Текст книги "Москва Икс"

Автор книги: Андрей Троицкий

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 6 страниц)

* * *

После визита Сурен чувствовал себя уставшим, будто не кофе пил с приятной женщиной, а мешки ворочал на товарной станции или целый день, как муж хозяйки, торчал в кошаре или свинарнике. Зоя Ивановна хочет любовных приключений, но близкие отношения с клиентами – это против правил, или бизнес или постель, – третьего не дано. Он сел в то же такси, вспомнил про дантиста, но назвал водителю другой адрес.

Вскоре он оказался во дворе старого дома, вошел в подъезд, поднялся на третий этаж, постучал кулаком в дверь, потому что звонок не работал. Послышались шаги, щелкнул замок. Сурен переступил порог, закрыл за собой дверь. Перед ним стоял дядя Миша, мужчина лет шестидесяти в майке без рукавов и трусах. Пахло водкой, какой-то сивухой и несвежей рыбой, в комнате кто-то храпел.

– Для меня что-нибудь есть? – спросил Сурен вместо приветствия.

Дядя Миша присел перед тумбочкой, покопался в ящике и вынул конверт.

– Я хотел сегодня занести, ну, вечером… Письмишко два дня как пришло. Но я болел, не вставал, не мог… Кашель замучил.

Судя по штемпелю, письмо пришло пять дней назад из Питера, обратного адреса нет. Сурен оторвал бумажную полоску, вытащил листок ученической тетради, на нем только три слова: «Все плохо, приезжай». Он вышел на лестницу, спустился вниз и закурил. Дела закруглились к четырем вечера, Сурен вернулся на рыночную площадь и забрал машину. До дома его сопровождали бежевые «жигули», во дворе стояла та самая «волга» с надписью на кузове «геологоразведка».

Глава 2

Сурен перекусил и стал бесцельно бродить по комнатам. Это была большая, точнее две большие квартиры на одном этаже, соединенные между собой, обставленные мебелью в стиле Людовика XV, не оригинальной, но копиями, дорогими, – только размер меньше оригинальных образцов. Сурен снова поймал себя на мысли, что мебель слишком помпезная и вычурная для городской квартиры, только человек с испорченным вкусом мог купить эти антикварные дрова, впрочем, два года назад он был в восторге от пузатого позолоченного комода, стульев на гнутых ножках и диванов с полосатой обивкой.

На стенах подлинники русских мастеров, есть парочка французских живописцев середины 20-го века, еще пара итальянцев, – картины на библейские темы. Знакомый искусствовед сказал, – это произведения искусства. Сурен удивился: господи, о чем он думает, когда каждая минута на счету, а до тюрьмы – два шага. Сегодня и завтра домработница не придет, – удобной момент, чтобы заковать Сурена в наручники, гэбэшники наверняка знают уклад его жизни, привычки, позвонят: откройте, срочная телеграмма, или из ЖЭКа придут: вы заливаете нижних жильцов.

Зазвонил телефон, Сурен снял трубку.

– Привет, как дела? – это был один из помощников, некий Виктор. – Я с товарной станции звоню. Тут небольшая проблема. Надо бы пошептаться вечером.

– Реши все сам, – ответил Сурен. – Витя, я зашиваюсь, минуты свободной нет.

Он бросил трубку, лег на кровать, заложил ладони за голову. Сурен доверял интуиции, спасавшей от ошибок, от пули, если прислушаться к внутреннему голосу, можно разобрать всего пару слов: опасно, уходи… Может, это вовсе не интуиция, а сам ангел хранитель шепчет в душу слова предостережения. Уходи, – легко сказать.

Он встал, принял душ, растерся полотенцем, взглянул на свое отражение в большом прямоугольном зеркале: он прибавил в весе, но в целом выглядит неплохо, – мускулистый, с широкими плечами и грудью, на правом плече татуировка: череп, якорная цепь под Андреевским флагом. На икроножной мышце след пулевого ранения, на груди и на правом бедре шрамы от осколков мины, – они не портят мужчину. Он надел халат, сел к письменному столу и начал писать, через четверть часа письмо было готово, Сурен сунул листки в конверт, но не приклеил марку и не написал адреса.

