Текст книги "Утраченный свет (Солнце полуночи)"
Автор книги: Андрей Дашков
сообщить о нарушении
Текущая страница: 5 (всего у книги 20 страниц) [доступный отрывок для чтения: 8 страниц]
А потом ее время вышло. Она должна была умереть.
Но за мгновение до выстрела клон каким-то образом ЗАБРАЛ ее оттуда.
И значит, это тоже было «переселением».
* * *
Мир заново рождался из сумерек. Предметы обретали цвет и третье измерение. Они набухали, как весенние почки, и начинали отбрасывать тени. Башня ветряка, подпиравшая небо, протянула в направлении запада длинный черный палец. Указующий перст…
Едва забрезжил рассвет, руки Мицара, лежавшие на бедрах, дрогнули и медленно поползли вверх. Застегнули змейку на капюшоне. В ту же секунду клон открыл глаза. Переход от сна к бодрствованию был почти мгновенным. Мицар не зевал и не моргал, привыкая к бледному свету. Он поднял температуру тела, ускорил сердцебиение, бодро вскочил на короткие ножки и вышел отлить.
Погода не изменилась. Слабый западный ветер принес облака, но не пролилось ни капли дождя. Во все стороны тянулись унылые холмы. В пыльных наносах остались собачьи следы. Клон не обратил на них внимания. Кажется, ему пришлось уничтожить стаю… Все, что случилось около полуночи, было сном, да и тот приснился не ему. То был сон для его темной стороны; лучше, чтобы он там и оставался.
Клон был слегка разочарован. Мартина не оправдывала надежд и затрат энергии. Она не помогла ему. Ее роль оставалась пассивной и сводилась к медленному самоуничтожению. Не обязательно физическому. Она была глупой слабой сучкой. Все самое важное осталось за порогом ее восприятия. Она уделяла слишком много внимания собственной боли и позволила Аристарху раздавить себя. Впрочем, Мицар понимал, что мало кто был способен на большее.
До «встречи» с ним она была всего лишь жертвой, – чего же требовать от жертвы?.. Настроение Мицара постепенно улучшалось. Он с удовлетворением подумал о том, как сильно он изменил это жалкое существо. Теперь оно стало почти безупречным медиумом. Препарируя его воспоминания, клон извлекал из них то, о чем оно не подозревало. Например, информацию о человеке без имени и даже без достоверного голоса – голос в телефонной трубке наверняка был синтезирован. Аристарх тоже не знал этого человека в лицо, хотя и получал от него приказы. Мицар мог бы добраться и до Аристарха. Наверное, это было бы любопытно – все равно что исследовать помойную яму, – но явно преждевременно. Сначала нужно попасть в город и выяснить, что случилось с Мегрецом.
Клон подводил итоги.
Прошла еще одна ночь, а он все еще не обнаружил следов присутствия другого клона. Мегрец направлялся в город и почти наверняка достиг цели; Мицар ничем не отличался от него. Следовательно… «ПОЧТИ ничем», – подумал он. Невозможно забыть о жутком существе, похищающем половину времени и физических сил…
Вряд ли в городе станет легче. Шумное место, зловонное место… И все же мальчик зашагал на северо-запад, предоставляя медиумам возможность ползти следом. Клон знал, что будет в течение ближайших часов: бессмысленная гонка за укорачивающимися тенями, послеполуденная жара, затянувшийся отдых в тени…
Еще один шанс для глупой слабой сучки.
* * *
Старик открыл глаза и не сразу понял, где он находится. Теперь ему казалось, что он провел ночь в наглухо запертом шкафу, в который не просачивались даже обрывки сновидений. Или, лучше сказать, в холодильнике. Темном, отключенном от сети холодильнике, хранящем только один неистребимый запах – старости. Молью – вот кем был старик. Молью, умирающей в нафталине…
Неловко ступая затекшими ногами, он перешагнул через порог и внезапно остановился. Потом обернулся и наклонился, чтобы получше рассмотреть то место, на котором всю ночь просидел мальчик.
