Текст книги "Земляной А. Орлов Б. Рокировка в длинную сторону"

Автор книги: Андрей Земляной

Соавторы: Борис Орлов
сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 10 страниц) [доступный отрывок для чтения: 4 страниц]

З.О.
Земляной А. Орлов Б. Рокировка в длинную сторону

– И, твою! – Человек на экране передвижного командного пункта двигался неторопливо словно прогуливался, но бесстрастные датчики уже засекли на его теле два десятка килограммов тротила и электронное устройство, что означало кошмар средней тяжести, ибо машину бронированную словно танк такой вот пояс шахида конечно не пробьёт, но дел наделает предостаточно.

Оператор командного центра уже бубнил в микрофон стягивая к смертнику сотрудников, а руководитель 'Заслона' нервно кусал губы борясь с желанием лично двинутся на перехват придурка со взрывчаткой.

– Восьмой квадрат, пересечение Лиговского и Прилукской. Объект – мужчина сорока лет высокий, в светло-синей куртке, за спиной чёрный рюкзак, штаны голубые. Перехват, и уничтожение...

– Восемьдесят шесть принял...

– Девяносто третий принял...

А пожилой мужчина, стоявший на углу возле магазина 'Продукты' с улыбкой наблюдал за суетой, которой сопровождался визит 'самого' в Ленинград а ныне Санкт-Петербург. Многочисленная охрана и спецслужбы уже перекрыли проезд, выставили блокпосты и нагнали толпу полицейских.

Как раз парочка таких парней в чёрной форме, с тяжёлыми пластиковыми щитами и глухих шлемах стояла рядом, и беседовала о чём-то своём.

Взгляд мужчины скользнувший от милиционеров вдруг упёрся в некоего гражданина небритой наружности, который неожиданно перешёл от неторопливой, фланирующей походки к упругому и быстрому шагу, а где-то на периферии зрения появились пара парней в одинаковых плащах, двигавшихся на этого гражданина словно ракеты с самонаведением.

Взгляд схватил всю картину целиком, а голова уже считала варианты, и когда из-за поворота появилась стайка школьников, спешащий небритый мужик выкрикнул 'Аллах акбар!'– тело уже заряженное на движение, скользнуло вперёд.

Разогнанный боевым трансом, словно тень, пожилой проскочил между полицейских, выдернув щит из рук одного и отшвырнув словно катапультой второго, буквально смял шахида накрыв его щитом и для верности распластавшись сверху, перекрыв путь осколкам, собственным телом.

Удар и жуткая раздирающая сознание боль на мгновение вспыхнула в голове, и серая пелена спасительного забвения накрыла сознание...

Когда Александр очнулся, вокруг было тихо.

'Выжил что ли?.. Да ну нахрен!.. Не бывает такого...'

Он оглянулся, но кроме далёких серых стен, и невысокой кушетки, на которой он лежал, вокруг было пусто.

Быстро осмотрев и ощупав себя, Александр сначала удивился тому, что нет даже царапин, а через секунду, задрав рубашку с изумлением наблюдал чистую кожу там, где был длинный шов от осколка вспоровшего живот.

– Чудны дела Твои...

– Не следует упоминать это имя, – раздался глубокий бархатный голос. – И тем более – здесь и сейчас...

– Да?.. – вот и все на что хватило Александра.

Мужчина, неведомым образом материализовавшийся в помещении, был одет в летний шёлковый костюм, и лёгкие светло – коричневые туфли. Лицо гостя, было тонким, благообразным и украшено небольшой серебряно-седой бородкой словно у старого морского волка. Он сделал движение, словно начал опускаться на стул, и тут же под ним возникло кресло, с лёгким скрипом принявшее на себя вес посетителя.

– Ловко... – Александр оценил трюк гостя, и улыбнулся.

