Текст книги "Самый жаркий день (СИ)"

Автор книги: Андрей Березняк

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 24 страниц)

Глава 6

«Саванна» горела.

А я орала на Бенкендорфа, ругаясь такими словами, что портовые грузчики, выползшие из тех щелей, в которые забились при начале беспорядков, с интересом прислушивались.

Само дело с самого начала, как только оно стало обговариваться в служебных апартаментах графа Аракчеева, вызывало у меня сомнения. Слишком много лиц захотело быть причастными.

Горголи – он кричал, что убит его подчиненный, поэтому Управа должна как минимум присутствовать при задержании английского шпиона. Хотя я и пыталась убедить Ивана Саввича в том, что приставы и городовые не имеют никакого опыта в таких историях, он был непреклонен, и Аракчеев не смог не уважить настойчивое требование обер-полицмейстера.

Бенкендорф, еще не вникший в работу Тайной полиции, тоже проявлял дюжее рвение, полагая такой казус отличным началом для своей карьеры. Вот только все его предложения виделись мне абсолютно дурацкими, но Александр Христофорович парировал все возражения тем, что дело сие – политическое, заняться им должно его ведомство.

Уже после, оставшись с графом наедине, я вдруг сказала, что в России не существует до сих пор службы, которая бы занималась не расследованием преступлений, не сыском по врагам внутренним, а благородным ремеслом иноземной разведки и противостояния заграничным коллегам.

– Есть Управление генерал-квартирмейстера Главного штаба, – задумчиво ответил Алексей Андреевич. – Но Вы правы, деятельность его слишком скромная. Не было больших войн давно, вот и упущение такое допустили.

Он взял перо и сделал пометку на уже исписанном листе бумаги.

Как бы то ни было, но все пошло наперекосяк с самого начала.

Первым делом пособачились главный пристав и полковник от Тайной полиции, и причина была совсем уж мелкая: управский по старой памяти назвал коллегу канцелярским, а того это почему-то взбесило.

Второй казус произошел от этого же: ругающееся начальство не смогло договориться о том, кто и как действует, поэтому едва пироскаф подошел к причалу и опустил сходни, по ним толпой, расталкивая друг друга, кинулись люди, на мордах которых крупными буквами было написано служебное рвение. На корабле началась паника, суета, а я уже тогда принялась грязно ругаться.

И, наверное, ситуацию еще можно было бы выправить, но полицейские Бенкендорфа стали хватать матросов и пассажиров, устраивая допросы прямо на палубе. Капитану, требовавшему прекратить произвол, двинули в скулу, а руки его скрутили. Аракчеев, наблюдавший все действо вместе со мной со стороны, гневно сопел и посматривал недобро в сторону генерал-майора, а тот даже не чувствовал тучи, стекающиеся к его голове.

И в секунду, когда послышались выстрелы, я совсем не удивилась, а просто направилась к пироскафу. За мной вслед, хотя мы же на судно идем – в кильватер! – пристроилась четверка охранников, Аракчеев остался распекать Бенкендорфа.

– Саша, поднимаемся сначала мы с Гришей, потом Вы, за Вами Аслан с Андреем, – дал указание Тимофей.

В таких ситуациях длинное «Александра Платоновна» мы договаривались опускать.

На палубе творился полный беспорядок, приставы и полицейские бегали за людьми, заламывали им руки и бросали на доски. Снова послышался выстрел, и я достала револьвер, то же сделали и мои нукеры.

– Несколько секунд! – раздалась моя команда.

Охранники выстроились вокруг, не подпуская ко мне никого.

Свет отозвался легко, и буря чужих страхов стала мне наградой. Вокруг разрасталась паника, но я искала что-то, что выбивалось бы из этого порядка хаоса. И ведь нашла.

– В заднюю часть и вниз, – показала я рукой, не представляя, как правильно называются все эти корабельные постройки. Мачта – она вроде мачта и есть, но знаю, что у моряков для многих привычных вещей имеются свои особенные имена.

Тимофей рявкнул на расхристанного полицейского, от красноты лица которого можно было прикуривать трубку, чтобы убрался с дороги и не смел задавать вопросов, а тем более препятствовать. Применять талант на других я пока опасалась, хоть и не могла объяснить, почему. Но что-то сдерживало от этого, хотя было бы просто очистить себе путь волной ужаса.

Озарение я тренировала, и охранники мои стали в этом моими верными помощниками. Ох, как они на меня наседали, уверяя, что это их добровольная тягота, и не стоит мне жалеть их! «Александра Платоновна, Ваш дар – это Ваше оружие, его надо уметь применять! И нам надо знать, на что Вы способны», – говорил Григорий и уходил прятаться среди тюков на заводском складе поздним вечером. И я училась: навострилась ощущать людей, не видя их – по отголоскам страхов и переживаний, приспособилась напускать ужас вокруг себя или в одном направлении, опять же вслепую. Пусть озарение получалось слабое, но Андрей как-то проворчал, что ему и от таких толик каждый раз не по себе, что уж говорить о человеке не готовом. В такой момент охраннику хотелось бросить пистолет и бежать без оглядки.

Однако сейчас я старалась быть незаметной, не выдать себя Светом. Это нас всех и спасло.

Англичанин перезаряжал большой карабин, когда Тимка открыл дверь каюты, на которую я указала. Выстрелить ему было нечем, но все волоски на моем теле встали дыбом. Створка вновь закрылась от пинка моей ноги, Тимофей же, почувствовав женскую ладонь, вцепившуюся ему в ворот, понял все верно, и бросился в сторону и вниз. Остальные тоже не задали глупых вопросов, отпрыгнули к выходу на палубу.

Жахнуло знатно, и языки пламени вырвались через щели плотно подогнанных досок, правда, тут же опали.

– Освещенный, на огонь! – отметила для всех я очевидное. – Живой, уходит!

Мы все вместе кинулись наружу, и на секунду замерли, завороженные удивительным зрелищем: высокая, с косым заломом труба, втиснутая между центральными мачтами, непривычно далеко разнесенными друг от друга, торжественно падала прямо на водяное колесо.

– Да что тут происходит-то? – вырвалось у Андрея.

– Бардак и некомпетентность, – спокойно резюмировал неожиданными для него словами Аслан.

Сложно было не согласиться.

Несмотря на гвалт, грозные крики приказов и шумы многочисленных драк, всплеск за бортом, как если кто-то кинулся в воду, я услышала и бросилась к перилам, огораживающим палубу. Как раз чтобы увидеть, как некий господин в коричневом костюме вынырнул из Невы и посмотрел на пироскаф. Заметил меня, ухмыльнулся и плюнул жарким шаром огня. Признаюсь – была не готова, и не успела ударить первой, а теперь пришлось нырять вниз. Пламя пролетело выше, но было столь горячим, что даже в аршине от него волосы мои едва не вспыхнули, вот только дальше случилась просто катастрофа: снаряд Света ударился о мачту, и свернутые паруса тотчас же занялись страшным пожаром.

Еще только начались панические крики, как я выглянула с борта и увидела голову господина, гребущего вдоль берега. Озарение – почувствовала, что англичанина проняло, но, увы, не так сильно, как хотелось бы. Еще раз, но теперь он мою атаку отвел едва ли не полностью. С таким сталкиваться еще не приходилось, но это не повод опускать руки. Снова удар, и, кажется, теперь пробила его страх, во всяком случае шпион, коим пловец несомненно являлся, хлебнул воды и судорожно забарахтался.

Ретивого дурака в полицейской форме я не заметила, поэтому увидела лишь последствия его глупости. Голова англичанина вдруг украсилась дыркой, природой и Господом не предусмотренной, а через мгновение – с другой стороны, еще большей по размеру, через которую вылетела тяжелая пуля, увлекая за собой кусочки костей и мозга. Посланник графа Каледонского в последний раз взмахнул руками и ушел на дно.

– Да етить тебя конем! – в сердцах выкрикнула я.

Андрей, тоже успевший стать свидетелем происшествия, зло сплюнул, полностью со мной соглашаясь.

– Бежать надо! – подскочил Аслан. – Сейчас тут ад разверзнется!

– Надо обыскать каюту!

– Саша, если та была его, то там точно все уже сгорело, а любую другую обыскать у нас времени не хватит! Смотрите!

Что же, следовало согласиться со словами черкеса: пироскаф стремительно охватывался огнем. Люди, толкаясь, бежали к сходням, орали связанные матросы, которым, кажется, никто и не думал помогать. Еще стало понятно, что сойти на берег тем путем, которым мы поднимались на борт, будет невозможно: толпа на палубе собралась приличная, люди падали в воду, спихивая друг друга. Наконец, нашелся кто-то умный и милосердный, кто стал оббегать недвижимых пленников, перерезая им путы. Надеюсь, успеет найти всех, и не будет ни на ком греха. Страшна судьба сгорающих заживо, не способных убежать от пламени.

– Негоже молодой графине, но другого выхода нет, – зло крикнула я и сиганула через перила, когда заметила полыхающую рею над своей головой.

Охранники прыгнули следом, опять взяли меня в кольцо и – слава Мани! Юбки тут же стали тяжелыми и попытались увлечь мое тело на дно. Следовало бы бросить револьвер, до сих пор пребывающий в руке, но я никак не могла на это решиться. Он словно бы стал моим маяком, сосредоточил Свет в себе, и предать это оказалось решительно невозможно. Кто-то подхватил меня под грудь, я вцепилась в спасителя и получила оплеуху.

– Не дергайся! – крикнул в ухо Тимка. – Утопишь обоих! Тут плыть всего пару саженей! Придите в себя, Саша!

Я нервно кивнула. Не знаю, заметил ли это охранник, но тащить меня ему стало легче. У пристани нам помогли выбраться на берег, только Аслан погреб к тому месту, где под воду ушел англичанин. То, что тот мертв, сомнений не было ни у кого, но в самом деле следовало бы осмотреть тело.

Александр Христофорович Бенкендорф в своей жизни видел много. Он участвовал против персов в штурме Гянджи и пулям там не кланялся. Его командованием были опрокинуты турки, ударившие в тыл русским войскам, осаждающим Рущук. Но никогда еще генерал не был настолько смят напором, как сейчас: разъяренная барышня, с волос и одежды которой потоками стекала вода, орала на него самыми последними словами и размахивала перед ошарашенным лицом пистолетом.

– Да как так-то! Можно было тихо проследить за всеми прибывшими, повязать тихонько, а потом допросить! Что Вы тут устроили?! Это что за абордаж пиратский?! Кого теперь допрашивать, какие документы, – я показала на пылающий пироскаф, от которого спешно отваливались подальше иные корабли, – теперь найдете?!

Бенкендорф попытался придать себе вид возмущенный, но ответить ему было откровенно нечем, поэтому начальник Тайной полиции посмотрел на Аракчеева, вот только граф мину держал каменную и в разговор встревать не собирался. Александр Христофорович поискал глазами обер-прокурора, но опытный Горголи успел где-то скрыться, понимая, что вторым блюдом, которое я подам, будут не менее яростные крики в его адрес.

– Орденов захотели?! Вот идите и собирайте! Граф, а Вы что молчите?!

Аракчеев опасливо посмотрел на меня. Графиня Болкошина открылась ему с новой стороны.

– Если я начну говорить, то кому-то, – он бросил тяжелый взгляд на Бенкендорфа, – придется туго. Дело провалено с треском. Графиня, успокойтесь, прошу Вас. Разберем все позже, сейчас такое начнется… Александр Христофорович, капитан сей посудины скоро придет в себя и начнет требовать объяснений и крови. Ваша задача – сделать так, чтобы вся вина легла не на нас, но американец при этом должен остаться довольным. Хоть новый пироскаф построить ему обещайте! Никаких Ваших… штучек с ним. Ясно?

– Так точно! – козырнул генерал-майор.

Взглядом он все еще разыскивал Горголи.

– Александра Платоновна, Ваш новообращенный манихей кого-то там выудил, пойдемте поинтересуемся результатами рыбалки, – сказал мне Аракчеев.

Все еще кипя от злости, я пошла за ним, в сапожках противно хлюпало, но разуваться мне показалось неприличным, даже жакет снимать не стала. Многое, учитывая произошедшее, может сойти с рук, но разговоров скабрезных лучше избежать.

Аслан из воды уже выбрался и теперь руководил подъемом тела. Описать внешность убитого было проблематично: свинцовый шарик попал в затылок чуть правее и выше, а вышел спереди, вырвав из лица почти полностью левую щеку и глазницу. Костюм из коричневой шерстяной саржи оказался ладно скроенным, из кармашка виднелась золотая часовая цепочка. Еще я обратила внимание на кожаные полуботинки с тонкой подошвой – обувь дорогая и приметная. Григорий принялся обыскивать карманы, но нашел только часы и паспорт с подорожной.

– Джон Бул, – прочитал он английские буквы, еще не успевшие растечься.

– Иван Иванов, – хмуро ответила я. – Тимофей, спасибо тебе. Утопла бы…

Меня аж передернуло нервно от такой мысли.

– Моя служба такая, Александра Платоновна, – улыбнулся охранник.

– Надо поискать в воде сумку, – сказал вдруг Аслан. Мог выпрыгнуть с ней.

Мысль показалась правильной, Аракчеев ее тоже оценил и, углядев Горголи, махнул тому рукой призывно. Обер-полицмейстер с опаской подошел, ожидая моего взрыва, но я успела немного остыть и главенство в отчитывании бравого чиновника взял на себя граф. Пройдясь по умственным способностям и родословной вытянувшегося в струнку генерала, Алексей Андреевич повелел тому организовать ныряльщиков.

– Чтобы каждый камешек на берег вытащили! Что хотите делайте!

Горголи потел и соглашался со всем.

Меня же, несмотря на погожий летний денек, начало колотить уже от холода. Граф заметил это и приказал Тимофею везти подопечную домой для излечения и отогрева.

Знала бы, что будет дальше, сбежала бы куда подальше, хоть в свое имение под Тверью!

Глава 7

Уже возле дома я поняла, что происходит нечто непонятное и, скорее всего, для меня неприятное. На набережной уместились сразу семь карет, а от гвардейцев дворцовой охраны было не протолкнуться. На меня, выбравшуюся из экипажа, смотрели странно: со смесью почтения и жалости. И виной тому был совсем не мой вид мокрой воробьицы.

Тимофей, как негласно старший из охранников, на столпотворение демонстративно не обратил внимания и проделал в нем проход для своей барышни, как если бы перед дверьми парадной стояли не парадные солдаты, а толпа мужичья, оттого и мой выход получился даже торжественным. Квартира была открыта, на пороге нас встретила Танька с глазами подобными круглым рублевым монетам.

– Там.. это… к Вам, Александра Платоновна. В гостиной…

Выяснять что-либо у горничной было очевидно бессмысленно, выглядела она ошарашенной и не способной к рассудительной речи. Поэтому я прошла по коридору и с трудом сдержалась, чтобы самой не показать изумление.

За столом устроился Великий Князь Михаил Павлович, коего я в своих апартаментах увидеть совсем не ожидала. Генерал-фельдцейхмейстер с самого рождения, он сейчас был облачен в соответствующий мундир с огромными серебряными эполетами и белой перевязью. Лицо, старательно избавленное от юношеского пушка, очень напоминало своими чертами отца. Михаила можно назвать симпатичным, хотя почившего Императора красавцем я не считала, брал он совсем другим.

– Ваше Высочество, – я вежливо и согласно титулу поклонилась.

– Графиня, – Михаил изволил встать и ответить вежливым кивком.

– Большая честь приветствовать Вас в своем доме. Простите, мы не были осведомлены о визите заранее, поэтому не можем оказать соответствующий прием.

– Пустое, – отмахнулся он. – Дела важнее.

Дела? Великий Князь с прошлого года возглавил артиллерийское ведомство. К большим пушкам ни я, ни мой завод отношения не имеем, что же тут может заинтересовать такого человека?

Тем более что Михаил придерживался устаревших, на мой взгляд, принципов организации военного дела. Он словно повторял путь венценосного отца, на заре своего правления тоже полагавшего главным для солдата – вытяжку и чеканный шаг. При этом нельзя не отметить живой ум брата будущего Государя и умение подмечать необходимое. Весной еще он сделал доклад о состоянии дел вверенного ведомства, в котором без жалости прошелся гневной критикой по поводу подготовки фейерверкеров, оценив ее одним словом – катастрофа! И по его настоянию сейчас организовывалось Артиллерийское училище, где Великий Князь планировал готовить будущих офицеров для «современной», по его мнению, войны.

Тем не менее – какие у Михаила Павловича могут быть дела ко мне?

– Поразмыслив, я пришел к выводу, что мой венценосный отец был прав, и наш с Вами брак будет для пользы государству.

От неожиданности я стала садиться прямо на месте, не имея за спиной ни стула, ни даже колченогой табуретки. Тимофей придержал мой локоть и проводил к столу. Я кивнула ему с благодарностью и лишь глазами попросила выйти. Тот все понял и закрыл за собой дверь. В гостиной мы остались вдвоем.

– Не так, конечно, делаются предложения, – продолжил, словно ничего не случилось, Великий Князь, – да и вид Ваш вызывает удивление, но полагаю, что условности мы можем оставить в стороне.

Я же судорожно пыталась осознать услышанное. Замуж за Михаила мне не хотелось совершенно, но, если подойти к такому предложению с холодной головой, то нельзя не отметить его разумность и приемлемость. Сын Павла Петровича помимо приятной внешности обладает мягким характером, весел, при этом не пошляк. Многие его фразочки становятся крылатыми, расходясь потом по салонам. Что мне даст такой союз? Графиня Болкошина станет частью императорской семьи, что самым положительным образом скажется на делах коммерческих. Надо ли оно мне?

Бед от такого марьяжа, полагаю, будет больше: мало того, что те, кто сейчас меня считают выскочкой и блажью Павла I, в таком случае станут просто ненавидеть. Это можно было бы не принимать близко к сердцу, но ведь каждый человек больше хочет, чтобы его любили, а не шипели про него за спиной. Помимо прочего я стану фигурой в многочисленных дворцовых интригах, и от этого хотелось бы держаться подальше. И личная свобода будет существенным образом ограничена, а к ней я за много лет привыкла.

Государственная выгода? Да, здесь Михаил, искренне любящий брата Николая, во многом обезопасит себя от недвусмысленных намеков о возможности забраться на трон самостоятельно, ведь наш брак станет ярким примером морганатического, и никаких прав на престол у Великого Князя не будет. Его это устроит в полной мере. Удивительно, но среди всех детей Павла Петровича только Александр грезил о власти, за что и поплатился головой. Даже будущий Император корону принимает из долга, но без радости. Потом, возможно, войдет во вкус, но даже статус наследника его долгое время тяготил.

– Ваше Высочество, – осторожно начала я, – Ваше предложение безмерно лестно для меня, но помимо воли Вашего венценосного отца должны же быть иные причины столь внезапного сватовства?

Михаил присел, продолжая держать спину прямой.

– Несомненно, Александра Платоновна. За последние дни мне трижды подсылали письма весьма лестного содержания, в которых расписывали мой ум, милосердие и способности к управлению державой. Признаюсь, что строки эти тешили мое самолюбие. Однако раз и навсегда я предпочел бы отмести все подобные предложения, а взяв Вас в жены, я решаю эту проблему навечно. Второе – Вы симпатичны мне как женщина, Ваш талант вызывает мое восхищение, и нашим детям достанется сильная кровь, которой Мани может даровать уникальные силы.

– Это не подтверждается, – поморщилась я.

– Несомненно, – согласился Михаил Павлович, – но смею верить, что таланты сильных родителей проявляются в их потомках при должном воспитании.

Среди всех отпрысков прошлого Императора самый заметный Свет оказался именно у младшего: озарением он способен вогнать в паралич любого, кто находится в пределах видимости. Сама не видела, но слышала, что несчастный будет или просто обездвижен, или умрет, не способный сделать вдох. Константин – слабый кинетик, а вот что даровал Мани Николаю Павловичу по сей день остается тайной.

– Не расскажете, чем вызван Ваш столь экстравагантный вид сейчас? – вдруг поинтересовался «жених».

– Бардаком и некомпетентностью, – зло повторила я слова Аслана и пояснила, видя удивление на лице собеседника: – Дело о захвате английского шпиона на пироскафе «Саванна» обернулось тем, что он чуть было не сбежал и был убит, судно сгорело, а мне пришлось спасаться прыжком в воду. А все от того, что большие генералы старались обскакать друг друга!

Михаил хмыкнул, как бы соглашаясь, что в таких условиях порядка быть не может. Строгий приверженец субординации, он и от подчиненных требовал соблюдения заранее разработанных планов и действий строго в пределах полномочий. Не всегда это шло на пользу делу.

– Ваше Высочество, – теперь нужно подобрать слова, – еще раз повторю, что предложение Ваше весьма лестно, но…

– Но? – поднял рыжеватую бровь брат будущего Императора.

– Но оно слишком неожиданно, и есть много причин, по которым я не чувствую себя достойной его.

– Воля отца…

– Воля Павла Петровича для нас священна, – позволила я себе дерзость перебить Великого Князя, – но Вы всю жизнь будете связаны с женщиной, гораздо ниже Вас по положению, и при Дворе это станет поводом для бесконечных сплетен. Вы желаете мне такой судьбы?

– Кто посмеет противиться воле Императора?

– Противиться – никто, но мерзких разговоров это не отменит.

Михаил вскочил и стал мерять гостиную своими шагами. Он понял, что возражений против брака с ним у меня еще много, и слушать их будет неприятно. Все же получать отказы царский сын не привык, однако и настаивать сейчас будет не лучшей затеей. В самом деле: он может и заставить меня пойти под венец, вот только связать свою судьбу с оскорбленной Плачущей Девой – риск.

– Едем к Николаю Павловичу! – вдруг решил Михаил.

– Прямо сейчас? – растерялась я. – Я не совсем готова…

– Четверти часа Вам хватит для приведения себя в порядок?

Поняв, что отвертеться не получится, я поклонилась. Кликнула Таньку и отправилась переодеваться.

На улице Михаил Павлович пытался настоять на том, что ехать мы будем в его карете, но Тимофей с выражением глубочайшего почтения и преданности настоял: мол, графиня Болкошина воспользуется своим экипажем. Его слова возможном покушении на Александру Платоновну Великого Князя лишь возмутили, и он горделиво сообщил, что сможет защитить девушку и сам. Возможный спор прекратил начальник его охраны, сославшийся на приказ оберегать высочайшую персону от любых опасностей, а если на даму объявлена охота, под удар может попасть и высочайшая особа, что недопустимо. Михаил, сам требующий беспрекословного подчинения уложениям, был вынужден согласиться.

– Не хотите замуж, Александра Платоновна? – улыбнулся Тимка уже в нашем экипаже.

– Подслушивал?

– Конечно. Служба такая!

– Служба у него… Любопытное тебе было!

– Любопытно, – согласился «нукер».

– Сам-то что мыслишь?

Тимофей подумал немного и ответил:

– Женитьба – дело хлопотное. Праздник закончится, а жизнь продолжится. Вы будете всегда в подчиненном положении, а натуре Вашей это претить будет. Но и отказать сложно.

– Сложно, – согласилась я.

Дальше ехали молча, и в голове моей почему-то не было никаких мыслей. Словно превратилась в фаталистку, которой все равно, как сложится ее судьба. Будь как будет? Хотелось возмутиться такой слабости, но сил на это уже не осталось.

Прохожие с любопытством рассматривали кортеж, многочисленные извозчики споро отворачивали в стороны, пропуская кареты с императорским гербом. А ведь стоит мне сказать «да», и мой экипаж будет так же проноситься по улицам столицы, не встречая никаких препятствий. Расплата за это – жизнь с нелюбимым человеком.

Наследник принял нас незамедлительно, выпроводив из кабинета всех присутствующих, едва услышав, о чем пойдет речь. По лицу Николая Павловича совсем было не разобрать, что он думает о желании брата взять вы жены графиню Болкошину, сначала он просто выслушал Михаила.

– Отказывается? – только и спросил он, когда Великий Князь закончил.

– Да, Ваше Императорское Высочество.

– Ники! Просил же!

– При посторонних только согласно протоколу, – отрезал Михаил.

– Так ты на ней жениться собрался, какая она тебе посторонняя?

– Пока не женился, – поджал губы мой «жених».

– Александра Платоновна, а Вы сама-то что думаете?

И вновь мне пришлось подбирать слова, объясняя все невыгоды от будущей свадьбы. Лицо Николая не выражало никаких эмоций, и это нервировало основательно, я просто не понимала, принимает он мои аргументы, или нет. И, в конце концов, от пользы для государства моя речь перешла к банальному женскому «не хочу».

– Тоскуете по своему штабс-ротмистру? – ухмыльнулся наследник.

– Тоскую, – призналась я.

Где ты сейчас, мой Серж? Не сразила ли тебя персидская пуля?

– Негоже неволить даму. Согласен, Мики?

Михаил от такого обращения дернул щекой, но промолчал. Очевидно, что я не знала каких-то подробностей, потому что идея с женитьбой у будущего Императора удивления не вызвала.

Николай Павлович заложил руки за спину и прошелся по кабинету. Остановился у окна, где за стеклом раскинулась гладь Невы, сейчас лишь малость дернутая рябью. По ее водам сновали многочисленные лодки, а от пристани перед дворцом как раз отходил пироскаф «Скорый», построенный шотландцем Бердом. Паровик он использовал мой, и с его помощью суденышко оправдывало свое название, пробегая путь до Кронштадта всего за пару часов[1].

– Настолько не хочешь немку? – спросил наследник брата.

– Видеть ее не желаю!

– Так ты же ее и не видел еще!

– Она мне заранее не нравится.

Я не понимала, о ком речь, но догадывалась, о чем. Вдовствующая императрица, мать обоих этих мужчин, все же выбила себе право подыскивать детям женихов и невест. Такая иллюзия власти была дарована ей Павлом, полагаю, чтобы занять супругу хоть чем-то, избавившись от необходимости лишний раз ее видеть. А так – важное дело делает, укрепляет связи с другими коронованными семьями. Тем более что кому как не ей больше знать о многочисленных отпрысках своры германских князей, традиционно поставляющих суженных под венец для русской императорской фамилии.

– Шарлотта Вюртембергская – партия достойная, – укорил брата Николай Павлович. – Образованная, умная, хороша лицом. Русский язык учит.

– Не хочу! – с вызовом ответил Михаил.

Наследник повернулся ко мне:

– Пойдете за Великого Князя?

Я поклонилась и, с молитвами в мыслях, сказала:

– Предпочла бы избежать этого, Ваше Высочество. По озвученным выше причинам.

– Значит, решено. Ты, Миша, женишься на немке. Это не обсуждается! Ты – Великий Князь, себе ты во многом не принадлежишь. И в сегодняшней ситуации мне не следует ссориться с mamá еще и по поводу твоей женитьбы. Обручишься – и делай, что хочешь! А Вы, Александра Платоновна, возглавите экспедицию в Индию.

– Но…

– Слова Императора Вы сами слышали! Или замуж за Михаила, или в Индию!

Спорить было бесполезно, тем более что Николай Павлович прав – последняя воля его отца была озвучена им прилюдно, и противиться ей невозможно. В Индию я совершенно не хотела, замуж – только если за Сержа, а на это был запрет Павла Петровича, никем не отмененный.

– Ты поставишь женщину во главе военного похода? – удивился Михаил Павлович.

Наследник снова подошел к окну. Пироскаф уже миновал переправу и подходил к Исаакиевскому мосту, сейчас ремонтируемому. На берегах возводили гранитные устои, сочетающиеся с обновленной Петровской площадью, которую в народе продолжали называть Сенатской.

– Смотри, как меняется мир, Миша. Еще несколько лет назад на Неве ты не увидел бы ничего, кроме весельных ботов и парусных кораблей. А теперь вот, – Николай Павлович указал рукой на «Скорый», – ужасная с виду лоханка, чадящая в небо дымом. Но ты согласен, что за ней будущее? Там, где раньше мы полагались на волю Господа и силу ветра, теперь жжем дрова или уголь. Углежоги торжествуют, а в Малороссии начали активно выкапывать уголь каменный. Александра Платоновна, опробовали уже его?

– Да, Ваше Императорское Высочество. Жар дает больший, но и топки в машинах переделывать надо.

– Вот, видишь, Миша, только новое придумали, а уже перепридумывать надо. Слишком все быстро, – он повернулся к брату. – И женщина во главе военного похода – когда такое было? Никогда, наверное.

– Читал, что иллирийская царица Тевта водила армию свою даже против римлян, – ответил Михаил.

– Да? – удивился наследник. – И успешно?

– Кажется, нет[2]. Так тем более! Что графиня будет делать с войсками? Она же не училась командованию!

– А зачем ей командовать войсками? Это найдется кому. Но руководить именно походом будет она. Воля отца.

Теперь брату будущего Императора нечем было ответить. Мне эти слова ясности и понимания не прибавили, увы. Какова моя роль в этом странном предприятии? Чем я там могу быть полезна?

– Ты знаешь мой талант, Миша? – спросил Николай Павлович. – А Вы, графиня?

Мы вместе отрицательно помотали головами.

– Отец мог чувствовать, когда поступает неправильно. Дар хороший, но часто он не давал ему ответа на вопросы. Мне же Свет подсказывает, когда я поступаю правильно. Грешно гордиться, но я полагаю, что этот талант будет посильнее папиного. Поэтому слушайте мое решение: ты, Михаил, женишься на Фредерике Шарлотте Марии Вюртембергской, когда она подрастет, так что уже можешь готовиться к поездке в Штутгарт через пару лет. Вы, графиня, отправитесь в Индию. И, клянусь Мани, это не обсуждается!

– Это же сколько всего подготовить нужно… – пробормотала я.

– Не думаете же Вы, Александра Платоновна, что страстная идея Павла Петровича по сей день осталась без подготовки? – хмыкнул наследник. – В Оренбурге уже год как войска готовятся. И под Петербургом особые два полка ждут отправки. Да и… много что сделано уже. Так что в сентябре уже и отправитесь. Тем более подумал я тут, что надо бы Вас из столицы убрать на время, и Свет подсказал мне, что решение сие – очень правильное и своевременное.

– Почему? – изумленно спросила я.

– Вы же знаете, как действует талант, – укоризненно заметил будущий Император. – Я понимаю лишь то, что это верно, но почему – могу только рассуждать. И видится мне здесь зловредная роль графа Каледонского, который хочет погубить Вас, а это будет прискорбной и дурной для России вестью. Поэтому Вы отправитесь туда, где Вас никто не ожидает. Отсюда и разговор наш этот останется тайной великой. Вас пригласят для более обстоятельной беседы, а пока можете сами готовиться к такому далекому путешествию. На заводе Вашем много придумок интересных, вот сами и решите, что может пригодиться. А теперь прошу оставить меня, ожидаю Аракчеева с докладом о неких события в порту, в коих Вы, графиня, вроде как участвовали. Не сверкайте глазами! Уже знаю, что Вы там устроили, хочу графа выслушать, хотя он тоже дюже зол, как докладывают.

Я поклонилась и вместе с Великим Князем направилась к выходу. Уже за дверьми, посмотрев, что никто подслушать не может, Михаил обратился ко мне: