Текст книги "Гималайский зигзаг"

Автор книги: Андрей Чернецов

Соавторы: Виктор Бурцев
сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 20 страниц) [доступный отрывок для чтения: 8 страниц]

Дядюшка убрался восвояси, оставив Элизабет один на один с невеселыми мыслями. Что-то не склеивалось, что-то было не так.

«Модака. Надо же, модака…»

Бетси вошла в «Сычуань» в двадцать минут седьмого – в самый раз для леди, желающей подчеркнуть свою независимость. Пока менеджер вел ее к столику, девушка успела осмотреться. В этом заведении она еще не бывала. Не то, чтобы Бетси не любила китайскую кухню, как раз наоборот, восточные блюда ей очень нравились, и своей пикантностью и многообразием вкусовой гаммы. Однако девушка предпочитала заведения классом повыше. Не из снобизма – из уважения к собственному желудку. А это явно было рассчитано на посетителей среднего… весьма среднего достатка. Правда, и здесь были все неизменные аксессуары, указывающие на национальную принадлежность: позолоченные драконы с выпученными глазами и свирепо распахнутыми пастями, низенькие лакированные столики, витые колонны, бумажные транспаранты и фонарики, расписанные затейливыми иероглифами.

…Дешевка, одним словом!

– Вам сюда, леди.

Из-за стола, приветствуя даму, поднялся среднего роста, слегка полноватый мужчина. Первое, что бросалось в глаза в его внешности, был крупный мясистый нос. Серые глаза оценивающе скользнули по Элизабет, пухлые губы растянулись в лукавой и немного циничной усмешке. Мужчина пригладил правой рукой свои стриженые под «бобрик» русые волосы, затем подкрутил длинные, явно подкрашенные усы и, щелкнув каблуками, вытянулся по стойке смирно.

– Айвен Джункоффски!

– Вы что, из армии сбежали? – поинтересовалась Бетси.

– Упаси бог! – улыбка стала поистине ангельской. – Не сбежал и даже, э-э-э, не служил…

– Тогда зачем весь этот балаган?

Усы Айвена Джункоффски девушке не понравились. Он сам – тоже. Особенно на фоне безвкусных драконов в дешевой позолоте.

– Хотел произвести, э-э-э, благоприятное впечатление на столь очаровательную даму…

– Считайте, что вам это удалось.

Бетси развела руками и огляделась по сторонам, поморщившись при виде украшавших стену огромных красных иероглифов, издали похожих на пауков, с трудом выбравшихся из ведра с краской.

– Первое впечатление бывает, э-э-э, обманчивым.

Джункоффски предложил Элизабет стул, а затем уселся сам.

– Итак, повторюсь, что первое впечатление бывает обманчивым. Вот, например, взять этот ресторан. Конечно, в Лондоне есть гораздо более, э-э-э, фешенебельные китайские рестораны. Однако именно здесь работает непревзойденный мастер своего дела Чжан Цзы, который как никто другой готовит «хрустального поросенка» и божественные улитки в белом вине. Настоятельно рекомендую попробовать.

– Полностью полагаюсь на ваш вкус, – вздохнула Бетси, смиряясь с неизбежным.

Через час, покончив с кулинарными изысками мастера Чжана (Бетси вынуждена была признать, что в оценке профессиональных навыков здешнего повара ее новый знакомый оказался совершенно прав), девушка предложила перейти к делу.

– Ну что вы за человек, – сокрушенно развел пухлыми ладонями Джункоффски. – Вам и в голову не может прийти, что незнакомый мужчина пригласил вас просто так, для, э-э-э, приятного времяпрепровождения…

– Оставьте, – скривилась Бетси. – Вы не похожи на человека, склонного к необдуманным романтическим поступкам.

– О, да вы явно чем-то расстроены! Я это заметил еще в самом начале ужина…

«На исповедника не похож, – рассудила девушка. – А туда же!»

– Были кое-какие проблемы. Но это мои собственные проблемы.

– Хорошо! – охотно согласился Айвен. – Мисс МакДугал, я хочу предложить вам, э-э-э, работу.

– Я не нуждаюсь в средствах…

Джункоффски на миг задумался, провел пальцев по усам.