Там лежали жирные белые личинки. Они не были раздавлены, несмотря на то что утрамбованная земля казалась очень твердой. Свет восходящего солнца действовал на них, как растекающаяся лужа раскаленного металла. Личинки съеживались, чернели и рассыпались в пыль…
Старик завороженно смотрел на высыхающие влажные пятна – отпечатки маленьких ягодиц мальчика. Личинки были только тут – и что это означало? Очередной бессмысленный фокус клона? А может быть, тот просто расширял круг своих странных увлечений?
Старик протянул руку к одной из личинок. Он вряд ли соображал, зачем делает это. Когда он нагнулся пониже, в глаза хлынула темнота, будто он погрузился в нефтяное озеро… Старик выпрямился и торопливо заковылял вокруг башни в поисках уединения. Иногда в нем просыпалась ложная стыдливость.
Он опорожнил мочевой пузырь возле желтеющего кустарника, чтобы хоть его влага не пропала даром.
…Две фигуры удалялись от него, двигаясь по безжизненной шахматной доске, расчерченной на квадраты межами заброшенных полей. Одна – стройная, как офицер, другая – маленькая, как пешка. Но то была ПРОХОДНАЯ пешка. И когда она дойдет до места назначения, кое для кого партия закончится. Старик не понимал, но предчувствовал это. Он был фигурой, предназначенной в жертву. Хорошо, если не напрасно. Вполне возможно, что люди из Святой земли были никудышными игроками…
По мере того как клон удалялся, тоскливое чувство усиливалось, превращаясь постепенно в физическое неудобство, а затем и в острую боль. «Что они со мной сделали?» – спросил старик у своей тени, а затем у неба. Он чуть не заплакал от боли.
Небо ответило ему всплеском слепящей голубизны и хрустальным звоном в пустоте…
* * *
(Неожиданно его память совершила прыжок в прошлое. Это был приятный, полезный каприз – как вспышка света в темной ванной, усыпанной битым стеклом, по которому надо прокрасться босиком.
Другая беседа с Низзамом. Когда-то Низзам изводил его своими дурацкими парадоксами. Да и происходило ли то на самом деле?.. Во всяком случае, он помнил декорации: оазис, окруженный песчаными дюнами; закат; неподвижные верблюды; неоновый свет над караван-сараем. И даже заунывное треньканье какого-то щипкового инструмента…
– Что это? – спросил Низзам с поддельным комическим испугом, указывая на жирную тень, которую старик топтал ногами. Тот знал, как надо отвечать.
– Это тень Демона.
– Всего одна?
– У Демона миллион теней. Самая большая накрывает Землю.
– Самая большая – это червяк, который жрет понемногу твой мозг.
– Нет, – сказал старик простодушно.
– Приложи ухо к голове – и услышишь очень тихий хруст.
– Чье ухо? К чьей голове?
– Твое ухо, твоя голова, глупый старик!..)
* * *
Он шел по следам клона и девушки, пока полуденное солнце не начало плавить ему макушку. Старику казалось, что он действительно слышит «очень тихий хруст»… А потом снова был привал, сон без сновидений в прохладе погреба, стоны девушки и ужасный взгляд из-под капюшона – к счастью, направленный мимо него.
Глава седьмая
Ярость проникает глубоко в нас.
Это – эра видеонасилия.
Лу Рид
…Рикша довез ее до пересечения Нейтральной с Ущельем и наотрез отказался топать дальше даже за двойную плату. Правильно, жизнь дороже. Получив монету, парень сразу же припустил в сторону Блокады, стуча подковами по булыжной мостовой. Здоровенный даун – но без оружия у него не было шансов.
Чтобы не привлекать к себе внимания, надо было двигаться. Мартина медленно шла по тротуару, и ночь окутывала ее влажной простыней. Прохлада и страх… Томительное ожидание… Ощущение опасности было острым и почти приятным, как секс на грани садомазохизма… Фонари горели лишь кое-где, обозначая входы в забегаловки. Выше второго этажа не было видно ни единого огня. Между островами света попадались участки, залитые чернильной тьмой.
