Текст книги "Крушение «Кантокуэна»"

Автор книги: Андрей Жариков

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 12 страниц)

Перед войсками Забайкальского фронта находились разобщенные гарнизоны прикрытия японцев. Они были внезапно атакованы и уничтожены. Главные же силы одного из фронтов Квантунской армии, на которые были нацелены мощные силы войск маршала Р. Я. Малиновского, располагались в глубине Маньчжурии. Советская авиация нанесла по ним бомбовые удары, нарушила связь, парализовала управление и уничтожила почти все средства передвижения.

Танкисты танковой армии генерала А. Г. Кравченко преодолели за светлое время суток 150 километров и к исходу дня находились на подступах к перевалам Большого Хингана. Там, где перешли границу войска 36-й армии генерала А. А. Лучинского, враг, держась за берег реки Аргунь и мощные инженерные сооружения Чжалайнор-Маньчжурского укрепленного района, пытался обороняться и даже контратаковать наши войска. По наступающим советским пехотинцам ударили пулеметы и пушки противника. В ответ заговорили «катюши» и одним ударом разрушили всю систему обороны врага. Вслед за огневым налетом стрелковые части форсировали реку Аргунь, пользуясь мостами и паромными переправами, и с боями овладели укрепленным районом и железнодорожными станциями. К ночи, преодолев около сорока километров, стали выдвигаться на Хайлар. До рассвета шел жестокий бой за город. С восходом солнца 10 августа бомбардировщики 12-й воздушной армии нанесли бомбовые удары по железнодорожным узлам и опорным пунктам противника. Враг не выдержал и бежал.

Японская ставка, ошеломленная внезапными и мощными ударами советских войск и авиации, поспешно отводила войска в глубь Маньчжурии и на других участках фронта.

Командование Квантунской армии решило оказать сопротивление на подступах к крупным городам и вблизи железных дорог, куда спешно отводились войска, оказавшиеся под ударом. Но наши механизированные части так быстро продвигались вперед, что планы японского командования оказались сорванными.

Чтобы хоть как-то затормозить наступление советских войск, японцы взрывали мосты, поджигали склады, разрушали телеграфные линии, отравляли колодцы.

На отдельных участках наступления противнику удавалось приостановить на час-другой некоторые наши части, но в основном весь фронт безудержно шел вперед.

ВПЕРЕДИ ГЛАВНЫХ СИЛ

Проливной дождь заставил воинов-комсомольцев отдельного разведэскадрона, куда попал Мирон, перебраться с зеленой лужайки в старый нежилой барак и там в тесной комнате продолжать собрание. Ни скамеек, ни стульев. Даже стола не оказалось, и секретарь писал протокол на широкой спине низкорослого солдата Ивана Зайцева.

Иван рассказывал своим товарищам, как однажды ночью в дом его отца, путевого обходчика, ворвались японские диверсанты. Самураи штыками закололи отца, мать, маленькую сестренку. Семилетний Ваня был на печке. Убийцы решили, что в доме больше никого нет. Мальчик притаился в ворохе тряпья…

Мирон впервые на комсомольском собрании воинской части. Он испытывал такое чувство, словно все происходит на передовой и сейчас в длинном заброшенном бараке решается важная задача в его жизни: жить или умереть, победить или потерпеть поражение. И как решат комсомольцы, так оно и будет.

Докладчик – заместитель командира эскадрона по политчасти капитан Валов, черноглазый, рослый, красивый, – говорил громко и убежденно.

– На нашу долю, товарищи комсомольцы, выпала великая историческая миссия освобождения порабощенных японским империализмом народов Азии. Вы, и только вы, советские воины, принесете Родине еще одну победу ради вечного мира! Мужеством, дисциплинированностью, благородством своим вы должны показать лицо советского воина. И вместе с этим, – говорил он, – не забывайте, что враг коварен. Он отравляет продукты питания, воду, минирует дороги, мосты, жилье, и есть данные, что японцы имеют на вооружении бактериологическое оружие.