– А в, э-э-э, острых ощущениях?

И он заговорщически подмигнул девушке.

– Ветер Странствий, мисс МакДугал! Тот самый Ветер Странствий, который дует в спину, заставляя людей скитаться по свету в поисках новых и новых приключений! Неужели вас он не, э-э-э, манит в дорогу? Тем более что вы уже давно не у дел.

Последние семь месяцев Бетси действительно практически не выезжала из своего имения в Перте. Но этому экающему что за печаль?

– Ну и что вы от меня хотите? – как можно суше поинтересовалась она.

Палец вновь скользнул по усам.

– Добудьте для меня… чучело йети!

Почему-то девушка даже не удивилась.

– А чудище из Лох-Несса вас устроит?

– Нет, – чарующе улыбнулся Айвен. – Не совсем. Предпочел бы йети. Он, знаете, как-то мне, э-э-э, больше по душе.

– И где же мне прикажете его искать?

Бетси вновь поглядела на дурацкие иероглифы. Все-таки забегаловка! Как сказал бы дядя Арчи, юные леди не должны ходить сюда. Да!

– В Северных Гималаях.

«Вот и объяснение всех странностей, – Бетси решительно поднялась из-за стола. – Письмо, индийцы, модака, бенгальский тигр… Впрочем, тигр меня еще только ждет. У выхода.»

– Извините, но я не интересуюсь криптозоологией.

– Знаю, – невозмутимо улыбнулся Джункоффски. – Поэтому приготовил вам на закуску нечто более, э-э-э, пикантное. Присаживайтесь, пожалуйста.

Девушка нехотя опустилась на свой стул.

– Что вам известно о боге Ганеше?

Бетси только моргнула. Уже не исповедник – экзаменатор. Прямо профессор Енски, пугало для первокурсников!..

– Вы имеете в виду сына Шивы и Парвати?

– Именно, именно…

Уйти? Все-таки невежливо, «хрустальным поросенком» угостили!..

– Ну, в объеме моего образования…

– Не скромничайте, леди, – по пухлым щекам Айвена по-прежнему плавала улыбка. – Уровню вашего образования можно только позавидовать. Итак…

Элизабет почему захотелось дернуть потомка русских эмигрантов за ус – за левый.

– Итак, согласно «Мудгала-пуране», «Сканда-пуране», «Вараха-пуране», «Шива-пуране», «Падма-пуране» и «Вамана-пуране» и… Не помню еще какой пуране… Ганеша, он же Ганапати или Винайака, рожден от брака Шивы и Парвати. Самой известной версией появления этого божества на свет является та, что изложена в «Шива-пуране»…

Девушка старалась, чтобы ее голос звучал как можно более занудно. Может не дослушает – отстанет?

– …Однажды Парвати, находясь дома совсем одна, пожелала совершить священное омовение. Она приготовила пудру и благовония, но ей был нужен кто-нибудь, способный постеречь, чтобы чужие люди не проникли в место ее омовения. Создав из нанесенного ею на тело масла, а также из грязи человеческую фигурку… Продолжать?

И вновь – ангельская улыбка. Бетси зарычала – мысленно.

– …Богиня вдохнула в нее жизнь и повелела созданному ею существу стоять на страже у дверей, не позволяя никому входить в вышеупомянутый дом. Вернувшийся вскоре домой Шива был остановлен незнакомым юношей, стоявшем у двери. Между ними вспыхнул бой, и в гневе Шива отсек молодому человеку голову. Парвати, выйдя из дома, узнала о происшедшем и сильно опечалилась… Дальше рассказывать?

– Соблаговолите, соблаговолите, мисс МакДугал!

Увы, надежды Бетси не сбылись. Джункоффски слушал не просто внимательно – он буквально млел.

– …Чтобы утешить вышеозначенную супругу, Шива обратился к Вишну с просьбой подыскать стражу голову вместо отрубленной. Всемилостивый Вишну принес голову слона и когда ее установили на шею юноши, та волею Шивы приросла и молодой человек ожил. Шива назначил его предводителем своих воинств и дал ему благословение, по которому отныне тому должна была предлагаться честь первого поклонения. Новое божество получило имя Ганеша. Шива признал его своим сыном. Как говорит пурана: «путройам ити ме парах».