– Да... – Мужчина внимательно посмотрел в глаза Александру и тоже улыбнулся в ответ, достал из воздуха красную сафьяновую папку и открыв её стал читать вслух. – Александр Ладыгин, шестьдесят восемь лет, полковник в отставке, подразделения специального назначения внешней разведки. Имеет правительственные награды, список прилагается... Ага. Собеседник Александра сделал паузу, хмыкнул чему-то, покачал головой и продолжил. – Образование высшее, Московский институт нефти и газа, химик-технолог, окончил в восемьдесят девятом. С тысяча девятьсот девяносто первого года – в составе группы 'А'. В тысяча девятьсот девяносто пятом участвовал в освобождении заложников, захваченных в городе Будённовск. Лично спас четверых детей, получил осколочное ранение живота. Потом лечение, снова служба и несколько десятков убитых.

– Детей? – насмешливо спросил Александр.

– Нет, детьми убитые не были... – Седой покачал головой,– Мало того, убитые и людьми-то уже не были. Как-то так уж сложилось, что убивал ты оболочки уже лишённые души. Так что греха на тебе нет. – Старик сделал движение, будто ставил папку на полку и она исчезла. – Греха нет, а вот за пятнадцать спасённых детей да за многое другое положено райское блаженство, если это так можно назвать. Можешь отправляться хоть сейчас.

– Нимб дюбелями крепить будут? – Александр хмыкнул.

– Не будет никакого нимба. – Старик улыбнулся. – А будет дом на берегу моря, как ты и мечтал. Рядом дома таких же как и ты русских солдат. Женщины, дети, роскошные дороги, и полный гараж разных машин. Пространство такое, что можно путешествовать вечно.

– Круто конечно. – Александр кивнул. – Действительно рай. Но провести так вечность...

– Да, это проблема... – признал со вздохом старик. – Не любит ваше племя бездельничать. Всё норовите чего-нибудь учинить. Вечно вы что-то строите... или кого-то. Учите жить, правда, иногда – до смерти... А то еще задеретесь – только клочки по закоулочкам летят...

Перед глазами Александра вдруг появилось пламя, беззвучно встали столбы разрывов, какие-то темные фигуры бросились было к нему, но тут же начали падать сломанными куклами. Видно где-то с кинжальной дистанции заработал пулемет...

Все исчезло, а перед ним снова оказался 'старый морской волк', с интересом разглядывавший его.

– Вот собственно поэтому я к тебе и пришёл. Приходится пристраивать вас по разным временам и местам, надеясь, что второй раз вы влетите в чистилище или на переплавку, и это будет уже не моя проблема.

– А меня куда? – Александр встал с кушетки и подошёл ближе.

– Ну, варианты есть. – Седой неопределённо пошевелил пальцами. – А сам куда хочешь?

– Да чёрт его знает. – полковник покачал головой. – Моё время мне как-то тоже нравилось. Но вот Франция годов шестидесятых двадцатого века тоже ничего. Но за шестидесятыми ведь неизбежно будут девяностые и далее без остановок. Так что, тоже нет.

– Не буду врать, ты дважды, сам того не желая спас узловые личности вашего пласта реальности. Так что у меня перед тобой должок. Хотя это, никак и не приближает нас к решению твоей проблемы. А хочешь в тело маленького Петра Романова? Есть у меня такая линия. Не основная конечно, но тоже активная. Будешь царём...

– Нет уж, благодарю, – Александр тихо рассмеялся, представив себя в тяжёлой шубе с короной на голове и топором в руках.

– А если в Германию? Адольфом Гитлером? Можешь все переменить, исправить, улучшить...

Александр непроизвольно передернул плечом:

– Да уж, перспективка... 'Arbeit macht frei' везде и повсюду. Нет уж, лучше тогда болото с женщинами, детьми и машинами...

Старик почесал бороду:

– Может быть, Степан Разин?

– И играть в водное поло персиянками?

– А султаном великой Порты? – с надеждой поинтересовался седой. – Янычары, спаги, верные визири, наложницы...

– Рабы и сплошной поток ненависти... -продолжил Александр. – Но я хочу уточнить один момент. Вы сказали меня поместить или переместить... неважно. А вот как быть с моей памятью и памятью реципиента? Ведь если не будет чужой памяти у меня сразу масса проблем, а если не будет моей – то это буду не я. Даже если урезать мою память, опыт и прочее, это опять-таки буду не совсем я. Может, это обсудим?

