Текст книги "Дело о воскресшем мертвеце"

Автор книги: Андрей Константинов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 3 страниц)

Он протянул мне сложенный вчетверо листок бумаги:

«Саша!

Мне срочно – срочно!!! – нужны деньги. Те пятьсот, что я тебе давал после Нового года.

Отвези их на дачу моей матери. Это в Рощине. Мы с тобой там были.

Срочно!!!

Не сомневайся – это я.

Юра.

21 марта 2000 года»

– Двадцать первого марта… Три дня назад… – пробормотал я. – Он что, жив, да?

– Я не знаю! – вдруг почти выкрикнул Павлов, вскочил, опрокинув стул. Заметался на маленьком пятачке между мной и стеной. – Не знаю!

– Спокойно, мальчик. Спокойно, – я старался говорить ровно и тихо, но голос срывался. – Но это почерк его?

– Что? – Павлов замер передо мной.

– Я спрашиваю: это его почерк?

– Точно – почерк Юры. Я много раз видел.

Я лихорадочно соображал.

Нет!

Полный бред!

Кто же тогда погиб? И кто живет в квартире Пи-рогова? Костя? Или…

Не может быть! Нет!..

– Когда ты собирался ехать в Рощино?

– Сегодня, – Саша посмотрел на часы. – Через сорок минут хорошая электричка.

– Поедем на машине. Идем.

Саша торопливо оделся, мы выскочили в зал. У стойки бара я сразу увидел Семенова. Его трудно было не заметить.

– Петя, нужно ехать в Рощино. Саша покажетдорогу.

– Нет проблем, – флегматично произнес Семенов, залпом допил минералку. – Есть новости?

– Новость. И хорошая, и плохая. По дороге расскажу.

* * *

Когда через час мы добрались до Рощина, сумерки уже сгустились до темноты.

Саша, путаясь в приметах, с третьего захода привел нас к дому в десяти минутах пешкарусом от станции. Старый финский дом. В одном из окон – кухня? – горел неяркий свет.

– Идем, – сказал я. Меня слегка потряхивало. Так уже было однажды. На охоте. Азарт. Погоня.

Но я боялся того, что узнаю.

Саша откинул проволоку, которая придерживала калитку, первым поднялся на крыльцо. Постучал в дверь. Мы с Семеновым старались держаться в тени. Где-то далеко лаяла собака.

– Иду, – отозвался женский голос в доме. Скрипнули старые половицы, и дверь распахнулась. На пороге стояла женщина лет пятидесяти. Еще очень красивая. Ее портила только жесткая линия плотно сжатых губ.

– Здравствуйте, Ирина Юрьевна, – сказал Саша. Он был похож на человека, который сильно замерз.

– Юра утром уехал в город, – сказала женщина. – Ты привез… Кто это? – истерично вскрикнула женщина: она увидела Семенова, который вышел из тени.

– Когда он уехал?

Женщина нервно забилась и замотала головой.

– Когда? – снова спросил Семенов. – Мы не причиним ему вреда. Нам нужно только поговорить.

– Утром, – с трудом выговорила женщина. – Около десяти. Он собирался вернуться завтра.

– Спасибо. – Семенов повернулся к Саше: – Останешься здесь.

Мы бегом бросились к машине. Взрывая колесами остатки снега, джип вылетел на шоссе. Семенов вдавил педаль газа. Стрелка на спидометре быстро поползла вправо, к каким-то запредельным цифрам.

Так быстро я никогда в своей жизни не ездил. И, похоже, ездить уже не буду.

На въезде в город Петя спросил:

– Куда?

– Улица Есенина, – ответил я.

* * *

Мы увидели пожар, как только свернули во двор.

Языки пламени вырывались из окон пятого этажа. Я еще надеялся, посчитал окна, прикинул. Горела квартира Кости Пирогова. Бывшая квартира.

Перед подъездом стояли пять пожарных машин, в нутро дома уходили пожарные рукава. Дюжие омоновцы держали на расстоянии толпу зевак. Чуть в стороне, у автобуса, собрались жильцы из подъезда, которых пожарные вывели из дома. Среди них я заметил тетю Нину. Она не отрываясь смотрела на языки пламени.

Я не стал к ней подходить.

Мы с Семеновым не задержались в этом дворе. Петя развернул машину и медленно – очень медленно, по сравнению с тем, как мы гнали по шоссе, – выехал на улицу Есенина.

– Все кончено, – пробормотал я. – Все кончено.

7

– Пожар начался в спальне, на постели. Потом заполыхала комната. А дальше – вся квартира. Примерно в это время какой-то мужчина позвонил по «01» и сообщил о пожаре. Еще минут пять, и надо было бы спасать весь дом. Все почти так же, как было пятого февраля, – Витя Восьмеренко не отрывался от своих записей. Он никогда не любил бывать в кабинете начальства, старался придерживаться проверенного солдатского правила: подальше от командира, поближе к кухне.

Кроме Вити в кабинете Обнорского были мы со Спозаранником. Пока Восьмеренко говорил, я не отрывал взгляда от окна, за которым синело уже по-настоящему весеннее и ласковое небо.

– Это все, Витя? – спросил Обнорский.

– Да.

– А причина смерти? – оживился Спозаранник.

– Пока – отравление угарным газом.

– Спасибо, Витя. – Обнорский встал и открыл Восьмеренко дверь. – Иди работай.

– Зураб Иосифович, должен вам напомнить… – начал Глеб Егорович.

– Не надо, Глеб, – остановил его Обнорский. – Оставь нас вдвоем.

Спозаранник кинул на шефа удивленный взгляд, но промолчал. Что-то было в выражении лица Обнорского, что не давало права возразить здесь и сейчас.

Андрей сел в кресло у стола:

– Поговорим, Зураб?

– Поговорим, – хрипло выдавил я, хотя никакого желания разговоры говорить у меня не было. Прошла уже почти неделя после пожара на Есенина.

Все это время мне хотелось молчать и думать. Думать о том, что я мог бы сделать, если… Ведь я был командиром. Для Кости Пирогова, для Вити Сомова…

– Что ты об этом думаешь?

– Не знаю…

– Так не пойдет. – Обнорский закурил. – Это твое дело чести. И надо его закрыть. Здесь и сейчас.

Я тоже закурил и – заговорил. Рассказал Андрею, как искал – живого или мертвого – Сметанина. И как его нашел. Чем дальше, тем легче тли слова. Меня словно прорвало.

– …Похоже, что Сметанин по-настоящему испугался не после убийства Ратнера. Ему стало страшно, когда он узнал о смерти своего напарника – Игоря Понкратова. Я разговаривал с экспертами. Они сказали, что Понкратову вкачали сверхдозу. Сам он сидел на небольших порциях и пока не собирался повышать.

– Сметанин решил спрятаться?

– Решение, в теории, правильное. Но он оставил очень много следов. В «Сенате» проверили: записки с просьбой вернуть долги или дать в долг кроме Саши Павлова получили еще три-четыре человека. Но дело не в этом…

– В чем?

– Он заманил к себе Костю Пирогова. Сели-выпили. По душам поговорили. Наверное, в какой-то момент Костя повернулся к Сметанину спиной, и тот его оглушил. Может, бутылкой, может – утюгом… Мало ли чем.

– А мать? Она же потом тело сына опознала?

– Думается мне, что в тот момент, когда Сметанин переодевал Пирогова под себя, Ирина Юрьевна заявилась к нему – проведать. Нормальное для матери желание. Тем более была суббота. Как Юра ее убедил – может, запугал, – но она согласилась ему помочь.

– Материнский инстинкт.

– Наверное. Юра запалил квартиру, а сам – наверное, через крышу – перебрался в квартиру Пирогова. Ему нужно было продержаться месяц-полтора, чтобы собрать деньги. А потом – делать ноги.

– Его нашли раньше…

– Хочется думать, что кто-то следил за мной. Что я их навел…

– Это жестоко, Зураб. Слишком жестоко.

– Не знаю, Андрей Викторович, было бы лучше, если б до Сметанина первым добрался я. У меня с ним были свои счеты. Поэтому я его искал…

– Дело чести, – тихо проговорил Обнорский. Он пристально посмотрел мне в глаза. Я выдержал его взгляд. – Но мы ничего не знаем достоверно?

– Выходит, что так. Мы можем только предполагать. – Память услужливо подсказала сентенцию из популярного сериала: – The truth is out there…

Мой английский всегда был далек от совершенства.

* * *

В этот вечер на Северном кладбище почти никого не было. Витя Шаховской остался ждать меня в машине у ворот.

Я с трудом – несмотря на подробное объяснение Кира – нашел могилу Кости Пирогова, которая до сих пор была отмечена фамилией «Сметанин».

На памятник – временный и убогий – я старался не смотреть. Я смотрел в землю.

– Прости, Костя, – я говорил медленно. Слова с трудом выходили из меня. Так уже бывало. В Афгане, когда мы хоронили погибших. Или отправляли их домой в цинковых гробах. Последние слова, боль и горечь от того, что не сказал, не сделал что-то раньше. – Прости, что не помог тебе. Ты не волнуйся: мы все исправим. Ты будешь спать под своим именем и со своими. – Из внутреннего кармана куртки я достал флягу. Откинул крышку и сделал большой, крепкий глоток.

Водка обжигала, давила из глаз горячие слезы, но – приносила странное облегчение.

– Прости, Костя. Спи с миром…