– Прекрасно! Прекрасно! – пухлые ладони беззвучно хлопнули. – Потрясен и убит, э-э-э, наповал! У вас отличное произношение.

– Знаю. А теперь, будьте добры пояснить мне, какое отношение имеют эти байки к нашему делу.

– Не спешите, – лицо Айвена внезапно стало серьезным. – Как вы, надеюсь, помните, у бога Ганеши всего один бивень. Легенда гласит, что доблестный, э-э-э, подвижник… В общем, не особо нормальный головорез по имени Парашурама, поклявшийся истребить всех кшатриев, убил Картавирью и Сучандру, после чего пришел на гору Каиласа, желая встретиться со своим учителем Шивой. Тут на его пути встал Ганеша, охранявший врата этой, э-э-э, священной обители. Он попросил Парашураму подождать, ибо Шива отдыхает после трудов праведных. Подвижник, как вы, вероятно, помните, мисс МакДугал, отличался крайне вспыльчивым нравом. После словесной перепалки последовало сражение, и Парашурама метнул в Ганешу боевой топор – подарок своего наставника Шивы. Не желая, чтобы удар подаренного его отцом топора пропал зря (ох, уж эта восточная ментальность!), слоноголовый бог подставил под него свой левый бивень. Топор отсек этот бивень и вернулся в руки Парашурамы…

– Бивень Ганеши обладал магической силой, – кивнула Бетси. – С его помощью можно было превращать людей в животных, устранять любые препятствия, добывать клады… Первый курс, «История Древнего Востока», курс профессора Алекса Енски. И что?

– Не торопитесь, – сделал предостерегающий жест рукой ее собеседник. – Легенда имеет, э-э-э, продолжение. Длительное время бивень Ганеши сохранялся в его храме в городе Пуна, расположенном в области Махараштра. Раз в год на самый главный праздник в честь Винайаки старший жрец демонстрировал верующим сию реликвию и совершал ряд чудес, дабы доказать подлинность артефакта. Однако в середине сороковых годов нашего века, когда в Индии началась эта заварушка… То есть, я хочу сказать, национально-освободительная борьба, бивень Ганеши исчез. Увы! Его долго и упорно искали, но так и не смогли найти…

Теперь Бетси слушала куда внимательнее. Ей даже показалось, что в зале повеяло чем-то свежим. Уж не Ветер ли Странствий?

– И?…

– И вот его я предлагаю вам в качестве, э-э-э, утешительного приза. Или гонорара, если пожелаете.

Девушка задумалась. Если все это правда…

– Вы хотите сказать, что бивень у вас?

– Нет, но я знаю, где он находится в данное время. Это место расположено вблизи от того, где вам предстоит, э-э-э, охотиться на йети…

Бетси отвернулась, задумалась. Джункоффски между тем выжидательно смотрел на девушку. На его губах вновь играла улыбка.

– Бивень, говорите? – наконец, вздохнула Бетси.

– Бивень, бивень! – на пухлых щеках проступили ямочки. – И йети. Как говорили мои русские предки, «bash na bash».

– Ну, хорошо, – решилась она. – А как с финансированием и снаряжением? Между прочим, потребуется уйма денег, да еще документы…

– Все детали мы уладим после вашего принципиального согласия. Итак? Насколько я, э-э-э, понимаю…

Еще не поздно было повернуть назад. Йети, бивень… От всего этого за милю пахло авантюрой – если не хуже. К тому же в Индии живут индийцы, которые не едят говядины…

А, ладно!

– Ветер Странствий, говорите? Что ж, считайте, что он подул в нужном для нас обоих направлении…

