Текст книги "В поисках истины. Повесть"
Автор книги: Андрей Белов
Жанр:
Современная проза
сообщить о нарушении
Текущая страница: 1 (всего у книги 1 страниц)
Андрей Белов
В поисках истины. Повесть
Отец Тимофей, находясь в отпуске, жил в этой глухой деревне уже несколько дней. Он хотел здесь, в первозданной тишине, в маленькой избушке, разобраться, почему вера его в Церковь пошатнулась: неверие все более и более укоренялось в его душе, в то время как еще с детства он, не колеблясь, решил посвятить всего себя служению Богу. «Может, оттого, что вера во Всевышнего и вера в Церковь не одно и то же?» И в то же время здесь одновременно с размышлениями он надеялся отдохнуть некоторое время в одиночестве, ведя простой и естественный образ жизни: наколоть дров, натаскать воды из колодца, крышу перекрыть; он скучал по деревенской жизни, которую знал хорошо еще с детства, да и не мешало прочистить легкие от пропахшего бензином воздуха большого города, где он служил в церкви.
Он приехал сюда по приглашению давнего своего друга еще с духовной семинарии, отца Михаила, который служил священником в церкви соседнего поселка. Предлагали молодому батюшке бесплатно сопровождать группу паломников по святым местам за границу. Он отказался. К тому же на Афоне и в Иерусалиме, куда ему предлагали, он уже бывал: тоже сопровождал паломников.
Отец Тимофей был молодой еще человек, спокойный и основательный по натуре. Реденький пушок покрывал его щеки и подбородок, и этим внешность его была схожа с каноническим ликом Иисуса, каким его изображают на иконах.
Он родился и вырос в российской глубинке: деревушке, затерявшейся среди сибирской тайги. Люди здесь были оторваны от «большой земли» и жили, можно сказать, в гармонии с природой и с собой. Всего детей в их семье было трое: он, самый младший, и две сестры. Время было трудное, и, чтобы прокормиться, родители работали вахтовым методом где-то на торфоразработках. Девчонок пристроить было некуда, и родители брали их с собой, несмотря на все сложности почти кочевой жизни. Его же отправили к деду, который жил в поселке километрах в пятнадцати и был священником в тамошней церкви. Дед своей семьи не имел и с радостью согласился взять к себе маленького внучка. Он уходил на службу рано утром, возвращался домой только к ночи и не мог оставить мальца на целый день одного в доме, и поэтому брал его с собой в церковь.
Так мальчик стал приобщаться к церковной жизни: там иконы протрет, там огарки свечей уберет. С самого детства он был очень любознателен и вскоре разобрался, кто на какой иконе изображен и за что стал святым. Память у детей хорошая, и он быстро запомнил много молитв, а также знал, в каких случаях, какие из молитв следует читать. Со временем, уже подростком, стал регулярно участвовать в богослужениях, стремился жить по-христиански и уважать таинства церкви; вера захватила его душу всю целиком. Да и не могло быть иначе: это был его мир – мир, в котором он вырос и возмужал, мир, давший ему миропонимание. Сама жизнь определила его путь – навсегда связать свою стезю с церковью, со служением людям на этом поприще и самого себя совершенствовать, укрепляя в вере. Тогда для него Бог и Церковь были едины. Одного он с самого детства так и не смог осознать, почему он должен любить Бога больше, чем отца с мамой и сестер. Он всей душой любил Его, но зачем Богу это нужно, не понимал. «Неужели нельзя всей душой любить их всех вместе?» – иногда спрашивал он сам себя и тут же забывал об этом, ведь впереди еще вся жизнь и времени разобраться в таком вопросе будет достаточно. Не понимал он тогда, что это были пусть еще детские, но первые сомнения в вере.
Прошли годы. Родители жили в своей родной деревне Верхние холмы, сестры рано вышли замуж и уехали с мужьями кто куда: старшая Катерина – в Псков, младшая Варвара жила в Вологде.
С благословения деда Тимофей поступил в духовную семинарию. Учился усердно, если не сказать рьяно. При семинарии были две женские школы: регентская и иконописная, и многие из учащихся там девушек мечтали выйти замуж за священника. Но, еще не закончив учиться, будущий священник, не раздумывая, дал обет целомудрия, помня слова апостола Павла: «Я хочу, чтобы вы были без забот. Неженатый заботится о Господнем, как угодить Господу, а женатый заботится о мирском, как угодить жене».
За усердие его, совсем молоденького священника, направили служить в хороший приход, с известным храмом, в одном из больших городов России. И все шло хорошо, душа его ощущала чувство гармонии с Богом и с миром, окружающим его, пока не пришло время ему принимать исповеди. Ну с какими такими грехами он сталкивался в своей глухой деревушке, да и в поселке, где все знали друг друга и были, как говорится, на лицо? Мат-перемат: чьи-то куры пролезли сквозь забор и ходили по соседскому огороду; мужик избил поленом чужую корову за то, что та паслась на его делянке; мужики, напиваясь, жен своих били. Один раз, правда, в деревне появилась цыганка беременная, отвечавшая весело с громким смехом на вопросы об отце ребенка: «Не знаю, мало ли их было у меня, мужиков-то».
Деревенские бабы тоже смеялись и говорили:
– Ой, врешь, Любаша, ой, врешь! По вашим цыганским законам никак девке разгуляться. Вернешься в табор, спросят с тебя – признаваться все равно придется.
– Спросят, найду, что ответить – сами не рады будут, что спросили, а все равно простят, – только и отвечала Любаша.
– Ох уж эта любовь цыганская! Вспыхнет – не потушишь,– говорили промеж себя бабы.
Но как пришла она неизвестно откуда, так, родив, и ушла невесть куда.
А еще случались драки между мужиками из-за того, что ночью случайно сталкивались они около окон Насти или Натки, чьи две утлых избенки стояли на краю деревни: распутные девки были, да и жили одиноко – ни мужей, ни родителей у них не было. Кто ж на таких девках женится? А ночью в окно к ним залезть охотников много было: почитай все деревенские мужики, и никому отказа с их стороны не было. Вот, пожалуй, и все грехи людские, которые видел в детстве и в отрочестве Тимофей.
Тут же, в большом городе, где люди друг друга не знают, встречаются случайно и не боятся осуждения своих поступков другими, открылась ему на исповедях такая сатанинская бездна, которую и десятью заповедями не охватишь. Видел он, что многие идут не перед Богом исповедоваться в грехах своих, истинно раскаявшись, а приходят по традиции, мол, так положено, или чтобы совесть свою успокоить, высказав все исповеднику, и вроде как переложить на него все свои грехи, в конце услышать от священника разрешительную молитву, в коей священник отпускает все грехи, вздохнуть облегченно и продолжать жить, как жили, ничего в своей жизни не меняя. Поначалу по неопытности отец Тимофей пытался выяснить у исповедующихся, знают ли они Священное Писание, и понял, что большинство не только не читали Ветхий Завет, но и Евангелие не открывали, и молитв не знают: «Отче наш…» наизусть прочитать не могут. Какая уж тут вера?! Кому и зачем тогда служит он? Снова открыл он книги известных богословов, снова стал вникать в их труды, да только так и не нашел ответа на свои вопросы, а в душе спрашивал себя: «Я-то зачем? Помоги, Господи, понять!» И ладно, если бы он мог отказать кому-то в отпущении грехов и не читать разрешительную молитву, но такое право фактически было только, как говорят, «на бумаге».
Деревня, куда он приехал отдохнуть, находилась вдалеке от больших дорог и городов. Местность вокруг была холмистая, и, может быть, именно поэтому название деревни было Верхние холмы. Добраться хотя бы до райцентра было сложно. Люди здесь поселились очень давно. Даже прадеды не могли ничего сказать о том, как и когда возникло это поселение и откуда сюда пришли первые люди. На самом высоком месте среди густого бурьяна видны были отдельные обтесанные камни, напоминающие остатки фундамента какого-то большого каменного строения. Местные жители предполагали, что на том месте в давние времена стояла церковь и весь приход состоял из мирян, живших в соседних деревнях, которых теперь уж нет, даже их названия стерлись из людской памяти.
Ближайший поселок, тот, что с церковью, назывался Озерское, и почему такое название, никто объяснить не мог, поскольку никаких озер на много километров не было. Отсюда по грунтовой дороге можно было найти попутную машину до трассы, а если повезет, то и до райцентра. Недалеко от поселка и деревни находился монастырь со своей церковью. Монастырь вместе с Верхними холмами и Озерским образовывали что-то вроде треугольника. Все, что их связывало между собой – даже не проселочные дороги, а тропы, извивающиеся по лесу и слабо натоптанные, поскольку надобность в общении у местных жителей двух поселений между собой, да и с монастырскими возникала крайне редко. Верующих в деревне было мало: стариков почти не осталось. Молодежь в основном подалась в города, поскольку на родной земле заработать на жизнь было невозможно, а жившие в деревне в настоящее время были из поколения, воспитанного еще при прежней власти, в духе атеизма. Вот и жили все сами по себе вполне самодостаточно. Только девки сильно переживали оттого, что женихов было раз-два и обчелся.
Первое время, как Тимофей поселился в заброшенной избе, пересудов у местных жителей было много; кто такой и зачем приехал в их деревню этот красивый, высокий, молодой человек с серо-голубыми глазами? Девки, нарядившись и даже наведя макияж, каждый вечер прогуливались мимо его избы. Встретив Тимофея на улице, обязательно здоровались по-старорусски, с поклоном. Но стоило один раз выйти молодому человеку из избы в рясе, как сразу же смолкли все разговоры, успокоились девчата, и народ решил: монах приехал, отшельником жить будет. Но оказалось, что был он общителен, любил поговорить с незнакомым человеком; больше, чем сам говорил, слушал собеседника, иногда задавая вопросы, пытаясь проникнуть в суть его души и понять его, ничего сам не утверждая и ничего не доказывая тому, с кем говорил. Кротость и смирение были в его облике, и этим он сразу же располагал к себе человека на откровенный разговор.
С некоторых пор бессонница совсем истомила молодого священника: не спиться и все тут, и мысли об исповеди, вертясь в голове, выматывали душу и тело; взгляд святых с икон, стоящих в красном углу, казался отцу Тимофею укоризненным и тоже не давал спать. Каких только лекарств ни давал ему местный фельдшер, живший в соседней избе, ничего не помогало. Проворочается отец Тимофей всю ночь в кровати, и, как правило, лишь светает, книги начинает читать, а затем уж выходит пообщаться с местными крестьянами. Кроме врача, никому он об этом не рассказывал: ни на исповеди, ни даже другу своему отцу Михаилу. Частенько днем на сеновале отсыпался. Как-то он спросил друга о том, кто жил в этой избе раньше.
– И не спрашивай! Чудной человек, угрюмый, замкнутый, слова из него не вытянешь, хотя сильно набожный был. Недолюбливал его народ в деревне. Недели не прожил, как уехал. Так и стояла изба пустая до тебя, – ответил тот. – Да вот еще что: спал он всегда в сенях на сундуке, а иконы-то в избе на ночь все были повернутые ликами к стене. Чудной человек!
– Михаил, можно спросить тебя об очень личном? – начал Тимофей.
– Спрашивай, Тимофей, мы ведь с тобой друзья, и если будет в моих силах ответить – отвечу.
– Мы с тобой служим уже несколько лет, и не появились ли у тебя сомнения, что избранный тобой жизненный путь правильный? – осторожно начал Тимофей.
Лицо Михаила как-то сразу напряглось, он весь поджался, в глазах появилась безысходность. Он надолго задумался, то ли размышлял, как ответить, то ли решал, стоит ли вообще отвечать на заданный вопрос. Но вот он снова пришел в себя и спросил Тимофея:
– Тебе это очень нужно знать?
– Да, очень!
– Я понял тебя, батюшка Тимофей, – сказал Михаил, грустно улыбнувшись. – Хорошо… Тебе! – он сделал ударение на слове «тебе» – скажу. Да, мысли о том, что я выбрал неправильный путь по жизни, действительно нет-нет да и приходят в голову. Используя свой социальный статус, мне иногда удается помочь людям в наше очень трудное и сложное время, но как священнослужитель я бессилен, что-либо изменить и в головах людей, и в самой жизни; жизнь идет сама по себе, церковь существует тоже сама по себе. Мы проповедуем, а больше пассивно наблюдаем, стоя на обочине жизни. Я пока не решил усомнение ли это в вере или в собственных силах, но, когда я об этом задумываюсь, то до головной боли. Я ответил на твой вопрос?
– Да, Михаил, – ответил. – И, к сожалению, я услышал именно то, о чем думаю сам.
Они еще долго стояли молча. Первым пришел в себя отец Михаил:
– Нам ведь исповедоваться надо, Тимофей, давай сходим в монастырь;
там один старец живет, вот у него и исповедуемся, может, он слово свое мудрое скажет и развеет наши сомнения?
– Согласен! – ответил Тимофей, крепко уцепившись за эту мысль.
Они договорились о дне и часе, когда пойдут в монастырь, и расстались с надеждой в душе.
Октябрь зарядил дождями, иногда прикрывая серой мглой разноцветье осени. В этом году осень была на редкость красива, такой она бывает раз в несколько лет. Багряные, желтые, оранжевые цвета и их никогда не повторяемые оттенки до наступления дождей окружили всю местность, и казалось, что эта красота охватила весь мир, радовала глаз, притупляя грусть по ушедшему лету. С наступлением моросящих, бывало, целый день, дождей в деревне воцарилась тишина. Уже прошли надежды на второе бабье лето; все замерло в ожидании больших перемен: первых заморозков, первого снега и, наконец, наступления долгих зимних холодов с сидением поближе к печке, чтением книг и нескончаемыми разговорами за рюмкой водки. В этой тишине, где-то на краю поселка, рядом с лесом, слышались стук топора и звук ручной пилы, будто повторяющей: «Успеем, успеем, успеем…» Молодой человек вслушивался в эти звуки и думал о том, что они извечно сопровождали сельскую жизнь, утверждая неиссякаемый оптимизм людей в своей миссии – миссии созидать и верить в то, что они делают.
В то утро отец Тимофей провел в молитвах, затем читал Евангелие, книги по истории христианства и православия. К вечеру он порядком устал; все чаще отвлекался от чтения, задумчиво глядя в окно, и мысли его уносились в воспоминания о случайных встречах с разными людьми и об их судьбах. В своей памяти он начинал тянуть то за одну, то за другую ниточку никогда не распутываемого клубка человеческих отношений – этой извечной борьбы добра и зла: любви и ненависти, милосердия и жестокости, щедрости и алчности – и запутывался все больше и больше в мотивах поступков людей, в их жизненных целях и способах их достижения – настолько мир каждого человека был неповторим.
Под вечер тучи разошлись, показалось солнце, уже опускаясь к лесу где-то далеко от деревни, и мир вновь вспыхнул осенними красками. Отец Тимофей вышел прогуляться по лесу, вдохнуть свежего осеннего воздуха и навестить друга, который просил его зайти к нему в церковь сегодня вечером, взяв с собой церковное одеяние. Молодой человек шел и радовался окружающему его миру и тому, что он тоже принадлежит ему.
На окраине деревни он свернул с дороги на лесную хорошо протоптанную тропинку и шел по ней, разглядывая разноцветье опавших листьев; чувства умиротворения, свободы, спокойствия – гармонии жизни – завладели им.
Дойдя до того места, где тропа раздваивалась, он остановился в нерешительности, почувствовав некое волнение, как если бы от того, куда он сейчас повернет, зависело что-то очень-очень важное – что-то, что может определить всю его дальнейшую жизнь. Левая тропинка уводила к холму, с которого хорошо было смотреть на закат солнца, правая вела в поселок.
Пока отец Тимофей стоял, размышляя, солнце вплотную приблизилось к лесу на горизонте и стал разгораться багровый закат, охватывая все существо батюшки необъяснимым возбуждением. Он завороженно смотрел на это явление природы. Над ним в небе, как бы догоняя солнце, тихо, без единого крика, удалялся клин гусей. «Наверное, последний в нынешнюю осень». Постепенно цвет заката слился с красками осени, и отец Тимофей вдруг вдохнул полную грудь воздуха и хотел крикнуть на весь мир: «В-е-р-у-ю!» – но из груди вырвался только хрип, и он закашлялся.
Постояв еще немного у развилки, батюшка повернул направо к церкви. Уже в начале сумерек дошел он до храма Божьего. У входа в церковь его уже ждал друг. Он попросил отца Тимофея принять исповедь у одной прихожанки, которая хочет исповедоваться только незнакомому священнику. Отказать в просьбе своему другу Михаилу он не мог и согласился.
Закончилась вечерняя служба, и прихожане, выходя из церкви, степенно оборачивались, крестились и торопливо расходились по домам. Вот уж и иссяк поток прихожан, опустела небольшая площадь перед церковью.
Последним из церкви вышел отец Тимофей, приняв исповедь молодой прихожанки. Взгляд его был обращен себе под ноги. Во время ее исповеди ему стало дурно, на душе камнем повисла тяжесть, защемило сердце, будто он совершил то, в чем каялась она, а покаяться ей было в чем, – ох, было. «А ведь совсем еще молоденькая – вся жизнь впереди, – подумал молодой священник. – И до глубинки российской медленно, но доходят пороки, царящие в больших городах – безнравственность! А что, если падение нравственности и, как следствие, духовности народа будет распространяться от больших городов по всей стране, как эпидемия?»
Прихожан в этот раз было много, и в замкнутом помещении маленькой церкви дышать было почти нечем. Выйдя из церкви на свежий воздух, отец Тимофей вдруг пошатнулся, поднял взгляд и стал бессмысленно оглядываться вокруг. Он не понимал, где он находится, вытянул вперед одну руку, вторую, как слепой, ищущий хоть какой-то опоры.
Конец ознакомительного фрагмента.
Текст предоставлен ООО «ЛитРес».
Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на ЛитРес.
Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.
