Текст книги "Джордано Бруно. От Звезд к Звездам (СИ)"

Автор книги: Андрей Белов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 2 страниц) [доступный отрывок для чтения: 1 страниц]

Белов Андрей
Джордано Бруно. От Звезд к Звездам.

"Смерть в одном столетии дарует жизнь

во всех грядущих веках"

Джордано Бруно "О героическом энтузиазме"

Дорога и бегущая вода, огонь и звезды – на них можно смотреть бесконечно, но лишь звезды, если взгляд наш задержался на ночном небосводе, вызывают чувство бесконечного. Это бесконечное захватывает нашу душу, сердце, в нашем ощущении вечности мы сразу же начинаем уменьшаться до песчинки в этом бесконечном пространстве. Но проходит еще мгновение, мы стряхиваем с себя это щемящее до безграничной тоски чувство одиночества и, начиная с мыслей: «свет идет миллионы лет», «а может быть их уже нет и они давно погасли», «они начали светить, когда меня еще не было», «как это так, что меня не было», и «будут светить когда меня уже не будет...», снова тихо приближаемся к попытке понять бесконечность, и снова тщетно, мысль снова упирается в понятие вечность и бесконечность. Нам не дано ощутить эту самую бесконечность своими, такими человеческими и такими конечными, понятиями. Нам понятно их рождение в надвигающихся сумерках на исходе дня и понятна их смерть при рождении нового дня на рассвете, но то, что мы созерцаем в промежутке между – промежутке именуемым ночь, нам не дано понять.

Звезды – эти бесконечно далекие субстанции рождаются на закате суетного и конечного дня, и исчезают на рассвете, снова уступая место, суете и заботам, тревогам и проблемам этого малюсенького сообщества, называющего себя человечеством и считающего, несмотря на все данные ему знания, себя в душе и центром и вершиной мироздания.

Пытаясь оправдать, и хоть как-то объяснить свое существование, человечество рождает религию, а с ней и философию, чтобы опять же объяснить саму религию. Но что такое "объяснить" – это и подтвердить, и объяснить, и развить, и довести до логической завершенности само учение о мире и одинокой душе в этом самом мире – враждебном человеку по самой своей сути. Горя и страданий всегда было больше в жизни человека, чем радости и счастья, поражений и отступлений – больше, чем побед и успехов.

Но так устроен человек – он сомневается во всем и вся. Большинство отмахивается от сомнений и принимает общепринятые взгляды и учения как догмы, но есть, те, для которых сомнения суть смысл жизни, а слово "нет" – жизненное кредо.

Таким человеком и был Филлипо Бруно (получивший в монастыре при посвящении в монахи имя Джордано)!

Мнения исследователей о Джордано Бруно подчас диаметрально противоположны. Это объясняется очень малым количеством достоверных документов о его жизни и учении. Мы располагаем только краткой выпиской, из следственного дела, составленной неизвестно кем и неизвестно для кого, а еще – текстом приговора. И книги, конечно же, книги Джордано, в которых в аллегорической форме он изложил свои взгляды. Остальные документы хранятся в архивах Ватикана, ведь все-таки следствие по его делу в общей сложности продолжалось 8 лет. И может быть, когда-нибудь мы узнаем больше, чем знаем сейчас – возможно, возможно.