Глава вторая
Были сборы недолги

Профессор Алекс Енски сохранил файл и, клацнув вставной челюстью, удовлетворенно откинулся в кресле – особенном, со списанного «Конкорда», подаренном благодарными учениками к недавнему юбилею. Правда, скептически мыслящий профессор оценил подарок, как явный намек. Мол, лети ты!.. При всем, при том, в таком кресле прекрасно работалось, но в этот вечер ученые штудии изрядно утомили Енски. В последнее время профессор стал замечать за собой некоторую усталость, рассеянность. Пока это касалось оставленного на ночь включенным света в ванной, жить было еще можно. Увы, свет в ванной и неоплаченные по забывчивости счета за телефон – не самое страшное. Работа! Его работа! Писалось уже не так быстро и хорошо, как еще два-три года назад. Профессор обвинял во всем компьютер, но краешком сознания понимал, что дело не в мерцающем экране. Возраст, увы… Хоть и не семьдесят и даже не шестьдесят, но… Полвека – тоже не подарок. Порой приходили мысли: «А не бросить ли все это к дьяволу? Ужели без него, без его статей наука, настоящая наука прикажет долго жить?». Да, вероятно, не прикажет. Но проживет ли он, Алекс Енски, без своей святой борьбы, без своей великой миссии? Вот это вопрос вопросов.

Всю свою жизнь историк-ориенталист, археолог Алекс Енски посвятил борьбе за чистоту науки. Он родился в тот год, когда сэр Уинстон Черчилль провозгласил свою знаменитую речь в Фултоне. Это совпадение, как считал уже повзрослевший Енски, было мистическим. Старый Уинни как словно благословил его, Алекса, на подвиг во славу Науки.

Семейство Енски гордилось своими корнями и традициями. Дед Алекса, почтенный Генри Енски несколько десятилетий подряд был членом парламента («еще того, настоящего парламента», – любил повторять он). Рассказы о жарких баталиях, приключавшихся во время заседаний законодателей, о встречах со знаменитыми политиками были для маленького Алекса чем-то вроде колыбельных песен. Правда, к старости дед почти выжил из ума. Во дворе своего дома он поставил бронзовую статую Черчилля и ежедневно возлагал цветы к подножию монумента, вздыхая о былых временах, когда Британия правила морями. Однажды, когда цветы вовремя не доставили, старик оборвал крокусы на соседской клумбе. Скандал с трудом удалось замять… Его сын, Джулиан Енски пошел в науку, разрабатывая проблемы политической истории Великобритании. Книги, посвященные колониальной политике Империи на Востоке, принесли ему славу человека прогрессивного и мыслящего радикально – что чуть было не сыграло роковую роль в судьбе молодого ученого. В период Второй мировой радикализм не очень приветствовался, куда правильнее было принадлежать к числу умеренных консерваторов или правых либералов. Джулиан, на которого уже начали смотреть косо, обвиняя в «пропаганде большевизма», вовремя сориентировался, и Алекс Енски родился уже во вполне респектабельной, консервативной среде.

Молодость Алекса припала на бурные шестидесятые. «Битлз», сексуальная революция, не прошли мимо. Он шумел, как и все его ровесники, участвовал в студенческих демонстрациях, акциях протеста – по поводу и без оного. До того самого дня, когда после очередной драки с «бобби», окончившейся ночевкой в полицейском участке, серьезный и печальный господин из не менее серьезного учреждения посетовал на то, что современная молодежь забыла о святости английских традиций, о незыблемости семьи и об интересах Объединенного Королевства. Господин также весьма настоятельно порекомендовал юному Енски обратить свой пыл на изучение древностей. Дела современные никуда не уйдут, да и уйти не могут, а вот места в университете можно лишиться. Алекс, как и когда-то его родитель, вовремя вспомнил о семье, переживавшей не лучший финансовый период, и поспешил остепениться. Увы, грешки молодости еще всплыли, причем в самый неподходящий момент. Когда по окончании университета встал вопрос о месте будущей работы. Алексу пришлось некоторое время помыкаться, пока высокопоставленные друзья деда не вступились за раскаявшегося радикала.

Областью своих научных интересов Енски в лучших традициях семьи выбрал Восток. Только, упаси бог, не современный. В этих национально-освободительных и революционных (святой Георгий, спаси Британию!) движениях сам дьявол ногу сломит. Кто там прав, кто виноват: Мао или Чан Кайши, принц Нородом Сианук или «красные кхмеры», пускай политологи с журналистами разбираются. Проявив разумный консерватизм, Алекс обратил сой взор и ум на таинственный и загадочный Древний Восток. Египет, Индия, Месопотамия – как сладко и весомо звучат эти названия для уха настоящего ученого! Заниматься проблемами истории древнейших на Земле цивилизаций – солидно и респектабельно, это подлинная наука, а не гадание на кофейной гуще, разлитой по свежему номеру газеты!

Свою диссертацию Алекс Енски посвятил роли женщины в древнеегипетской истории. Анхесенпаамон – личность именно этой полузабытой царицы стала объектом его пристального внимания. Будущего профессора привлекла трагическая судьба молодой правительницы, тем более его старшие коллеги так и не удосужились посвятить ей хотя бы самую куцую монографию. А зря! Анхесенпаамон – дочь фараона-реформатора Эхнатона и жена его юного наследника Тутанхамона, который ничем не успел прославиться при жизни, но стал известен благодаря сенсационной находке Говарда Картера, раскопавшего гробницу восемнадцатилетнего владыки. Алекс поднял множество документов, а также подтвердил свои аргументы и выводы результатами нескольких археологических экспедиций в Тель-Амарне, на месте сгинувшей столицы Эхнатона. Ему повезло – удалось найти несколько табличек из дипломатического архива фараона-реформатора, в двух из которых говорилось о его дочерях, в том числе о тогда еще юной принцессе, будущей жене Тутанхамона. Так что его труд стал подлинным событием… Ну, может и не стал, но молодого археолога заметили, стали приглашать на международные симпозиумы, конференции. А самое главное – посыпались предложения из различных университетов прочитать у них курсы лекций и спецкурсы. У Енски завелись деньги и свои собственные, а не наследственные связи.

Алекс принял это, как должное. Так и должно быть! Так есть – и так будет всегда!

…Правда, коллеги за его спиной как-то странно перемигивались, но… Но чего ждать от завистников?

Исследования по древнеегипетской истории стали для него приоритетными, однако Алекс, уверовавший в свою звезду, не гнушался писать и о прошлом сопредельных с Та-Кеметом государств. Вслед за Тойнби и школой «Анналов» он попытался объять необъятное – представить древний мир в виде единого организма, где все части взаимосвязаны и уравновешены. Енски начал сочинять труды по философии истории. Он уже не исследовал – поучал. Труды издавали, но неблагодарные и завистливые коллеги отчего-то лишь пожимали плечами.

Постепенно Енски все более и более становился, увы, не пророком, как мечталось, а всего лишь «кабинетным червем». Давно канули в Лету те времена, когда профессор выезжал в экспедиции. Раскопы, кисточки, закрепляющие растворы, дружеские выпивки и ни к чему не обязывающие легкие связи… Все это осталось в прошлом, как легкая память о юношеских забавах. Осталось в прошлом – но не все.

…Двадцать пять лет назад, во время одной из экспедиций Алекс, тогда еще не профессор, а всего лишь начинающий ассистент, увлекся одной из молодых сотрудниц. Дело было в Египте. Атмосфера Долины Царей, где Енски пытался найти гробницу Анхесенпаамон, создавала неповторимый налет романтики, тень давно умершей царицы, казалось, витала перед глазами, шелестя полупрозрачными одеяниями… В общем, через девять месяцев родился мальчуган. Алекс, как истинный джентльмен, не желающий шумного скандала, женился на матери своего сына, которого нарекли Гором – в честь египетского бога, без благословения которого, по мнению родителей, дело не обошлось.

Нежданное отцовство и столь же нежданный брак не принесли счастья. Характер Енски начал портиться. Уже на втором месяце своей семейной жизни он понял, что совершенно не приспособлен для брачных уз. Постоянно кто-то мельтешил перед глазами, мешая сосредоточиться, а уж пеленки, подгузники, орущий карапуз… Жуть какая-то! Жена после родов чувствовала себя неважно, пришлось срочно искать няньку. Когда у нее были выходные, Алекс становился одновременно и папой и мамой. Доходило до того, что лекции и статьи он писал одновременно с укачиванием Гора, маленьким орущим сверточком лежавшего на изгибе правой руки отца.