Вскоре Мартина могла различить отдельные человеческие силуэты. Мелькали красноватые искры сигарет, дважды сверкнула бутылка и один раз – совсем рядом – белки чьих-то огромных выпученных глаз. Она услыхала шепот из подворотни – грязный, влекущий, угрожающий… Она и сама не понимала, зачем рискует. У нее были дурные предчувствия, и она смирилась с неизбежным. Что случается с безмозглыми бабочками, когда заканчивается их сезон? Она узнала это той же ночью.
Возле кабака Карлоса-Мухомора ее облапали патрульные. Идиоты. Она никогда не держала при себе оружия в пределах карантинного пояса. Если верить Кисте, а та была тертой сукой, опасаться следовало не прыщавых курсантов из ментовского лицея, а тайных агентов охранки.
Мартина оглянулась. Следили ли за нею? В темноте могло происходить все что угодно. Она свернула в знакомый проходной двор. Не очень благоразумно, зато «стерильность» гарантирована. Здесь пришлось пробираться на ощупь. Ее ладонь поглаживала кирпичи, вторая рука была выставлена вперед – на всякий случай. Иногда местные развлекались, делая больно курочкам вроде нее, – для этого достаточно стоять у стены и держать бритву на уровне лица. И все равно Мартине было гораздо интереснее здесь, чем на уроках в средней школе… Она споткнулась обо что-то мягкое, но массивное. Перешагнула через труп и с облегчением увидела впереди изломанный серый просвет.
Выход был забаррикадирован мусорными баками, однако девушка знала запасной маршрут – через дыру в заборе, автомобильный отстойник и кухню муниципальной столовой. Сейчас в столовой питались только крысы и тараканы. Когда под ее тяжелым ботинком что-то вкусно захрустело, Мартина зажгла миниатюрный фонарик. Тонкий луч выхватил из темноты разбегающихся зверьков. Отражения вспыхивали в зрачках, как звезды…
Она отодвинула решетку водостока и пошарила в подполе. Нащупала тяжелый сверток и вытащила из тайника любимые игрушки, тщательно завернутые в три слоя целлофана. Мартине повезло: несмотря на то что она была одной из самых молодых сук в банде, ей достались солидные железки. Пушка была крупнокалиберной, трофейной, с клеймом «Генералов», а нож взят из разгромленного оружейного магазина на Земской. Вот только на байк она себе еще не «заработала»…
Мартина сунула ствол за пояс, а нож – в рукав. Теперь достаточно было резко разогнуть руку в локте, чтобы наборная рукоять скользнула в ладонь. Она тренировалась практически ежедневно и с завидным упорством.
Она задвинула решетку, подняла голову и ощутила сквозняк, которому неоткуда было взяться. Внутри тонкого светового шнура плясала потревоженная пыль.
Одна крыса замерла, будто парализованная светом. Тварь была лысой и почти прозрачной. Внутри мутно-белого мешочка переливались внутренности.
Мартина помнила все, о чем назойливо тарахтел поп на своих уроках. Крысы – тоже Божьи создания, и она должна любить их. А если они – глюки, порождения Демона, то их не существует. Она знала, как следует относиться к отраве, льющейся в уши, прилипчивой мрази, обманывающей глаза, нюх и заставляющей осязать неосязаемое… Она протянула руку и прикоснулась к крысе.
Что-то было не так. Возможно, та была отравленной или больной. Или Мартине довелось увидеть крысу-имбецила. При мысли о том, что очутилась в крысиной психушке, девушка улыбнулась. Она поднесла зверька поближе к лицу. Теперь крыса начала дергаться. Она скалила стеклянные зубы, царапала лапками воздух и обвила запястье Мартины гладким, чуть розоватым хвостом.
В этот момент Мартина поняла, в чем заключается несуразность. Луч фонаря, который она держала в другой руке, не преломлялся и не рассеивался, проходя сквозь жирную мутную плоть.
Она подбросила крысу в воздух, и та начала таять – с хвоста. Мартина схватила нож и ударила по ней, но к тому моменту, когда лезвие должно было рассечь тело крысы пополам, на траектории падения осталась одна голова. Потеряв равновесие, девушка шагнула вперед. Голова стукнулась об ее ботинок, почернела и прилипла к коже, стала наростом на носке в виде черепа без нижней челюсти; от него отделились два глазных яблока, укатившихся в темноту с металлическим дребезжанием.