– Да нечего тут обсуждать, – старик отмахнулся. Будет тебе память. В качестве моего личного расположения. Всё же ты мой человек, а не... оппонента. Ладно. – Он встал и насмешливо прищурился. – Раз ты выбирать не хочешь, значит, будет тебе мой приказ. Отправляйся сынок, и не слишком там шали. А то знаешь... Ну в общем разберёшься на месте.

С этими словами, старик чуть шевельнул пальцами.

Александр что-то хотел сказать, но комната исчезла, скрывшись в чем-то зеленом, мутном и холодном. Сдавило грудную клетку, захотелось кричать...

...На попытку приоткрыть рот, в горло хлынула вода, и Александр чуть не задохнулся, а дёрнув руками, понял, что те, связаны за спиной.

Мгновенная паника была раздавлена в зародыше, и, извиваясь словно червяк, он ринулся наверх, туда где сверкало солнце.

Вынырнув на поверхность, он рывком развернулся, оглядываясь и поняв, что берег рядом, заработал ногами, толкая тело вперёд. Ноги почему-то быстро устали, но преодолевая немощность тела волевым импульсом, он буквально выдернул себя на берег, изогнулся, просовывая руки вперед, и, дрожа от спазма охватившего всё тело, встал.

– Сашка!!!

Дикий вопль воткнулся в голову словно шило, и Александр даже помотал головой от шока.

– Сашка! – по обрыву, осыпая песок почти свалилась невысокая худая и угловатая девчонка, одетая в серое платье, и стала рвать веревки, которыми были связаны руки. – Я этих тварей ночью зарежу! Они у меня землю будут жрать.

Память как-то лениво провернулась, и лицо девочки совместилось с именем.

– Лерочка? Откуда такое богатство гастрономических изысков?

– А кто же ещё! Говорила тебе, придурок, не ходи с Сявкой. Эти козлы вообще озверели.

– Сергей Гаршин... – Произнёс Александр вслух то, что крутилось на языке. – Берега он вконец потерял, ну да я найти помогу...

– Ну, да, я же и говорю Сявка – Параша. Гад! – Девочка наконец справилась с верёвкой и заглянула в лицо Александру. – Пойдём, тебе к доктору надо. Как выбрался-то?

– Выбрался, – Саша задумчиво растер сорванные в кровь запястья и внимательно осмотрел себя. Серые штаны из тяжёлой плотной ткани, с которых струями текла вода, такая же куртка и под ней рубашка неопрятного серого цвета. На шее мокрая красная тряпка – видимо пионерский галстук, схваченный белёсым, потертым до латуни зажимом с изображённым на нём костром.

– Белов? – прозвучало откуда-то сверху.

Подняв голову, Александр увидел молодого, горбоносого мужчину в таких же серых штанах, но в рубашке-косоворотке и небольшой тюбетейке на голове.

– Почему ты мокрый?

– Это Гаршин с дружками его связали и бросили в воду! – выкрикнула Лера и шагнула так, чтобы заслонить Александра.

– Вечно твои фантазии, Конева... – Мужчина нахмурился, – Пионеры не врут! А тебя уже сколько раз...

– Вы бы лучше приглядывали за своими урлоидами, товарищ Шпильрейн, – спокойно произнёс Ладыгин-Белов, которому тут же вспомнилась фамилия воспитателя, и мягко отстранил девочку скользнув вперёд. – Сегодня я последний раз позволил этим мразям прикоснуться к себе. Ещё одна попытка и будет четыре трупа. Доступно объяснил?

– Ты у меня Белов, в домзак улетишь, по статье 'угроза убийством', – лениво произнёс воспитатель, оглядываясь кругом. – Этап, баланда, то-сё.

– Это будет потом, если будет...– Бывший полковник, ощерился в волчьей усмешке, – А трупы будут сейчас. Трупы, расследование, неудобные вопросы: как это воспитатель, комсомолец допустил такое в порученной ему группе? И соответствующая запись в вашей биографии... хотя этим дело, я думаю, не ограничится. Так что баланда в домзаке – ваша перспектива, на сто процентов. Меня-то – в колонию, систему товарища Макаренко на практике изучать, да фотоаппараты делать, а вот вас... Вас, товарищ Шпильрейн, энкавэдэ за такие художества точно прихватит... – Александр с усмешкой оглядел полноватую фигуру воспитателя, – Ваша-то задница для прихвата куда как удобнее...