Что было делать? С утра Енски сбегал из дома, и, закрывшись в своем университетском кабинете, лихорадочно и самозабвенно отдавался работе. Но вечером приходилось возвращаться в этот бедлам с его детским ором и постоянными жалобами супруги на недостаток внимания со стороны Алекса, на нехватку денег, с ее вечными требованиями купить ей новое пальто, духи, шляпку… Ко всем бедам историко-философские исследования Енски не воспринимались неблагодарными современниками, а в это время… А в это время кто-то совершал новые археологические открытия, писал изящные статьи и многоумные монографии, получал почетные звания и премии. Алекс с завистью наблюдал как неоперившиеся юнцы, приходящие на его кафедру, быстро и безболезненно становятся докторами, профессорами… Более того, некоторые из них, не желая выпрашивать скудные фунты у правительства и опекунского совета, отправлялись в экспедиции на свой страх и риск. Проведя один-два сезона на раскопках, они находили порой поразительные вещи. При этом копали они как хотели и даже где хотели – насколько позволяли средства спонсоров.

Вначале профессор недоумевал. Затем принялся завидовать. Потом – страдать.

Впрочем, страдал он недолго. Однажды, совершенно случайно, Енски удалось узнать, что один из таких «счастливчиков» не сдал некоторые находки, естественно, особо ценные, в музей, а передал щедрому спонсору…

…Речь Алекса Енски на ученом совете университета была поистине громовой. И не менее шумной стала статья в археологическом ежегоднике…

Профессор вновь обрел смысл жизни. Он стал защищать Науку, Великую Науку, от грязных, продажных, поистине «черных» самозванцев. Он презирал и ненавидел этих «черных археологов» искренно, трепетно, во всю ширь души. Он метал молнии. Он разверзал под их ногами землю…

Ненависть – не лучший цемент для семейного счастья. Когда врагов не было рядом, всю отрицательную энергию профессор выплескивал своих домашних. Это были бесконечные монологи, обильно уснащенные проклятиями и даже нецензурной бранью. Сокрушив в очередной раз врагов, Енски принимался жаловался на судьбу, на то, что ему нужно было родиться на век раньше, чтобы стяжать славу Джузеппе Бельцони или Говарда Картера. Но он не таков. Он честный жрец науки, отчего и страдает…

Жена сбежала от Алекса на пятом году их супружества, оставив малолетнего Гора на попечении отца. Профессор ожесточился еще более и объявил настоящий крестовый поход против «черных археологов», которых он стал почитать причиной всех своих бед. Теперь они виделись ему монстрами, жуткими чудищами с желтыми клыками и кривыми грязными когтями, разрывающими живую плоть Науки…

Вот и сейчас Енски закончил очередную статью, обличающую стервятников от археологии. И на этот раз он не скупился на эпитеты и метафоры. Статья предназначалась для популярного еженедельника, поэтому в словах можно было не стесняться. Чувствуя себя в ударе, профессор прошелся по всем авторитетам, освященным временем. Досталось и Эвансу, и Шлиману, и даже голливудскому чудовищу Индиане Джонсу и компьютерной героине Ларе Крофт, которые хоть и являлись персонажами сугубо вымышленными, но своим сугубо отрицательным примером были способны растлить юное поколение археологов. Всех их Енски записал в родоначальники и крестные «черной археологии». Попутно он обрушился и на русских, прячущих в своих музейных запасниках от глаз науки и общественности сокровища Трои. В общем, все получили свое…

…Но больше всех досталось этой авантюристке Элизабет МакДугал. Уж какими эпитетами ее не награждал почтенный ориенталист! Она и Макиавелли в юбке, которая не выбирает средств в достижении цели, и беспринципная особа, поклоняющаяся одному лишь Золотому Тельцу, изображение коего, украденное из Серапиума, установила в одной из комнат своего пертского имения и устраивает перед ним гнусные оргии…

Вышло недурно. Профессор погладил бородку и усы и заговорщицки подмигнул синеющему монитору. После такого разноса хоть стреляйся. А то нацарапают одну жиденькую монографию и уже считают себя классиками науки! Не-е-ет, не выйдет, ваша милость! И что это за название для, с позволения сказать, научной работы: «Сфинкс улыбается у меня над головой»? Да за такое эту самую голову немедленно оторвать следует! Откусить! Отгрызть до колен!

