Текст книги "Дело о похищенных младенцах (Агентство 'Золотая пуля' - Сборник новелл)"

Автор книги: Андрей Константинов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 12 страниц) [доступный отрывок для чтения: 5 страниц]

Константинов Андрей
Дело о похищенных младенцах (Агентство 'Золотая пуля' – Сборник новелл)

Андрей КОНСТАНТИНОВ и Агентство журналистских расследований

Сергей БАЛУЕВ, Максим МАКСИМОВ (ответственные редакторы проекта),

Александр Горшков, Илона Егорова, Олег Засорин, Александр Пронин,

Сергей Серебренников, Никита Федоров

АГЕНТСТВО "ЗОЛОТАЯ ПУЛЯ" – 4

Дело о похищенных младенцах: Сборник новелл

Агентство журналистских расследований Андрея Обнорского получает информацию о крупномасштабной международной афере, связанной с продажей детей за рубеж. Преступник известен. Но как добыть доказательства его вины и при этом уцелеть?

Эту и другие не менее увлекательные истории из жизни Агентства, рассказанные его сотрудниками, вы прочтете в сборнике "Дело о похищенных младенцах".

СОДЕРЖАНИЕ

Предисловие

Дело о похищенных младенцах.

Дело о ложном мужеложстве.

Дело о тайне исповеди.

Дело об олигархе в постели.

Дело о батарейках для диктофона.

Дело о Красном озере.

Дело о визите к гадалке

ПРЕДИСЛОВИЕ

В этой – уже четвертой книге цикла "Агентство "Золотая пуля"",– как и в предыдущих, все от начала до конца – вымысел.

Герои книги – сотрудники петербургского Агентства журналистских расследований, которое в городе называют "Золотая пуля". Возглавляет "Золотую пулю" Андрей Обнорский, известный читателям по романам Андрея Константинова и телесериалу "Бандитский Петербург".

"Золотая пуля"-4 состоит из новелл, рассказываемых журналистами Агентства, каждый из которых по-разному оценивает происходящие события.

Все совпадения персонажей книги с реальными лицами лежат на совести авторов.

ДЕЛО О ПОХИЩЕННЫХ МЛАДЕНЦАХ

Рассказывает Глеб Спозаранник

"Спозаранник Глеб Егорович, 30 лет, молдаванин. Один из самых квалифицированных сотрудников АЖР, начальник отдела расследований. В прошлом – кандидат физико-математических наук. Прежние навыки – строгое следование логике, педантизм, дисциплинированность – пытается навязать подчиненным. Отношения в коллективе сложные в силу перечисленных выше особенностей характера.

Образцовый муж, отец троих детей. Категорический противник алкоголя. Морально устойчив.

Считает, что очень умен.

Жена – Спозаранник Надежда Борисовна – ранее работала психотерапевтом в районной поликлинике, теперь руководит частным медицинским предприятием "Психотерапия плюс"".

Из служебной характеристики

– О-о... Да вы, кажись, перебрали, Глеб Егорыч!

Голос доносился откуда-то сверху и звучал то ли с укоризной, то ли с сочувствием, то ли с недоумением, а может – со всеми оттенками сразу.

Я поднял голову и увидел над собой малознакомое небритое лицо. Два года назад, когда мы с Надеждой переехали в новый дом, я, еще до ввоза мебели, обошел квартиры и составил картотеку соседей. Жизнь должна быть систематизирована. Несистематизированная жизнь – одно мучение. Если же все разложить по полочкам, станет удобно и спокойно.

Но этого человека я не узнавал.

В картотеке его определенно не было.

– Не узнаете?– угадав мои мысли, рассмеялся мужчина.– Знаете ли, я вас тоже не сразу узнал. Приличный с виду человек, Высоцкого любит, а лежит тут, извиняюсь, как свин, посреди лестницы.

При упоминании о великом барде я наконец опознал зависшего надо мной гражданина. Татарников Е. В., водитель трамвая, сосед с восьмого этажа, архивная карточка № 87. Я проговорил с ним когда-то целых двенадцать минут, поскольку "номер 87" оказался единственным из жителей подъезда, кто разделял мою глубинную страсть к творчеству Владимира Семеновича.