Воспитатель побагровел, постоял какое-то время, сверкая глазами, но, не сказав ни слова, повернулся и ушёл.

– Странный ты какой-то Белов. – Лера пристально посмотрела на друга. – Даже выражение лица какое-то...

– Какое? – машинально спросил Александр.

– Жёсткое. Словно у дяди Ляо, – девочка поправила волосы, сбившиеся на глаза.

– Ясно... – Александр начал стаскивать мокрую одежду и развешивать её на куст, росший у самого берега,– Спички есть?

– У тебя точно что-то с головой... – Лера нахмурилась, – Нет, конечно, и не было никогда.

– А зря, кстати, – Александр хмыкнул. – Полезнейшая вещь. И костёр разжечь, и пожар устроить... – Он зажал высушенные жарким весенним солнцем щепки в руках, и начал быстро тереть друг об друга. Через пару минут из-под деревяшки потёк тонкий сизый дымок, а ещё через пять минут небольшой костерок уже весело хрустел валявшимися на берегу корягами.

– Ловко, – одобрительно оценила девочка розжиг костра. – Ты мне не говорил, что так умеешь.

Александр, лежавший на песке и незаметно ревизовавший организм, доставшийся ему от канувшего в пустоту Александера Белова, четырнадцати лет, сына антифашистов-спартаковцев погибших в Германии, и принятого на попечение Советской Республикой, лишь кивнул:

– Невелика наука.

– Слушай, давай я с девчонками договорюсь, у нас в корпусе переночуешь. А то эти ведь точно не успокоятся.

– Знаешь, почему нельзя бегать от снайпера?

– От кого?

– Ну... от меткого стрелка...

– Э... почему?

– Умрёшь уставшим, – лениво сказал Александр, переворачиваясь на живот. – Всё равно приползут. А прятаться у девчонок это как-то не комильфо.

– Не замечала я в тебе любовь к французскому.

– Tout utilisé pour la première fois . – Машинально ответил Александр и посмотрел на солнце. – Сегодня у нас...

– Двадцать седьмое мая.

– Двадцать седьмое... – Он кивнул, – Значит ещё часов восемь светлого времени. Нормально. Всё высохнет через пару часов, и пойдём.

– На обед опоздаем.

– Добудем чего-нибудь на кухне, – отмахнулся Александр.

– Клавсанна будет ругаться...

Память настоящего Белова услужливо вызвала образ огромной женщины, саженного роста и гигантских форм, с ярким румяным лицом и мощными кулачищами. Она неплохо относилась к воспитанникам, но воровства на кухне не терпела, и многим, в том числе и Белову не раз попадало мокрой тряпкой. Воспоминания об этой тряпке были особенно яркими...

– А мы ей не скажем... – Тут память подбросила новые воспоминания, и Сашка добавил, – Или выпросим чего-нибудь...

Результаты ревизии были не блестящими. Тело прошлый хозяин не то чтобы запустил. Нет, следы физподготовки явно наличествовали. Но вот с координацией всё было плохо. Хотя плохо это по меркам его, тогдашней подготовки. Для этого времени, а год шёл... Трудно сказать, но... О! Вон на пляже плакат, с годом... Тридцать четвертый? Сойдет...

Так вот, для этого времени Саша был развит очень даже прилично. Можно сказать даже, что не по годам развит. Стройный, жилистый и без капли жира, под загорелой кожей. Впрочем, в эти времена толстые дети в Стране Советов были большой редкостью. Мускулы?.. Ну, в общем, имеются, но вот справится ли это тело с тремя – четырьмя противниками – ещё вопрос. Хотя...

Он задумался в поисках решения, и память мальчишки подсказала ему, что в детском доме была неплохая мастерская, за которой присматривал старый мастер которого все называли Ляо. И там наверняка можно было раздобыть всё что нужно, и даже сверху.

– Так и будем молчать? – подала голос девочка.