Маленькая площадь Кампо-деи-Фиори в Риме, стиснутая серыми унылыми зданиями, клочок неба. Когда-то это место называлось "поле цветов" – возможно, это был пустырь заросший цветами. На этом месте и разожгли костер, давший бессмертие великому человеку по имени Джордано Бруно. Площадь битком заставлена торговыми прилавками – рынок. Здесь с 15-го века полноправные хозяева торговцы, сейчас это мигранты из каких-то африканских стран. Прилавки нагромождены в таком хаосе, что я не сразу разглядел памятник в середине площади. С трудом пробираюсь через какие-то корзины, коробки, ящики, слыша крики торговцев на незнакомом мне языке и понимаю, что это ругань. Но таково мое настроение, что карабкаюсь через все эти атрибуты рыночной торговли гордо, невзирая на все окрики и возмущения. Плевать мне на них – моя цель Джордано – и я хочу взглянуть в лицо человека, который даже под угрозой смерти не отрекся от своих убеждений. Наконец-то я нашел такое место. Я остановился и, задумавшись, смотрел и смотрел на Бруно. Взгляд опущен, в руках книга, какая? – невозможно разглядеть, почему-то мне представлялось, что это "О бесконечности вселенной и миров" из "Диалоги". Да, голова опущена, но взгляд мне представлялся исподлобья – упрямый, не покорившийся, и как будто говорящий громко во весь голос и на весь мир – "НЕТ" всем тем, кто хотел от него услышать, пусть тихое, пусть шепотом, но – "да". Почувствовал я и сожаление в этом взгляде – сожаление ко всей этой суете внизу, к человечеству, которое живет, не зная истины, и сожаление о том, как много он еще успел бы сделать. В тот день 17 февраля 1600 года ему было еще только 52 года. Все это пронеслось в моей голове горячечно, впопыхах. Оглянувшись вокруг и еще раз, взглянув на этот грязный рынок-хаос мигрантов, не имеющих понятия, память о каком человеке стиснули они меж своих торговых прилавков, я вдруг отчетливо осознал, что ведь не простила католическая церковь Бруно, так до сих пор и не простила!!! Надпись на памятнике:

"Джордано Бруно. От столетия, которое он предвидел, здесь, где был зажжен костер".

Несколько лет пролежал памятник в мастерской скульптора Этторе Феррари, пока, наконец-то в 1889 году муниципальный совет Рима дал согласие на его установку.

...

Звезды! Солнце уже зашло, и по мере того, как темнело, звезд появлялось все больше. Филиппо любил смотреть на них. Он и сам не понимал, почему эти светящиеся точечки так волнуют его, вызывая чувство полета куда-то в безграничную даль. И почему в безграничную? Их свет не был холодным и не был обжигающим, как у огня. Для Филиппо свет звезд был теплым и дружелюбным. Большие и маленькие, мерцающие и светящие ровно, белые и голубые, они были такие разные, но все-таки что-то их роднило. Что-то пело внутри у мальчика, и что-то постоянно спрашивало: а что дальше? Филиппо чувствовал, что именно в звездах и есть та самая главная сказка, что называется жизнь. Мальчику шел десятый год.

1558 год, город Нола близ Неаполя, между ними вулкан Везувий.

– Филиппо, Филиппо – звала мама – иди ужинать.

Мальчик был так поглощен созерцанием неба, и так очарован, что не расслышал, и продолжал неподвижно лежать на подстилке, которую для удобства он положил прямо на земле рядом с домом, чтобы смотреть вверх, не утруждая шею.

– Остынет! Хватит смотреть на звезды! Иди есть – крикнула мама в окно.

Филиппо вздрогнул, очнулся – есть и впрямь уже хотелось – и побежал в дом. Он не расстраивался, ведь, когда все лягут спать, он вылезет потихоньку в окно, и снова будет смотреть на звезды. Он видел их рождение, когда зашло солнце и увидит, как они исчезают на рассвете.

Когда день был пасмурный и предвещал, что ночью звезд видно не будет, Филиппо, который и так-то был склада задумчивого, ходил молчаливый и хмурый. И если уж обращался к кому-то, то с вопросами, на которые никто не мог ответить.

В один из таких дней он пристал к маме:

– А далеко ли звезды, и что там дальше, мама? – спросил Филиппо.

– Не знаю сынок. Спроси пастора после воскресной службы. Уж он то человек ученый и, наверное, расскажет тебе – отмахнулась Фраулиса Саволина, его мама.

Как-то Фраулиса спросила мужа:

– Джованни, тебе не кажется, что наш мальчик какой-то странный, не как все дети?

– Да, Фраулиса, он слишком задумчивый, и детство проходит мимо него. Но что поделаешь, ведь все люди разные. Но ты послушай, как хорошо, и не по детски, он говорит. А какая у него память! Я говорил о нем со знакомым поэтом, сеньором Таксило, и тот уверен, что мальчик не по годам развит, и ему давно пора учиться, может быть в науки и искусство обратиться его энергия, и там он найдет себя, – ответил Джованни.

А что же вопрос о звездах?

Филиппо не забыл совет матери, он вообще ничего не забывал. Он даже помнил, как однажды к нему в колыбель заползла змея, и что прибежал отец, и с какими восклицаниями тот убил змею. Как мальчик в колыбели мог это помнить?! Тем не менее, именно удивительная память отличала Бруно от других смертных. Кстати, змея в колыбели – знак героической судьбы, согласно мифу о Геракле!!!

Так вот, после воскресной службы, Филиппо незаметно и робко подошел к пастору как-то сбоку и задал ему те же вопросы, что и маме. Священник привыкший отвечать на любые вопросы прихожан уже поворачиваясь, готов был начать объяснение мироздания на основе учения Аристотеля, которое было принято католической церковью... Но...! Увидев взгляд мальчика, поперхнулся. Молча они смотрели друг на друга. В этом невинном и безгреховном, но уже бунтарском взгляде, пастор узнавал себя в юности. Он вспомнил, сколь много вопросов о мироздании было и у него, когда он только еще вступил на путь познания, поступив послушником в один из монастырей. Вспомнил окрик и угрозы настоятеля монастыря, многочасовую молитву на коленях в наказание. Его простили, став священником и получив сан и приход, он уже многие годы заученно разъясняет догмы Святой церкви. Все это всплыло мгновенно в его памяти. Собравшись все-таки объяснить мальчику, учение церкви по данному вопросу, но еще раз встретившись взглядом с Филлипо, он вдруг произнес:

– Вас ждет трудная судьба и, возможно, сын мой, вы плохо кончите.

К 10 годам Филиппо окончил местную школу при церкви в Ноле. Здесь, помимо грамоты и счета, начал изучение латинского языка, без которого и думать нечего продолжать свое образование. Отец отправляет Филиппо в Неаполь к его дяде, который содержит там учебный пансион, где кроме латыни обучают диалектике, литературе, логике, философии.

Кроме учебы в пансионе, Филиппо берет частные уроки логики у монаха Теофила Варрано (монах-августинец Теофил да Вайрано, позже читавший лекции о метафизике в Риме), и прослушивает лекции учителя Сарнеза – впоследствии (вероятно) знаменитый профессор Римского университета Виченцо Кале де Сарно.

В 15 лет Филиппо заканчивает неаполитанский пансион и поступает в монастырскую школу при монастыре Сан Доминико Маджори в Неаполе – денег у семьи нет и другого пути продолжить обучение, тоже нет.

Так Филиппо преодолел первую грань в своей жизни – грань перехода в мир познания.

А дальше? А дальше была целая жизнь с ее взлетами (преподавание в Оксфорде и Сорбонне), разочарованиями и гонениями, уж больно открыто высказывался этот упрямый, неуживчивый человек, человек для которого смыслом жизни было донести до других, а порой и навязать другим, свое учение и свои взгляды. Объездив почти всю Европу, Бруно так нигде и не смог прижиться.

...

Прошло около 30 лет.

Год 1592-й; 23 мая – по доносу заключен в тюрьму венецианской инквизиции, 26 мая – 30 июля – допросы с первого по седьмой трибуналом Святой инквизиции в Венеции.

1592, 7 января – принято постановление правительства Венеции о выдаче Джордано Бруно Риму по требованию папы Климента VIII.

1593, 19 февраля – Джордано Бруно отправлен под охраной из Венеции в Рим.

1593, 27 февраля – Бруно заключен в тюрьму римской инквизиции.

1594 – допросы с восьмого по шестнадцатый.

1597, конец марта – семнадцатый допрос.

1600, 20 января – был вынесен смертный приговор в постановлении конгрегации инквизиторов о передаче Джордано Бруно в руки светских властей.

Оглашение приговора:

– Мы, Лодовико Мадруцци, епископ Сабинский; Джулио Антонио Сантори, епископ Палестринский или Сан-северинский; Пьетро Деза (титул св. Лаврентия в Лучине); Доменико Пинелли (титул св. Златоуста); брат Джеронимо Бернерио (титул св. Марии "sopra la Minerva d'Ascoli); Паоло Сфондрато (титул св. Цецилии); Лючио Сассо (титул св. Кирика и Иулиты); Камилло Боргезе (титул св. Иоанна и Павла); Помпео Аригони (титул св. Баль-бины); Роберто Беллармино (титул св. Марии «in Via») – наименованные, по милосердию божию, священниками кардиналами святой римской церкви, генеральные инквизиторы всего христианского государства против еретических преступлений, особо уполномоченные святым престолом.

Ты, брат Джордано Бруно, сын покойного Джованни Бруно, из Нолы, возраста же твоего около 52 лет, еще восемь лет назад был привлечен к суду святой службы Венеции за то, что объявлял величайшей нелепостью говорить, будто хлеб пресуществлялся в тело и т.д.

Эти положения были предъявлены тебе 18 января 1599 года в конгрегации прелатов, заседавшей в святой службе, и был предоставлен тебе шестидневный срок для размышления, чтобы затем ты ответил, намерен ли отречься от этих положений, или нет. Затем, 25-го числа того же месяца та же конгрегация вновь заседала в установленном месте, и ты ответил, что готов взять назад свои утверждения, если апостольский престол и его святейшество наш владыка, признают эти восемь положений окончательно еретическими, или если его святейшество признает их таковыми, или по наитию святого духа определит их как таковые.

И немедленно же вслед за тем ты представил письменное заявление, обращенное к его святейшеству и к нам, которое, как ты говорил, содержит твои оправдания. И затем, 4 февраля 1599 года, было постановлено снова предъявить тебе указанные восемь положений. И действительно, они были предъявлены тебе 15-го числа того же месяца с тем, чтобы, если ты признаешь их еретическими и пожелаешь отречься, тебя приняли в покаяние. В противном случае тебе было бы предоставлено сорок дней, чтобы покаяться. Ты заявил, что признаешь эти восемь положений еретическими, готов проклясть их и отречься от них в том месте и в то время, когда будет угодно святой службе, и не только от этих положений, но сказал, что готов проявить всяческое послушание относительно других положений, предъявленных тебе раньше.

Но затем ты представил другое заявление, находящееся в делах святой службы, обращенное к его святейшеству и к нам. Из него с совершенной очевидностью обнаруживается, что ты упорно держишься этих своих заблуждений.

Кроме того, получены были сведения о поступлении в святую службу в Верчеллах донесения о том, что тебя признавали атеистом, когда ты находился в Англии, и что ты написал книгу о "Торжествующем звере".

10 сентября 1599 года тебе был предоставлен сорокадневный срок для покаяния, после чего с тобою должны были поступить так, как приказывают и повелевают святые каноны.

Несмотря на это, ты не покаялся и упорно держался своих заблуждений и ересей. Посему были уполномочены брат Ипполито Мариа Беккария, генерал, и брат Паоло Иса-резио делла Мирандола, прокуратор ордена твоего братства, чтобы они убеждали и увещевали тебя признать свои тягчайшие заблуждения и ереси. Несмотря на это, ты оставался настойчивым, упорным, непреклонным в упомянутых своих лживых и еретических мнениях.

Оглашающий остановился перевести дыхание, и все присутствующие невольно обратили свой взгляд на Бруно.

Бруно был спокоен и уверен. Ничего не выдавало его волнения в том, что он должен сейчас услышать.

– Быть может, вы с большим страхом произносите этот приговор, чем я его выслушиваю! – это были единственные и последние слова, обращенные к судьям.

Оглашающий продолжил:

– Посему после того как были рассмотрены и обсуждены ведущийся против тебя процесс и собственные твои признания в заблуждениях и ересях, твое упорство и непреклонность, ибо ты отрицал, что они являются заблуждениями и ересями, как и все остальные предметы, подлежащие рассмотрению и обсуждению, – дело твое было сперва поставлено на рассмотрение нашей генеральной конгрегации, происходившей в присутствии его святейшества нашего владыки 20 января сего года, и после голосования и обсуждения мы пришли к нижеследующему приговору.

Призвав имя господа нашего Иисуса Христа и его преславной матери приснодевы Марии, на основании сего дела и ранее обсуждавшихся в сей святой службе дел, – Джулио Монтеренцио, доктор прав, прокуратор-фискал указанной святой службы, с одной стороны, и ты, вышеназванный брат Джордано Бруно, преступник, состоящий под судом инквизиции, изобличенный, тягчайший, не покаявшийся, непреклонный и упорный, – с другой стороны: в силу этого нашего окончательного приговора согласно совету отцов магистров святого богословия и докторов обоего (гражданского и церковного) права, наших советников, излагаем в письменной форме следующее:

Называем, провозглашаем, осуждаем, объявляем тебя, брата Джордано Бруно, не раскаявшимся, упорным и непреклонным еретиком. Посему ты подлежишь всем осуждениям церкви и карам, согласно святым канонам, законам и установлениям, как общим, так и частным, относящимся к подобным явным, нераскаянным, упорным и непреклонным еретикам. И как такового мы тебя извергаем словесно из духовного сана и объявляем, чтобы ты и в действительности был, согласно нашему приказанию и повелению, лишен всякого великого и малого церковного сана, в каком бы ни находился доныне, согласно установлениям святых канонов. Ты должен быть отлучен, как мы тебя отлучаем от нашего церковного сонма и от нашей святой и непорочной церкви, милосердия которой ты оказался недостойным. Ты должен быть предан светскому суду, и мы предаем тебя суду монсеньора губернатора Рима, здесь присутствующего, дабы он тебя покарал подобающей казнью, причем усиленно молим, да будет ему угодно смягчить суровость законов, относящихся к казни над твоею личностью, и да будет она без опасности смерти и членовредительства.

Сверх того, осуждаем, порицаем и запрещаем все вышеуказанные и иные твои книги и писания, как еретические и ошибочные, заключающие в себе многочисленные ереси и заблуждения. Повелеваем, чтобы отныне все твои книги, какие находятся в святой службе и в будущем попадут в ее руки, были публично разрываемы и сжигаемы на площади св. Петра перед ступенями и как таковые были внесены в список запрещенных книг, и да будет так, как мы повелели.

Так мы говорим, возвещаем, приговариваем, объявляем, извергаем из сана, приказываем и повелеваем, отлучаем, передаем и молимся, поступая в этом и во всем остальном несравненно более мягким образом, нежели с полным основанием могли бы и должны были бы.

Сие провозглашаем мы, кардиналы генеральные инквизиторы, поименованные ниже.

Кард. Лодовико Мадруцци, Кард. Джулио Антонио Сансеверина, Кард. Пьетро Деза, Кард Д[оменико] Пинелли, Кард. Джеронимо Аскулано, Кард. Лючио Сассо, Кард. Камилло Боргезе, Кард. Помпео Аригони, Кард. Роберто Беллармино".

Серый промозглый день римской зимы 1600 года.

Святой отец доминиканец Ипполито Мария Беккария в комнате для допросов в очередной и последний раз просматривал следственное дело брата Джордано Бруно. Но, не закончив чтение, задумался, рисуя на бумаге чертиков. Беккария любил их рисовать втайне от всех, и получались они у него чертовски здорово, как будто он их сам видел воочию. Он прекрасно помнил этого человека с маленькой рыжей бородкой и с колючим, выражающим какую-то безумною решимость, взглядом. Тогда, в конце февраля 1593, он еще подумал: "а ни безумен ли этот человек"? Поговорить им при той, первой, встрече так и не удалось. Беккария не имел на это право, ему было поручено только сопроводить морским путем Бруно, в качестве охранника, из Венеции в Рим. Да и особого настроения беседовать тогда у него не было – Беккария ждал назначения на пост генерала ордена, и настроение у него было прекрасное, а будущее многообещающим. Военные корабли плыли неподалеку тем же курсом. Он вспомнил вдруг одну мысль, которая пробежала тогда у него в голове – "с таким эскортом? – как будто они сопровождают великого человека... или преступника"?

С тех пор прошло 7 лет. Всего Бруно провел в заключении около восемь лет – один в Венеции и семь в Риме. Прошли все сроки, которые давали Бруно, чтобы он одумался, признал вину и покаялся. Уже зачитан приговор. И вот теперь им предстояла последняя встреча, последний разговор. Сам ПАПА просил Беккария задать Бруно один единственный вопрос, который, несмотря на окончание следствия, так и остался неясным для ПАПЫ.

Ожидая брата Бруно, Беккария лениво перелистал следственное дело, ему уже порядком надоел этот несговорчивый и упрямый человек. Иногда он цеплялся взглядом за какую-нибудь страницу и вчитывался.

На глаза попалось:

ОТНОСИТЕЛЬНО ХРИСТА

41. Джованни Мочениго, доносчик: – Я слышал от Джордано много раз в моем доме, что Христос был злодеем, и что ему легко было предсказать, что его повесят, раз он совершал скверные дела, совращая народы. И что Христос творил лишь мнимые чудеса и был магом, как и апостолы. И что он сам мог бы совершить столько же и даже больше. Что Христос проявил нежелание умирать и избежал бы смерти, если бы только сумел.

43. Брат Челестино, капуцин, сосед по камере в Венеции, донес: – Джордано говорил, что Христос не был распят на кресте, а был подвешен на столбе с перекладиной, в форме костыля, который тогда употребляли, называя виселицей.

47. Франческо Грациано, сосед по камере в Венеции: – Я слышал от него, что Христос умер позорной смертью, и что все пророки, равно как и Христос, умерли как мошенники, ибо все, что они говорили, было ложью.

57. Брат Челестино, капуцин, сосед по камере в Венеции, донес: – Джордано говорил, что Христос совершал смертный грех, когда творил молитву в саду, отрекаясь от воли отца, говоря: "Отче, если возможно, да минует меня чаша сия".

Пролестнув ещё:

ОТНОСИТЕЛЬНО ДЕВСТВЕННОСТИ СВЯТОЙ ДЕВЫ

155. Джованни Мочениго на допросе показал: – Когда Джордано говорил мне о величайшем невежестве, царящем в мире, и относительно троицы, он высказывался также и о девственности Марии, и сказал, что невозможно, чтобы дева родила, смеясь и издеваясь над этим верованием людей.

Открыв наугад:

ОТНОСИТЕЛЬНО ТРОИЦЫ, БОЖЕСТВЕННОЙ ПРИРОДЫ И ВОПЛОЩЕНИЯ 25

24. Джованни Мочениго, доносчик, в Венеции: – Он говорил мне также (в связи с тем, что не знает другого такого времени, когда в мире процветало бы большее невежество, чем теперь), что некоторые похваляются, будто обладают величайшим знанием, какое только когда-либо существовало, ибо уверяют, что знают то, чего сами не понимают, а именно, что бог един и вместе с тем троичен; и что это – нелепость, невежество и величайшее поношение величия божия.

ПРОТИВ ПРИЗЫВАНИЯ СВЯТЫХ

136. Брат Челестино, капуцин, сосед Джордано по камере в Венеции, донес: – Джордано говорил, что молиться святым – смешно, и не следует этого делать.– Сослался на свидетелей, соседей по камере, брата Джулио де Сало, Франческо Вайа, Маттео де Орио.

141. Маттео де Сильвестрис, сосед по камере: – Он терпеть не мог слышать о заступничестве святых, говоря, что это смешно.

ОТНОСИТЕЛЬНО ВЕРХОВНОГО ПРЕОСВЯЩЕННИКА

206. Джованни Мочениго, после заключения брата Джордано, по прошествии двух лет, явился снова и показал: – Я вспомнил, как он говорил мне, что в одной своей книжке, озаглавленной "Песнь Цирцеи", которую я тогда представил инквизиции – она была в красной обложке – он имел намерение говорить обо всей церковной иерархии; что в образе свиньи он подразумевал папу(римского) и поэтому представил его в почтительных терминах в окружении эпитетов, что можно видеть в этой фигуре, а также прилагая другие фигуры одну за другой к другим духовным званиям. Это легко понять благодаря данному им освещению, читая книгу со вниманием. Говоря это, он смеялся, хохотал, что есть мочи – Повторно по этому пункту не допрошен.

«Да уж – подумал Беккария – чего тут только нет»? И что ада нет, и против пророков и Моисея, и против икон, и против почитания святых реликвий – всего и не перечислишь.

Далее шло интереснее:

СУЩЕСТВУЕТ МНОЖЕСТВО МИРОВ

83. Джованни Мочениго: – Он много раз утверждал, что мир вечен и что существует множество миров. Еще он говорил, что все звезды – это миры, и что это утверждается в изданных им книгах). Однажды, рассуждая об этом предмете, он сказал, что бог столь же нуждается в мире, как и мир в боге, и что бог был бы ничем, если бы не существовало мира, и что бог поэтому только и делает, что создает новые миры.

84. Брат Челестино, сосед Джордано по камере в Венеции, донес:– Джордано говорил, что имеется множество миров, что все звезды – это миры, и что величайшее невежество – верить, что существует только этот мир.

86. Брат Джулио, о коем выше: – Я слышал от него, что все – мир, что всякая звезда – мир, и что сверху и снизу существует много миров.

87. Франческо Вайа Неаполитанец: – Он говорил, что существует множество миров и великое смешение миров, и что все звезды – это миры.

88. Франческо Грациано, сосед по камере в Венеции: – В своих беседах он утверждал, что существуют многие миры; что этот мир – звезда, и другим мирам кажется звездой, подобно тому, как светила, являющиеся мирами, светят нам, как звезды.

90. Маттео де Сильвестрис, сосед по камере: -Далее он говорил, что мир вечен, и что существуют тысячи миров, и что все звезды, сколько их видно,– это миры.

ОТНОСИТЕЛЬНО ВЕЧНОСТИ МИРА

104. Брат Джулио де Сало; сосед Джордано по камере, показал: – Он утверждал, что бог не был творцом мира, ибо мир столь же вечен, как бог. Я ему сказал, что это противоречит книге Бытия: "Вначале бог создал..." и т. д., а он ответил, что я не понимаю, о чем он говорит.

ОТНОСИТЕЛЬНО ДУШ ЛЮДЕЙ И ЖИВОТНЫХ

180. Брат Челестино, капуцин, сосед Джордано по камере в Венеции, донес:-Джордано говорил, что после смерти души переселяются из одного мира в другой, в один из многих миров, и из одного тела в другое.

Ввели Бруно. Беккария молча, разглядывал приговоренного. Это был уже не тот моложавый 45-летний мужчина, которого он помнил еще тогда 7 лет назад, и это был не тот крепкий седоватый мужчина, которого он видел, и с которым беседовал несколько дней назад перед вынесением приговора. Весь облик Бруно говорил об обреченности, смирении с неизбежностью предстоящего и напряженной работе мысли – он был как будто вне этого мира, но где-то внутри себя. Теперь это был седой старик, и вроде еще худей – одежда на нем висела. И только взгляд, этот взгляд!, который он мельком бросил на Беккария, по прежнему выражал какую-то твердую уверенность в себе, показывая, что он знал то, что не знает никто. «Да..., безумец» – подумал Беккария.

– Садитесь, брат Бруно – предложил Беккария.

Бруно остался стоять.

– Садитесь, садитесь. У нас сегодня просто неофициальная беседа. Вы же видите, что нет двух священников-свидетелей, нет писаря, записывать Ваши показания, – мягко и вкрадчиво произнес Беккария. Ему нужно, во что бы то ни стало получить ответ на тот единственный вопрос, выяснить который просил его сам Папа.

Немного поколебавшись, Бруно все-таки сел на стул рядом с дубовым столом инквизиции.

За годы, проведенные в стенах римской тюрьмы, он много раз видел этот стол, но только сейчас промелькнула мысль – "Сколько же горя видел этот старый стол? Сколько признаний и упорств хранит он в своей памяти? Сколько сломленных людей, искренне ищущих истины, помнит он?".

"А ведь за этим столом было записано всё, что я говорил последние 7 лет. И записи эти, эти бумажки, единственная моя надежда, что когда-нибудь будущие поколения узнают обо мне", – подумал Бруно.

Беккария молча, наблюдал за Бруно и, видя, что тот о чем-то размышляет, не мешал ему в этом.

И только, когда взгляд обреченного вновь стал блуждать по комнате, начал говорить.

– Бруно, наверняка Вас мучают какие-нибудь вопросы, на которые перед тем как Вас..., он замялся, ну..., в общем..., которые Вам хотелось бы прояснить, подводя итог, и которые для Вас являются принципиальными. Вы могли бы задать эти вопросы, и я отвечу Вам с максимальной откровенностью, – по прежнему мягко и вкрадчиво сказал Беккария, тщательно скрывая свою антипатию к этому непреклонному еретику, отрицающему практически все догматы Святой церкви.

Видя, что брат Бруно собирается с мыслями, Беккария размышлял про себя, – "Ну хорошо, допустим триединство Бога, сына и святого духа – действительно спор о триединстве велся еще до первого Никейского собор, на котором был осужден Ария, не верующий в единство трех лиц в одном лице. Сколько еретиков спотыкается на этом вопросе. Вопрос философски очень сложный и триединство просто надо принять на веру. Или, например непорочное зачатие Девы Марии?... Но ведь Бруно пытается отрицать и то, что всем очевидно. Ну..., например, Каин и Авель. Ведь очевидно, что Каин гнусный убийца, поскольку убил брата своего Авеля и осужден Богом. Так ведь нет – согласно Бруно Каин правильно поступил, что убил Авеля, поскольку именно Авель, занимаясь скотоводством и, убивая несчастных животных и был гнусный убийца, недостойный жить. Ну что тут скажешь – бе-з-у-м-е-ц...!!!"

...

Да действительно, такой вопрос у Бруно был, и он мучился в сомнениях все эти дни после оглашения приговора.

– Скажите святой отец, в приговоре указаны 8 положений, которые окончательно признаны еретическими; как то троица, непорочное зачатие, Христос и т.д., и ничего не сказано о моем философском учении. Неужели мое учение не оказало на мою судьбу никакой роли? – сказал Бруно с надеждой в голосе.

– Что ж, я обещал и отвечу откровенно, – ещё очень сомневаясь в этом, задумчиво проговорил Беккария. Он ожидал этот вопрос и понимал, что никто его не уполномочивал раскрывать тайны следствия.

Встряхнув, наконец, головой и, выйдя, как бы из минутного оцепенения, Беккария начал говорить:

– Да Бруно, я ожидал что-то вроде такого вопроса. Учитывая Ваши амбиции на создание новой философии, основанной на бесконечности вселенной и множественности миров, которую Вы именуете "Философией рассвета", Ваш интерес, в общем-то, предсказуем.

– Итак – Ваши еретические высказывания по вопросам догм Священного писания действительно ничего нового в себе не содержат. Мы сталкиваемся вот уже на протяжении многих веков с подобной ересью. Ересь эта обусловлена..., ну скажем так – слабой верой, т.е. иными словами там, где надо принимать догмы церкви на веру, еретик задумывается и начинает рассуждать. Отсюда и появляются сомнения в истинности Священного писания. А далее у всех одно и то же – троица, непорочное зачатие и так далее и так далее. Но понять умом, человечку вот и не дано, не дано понять Божий промысел.

Беккария начал входить в азарт. Все-таки он окончил два университета!

– Вы, возможно, скажете – "и не надо, пусть каждый думает, как хочет", – не соглашусь с Вами брат Бруно. Как же тогда мораль, нравственность, законы, по которым должно жить государство, да и не только государство, но и все общество?

– Соглашусь с Вами, что с другой, говоря Вашей терминологией, именно множество религий и ведет к разделению Мира на отдельные сообщества верующих, что в свою очередь и предопределяет многие бедствия, такие как войны. Ещё Николай Кузанский в 1454 году, кстати – кардинал римской католической церкви, высказывал идеи о единстве истинной основы во всех религиях и на возможность христианского соглашения со всеми народами, а вслед за тем старался указать на тесную связь мусульманства с христианством, тем самым указывал на основания для мирного диалога...