Текст книги "Попутчики"

Автор книги: Андрей Балабуха

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 1 страниц)

Балабуха Андрей
Попутчики

Балабуха Андрей

ПОПУТЧИКИ

– Корпусное шоссе. Следующая остановка – платформа Броневая. -Казалось, изъеденный ржавчиной голос доносился не из кабины в головном вагоне, а пробивался откуда-то с Тау Кита. – Осторожно, двери закрываются!"

За окном на стандартном железобетонном заборе резвилась обезьянка, черная с уморительной мордашкой, отороченной белым мехом. Чуть дальше гарцевал черный в белых пятнах олень, а второй замер, осторожно подняв обрубыши ушей. Шабров любовался этой живностью всякий раз, проезжая Корпусное шоссе. Кто поселил их здесь? И кто написал рядом: "Счастливого пути!"? Ну, надпись – ладно, ее могли сделать и по обязанности. На Московском вокзале в конце одной из платформ тоже выложено камешками "Счастливого пути", а уж там всякая самодеятельность исключена. Но рисунки? И ведь хорошие, полные экспрессии и жизнерадостности, – такие можно сделать только от полноты души(

Электричка тронулась. Серый бетонный забор пополз, потом побежал назад, но, не успев набрать полной скорости, оборвался. Шабров отвернулся от окна. В вагоне было совсем пусто. Только напротив – спиной к движению – сидел молодой человек, уткнувшийся в яркую книжицу карманного формата, да на последней скамейке благообразная старушка в чем-то активно убеждала хулиганистого типа пяти-шестилетнюю внучку, причем, судя по интонациям, готова уже была от парламентских методов перейти к прямой агрессии. Внучке на это было явно наплевать. Встретившись взглядом с Шабровым, она так кокетливо стрельнула глазами, что он не выдержи и рассмеялся. "Вот пройдет с десяток лет, – подумалось ему, – так ведь стоном от такой Цирцеи стонать станут, под окнами будут бродить и серенады петь".

Аэропорт. Справа, за плоским двухэтажным зданием блеснули на солнце хвосты самолетов. Шабров взглянул на часы. Неудачная электричка: тащится от Ленинграда до Луги более двух с половиной часов, останавливаясь чуть ли не v каждого столба, как невыгулянная собака. Визави Шаброва перевернул страницу, негромко и коротко хохотнул на последних строках и закрыл книгу. Перехватив взгляд, брошенный Шабровым на обложку, он улыбнулся и протянул томик.

– Фантастика. Рассказы о пришельцах. Некоторые неплохи, но в целом не ахти что.

Шабров пробежал глазами оглавление: большую часть он уже читал в периодике.

– Ну почему же. Вот, например, "Сага о саскаваче" Озола – очень прилично. Или "Ее усмешка" Элитской(

– Согласен. – Во взгляде попутчика явственно проступил интерес. – Да беда-то не в том. В другом совсем беда. Каждый почти рассказ, за исключением разве что Выведенского, неплох. Некоторые и вовсе хороши. Но только сами по себе. А в сумме – черт-те что получается.

– Почему, собственно?

– Да потому, что и Свифт у них пришелец. И Прометей, и Леонардо, и Иисус, и Бэкон, и Джотто( И в ящера мезозойского они стреляли, и Баальбекскую террасу строили( Все пришельцы. Один раз – хорошо. Даже поверить можно. Но не на протяжении же всей истории!

– Логично. Однако этим страдают не только рассказы, но и гипотезы, высказанные всерьез. Помните, в свое время фильмы показывали -"Воспоминания о будущем", "Послание богов"?

– Конечно.

– Так ведь и к ним оно в равной мере относится, ваше возражение.

– Безусловно. Кстати, раз уж мы разговорились, давайте познакомимся, а то разговаривать в безличной форме как-то неловко. Георгий. Георгий Викентьевич Озимый. Но предпочтительнее – просто Гера.

– Очень приятно. Шабров. Петр Николаевич.

– А не пойти ли нам перекурить? По поводу знакомства?

В тамбуре было прохладнее: сквозь проемы в стальных листах, вваренных в двери вместо стекал, врывался ветер. Озимый вынул из нагрудного кармана флотской рубашки пачку "Примы", неуловимым движением вытряхнул из нее две сигареты, протянул Шаброву.

– Спасибо, – покачал головой тот, – не могу я их курить, извините. Кашляю. Привык к своим. Это бельгийские, безникотинные.

– Зачем же тогда вообще курить?

– Ну, немодно как-то мужчине быть некурящим. Особенно во времена гонений на курильщиков( А я, грешным делом, выделяться терпеть не могу.

Они закурили. Дым клубился в пронизывающем тамбур солнечном луче и исчезал в оконце.

– Помню, когда "Воспоминания(" эти пошли. – сказал Шабров, – со мной случай приключился забавный. Пошли мы в кино вместе с одним знакомым. А он, надо сказать, человек взглядов консервативных до крайности, всякие новые и сомнительные гипотезы органически нс приемлет. Сидим, смотрим. Сперва он все ерзал, вздыхал. – вот, мол, как он, бедный, страдает-мучается, а все из-за меня, изверга, его сюда заведшего. Потом затих. А когда свет зажегся, встает он и говорит: "Знаете. Петр Николаевич, а все-таки они были(" Вот и говорите теперь – неубедительно(

– Да нет же, Петр Николаевич, не о том я говорю. Фильмы поставлены хорошо, убедительно, ничего не скажешь. Порочен сам метод: все, что ни есть в земной истории, этнографии, археологии загадочного – все на бедных пришельцев валить. Чуть личность какая замечательная – пришелец, чуть сделано что посложнее да посолиднее – опять же инопланетяне помогли( А мне, например, в уменья наших вполне земных предков поверить легче. Да и приятнее.

– Патриотизм?

– Отнюдь. Элементарная корректность. Оккамова бритва. Новые сущности нужно изобретать в крайних случаях. Когда старого арсенала не хватает. Я скорее в другую гипотезу поверю. О працивилизации. Слышали?

– Читал( Только какая, в сущности, разница – пришельцы ли из космоса или мезозоя, все едино.

– Ну не скажите. Працивилизация – логичнее, это во-первых. Во-вторых, только она и может объяснить постоянный контакт двух разумов, вытекающих из разброса по времени аргументов в пользу гипотезы о пришельцах.

– То есть?

Озимый бросил окурок в окно.

– Ну что, пойдем в вагон или здесь постоим?

– Пойдемте, – и Шабров откатил створку двери, пропуская собеседника вперед.

– Знаете что, Петр Николаевич, – сказал Озимый, когда они снова уселись на янтарно-желтые дощатые скамейки, казалось, пахнущие солнечным бором, – хотите я вам наболтаю сейчас идею для фантастического рассказа? Не хуже любого из этих, – он кивнул на лежащую рядом книгу. – Во всяком случае, за оригинальность идеи ручаюсь, потому как фантастику знаю хорошо, а такого пока не встречал.

– Давайте, – улыбнулся Шабров: делать ему все равно было нечего. – С удовольствием послушаю.

Озимый вздохнул, достал из кармана сигарету, не зажигая, стал крутить ее в пальцах.

– Скажите, вам никогда не приходило в голову, что, рассуждая об истории, все мы возводим род человеческий к Адаму?

– То есть?

– Очень просто. Жили-были Адам и его жена Ева. От них люди и пошли. Здесь они свою жизнь так организовали, там – иначе. И все различия.

– А вы чего же хотите, позвольте спросить?

– Разнообразия. Разнообразия, Петр Николаевич. Природа – она ведь экспериментатор. Экспериментатор по призванию. И только с людьми почему-то экспериментов убоялась. Создала одну нашу цивилизацию. Цивилизацию технологическую. А все другое пути остались, так сказать, невостребованными. Лежат себе где-то у нее, у матушки, на складе и пылятся. Не верится мне в это.

– А дельфины? Если они и есть другой путь разума?

– Может быть. Но они – иной вид. Я же говорю о человеке. Теперь представьте себе, что когда-то произошло разделение рода человеческого на две ветви. Когда? Тогда, когда появился кроманьонец. Обратите внимание: у неандертальца мозг был немногим сложнее, чем у гориллы или шимпанзе, а у кроманьонца – такой же, как у нас с вами. И при том они сосуществовали. Почему произошел такой скачок, сейчас не суть важно. Важно другое. Неандерталец уже умел пользоваться орудиями – палкой там, рубилом и так далее. Кроманьонец – тоже. Странно, не правда ли: уровень технологичности у них одинаковый, а мозг – разный. И еще: если верить науке, то и сегодня наш с вами, так сказать, "кроманьонский" мозг загружен всего на каких-нибудь два-три процента. Это за десятки тысяч лет цивилизации-то! Вот и выходит: кроманьонец мозг другой получил, а пользоваться им продолжал по-прежнему, по-неандертальски. И вся наша нынешняя цивилизация – его наследники.

– Аналогично тому, как первые каменные постройки возводились по канонам деревянного зодчества, хотя у камня законы свои? – улыбнулся Шабров.

– Именно. А тут еще и колесо подсуропило. Удобная штука – колесо. Естественно, наш кроманьонец в него и вцепился. Да так крепко, что по сию пору вся наша цивилизация – раб колеса.

– Метко.

– А теперь представьте себе, что чисть кроманьонцев научилась использовать свой мозг полностью. Недаром же он был им дан! Как? Не знаю. Может быть, их цивилизацию стоит назвать биологической, потому что они нс создавали техносферы, не отрывались от природы, противопоставляясь ей, а жили с ней в разумном симбиозе. Может быть, их цивилизацию следует назвать психической, если они освоили телепатию, телекинез, левитацию и так далее. Нс зря же этим свойствам человека посвящено столько легенд – дыма без огня. как известно, не бывает! Но в любом случае их путь развития был короче нашего. И гуманнее. Потому уже, что мы до сих пор существуем. В противном случае они бы нас попросту выжили: конкуренты как-никак – два разума на одной планете, да еще оба на суше. Вот дельфины: в океане, а мы все равно их уничтожаем.

– Но ведь есть международная конвекция об их охране.

– Точно. Только до сих пор не все страны ее подписали, заметьте( Вот я и делаю вывод, что они гуманнее нас. И еще. Мы говорим: миров во Вселенной бесконечно много, значит, и обитаемых – тоже; так почему же нас до сих пор не открыли, в гости к нам не пожаловали? И придумываем в утешение себе пришельцев из космоса. А зачем нас открывать? Мы уже давным-давно открыты. Более того, может быть, сами – земляне то есть – других открыли, и братья эти наши, колеса не изобретшие, давно уже нас в какой-нибудь Галактической Ассамблее представляют( Да и нас. конечно, не забывают. Ходят между нами, жизнь нашу наблюдают и изучают. А чему-то, конечно, и у нас учатся.

– Так почему же мы их не знаем? – спросил Шабров. От этого разговора ему стало как-то не по себе.

– Потому что незачем. Нос не дорос. Ведь если они сейчас к нам явятся – половина человечества им войну объявит, а вторая с восторгом примет и начнет перенимать их достижения, утеряв в итоге самобытность. Вот они и ждут, пока мы созреем настолько, чтобы войти с ними во взаимоплодотворный контакт.

– Как-то трудно себе представить, что они запросто между нами ходят, – поежился Шабров.

Озимый рассмеялся:

– Верно. Вот сидим мы с вами, а может, я и есть представитель этих( Старших братьев. И давно уже вас телепатически обследовал.

Шаброва бросило в жар.

– Что вы! Это же неэтично, просто-напросто недопустимо! Телепатический контакт может быть только взаимным! – И перехватив удивленный взгляд Озимого, добавил: – Вы же сами сказали, что они достаточно развиты и гуманны, значит, я законы этики должны соблюдаться строже, чем нами -юридические.

Озимый кивнул:

– Пожалуй( Но с другой стороны, они – разведчики. Чрезвычайность их положения допускает чрезвычайные меры.

– Теоретически – так. В каком-то детективе был эпизод: наш разведчик, спасаясь бегством, оказался перед дилеммой – раздавить ребенка, играющего на мостовой, и спастись или(

–И?..

– Его поймали.

– Ясно, – протянул Озимый. – В этом есть резон, в такой аналогии( Убедили. Петр Николаевич.

– А вообще очень интересно. Такой рассказ обязательно надо написать, – сказал Шабров.

– И напишу. Всенепременнейше напишу. Я ведь, между прочим, фантаст. Только пишу под псевдонимом – жена стесняется. Говорит, если бы ты еще поэтом был – ладно, а фантаст – как-то очень уж несолидно, мол. несерьезно(

Шабров улыбнулся, хотя смешно ему, в сущности, не было. Разговор скатился в обычную для случайных попутчиков легкую, ни к чему не обязывающую болтовню, продолжавшуюся всю дорогу. И только уже в Луге, расставаясь. Озимый сказал:

– А рассказ этот я обязательно напишу, Петр Николаевич. И посвящение сделаю. Вам. Потому что я все это на ходу придумал – чтобы ехать скучно не было. И за разговор этот очень вам признателен.

Дожидаясь автобуса. Шабров побродил по скверу перед вокзалом. Настроение у него было смутное, встревоженное и одновременно радостное

– Но ведь есть международная конвекция об их охране.

– Точно. Только до сих пор не все страны ее подписали, заметьте( Вот я и делаю вывод, что они гуманнее нас. И еще. Мы говорим: миров во Вселенной бесконечно много, значит, и обитаемых – тоже; так почему же нас до сих пор не открыли, в гости к нам не пожаловали? И придумываем в утешение себе пришельцев из космоса. А зачем нас открывать? Мы уже давным-давно открыты. Более того, может быть, сами – земляне то есть – других открыли, и братья эти наши, колеса не изобретшие, давно уже нас в какой-нибудь Галактической Ассамблее представляют( Да и нас. конечно, не забывают. Ходят между нами, жизнь нашу наблюдают и изучают. А чему-то, конечно, и у нас учатся.

– Так почему же мы их не знаем? – спросил Шабров. От этого разговора ему стало как-то не по себе.

– Потому что незачем. Нос не дорос. Ведь если они сейчас к нам явятся – половина человечества им войну объявит, а вторая с восторгом примет и начнет перенимать их достижения, утеряв в итоге самобытность. Вот они и ждут, пока мы созреем настолько, чтобы войти с ними во взаимоплодотворный контакт.

– Как-то трудно себе представить, что они запросто между нами ходят, – поежился Шабров.

Озимый рассмеялся:

– Верно. Вот сидим мы с вами, а может, я и есть представитель этих( Старших братьев. И давно уже вас телепатически обследовал.

Шаброва бросило в жар.

– Что вы! Это же неэтично, просто-напросто недопустимо! Телепатический контакт может быть только взаимным! – И перехватив удивленный взгляд Озимого, добавил: – Вы же сами сказали, что они достаточно развиты и гуманны, значит, я законы этики должны соблюдаться строже, чем нами -юридические.

Озимый кивнул:

– Пожалуй( Но с другой стороны, они – разведчики. Чрезвычайность их положения допускает чрезвычайные меры.

– Теоретически – так. В каком-то детективе был эпизод: наш разведчик, спасаясь бегством, оказался перед дилеммой – раздавить ребенка, играющего на мостовой, и спастись или(

–И?..

– Его поймали.

– Ясно, – протянул Озимый. – В этом есть резон, в такой аналогии( Убедили. Петр Николаевич.

– А вообще очень интересно. Такой рассказ обязательно надо написать, – сказал Шабров.

– И напишу. Всенепременнейше напишу. Я ведь, между прочим, фантаст. Только пишу под псевдонимом – жена стесняется. Говорит, если бы ты еще поэтом был – ладно, а фантаст – как-то очень уж несолидно, мол. несерьезно(

Шабров улыбнулся, хотя смешно ему, в сущности, не было. Разговор скатился в обычную для случайных попутчиков легкую, ни к чему не обязывающую болтовню, продолжавшуюся всю дорогу. И только уже в Луге, расставаясь. Озимый сказал:

– А рассказ этот я обязательно напишу, Петр Николаевич. И посвящение сделаю. Вам. Потому что я все это на ходу придумал – чтобы ехать скучно не было. И за разговор этот очень вам признателен.

Дожидаясь автобуса. Шабров побродил по скверу перед вокзалом. Настроение у него было смутное, встревоженное и одновременно радостное

Потому что явно назревали перемены – случайный разговор с фантастом еще раз подтверждал это. Впрочем, случайный ли, пришло вдруг ему в голову. Хотя это, в сущности, не важно: мысль, высказанная единожды, уже не умирает, вливаясь в ноосферу, окружающую планету. А мысль родилась( И все-таки случаен ли был разговор? Об этом он размышлял, трясясь в стареньком "львовском" автобусе до самого Мерева.

Выскочив из автобуса, Шабров прежде всего отдышался, изгоняя из легких тошнотворную смесь запахов бензина, пота и перегретого металла, которой совершенно не переносил. А потом быстрым шагом пересек поселок и по пылящей песком дороге спустился к озеру, где его уже ждали друзья.

– Есть новости, – сказал он, обмениваясь с ними рукопожатием.

– Некогда, – бросил один из них, высокий и явно не по возрасту седой. – Опаздываем.

Они прошли вдоль берега, вброд пересекли обмелевшую за лето протоку, соединяющую озеро с речкой Дугой, потом приняли левее, в лес.

– Стоп, – сказал седой.

Они взялись за руки, словно собираясь водить хоровод, и закрыли глаза. Несколько минут они ритмично и синхронно дышали, чуть покачиваясь в такт вдохам и выдохам, а потом вдруг – мгновенно – исчезли, словно растворились в колеблющемся жарком воздухе, только трава да листья ближайших кустов съежились от внезапного порыва холода: дальняя телепортировка, требующая совместных усилий нескольких человек, сопровождается заметным поглощением тепла.

1971