– Есть предложения? – Александр лежавший на мягком речном песке повернулся в сторону Леры, внимательно окинул взглядом её по-детски нескладную фигуру и лицо, отметив про себя, что лет через десять девочка расцветёт и станет настоящей красавицей. Но чувств к ней не было вообще никаких. Даже спортивного интереса.

– Ну, раньше ты был как-то поразговорчивее.

– Раньше не сейчас, – Александр вздохнул. – Но если тебе непременно нужно что-то говорить, можешь рассказать чего-нибудь.

– Нет, ты сегодня какой-то не такой, – Лера покачала головой. – Тебя по голове не били?

– Нет вроде, – Александр улыбнулся. – Чуть не притопили как котёнка, а так – всё нормально. Ты давай, иди, а я позже подойду. Мне ещё подумать нужно. Кстати, можешь для меня порцию заначить, чтобы не пришлось устраивать экспроприацию на кухне, и доводить Клавсанну до инфаркта.

– До швабры её скорее доведёшь! – Фыркнула девочка, и поднялась на ноги, – Только не влипай никуда.

– Oui mon general ! – Александр не вставая отсалютовал подруге, и дождавшись когда она уйдёт, снова перевернулся на спину и закрыл глаза.

Старик не соврал, и память предыдущего владельца тела была в порядке, хотя и лишена всякой эмоциональной окраски.

Родители выглядевшие словно на чёрно-белом снимке, их смерть от рук нацистов, о которой Белов узнал только от друзей семьи. Пароход до Ленинграда, и долгих пять лет бродяжничества по городам и весям России, всё выглядело достаточно подробно, но спокойно, и бесцветно, будто перегоревший костёр.

Детский дом, в который попал Александр, находился на берегу Волги в старинной усадьбе, не сохранившей имён владельцев, а лишь затейливую монограмму на воротах. Зато сохранился большой парк, с пересохшими ныне фонтанами, и пруд глубиной всего в метр.

Революция и гражданская война почти обошли стороной дворянское гнездо, и когда сюда пришли новые хозяева, почти ничего не пришлось переделывать. В правом крыле усадьбы находились комнаты воспитанников, а в левом, жили воспитанницы. Воспитатели и работники дома обжили два флигеля стоявших чуть в стороне, а директор жил в главном здании, занимая комнаты, где раньше жили хозяева особняка.

Тёзка Александра попал в этот детский дом, после облавы на казанском вокзале. Здесь одевали, кормили, и учили и если бы не группа юных подонков, прихвативших власть при попустительстве воспитателей, жизнь можно было бы назвать безоблачной.

Александр легко вскочил на ноги и оглянулся. Наблюдатели ему сейчас были совсем не нужны.

Начав с лёгкой разминки, он постепенно вошёл в динамическую медитацию 'падающего листа'. На удивление, голова и тело довольно быстро синхронизировались, и уже не было раздражающего вихляния конечностей и не требовалось контролировать каждый миллиметр движения.

Зато ничего не болело, не тянуло, и не стреляло, словом – всего того, чем грешила его старая оболочка.

Поработав ещё с дистанцией и координацией, он удовлетворённо кивнул, и подошёл к одежде, висевшей на ветках. На тёплом ветру, вещи практически высохли, и их уже можно было одевать.

В карманах, неожиданно обнаружился швейцарский перочинный ножик, отличавшийся от привычных Лодыгину только костяными накладками на щечках рукояти, и самодельная свинчатка. Оглядев неуклюже сляпанную свинцовую дуру и покачав ее на ладони, Александр резким движением забросил ее в воду. Бессмысленная вещь, которая при случае может оказаться совсем нежелательной уликой...

Внезапно он залюбовался на роскошный вид раскинувшийся вокруг. По небу бежали облака, отражаясь в серой, отливающей серебром воде. Золотящиеся песчаные пляжики просто-таки надрывались, приглашая выкупаться. И где-то далеко-далеко, утопая в зелени противоположного берега, вставал дымок паровоза. Все это благолепие каким-то удивительным образом наложилось на состояние молодости и здоровья, и Александр, как-то по-особенному гикнул, наслаждаясь радостью свободы и простоты. Клич его эхом разнёсся над Волгой, да так что даже небольшой пароходик, упорно вспарывавший водную гладь, загудел в ответ.

