Текст книги "Лобовое столкновение"

Автор книги: Андрей Троицкий

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 13 страниц) [доступный отрывок для чтения: 5 страниц]

– Ну, чего на нас смотришь? Присоединяйся, – предложил он.

– Чего пристал к девушке? – Рама толкнул его в грудь, мол, убери свои грабли подальше.

– Защитник нашелся, – засмеялся Килла.

Катька посмотрела на Раму долгим взглядом:

– А ты чего не раздеваешься? Стесняешься, что ли?

– Мне и так нормально, – пожал плечами тот, не желая выдавать своего смущения.

Рама взглянул на свои штаны, заляпанные грязью, на свитер, провонявший потом и солидолом. Вид не лучше, чем у бомжа, ночующего в канализационном колодце. Он живо стянул с себя свитер и штаны, взял из Катькиных рук те шмотки, что еще не разобрали парни. Раме досталась длинная нательная рубаха, чуть ли не до колен, похожая на поповский подрясник, темные парусиновые брюки, едва закрывавшие щиколотки, и еще вязаная жилетка на мелких пуговицах, какая-то бабья, тесная в плечах и свободно висящая на животе. В этих тряпках он был похож на послушника монастыря, изгнанного из обители за воровство и рукоприкладство. Через минуту Катька собрала в охапку мужскую одежду и убежала. Собачиха, вернувшись из горницы, посмотрела на переодетых парней и не смогла сдержать улыбку.

– Ну, чего вылупились? – спросила она. – Катька понравилась? Смотрите у меня… Она у нас в деревне одна из молодежи. У нее здесь мать парализованная лежит. Вот она и вернулась сюда из города. Ну что? Начистили картошки? Давайте, кормить вас буду.

* * *

Леонид Елагин позвонил Виктору Ольшанскому через день и назначил встречу в отдельном кабинете пивного ресторана, известного своими заоблачными ценами и тем, что там время от времени мелькали всякие знаменитости.

– Что-то узнал? – замирая сердцем, по телефону спросил Ольшанский. – Чувствую ведь, что узнал.

– Вот именно: что-то. Не более того. – Лага хотел опустить трубку, но передумал. – Я думал, мы пива глотнем. А ты опять со своей дурью.

– Слушай, Леня…

– До встречи. Кабинет заказан на мое имя.

Не дождавшись назначенного времени, Ольшанский прибыл на место на целый час раньше. В ожидании Елагина он уселся у барной стойки и пропустил пару кружек красного ирландского пива. Когда со второго этажа по винтовой лестнице спустился администратор, Ольшанский назвал свое имя и поднялся, захватив с собой кружку недопитого пива. Его провели на второй этаж в кабинет с камином, выполненный в стиле а-ля добрая старая Англия. Обои цвета бильярдного сукна, на стенах в золоченых рамках литографии и гравюры с видами Виндзорского замка, лондонского Тауэра и лейб-гвардейцев королевы в высоких меховых шапках. И еще фотографии знаменитых политиков первой величины, которые сиживали здесь, в этом самом кабинете.

Ольшанский нетерпеливо перелистал карту вин и меню, решив про себя, что выбирать особенно не из чего. У двери уже вытянулся официант с накинутой на руку салфеткой.

– Ты вот что, – сказал Ольшанский. – Салат принеси из креветок с лимоном и пива ирландского. А ростбиф позже дашь.

Когда принесли салат, Ольшанский поковырял его вилкой, но есть не стал – то ли от предчувствия скорой удачи, то ли от волнения совершенно пропал аппетит. Не терпелось узнать, что за новость приберег для него Лага. А вдруг и нет никакой новости? Просто позвал его пива попить, потому что одному скучно коротать вечер в этой чертовой забегаловке с псевдоанглийским интерьером и фальшивым камином.

Леонид Борисович Елагин появился в кабинете пивного ресторана, когда Ольшанский, окончательно потеряв терпение, уже перестал ждать. Оставив пальто кому-то из охраны, он плотно прикрыл дверь, сел напротив Ольшанского, положил на стол несколько любительских фотографий.

– Карточки так себе, но если очень захотеть, узнаешь своего кандидата, – сказал он. – Приглядись получше.

Ольшанский долго перебирал любительские черно-белые фотоснимки, хотя с первого же взгляда узнал Кота.

– Откуда они у тебя?

– От ментов, – ответил Лага. – Ну что скажешь? Твои кандидаты?

– Один точно мой. Честно говоря… Честно говоря, не думал, что все получится так быстро.