Бросив взгляд на часы, Мартина заторопилась.
Через заднюю дверь кухни она выбралась в переулок, впадающий в Нейтральную, и оказалась в свободной зоне. Здесь не имел силы даже карантинный кодекс. Стопроцентная демократия. В самый раз для любительниц острых ощущений…
Переулок кончался тупиком. В том году Нейтральная разделяла зоны влияния аристарховцев и «Сук». Граница проходила точно по осевой. Мартина находилась на своей территории.
В переулке было темно, будто внутри зарытого гроба. На небе – ни одной звезды. Мартине это показалось странным, но не более чем многое другое. В утробе майской ночи раздавались полупереваренные звуки.
Девушка завернула за угол и увидела далекий красный фонарь под навесом канна-бара «Чертово колесо». Сквозь щели металлических жалюзи пробивался мерцающий свет. Внутри бара кто-то истошно орал под пыткой.
Сегодня «Суки» праздновали захват заложника. И, значит, пахло большой разборкой. Еще не поздно было смыться. Но у Мартины никогда не хватало сил сопротивляться искушениям.
На тротуаре перед баром стояла дюжина байков и два джипа, один из которых принадлежал Плаценте – роскошная тачка с наворотами и фальшивыми номерами, угнанная из гаража какого-то миддла. Тут же вертелись десятилетние щенки, торговавшие собой и планом вразнос.
Мартина нырнула в подворотню за пятьдесят метров от бара и зашла с черного хода, как обычно ходили свои. Возле двери скорчился безногий нищий. При появлении девушки он переместился поближе к ступенькам. Его голова в струпьях оказалась на уровне ее развилки. Он захихикал и высунул неправдоподобно длинный язык. Колебательные движения кончика напоминали трепыхание крылышек колибри. О колибри она знала из учебного фильма.
– Это будет стоить тебе всего гривенник, дорогуша, – прошамкал нищий.
Мартина приготовилась пнуть его под дых ботинком с металлическим кантом. Безногий предусмотрительно и резво отодвинулся.
Она постучала в запертую дверь. Открылось окошечко, в которое с трудом можно было просунуть руку. Драная тридцатилетняя кошка по кличке Киста уставилась на Мартину подведенными глазами.
– Подайте жертве Джихада!.. – заблеял нищий с панели.
– Пошел в задницу! – рявкнула Киста. – С таким прибором – и без капусты?! У тебя ж член до земли достает!
– Чтоб ты забеременела от своего большого пальца! – заорал калека, убираясь подальше и активно работая колодками.
– Привет, сука! – сказала Мартина. – Открывай. Тут не жарко.
– Шевели жопой! – огрызнулась Киста и загремела засовами.
Все это была декорация для лохов. Из бара имелось еще два «аварийных» выхода – на случай неотразимого наезда. До сих пор ими ни разу не пользовались.
Мартина миновала предбанник, в котором стояло кресло-качалка и мерцал десятидюймовый экранчик – Киста смотрела «Лебединое озеро» в постановке труппы трансвеститов по кабельному каналу, – и сразу попала в заднюю комнату бара.
Тут «Суки» забавлялись с Кровяником – одним из лейтенантов Аристарха. Тот уже не орал, а задушенно хрипел. Мартина засмеялась. Ей нравился угар. Атмосфера была наэлектризована до предела. Даже безжалостно яркий свет голой стоваттной лампы действовал возбуждающе. В соседнем помещении гремел улетный рок.
По здешним меркам забава оказалась утонченной. Кровяник в одежде новорожденного был распят на бильярдном столе. Перед ним вертелась голая Ветла – бывшая центровая из публичного дома «На Рымарской», – изредка надавливая на его чувствительные места каблуками, а еще две девки охаживали его распухшие и кровоточащие телеса мокрыми кожаными ремешками. Лейтенанту светила по меньшей мере импотенция. Сама Плацента нежно держала Кровяника за голову и ласкала своими треугольными накладными когтями, которыми можно было вспороть живот рыбе, – следила за тем, чтобы мужик не закрывал глазки и не закатывал зрачки. Судя по его виду, экзекуция продолжалась достаточно долго.
Вокруг стола топтались под музыку еще с десяток полураздетых телок. Некоторые целовались взасос. Почти каждая была при оружии.
– Всем сукам привет! – сказала Мартина и направилась к столику, заставленному стаканами и пивными банками. Ветла показала ей средний палец, не переставая вертеть задом над потеющим Кровяником. Плацента посмотрела мутными, налитыми кровью глазами. Она отличалась тяжеловесной красотой, сангвиническим темпераментом и прославилась тем, что откусывала котятам головы, а мальчикам – головки. Первое – на спор; второе – для собственного удовольствия.
– Смотри, сосулька, – то ли предложила, то ли пригрозила Плацента. – Пропустишь самое интересное!..
Мартина была здесь одной из немногих «натуралок» и потому не пользовалась всеобщей популярностью. Две трети банды составляли лесбиянки; фанатичных феминисток было еще больше. Мартину вся эта половая хрень мало волновала. Главное, чтобы жить было весело. В своем квартале и школе для миддлов она подыхала от скуки.
Пиво оказалось теплым и пенным, как дерьмо из огнетушителя. Мартина захватила с собой пару доз «пурги» в растворимых пленках, но решила потерпеть до утра, когда все суки поголовно начнут валиться с копыт от усталости. Кровяник интересовал ее не больше чем болонка, угодившая на живодерню. Она жаждала настоящей потехи: рано или поздно Плаценте захочется «покататься».
Но увидеть «самое интересное» в тот вечер Мартине так и не довелось.
* * *
Она поняла, что случилось непоправимое, когда Ветла внезапно перестала двигаться и округлила глаза. Кровяник злорадно заржал – громко и от души, как смеются в последний раз. Плацента среагировала мгновенно – ее рука дернулась к поясу. Со своей позиции, да еще сквозь сизый дымок, Мартина могла разглядеть немногое, но увидела достаточно, чтобы испугаться.
В соседнем помещении, где обслуживали клиентов, сидела молодая тощая сучка в кожаном прикиде и болтала с Бибиком – ди-джеем из «Цитрона», которого здесь терпели из-за голубизны и хороших манер. Девка вела себя раскованно. Судя по всему, оба уже успели вмазаться.
Мартина узнала себя не сразу. Появление глюка застало ее врасплох.
Она слыхала о таких вещах, но впервые с нее самой «сняли кальку». Искать живого сканера было некогда, да и незачем. Скорее всего им был Кровяник. Времени на то, чтобы прикончить его, все равно не осталось. И ничто не могло изменить ее участи. Она внезапно вспомнила о крысе-глюке. Если даже Мозгокрут играет на стороне Аристарха, то помоги Бог всем сучкам! Она явно ошиблась, выбирая команду.
Каковы будут действия «Сук», Мартина знала точно. Отличить прототип от копии невозможно; глюк наращивает абсолютно идентичную плоть. В подобных случаях единственный надежный способ избежать фатальной ошибки – это убить обоих.
Мартине не хотелось подыхать в цветущем возрасте. Но она отдавала себе отчет в том, что для Плаценты это будет небольшой потерей. Поэтому она нырнула под стол раньше, чем рыло сорок пятого повернулось в ее сторону. В тот же момент глюк взорвался. Взрывчатое вещество составляло чуть ли не половину массы его тела.
Тушка Бибика отправилась прямиком на небеса, но долетела только до второго этажа и частично застряла в перекрытии. Мощный взрыв потряс здание. Ударная волна вышибла перегородку и зашвырнула в заднюю комнату половину стойки, десяток бутылок и чью-то голову. Ветла, нашпигованная стеклянной шрапнелью, завизжала и рухнула на бильярдный стол поверх Кровяника. Свет вспыхнул ярче полицейского прожектора и погас. Наступил дымный пыльный ад.
Мартину не задело осколками; столик стал на дыбы и прижал ее к стене, послужив щитом; в результате удара дюралевой плоскостью у нее были расквашены нос и губы. Оглушенная, она сползла на пол, очутившись в ненадежном укрытии. На зубах скрипела осыпавшаяся крошка. В темноте страшно кричала Ветла. Загремели частые выстрелы – Мартине показалось, где-то далеко, на самом же деле рядом. Потом кто-то забросил в бар осветительную шашку.
Из своей щели Мартина видела покосившийся пол и наклонившиеся стены.
Все предметы плыли у нее перед глазами, словно отбросы по реке. Довольно блевотное впечатление, особенно когда обнаруживаешь, что «отбросы» еще живые и пытаются плавать. Некоторые без рук, другие без ног, третьи с вывалившимися кишками. У Плаценты, например, была отрезана правая грудь, а вместо оторванной нижней челюсти свисал язык, казавшийся серым и огромным. Королева Марго, державшая бар, сидела у стены и плакала кровавыми слезами. Причиной было бутылочное горлышко, торчавшее в глазнице, словно окуляр. Кровяник корчился в агонии – его основательно порвало при взрыве.
Мартина ошалело водила глазами по сторонам. Все они, тупые суки, попали в примитивную ловушку. Осталось только выяснить в чью. Если бы она была постарше и поопытнее, то без труда узнала бы «почерк» Аристарха.
Однако она не понимала даже, каковы могут быть последствия. Она ни разу не попадала в крутую переделку. Голова трещала, как сушеная тыква под давлением. Тело налилось свинцом, а бедра и колени горели, будто кто-то прошелся по ним шлифовальным кругом…
Но существовал вполне доступный способ взбодриться. Она пошевелила правой рукой и убедилась в том, что рука в порядке. Ногтем большого пальца отодрала от левого предплечья имитацию татуировки в виде мохнатого мотылька и прилепила пленку к пересохшему языку. Пожевала, чтобы выделилась слюна. Ощутила кисловатый привкус. Всего через пару минут «пурга» начала действовать.
Перед глазами замелькал разноцветный снег. Лежа под сломанным столом, Мартина беззвучно засмеялась. Вокруг продолжалось трехмерное кино – слегка замедленное, что позволяло рассмотреть персонажей во всех подробностях и создавало иллюзию безопасности.
Уцелевшие «Суки» отстреливались, укрывшись за морозильными камерами, но у них не было шансов. В результате взрыва образовался провал в наружной стене. Через него в бар ворвался охваченный огнем мотоцикл с полным баком.
Этот сыплющий искрами болид привел Мартину в восторг. Прогремел новый взрыв – она услышала майский гром. В заднюю комнату ввалилась горящая и вопящая фигура – это Глюкоза исполнила последний в своей жизни стриптиз. Когда еще три суки сгорели заживо, остальные начали сдаваться.
Труднее всего было выкурить Кисту из ее бетонного аппендикса. Лебедка «джипа» проломила заднюю дверь бара. Бампер прижал Кисту к стене и раздробил ей оба колена. Несмотря на болевой шок, она еще успела повернуться и расстрелять сидящих на переднем сиденье. Потом потеряла сознание.
Марго тоже была упрямой сукой. Мысль о том, что она лишилась не только глаза, но и своей забегаловки, оказалась трудноперевариваемой. Разъяренная стодвадцатикилограммовая баба проползла пару метров на четвереньках и схватила валявшийся на полу винтовочный обрез.
Мартина давилась со смеху, будто смотрела комедию, – до болезненных колик в животе. Обрез в лапах Королевы выглядел миниатюрной игрушкой. Мартина хотела позвать Марго на помощь, потом передумала. Та была обречена, а у нее еще оставался шанс отлежаться в своей щели. Во всяком случае, так ей казалось…
Какой-то нетерпеливый сосунок с двумя пистолетами возник на пороге. Марго всадила ему пулю в живот с такой быстротой, что тот не успел удивиться. Мальчишку выбросило наружу. Толстушка с трудом поднялась на ноги и направилась в глубь бара.
Ядовитый дым от горящего пластика застилал место бойни. Марго смахивала на огромного зверя, заблудившегося в тумане. Точнее, на розовую свинью, топтавшуюся по битому стеклу и производившую слишком много шума. И мясник не замедлил появиться.
Именно тогда Мартина впервые увидела Аристарха, о котором слышала предостаточно. Тот зашел с тыла – могучий мужик с бульдожьей мордой, голый по пояс, но казавшийся одетым из-за узловатой мускулатуры. Кроме того, торс и руки этой бритой гориллы были покрыты густой вязью «резьбы». На груди болталось ожерелье из человеческих зубов, большей частью пораженных кариесом. Собственных зубов у Аристарха катастрофически не хватало – особенно справа, и все оставшиеся съехали набок, будто застигнутые в падении костяшки домино.
Марго начала разворачиваться, но сделала это слишком поздно. По сравнению с мясником она выглядела неуклюже и явно проигрывала тому в скорости. Генетическое недоразумение уже находилось в шести шагах от нее…
Аристарх держал в руках двустволку, больше похожую на сдвоенный гранатомет. Что-то экзотическое. Эксклюзивная модель. Чудовищный калибр для стрельбы в упор. Бесполезная штука на расстоянии свыше тридцати метров, однако Аристарх и не считал ее серьезным оружием. Это было его наглядное пособие, которое он применял исключительно в воспитательных целях.
Марго так и не успела вынести ствол на линию огня.
– Сюрприз! – объявил ухмыляющийся «бульдог» и спустил оба курка.
Мартина стала свидетельницей того, что случается с человеком, в которого попадает заряд картечи из двустволки Аристарха. Эффект был такой, словно с Марго сдуло кожу. Она превратилась в парящее облако фарша. Все вокруг было забросано каплями крови и кусочками мяса. Потом желеобразная масса, оставшаяся от самой толстой суки во всей округе, с влажным звуком шлепнулась на пол.
Мартина почувствовала, что ее вот-вот вывернет. Дым выедал глаза и абразивной крошкой застревал в горле… Ей оставалось продержаться всего несколько минут – до ухода аристарховцев или до контрольного выстрела в голову. Был еще третий вариант, самый неприятный: смерть от удушья.
Сквозь заносы «пурги» все казалось призрачным, отстраненным и в то же время увлекательным. Человеческая суета, нелепый танец холодных механизмов среди космического льда, затянувшего землю. На существах и предметах лежал мистический фиолетовый отсвет. Боль отдалялась и превращалась в острые стеклянные скалы и развалины пирамид на горизонте – не представляющие никакого вреда, если не приближаться. Мартина и не собиралась приближаться к ним еще несколько часов. Ей было хорошо в наполненной дымом норе. Даже смерть выглядела какой-то театральной, ненастоящей. Как и жизнь. Это придавало существованию почти невыносимую легкость…
– Кто это у нас тут? Иди ко мне, цыпленочек! – вкрадчиво позвал Аристарх.
Мартина сжалась, испытывая огромное желание исчезнуть, провалиться в темный подвал, но оказалось, что обнаружили пока не ее. Батька выволок из-под обитой металлом стойки почти не пострадавшую Милку.
Та была еще моложе Мартины, но занимала в иерархии банды куда более высокое положение – по причине того, что к ней благоволила Плацента. Главная сука обожала таких пухлых голубоглазых крошек с золотистыми кудрями и ангельскими ротиками, вмещавшими не больше полной чайной ложки матерных слов.
Вечеринка продолжалась при свете пламени пожара и в скрещенных лучах фар. Веселье разгоралось по новой. Из шарабана с аккумуляторным питанием доносился рев «Цапа Видбувайло», который жаловался на то, что его «баба появилась слишком поздно, когда толпа легавых перекрыла кислород». Никто не пролил над трупом Кровяника скупой мужской слезы.
Пока люди Батьки по очереди совершали заходы на Милку, Аристарх пополнял свою коллекцию зубов новыми экземплярами. Из верхней челюсти Плаценты он щипцами выдрал клык на память.
Аристарх действовал методично, как всякий настоящий маньяк. Он исследовал все трупы по очереди и даже части тел. Ничто не могло отвлечь его от любимой работы…
Мартину охватывала отвратительная слабость. Шансов на то, что Батька ее пропустит, не было.
И он ее не пропустил.
* * *
Аристарх приподнял дешевое дюралевое надгробие.
Он ничего не говорил. Он просто улыбался, не прекращая жевать. От его улыбки и патологического взгляда Мартину пробирал озноб. Она ощутила гипнотическую силу чужого безумия.
У Плаценты тоже было не все в порядке с головой, но до Аристарха ей было далеко. Во всяком случае, она не хрустела отрезанными ушами, как будто это были свежеподжаренные тосты.
Батька рывком поставил Мартину на ноги. Девушке все еще казалось, что ее голова болтается где-то в разреженных слоях атмосферы, а руки свисают до земли. Она пыталась схватить оружие этими слишком длинными и тяжелыми руками, но Аристарх мгновенно пресек жалкие попытки обороняться. Он врезался своим античным лбом в ее переносицу, и она завизжала от боли. Ей показалось, что одновременно с хрустящим звуком лопнули глаза.
Через секунду визг захлебнулся. Аристарх припал огромными жирными губами к ее лицу и принялся сосать кровь, хлынувшую из разбитого носа…
Она чувствовала себя так, будто погрузилась в болото гниющего мусора. Или как если бы кто-то напялил на нее маску противогаза, только что снятую с двухнедельного трупа. Ее желудок отчаянно трепыхался, словно рыба, пожираемая изнутри ленточным червем, и начал выворачиваться наизнанку…
Аристарха это нисколько не смутило. Он жадно облизал ее, а она поняла, что запомнит прикосновение этих чавкающих губ-присосок на всю оставшуюся жизнь и вряд ли когда-нибудь снова почувствует себя чистой. Слюна психопата казалась несмываемой, эта едкая жидкость проникала в поры кожи, въедалась в слизистую оболочку, стекала под низко вырезанный кожаный жилет и холодеющей липкой струйкой пробиралась между грудей…
На фоне этого было почти незаметно то, что он проделывал с ее руками. Мартина осталась без оружия; хуже того – она осталась голой, потому что Аристарх распорол на ней одежду ее же ножом. От холода она покрылась гусиной кожей, приобретавшей мертвенно-серый оттенок, и теперь сильно напоминала ощипанную остывающую курицу…
Батька скептически оглядел ее, потом поручил заботам какого-то педика из числа самых младших по кличке Буква Гэ, а сам отправился в темный дымящийся бар, чтобы закончить свои дела.
Буква Гэ пристроился сзади и заставил ее нагнуться. «Стой так, я все улажу», – глумливо прошептал он ей в самое ухо, после чего начал насиловать ее стволом револьвера. Судя по всему, единственным чувством, которое она в нем возбуждала, была ненависть.
Вскоре у нее открылось кровотечение, но жаловаться было бессмысленно и еще вреднее для здоровья. Она молча корчилась в углу, пока ее внутренности терзал холодный твердый предмет, и впервые в жизни молилась о том, чтобы ее обошло стороной чужое внимание. Ей повезло, что Милка приняла на себя главный удар…
Тем временем люди Аристарха занялись сколачиванием «сучьего креста» из обломков стойки. Мартину охватило тупое оцепенение. «Пурга» должна была взбодрить ее на ближайшие пару часов, но теперь энергия иссякла, как вода, вытекшая из опрокинутой бутылки. Она не знала, для кого предназначен крест. Кандидатов было всего двое. Следовало признать, что Милка имела значительно больше шансов дожить до рассвета. На мужиков ее имидж порочного ангелочка действовал безотказно. Вдобавок эта сука умудрялась при любых обстоятельствах получать удовольствие.
Аристарх вернулся, похрустывая печеньем, наклонился над Милкой, лежавшей на столе, и поцеловал ее поочередно в оба глаза. «Хорошенькие голубые глазки!..» – просюсюкал Буква Гэ, и все заржали. Батька принялся с чувством декламировать дурацкую детскую считалочку. Его толстый, испачканный в крови палец тыкал то в Милку, то в Мартину. Происходящее весьма напоминало беспредел в школе для умственно отсталых. Но надежды на то, что появятся большие дяди и разберутся со всеми расшалившимися придурками, не было.
