Текст книги "Столица для поводыря"
Автор книги: Андрей Дай
сообщить о нарушении
Текущая страница: 9 (всего у книги 22 страниц) [доступный отрывок для чтения: 9 страниц]
– Капризная она, – передавая ружье Вышинскому, поморщился Орлов. – Тонкая механика. И трубка эта, в прикладе. Чуть что – соринка попадет, и пульки наперекос идут. Вот у ружья Генри и то надежнее выполнено.
– И патроны что у Спенсера, что у Генри не ахти, – не удержался я. – Боек по краешку должен бить. И гильзы второй раз уже не зарядить. Центральное расположение капсюля было бы куда как удобнее и практичнее.
– Патроны?! – непонятно отчего вспыхнул вдруг Александр. – Под центральный боек?!
– Ваше императорское величество! – вдруг гаркнул за грохотом выстрелов неслышно подбежавший егерь. – Лосиную лежку под Дивенском сыскали!
– Лосиную! – выпучивая глаза, совсем уже заорал царь. – Какую, к хренам собачьим, лосиную?! Лерхе! Марш за мной! Патрон ему надобен… центрального боя!
Император впереди, потом я. Георг с Николаем, как конвой, – сзади. Пробежали анфиладу залов, потом – увешанную знаменами полукруглую галерею и ворвались наконец в кабинет. Александр тут же уселся за огромный, с аккуратно разложенными стопками документов стол и потянулся за коробкой с папиросами. Взмахом руки разрешил присесть и мне, но я благоразумно дождался момента, когда двое других охотников на бедного губернатора устроятся. Потом только рухнул на мягкий стул.
– Когда?! Георг? – раздраженно задал парадоксальный вопрос венценосный прокурор. – Семь лет назад? Или восемь? Игнатьев когда из Лондона был выслан?
– В тысяча восемьсот пятьдесят седьмом году, – блеснул памятью Мекленбург-Стрелицкий. – Осенью.
– Значит, семь! Семь лет назад наш военный агент в Англии, Николай Павлович Игнатьев, по рассеянности положил в карман их новейшую разработку. Цельнометаллический винтовочный заряд с капсюлем центрального боя. Скандал вышел… неприятный. Однако же к нам впервые попал этот ваш патрон. И еще с Николаем Онуфриевичем Сухозанетом, а потом и с Дмитрием Алексеевичем Милютиным мы все спор ведем, стоит ли, подобно американским и английским армиям, принять патронные ружья или, подобно прусским и австрийским, – шпилечно-капсюльные…
Александр прикурил наконец свою папиросу и сквозь дым уставился на меня.
– И тут появляетесь вы, сударь… – Царь нервно дернул кистью, и хрупкая бумага не выдержала, порвалась. Горящий табак рухнул на бумаги, но вместо того, чтобы смахнуть сор в пепельницу, император в ярости попросту прихлопнул уголек ладонью и вскричал: – Являетесь невесть откуда со своим мнением! Картинки свои рисуете. И все-то у вас ладно получается! Смотришь, мнения ученых слушаешь и мыслишь, что это мы – семь! Вы слышите?! Семь лет! Спорим, разные варианты рассматриваем! Когда вот оно. Так и должно быть! Вот как нужно! И если закрыть глаза… – Царь и правда прикрыл на миг глаза ладонью. – Так мы должны вас милостью своей наградить. Но вот ежели взглянуть на вас, господин Лерхе, так что же мы видим? Гражданского чиновника невеликих лет, коий хлопотами заслуженного отца и чин, и место получил. Так откуда это в вас?