Всего в детском доме было около двухсот тридцати детей разных возрастов, и когда Александр подошёл к усадьбе, все они находились на уроках. Он притормозил,вспоминая куда ему идти, но из окна второго этажа махнули рукой.

– Белов! Come here!

Взбежав по широкой лестнице мимо бюста Ленина и портретов руководителей Советского государства, он постучался в высокие двери учебного класса и приоткрыл скрипучую створку.

– May I come in?

– Так... – Преподавательница английского, Зинаида Михайловна Герц, неторопливо сняла очки в толстой роговой оправе, и прищурившись посмотрела на своего ученика. – Белов решил сегодня удивить меня до глубины души... – И, перейдя на английский, продолжила, – And tell me Belov where have you been during thaw hole lesson?

–I have been swimming... – Александр развёл руками. -Out of my will.

– Well done! – Учительница кивнула, непонятно что имея в виду. То ли купание, то ли английский язык ученика. Она снова одела очки. – Well, and now tell us a poem which I set for homework yesterday .

Скосив взгляд на учебник девочки на передней парте, Саша увидел лишь заголовок 'Джеймс Джойс'

– I don`t like Joyce. If you allow me, I will read an excerpt from Wilde's "The Ballad of Reading Gaol" .

– Изволь, – от удивления у учительницы запотели стёкла очков, а по классу прокатилась волна приглушённого шума.-Let's try ...

Some kill their love when they are young,

And some when they are old;

Some strangle with the hands of Lust,

Some with the hands of Gold:

The kindest use a knife, because

The dead so soon grow cold.

Some love too little, some too long,

Some sell, and others buy;

Some do the deed with many tears,

And some without a sigh:

For each man kills the thing he loves,

Yet each man does not die.

He does not die a death of shame

On a day of dark disgrace,

Nor have a noose about his neck,

Nor a cloth upon his face,

Nor drop feet foremost through the floor

In to an empty space...

– Enough! – Учительница снова сняла очки и провела рукой по голове словно приглаживая вставшие дыбом волосы. – Take your sit.

– I do not ask you how do you know Wilde, I do not ask where have you got Oxford pronunciation. But, by Jingo! Why have you been fooling around on my lessons for so long?

– This was a game Zinaida Michailovna. – Ответил Александр. – And it's ended .

Остаток урока Александр досидел, погрузившись в полумедитативное состояние. Когда задребезжал хриплый школьный звонок, и толпа ринулась на выход, перед ним на стол брякнулась потёртая холщовая сумка, похожая на противогазную.

– Забирай своё хозяйство Белов! – Возмущённая Лера кипела словно чайник, – Это ж надо – мне он с английским помогать отказался, а перед классом тут выпендривается! Только подойди ещё с чем-нибудь! И спасать тебя не буду!

В сумке лежали учебники, несколько тетрадей, простенький деревянный пенал и фаянсовая чернильница – непроливайка в тряпичном мешочке.Александр взял пенал, вынул из него ручку и уставился на нее в глубокой задумчивости. Любуясь этим дивами дивными – ручкой и чернильницей, которые он видел только в детстве, на почте, и пользоваться которым он не умел в принципе, Александр почти пропустил подход высокого мужиковатого подростка в рубашке навыпуск, подпоясанного алым шнурком.

– Да ты живучий, Беляк... – Он глумливо улыбнулся и оперевшись на парту наклонился вперёд, – А может у тебя несколько жизней как у кошки? Надо будет тебя в следующий раз к рельсе привязать.

Не раздумывая ни секунды, Александр несколько раз с хрустом воткнул перо в руку парня, а потом, поймав шею ладонью, шмякнул лицом об стол, размозжив нос в лепёшку.

Воющий от боли подросток завалился спиной на парты и, круша мебель, начал кататься по полу. А Александр аккуратно вытерев со стола кровь промокашкой, вытащил искорёженное перо, вставил новое и, распаковав чернильницу, осторожно макнул кончик пера в фиолетовую жижу.

Моторных навыков предыдущий владелец тела не оставил, да и не к чему это было. Точный глазомер, опыт и тридцать лет занятий боевыми искусствами бывшего полковника могли справиться и не с такой проблемой.

Писать чернильной ручкой оказалось неожиданно забавно. Перо должно было скользить, едва задевая поверхность, но не прижиматься к ней, потом что тогда острый металл сразу начинал рвать бумагу и оставлять кляксы.

Забежавшие на шум воспитанники увели пострадавшего, стали ставить парты и поднимать с пола разбросанные вещи, а перед Александром нарисовался новый визитёр.

– Не перегнул?

Словно строчки из досье всплыло 'Николай Борцев – 'Борец' заводила в компании комсомольцев'

– Тебя связанного бросали в реку? – вопросом на вопрос ответил Александр. – Если ещё раз подойдёт, будет жалеть до конца жизни. До весьма скорого конца...

– Странный ты Беляк. То терпел всё это время, вроде как и драться не умел, а теперь вдруг – здрассьте вам! – начал всех плющить... – Борцев-Борец, внимательно посмотрел на Сашу, – Что-то случилось?

– Да вот, то и случилось... – Александр, наконец, закончил рисунок пером, и поднял глаза, – Борец,они ведь не шутили. Они меня и вправду убить хотели. Я и выжил-то случайно. А теперь – всё. Игра закончилась, и начинается жизнь. А в жизни я и не таких актировал...

Белов улыбнулся, и от этой улыбки у комсомольского заводилы на голове зашевелились волосы. Он тряхнул головой, точно отгоняя от себя страшное видение, и провел рукой по лицу.

После визита Борца, к Александру больше никто не приставал, и начался следующий урок. Литературу тем более русскую, он любил, но преподавательница, всё та же Зинаида Михайловна, уже ни о чём его не спрашивала, так что весь урок, Александр спокойно практиковался в каллиграфии, выводя на задней странице тетради замысловатые завитки, и наброски лиц сидевших рядом школьников.

Последним уроком, была физкультура, именовавшаяся 'гимнастикой'. Физическому воспитанию в советской школе вообще уделялось очень много внимания. Стране, окруженной врагами, были нужны солдаты, а физическая подготовка – основа основ военного дела первой половины двадцатого столетия.

Переодевшись в раздевалке в трусы и майки, воспитанники выбежали в школьный двор, где под руководством бывшего циркового борца приступили к занятиям. В основном это был бег, и занятия на гимнастических снарядах.

После десятка кругов по залу в переменном темпе со спуртами, и доброго десятка подтягиваний, Александр почувствовал, что утомился, и присел на скамейку. Рядом тут же плюхнулась Лера. Девочка вопросительно заглянула ему прямо в глаза:

– Саша, а ты ничего мне не хочешь сказать?

– Лера... – Александр спокойно выдержал пронзительный взгляд девочки, не отводя глаз, – Мы с тобой не муж и жена. Мы даже не брат и сестра, а ты плющишь мне мозг, словно тебе за это доплачивают. Успокойся. Вон, физрук на нас уже смотрит недобро. Наверняка придумал какую-нибудь гадость.

– Белов! – Преподаватель физкультуры подошёл ближе. – На драки значит, у нас сил хватает, а на физкультуру нет?

– Так потратил все силы на драку, Виктор Афанасьевич, – Александр нейтрально улыбнулся. – Зато пришла в голову интересная мысль. Отчего это все хулиганы нашей школы занимаются у вас в секции? Может сразу ввести в курс обучения тюремную феню, и игры с ножичком? Пригодится ведь?

Бывший цирковой борец покраснел так, что от него наверное можно было прикурить сигарету. Но сдержавшись и не ответив ни слова, молча повернулся и ушёл.

Валерия, приоткрыв от удивления рот, смотрела ему вслед, потом снова повернулась к Сашке:

– Зря ты так. Викаф, нормальный. Он просто...

Белов резко, почти зло оборвал ее:

– Мне с его нормы ни холодно, ни жарко, но вот с его учениками, боюсь, разбираться придётся. И кому мне сказать спасибо, что шпана знает какие-никакие, но всё ж приёмы борьбы? Не может сам фильтровать состав, пусть лучше вообще не учит!– проворчал Александр и встал. – Ладно... Пробегусь ещё пару кругов и на ужин...

Кормили в детском доме небогато, но сытно. На ужин была пшенная каша и настоящая свиная котлета. С косточкой! Довольно приличная порция ухнула в детский желудок, словно в колодец, и, запивая еду сладким компотом, Саша обдумывал своё дальнейшее житьё.

Словно в сказке, он попал в прошлое. Он теперь точно смотрит в задачник, зная ответы в конце учебника. Можно многое решить проще и легче, можно многое изменить, вот только как?

Чтобы менять что-то, нужно иметь возможность это изменять. А какие у него возможности? Откровенно говоря – никаких... То есть абсолютно! Ну, предположим, он знает, когда начнется война, и как она будет идти, а толку? Кому об этом рассказать? Кто может помочь все исправить?

Сталин? К Сталину ему, конечно же, не попасть. Он не нарком, не знаменитость. Да и вообще: он пока никто. А до войны унесшей жизни больше двадцати миллионов осталось не так уж много времени. Тридцать четвёртый год. Ещё не грохнуло в Испании, только-только прорвался к большой власти Гитлер.

'Вот бы кого завалить' – мечтательно подумал Саша и, собрав посуду, отнёс её на мойку, где сегодня дежурили ребята из параллельного класса.

Теперь следовало озаботиться оружием, и в поисках чего-то подручного он зашёл в мастерскую, где всем заправлял Куан Ляо, китаец занесённый в Россию буйным революционным ветром. Кроме уроков труда, он ещё работал дворником и истопником, что в любом детском доме было нормой. Взрослые совмещали по две-три должности так как лимиты Наркомпроса на количество сотрудников в детдомах, были довольно жёсткими. Кроме того, детские дома вполне гласно курировал НКВД, и кто-то из преподавателей наверняка получал малую денежку за информирование этой уважаемой организации о происходящем на подведомственной ему территории.

В этот час в мастерской работал кружок авиамоделизма, и пионеры собирали несколько планёров, и один резиномоторный самолёт, для участия в районных соревнованиях. Посмотрев с порога, как дети трудятся, покрывая обклеенные рисовой бумагой плоскости столярным лаком, Саша не выдержал и подошёл ближе.

– Тяжёлый же будет. И летать будет плохо. – Он приподнял модель. Почти килограмм уже, а плоскости ещё не покрыты.

– Тоже мне специалист. – Буркнул парень, работавший с планёром. – Давай, сделай лучше, если такой умный.

Александр задумался, а затем уверенно сказал:

– Дуй в медпункт и попроси у Сансаныча коллодий. Только добудь не спиртовой, а эфирный раствор.

– И что это будет? – Беззвучно подошедший сзади китаец внимательно посмотрел на Александра.

– Тонкая плёнка. Прочность так себе, но для планера вполне хватит, – твёрдо ответил Саша.

Всё необходимое нашлось тут же, и, взяв малярную кисть, он начал наносить коллодий. Но сразу же прекратил: кисть не давала ровной пленки. Подумав пару минут, Сашка взял пару трубочек, смял концы, воткнул одну из них в широкую пробку, а вторую закрепил толстой проволокой под прямым углом. Примитивный пульверизатор был готов. Белов взял свое грубоватое, но вполне пригодное изделие, вставил пробку во флакончик с коллодием и подул во вторую трубку. Эфирный раствор легким облачком равномерно лег на крыло.

– Вот. Теперь если не переборщить с толщиной покрытия, получится хорошая тоненькая плёночка. Летать будет – что надо. Если профиль крыла конечно не подведет... – Александр легко щёлкнул ногтем по модели. – Чем оно тоньше, длиннее, и более гладкое, тем выше аэродинамическое качество и соответственно дальше полёт.

– Звучит разумно и логично... – Ляо кивнул. – Что ж ты раньше такой умный моделизмом не занимался?

– Это не важно, – Александр улыбнулся.

– А что важно?

– Две коротких палки из дуба, длиной в локоть, диаметром в три пальца. Дрель, и кусок прочного шпагата. Лучше капронового.