Он нашел поясную сумку, положил в нее рубли крупными купюрами, триста долларов двадцатками, кое-какую мелочь и несколько фотографий: мать с отцом на фоне цветущей вишни, брат, рано умерший, вот Лена – женщина, которую он давно любит. И вот он сам в парадной форме капитана морской пехоты стоит на палубе десантного судна. Снимки сделаны еще до ранения…

Он прислушивался к звукам на лестничной клетке. Кабина лифта поднялась на этаж, кто-то покашлял, и снова тишина. В тайнике пистолет и две обоймы, он уже шагнул к шкафу, где был оборудован тайник, но передумал.

* * *

Стемнело, когда Сурен надел короткий плащ на теплой подстежке и вышел на улицу, пасмурное небо обещало скорый дождь или снег, во дворе под фонарем стояла новая машина, раньше она на глаза не попадалась, – зеленые «жигули» третьей модели, один человек за рулем, кажется, двое сзади. Сурен достал ключи, подошел к своей машине, глянул направо и стало как-то неуютно, знакомая «волга» тоже здесь.

Может, поймать такси? Нет, он всегда ездит на машине, зачем менять привычки, гэбэшники заподозрят неладное, он вытащил из бардачка две газеты, свернутые трубочкой, положил на пассажирское сидение, там интересные репортажи о подпольной группе цеховиков, их судили в Москве, ходили слухи, что одному из подозреваемых чекисты пообещали жизнь, – и он сдал старых друзей с потрохами, как пустую посуду, и все подписал. Наивная душа… Жизнь ему не подарят, поставят к той же стенке, у которой расстреляли бывших друзей. Нужно почитать на досуге, об этом процессе шло много разговоров. Сурен завел машину и решил про себя, теперь он это кожей чувствовал – его будут брать сегодня вечером, в крайнем случае, – завтра утром, на рассвете.

Через полчаса он вошел в ресторанный зал, где для него всегда был зарезервирован столик. Плащ он снял, но не сдал в гардероб, перекинул через руку. Официант, не дожидаясь команды, поставил на стол пепельницу, бутылку минеральной воды и открыл бутылку «Аштарак», – Сурен привык начинать вечер с бокала горьковатого вина. Он положил на стол пачку «Мальборо», закурил в три глотка прикончил бокал вина, налил еще, выпил, и стал ждать, когда на душе станет легче.

За большим столом в центре зала напротив эстрады сидела компания мужчин, – здесь время от времени собирались деловые люди Еревана, чтобы обсудить разные сплетни, поболтать и развлечься, обычно, веселие кончается утром. Во главе стола сидел Тигран, человек лет пятидесяти пяти, одетый в двубортный синий пиджак и белую сорочку, волнистые с проседью волосы зачесаны назад, лицо приятное, он всегда улыбался, обнажая белые зубы.

Тигран показал на свободное кресло по правую руку от него, Сурен поднялся, прошел через зал, поздоровался со знакомыми, сел за стол. На эстраде уже разминались музыканты, приходилось говорить громко, почти кричать, чтобы собеседник услышал. Тигран поманил официанта, но тот понял все без слов, поставил перед Суреном столовый прибор и бокалы, принес початую бутылку «Аштарака».

Сурен придвинул ближе кресло, сказал, что есть важный разговор, не хочется затевать его в зале, можно поговорить в кабинете директора, они встали, нашли служебный выход, прошли по коридору, Тигран постучал в дверь, приоткрыл ее. Сидевший за письменным столом моложавый мужчина в накинутом поверх темного костюма белом халате оторвался от бумаг, нахмурился, но увидав Тиграна, расцвел в улыбке, вышел из-за стола и долго тряс руки гостям, приговаривая «такие люди» и «милости просим». Тигран что-то сказал директору, тот сбросил халат и пропал, плотно закрыв дверь.

Тигран сел на его место, Сурен занял стул для посетителей и пересказал свою историю, утаив лишь некоторые несущественные детали. Сказал, что не понимает интереса гэбэшников к его персоне, не может ничего объяснить, потому что сам ничего не знает, последние месяцы прошли гладко, Сурен брался за разные дела, но ничего по-настоящему большого, крупного, не подворачивалось. Он был занят на товарной станции или ездил по небольшим магазинам в окрестностях Еревана, – и все его дела.