– Ну, не совсем быстро и не совсем просто. Тут скорее дело везения. И денег.

Лага встал и, открыв дверь, велел халдею, дежурившему с обратной стороны, принести пива и какую-нибудь закуску, на его усмотрение. Вернувшись к столу, пыхнул табачным дымом и сам склонился над фотографиями, будто хотел увидеть знакомую физиономию.

– Этих кексов можно было год искать, – сказал Лага. – С нулевым результатом. Таких бригад в Москве сотнями считать. Но тут вышла одна история, парни влипли в нее, как мухи в мед. Короче, нарисовался один фрукт из СК МВД. Он вел тайную разработку кентов, занятых растаможкой импортных иномарок. И налетел на пулю.

– Подожди, – Ольшанский выставил вперед ладони. – На чью пулю? И какой клиент? Откуда он нарисовался?

– Не все так скоро, чувак. Не засыпай меня, как учитель физики на экзамене. Помедленнее.

Ольшанский и прежде знал за Лагой особенность излагать мысли каким-то странным образом, выворачивая события наизнанку и переворачивая с ног на голову. Чтобы понять логику изложения, очередность чьих-то действий, нужно было сначала выслушать рассказчика и только потом расставить все факты по своим местам. В этом случае картина получалась более или менее понятная и относительно логичная, но Ольшанский, потеряв остатки терпения еще с того вечера погрома в «Карамболе» и угона любимой машины, чувствовал, что не способен оставаться пассивным собеседником.

– Ну, тот опер, который разрабатывал какую-то там группировку, – объяснил Лага. – Типа таможенников. Он ее разрабатывал, а ему натурально ящик струганули. Теперь понятно?

– Понятно, что ничего не понятно, – честно ответил Толмач. – Может быть, просто начнешь сначала?

– Я и так начал сначала, – вежливо ответил Леонид Елагин.

– Иногда я с первого раза не просекаю фиш… То есть не все понимаю.

– Ладно. Понимальщик.

Чтобы снова не вставать на ноги, Лага с силой запустил в дверь штампованной подставкой из-под пивной кружки.

– Пива принеси, – сказал он выскочившему на звук официанту и начал рассказ по второму кругу.

Того паренька, что устроил погром в бильярдной, а затем из-под носа Ольшанского увел его драгоценный бумер, действительно зовут Костян, кличка Кот. Он дважды отдыхал на зоне, оба раза за кражи транспортных средств. С лоховскими машинами не связывался, всегда искал серьезных клиентов и угонял, как правило, на заказ дорогие иномарки. С учета его сняли около полугода назад. Не сразу поймешь, за какие заслуги сняли, видимо, у того Кота в ментовке водились кое-какие связи.

Вместе с ним работают еще три кадра: некто Алексей Килла, Димон Ошпаренный и Петя Рама. Все на учете не состояли, поэтому пробить их по милицейским каналам проблематично. Вероятно, бумер Ольшанского так бы и ушел в никуда, растворился в бесконечном потоке иномарок, ездил бы себе годами с перебитыми номерами и табличкой. Но возникла одна проблема. Собственно, так, ничего особо серьезного. Эти парни что-то не поделили с другой бригадой, такими же отморозками, как они сами. Сейчас уж не понять, в чем корень проблемы, обычно такие вещи решают просто, без всяких там пиф-паф, но бригада этого Кота почему-то все сделала иначе.

Они ворвались в ресторан «Тарелка», где те чуваки спокойно отдыхали, и начали шмалять кого ни попадя. Под замес попал опер, который вплотную работал с враждебной бригадой и лег в гроб ни за хрен собачий. Вероятно, стал строить из себя крутого.

Но вся фишка вовсе не в том опере, отбросившем копыта посередине какой-то паршивой забегаловки. И это дело наверняка бы на тормозах спустили. Мало ли оперов в Москве пришивают. Работа у них такая, лезть под чужие пули.

Но история имела свое продолжение.

И никто бы не связал этого Кота с угнанным бумером. Убийство мента – другое дело, тут он заляпан. Но возле Киевского вокзала засветился один кент, без роду и племени, какой-то работяга с Украины. Менты натурально сунули нос в его сумку, ну, как при обычной проверке. А там денег тысяч девяносто баксов. Если Лага сказал: девяносто тысяч, дели на два, а то и на три, не ошибешься. Привычка умножать про себя крупные суммы – это у него еще с краснодарских времен, и ту привычку не вытравишь ни московским лоском, ни образом честного прикинутого фраерка, каким он очень хочет казаться.

