть измышленье сатаны.

Когда в стране довольно сала, Горилки и красивых дам, Тогда для интеллектуала Отчизна истинная – там".

2000

Андрей Добрынин

С богатыми интеллигентами Наш Орден в ресторане пил. "Я покажу вам танец с лентами!"Вдруг Пеленягрэ завопил.

Сочли мы это глупой шуткою, Но он вскочил, отбросив стул, И тишина повисла жуткая, Утихли звяканье и гул.

И бойко, как артистка Вишнева, По залу Виктор заскакал. "Должно быть, парень выпил лишнего",Заметил некий аксакал.

"Умолкни, существо бескрылое,Я старикану возразил. – Пойми, что творческою силою Поэт себя перегрузил.

Пугают публику мещанскую Его большие башмаки, Его подскоки молдаванские И гагаузские прыжки.

Но если силушку по жилочкам Не разнесет лихой галоп Не сможет он подсесть к бутылочкам И взяться вновь за эскалоп.

К чему дивиться на поэтовы Скачки, прыжки и кренделя? Ведь не снесет его без этого Родная мать сыра земля.

2000

Андрей Добрынин

Реклама нас давно нервирует, Поскольку учит только худу. Она нас медленно зомбирует, Как заклинатель культа вуду.

Свои дурацкие задания Она вбивает нам в сознанье. Она зовет лишь к обладанию И презирает созиданье.

Мы больше жизнью не пленяемся Без жвачки, пива и прокладок; Весь день по торжищам слоняемся, Хотя дела пришли в упадок.

Ведь наплевать рекламодателям, Которые к наживе рвутся, На то, что деньги покупателям Немалой кровью достаются.

Иной сжует "Дирол" и "Стиморол", Потом пивка еще накатит, А завтра у него, родимого, На хлебушек и то не хватит.

И все ж – следите за рекламою! Учтите, что у нас в России Пока болезненная самая И чахлая буржуазия.

Но если потекут деньжонки ей За все, что нам она предложит, Тогда она на ножки тонкие В конце концов подняться сможет.

Малютка скоро станет крепкою, Прожорливою, словно свинка, И мы порадуемся – с кепкою Сшибая мелочь возле рынка.

Пусть жизнь нас до смерти затюкает Для нас сие отнюдь не драма, Ведь перед смертью нас баюкает Сладчайшим голосом реклама.

2000

Андрей Добрынин

Скажу я честно, что эротика Для нас – подобие наркотика: Мы измышляем эти сальности, Чтоб защититься от реальности. Еще скажу я вам по-честному: Нас не влечет к простому, пресному, Нам подавай чудное, странное И, если можно, иностранное, Пусть даже форменное чучело. Нам красота давно наскучила, Мы жертвуем любой славянкою, Чтоб слиться с потной негритянкою, А после, как большим событием, Таким бахвалиться соитием. Нам не по нраву формы строгие Нет, нам милее одноногие, Трясущиеся и горбатые, Но по возможности богатые. Такие вкусы и понятия Имеет творческая братия, Поскольку ей страшней летальности Налет рутины и банальности.

Девчонки! Я платить советую Писакам тою же монетою Чтоб вам вписаться в их эстетику, Забудьте моды и косметику, Ходите грязные, помятые, Опухшие, всегда поддатые, Бранитесь в транспорте общественном И поведеньем неестественным, Переходящим в приставание, Вы привлечете их внимание.

Но подожду сорить советами, Чтоб заявить: дружить с поэтами Занятие бесперспективное, Ведь это публика противная, Все – тунеядцы, алкоголики, Но похотливые, как кролики, И странно девичье желание Шагать по жизни в их компании.

Коль не допустите оплошности, То их увлечь не вижу сложности, И с их больным воображением Все быстро кончится сближением. Вы покорите сочинителя, Придя к нему из вытрезвителя, С утра уже опять под газом И с жирным фонарем под глазом.

20000

Андрей Добрынин

Когда я в поручень трамвая Вцепляюсь старческой рукой, То тупо недоумеваю: Ужель я старенький такой?

Все так внезапно получилось, Что я испытываю шок: Как личность барда уместилась В столь ветхий кожистый мешок?!

Я стар, плешив и неопрятен, И это все подобно сну. Мой череп от пигментных пятен Весьма походит на луну.

Но ты, читатель, луноходом Меня за то не называй, Ведь не был я таким уродом, Когда карабкался в трамвай.

Я был подтянутым и бодрым И наяву, а не во сне Я к женским аппетитным бедрам Прильнуть старался в толкотне.

Мне очень нравилась поездка, Я был всем людям брат и друг, Но вдруг трамвай тряхнуло резко, И что-то изменилось вдруг.

Трамвай свернул – и только скуку Мне стали женщины внушать, И я свою увидел руку И начал в ужасе дрожать.

Откуда вздувшиеся вены, На коже – стариковский лоск?! Увы, такие перемены С трудом вмещает старый мозг.

Вошел в трамвай юнец-мечтатель, А вышел сморщенный бабай. Но ничего! И ты, читатель, Однажды сядешь в тот трамвай.

2000

Андрей Добрынин

Порой ни в чем не виноватые Страдают в жизни всех хужее: Фортуны пальцы шишковатые Сомкнулись у меня на шее.

И я хриплю:"Рятуйте, милые, Несносен этот жребий жуткий, Она ведь душит с блядской силою, В гробу я видел эти шутки!"

Но люди милые, хорошие Судьбину злую не отгонят. Они усвоили: не трожь ее Тогда она тебя не тронет.

Спасибо, люди, вам за почести, За восхищенные трибуны, Да и за то, что в одиночестве Придется встретить гнев фортуны.

А то притащитесь на выручку, Надоедите хуже смерти, А после вспомните про выручку, Мной собранную на концерте.

Живу я всех благополучнее, Так оставайтесь в этой вере, А мне без вас и жить сподручнее И подыхать в такой же мере.

К успокоению взаимному Хриплю я весело под водку, Как мне, парнишечке безвинному, Клешня судьбы вцепилась в глотку.

2000

Если Ольгой женщина зовется, Андрей Добрынин Ты с любовью к ней не подходи Сердце механическое бьется У нее в пластмассовой груди.

Ламповый компьютер допотопный Установлен в голове стальной И программой обеспечен злобной Вражеской программой подрывной.

Некогда заморские спецслужбы, Чтобы Русь стереть с лица земли, К нам на фестиваль добра и дружбы Эту бабу скрытно завезли.

Здесь ее в гостинице собрали С помощью шурупов и гвоздей И в насмешку Ольгою назвали, И пустили жить среди людей.

Кибербабе этой предстояло Насаждать у нас капитализм. Злоба цэрэушников паяла Аппетитный этот механизм.

Как молитву, ты бормочешь:"Ольга!", К ней летишь, страдая и любя, А компьютер сообщает, сколько За душой деньжонок у тебя.

Для тебя любовь – превыше рая, Ну а кибербаба гнет свое Что она, мол, женщина земная И земные нужды у нее.

Если ты, мол, не квашня и плакса, То подругу обеспечишь ты Так и сводит кибербаба к баксу Наших пылких юношей мечты.

И тепер, разграбив все в отчизне И нахапав денег – пруд пруди, Оборачиваемся – а в жизни Только кровь и мерзость позади.

Подрывным американским штабам Со слезами шлем проклятье мы В США привыкли к кибербабам, А для нас они страшней чумы.

И не утешают нас нисколько Дети, что хохочут и визжат Это устаревший киборг Ольга Собирает в школу киборжат.

2000

I Андрей Добрынин

Слова – носители экспрессии Есть знак писательской профессии, А что еще так выразительно, Как сказанная к месту брань? Ну а причин для сквернословия Дает нам тысячи Московия: Все кое-как, все приблизительно, Халтурно все, куда ни глянь.

Мы понимаем: долг писателя Исправить промахи Создателя, Чтоб мир, нам данный в ощущениях, Мог по-иному расцвести. Поэтому до самой Мексики Такой ненормативной лексики, Как в наших скромных сочинениях, Вы не сумеете найти.

II

Мы любим даму идеальную; Любую женщину реальную Стремимся мы сравнить по качеству С образчиком из недр души. Коль та, что на любовь ответствует, Образчику не соответствует Швыряй под поезд неудачницу И вновь на поиски спеши.

Затея крайне неудачная: Чтоб не томила скука дачная, Вы к куртуазному землячеству Пришли с визитом в шалаши. А мы ведь говорим с одышкою Не от сидения над книжкою: Мы только что убили дачницу И труп стащили в камыши.

Напрасно люди удивляются Тому, как страшно расправляются Поэты с женщинами слабыми В стихах, а то и наяву. За то, что дам влекло к телесному, А не к образчику небесному, За то, что дамы стали бабами, Я буду мстить, пока живу.

2000

Андрей Добрынин

Трудно о женщине что-то сказать по лицу, Если доверился внешности – значит, пропал. Коль пред собой ты невинную видишь овцу Знай, что доселе с ней только ленивый не спал.

Если ты, слабый, доверчивый интеллигент, Плачущей женщине помощь спешишь предложить Знай: для того, чтоб разрюмиться в нужный момент, Женщине вовсе не нужно в театре служить.

Собственно, ей вообще неохота служить, Место свое она видит на шее своей, Хоть на здоровье ей вроде бы рано грешить, Ибо в постели усталость неведома ей.

Коль добродетелью полнятся речи ее, Если в повадках является святость души Знай, что она на твое посягает жилье, А для проверки ее ты к себе пропиши.

Дальше – известно: грызня, бытовой травматизм, Новый замок, неожиданно врезанный в дверь, Новый сожитель... Пожалуйста, верь в коммунизм, А вот теперешним женщинам лучше не верь.

При коммунизме корыстная ложь не нужна, При коммунизме и так всем хватает добра; Женщина при коммунизме не столько жена, Сколько соратник по партии, друг и сестра.

2000

Если вы хочете знать мое мнение, То обуздайте сначала волнение.

Если вы хочете в жизни устроиться, То постарайтесь сперва успокоиться.

Если вы в жизни стать хочете первыми, То совладайте, пожалуйста, с нервами.

Станете жить вы гораздо достойнее, Ежели станете чуть поспокойнее.

Если вы хочете жить припеваючи, То поспокойнее будьте, товарищи.

2000

Андрей Добрынин

Видишь дачу, квартиру, машину, гараж? Ты ведь хочешь, чтоб все это стало твоим? Не смущайся, сознайся – и заговор наш В глубочайшей секретности мы сохраним.

Без уверток свой замысел выскажи мне, Лицемерить со мною тебе ни к чему. Я невидим – зато на твоей стороне, Я бесплотен – зато поддержу и пойму.

Неспроста ты сближаешься с каждой семьей Безмятежных владельцев прописки и дач Хочешь стать ты для них беспощадным судьей, И желание это от друга не прячь.

Не смущайся – ведь я-то тебя не сужу, Я ведь друг и наперсник невидимый твой. Слушай, слушай меня – я тебе расскажу, Как презренны они по сравненью с тобой.

Я сумею всю эту семейку раздеть Так, как это умеет в суде прокурор. Коль такие ничтожества смеют владеть Чем-то большим, чем ты,– это просто позор.

У корыстных властей, у трусливых подруг Пониманья и помощи ты не найдешь, Но в суде адвокатом я выступлю вдруг И шутя оправдаю коварство и ложь.

Ты вчера колебалась – сегодня солги, Ты сегодня колеблешься – завтра убей, Ибо я подтверждаю: все люди – враги, Ненавистники девочки славной моей.

2000

Андрей Добрынин Ты женщина, и ты прекрасна, Божественны твои черты, И тем особо ты опасна Для всех адептов красоты.

Во мне же страсти охладели, Однако взор как прежде остр, И потому в прелестном теле Открылся мне свирепый монстр.