Енски упаковал статью и отправил ее электронной почтой в редакцию таблоида. Пусть печатают и читают, умнее будут. Заодно проверил свой собственный почтовый ящик. Что там нападало за последние сутки? Так-так, письмо от незнакомого отправителя. Наверное, опять кто-либо из обиженных молокососов, мнящих себя Шлиманами. Подобные письма профессор получал ежедневно десятками – и в электронном формате, и традиционные рукописные. Молодчики жаловались, угрожали, обзывали всякими оскорбительными прозвищами, среди которых «ретроград» было, пожалуй, еще самым пристойным.

Ну-ка, ну-ка…

«Достопочтенный сэр!

Зная Вашу кристальную научную репутацию и непримиримую позицию в отношении так называемых „черных археологов“, спешу от имени Прогрессивного Человечества уведомить Вас о вопиющем факте. Небезызвестная Вам прожженная авантюристка и враг рода людского Элизабет МакДугал собирается в очередную разбойничью экспедицию с целью присвоения себе и сокрытия от научной общественности весьма ценного археологического экспоната – так называемого бивня Ганеши. Конечный пункт ее маршрута – местность Амарнатх в Индии.

Прогрессивное Человечество требует, чтобы Вы встали на защиту Науки, беззастенчиво попираемой грязными ногами всевозможных проходимцев. Ценя Ваше время и личное участие, прошу позволения взять на себя финансовое бремя данной экспедиции. Для Вас заказаны два билета в классе „люкс“ (ибо Вам, вероятно, понадобится ассистент) на авиарейс до Дели и обратно. К ним прилагается чек на пятнадцать тысяч фунтов стерлингов на текущие расходы. Все иные затраты также будут возмещены.

С неизменным уважением.

Голос Прогрессивного Человечества».

Профессор побледнел. Вздрогнул. Сглотнул.

– Тф-ф-фуфы Иефифонфие!..

Ах ты, проклятая вставная челюсть! Енски лихорадочно поправил плохо сделанные протез…

– Тр-р-рубы Иерихонские!

Уже лучше! Профессор прокашлялся, набрал в грудь побольше воздуха…

– Тр-р-р-рубы Иерихонские! Доколе? Да что же это такое, в конце концов? Я ей покажу! Я ей такое покажу! Кр-р-ровь и месть!!!

…Если бы Алекс Енски мог понаблюдать за самим собой со стороны, то он весьма б удивился. Ученый славился своей горячностью, слов нет, но такая реакция все-таки выходила за рамки привычного. Что-то в этом письме было необычное, способное не просто вывести из себя – сделать другим.

…Но сейчас археологу было не до раздумий.

На его крик в комнату влетел молодой, хорошо сложенный парень лет двадцати пяти. Широкие плечи и прекрасно развитая грудная клетка свидетельствовали о том, что он не чужд занятиям атлетической гимнастикой. К тому же молодой человек был красив – белокурые вьющиеся волосы, четко очерченные скулы и прямой нос, большие голубые глаза, длинные ресницы. Подобному лицу, которое, впрочем, иным могло бы показаться чуть картинным и слащавым, вполне могли позавидовать не только кумиры современных девушек Ник Картер и Леонардо ДиКаприо, но даже античные небожители – если судить по их мраморным истуканам, конечно.

…Бог весть, чьи гены прорезались в наследнике неистового профессора. Может, и вправду воздух Долины Царей оказался волшебным, и призрак Анхесенпаамон благословил зачатие Гора Енски?

– Что случилось, папа?

– Кр-р-ровь и месть! – вновь проорал профессор. – Эта блудница Вавилонская, эта Астарта, эта незаконнорожденная внучка Шлимана, Эванса и Фюрюмарка, эта!.. Эта!!!

– И кто на этот раз? – вздохнул Енски-младший, быстро успокаиваясь. Что поделаешь, привык!

– А то ты не догадываешься?! Эта дочь дьявола из Перта!

– Ну, отец, ты же сам мне в детстве говорил, что культурные люди слово «дьявол» вслух не произносят!

– Культур-р-рные?! Р-р-р-р!..

Парень сразу понял, что речь идет о той особе, к которой оба Енски были неравнодушны – но, разумеется, по разным причинам. Бетси МакДугал, его соученица по Эдинбургской высшей школе, уже давно, сама не зная об этом, претендовала на то, чтобы занять определенное место в сердце Гора. Точнее, это Енски-млаший претендовал на подобное. Наряду со спортом и журналистикой, Бетси составляла смысл жизни молодого человека. Но в отличие от первого и второго была так же недосягаема, как холодные и далекие звезды – или Нобелевская премия. Резко враждебное отношение отца к девушке, прославившейся на ниве археологии куда более его самого, делало запретным упоминание в доме Енски имени Бетси в положительном контексте.

– Гор! Собирай вещи! Немедленно! Мы отправляемся в Индию!

– Как, прямо сейчас? – обомлел парень.

– А фошему фы и неф, дьяфол тефя…

Фу, офяфь эфа шелюфь… Тьфу, опять эта челюсть!..

– А почему бы и нет, дьявол тебя забери?! Да, сейчас! Немедленно! Сообщи в университет о нашей поездке. Всю свою нагрузку по кафедре я уже выполнил, осталось пару лекций по египетской мифологии, но эти малолетние зануды не помрут и без них! Все равно их головы забиты мыслями об экстази и сексе, и…

Профессор с трудом перевел дух.

– …И лучше им вообще ни о чем не знать! Из всей египетской мифологии их больше всего заинтересовала тема, посвященная фаллическим мистериям Осириса! Фал-ли-чес-ким, видите ли! А все эти твои демократы!..

– Мои?! – красивые брови Гора слегка дрогнули. – Отец, в отличие от тебя я не кидал презервативы с краской в американское посольство!..

– Не спорь с отцом! – рявкнул Енски-старший. – Да, твои! Развели церемонии, заигрывают со студентами. Нет, в мое время все было не так. Погибла Британия!.. Ты еще здесь? Я же тебе сказал, что нужно собираться, а то эта твоя пассия всю Индию перероет! У-у-у!..

Гор меланхолически пожал широкими плечами. К высказыванием о неминуемой гибели Британии он уже привык. А вот слетать в Индию и, кто знает, может даже повидать Элизабет…

И вправду, кому нужны эти лекции по египетской мифологии?

Элизабет несказанно бы удивилась, узнав в постояльце одного из семисот сорока семи номеров «Метрополя» того самого кокни, любителя Дина Кунца, который был ее попутчиком в поезде. Правда, теперь на нем не было ни рубашки ужасающей расцветки, ни пропотевшего пиджака. В старинном вольтеровском кресле сидел вполне респектабельный мужчина средних лет, одетый в дорогой костюм если не от Версаче, то почти такой же, как от Версаче. Бывший кокни задумчиво глядел в потолок, время от времени пуская туда трепещущее кольцо дыма после очередной затяжки толстой апменовской сигары.

Звали мужчину Феликс Юсупов. А если совсем точно – Феликс Юсупов Третий.

Да, он был третьим в их роду, носившим столь знаменитое имя. Его предок, тоже Феликс, но Первый, в свое время отправил на тот свет злодея Гришку Распутина, надеясь тем самым спасти русскую монархию. Не удалось. Как и тысячи других представителей славных (и не очень славных) дворянских фамилий, Юсуповы бежали с Родины за границу, чтобы прозябать в вынужденной эмиграции.

Феликс Третий родился уже в Лондоне. Кое-какие сбережения у его семьи все-таки сохранились, и он вел вполне безбедный образ жизни. Рестораны, приемы, визиты – все, что положено человеку его происхождения и положения – к немалой зависти иных, не столь удачливых потомков Первой эмиграции. Эти, не столь удачливые, при каждом удобном и неудобном случае спешили намекнуть, что эти средства нажиты, как говаривали их пращуры «ne s trudov pravednyh» и даже вспоминали разные мерзкие слухи, ходившие о семье Юсуповых весь двадцатый век. Феликс Третий, как истинный джентельмен, пропускал подобное мимо ушей. Правда, иногда эти же намеки позволяли себе иные лица, уже по долгу службы. В этом случае Феликс благожелательно улыбался и напоминал излишне старательным лицам, что его дед, Феликс Первый, сумел выиграть процесс у одной из голливудских киностудий, снявшей клеветнический фильм о том самом убиении Распутина. Компенсация, полученное от мерзких клеветников, была с толком вложена во вполне законный бизнес.