– Душегубы! – послышался голос Ивана Зайцева. – Нет им пощады!

Валов поднял руку и продолжал:

– Японское командование, ошеломленное внезапными ударами советских войск и авиации, отводит свои части в глубокий тыл. Наша задача: вырваться вперед и разведать маршрут движения войск… Впереди лесные чащи, болота, реки, бездорожье… И конечно, озлобленный противник… Все это нужно преодолеть!

Затем выступали комсомольцы. Они заверили, что выполнят приказ командования с честью. Будут громить самураев, как громили фашистов. Слова воинов были поистине клятвой.

Поднялся со скамейки широкогрудый, утянутый ремнями майор Лунь. Лоб округлый, брови дугой, глаза большие, волосы светлые и, словно небрежно завитые, спадают на лоб. Говорил он властно, делая небольшие паузы после каждой фразы. Его выступление было сдержанным и кратким. Ни одного лишнего слова. Как приказ.

– Наш эскадрон называется отдельным и особым. И задача наша особая: пробираться сквозь тайгу, между сопок по заболоченным местам, переправляться вплавь через реки, преодолевать ночью степные районы. Я уверен, что мы пройдем всюду. И вы, комсомольцы, моя опора.

Мирон посмотрел на Женю. Она была похожа на отца. Такие же большие голубые глаза, только кудри светлее и личико маленькое. Почему она грустная? Не девичье Дело – боевые походы.

Дождь лил не переставая. Раскаты грома сотрясали старый барак, и жалобно дребезжали уцелевшие стекла в почерневших от сырости рамах.

Решение приняли короткое: «Всем комсомольцам в бою быть впереди! Для выполнения приказа не щадить своей жизни!»

После собрания Мирон побежал к Звездочке. Снял мокрую попону и укрыл лошадь шинелью.

– Я тоже за шинелью сбегаю, – сказала Женя.

Пока Мирон подвязывал к голове Звездочки торбу с овсом, Женя возвратилась.

– Любишь ты, Мирон, свою Звездочку! – сказала она, смахивая ладонью воду со спины лошади. – Молодец, так и надо.

В разговоре с Мироном Женя держала себя грубовато, чтобы Мирон не подумал, что она неженка. Но это лихачество совсем не шло ей. Она хороша была своей нежностью и прямотой. А лошадей она любила так же, как и Мирон, и, рассказывая о своей Лизутке, отмечала в лошади какие-то необыкновенные, почти человеческие качества. Получалось, что ее лошадь все понимает, все умеет, только сказать не может.

– Минуты не может без меня. Услышит мой голос и зовет меня – ржет. Скажу ей: «Негодная! Плохая!» – она кусается. Не больно, конечно.

О себе Женя после разговора в вагоне ничего Мирону не рассказывала. И вообще не любила, когда ее жалели или говорили, что она слабая и воевать не ее дело…

Когда подходили к палатке, Женя поймала руку Мирона.

– Прошу тебя, забудь, что я девчонка. На фронте я боец и не хочу никакой жалости.

Мирон сжал крепко ее руку.

– Как хочешь. Я и не собирался жалеть тебя. Тебе не плохо. Ты с отцом…

Дождь лил всю ночь. В долине между сопок, где еще вчера косили сочную траву, бежала мутная широкая полоса воды. Лес стоял в тумане. Реки вышли из берегов, и вода залила поймы.

Погода для броска кавалерии самая неподходящая. Но изменить ход военных событий было уже невозможно. Вслед за первым эшелоном армии, когда передовые отряды углубились так далеко, что едва слышались раскаты артиллерии, границу пересек особый отдельный эскадрон и по тропам лесистых склонов горы Тигровой стал продвигаться в глубь Маньчжурии, опередив пехоту.