Привык я вглядываться в оба, Как инженер, во всех людей, И разглядел, что движет злоба Весь механизм души твоей.

Известны признаки заразы, Что часто поражает дам: Хотение всего и сразу Плюс отвращение к трудам.

И ты такая же. Ты видишь Лишь то, как скуден твой удел, И тех смертельно ненавидишь, Кто в мире чем-то овладел.

Любой хоть чем-то да владеет И оттого он враг тебе, И никогда не оскудеет Твое стремление к борьбе.

Филипп Киркоров и Бетховен, Людская мелочь и киты Любой перед тобой виновен Хотя бы в том, что он – не ты.

Сегодня людям расскажу я, Каким прозреньем я томим: Ты – дщерь Вселенского Буржуя, В наш мир отправленная им.

В тебе ни жадность не убудет, Ни злоба не прейдет вовек, И в безопасности не будет С тобою рядом человек.

2000

Андрей Добрынин

Вы, для кого мы в молодости пели, Рассеялись – и нам вас не созвать. Вы от наживы легкой отупели, Теперь нет смысла с вами толковать.

Чем больше денег, тем их больше надо. Казалось бы, абсурд, а вот поди ж! Вас одурманил впрыскиваньем яда Коварный гад по имени Престиж.

Увы, как низко цените себя вы, Платя за уважение толпы! Теперь поэтов милые забавы Для вас малопочтенны и глупы.

Мы – птицы невысокого полета, Но склонны оставаться при своем. Мы будем жить без всякого расчета И, вероятно, раньше вас умрем.

И я с небес когда-нибудь увижу, Окинув взором дольние миры, Как вы в объятьях жирного Престижа, Провалитесь, гремя, в тартарары.

2000

Андрей Добрынин

Не много в творчестве веселья Пока до неба не дорос, Ты сам и все твои изделья Не будут приняты всерьез.

Когда же дорастешь до неба, Где только тучи и орлы, Не будет там вина и хлеба Одни пустые похвалы.

И сколько крыльями ни хлопай, Напрасно с голодом борясь, Но вскоре отощавшей жопой Ты плюхнешься в земную грязь.

Чтоб слиться с племенем орлиным, Сперва в грязи поройся всласть, И сможешь снова взмыть к вершинам И снова с чавканьем упасть.

Наведываясь на высоты, Я ценный опыт приобрел: Поэт порой способен к взлету, Но он, однако, не орел.

Орлы способны пропитаться Лишь вольным воздухом высот, А я уже устал пытаться Подняться выше всех забот.

В себе я вижу сдвиги те же, Что и поэты прежних дней: И воспарения все реже, И персть земная все родней.

2000

Андрей Добрынин

Меж гладких валунов похрюкивал прибой, Вдали, в чаду огней, оркестр вздыхал утробно. На гладком валуне лежали мы с тобой, И было мне лежать чертовски неудобно.

Все шишки и бугры на глади валуна Без милосердия мне вдавливались в ребра. "Зачем я здесь лежу? Зачем молчит она? И как ее зовут?"– я размышлял недобро.

Давно ль по валуну я ерзал так и сяк, И потакала мне во всем моя Пленира, Но полчаса прошло – и вот восторг иссяк, И сразу вылезли все неудобства мира.

Пленира молода. Похоже, любо ей Очами утопать в неисчислимых звездах, А мне вдруг вспомнилось, что для моих костей Губителен, увы, сырой прибрежный воздух.

А мне вдруг вспомнилось, что болен я и стар, Что поздно подражать античному сатиру. И рвался я душой обратно в теплый бар, Откуда час назад я умыкнул Плениру.

2000

Андрей Добрынин

Еще порой толкаю девушек К своей расшатанной кровати я, Но не приносит прежней радости Мне это пошлое занятие.

В объятьях лицемерных тискаю Подругу юную до хруста я, Но удовольствия не чувствую И ничего вообще не чувствую.

В привычку выродились прежние Непобедимые влечения. Хоть я, как прежде, много кушаю, Но без былого увлечения.

Я также изменился умственно: Язык-то по привычке ботает, Но голова моя от старости Уже почти что не работает.

Куда девалось остроумие, Что фонтанировало сутками? Лишь ощущение неловкости Теперь я вызываю шутками.

Хочу забыть о сочинительстве, О том, что я – поэт прославленный. Хочу я перед телевизором Улечься на диван продавленный.

Хочу бранить я Березовского И восхищаться милым Путиным, Ведь все отрады жизни старческой Даны в покое и в уюте нам.

2000

Андрей Добрынин

Мое поведенье бедою чревато, Оно Степанцову внушит подозренье: Затеял я вдруг совершенно без мата Создать в виде опыта стихотворенье.

"Без мата? Да как это можно – без мата? Ты что, охуел? Ебанулся от пьянства?" Дрожу я от страха:"Простите, ребята, Не бейте меня за мое хулиганство".

"Не бить? А чего ты хотел, алкоголик? Ты Орден позоришь такими стишками. Наш слушатель должен смеяться до колик, А смех вызывается лишь матюками.

Уж если стишки ты строчишь, словно робот,Строчи, но забудь про свои выебоны, Иначе схлопочешь немедленно в хобот У нас ведь ты знаешь какие законы.

Ребята, простите! Ну сделал я опыт Стихи написать попытался без мата, А вы прямо сразу "отпиздим" да "в хобот"... Ну так же нельзя! Погодите, ребята!

Ведь я не со зла – это дурь виновата, А против нее медицина бессильна. Я все понимаю: конечно, без мата Нельзя перед лубликой выступить сильно.

За глупость уже я наказан, ребята, А ваша меня доконает немилость. Разок написать попытался без мата И вот ведь какая хуйня получилась.

2000

Андрей Добрынин

Прибрежье пеною узоря, Большая, как художник Рерих, Вся сдвинулась махина моря И медленно пошла на берег.

Да, море глубоко, как Рерих, Глотай же эту рифму молча. Смотри: не мысля о потерях, Встают войска из водной толщи.

Блестя парчовою одеждой, Идут, не прибавляя шага. Не оставляет им надежды Их благородная отвага.

Ни пятна бирюзы и сини, Ни отблеск, вспыхнувший угрюмо, Им не преграда. Сам Россини Не создавал такого шума.

Гляжу с обрыва, стоя вровень С полетом плавающим птичьим. Пожалуй, даже сам Бетховен С таким не сладил бы величьем.

А я не так глубок, как Рерих, Чтоб не страшиться преисподней, Со стоном лезущей на берег, И мне не по себе сегодня.

2000

Андрей Добрынин

Если девушка ест неопрятно, Если чавкает или сопит, То пускай ее мама обратно В ужасающих муках родит.

Если девушка ест неопрятно, То зачем же ты кормишь ее? Ведь она истолкует превратно Это доброе дело твое.

Она думает: ежели кормит Значит, любит, и, значит, дурак. Значит, все, что я делаю – в норме, Без меня он не сможет никак.

Вот и будет она расслабляться, Будет ветры пускать за столом, И не стоит тому удивляться, Если вел себя как дуролом.

Превращается дама в скотину У тебя на глазах, почитай. Чтоб в тебе увидали мужчину, Стань прижимист и деньги считай.

Пусть уж лучше она попостится, Чтоб желудок присох к позвонкам, И за стол уже впредь не садится К заработавшим харч мужикам.

От заслуженной этой науки Пусть как смерть она станет худой, И тебя посторонние звуки Не смутят уже впредь за едой.

2000

Андрей Добрынин

Сияют города приморья, Гремит музыка с морвокзала. Нет места там для слез и горя Мне сердце это подсказало.

Там люди понимают шутку И подхватить ее готовы. В Москву мне возвращаться жутко, Ведь дома нравы так суровы.

В Москве все норовят трудиться И страшно чванятся работой. На Юге нет таких традиций, Не хочешь – ну и не работай.

Там голод северный суровый Простых людей не посещает. Спишь на асфальте у столовой И самый воздух насыщает.

А после с жаркой поварихой Запрешься в комнате подсобной И в результате ходишь тихий И удивительно беззлобный.

Вот почему, когда в столице Мне вновь придется слишком туго, Я вновь себе представлю в лицах Всю благодать и святость Юга.

2000

Андрей Добрынин

Коль ты не можешь за ночь с дамой Шестнадцать раз достичь оргазма, То ты не человек, а просто Презренный сгусток протоплазмы.

Коль ты с товарищем за вечер Не выпьешь шесть бутылок водки, То ты не человек, а просто Козел, хотя и без бородки.

Короче, если ты боишься Себя как следует разрушить, То о таком ничтожном типе Я даже не желаю слушать.

Отдай себя всецело людям, Как Данко, как Джордано Бруно Тогда я в честь твою настрою Свои эпические струны.

Как царь Давид, пляши на стогнах, Хватив как следует спиртного Тогда в веках тебя прославит Мое почтительное слово.

А если ты не пьешь, не куришь, Не занимаешься любовью, Тогда какого же ты хочешь От нас, поэтов, славословья?

Кому тогда какая радость От столь унылого субъекта? Ты не как Личность мир покинешь, А просто как безликий некто.

2000

Андрей Добрынин

Я тяжко в жизни потрудился, Но вот ведь странная оказия: Я лишь богаче становился, Бросая это безобразие.

Избыток рвения тупого Мешает деньги заколачивать. Буржуй всегда отыщет повод Твою работу не оплачивать.

Лежишь в тиши родимых комнат И скорбно думаешь – угасну, мол, Ан тут-то про тебя и вспомнят Все те, кто тянется к прекрасному.

И сразу денежки поступят, Не заработанные ранее. Платить за труд буржуй не любит, Зато он щедр на подаяния.

И коль у нас такая участь, И коль уж так буржуй устроен, То надо, совестью не мучась, Все брать, а требовать и втрое.

Сопя, стыдить его:"Мошенник, Ну что ж ты мне так мало плотишь?" Трудом же не сколотишь денег, А только в гроб себя вколотишь.

2000

Андрей Добрынин

Не талантом возвышен писака Бретон, Отличал его лишь наставительный тон, А когда б не пытался он всех поучать, Никогда его бред не попал бы в печать.

Если б стал выражаться понятно Бретон, Был бы сразу причислен к бездарностям он, Потому-то писать он старался темно: Мол, Бретону дано, а другим не дано.

Очень долго с понятностью бился Бретон, А когда одолел ее все-таки он, То Бретон и читатель остались одни, И довольны доныне друг другом они.

Хорошо им шагать сквозь столетья вдвоем, Ибо каждый бормочет себе о своем. "Ну а где ж Красота?"– слышен издали стон. А читатель в ответ:"Ну так вот же Бретон".

2000

Андрей Добрынин

Сегодня солнце кроны просквозило, В слоистой глуби парка распылилось, И над прудом со сдержанною силой Вся пышность увяданья заклубилась.

Сегодня свет, вооружившись тенью, Все очертил старательнее вдвое Чтоб потрясло меня нагроможденье Объемов, образованных листвою.

И хищно, как на соколиной ловле, И то, и то хватаю я очами, И все прорехи в ветхой пестрой кровле Прошиты и пронизаны лучами.

В лучах и дымке я исчезну скромно Я не смогу, а может, просто струшу Все то, что так прекрасно и огромно, Вобрать в немую маленькую душу.

2000

Андрей Добрынин

Я был весьма трудоспособен И нищих люто ненавидел, Был с ними неизменно злобен И многих попусту обидел.

Им только водочки желалось, Чтоб как-то справиться с мигренью, В моем же взоре отражалось Лишь безграничное презренье.

Им только хлебушка хотелось Без всяких видов на колбаску, Но черт моих окаменелость Лицо преображала в маску.