– Здравствуйте, Евгений Валерьянович! Во-первых, я не свин, потому что свины в хлеву, а я – в своем подъезде,– попытка приподняться окончилась неудачно, ноги абсолютно не хотели выпрямляться,– а во-вторых, вы не в курсе, который час?

– Скоро утро.

– Конкретнее.

– Четыре часа пятьдесят три минуты. Может, вам все-таки помочь добраться до квартиры? Тут совсем немного – всего-то два этажа. Только давайте одолеем их по-быстрому, а то у меня – смена...

Татарников довел меня до двери, зачем-то нажал звонок, хотя я уже нащупал в кармане ключи, и предусмотрительно исчез, пригласив на прощание в гости. Очень уместно – в пять-то утра...

Дверь открылась. Я остался наедине с разбуженной женой.

– Наденька, ты извини... Ты же знаешь, как я тебя...

– Когда-нибудь это должно было случиться,– холодно оборвала супруга и, схватившись рукой за галстук, словно за поводок, потащила меня к зеркалу (я едва сохранил равновесие).– Любуйся!

Собственное отражение меня не впечатлило.

– Пьянству бой,– сказал я, сдвинув брови и стараясь не икать.

– И герл тоже. Кстати, чьим парфюмом ты пропах? Какой отвратительный запах!

– Это запах важного информатора, Наденька. Я не просто так... Я информацию добывал.

– Узнаю, что изменил,– убью. А сейчас – в душ. Потом – в койку. Подъем – в восемь тридцать. В восемь тридцать, ты слышал? Всё!

* 1 *

День, когда я впервые в жизни перебрал по части алкоголя, вообще начинался нескладно.

С утра исчезла добрая половина сотрудников агентства.

– Я – за главного,– встретил меня завхоз Скрипка, держа в руке покусанное яблоко.– Обнорский улетел на семинар. В Бишкек. По случаю перевода "Переводчика" на киргизский язык. Говорят, киргизы в восторге. Киргизы только и мечтали, чтоб прочитать живого классика современной русской литературы на своем родном языке.

– Кто остался?

– Я!– Скрипка смачно куснул яблоко.– В строю также Агеева, Каширин, Модестов и Соболин с имеемым репортерским отделом.

На секунду задумавшись, я представил Соболина за этим непристойным занятием. После чего (как всегда, без тени улыбки) произнес:

– Запомните, Алексей Львович: имею здесь всех я. Причем по полной программе. В двенадцать – летучка. Всем быть.

...В отсутствие шефа обязанность вести летучки ложится на меня. Я считал и считаю, что летучки – это мощный инструмент в борьбе за укрепление дисциплины. Обычно я укрепляю дисциплину без повода, но на сей раз причина для сурового разговора имелась. И еще какая причина!

– На имя директора агентства,– начал я, когда все текущие вопросы остались позади,– поступила докладная записка "О пьянстве на рабочем месте". Автором записки являюсь я.

Горностаева из репортерского отдела попыталась хихикнуть, но тотчас же замерла под моим взглядом в испуганной полуусмешке.

– На вашем месте, Валентина Ивановна, я бы сто раз подумал, прежде чем приступить к процессу смехоизвержения, потому что мои ответные и, смею заверить, малоприятные реакции не заставят себя ждать.

Этой тирадой я окончательно добил Горностаеву, щеки ее покраснели, а взгляд пополз вниз, пока не уперся в свежевылизанный редакционной уборщицей бабой Лидой пол. Теперь можно было спокойно приступать к чтению докладной.

– Позвольте,– продолжил я,– огласить содержание записки, поскольку вопрос важен, очень важен. Речь, если хотите, идет о судьбе нашего агентства. Итак...

"Директору агентства "Золотая пуля " Обнорскому А. В. от начальника отдела расследований Спозаранника Г. Е.

Докладная записка №477/15-с.

Как Вам известно, с некоторых пор кабинет отдела расследований, во избежание несанкционированного доступа посторонних лиц к документам особой важности, по окончании каждого рабочего дня опечатывается.

Обычно я произвожу опечатывание кабинета собственноручно, однако 05 марта ... года в связи со служебной необходимостью отбыть из помещения агентства раньше положенного срока поручил выполнить эту процедуру сотруднику отдела расследований Каширину Р. А.