Из Москвы пригнали три неучтенных вагона с импортным стиральным порошком, один вагон с растворимым кофе и еще один с текстилем. Надо было разбить товар на мелкие партии, договориться с директорами магазинов и все вывезти. Так и вышло, – товар двинули в разные точки, железнодорожные пути возле склада освободили, пустые вагоны ушли в Москву, словом, Сурен клевал крошки, которые падали с чужих столов, и тем был сыт.

Тигран, услышав про крошки с чужих столов, рассмеялся и сказал, что Сурен вечно прибедняется, будто милостыню хочет просить, а у самого столько денег, – хоть заборы ими обклеивай, но, пожалуй, в Ереване и заборов не хватит. Сурен с каждым годом живет все богаче, и сам того не замечает, везунчик, каких поискать, только успевает оттопыривать карманы, а они уже полны, – и все крупные купюры.

– Ладно, не подкалывай, – сказал Сурен.

Сейчас не про деньги разговор, про нечто более важное. Факт, что никого Сурен не трогал, не было никакого насилия, конфликтов, ничего… И вдруг раз, – и спокойную жизнь сломали через коленку, он решил исчезнуть быстро, не предупредив даже своих людей. Главное, не доводить до задержания, позже, если все уляжется, можно будет вернуться, он просит именно Тиграна присмотреть за его бизнесом, потому что знает его много лет и верит, как самому себе, Сурен положил на стол конверт и сказал, что здесь расписано все, что нужно сделать.

– Что ж, бог велел помогать ближнему, – Тигран дважды прочитал текст, задал несколько вопросов и сжег листок в пепельнице. – Не волнуйся, я займусь этим. Поговорю с твоими парнями и все устрою. Не думай о плохом.

Сурен сказал, что его доля – пятнадцать процентов, – теперь это доля Тиграна. Есть кое-что срочное, не сегодня-завтра придут три вагона с телевизорами «Рубин» последней модели с чехословацкими трубками, розничная цена – тысяча рублей. Нужно моментально освободить вагоны, товар отправить на пятый склад, а потом рассовать по торговым точкам, Тиграну нужно связаться с Виктором, ближайшим помощником Сурена, тот все объяснит. Сурен выложил на стол две тяжелые связки ключей, от складов и частных гаражей, где хранился кое-какой товар. На другой связке ключ от машины, квартиры и второй квартиры, на окраине. Сурен попросил отогнать машину в надежное место, а ключ отдать Виктору.

– Тебе легко уезжать, – вздохнул Тигран. – Ни жены, ни детей…

– Хватило ума их не заводить.

– Да, легко, – повторил Тигран. – Сел в поезд и помахал ручкой. Ладно, если решил, – пусть так и будет. Я все сделаю. Недели через две позвони Тамаре, я у нее бываю по субботам. Я расскажу новости.

Тигран поднялся, пожал руку Сурену и вышел из кабинета.

* * *

Сурен остался за столом, он придвинул к себе телефонный аппарат, набрал домашний номер Левона Кутояна, одного из своих помощников.

– Есть дело, – сказал Сурен. – Через час подходи к кафе «Ариэль», на угол. Да, да, где молодежь собирается, я там тебя подберу. Захвати рюкзак, купи минеральной воды и чего-нибудь пожевать. Назад вернешься послезавтра. И куртку надень, ночи холодные.

– Хорошо, понял, – Левон не задавал вопросов. – До встречи.

Сурен положил трубку, надел плащ, закрыл дверь в директорский кабинет, вышел на улицу через служебную дверь. Похолодало, поднялся ветер.

Он спустился с крыльца и пропал в темноте, поблуждал по дворам и переулкам, пока не убедился, что за ним никого, вышел на широкую пустую улицу и долго ждал машины, наконец, появилось такси, Сурен пообещал водителю сто рублей, сел впереди и назвал адрес. Ехать было далеко, на окраину. Здесь темнота стала плотной, Сурен сказал водителю, где остановиться, расплатился и вышел, закурил, ожидая, когда уедет машина.

Он прошел два квартала вверх, свернул направо, двинул по узкой тропинке через пустырь, остановился у ворот гаражного кооператива «Севан», здесь светила яркая лампа под железным колпаком. Сурен открыл калитку своим ключом, его бокс третий направо, он зажег верхний свет и некоторое время копался в гараже, затем вывел белую «ниву», запер бокс, и ворота. Он никуда не торопился, ехал осторожно и слушал радио, передавали, что сейчас Генеральный секретарь КПСС Михаил Горбачев находится с официальным визитом в США, в ближайшие дни ожидается подписание важных международных документов. Сурен повертел ручку настройки, нашел концерт эстрадной музыки для полуночников.