У меня живот свело. Я вдруг со всей отчетливостью понял, что все разложенные на обширном столе документы каким-то образом касаются меня. И что нашелся кто-то, потрудившийся собрать обо мне сведения, свести их в единую систему и озадачиться вопросом, откуда это все в обычном, среднем господине, никак прежде себя не проявлявшем. И что вся эта «охота» – заранее хорошо спланированная и организованная акция. И не удивлюсь, если где-то в переходах немаленького дворца ждут своего часа десять крепких мужчин – сотрудников Третьего отделения. Я почувствовал, как горячи налившиеся кровью уши и как холодны побледневшие щеки. И еще этот гад, тот, что во мне сидит, молитву на немецком затянул.
Александр поднял ближе к глазам документ, лежащий верхним в стопке.
– Вы каким-то мистическим образом оказываетесь в подходящее время в нужном месте. – Новая папироса, пока не зажженная, выписывала в нервных пальцах замысловатые фигуры. – Отправились на границу с Китаем именно в тот момент, когда судьба трактата о границах пребывала в большой опасности. Устроили там маленькую войну… Пушки с собой тащили. Мне говорили, Чуйская степь почти недоступна для артиллерии. Но вы все-таки смогли. Крепость построили. Словно знали заранее…
В канделябре пять свечей. Любой другой прикурил бы от крайней. Царь потянулся к средней.
– Горный начальник… Фрезе, кажется, или как его там… Министерство уделов жалобами на вас одолел. А вы в отчете докладываете совершенно иначе. И гражданское правление при вас преобразилось, и торговля оживилась. Новое село, новая ярмарка. Рейтерн от вас без ума за изобретение… – Александр подсмотрел в бумаге, – зоны свободной торговли… У вас в губернии за полгода больше реформ, чем мы тут за десять лет успели… Прожекты эти ваши… Откуда это? Ведь обычный же господин ехал в Сибирь. Что же там нашлось этакое в вашем Томске, что вы так вдруг изменились? К чему вы такое стремление вернуться выказываете, что даже моей немилости не опасаетесь?
– А взрывчатка-то вам зачем? – вставил свои три копейки герцог. – С кем вы намеревались воевать?
– С горами, ваше высочество. – Ноги ослабли, но язык еще не отнялся, слава богу. Я даже как-то приободрился. – У меня тракт к китайской границе не достроен. Надобно горы взорвать.
– Да кто вы такой, черт вас раздери! – рыкнул Николай. – Граф Феникс? Любой иной порохом бы стал запасаться, и лишь для вас одного выдумать новое дьявольское зелье проще показалось. Образцы в Морском министерстве испытали на прошлой неделе. У заслуженных адмиралов картузы посшибало…
Эй, Герасик! Хватит ныть. Мы с тобой в беде, а ты там псалмы свои тянешь. На Бога надейся, а сам не плошай! Переведи лучше с великокняжеского на русский! Кто такой граф Феникс? Калиостро? Уж ты! Это что же? Он меня мошенником обозвал, что ли?
– Из вас сыплет, как из рога изобилия, – снова включился император. – Эти писарские улучшения. Откуда взялись? Карта? Ведомо ли вам, господа, что у сего молодого человека есть карта всяческих ископаемых богатств на всю губернию? Хотя тот же Фрезе докладывает, что исследовательские партии и в половине мест не успели побывать. А этот вот сударь просто тычет пальцем в карту и сообщает, что там скрыто. Слыханное ли дело?!
Гера! Думай! Откуда мы карту взяли? Отец у нас – в масонской ложе не последний человек? Вот это новость… великий секретарь ложи «Астрея». Мама дорогая! Вот родитель наш чудил в молодости! Что, правда? Масоны все еще существуют? А царь к ним как относится?.. Да-а-а?!
– Ну? Что вы там молчите? – бросив раздавленный картонный мундштук, проговорил Александр.
– Опасаюсь вызвать ваше неудовольствие, ваше императорское величество! – Какой-то злой кураж кольнул меня… гм… снизу. Я подскочил и поклонился. – Я мог бы легко объяснить все, но не в силах открыть вам, ваше императорское величество, секрет, который мне не принадлежит.
– И чей же он?
– Нескольких десятков господ, ваше императорское величество. Раскрытие этого секрета может стоить им вашего высочайшего доверия и даже места, на котором они ныне беспорочно вам служат.
– Что же дает вам, господин Лерхе, основание для таких выводов?
– Рескрипт вашего венценосного дяди императора Александра. От первого августа тысяча восемьсот двадцать второго года, согласно которому «все тайные общества, под какими бы именами они ни существовали, как то масонских лож или другими, закрыть и учреждение их впредь не дозволять; всех членов этих обществ обязать, что они впредь никаких масонских и других тайных обществ составлять не будут и, потребовав от воинских и гражданских чинов объявления, не принадлежат ли они к каким тайным обществам, взять с них подписки, что они впредь принадлежать к ним не будут; если же кто такового обязательства дать не пожелает, тот не должен остаться на службе».
– Масоны? – отмахнулся герцог. – Вот уж безобидное времяпровождение. Точно так можно гнать со службы за посещение Английского клуба.
– Прежде они мешали, – поморщился царь. – А ныне, значит, решили послужить на пользу Отечеству?
– Точно так, ваше императорское величество, – снова поклонился я, чтобы спрятать глаза. И чтобы не засмеяться. – Все к вящей славе великой империи.
– А что же вы, сударь, раньше никак себя не проявляли? Пребывая еще здесь, в Санкт-Петербурге? Вы ведь, кажется, и в Морском министерстве служили, и в государственном контроле у Татаринова? Отчего вам нужно было удалиться от столицы на тысячи верст, чтобы начать приносить столь ощутимую пользу?
– Я уже имел честь докладывать его сиятельству графу Строганову, ваше императорское величество. Это можно считать экспериментом. Научным опытом по постепенному и осторожному реформированию одной какой-то губернии. С тем, чтобы потом, когда изменения станут очевидны своей пользой, испросить вашего дозволения распространить опыт на иные места империи.
– Да-да, – вдруг поддержал меня великий князь. – Сергей Григорьевич рассказывал мне что-то в этом роде. У него, кстати, есть удивительной остроумности прожект. Он предлагает позволить крестьянам из губерний, бедных землей, невозбранно переселяться на Урал или в Сибирь. Вы что-то об этом знаете, Герман Густавович?
Вполне себе прозрачный намек. Все-таки в уме младшему царскому брату не откажешь. Как только понял, что гроза мою бедную голову миновала, тут же бросился спасать инвестиции. Интересно, сколько он уже стараниями Асташева в наши предприятия успел вложить?
– Его сиятельство изволил поделиться со мной своими планами. – Едрешкин корень, с этими политесами язык вывихнуть можно. – Мне тоже его прожект показался заслуживающим интереса. Это могло бы успокоить обиженных и направить силы самых активных в наиболее полезную сторону.
– О болезни Николая вам тоже масоны доложили? – все еще сомневался царь.
– В некотором роде, ваше императорское величество.
– Вот же каналья этот фрондер Мезенцев, – откинулся на спинку кресла Александр. – Ведь чувствую – знает наш лихой кавалерист! Все знает. Но не говорит. И этот вот тоже. А вот Петя Ольденбургский – тот напротив. Понятия ни о чем не имеет, а говорит. Прямо проклятие какое-то! Вы говорите, старца Федора Кузьмича в живых не застали?
Вот это виртуоз! Ему бы следователем в прокуратуре работать!
– Не застал, ваше императорское величество.
– А хотел?
– Хотел, ваше императорское величество.
– Зачем? Что выспросить должен был?
– Ничего, ваше императорское величество. Поклониться ему хотел.
– За что?
– За святость, ваше императорское величество.
– И только-то? А на могиле с духовником старца о чем говорил?
Ну что ты будешь делать! Всю мою томскую жизнь под микроскопом сейчас рассмотрят. Что бы такого сказать?
Прежде мне и в голову не могло прийти, что кто-то станет сводить в одну кучу все «прегрешения». Для всего, что показалось начальнику Третьего отделения, а потом и самодержцу, по отдельности я легко находил оправдания. Химия? Какая еще химия? Это Зимин. Я только идею подал. Винтовка? Увлечение у меня такое. Люблю оружие, знаете ли. И после двух покушений и маленькой войны в Чуйской степи – особенно сильно. Фабрики с заводами? Так время теперь такое. Промышленная революция. Весь мир промышленностью озаботился. Чуйский тракт? С Китаем торговать. Не в Англию же из Сибири товары тащить! Карта? А вы ее видели? Пара или тройка пятен с малопонятными надписями. За червонец серебром у горных инженеров еще и не такое купить можно. Подлый они народец. Из найденного в экспедициях большую часть утаивают. Заговор против наследника? Умерший у меня в допросной поляк тайну выдал! И больше ничего знать не знаю и ведать не ведаю.
Но стоит посмотреть на все это в комплексе – тут же все мои доводы становятся, мягко говоря, детскими отговорками. Как-то уж слишком много всего. А это по силам либо невероятному, уровня Ломоносова, гению, либо организации. Группе неизвестных жандармам и царю господ, что-то непонятное замышляющих, а от этого настораживающих. Добавить сюда пару капель присущей семейке Романовых мнительности, и можно такого нафантазировать – от моей одержимости каким-нибудь дьяволом до существования заговора более обширного и мощного, чем декабристы.
Александр, конечно, весьма верующий человек. Рассказывают, что прежде чем поставить свой автограф под тем самым манифестом, молился несколько часов. Да только и он вряд ли всерьез решил бы, что в тело несчастного Герочки вселился Князь Тьмы. А даже если бы и промелькнула у него такая мысль, так велел бы исподтишка брызнуть на меня главным христианским индикатором – святой водой. Не удивлюсь, если узнаю, что уже и побрызгали. Или хотя бы чайком, на «индикаторе» заваренном, угостили.
А вот в тайное общество любой царь куда охотнее поверит. Особенно если оно старое, можно даже сказать – домашнее. Членство в масонской ложе, по словам Германа, давно уже из моды вышло. Только старики и держатся за древние ритуалы да разговоры разговаривают о всяческих благоглупостях.
Вот вспомнить бы еще, о чем я в действительности говорил с удивительным священником, отцом Серафимом, на могиле старца! Что-то о прощении и… едрешкин корень! Попика с потрясающими ясными глазами хорошо помню, а о чем говорили – убей бог… Что, Герочка? Он сказал, что, должно быть, Федор Кузьмич позвал меня к себе, чтобы нужные мысли в голову вложить? И ты всерьез полагаешь, будто царь поверит в эту бредятину? Да ладно-ладно! Не кипятись! Других версий все равно нет…
В общем, я так Александру и заявил. Дескать, отец Серафим велел мне молиться и открыл, что старец сам каким-то невероятным образом зазвал меня к себе на могилу. Пока говорил, кстати, хмыкнул про себя и добавил, что будто бы именно тогда мне пришла в голову мысль построить в губернии железоделательный завод и чугунку.
– И все? – чуть ли не разочарованно выдохнул император.
– Все, ваше императорское величество.
– Вы, Герман, садитесь. Не стойте тут, как… в общем, не стойте. Вам еще…
Договорить государь не успел. Потому что именно в этот момент открылась дверь, и вошел очередной гвардейский офицер.
– Его императорское высочество великий князь Константин Николаевич испрашивает…
Бравый, потешно и пестро наряженный военный тоже, подобно Александру, не успел закончить фразу. Потому как его самым беспардонным образом отодвинули с прохода, и в кабинет ворвался еще один младший брат императора.
– Уйди, мать… – Великий князь в совершенстве владел русским матерным. И совершенно не стеснялся это наречие использовать. – Уйди с глаз моих! Испрашивает, козья морда, пошел ты на…
Ну и так далее. Герцог Мекленбург-Стрелицкий морщился, словно от зубной боли, а Николай откровенно веселился. Как к нежданному явлению генерал-адмирала отнесся царь, понять было трудно. Он занимался прикуриванием очередной папиросы.
– Коко? Что-то ты сегодня особенно… – наконец покачал головой Александр, когда гвардеец ретировался и двери за собой захлопнул. – Не ожидал, что ты решишь составить нам компанию в завтрашней охоте.
– Да какая на… охота, Саша! Князь Долгоруков доклад из Москвы прислал. Эти… совсем там… Подобного скандала еще никогда не бывало. Это превосходит всякое воображение! Никакие увещевания на них не действуют! Непрерывно заседают! Генерал-губернатор приказал офицерам полков находиться при казармах и вынуть ружья из арсеналов. Теперь испрашивает дозволения разогнать дворянское собрание силой.
Нетрудно было догадаться, о чем шла речь. Еще в середине января московское дворянское собрание отправило в столицу так называемый адрес «О созвании выборных людей от земли русской», в котором был четко сформулирован ультиматум с требованием создания в государстве представительного органа для дворянства. А чтобы это коллективное письмо не утонуло в какой-нибудь канцелярии, копию напечатали в «Московских ведомостях». «Правда будет доходить беспрепятственно до вашего престола, и внешние, и внутренние враги замолчат, когда народ в лице своих представителей, с любовью окружая престол, будет постоянно следить, чтобы измена не могла никуда проникнуть…» – кроме прочего писалось в послании, и ближайшее окружение императора взвыло от ярости.
– Я днями отправил туда Валуева, – выдохнул дым государь. – К его голосу они должны прислушаться. Впрочем, об этом потом, Коко. Ты знаком с господином Лерхе?
– Ха! – гаркнул князь и в два огромных шага оказался рядом со мной. Естественно, к тому времени я уже стоял, скрючившись в поклоне. – Так вот он каков! Явился о прожектах своих доложить? Ты, Саша, его слушай! Я узнавал. У этого сударя рука царя Мидаса. Все, к чему касательство имеет, в золото превратиться норовит. Редкий талант! Михаил Христофорыч о его выкладках для прожектов говорил. В пример иным ставил.
– Слишком много в нем непонятного, – потер глаза царь. – И в химии у него поразительные успехи, и в оружейном деле. И гражданское правление при нем как часы заработало. И повоевать успел, и сына мне спасти. Подношения берет и тут же дома для чиновников строит… Карта еще какая-то у него есть чудесная…
– Ну и что? – сделал вид, что не понял, Константин. – Радовался бы. Не оскудела земля русская. Хоть один что-то делает…
– Он только что признался в связи с масонской ложей, – фыркнул Георг.
– Ну и что? – повторил генерал-адмирал. – Великое ли дело – десяток идеалистов, мечтающих о всеобщем благе. Они и ранее, при дяде еще в уставах писали… Что-то вроде: «Главнейшей же целью великая ложа почитает для себя усовершенствование благополучия человеков исправлением нравственности, распространением добродетели, благочестия и неколебимой верности государю и отечеству и строгим исполнением существующих в государстве законов». С декабристами бы не якшались, никто бы их и не трогал. Только наш господин Лерхе такой же масон, как я – наместник апостола Павла.
Моя шитая белыми нитками легенда рассыпалась от первого же порыва ветра. Я тяжело вздохнул и приготовился к отражению новых атак.
– Да как же, Костя?! Ты что же это? Думаешь, действительный статский советник Лерхе посмел мне сказать неправду?
– Саша, милый, – хохотнул великий князь, – я в который уже раз тебе говорю – ты слишком мягок. Тебе врут все подряд. Воруют безбожно. Жалуются, стонут, а ты им веришь. Чины раздаешь и должности. Так что пора бы уже привыкнуть… А этот вот господин не то чтобы тебя обманывает. Отец-то его, генерал-майор Лерхе, и правда в «Астрее» великим секретарем числился. А кто в его молодые годы не состоял в чем-нибудь этаком? Это лет с тридцать уже как было, но архив скорее всего сохранил. Вот и выходит, что связь в действительности существует. Только много ли с нее проку?
– Так как же иначе объяснить все эти его таланты?
– А что из им содеянного тебя больше всего удивило?
– Да хоть бы и схемы винтовок, – влез герцог. – Профессор Вышнеградский сообщил, что ничего подобного в мире еще не делается.
– Так и слава богу, Георг! Слава богу! Быть может, у нас в кои-то веки появится что-то стоящее. Или вы считаете, Герман Густавович не мог сам это придумать?
– Вышнеградский…
– Да поди ты со своим Вышнеградским… Спроси вон лучше нашего нового Сперанского, откуда ему выдумалось этакое-то? А? Что скажешь, Лерхе?
Все уставились на меня. Где-то в глубине дворца гулко били полночь напольные часы. Очень хотелось, чтобы великий князь Константин превратился в тыкву, а все остальные, кроме меня, – в крыс. Готов был даже оставить башмак на ступенях ради такого дела. Но что-то сказка не торопилась становиться былью. Царь оказался параноиком, герцог – скептиком, а генерал-адмирал – матерщинником. А я как был балбесом, так и остался.
– Кто же из охотников об оружии не думает? Чистил после боя «спенсерку», да и выдумал, – пожал плечами я. – А к границе меня его превосходительство генерал-лейтенант направил. Там и о торговле с Внешней Монголией задумался. Когда же выяснил, что иностранным купцам на нашу территорию никак попадать без паспортов невозможно, а таможенного поста там и не было никогда, о вольной торговой зоне задумался. – И, спохватившись, добавил: – Ваше императорское величество.
– И что? – присовокупив пару непечатных слов, засмеялся Константин. – Голова светлая, вот и смог. Что еще надо? Когда мастера сделают образцы тех ружей да попробуем, как получилось, так и удивляться станем. Сейчас-то что?
– Взрывчатка? – кивнул, соглашаясь с доводами царева брата, герцог.
– Ты, милостивый государь, адское зелье сам делал? Мои адмиралы до сих пор от слова «зипетрил» вздрагивают и крестятся. В старую баржу полпуда всего положили, а бревна в щепки разметало. Что головой трясешь, как мерин? Словами скажи.
– Нет, ваше императорское высочество. Я только в письме к профессору Зинину высказал идею, а делали они с Петрушевским. Вот папки и скрепки – это я сам.
– Папки и скрепки знаешь куда… Господа, неужто не видно? Он просто знает, кому что поручить, чтобы своего добиться. И бьюсь об заклад, от масонов у этого господина только идеи в голове. И отличные, скажу я вам, идеи! Так что вместо того, чтобы допросы ему тут устраивать, о прожектах бы порасспросили. Интересные, скажу я вам, дела предлагает! Забрал бы я его к себе, так ведь отказываться примется. В Сибирь свою обратно просится.
– Да неужто?! Что ж его там так держит? – вскинулся Николай Николаевич. – Многие дорого бы дали ради чина в столице…
– Что держит, Коля? Так деньги и держат! Весьма, я тебе скажу, большие деньги! Ты вот посмотри только, как он с твоим Асташевым дружен. Банк с ним в доле намерен открыть. А женится на дочери тайного советника Якобсона, еще и в приисках участие иметь станет. Путь на юг, к Китаю, поди, не одной лишь пользой Отечеству строит. И там что-то полезное видит. – Я даже вздрогнул, услышав характерное для штабс-капитана Принтца слово. Наверняка отчеты разведчика среди прочих бумаг тоже на столе императора имелись. – В скорой прибыльности чугунной дороги я, честно сказать, сомневаюсь, но это, полагаю, оттого, что в документах, поданных с прожектом, что-то недоговаривается. Так что я, пожалуй, рискну и подпишусь на некоторое число акций. Ты, Николай, я слышал, уже?
– Я?! Я – да. Уже, – смутился непонятно отчего младший брат.
– Ну вот. И как же он к чинам в столицу от такого-то дела оторвется? Я бы его и в ведомстве Рейтерна предпочел бы видеть, и в Государственном Совете место бы нашел. А то и у Граббе…
– Ну уж в Морское министерство-то куда?
Меня обсуждали так, словно я был породистой лошадью на аукционе. Приятно, конечно, когда признают твои таланты. Совсем неплохо иметь такого покровителя, как великий князь Константин. С его появлением в царском кабинете даже дышать стало как-то легче. Но отчего-то чувствовал я себя шахматной фигуркой, которую всесильный игрок меланхолично крутит между пальцами, прежде чем сделать ход.
– Да хоть бы и в кораблестроительный технический комитет. Этого Лерхе Господь наградил способностью видеть не только беду, но и способы ее преодолеть. Мы вот прибрежные плавучие батареи строим. А быть может, нужно что-то иное? Эй, Герман Густавович! О будущем флота российского вы не задумывались? – Константин притащил кресло, уселся точно напротив меня и закинул ногу на ногу. Приготовился, должно быть, к долгому разговору. И, наверное, от этого выглядел совершенно разочарованным, когда я молча пожал плечами. Флотом я никогда не интересовался. И еще мне очень не понравилось, как он выделил слово «будущее». – Так как же защитить наши протяженные берега? – еще раз попытался генерал-адмирал.
– Заминировать? – предположил я. – Забросать узкие места целыми полями мин с миноносок?
– Что за миноноски?
Ой мамочка! Опять я вылез, как гриб у тропинки. И ведь не отцепится теперь.
– Корабль, который перевозит мины, разве не так именуется, ваше императорское высочество?
– Гм… Так ведь долго это… Враг нас ждать не станет, пока мы глубины вымеряем да заряды на якоря поставим. Да еще каждую мину в отдельности и на шлюпках… А ежели волнение на море?
Пришлось снова пожимать плечами. Понятия не имею, как оно там все происходит.
– Может быть, заряды, как вагоны на рельсы поставить? Да и сбрасывать сзади…
– С юта?
– С юта, ваше императорское высочество?
– Задняя часть корабля называется ютом.
Гера тут же принялся объяснять, что это от голландского «hut» – зад, задняя часть. Только мне-то что с того? Пусть хоть хвостом называется, если им так удобно. Я ж разве против?
– Мины… Торпеды… Я ничего в этом не смыслю, ваше императорское высочество.
– Торпеды?
– Самодвижущиеся мины… Или я что-то путаю? Я действительно хотел бы вернуться в Томск. Разве я не заслужил такой вашей, ваше императорское величество, милости?
– А наследник? – устало выговорил император, успев, впрочем, сверкнуть в мою сторону глазами, – вопросы прозвучали упреками. – О нем-то, о его… нездоровье вы как из своей Сибири выведали?
Константин, столь же высокий и длинноногий, как и его царственный брат, вскочил, сделал два шага и склонился к уху Александра.
– Никса? – удивленно вскинул брови царь, выслушав особое мнение своего энергичного младшего родственника.
– И твой фрондер считает нашего Германа человеком Николая, – тихонько добавил князь. – Так что, Саша, оставь ты его. Ничего он тебе о том не скажет. Лгать опять станет и изворачиваться…
– Грх… Гм… – прокашлялся государь. – Неужто… и правда… Николя, скажи там… Завтра охоты не будет. Едем в Царское Село с Константином. И вы, Герман Густавович, извольте с нами.
– Со мной в экипаже, – уточнил Константин, прежде чем меня выпроводили из кабинета. – Поговорим о двигающихся минах…