Каширин Р. А., приведя себя в состояние нетрезвости и забыв о моем поручении, спустя два часа обнаружил, что дверь кабинета закрыта на ключ, но не опечатана, и почему-то решил, что я нахожусь внутри кабинета. С криком "Спозаранник, открывай! Я знаю, что ты там, сука!" Каширин Р. А. не менее пяти раз ударил в дверь ногой. В результате дверь, являющаяся собственностью агентства, была выломана и восстановлению не подлежит.

Считаю абсолютно недопустимым употребление дурманящих напитков сотрудниками агентства как в рабочее, так и в досуговое время. Предлагаю депремироватъ Каширина Р. А. за март и апрель, а также высчитать из его зарплаты полную стоимость новой двери и работ по ее установке.

Спозаранник Г. К"

Закончив чтение, я поправил очки и обвел собравшихся взглядом.

Добавить было нечего. Полная деградация.

– Добавить нечего,– повторил я вслух.– Деградируем в ускоренном режиме. Не удивлюсь, если сегодня вечером кто-нибудь приведет сюда проститутку. А может, не одну. А завтра здесь закурят анашу. А послезавтра... Я не буду оглашать то, что написал поверх докладной Обнорский. Шеф выражений не выбирает, а в таких ситуациях – тем паче. Каширин депремирован на четыре месяца вперед. Так будет с каждым, кто не избавится от пагубного пристрастия к алкоголю.

– Глеб, я тебя сукой не называл,– негромко произнес запунцовевший Каширин Р. А.

– Все, что видят мои глаза и слышат мои уши, а также глаза и уши некоторых других ответственных сотрудников агентства, вне всяких сомнений является правдой.

– Я сутки сторожил кабинет, пока не поставили новую дверь.– Каширин хватался за последнюю соломинку, но шансов у него не было.

– Распоряжения начальства не обсуждаются,– поставил я точку.– Четыре месяца без премий.

– Повезло тебе, Родик, что не к Скрипке ломился,– жалостливо вздохнула Агеева, когда летучка закончилась и народ потянулся к выходу.– У Спозаранника дверь легкая, деревянная, а у Скрипки – стальная. Перелом ноги – как минимум.

"Стальная дверь – это то, что надо,– подумал я про себя.– Стальная дверь – это мощно. Никакая сука, называющая меня сукой, не пробьется".

* 2 *

В два часа дня в кабинет вошел посетитель. Мы договорились с ним о встрече еще вчера, по телефону. Посетитель – седеющий мужчина в потертом костюме – должен был рассказать о причинах смерти прокурора Калининградского района Бунина. Во всяком случае, обещал. Бунин прослужил в органах прокуратуры без малого полвека и, согласно официальной версии, скончался от ишемической болезни сердца.

Но у визитера была некая эксклюзивная версия, которой он хотел поделиться с нашим агентством. Что ж, мы всегда рады инициативным людям!

– Здравствуйте, я – Спозаранник.

– Очень приятно, Гендельсон Иван Иванович,– заулыбался старичок, тряся мою руку.– Ветеран войны, труда и партии, князь.

Князь так князь, подумал я. Могут же быть у пожилого человека маленькие причуды! Но вскоре оказалось, что причуды эти не так уж малы.

– Прокурор Бунин умер оттого, что я сказал ему три слова,– пристально глядя мне в глаза, заявил посетитель.

– Получается, вы его убили?

Я сделал вид, что включаюсь в игру.

– Нет, но способствовал, так сказать, переходу в мир иной. Сволочь он был редкостная, этот Бунин. Тут целая история. В нашей коммуналке жилец один не соблюдает нормы морали. Как сказать... Диарея у него постоянная.

Понос то бишь. Как сядет этот засранец на горшок, так и не снять его оттуда.

Туалет один, а хочется-то всем. Четыре жалобы написал я в районную прокуратуру, чтоб или соседа отселили, как злостного хулигана, или дополнительный биотуалет поставили за счет государства, потом не выдержал пришел к Бунину на прием. А он: разбирайся, мол, сам со своим говном. Ну и сказал я ему три слова, от которых он скоропостижно, так сказать, умер.

Большой опыт общения с посетителями-шизофрениками научил меня главному: этих людей надо спрашивать об их заболевании с самой первой минуты и в лоб, иначе разговор рискует затянуться на долгие часы. Шизофренику-то что – он кайф ловит, а начальник отдела расследований только теряет время.

– У вас справка имеется?– обратился я к Ивану Ивановичу Гендельсону.

– А то. И справка, и удостоверение.– Иван Иванович начал копаться во внутренних карманах пиджака и спустя полминуты извлек оттуда "Удостоверение князя".

– До свидания,– встал я из-за стола.

Пациент был тяжел, и расставание с ним необходимо было произвести немедленно.

– А как же Бунин?

– Ваша информация нас не заинтересовала. Советуем обратиться в газету "Аномальные явления". Это по их части.

– "Аномальные явления"? погрустнел старичок.– Там меня психом считают...

Как только Гендельсон удалился, зазвонил телефон. Это была Надя.

– Дорогая, ты как нельзя кстати.

Только что беседовал с человеком, мозги которого представляют особый психиатрический интерес. Он считает себя князем и даже выписал себе по такому случаю удостоверение. А еще утверждает, что убил прокурора Калининградского района путем нашептывания ему трех волшебных слов.

– Раздвоение личности, отягощенное манией величия. Обычная шизофрения. Хотя ты знаешь, дорогой, ставить диагнозы по телефону – это не в моих правилах... Между прочим, я по делу. Ты должен меня выручить. Сегодня открывается Первый городской психотерапевтический центр, будет куча народа, планируется банкет и все в таком духе. Я приглашена, но быть не смогу – сам понимаешь, квартальный отчет, налоговая. Вот раньше была благодать – сидела себе в поликлинике, принимала психов с десяти до восемнадцати – никаких проблем. А теперь я, как директор общества с ограниченной ответственностью "Психотерапия плюс", за все отвечаю. Так что придется ехать на банкет тебе.

– Это еще зачем?– возмутился я.

Ненависть к банкетам у меня в крови, и супруга об этом знает. Дразнит, что ли?

– Двухминутное дело. Я договорилась встретиться там с большим человеком из Комитета по здравоохранению и должна передать ему документы. Заедешь, найдешь человека, отдашь документы – и все.

– Надюша, мой статус не позволяет мне выполнять курьерские поручения. Я – начальник отдела, а не побегушник какой-нибудь...

– Ну пожалуйста, милый.

Надя знала, как произнести эти слова, чтобы я сдался. Знала бы она еще, чем все закончится...

* 3 *

Первый городской психотерапевтический центр разместился в здании на улице Марата, где раньше был детский садик. Вполне логичная метаморфоза: согласно статистике, детей с каждым годом становится все меньше, а психов, как постоянно твердит Надюша и как засвидетельствовал мой последний посетитель,– наоборот. За пять месяцев садик вылизали, превратили в белоснежный дворец и даже обложили по периметру разноцветной плиткой совсем как особняк представителя президента Карачаевцева. Ничего не поделаешь – мода.

Под стать дворцу сверкали и припаркованные лимузины. Народ на банкет собрался важный – одни "ООО". Простые люди с такими номерами не ездят.

Свою "Ниву" я из скромности поставил возле соседнего дома.

У входа меня тормознул секьюрити – высокий парень в дорогом темном костюме и с радиотелефоном в руках.

– Вы на банкет? Назовите фамилию.

– Спозаранник.

Секьюрити уткнулся глазами в список приглашенных, пока наконец не обнаружил нужную строчку. Брови его поползли вверх.

– Здесь написано: "Спозаранник Надежда Борисовна". Вы женщина?

– Я журналист.

Так бы и сказали.– Охранник быстро взял в руки другой лист и пробежал его сверху донизу.– Извините, но в списке приглашенной прессы вас тоже нет.

– И не должно быть. Я – муж. Муж Спозаранник Надежды Борисовны.

В двух словах я попытался объяснить ситуацию. Охранник насупился. Это не предвещало ничего хорошего.

Много лет назад был случай, когда знаменитого журналиста "Спорт-Экспресса" Юру Неходорского не пустили на банкет по случаю открытия Игр доброй воли. И не просто не пустили, а грубо оскорбили, сказав, что с такой бородатой рожей не то что на банкет – в постель к жене проникать неприлично.

(Рожа, кстати, была что надо – типично журналистская. Неходорский по этому поводу часто рассказывал анекдот о том, как его призвали на военные сборы и поставили на КПП. Стоит, значит, Юра с автоматом, а тут генерал из ЛенВО с проверкой приезжает. Юра:

"Здравия желаю, товарищ генерал!" Генерал: "Ты кто?" Юра: "Лейтенант запаса Неходорский". Генерал: "А кто тебя сюда поставил?" Юра: "Подполковник Кузьмин". Генерал: "Ну и мудак же твой подполковник! На КПП должно стоять лицо сборов, а он поставил жопу".)

Ну вот, и этого самого Неходорского не пустили на банкет. "Ладно,злобно сказал Юра,– вы у меня попляшете".

На следующий день в "Спорт-Экспрессе" вышел фельетон под названием "Йогурт-шоу", где в красках описывалось, как мэр города жевал курицу, брызгая на соседей кетчупом, как его зам по вопросам спорта заблевал стол с праздничным тортом и как директор крупнейшего питерского стадиона, основательно надравшись, у всех на виду пытался соблазнить юную школьницу чемпионку города по художественной гимнастике.

Воистину, журналист, не пропущенный на банкет, хуже не вовремя разбуженного медведя...

– Боже мой, Глебик! Какими судьбами?!

Так называла меня только одна женщина. Я обернулся и увидел Светлану Ивашину, личного пресс-секретаря губернатора Санкт-Петербурга, с которой мы в незапамятные времена вместе учились в Физтехе. Светка была мечтой моей юности. Красивая, статная, уверенная, с длинными каштановыми волосами и бархатной кожей. Мне нравилось в ней все: математический склад ума, абсолютная информированность, и даже маниакальная преданность мужу нравилась. Она была моим человеком.

Только одно нас разъединяло: Ивашина необычайно любила выпить. А я, как известно, отношусь к алкоголю с омерзением.

– Здравствуй, Светочка! Рад тебя видеть. В настоящий момент я являюсь жертвой перебдевшей охраны.

– Это кто перебздел? Я, что ли? Выбирай выражения, клоун!– двинулся на меня охранник.

– Вы ослышались, молодой человек,– остановила его Света.– Господин Спозаранник имел в виду совершенно другое. Он похвалил вас за бдительность. И в знак благодарности вам придется его пропустить.

Она махнула "корочками", и путь в Первый городской психотерапевтический центр был для меня открыт.

"Большого человека" из Комитета по здравоохранению я отыскал быстро.

Как и обещала Надюша, это заняло не больше двух минут. Отдав ему документы, я уже собрался уходить, но вдруг вновь увидел Ивашину. Она шла ко мне с двумя бокалами мартини: "Куда же ты, Глеб? Неужели я не удостоюсь хотя бы минуты твоего внимания?"

О эти женщины – исчадия ада!

Мы приземлились на диванчик в фойе и первый час говорили о сокурсниках, второй – о жизни, а третий – о любви. За окнами стемнело, но, судя по доносившимся из зала радостным крикам, банкет был в самом разгаре. Пил я мало, однако хватило и этого. Когда Света предложила переместиться в более интимное место, меня пошатывало.

Ее, впрочем, и вовсе штормило.

* 4 *

Интимным местом оказался фиш-бар "Окунь", расположенный в соседнем здании – как раз том, возле которого я припарковал машину. Помимо нас, в баре сидела еще одна, не менее датая, парочка, а также немолодой мужчина, явно кого-то ожидавший и для приличия заказавший кофе.

Ты уже слышал о проекте "К"?– заговорщицки спросила Светлана, подавшись вперед и понизив голос.

– Нет. Что на сей раз придумал недремлющий губер – высадить слонов на Марсе?– усмехнулся я.

– Круче, Глебик, намного круче. Губернатор решил превратить Петербург в кремационную столицу России.

Секунду-другую я переваривал эту новость, после чего, сделав вид, что поправляю галстук, нажал кнопку дистанционного управления диктофоном.

Сверхчувствительный диктофон, который я всегда ношу во внутреннем кармане пиджака, тотчас же начал фиксировать все наши слова.