И маска грубо изрекала, Борясь с нахлынувшей зевотой: "Вас много тут, а денег мало, Покуда цел, иди работай".

Я сам, трудясь до изнуренья, Все стать писателем пытался, И вот теперь до разоренья Закономерно дописался.

Теперь и я на паперть вышел, Хотя и с крайней неохотой, И от богатеньких услышал: "Покуда цел, иди работай".

Никто не хочет поделиться, И, словно в некой страшной сказке, Исчезли дружеские лица, Вокруг остались только маски.

2000

Андрей Добрынин

Под шорох падающих листьев, Под клики перелетных птиц Паду я скоро, словно Листьев, От рук безжалостных убийц.

Мне шепчут люди: мол, неправ ты, Чубайса лютого дразня, А я скажу, что, кроме правды, Богатства нету у меня.

Чем шире правду расточаешь, Тем больше копится она, Хотя и пулю получаешь За это в наши времена.

Рвану я на груди тельняшку, Ведь он стрелять уже готов Похожий мастью на какашку Руководитель всех воров.

Ну что ж, давай, стреляй, Иуда И я на небо уберусь От расхищения и блуда, Которым ты подвергнул Русь.

Лишь там, где звезды мерно ходят, Где сфера жизни всех идей, Постигну я, зачем приводит Господь во власть дурных людей.

2000

Андрей Добрынин

Осеннего дня груженая барка Порой роняет на дно монетку, Гребя в прозрачных глубинах парка, Словно веслом, кленовою веткой.

Медленно барка скользит по водам Где-то невидимо надо мною, Лишь пробежит по лиственным сводам Движенье, вызванное волною.

Для этой барки нет в мире суши, Она пройдет сквозь стены и скалы. Она увозит людские души Те, кому время уплыть настало.

Пройдет сегодня, в высотах рея, Чтоб завтра снова проплыть над нами, И ей вдогонку только деревья С прощальной скорбью всплеснут руками.

2000

Андрей Добрынин Рифмоплеты сочиняют Лишь перо бы почесать, И словами затемняют То, что не о чем писать.

В мутных водах изложенья Часто тонет сам предмет... Не для самоублаженья Пишет истинный поэт.

За перо он не берется, Непохож на тьму писак, Коль неясным остается, Что писать, о чем и как.

Словно кормчий остроокий, Он обходит за версту Пустословье, экивоки, Напускную темноту.

А когда слова по теме Потекут наперебой Лик читателя все время Видит он перед собой.

Ведь читатель тоже трудно, Замороченно живет, И поэт не пишет нудно И шарад не задает.

Тем же, кто его пиесы Вживе смел критиковать, Будут в преисподней бесы Вирши Бродского читать.

Эта мука будет длиться Миллионы долгих лет, А на небе веселиться Будет праведный поэт.

И к Марии он, и к Марфе В гости будет прилетать, Будет, возгремев на арфе, Так пред Богом распевать:

"Пусть поэта жребий труден, Пусть зоил к нему суров Воздаянием не скуден И теперь Господь миров".

2000

Андрей Добрынин

Я вновь рутины груз подъемлю На утре трудового дня, И снова вдавливает в землю Привычный этот груз меня.

Сипят изъеденные бронхи И жар толкается в виски, Но если просто стать в сторонке, Увязнут в глине башмаки.

Так нечего мечтать о бунте, Кричать:"Куда вас всех несет!" Остановись на этом грунте, И он всего тебя всосет.

Пусть далеко уже не юн ты, Пускай простужен,– все равно Подошвы отлепив от грунта, Плетись со всеми заодно.

Вот так плетешься, слабый, потный, О грузе думая своем, И кажется – асфальт холодный Стал вязким, словно чернозем.

И никого своей хворобой Ты не разжалобишь, мой друг, Осталось лишь пихать со злобой Всех тех, кто топчется вокруг.

Вот если бы всю их породу Суметь под корень извести, То можно враз прибавить ходу, Легко и весело идти.

2000

Упадок сил достиг каких-то Андрей Добрынин Неописуемых глубин, И, как подрубленная пихта, Я рухнул в беспросветный сплин.

Заняться собственной хворобой Нельзя при бизнесе моем, И я иду, томимый злобой И сумеречным ноябрем.

Приду в родимую контору, Где занимаю пост большой, Но затуманенному взору Контора кажется чужой.

Я и не думал, что бывает Такой необоримый сплин, Когда все тело оплывает, Как разогретый пластилин.

Какая б лакомая баба В контору нашу ни зашла, Я безучастно, словно жаба, Гляжу ей вслед из-за стола.

Пусть предлагают план несложный, Как можно долларов нажить, Но я найду предлог ничтожный, Чтоб все на завтра отложить.

Одно мне доставляет радость В моем унылом полусне Коль я кому-то сделал гадость, А он не смог ответить мне.

Поеду вечером сегодня Я в заведение одно, Где девок в кожаном исподнем Пороть ремнем разрешено.

Мой сплин, невыносимо тяжкий, Исчезнет постепенно сам, Когда начну хлестать с оттяжкой По розоватым телесам.

Отъелись, суки, тунеядки, Так вот попробуйте ремня! Я был во временном упадке, Но рано списывать меня.

Во мне вот-вот уже проснется Готовый к случке жеребец, Как только синевой нальется На попке вздувшийся рубец.

2000

Андрей Добрынин В одиночку и группами, Под холодным дождем, Как ожившие трупы, мы По столице бредем.

Мы бредем, как сомнамбулы, Спотыкаясь подчас. Как придонную камбалу, Жизнь расплющила нас.

Мы бредем как-то скованно, С горькой складкой у рта. В жизни нам уготовано Лишь одно – нищета.

Нас мирское везение Обошло за версту. Так дается умение Постигать красоту.

Чтоб к моменту прозрения Быть всегда начеку, Мы выносим лишения, Нищету и тоску.

Но приходит награда к нам После горьких морок. Все, что было загадано, В свой исполнится срок.

Высшей мощи дыхание На горящем челе Таково воздаяние Нам за скорбь на земле.

Из ненастья туманного С огоньками квартир Встанет созданный заново Интригующий мир.

Наших книг удивительность Входит в думы и сны. Мы – иная действительность Этой бедной страны..

2000

Андрей Добрынин

Иной простак готов хоть землю рыть, Чтоб девушку интимно пробуравить. О, если б эту дьявольскую прыть На дело созидания направить!

Он мог бы тайны Космоса открыть, Большой НИИ решительно возглавить, Но не желает он себя прославить Желает он лишь самочку покрыть.

Растратив силы в суете постельной, Встает с утра он, хмурый и похмальный, Со злобой на любимую косясь. Он чувствует, что пошлые забавы Его лишили ореола славы И с Космосом его прервали связь.

2000

Так много дел, что кажется порой: Когда б я даже был ичсадьем зла, Дела, нагроможденные горой, Спасут меня от адского жерла.

Но самооправдания игрой Не обольстится ценностей шкала: Да, я в делах рутинных был герой, Но упустил важнейшие дела.

Те замыслы, что подсказал мне Бог, Лелеял я, но воплотить не смог Я лишь противоборствовал нужде; А если б их представил во плоти, То мог бы оправданье в них найти На неизбежном будущем суде.

2000

Андрей Добрынин

Я был человеком угрюмым И к женщинам злобу питал, Когда же с тобой познакомился, Другим человеком я стал.

Глядел я на ручки и ножки, Глядел на упругую грудь, Глядел на разумную голову, Не в силах от счастья вздохнуть.

Спасибо за то, что дала мне Ты счастье на этой земле, Ты стала мне как бы светильником, Светильником как бы во мгле.

Припев:

Света и женщины Страстно душа ждала Духовного как бы света, Женского как бы тепла.

С тобою не рухну я в пропасть И хищник меня не сожрет. Порой мы приляжем под кустиком И снова стремимся вперед.

Порой пошалим под березкой И снова шагаем туда, Откуда светило возносится Над нашей страною всегда.