На углу улицы под мачтой освещения стоял Левон Кутоян, парень лет тридцати, сзади светилась вывеска кафе «Ариэль», гремела музыка. Увидев машину, Левон подхватил рюкзак, положил его на заднее сидение, сам сел рядом с Суреном, проехали километров десять, когда Левон спросил, куда они держат путь.

– Мы направляемся в Грузию, в Батуми, – сказал Сурен. – Но сначала заедем в одно место… Сто километров отсюда. У меня там родственники, хочу повидаться. Мы там долго не задержимся, переночуем, и в дорогу. Ты никому не должен говорить, что здесь у меня родня. Никогда и никому.

– Конечно.

– В Батуми я останусь, а ты поедешь обратно, в бардачке документы на эту тачку. Машина чистая, не в угоне, оставь ее себе. Ты ведь весной собирался жениться, а машины у тебя нет. Ты единственный из моих парней, у кого нет машины, поэтому я тебе и позвонил. Вспомнил, что давно мечтаешь о «ниве», ну, это мой подарок на свадьбу.

– Спасибо, – в горле запершило, Левон был растроган до слез. – А я копить начал. Но не получается. Мать болеет, нужны лекарства, младшей сестре надо помогать. Я отложил покупку и вдруг вы мне… Господи, даже не верится.

– Один совет на будущее. Ты занялся бизнесом недавно, но из-за этого бизнеса можно огрести много неприятностей. Ты скромный парень, постарайся и дальше, когда заведутся деньги, оставаться в тени. Не езди на иномарках, не сори деньгами, тогда у тебя будет меньше завистников и врагов.

Сурен замолчал, повертел ручку приемника.

– Сегодня седьмое декабря, – сказал диктор по-армянски. – Сейчас мы предлагаем нашим уважаемым радиослушателям продолжение концерта для полуночников по вашим заявкам.

Темная дорога бежала под колеса, проехали спящий поселок, увидев всего несколько огоньков в окнах, за заборами лаяли собаки, у автобусной остановки светил одинокий фонарь. Они прибыли на место около трех чесов ночи, остановились у высокого каменного забора, с другой стороны собака гремела цепью, изредка лаяла, металлическая калитка заперта. Левон выбрался из машины, закурил, дожидаясь, что будет дальше.

Сурен встал на капот машины, подпрыгнул, зацепился руками за забор и перемахнул его. Собака перестала лаять, послышались какие-то неясные звуки, человеческие голоса, калитка распахнулась, Левона пригласили войти, он увидел очертания большого дома из белого камня и старика с длинными седыми волосами, обнимавшего Сурена.

Глава 2

Гостей провели в большую комнату, усадили за стол. Хозяин дома – Артур, родной дядя Сурена, мужчина с темным лицом, длинными волосами и седой бородкой, был похож на античный персонаж. Тетка Ануш выглядела старше мужа, это была худая женщина с грубоватым неподвижным лицом, словно вырезанным из дерева, она была одета так, будто собралась на похороны: темная бумазейная рубаха, серая жакетка с карманами и черная юбка, на голове коричневый платок. Перед Левоном она поставила тарелку с куском курицы и салатом из фасоли, кувшин домашнего вина и стаканы, он не хотел есть, но и отказаться было неудобно. Левон старался не слушать чужой разговор, но ведь он не глухой. Старуха, скорбно поджав губы, за стол не села, встала в дверях, как часовой.

– Ты опять к ней приехал? – спросил старик. – Зачем?

– И к ней, и к вам, – ответил Сурен. – Я уезжаю из Армении, наверное, надолго. Так обстоятельства сложились. Хотел проститься.

Старик нахмурился.

– Уезжаешь из-за…

– От вас у меня нет секретов. Несколько дней за мной ходят по пятам то ли менты, то ли гэбэшники. Меня могут взять… Не сегодня, так завтра. Не хочу сидеть и ждать, когда это случится. Я уезжаю и хотел сказать: спасибо. И простите за все.