Так понимай, что у того долбаного маляра на кармане от силы оставалось штук тридцать или около того. Короче, менты при досмотре, увидав эту картину, натурально припухли. И отправили этого придурка в ОВБ.

– Большая удача, что у местной ментуры бабки не прижились, – смеялся Лага. – Ну, в кармане какого-нибудь следака не осели. И завертелась цепочка. Откуда? Что? Зачем? Маляр промочил штаны и натурально показал, что он вместе с родной теткой делал ремонт у какого-то большого бандита. В их понимании чуть ли не все москвичи – крутые бандиты.

Тайник оказался так себе, слеплен на скорую руку. Видно, не ждали, что в новую ванную комнату сунутся маляры, станут там промазывать какие-то швы. На квартире этого Кота произвели обыск, выемку оружия, гранат, номерных знаков, набойных инструментов. Нашли аппарат холодной резки по металлу, пневматические ножницы и прочую хренотень. Один из этих номеров принадлежал бумеру Ольшанского. Вот она история. И цена ей три копейки в базарный день. Просто игра случая. На вокзале с тем же успехом могли тормознуть любого лоха, но остановили именно этого маляра. Так потянулся след к бумеру.

Итак, личность Кота и его бригады выяснили. Этих парней сейчас ищут по милицейским каналам и, надо думать, обязательно найдут. Но, конечно, не факт, что вместе с ними отыщется и бумер Ольшанского. За это время тачка могла уйти в третьи руки, ее попросту могли сопроводить новыми документами, перебросить в другой регион или, на худой конец, разобрать на запчасти, а кузов порезать автогеном в лапшу.

– Вот на такие штучки, не больше, – Елагин покрутил у носа собеседника подставку из-под пива. – А то и меньше. Короче, ищи ветра в поле.

– Не знаю, почему, но я убежден, что эти скоты найдутся вместе с моим бумером. Иначе и быть не может.

Лага засмеялся смехом идиота, которому показали палец. Ольшанский под столом сжал левый кулак, правой рукой, расстегнув пуговицу пиджака, потянулся под ремень, из-под которого торчала рукоятка «Люгера». Если бы на месте Леонида Борисовича Елагина оказался другой человек, его жизнь не стоила бы недопитой кружки пива. Ольшанский, не сомневаясь ни секунды, разрядил бы обойму ему в харю. Но понимая, с кем имеет дело, Толмач сдержал порыв неожиданной ярости.

– И что дальше? – спросил он спокойно. – Ну, какие виднеются варианты?

– Ну, ясно, что этот Костян со своей братвой в Москве отсиживаться не станет, – ответил Лага. – Иначе окажется вон в том углу в разобранном виде. Его ищут по всем возможным лежбищам. Но я тут навел справки, разумеется, не по милицейским каналам. Короче, когда этот Кот последний раз отдыхал на зоне, у него там были два кента. Оба не из Москвы.

– Но что это меняет?

– Меняет, – Елагин пригубил пиво. – Многое. Слушай сюда…

После путаного рассказа Лаги, многочисленных вопросов «откуда», «куда» и «зачем» в голове Ольшанского сложилась относительно ясная картина событий. Постоянной кадры с жилплощадью у Кота нет, во всяком случае, найти такую не удалось. Есть одна девчонка, типа переводчицы. Но она вообще не по теме. Все время в разъездах, какие-то свои дела, семинары, речи, встречи. Короче, во время разгрома «Карамболя» этой лярвы то ли вообще в Москве не было, то ли она прохлаждалась в очередной командировке. Она в его делах не рубит.

Если конкретно, в Москве Коту и его парням просто деваться некуда, их обложили со всех сторон, разве что ленивый их не ищет. Итак, их цель – некто Евдоким Вяткин по кличке Вятка, зону с Котом топтал за крупное мошенничество, известный в узких кругах мошенник и кидала. Но, видно, денег так и не нажил своими делишками, даже на приличного адвоката не хватило, иначе бы получил условный срок, а не строгую зону.

Евдоким Вяткин, еще будучи на зоне, развелся с женой, отписал ей приличную квартиру в Смоленске, а сам довольствовался халабудой, сколоченной из старых ящиков. Это в ближайшем городском пригороде, садоводческое товарищество «Сосны». Где именно эти чертовы «Сосны» произрастают – выяснить не проблема, пять минут. Смоленск не Москва, там все как на ладони.

Второй кентарь Сергей Букин, он же Бука, сидел за разбой при отягчающих. С этими корефанами Кот на зоне последнюю крошку хлеба делил. Старые кенты, водкой не разольешь. Рубль за сто, Кот подастся именно к этим парням по простой причине – больше ему деваться некуда. Только к кому из них? Вот он вопрос на засыпку.

– Я бы поставил на Буку, – сказал Лага. – Как-никак у него своя квартира. Ну, разумеется, клоповник по нашим прикидам. Но все-таки. Тишина и все такое.

– Сегодня ставки не принимаются, – улыбнулся Ольшанский. – Бука… Ну и кликуху человеку прилепили. Бука…

– А чего? Нормально, – неожиданно заступился Елагин. – Я встречал в сто раз хуже. Жопа, не хочешь? Или Цветной? Это не ругательство. Это имя. С ним человек годами жил. И до сих пор пыхтит.

– Да я не против, – взял задний ход Ольшанский. – Нехай себе.

Живет Бука в Костроме, занимает однокомнатную берлогу в старом шлакоблочном доме в двух шагах от центра города. Букина хорошо знают, в местных криминальных кругах он фигура заметная, без пяти минут авторитет. Воровской карьере мешают мокрые дела, которые, по слухам, за ним водились или водятся до сих пор. Короче, Ольшанскому предстоит принять решение: двинуть в Смоленск, в садоводческое товарищество «Сосны» к Евдокиму Вяткину, или направиться к этому Буке в Кострому. Ставить на красное или на черное – вот он вопрос, достойный Гамлета. Вяткин или Бука?

Конечно, можно разделиться на две группы, отправить своих парней по одному адресу, а самому двинуть по другому. Но руки чешутся поучаствовать в деле, а не доверяться своим быкам в очередной раз. Ладно, так можно рассуждать до бесконечности, голову сломать на ровном месте. Если бы Ольшанскому суждено было прятаться, он бы без колебаний выбрал эту безымянную дачу. Тихое лежбище, где тебя годами не найдут, никто носа не сунет. Как ее там? «Сосны». Пусть так и будет. А в Кострому можно позже заглянуть, и этому Буке голову отвинтить, так, заодно уж. Для профилактики. Может, без дурной башки умнее станет.

Решено: он со своей братвой отправляется в эти «Сосны», а там на месте картина прояснится.

Ольшанский ради приличия еще полчаса потрепался на общие темы и вежливо закруглил разговор. Лага должен понимать: сейчас ему не до светских бесед, ждут конкретные дела.

* * *

Собачиха не пустила парней в горницу, поэтому стол пришлось устроить тут же, в сенях, из старых ящиков, накрытых куском брезента. За обедом, состоявшим из вареной картошки, квашеной капусты и соленых огурцов, никто не проронил ни слова, пока не унялся первый голод. Кот заговорил первым:

– Надо линять отсюда, пока нас не прихватили, – сказал он. – Переждем в другом месте, позже вернемся за Ошпаренным. Все равно Димону от нас толку, как от козла молока.

– Ну как это, Кот? – спросил Рама. – Как мы тут одного Димона оставим?

– Ну, давай тут бандой роиться, – ответил Костян. – Пока нас не возьмут. Ты посмотри на деревенских. Они сроду такую машину не видали. Уже наверняка по деревне слух пошел. И еще не известно, как там дальнобойщики.

Все замолчали.

– Да чего я, бросить его хочу? – усмехнулся Костян. – Может, предложения какие есть? Я как все.

– Нет предложений. Только одна проблемка, – усмехнулся Рама. – Мелкий вопрос. Как далеко мы уедем на трех колесах? Кто-нибудь об этом подумал?

Рама кое-как заправил поповскую рубаху в штаны, натянул просохшие у печки ботинки, сунул в карман кусок хлеба.

– Ты куда это собрался? – спросил Кот.

– Пойду по деревне пройдусь. Колесо для бумера посмотрю. Знал бы, еще одну запаску взял.

– Посмотри, – кивнул Килла. – Тебя тут ждали, как родного, и в каждом дворе по колесу бросили.

Рама вышел на порог, постоял, соображая, куда направить стопы. Видно, деревня не маленькая, сотни полторы дворов, а то и больше. Даже церковь стоит на возвышенности. Через калитку вышел на улицу, свернул в проулок. Заметенные снегом дворы, избушки, вросшие в землю, в центре села дома побогаче, попадаются кирпичные, прочно стоят избы из круглого леса, крытые оцинкованным железом. Но людей немного. В одном дворе мужик тюкает топором по колоде, колет дрова, в соседнем дворе баба развешивает на веревке стираное белье. Главное, машин ни на дороге, ни во дворах почти не попадается.

Рама прошел мимо продуктового магазина, вспомнив о куске хлеба, скатал мякиш в шарик и сунул его в рот. Возле сельпо приютились «Жигули» с проржавевшими крыльями, в соседнем переулке стояла занесенная снегом «Волга» без заднего бампера. Колеса с этих тачек не годятся. Рама решил дойти до околицы, а на обратном пути прохватить по другой улице. Авось там наткнется на что-то подходящее, хотя надежды мало.

Навстречу попался мордастый парень в камуфляжной форме, высоких солдатских ботинках на шнуровке и голубом берете десантника, косо сидящем на голове. Видно, солдатик уже крепко поддал, а теперь брел обратно в магазин, чтобы догнаться пивом или портвешком. Увидев Раму, он широко растопырил руки, ускорив шаг. Пете едва удалось выскользнуть из его объятий.

– О, земеля, здорово, – воскликнул солдат, разглядывая ссадины на физиономии Рамы. – У-у-у-у… Ты к кому тут приехал? Земеля, надо бухнуть. Пойдем, надо бухнуть. У меня праздник, земеля, дембельнулся я.

Рама сначала попятился, потом быстро шагнул вперед, обошел десантника обочиной.

– Да какой я тебе земеля? – оглянувшись, покачал головой Рама. – Ты чего-то попутал.

Но солдат не отставал, шел следом.

– Ну-ка, поди сюда, – сердито крикнул он. – Поди, я сказал. Ты что же, не узнал меня? Не рад?

Рама остановился в нерешительности, понимая, что просто так, с ходу, с веселым солдатиком будет трудно разминуться. Проще всего срубить его прицельным ударом в морду и пойти дальше. Судя по откормленной физиономии, этот тип не в спецназе ВДВ с парашютом прыгал, а всю дорогу на хлеборезке отирался. Короче, он легкая добыча. Но начинать на новом месте с драки, о которой завтра будет судачить вся деревня… Нет, это как-то стремно.

– Отстань, – сказал Рама. – Иди своей дорогой. У меня дела.

Солдатик засмеялся.

– Понятно… Видали мы таких. Знаешь где? Да ты представляешь себе, что я с такими, как ты, в армии делал? Они мне носки стирали. Понял?

Сжав кулаки, Рама шагнул назад, к солдатику. Похоже, без мордобоя все же не обойтись. Не хочется, но надо.

– Пашка, – неожиданно крикнул мужик, поправлявший покосившийся забор. – Опять нажрался?

Солдатик хмыкнул.

– А чего? Имею право. У меня праздник. Я за таких, как вот он… Я за таких тыловых крыс мешками кровь проливал.

– Чью ты кровь проливал? – рявкнул мужик. – Ты на пищеблоке два года просидел. Кишки набивал, сука. Паразит.

Солдатик покачнулся, как от удара, едва не упал. Его снова качнуло в сторону, но он удержался на ногах и, понимая, что базарить больше не о чем, медленно тронулся в сторону магазина. Рама побрел в противоположном направлении. Он слонялся по деревне до тех пор, пока не пошел снег, а с ним пришли первые сумерки. Кажется, он побывал везде, обошел все улицы и закоулки, но подходящей запаски для бумера так и не нашел. Пора поворачивать оглобли. Смеркается быстро, а ночью здесь заблудиться – раз плюнуть.

Рама свернул в узкий переулок между двумя дворами и неожиданно увидел старую иномарку, занесенную снегом. Тачка стояла неподалеку от сруба, в окнах которого не горел свет и печная труба не дымила.

Оценивая обстановку, Рама остановился. Снег на участке не утоптан, нет ни расчищенной тропинки, ни единого человеческого следа. Дом выглядит нежилым. На двери висячий замок, собачья конура пуста. Видно, хозяин бросил свою раритетную тачку уже давно и с той поры больше здесь не показывался.

Рама обошел дом сзади, легко перемахнул забор, слепленный из негодных досок. Нужно быть осторожным, не хватало только засветиться рядом с чужим домом и машиной. Пригнувшись, он подошел к тачке, присев перед передним скатом, стал тереть резину перчаткой, стараясь разглядеть маркировку покрышки. Отлично, диаметр колеса совпадает с диаметром колеса бумера.

– Теперь главное, чтобы дырки креплений совпали, – прошептал Рама. – Ничего, совпадут…

Окрыленный неожиданной удачей, он сорвался с места и тем же маршрутом, задами, через огород, выбрался на улицу. Очутившись по другую сторону забора, стряхнул снежную крошку со штанов и быстро зашагал в обратном направлении. Не заходя в дом Собачихи, вытащил из багажника бумера домкрат и кое-какой инструмент. Открутил заднее колесо. Что ж, кажется, крепления должны совпасть. Точно, совпадут. У Рамы глаз, как алмаз.

Он не успел поставить колесо на место, когда услышал тихое покашливание. Обернувшись, разглядел возле забора темный силуэт. Меховой воротник дубленки, гладкие волосы зачесаны на затылок и собраны в косу. Это же Катька. Рама встал, вышел на улицу через калитку, взял в свои руки Катькины ладони.

– Озябла?

– А ты погреть хочешь?

Катька взяла его за руку и, ни слова не говоря, повела за собой. Рама слышал, как скрипит снег под ногами, а в груди бешено колотится сердце. Минут через десять поднялись на крыльцо какой-то приземистой избы, Катька своим ключом открыла врезной замок, пропустила Раму вперед. Темнотища, хоть глаз коли. Рама стоял, боясь сделать шаг вперед или в сторону. Так продолжалось, пока Катька не засветила керосиновую лампу. Рама удивленно заморгал глазами. Впереди ряды стульев, сцена, заваленная пыльными транспарантами, стенными газетами и еще каким-то хламом. Пахнет мышами и пылью столетий. Рама, шагнув к девушке, расстегнул пуговицы ее дубленки.

– Не здесь, пойдем на сцену, – прошептала Катька. – Там можно лечь на газеты. Будет мягко, как на кровати. Тут был кинозал и красный уголок.

– Какой уголок? – не понял Рама.

– Красный уголок. Ты что, не знаешь, что это такое?

Рама пожал плечами. Он хотел рассказать, что у них в школе тоже был красный уголок. Был до тех пор, пока Рама не сжег его в отместку за то, что классный руководитель вывела ему двойку по поведению и грозилась оставить на второй год. Школу пришлось сменить, а Рама заработал первый привод в милицию. Впрочем, эту историю девушке знать не обязательно.

Катька вошла на сцену, поставила лампу, сбросила с себя дубленку, через голову стянула шерстяное платье. Рама, смущаясь, тоже стал раздеваться. Он спешил, срывая с себя вещи, не хотелось, чтобы девушка увидела его в этой позорной нательной рубахе и стариковской жилетке с мелкими пуговичками…

Через полчаса Катька, не стесняясь своей наготы, поднялась с измятых газет и стала одеваться. Рама, подложив руки под голову, разглядывал соблазнительные изгибы ее тела, гладкую кожу, на ощупь похожую на китайский шелк, и вьющиеся распущенные волосы. Не оставляло ощущение, будто на стульях в зале затаились какие-то неизвестные люди и во все глаза пялятся на него и Катьку.

Потом он вспомнил, что последний раз спал с женщиной пару недель назад. Это была бывшая шлюха, в свои лучшие времена работавшая в одном известном притоне, который посещали очень богатые люди. Рама подумал, что Катька не похожа ни на одну из московских лярв, с которыми он частенько делил постель. У тех одна мечта: залететь от крупного бизнесмена и всю жизнь, день за днем, год за годом, тянуть с него деньги. Катька мечтает о том, чтобы мать поправилась, хотя знает, что шансов почти нет.

– Нравишься ты мне очень, Катя, – тихо сказал Рама. – Слышишь?

Катька наклонилась и поцеловала его в раскрытую ладонь.

– Ладно, пойду я, – ответила она. – Мать, наверное, уже проснулась. Пойду.

– Катя, мы сейчас дела утрясем, и я вернусь, – пообещал Рама. – Поедешь со мной?

– Поеду, – кивнула Катька. – А ты вернешься?

Рама ничего не ответил. Он не знал ответа на этот совсем простой вопрос…

* * *

– От кого-то тут воняет женскими духами, – сказал Леха Килла, когда Рама возвратился в дом Собачихи и, вытянувшись на соломе, укрылся лоскутным одеялом. Килла снял с головы шапку, в которой спал, втянул в себя воздух. – Воняет… И уж точно не от меня. Ну, Рама, ты даешь.