Войска 1-го Дальневосточного фронта, сокрушив врага в приграничной зоне, успешно шли с боями вперед. Шли сквозь тайгу и заросли, по сплошным болотам, через реки…

Как только небо очистилось от облаков, с аэродромов поднялись самолеты 9-й армии генерала И. М. Соколова. Они летели над лесом невысоко и едва скрылись, как донесся грохот бомбовых разрывов.

Все неудержимо движется вперед. Сплошной поток – солдаты, пушки, машины… Но Мирону казалось, что из всех войск фронта самая главная воинская часть – особый кавалерийский эскадрон.

Пробиваясь сквозь лесные чащи по каменистым склонам сопок, а еще через два дня – по топким торфяным болотам, преодолевая вплавь реки, эскадрон проник в глубокий тыл противника.

Командир радировал штабу армии о разведанных в лесах и на сопках укреплениях противника, о направлениях отхода и количестве вражеских войск, о возможных обходных путях, по которым можно зайти для удара по врагу с тыла или фланга.

Вышли к огромному лесному массиву. Деревья стояли сплошной непроходимой стеной. Растопыренные сучья не пропускали даже людей. Под ногами – гнилой валежник.

Стрелковые части, следовавшие за разведэскадроном, получили приказ: прорубить дорогу для боевой техники. Появились пилы, топоры. С треском и гулким ударом валились великаны деревья. Всюду слышно дружное: «Раз-два, взяли! Раз-два, взяли!» Солдаты вместе с подоспевшими саперами растаскивали в сторону бревна и сучья, расчищали путь машинам и тягачам с орудиями…

А дальше сопки, сопки и под ногами камни. Кавалеристы ушли далеко вперед, оторвались от главных сил армии. Маленькую, но быструю речушку, держась за гриву лошади, вслед за командиром переплыла Женя Лунь. Мирон, окунувшись в воду, ощутил родниковый холод. Переправившись, он вылил из сапог воду, растер Звездочку жгутом из травы.

– Тебе в Ледовитом океане купаться можно, – удивлялся Мирон, посматривая на Женю. – А говорила, что боишься холодной воды, что плаваешь плохо.

– Если надо, и Ледовитый переплывем, – улыбнулась она. – Сделай-ка и мне такой жгут.

Где-то далеко позади слышались орудийные выстрелы. Там шел бой.

Вдруг кони встревожились, захрапели, зашевелили ушами. На лесную поляну выбежало стадо кабанов. Заметив людей, кабаны бросились в лесную чащу. За взрослыми животными едва поспевали полосатые малыши, издавая многоголосый испуганный визг. В них никто не стрелял.

Воины были предупреждены: тигров, лосей, оленей, кабанов, любых животных – обитателей леса – не трогать. Но и их война не обошла. От осколков снарядов и бомб, от шальных пуль зверей и птиц погибло много.

Пробившись сквозь лесные завалы, эскадрон вышел на тропу, протянувшуюся по берегу озера. Тропа уводила влево, и майор Лунь повел эскадрон по долине между высоких сопок.

Дневной привал был объявлен в лесу на берегу речушки. Бежала она по камням, плескалась через заторы валежника и уходила куда-то за причудливую сопку, похожую издали на пеструю кошку. Вода – прозрачная и не холодная, как обычно бывает в горных реках.

Майор Лунь потрогал воду рукой и приказал Жене срочно позвать к нему Мирона.

– Вот что, Ефимов, возьми с собой еще кого-нибудь, кто там свободен от вахты, и сходи вверх по течению реки. Меня интересует, почему вода такая теплая?

Лунь не случайно послал Мирона в разведку. Ему хотелось проверить, на что способен молодой разведчик. Даже в маленьком деле виден человек.

– Ну, что стоишь? Иди, доложи командиру взвода, что получил приказ, и отправляйся! – приказал майор. – Кругом!

– Товарищ майор, можно я возьму с собой Ивана Зайцева?

– А почему Зайцева? – удивился майор.

– Он вырос в таежных местах, лес знает, реки… – стал объяснять Мирон. – Можно?

– Ну, Ефимов, тебе, сыну военного, непростительно. «Можно», да еще «с собой»… Надо решительно: разрешите взять для выполнения приказа рядового Зайцева!.. Понял? Разрешаю.

– Есть! – ответил Мирон и четко повернулся через левое плечо.

– Вот это другое дело, – сказал майор.

– А сколько нам топать вверх? – спросил Зайцев, когда Мирон передал ему приказание. – День, два? Надо было уточнить, милок.

– Как узнаем, почему вода в реке теплая, так и возвратимся… – ответил Мирон.

Зайцев завязал свой вещевой мешок и подбросил к седлу.

– Да я и так знаю, почему теплая вода.

– Почему?

– Дождевая, а не родниковая и не из ледников течет… Вот и вся причина.

– Тогда почему не мутная, если дождевая?

– Голова садовая! Течет она долго, вот и очистилась.

– Ничего не пойму. Собирайся – и пошли! – повелительно сказал Ефимов. – Эту твою теорию еще проверить нужно. Приказ получен, нужно не обсуждать его, а выполнять!

Шли, как и положено разведчикам, не разговаривая, не выходя на открытые поляны. Зайцев оказался прав: километра через два послышался шум водопада. Из обширного озера между сопками, образовавшегося в результате дождей, вытекала вода. Она омывала несколько огромных валунов и шумно падала на россыпи мелких камней. Вытекала ее верхняя часть, нагретая солнцем. Поэтому и была теплая и прозрачная.

– Ну, вот теперь все ясно, – согласился Мирон. – Можно возвращаться и докладывать уверенно.

– А мне сразу было ясно, – пробубнил Иван, ворчливый по характеру. – Вода-то дождевая, значит, и все тут, я прав. Пойдем теперь напрямик, потому как по берегу петлять долго, а время идет к обеду.

Мирон не стал возражать. Он закинул за спину карабин и ответил:

– Можно и напрямик, если не заблудимся… Но главная причина не в обеде.

– Обед для солдата тоже боевая задача, – пошутил Иван.

Поднимаясь к гребню продолговатой сопки, Мирон напал на малину. Сначала попробовал, потом стал собирать в каску для Жени. Мирон позвал Зайцева, но его вблизи не было. Может, нашел малину покрупнее?

– Здесь я! – наконец-то отозвался Зайцев. – Погоди маленько.

Вскоре он появился и удивил Мирона вопросом:

– Никак, малина?

– А ты где запропастился? Я думал, ты тоже малину нашел и притих.

– Тут дела поважнее твоей малины, – задыхаясь от радости, сказал Иван. – Вот полюбуйся, чего я нашел…

Он достал из кармана мясистый беловатый корень. Подбросил на ладони.

– Что это? – спросил Мирон. – Зачем тебе этот корень?

– Эх ты, совсем не понимаешь, – засмеялся Иван. – Да это же ценнейший женьшень… По-нашему – корень жизни. Это, милок, на вес золота. Любую болезнь лечит. У нас днем с огнем не найдешь. Хотя изредка попадается.

– Не знаю, чему так радуешься? – пожал плечами Мирон. – Меня это совсем не интересует.

Мирон слышал о женьшене, но не знал его настоящей ценности. Для него в этот момент бесценным лесным даром была малина, которую он нес Жене.

Возвратившись в расположение эскадрона, Мирон доложил майору об итогах разведки, объяснил причину, почему вода в речушке теплая.

Майор и Женя ели кашу из одного котелка, сидя на плащ-палатке.

– Это вам. – Мирон поставил перед ними каску, полную малины. – Кушайте.

Женя смутилась, шмыгнула носом и как-то странно посмотрела на Мирона.

– Спасибо.

Мирон ничего не ответил, но на душе у него стало легко и радостно, как в детстве.

В ГЛУБЬ МАНЬЧЖУРИИ

Маршал Советского Союза К. А. Мерецков – командующий 1-м Дальневосточным фронтом – сидел в небольшой открытой машине рядом с водителем, накинув на плечи солдатскую плащ-палатку, и жалел, что решил ехать в войска первого эшелона по дороге, пробитой сквозь лес и болото. Надо было бы лететь на ПО-2. Позади него – член Военного совета генерал Т. Ф. Штыков и адъютант. Они тоже укутались плащ-палатками, защищаясь от брызг, летящих из-под колес проносящихся мимо автомашин, загруженных ящиками, бочками.

Грузовики, залепленные грязью, мчались по настилу из бревен, не сбавляя скорости. Из-под бревен словно выстреливалась во все стороны торфянистая жижа. Над ревущей моторами механизированной колонной висел сизый дым.

– Такую же картину наблюдали мы на Карельском фронте, – сказал маршал. – Ни проехать ни пройти.

– Но там не было затхлых болот, – словно возразил генерал Штыков. – Здесь даже дичь не водится. Безжизненный край.

И опять долгое молчание. Машины идут впритык одна за другой нескончаемым потоком. Местами настил опустился под воду, и регулировщики с флажками предупреждали водителей, чтобы машины не съезжали с дороги. И все же кое-где видны затонувшие грузовики. Только часть кабины торчит из воды. Жерди и бревна под колесами «играют», лупят концами по воде, утопают и тут же всплывают, выталкивая коричневую жижу.

– Да, не ожидал я такого… – вздохнул Мерецков. – Много времени теряем.

– Однако мы увидели реальную картину выдвижения войск, – спокойно произнес генерал Штыков.

– Вы правы, – согласился командующий. – Но что это там – впереди?

Необходимость побывать в войсках, ощутить самому пульс боя появилась у командующего фронтом после разговора по телефону с маршалом Василевским. Главнокомандующий спросил: «Нельзя ли ускорить продвижение войск?» Мерецков ответил, что примет меры. Но как принять меры, не видя боя? Нужно побывать не только в штабе армии, но и в дивизиях. Командующий наметил одно из хорошо укомплектованных соединений. На КП приехали поздно ночью. Полки дивизии наступали по заболоченной долине реки Сунгач. Река не широкая, метров пятьдесят, но глубокая, с извилистым руслом и низкими берегами. Множество проток и заливов. По данным разведки, противник здесь имел до десятка дзотов, бронированную вышку с пулеметной площадкой, несколько опорных пунктов, включавших пулеметы и пушки.

Выслушав доклад командира дивизии, маршал сказал:

– Действуйте так, словно меня здесь нет.

Командир дивизии приказал подтянуть артиллерию ближе к пехоте, а из глубины вести огонь по противнику дальнобойной армейской артиллерией.

Для форсирования реки дивизия заблаговременно получила двадцать пять лодок, из которых были собраны паромы. Бойцы сделали себе из лозы небольшие лодки-плетенки, обтянутые плащ-палаткой.

– Ну, а теперь звоните в штаб армии, – приказал Мерецков, – требуйте понтонный батальон!

К рассвету понтонный батальон прибыл.

После получасовой артиллерийской подготовки началась переправа танков. Вслед за танками двинулись стрелковые батальоны, и, чего никто не ожидал, противник не оказал сопротивления. Теперь вперед!

Солдаты брели по затхлым болотам. В жару зловонные болотные испарения душили людей, болела голова, тошнило…

В полдень полки достигли твердой почвы. Впереди опорный пункт противника. Из дзотов и бронеколпаков местность обстреливали вражеские пулеметы.

Помочь пехоте могли только пушки, выдвинутые на прямую наводку. Подтянули полковую артиллерию, но их огонь не подавил пулеметы врага, укрытые в округлых бетонных колпаках. Снаряды рикошетировали и отлетали в стороны. Тогда по приказу командующего фронтом заговорила артиллерия большой мощности… Одновременно нанесли бомбовый удар самолеты.

О том, что опорный пункт врага разрушен и взято много японских солдат в плен, Мерецков узнал под вечер, когда уже возвратился на самолете ПО-2 на свой командный пункт. Успешно наступали и другие дивизии общевойсковых армий фронта. Наступательный порыв войск был настолько велик, что торопить их, требовать ускорить продвижение вперед не требовалось. Но помощь стрелковым полкам была необходима.

Мерецков потребовал от всех командующих армиями шире использовать крупнокалиберную артиллерию резерва Главного командования и авиации для подавления укреплений и опорных пунктов врага на участках и в полосах наступления стрелковых полков. Самая большая помощь пехоте – подавить огневые средства врага, против которых бессильно стрелковое оружие воинов.

Глубокой ночью Кирилл Афанасьевич хотел отдохнуть час-другой. После трудной поездки в дивизию в голове шумело. Не раздеваясь, прилег на раскладушке. Но заснуть не смог. Только закроет глаза, как словно опять в пути по тряской жердевой дороге, то вспомнит бой дивизии и представит себя на деревянной вышке, с которой виден противник. Почему-то вспомнился бой в Испании, где он воевал добровольцем.

Потом воспоминания унесли его в зиму 1939–1940 годов, когда он командовал 7-й армией, которая под его руководством успешно прорвала укрепленную «линию Маннергейма» на выборгском направлении. За умелое руководство войсками армии, героизм и мужество ему было присвоено звание Героя Советского Союза.

Отдохнуть так и не пришлось. Поднявшись с раскладушки, маршал приказал начальнику штаба фронта вызвать для переговоров по радио всех командующих армиями.

– Открытым текстом? – спросил генерал.

– Открытым, – ответил маршал. – Теперь противнику не до подслушивания наших приказов… Его дни уже сочтены.

Докладами командующих армиями Мерецков остался доволен. Наступление развивалось успешно. Внезапность и мощность наших ударов лишили японское командование возможности маневрировать войсками. Советские войска проникали в стыки укрепленных районов, обходили их с тыла, блокировали и шли дальше.

Наибольшие трудности выпали на воинские части в полосе наступления 1-й Краснознаменной армии генерала А. П. Белобородова. Командующий армией докладывал, что его войскам пришлось преодолеть восемнадцатикилометровый район тайги, пересеченный болотами, речушками и ручьями. Грунт вязкий, сплошное месиво. Движению пехоты вне колонных путей препятствовал густой кустарник, переплетенный лианами и диким виноградником. Дорогу пробивали тяжелые танки. Бойцы вслед за ними расчищали путь шириной до пяти – семи метров. Для пушек и гаубиц дорогу выстилали жердями и хворостом.

– Все это я видел, – сказал маршал, – знаю, что ваши дивизии наступают по бездорожью, на пути много рек. Но ваша задача: поскорее выйти к Муданьцзяну, охватить его с севера и с юга и заставить крупный гарнизон сложить оружие. Противник перебрасывает туда резервы.

– Вас понял, – ответил генерал Белобородов. – Мы овладели рядом городов, перерезали основные шоссе и ведем упорные бои в районе железнодорожных станций, где скопилось много воинских эшелонов…

– Смелее обходите очаги сопротивления японцев, – потребовал командующий фронтом. – Стремитесь избегать людских потерь. Блокированные вражеские гарнизоны через два-три дня сами сложат оружие. Смелее вперед!

Переговорив со всеми командующими армиями, Мерецков пригласил начальника разведки фронта. Тот пришел со своей картой и доложил, что противник принимает меры для укрепления подступов к Харбину и Гирину, сосредоточил в районе этих городов остатки своей 5-й армии и много смертников.

Выслушав начальника разведки, командующий фронтом посмотрел на часы.

– Готовьте самолет. Через двадцать минут вылетаем на передовой КП.

На Дальнем Востоке уже наступал рассвет.