Старуха молча заплакала, она вытирала щеки кончиками платка. Левон постарался есть побыстрее, понимая, что он всем мешает, он налил вина из глиняного кувшина, выпил и сказал, что очень устал. Ануш постелила ему в соседней комнате на диване, засыпая, он слышал негромкие голоса, которые удалялись и вскоре совсем пропали.

Сурен провел ночь в небольшой комнате, из мебели здесь был фанерный шкаф, крашеный морилкой, и узкая девичья кроватка, единственное окно закрыто глухими ставнями. Еще не рассвело, когда дядя Артур вошел в комнату, зажег верхний свет и занял единственный стул, Сурен проснулся и сел. Старик волновался, голос стал низким, чтобы занять беспокойные руки, он включал и выключал электрический фонарик с длинной ручкой.

– Давно хотел об этом поговорить, но все как-то не получалось, – начал он. – Теперь уж откладывать нет времени. Мой сын умер молодым, сорок только исполнилось. Есть родственники, и ты среди них – самый близкий. Мы с твоим отцом всю жизнь занимались ювелирным делом. Но отца твоего уже нет. А я, когда переехал сюда из Ленинакана, отошел от дел. Так вот, мы, когда твой отец был жив, хотели, чтобы все детям осталось… Но, сам видишь, как вышло. У меня есть деньги и ювелирные изделия. Дорогие, редкие. Кое-что принадлежало твоему отцу, вторая половина – моя. Твой отец хотел, чтобы все хранилось в одном месте. Здесь надежно и безопасно, не то что в городе.

– Я знаю об этом, – кивнул Сурен.

– Сколько мне осталось? Год, два, пять? Твой отец думал, что проживет до ста лет. А на самом деле… А теперь с тобой эта история. Видишь, как быстро все меняется. Ты хочешь уехать, надолго. Возможно, тебе придется снова скрываться. Жить под новым именем. Это тяжело, это опасно, нужны деньги, много денег. А если найдут, деньги понадобятся, чтобы… Ну, сам знаешь. Я хочу, чтобы ты забрал все. И нам с Ануш будет легче. Я живу с тяжелым сердцем, переживаю… А вдруг что случится. А случиться может все, что угодно. Смотри, какое время настало, а дальше что будет? Все прахом пойдет.

– Я ведь в бегах, может, уже завтра окажусь на нарах. Деньги и ценности разворуют менты и прокуроры. Подумай, о чем ты говоришь…

– Ты умный и ловкий человек, ты все сделаешь правильно, тебя не поймают. А без денег пропадешь. Одевайся, хочу тебе что-то показать.

* * *

Они вышли на двор. Было холодно и темно, только на востоке чуть просветлело. Пошли на дальний конец двора, здесь стояла каменная постройка с плоской крышей, по виду то ли столярная мастерская, то ли летняя кухня. Щелкнул замок, вошли в помещение, заставленное рухлядью, загорелась стосвечовая лампа, занавешенная паутиной. Артур навалился плечом на комод, сдвинул его в сторону, скатал пыльную циновку, под ней крышка люка, два железных кольца и навесной замок. Артур немного повозился, поднял крышку, в нос ударил затхлый запах. Они спустились по лесенке с перилами, старик дернул шнурок, загорелась лампочка.

Здесь тоже было полно хлама, сундук с полуистлевшими журналами и книгами, пара кожаных чемоданов, почти новых. На круглом столике саквояж, с такими когда-то ходили зажиточные доктора или ветеринарные врачи. Старик подошел к торцевой стене напротив лестницы, сдвинул щит из почерневших досок, сдернул кусок брезента, открылась дверца замурованного в стену сейфа метровой высоты, с хромированными ручками и гербом царской России в верхнем углу. Старик поманил Сурена пальцем и прошептал в ухо комбинацию цифр, велел их запомнить и самому открыть сейф. Сурен быстро справился, старик потянул дверцу, посветил фонариком.

– Ну, смотри. На верхней полке – завещание. Уже заверенное. Дом, все постройки, все наше движимое и недвижимое имущество отойдет тебе. Внизу деньги и золото с камушками.

Четверть часа Сурен перебирал содержимое сейфа, потом дверцу закрыли, поднялись наверх, сели на скамейку за домом. Было холодно, но тучи разошлись, небо на глазах становилось высоким и светлым.

– Восемь лет назад ты вернулся на родину в Ленинакан из холодного Северодвинска. И объявил, что погостишь дома один день и уедешь надолго, может быть, навсегда. Ты сказал, что теперь у тебя новые документы и новое имя – Сурен Погосян. В какую историю ты влез, когда, зачем… Из тебя было невозможно вытянуть слово. Ты сказал: тебе и отцу лучше об этом не знать. Что сейчас скажешь?

– Повторю, что сказал тогда. О некоторых вещах лучше не знать или забыть их. Иначе всю жизнь будешь бегать от своего прошлого.

– Ты вернулся через два года, но не в Ленинакан. Ты приехал в Ереван, купил кооперативную квартиру и зажил на широкую ногу. У тебя появился свой бизнес, ты его расширял… Стал обеспеченным человеком, со связями. Но продолжал жить под чужим именем, а к нам в Ленинакан приезжал редко, поздним вечером или ночью. Когда гостил, мог по три дня не выходить из дома. Ты боялся, что тебя найдут, что узнают на улице. Но время шло, все стало забываться. Мы привыкли к твоему новому имени – Сурен Погосян. Прошло еще шесть лет. Уже нет твоего отца и матери нет. Ты приезжаешь и говоришь, что снова будешь скрываться. Скажи, ты убил кого-то?

– Нет.

– Ты не хочешь рассказать эту историю? Всю от начала до конца? Сними камень с души.

– На душе нет камня. Сказано: я не убийца.

Старик покопался в кармане, достал три ключа на стальном кольце и вложил их в ладонь Сурена.

– Пусть они всегда будут с тобой. Найди возможность позвонить мне или Вардану хоть раз в две недели. Если со мной или Ануш что-то случиться, – приезжай, если сможешь. Вардан во всем поможет. Если что со мной будет не так, забирай все, что есть в сейфе. Опоздаешь, – без тебя все разворуют. Не допусти этого. Ты еще женишься, еще детей заведешь…

– Хорошо, – кивнул Сурен.

– Теперь скажу важное, послушай. В мае этого года Горбачев принял закон «О кооперации». Это не о кооперативах закон, это значит, – теперь начинается капитализм. А коммунизм, который строили много лет, из-за которого миллионы людей в лагерях сгноили, – нужен, как старые подштанники, протертые на заднице. Всего полгода прошло, а сколько появилось богатых людей… Вот слушай. Скоро тебе не надо будет прятать деньги и притворяться скромным тружеником. На всю жизнь запомни, – никогда не верь рублю. Эта бумажка всю жизнь людей обманывала, и дальше будет обманывать. Плюнь на этот рубль и забудь. Держи деньги в камнях, в золоте, в долларах. Понял?

Сурен кивнул, он курил и смотрел в небо, будто видел там свою судьбу.

– Ты сегодня к ней пойдешь?

– Да. У меня важный разговор.

– Не ходи, – сказал старик. – Она не твоя женщина. У нее муж. Он узнает, будет нехорошо. Ей хуже будет.

– Муж не дает ей развода. Уже больше года. Он купил в этом городе всех судей. Оптом и в розницу.

– Купил он судей или нет, но сейчас это его женщина. И он ее не отпустит. У тебя еще будет жена. Красивая, молодая… Нельзя воровать любовь. Пусть она не любит его, но он муж.

– Черт… Я говорил с ней вчера по телефону, сказал, что приду. Муж в отъезде, только вечером вернется.

– Не важно, соседи ему расскажут.

– Не могу с ней не увидеться, – сказал Сурен.

* * *

Через час он подошел к забору белого камня, хотел постучать в железную калитку, но она сама открылась, с той стороны ждала женщина лет тридцати в короткой шубке из искусственного меха с широкими рукавами, светлые волосы до плеч, зеленые глаза и яркие губы. Она взяла его за руку и потянула к себе. Калитка захлопнулась, женщина сделала шаг, обхватила руками его шею, прижалась и поцеловала в губы, долго и так сладко, что перехватило дыхание, и голова закружилась.

– Пойдем в дом, – сказала она. – Пожалуйста, пойдем… Все изменилось. Нарек звонил. Он приедет раньше, часа через два-три. Скорее, пойдем в дом.

– Я пришел за тобой, – сказал Сурен, чувствуя, что разволновался и от этого волнения, мысли спутались. – Я хочу сказать… У меня неприятности в Ереване. Я должен уехать. Но я не могу уехать без тебя, поэтому собирайся. Сейчас я подгоню машину. Мы сложим вещи и все…

– Я не могу. Нарек догонит нас. Ничего хорошего не получится. Судебное заседание через месяц. Надо дождаться.

Сурен отступил на шаг, дул холодный ветер, но ему было жарко, горела шея и щеки, он вытащил платок и стер со лба испарину. Он смотрел в сторону, на громадину дома из белого камня, окна темные, с двойными рамами. Он перевел взгляд на Лену, ветер дул ей в лицо, в глазах стояли слезы, на левой скуле расплылся продолговатый синяк. Он взял Лену за руку, приподнял рукав шубы, на запястье темные продолговатые пятна, это отпечатались толстые пальцы мужа. Выше, у локтевого сгиба, синяк, свежий, размером с половину сигаретной пачки.

– Я не оставлю тебя здесь, – сказал Сурен. – Мы и так долго ждали.

– Но я не могу уехать. Мы с Нареком еще раз попробуем все решить по-хорошему. Ну, если не получится… Я надеюсь на лучшее.

– По-хорошему это как? Нарек посадит тебя на цепь как собаку. Ты не выйдешь из этого двора, он не пустит тебя на суд. Я уеду, и никакой защиты ты здесь не найдешь. Останешься один на один со своей бедой. И с этой сволочью.

– Нарек сказал: если ты подумаешь, – только подумаешь, – бежать… Если только эта мысль придет в голову, – я убью твоих родителей. Сначала отца, потом мать, сожгу их дом. А потом дойдет очередь до твоей сестры из Еревана, ей тоже не жить. Не делай глупостей, – так он сказал. Он Богом поклялся.

– Никого он не убьет, он трус, – сказал Сурен.

– Трусы – самые опасные люди. Он убьет, потому что он трус.

– Лена, пожалуйста, Лена, – он искал подходящие слова, но их не было.

Теперь она заплакала.

– Я не могу, – повторила Лена. – Ты же это понимаешь. Нет…

Он стоял, гладил ее ладонью по волосам и не знал, что делать, все слова, которые он знал, самые убедительные, самые правильные, сейчас ничего не стоят, ничего не значат. Может быть, это к лучшему, что Лена не поедет с ним, Сурену нужно время, чтобы выехать из Армении, освоиться на новом месте, пройдет месяц-другой, он сможет через друзей вытащить ее из этой затхлой дыры, от мужа психопата, сейчас надо успокоиться, набраться терпения.

– Хорошо, потерпи еще немного, – сказал он. – Я вернусь. Через пару недель, через месяц… И заберу тебя навсегда.

– Хорошо, – Лена отступила назад, вытерла глаза платком. – Иди… Я буду ждать.

Он обнял ее и подумал, если сейчас же он не уйдет, то расплачется вместе с ней. Он повернулся, пошел к калитке, бросил взгляд за плечо. Лена стояла, опустив руки, и смотрела ему вслед, он помахал ей ладонью, попробовал улыбнуться. Сурен вышел за ворота, перешел на другую сторону улицы, остановился и закурил, ноги были ватными, сердце билось неровно, а на душе лежал тяжелый камень. Сурен вдруг подумал, что если он сейчас уйдет, – никогда больше не увидит Лены, почему так, что может случиться с ней или с ним, какие обстоятельства помешают будущей встрече, – он не знал, но поверил, – так и будет. Он затянулся дымом, пошел дальше и снова остановился, будто споткнулся.

– Сурен…

Он замер, услышав голос Лены, оглянулся, она вышла за калитку и бежала к нему через улицу. Он бросил сигарету и быстро зашагал навстречу.

– Я приду, – сказала Лена, она говорила быстро, захлебываясь словами, будто боялась, что не успеет сказать что-то важное. – Мы уедим… Сегодня же. Но сюда не надо на своей машине. Езжай к тем домам, – она махнула в сторону панельных башен, – жди возле магазина. Я только соберу сумку или чемодан. Дай мне час, за час я все успею.

– Брось ты эти вещи…

– Я же не могу голой уехать. И документы надо найти, – куда я без них. Но я быстро. Все, теперь уходи. Иди скорее. Пока соседи тебя не увидели. Иди же…

Сурен повернулся и, не оглядываясь, пошел дальше.