– Мы, Светочка, культурная столица, ну, может, чуть-чуть криминальная, но уж не кремационная – точно.

– Не веришь? Тогда объясни, зачем правительство города выделяет сорок миллионов долларов для закупки в Германии ста двадцати кремационных печей?

Краем глаза я заметил, что в бар вошел еще один посетитель. Он быстро прошествовал мимо нас и подсел к столику, за которым пил кофе немолодой мужчина. Они пожали друг другу руки.

– Сорок миллионов?! удивился я.– Это какой процент городского бюджета?

– Бешеный.– Света развела руки, пытаясь показать этот самый бешеный процент.– Представляешь, какой кусок? И сколько будет украдено!

– Чья идея? Опять Витадай постарался?

– А кто ж еще? Пришел к губеру, сказал, что у города плохая карма и исправить ее можно, лишь закупив в Германии кремационные печи.

Гражданин Витадай Сергей Гогиевич, 1978 года рождения, был штатным колдуном при губернаторе, что давно уже служило поводом для многочисленных анекдотов. Откуда он взялся, история умалчивает, но в последнее время без этого паренька не принималось ни одно важное решение.

– Так бред же ведь!– не сдержался я.

– Не бред, а повеленье звезд,– поправила Светлана.– Витадай губеру так и сказал: вижу по звездам, что Петербург станет кремационной столицей России.

– А при чем тут Германия? Что, у нас не делают печей?

– Германия? Ты серьезно? Все понимают, а ты нет? Ну, Германия – это модно, современно. К тому же сам президент наш...– Светлана хихикнула и застыла с бокалом почти у самых губ, словно раздумывая, продолжить фразу или поставить многоточие.– Сам президент, как говорится... Оттуда.

В честь собственной смелости она немедленно опрокинула очередную порцию мартини и уставилась на меня, ожидая похвалы.

Я уже приготовился произнести пару мощных фраз про нашего президента, как вдруг из-за соседнего столика раздался крик.

"Вы торговали ими! Негодяй! Я завтра же доложу обо всем руководству!" кричал мужчина с кофе своему опоздавшему собеседнику. Собеседник сидел к нам спиной, и его лица видно не было.

Ничего не сказав, он встал и двинулся к выходу.

– Нам пытаются испортить вечер,– улыбнулась Светка.

– Уже нет. Так что ты говорила про президента?..

* 5 *

...Утро началось с того, что я проспал. Какие там восемь тридцать!

Был полдень. И – первое в моей жизни опоздание на работу.

Судорожно вспоминая события минувшей ночи, я не мог понять лишь одного: почему, доехав до дома, найдя свой подъезд и пройдя четыре лестничных пролета, я решил присесть на ступеньки отдохнуть. Ну неужели так сложно было поднапрячься и добраться до квартиры? Какой позор – начальник отдела расследований обнаружен спящим в собственном подъезде. И кем обнаружен? Водителем трамвая с восьмого этажа, спешащим на утреннюю смену.

Кстати, а где "Нива"? Выглянув в окно, я обнаружил, что "Нива" на месте, и мысленно похвалил себя: "Ты ас, Глеб, первоклассный водила!" Мысль №2: а как доехал-то?

На кухонном столе лежала Надина записка. Альбомный лист с огромными буквами поперек листа: "АЛКОГОЛИК!" – и внизу справа – маленький P.S.: "Несвоевременная явка в семью – наказывается лишением еды сроком на одни сутки".

"Надеюсь, это шутка!" – подумал я, дернувшись к холодильнику. Он был пуст.

Голодный и злой, я приехал на Зодчего Росси.

– Глеб Егорович, мы думали, вас украли, переволновались тут все.Агеева стояла в курилке и опять, вопреки требованиям Внутренней Инструкции № 19, стряхивала пепел на дощатый пол.

– Вы, Марина Борисовна, лучше б думали, как принести пользу агентству. Что полезного вы сделали за последние пятнадцать минут?

Агеева фыркнула, затушила недокуренную сигарету и чинной походкой отправилась к себе в кабинет. А я, сосредоточенно жуя "Орбит", чтобы никто не догадался об истинной причине моего опоздания, сел за рабочий стол и включил телевизор. Там – очень кстати – шли питерские новости. Девочка-диктор рассказывала об очередном заказном убийстве.

"Ну?– усмехнулся я про себя, наливая в стакан фруктовый кефир, купленный по дороге.– Кого грохнули на этот раз?"

"Труп Геннадия Самарина с огнестрельными ранениями в голову и грудную клетку был обнаружен сегодня утром на лестничной площадке дома № 32 по Суздальскому проспекту,– сказал телевизор.– Киллер оставил оружие – пистолет ТТ – на месте преступления; это позволяет предположить, что убийство было заказным. Геннадий Самарин в течение последних четырех лет работал председателем Комитета по делам семьи, детства и молодежи администрации Санкт-Петербурга. Он стал пятым чиновником высокого уровня, погибшим от рук киллеров в нашем городе за текущий год".

В это время камера наехала на фотокарточку убиенного.

Я застыл. С экрана на меня смотрел человек, которого я видел вчера в "Окуне".

Тот самый мужчина с чашечкой кофе.

* 6 *

Господи, что же он кричал своему собеседнику? "Негодяй!.. Вы продавали!.." Что продавали? Чушь какая-то!

Бессмыслица!

Ходя по кабинету взад-вперед, я пытался сосредоточиться. Голову ломило.

Никогда еще мне не было так хреново.

– Глеб Егорович, вы нашлись? Это радует.– В кабинет бесцеремонно вломился Скрипка, в руках он держал блокнот.– Заказы на батарейки будут? Или нужда в них на данный момент отсутствует?

– Отсутствует. Но это не значит, что к вечеру батарейки не закончатся. Так что купите на наш отдел штук двадцать. И в следующий раз не задавайте бессмысленных вопросов.

Скрипка исчез за дверью, и тут меня осенило. Батарейки! Так ведь я записывал беседу с Ивашиной на диктофон.

Разговор за соседним столиком происходил в то же самое время. Будем надеяться, что и он записался. Пусть не так отчетливо, но записался!

Я вытащил из "дипломата" диктофон и бережно, словно пушинку, переложил его на стол. Сейчас я услышу последние слова Геннадия Самарина и, возможно, узнаю, из-за чего он погиб. Пленка перемоталась. Я включил запись.

"Мы, Светочка, культурная столица, ну, может, чуть-чуть криминальная, но уж не кремационная – точно".

Это был мой голос – он записался замечательно. Столь же хорошо, как и Светин рассказ о проекте "К". Но кремационный скандал интересовал меня сейчас меньше всего. Я прибавил громкость и сквозь шумы динамика услышал наконец то, что хотел.

Неизвестный: "Добрый вечер, Геннадий Иванович! Извините – заставил ждать. Позвольте узнать, чем вызвана такая спешка ? Вы срываете меня после работы... Назначаете встречу в забегаловке..."

Самарин (прерывает): "Посмотрите документы и ответьте, что все это значит!"

Пауза (видимо, неизвестный читает бумаги).

Самарин: "Поясню, не дожидаясь. Это значит, что вы торговали ими!"

Пауза.

Неизвестный: "Геннадий Иванович, давайте откровенно, раз уж вы все равно обо всем догадались. Какая сумма вас устроит?"

Самарин (будто не слыша собеседника): "Я верил вам. Я... я подписывал эти бумаги, даже не подозревая, что вы используете меня... Вслепую используете... Вы подонок!"

Неизвестный: "Двадцать тысяч зеленых на дороге не валяются!"

Самарин (переходя на крик): "Вы торговали ими! Негодяй! Я завтра же доложу обо всем руководству".

Все! Короткий, однако, разговор.

И – абсолютно неконкретный. Что так возмутило чиновника? Чем он был взбешен? "Вы торговали ими!" Речь могла идти о чем угодно. О куриных окорочках, например. О партиях мороженого.

Нет, тут что-то криминальное. Такое, чем торговать нельзя. Иначе к чему весь сыр-бор? Торговал окорочками, и что с того? Разве это запрещено? Может, гуманитарка? Нет – это пройденная тема.

Думай, Глеб, думай. Истина где-то рядом. Самарин возглавлял Комитет по делам семьи, детства и молодежи. Лекарства? Детское питание? Что?!

Я снял трубку и набрал номер. Света Ивашина ответила таким бодрым голосом, как будто и не была вчера ни в каком "Окуне".

– Светочка, у меня к тебе наиглупейший вопрос.

– Я ждала наиумнейший, Глебик. Ты разочаровываешь,– рассмеялась Ивашина.– Не обижайся. Я вся внимание.

– Помнишь, мы вчера сидели в кафе...

– Еще бы.

– ...и за соседним столиком ругались два мужика. Светочка, это важно.

– Ты их не запомнила?

– Мужики, которые орали?

– Ну да, да.

– Что-то про торговлю?

– Про торговлю.

– Конечно не запомнила. Это ты их должен был запомнить – ты же к ним лицом сидел.

– Все правильно, так я и думал. И второй вопрос. Сегодня убили Геннадия Самарина, председателя Комитета по делам семьи, детства и молодежи вашей, между прочим, городской администрации. Узнай, пожалуйста, на каких документах должна была в обязательном порядке присутствовать его виза? То есть без подписи Самарина документ бы дальше не пошел.

– Ты в своем репертуаре, Глебик,– убийства, трупы, подписи. Никогда не хотел написать о любви? Ладно – дай полчаса. Перезвоню.

В ожидании звонка я сел за компьютер и сделал расшифровку диктофонной записи. Перечитал и еще раз удивился.

Самарин отказался от взятки в 20 тысяч долларов. Честный чиновник? Что ж, наверное, бывает и такое.

Света перезвонила даже раньше, чем обещала.

– Слушай и запоминай,– сказала она.– Тебе повезло. У покойного был не такой уж широкий круг обязанностей. Вот должностная инструкция. Как председатель Комитета по делам семьи, детства и молодежи, он обязан был лично визировать документы по вопросам финансирования домов ребенка, муниципальных приютов, распределения гуманитарной помощи малоимущим и многодетным семьям, а также все документы, связанные с процессами международного усыновления.

При последних словах меня прошибло током. Я вскочил и схватил со стола дырокол. Вот оно! Вот оно!!!

– Ты умница, Светочка. Натуральный ангел.

– Ангел в натуре, что ли? Глебик, тебе нельзя общаться с бандитами. Ты становишься вульгарным. Мне советовали, кстати, быть с тобой поосторожней говорят, ты ходячий диктофон.

– Никому верить нельзя. Мне можно,– ушел я от прямого ответа фразой из бессмертных "Мгновений".

Женщины, как правило, и не нуждаются в конкретике. Их уши настроены иначе, чем у нормальных людей. Они хотят слышать приятные прилагательные. А существительные, глаголы (то есть суть) женщин не трогают. Больше того ответ по существу их злит. О эти женщины!..

Итак (щелкнул я дыроколом), вернемся к Самарину и будем считать, что ответ на первый вопрос найден. Чем нельзя торговать? Нельзя торговать детьми. Самарин визировал все документы, связанные с процессами международного усыновления. Дети на экспорт. Дети на запчасти. Самарина использовали вслепую. А когда он догадался что к чему,– убили.

Остается, правда, второй вопрос: кто сидел с Самариным в кафе? Очевидно – сам детоторговец. А теперь еще и убийца. Но как его имя?

* 7 *

Имя убийцы я узнал в тот же вечер.

– Глеб, ты сбрендил?– возмутилась Надюша, придя с работы.– Мало того, что приполз домой еле живой на рассвете, так еще теперь, вместо того, чтобы встретить меня с цветами, лежишь на диване в наушниках!

– Цветы – в спальне. За вчерашнее прости. А сейчас я занят. Ты занят, потому что слушаешь музыку?

– Это не музыка. Это – важный разговор.

– Важный разговор со вчерашней важной бабой? Как ты ее назвал инфор-ма-тор?! Давай я тоже послушаю!– С этими словами Надя выдернула из меня наушники.– А-а, Светка! Старая любовь из Смольного? Которая – как ты там говорил не является угрозой?!

Она же алкоголик!!!

Назревал скандал.

– Наденька,– попытался я успокоить жену,– я слушаю не запись разговора со Светой...

– Ты меня дурой считаешь?

– Там на заднем плане мужики разговаривают. Слышишь?

– И что?

– Их-то я и слушаю.

Жена посмотрела на меня испепеляющим взглядом: