Текст книги "Сказ о тульском косом Левше и крымской ай-Лимпиаде"

Автор книги: Андрей Баранов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 9 страниц) [доступный отрывок для чтения: 4 страниц]

– А что, одеть всех в солдатские мундиры да и пусть маршируют! Не в туники же, чай тут у нас не Греция, – пояснил Платов присутствующим.

– У нас тут ни разу не Греция, – согласился граф Г. не без сожаления.

– Да, там у них в Греции все есть – и финики и атлеты, а мы должны придумывать и строить все на месте, – подметила Лиза разницу. – Но мы рождены чтоб сказку сделать былью!

В этой самой древней Греции как выяснилось действительно было все, и даже сверх приличий. На краснофигурных амфорах собственно и факельная эстафета проводилась без лишней одежды, и повелось это от некоего бегуна по имени Орсипп из Мегар, который во время бега потерял повязку но зато приобрел лавровый венок. Впрочем кое-кто утверждал, что все началось после греко-персидских войн или вообще наследие старика Гомера. Так или иначе, в условиях холодной и консервативной России такой опыт сочли неприемлемым даже в просвещенном XIX веке, так что далее уже обсуждали детали бега с оружием – гоплит был вооружен копьем, щитом и поножами.

– У нас же тут не гладиаторские бои, господа – никакого оружия не нужно! – попыталась демилитаризовать будущие игры Лесистратова.

– А было бы неплохо, как Ретиарий против Секутора в древнем Риме – ну там один с трезубцем и сетью, а другой с мечом и щитом, – внезапно обрадовался граф Михайло.

– Мы есть государев и щит и меч и других тут ему не нужно! Хотя конечно пускай тренируются метко стрелять, только не из пушек по воробьям, – разрешила Лиза.

Платову весьма понравилась идея про бег в полном вооружении, причем он тут же предложил бегать с мушкетонами и в кирасах, а также и с походным ранцем, набитом камнями. Тут же припомнили и панкратион, сиречь единоборства, и конные бега, словом ничего не забыли. Для бегов надобно было строить гипподром – место для конных ристаний, да такой подобного которому в России до сих пор не водилось. Вспомнили о древнеримских гипподромах, и так как Москву уже тогда считали Третьим Римом, решили ему подражать. Нужно было отыскать местечко в долине длиной по крайности в версту и шириной семь десятков саженей, дабы там с удобством расположились и всадники и зрители.

Знаменитый древний стадион Олимпии располагался близь алтаря Зевса и был окружен искусственными насыпями и естественными холмами, на которых размещались сидевшие зрители, коих насчитывалось десятки тысяч и это был еще не рекорд. По его прямоугольному пространству были сделаны земляные дорожки для бегунов, на каменной трибуне имелись места и для судей с организаторам и копируя следовало ничего не забыть. Женщин не допускали – кроме одной жрицы богини Деметры, да и та смотрела издали, от алтаря. В резервуары для воды полагалось приносить всякие бронзовые дары. На гипподроме же выступал сам римский император Нерон, как указывал древний грек Павсаний. В общем было на кого равняться и кому подражать.

– Поиск места – это важнейшее дело, господа! Давайте облетим всю Тавриду на воздушном шаре? – предложил граф Г. высокому ай-лимпийскому собранию.

– Ну вот еще выдумали! Вы расшибетесь, ваше сиятельство, и такая потеря будет совершенно непереносима. Нет, лучше путешествовать верхом или пешком, с ночевками под звездным небом, – отозвалась Лиза в романтическом ключе, однако граф тут ее не поддержал так как слишком уж утомился от долгого путешествия с Петербурга до Тавриды.

– Карту разложим – все увидим! Города и веси, все четко отражено картографами и внесено в реестры, – зычно пояснил Платов и для верности прихлопнул по разложенной карте кулаком.

Впрочем в Таврической губернии имелось столько прекрасных першпектив и самых чудных видов что поиск нужного места не представлял никаких затруднений. Близь Севастополя, ранее бывшего греческим Херсонесом, а теперь переименованного императором Павлом I-м в Ахтиар, находилось множество бухт с удобными склонами, и можно было к тому же посмотреть на строй военных кораблей для разнообразия впечатлений.

С другой же стороны полуострова, на западе привлекали окрестности деревушки Ялты, и в частности знаменитая гора Аю-Даг, или же Медведь-гора, покрытая дубовыми и сосновыми лесами. Впрочем местные татары ее еще называли «Большой крепостью», но уже тогда считалось что для русского солдата все проходимо и нет таких крепостей которые не могли бы взять наши люди ежели этого требуют интересы отечества.

– Нам еще надобно составить подробный реестр всех соревнований, обдумать церемонию их торжественного открытия, построить для атлетов какое-либо удобное для жилья поселение, вроде деревни и раздобыть олимпийский огонь! – заявила Лесистратова безапелляционно.

– Откуда ж мы возьмем такой огонь? Я огнивом чиркну – не хуже греческого будет! – молвил Платов уверенно.

– Нет уж, Матвей Иваныч, здесь жульничать негоже, надобен настоящий, – Лиза задумалась. – Тут недалеко в Греции на горе Олимп этого огня полным-полно…

Все тоже призадумались, проблема показалась весьма важной и неординарной. В то время всевозможные символы были еще в ходу и начинать игры без божественного огня то есть как бы знамения с небес, знака сверху, представлялось неприемлемым, раз уж так было положено древними греческими традициями.

Правда графу стало казаться что у этих греков было как-то уж слишком много традиций и нельзя следовать безапелляционно всем сразу, но Лесистратова объяснила ему что если не делать все как следует быть, то не стоило и начинать. Платов же говорил что во всем надобно следовать уставу, если уж не выходит по уму.

– А может Морозявкина послать на Олимп? Спросить, огоньку мол не найдется? Вольдемар, хочешь стать Прометеем? – поинтересовался граф Г. у приятеля.

– А что? Там прямо во дворе этот огонек или нужно за забор сигать? А богов-караульных много? – Морозявкин всерьез заинтересовался новым делом.

– Никуда сигать не придется. Воровать вообще нехорошо – могут поймать! Нет, надобно по-другому. Я тут обнаружила старинный ритуал. Там жрицы у храма Геры зажигают… – пояснила ему Лиза.

– Жрицы отжигают? А они симпатичные?

– Ах, вы опять об одном! Ну если вам угодно, то даже очень, все в белых хитонах, с открытыми руками. С помощью особого зеркала они собирают солнечные лучи. Все такие стройные, очаровательные, как ангелицы…

Морозявкин некоторое время помечтал о жрицах, и предстоящее путешествие даже перестало его пугать. Граф хотел было присоединиться к мечтаниям, но Лиза как-то ловко подпихнула его острым локтем чтобы он не отвлекался, потому что предстояло много трудов и мечтать было пока что не время и не место.

Ритуал, упомянутый Лесистратовой, действительно был весьма своеобразен. В храме Геры подобающе одетая жрица используя параболическое зеркало, фокусировавшее благодатные лучи Солнца, зажигала факел. Затем драгоценный огонь транспортировали в особом горшке, или же священной урне на античный стадион, и начиналась эстафета с огоньком.

Если же вдруг день открытия случался дождливым, то и тут имелся вариант – запалить от огня, зажженного запасливыми жрицами в погожий день еще до церемонии. Делалось все это во имя подвига Прометея, который жестоко поплатился за похищение у богов огня, но зато вошел в Историю. Утверждали даже что именно ему, насмехаясь, боги говорили: «Ты еще молодой – у тебя вся печень впереди», намекая что орел-палач будет ее клевать и клевать.

Таким образом подвиги начинались еще до начала собственно спортивно-богатырской части, и перед тем как показать силушку и удаль молодецкую следовало проявить еще расторопность коммерческую, подобно быстроногому богу Гермесу, покровителю послов и путников, который кроме торговли занимался еще и мелким плутовством и воровством.

– Ну словом, я уже собираюсь… Нам, огненосцам, собраться – только подпоясаться! – Морозявкин, будучи пироманом в душе, немедля вытащил откуда-то из-за пазухи кусок пакли и намотал его на длинную палку, выдернутую из ближайшего плетня.

Но Лесистратова и тут осталась недовольна. Чтобы удовлетворить придирчивую девицу Левше со товарищи пришлось срочно изготовить длинный факел с претензией на античность. Молоточками потюкали, сковали что-то такое, вроде древнегреческое, внутрь жидкость подобная маслу заливается и горит аж под водой. Удивительный прибор огненосцев был презентован со всевозможной помпой, и впечатлил несказанно.

– Как путеводная звезда, горит и сияет во тьме! – возвестила Лесистратова, подняв факел над головой подобно олицетворению Свободы и гордясь успехами мастеров как собственными.

– О мадемуазель, за вами я готов хоть на баррикады! – сострил граф Г. несколько отвлекшись от огня факела и замечая что лизины щечки горят еще ярче.

– Нам не нужно никаких баррикад, еще не хватало – революцию разводить. Надо осуществлять мирные начинания а не всякие гражданские войны… вот так, сударь, – Лиза всегда считала нужным пояснять государственную политику.

– Да с таким хитрым снарядом всю матушку-землю кругом обегут и назад воротятся! – решительно подвел итог Платов, а Левша с мастерами как-то скромно потупились, и только приняв рупь серебром немножко от своей робости отошли, правда уже в кабаке. Вообще мягкий зимний климат, сохранившийся отчасти и весной, способствовал частым возлияниям, что Лесистратова не одобряла, а Платов будучи и сам невоздержан грозился прекратить но чувствовал что не может подать личный пример а плеток тут на всех не хватит.

С этим порешивши, стали строить уже и сами стадионы и селения для атлетов, но сие было никак невозможно без согласия губернатора. С визитом экспедиция несколько запоздала, проманкировав им насколько возможно и выйдя уже за рамки приличия, так что теперича надобно было срочно спасать положение. Граф Г. даже удивлялся что это не было сделано ранее и объяснял это для себя особой секретностью их миссии, о которой впрочем знала уже каждая собака в округе.

В те далекие годы, как впрочем и ныне, от губернатора как от отца и благодетеля зависело столь многое в губернии, что пройти мимо него было решительно невозможно. В плодородных же южных землях, для которых мужиков как известно закупали на вывод, казалось только палку ткни в землю – и она зацветет, но без губернатора все почему-то вяло, как не поливай. Время идти к источнику мудрости настало, и после этого, как рассчитывали экспедиционеры, их дело тоже должно было процвести и зацвести пышным южным цветом.

Нарядившись во все свои регалии, нанесли визит и губернатору. Текущий губернатор Тавриды, брюнет с тонкими чертами лица, длинным носом и изящно очерченным ртом, а также с орденом св. Анны на шее, принял их в своем дворце любезно как родных. Здешний правитель был по совместительству и генералом, и сенатором, и даже в тяжкую годину отечественной войны Двенадцатого года спас поголовно весь Крым от чумы, возникшей в местных деревнях невесть откуда.

Рассказали, что прибыли сюда прямо из Петербурга с секретным предписанием – устроить игрища наподобие античных, всему миру на удивление но в то же время в глубочайшем секрете. Платов звенел орденами, Лиза стреляла глазками, граф Г. понимая субординацию стоял чуть в стороне, но тоже являл собой образец добродетели и целеустремленности. Сомкнутые ряды экспедиционеров не давали возможности улизнуть от исполнения своих обязанностей, так что надо было не только слушать но и входить в курс излагаемого предприятия.

Надо сказать что история, поведанная пришельцами, вызвала у начальника славной Тавриды некоторое недоумение, и он даже поначалу высоко вздернул брови, но более ничем не выдал своего удивления. Ознаменовать окончание великой войны мирным состязанием может быть и казалось разорительным, но зато бесспорно настроило бы граждан на мирный лад и напомнило что трудиться надо усердно, и тогда к пышным хлебам добавятся и радующие глаз зрелища.

Губернатор почувствовал что непременно следует сказать что-то значительное, сообразно моменту, но этот порыв почему-то вылился только в дежурную фразу, которую приходилось часто повторять за неимением других:

– Ну разумеется, всенепременно и всемерно посодействуем… А кстати уж, сколь долго предполагается тут все перечисленное строить и устраивать сии ристания?

Тут правителя губернии заверили что это все случится очень быстро, еще до зимы, и никак не будет противоречить гражданским постановлениям и дальнейшим видам России. Разумеется сказаны были и слова о том что в губернию въезжаешь как в рай, что чудеса природы здесь сочетаются с искусным управлением и победа над чумой ничуть не менее, а может быть и более славна чем победа над французами.

Губернатор, который просился у царя в армию, но был остановлен чумной оказией, услышав это решительно просиял и позволил вновь прибывшим творить на вверенных ему землях все что они хотели, с тем чтобы только не щипать уж слишком обывателей, и даже обещал содействие всех сухопутных войск.

Лесистратова сделала глубокий книксен и на всякий случай покраснела, Платов лихо отдал честь и молодецки крякнул, граф Г. поклонился, метя шляпой пол, а затем щелкнул каблуками и вытянулся, засим вся честная компания выкатилась наружу и со щитом отправилась в ставку верховного командования праздновать успех и строить дальнейшие планы ай-лимпийской кампании.

Решивши таким образом этот насущный вопрос, вновь вернулись к нашим баранам, то есть атлетам, их наставникам и собственно вопросам организационным. стадион и гипподром строились уже ускоренными темпами, но прежде пришлось решить еще мильен проблем и проблемок. Выяснилось что требуется разослать приглашения всем лучшим иноземным атлетам, потому что одни только россияне соревноваться сами с собой тут не могут – надобны и иностранцы. Чтоб нам не посрамить честь отечества потребовались пригласить первейших иноземных наставников, дабы ихние атлеты над нашими не предвозвышались бы.

– Да наши и так всех обойдут, дай только срок и пришпорь как следует! – заявил граф Г. безапелляционно, видимо вспоминая опыт общения с любимой кобылой, которую он назвал «Элен».

– У нас нет времени на долгую беременность – надобно сразу рожать, даже без поцелуев! – пояснила ему Лесистратова, пожалуй даже слишком рьяно взявшись за дело. – Девять месяцев ждать следует только если кавалер попался на дело горячий и охочий – да где ж таких набрать?

Перебрали в уме всех лучших и известных на тот день европейских наставников по плаванью, фехтованию, меткой стрельбе, верховой езде и прочим аристократическим дисциплинам. Граф предложил со своей стороны стрельбу из дуэльного пистолета и ружейную пальбу по подбрасываемым кверху почтовым голубям, Платов напомнил про шермиции – казачьи «примерные бои», словом искали во всех направлениях сразу.

Граф Г. вспомнил правда и о рыцарских турнирах, но Лесистратова с сожалением отвергла это предложение как несовременное, хотя и представляла как здорово было бы устроиться там королевой сердец, ради которой сшибли бы с плеч немало горячих голов. Метание лисиц на дальность броска тоже как-то не покатило, хоть в целом полезность спорта вполне признавалась и для здоровья, и для насаждения имперских традиций, как в Великой Британии. С англичанами впоследствии стали тягаться французы, прибавились скандинавы, дамы стали заниматься гимнастикой, словом пошло-поехало. Но в то время конечно дворяне и их учителя задавали тон, впрочем и ярмарочные силачи тут пригодились бы.

– Надо найти лучших из лучших, трезвых и за дело радеющих, и одарить щедро но соразмерно таланту и усердию! – пояснила Лесистратова стратегию ай-лимпийских расходов.

– А кто усердие проявлять не будет – тех заплечных дел мастерам, хотя ясно, иноземцы учнут визжать что они-де не нашей короны подданные, – расшифровал казак Платов политику в отношении лентяев и саботажников, не желающих трудиться в поте лица своего.

Тут же за работу засадили всю штаб-квартиру экспедиции. Партизанское предложение рассылать корреспонденцию почтовыми голубями отвергли, посему письмоносцам пришлось потрудиться. Фельдъегери и курьеры так и сновали туда-сюда, благодаря близости моря письма отсылали и на почтовых клиперах. Штаб-квартира ай-лимпийского комитета стала похожа на огромную канцелярию, всюду кучковались бумаги, перья, чернила и даже откуда-то завелись жирные канцелярские крысы.

Лесистратова увлеченно строчила послания на немецком, английском, французском, гишпанском языках, так что граф только ахал и удивлялся ее познаниям, тут же на огромные конверты приписывались сложные адреса, накладывались сургучные печати и все это рассылалось в далекие земли. Везде иноземцам обещались самые выгодные условия и райские кущи, впрочем решено было хоть часть жалованья попытаться им выдать ради экономии бумажными ассигнациями.

– Ах, мадемуазель Лиза, это же моветон – экономить на святом, – увещевал ее граф Михайло, но безуспешно.

– Вы промотаете все состояние ай-лимпийской экспедиции! Это же не ваше именьице, которое я уверена тоже скоро будет заложено и перезаложено. Мне надобно блюсти государевы интересы, казны и прочего. И не останавливайте меня, учите лучше свою супругу как женитесь наконец-то, – Лесистратову было ничем не остановить когда она входила в раж экономии.

Еще надобно было выдумать олимпийский девиз. Правда Платов в том никакого проку не видел, а граф Г. полагал что от этого будет даже хуже, но Лиза объявила что без девиза соревноваться олимпийцам никак невозможно и устроила конкурс с фантами и призами. Граф Г. гуманно предложил в качестве девиза благородное выражение «Главное не победа а участие», что должно было утешить тех кто не добежал (не допрыгнул, не доскакал) до финишной черты первым, но Платов немедля указал что негоже-де нам сирых и убогих пустыми словесами утешать, а девизом игр следует сделать слова «За веру, царя и отечество». Лиза на это возразила что цари у всех разные, и у иноземцев тоже есть свои какие-нибудь цари, хоть и захудалые, а ай-Лимпиада на всех одна.

– Благородные рыцари, услышав сей девиз, должны совершать подвиги во имя прекрасных дам! – пояснила она собравшимся.

– Да какие ж у нас рыцари-то? Страна крестьянская, отсюда все и беды. Крестьянин своего брата презирает а барина ненавидит. Птица он ленивая но гордая, пока не пнуть – не полетит. Вот и делай из них олимпийцев! – отвечал на то граф Г., сочетая свои собственные рассуждения о природе сущего с мыслями зачитанного до дыр «Сына Отечества».

В то времена девизы и гербы еще имели хождение и большую популярность. На дворцах, на оружии, на экипажах, на посуде – словом везде где только можно размещались рыцарские гербы с их особыми цветами и геральдическими фигурами, крестами и орлами, и изобретались девизы в стиле «Победа или смерть» или же «Честь всего превыше». Морозявкину было ближе «Надеяться в несчастии», графу же приходился по сердцу призыв к щедрости и справедливости. Благородные дамы тоже могли иметь свой герб, но с рядом ограничений, поэтому Лиза никогда не интересовалась такой ерундой, разве что как сегодня по долгу службы критикуя все что предлагали всякие недотепы.

– Учтите, господа – мы придумываем на века, это вам не баран начихал! – Лесистратова очевидно настроилась не на разовое мероприятие.

Граф Г. с грустью подумал что вся эта спортивная нервотрепка чего доброго войдет снова в обычай и будет повторяться у разных народов из века в век, и все время кто-то будет все организовывать и обо всем заботиться, а кто-то вечно останется недоволен. Уже несколько предложений забаллотировали, кворума и консенсуса никак не находилось. Почему-то всем нравились только собственные идеи, призванные двигать вперед чудо-богатырей.

Отвергли и графское в мушкетерском стиле «Один за всех, все за одного», и романтичное «Безумству храбрых поем мы славу», и сочиненное Морозявкиным в стиле Козьмы Пруткова «Запомни – выше головы не прыгнешь», и питейное «Пивка для рывка, водочки для обводочки», за которое Платов пребольно оттрепал Вольдемара за волосы, так что только клочья полетели, дабы не смел своим поганым языком помоить великое дело. Но их совместными усилиями разняли и снова продолжили обсуждение.

До вечера сидели и переливали из пустого в порожнее, перетирали тему и перемывали косточки. Пришлось обойтись даже без обеда, забыли и про ужин, и граф решил что пожалуй придется умереть тут с голоду. Конечно появилась и луна, и звезды, словом весь ночной набор вылез на небеса и засиял, романтичные парочки гуляли по набережным а экспедиционеры все думали как бы им войти в историю, если не прямо так хоть бочком пролезть. Но предвидя что уж полночь близится, а результата нет в конце концов остановились на предложенном Лесистратовой латинском выражении «Citius, Altius, Fortius!», которое она якобы подслушала на проповеди одного французского священника.

– Сие значит – быстрее, выше, сильнее! – пояснила Лиза и почему-то покраснела. – Это должно сподвигнуть наших ай-лимпийцев на чудеса меткости и выносливости!

– А не скажут ли что это чересчур фривольно? У нас народ пошлый и любое слово понимает в превратном смысле, – брякнул нечуткий Морозявкин.

– А почему это вы еще здесь? Вам уже давно пора плыть за олимпийским огнем! – немедля вскинулась Лиза. – Одна нога тут – другая в лодке! Бегом марш!

Морозявкин теперь не так уже рвался на подвиги, и завопил, что он на это не подписывался, что его жрицы мигом сцапают и даже возможно надругаются над его невинностью, но Лесистратова и слушать его не стала. Снарядили небольшой кораблик, Платов ему пять рублей на дорожные расходы и подкуп богинь дал и говорит:

– Прости меня, братец, что я тебя за волосья отодрал.

– Бог простит, – это нам не впервые такой снег на голову, – ответствовал Морозявкин философически.

Тут уж все присутствующие, видя что Вольдемар возможно предстал перед их очами в последний раз, начали его целовать, а Платов его перекрестил.

– Пусть, – говорит, – над тобою будет благословение, а на дорогу я тебе моей собственной кислярки налью. Не пей мало, не пей много, а пей средственно.

Лесистратова, много беспокоившаяся о внешнем виде участников ай-лимпийской экспедиции, велела обмыть Морозявкина в бане, остричь в парикмахерской и одеть в парадный певческий кафтан, для того, дабы похоже было, будто и на нем какой-нибудь жалованный чин есть, что кстати навело ее на мысль подумать о новой форменной ай-лимпийской одежде для всех атлетов-богатырей.

– Помните, месье Вольдемар – вы представляете великую державу! Попросите огонь официально, если истребуют выкуп – не дорожитесь, вот вам мешок червонцев. Держитесь уверенно!

А Платов сказал, что если мол давать огоньку не будут, то можно и как-нибудь в обход заборов раздобыть, авось шкуру не сдерут если и сцапают, может только за шевелюру малость потреплют. Морозявкин, хоть и рассчитывал пламя у жриц украсть, дабы выделенные средства сэкономить в свою пользу, все же вспомнив свои страдания возмутился и вопросил:

– У меня и так все волосья в острогах да крепостях выдраны, а не знаю теперь, за какую надобность надо мною такое повторение?

– Служи России усердно, и таким макаром как потребуется! – напутствовал приятеля граф Г.

Как Морозявкина таким манером обформировали, напоили на дорогу чаем с платовскою кисляркою, затянули ременным поясом как можно туже, чтобы кишки не тряслись, так и посадили на кораблик и повезли в Олимпию. Отсюда с ним и пошли греческие виды.

А оставшиеся помахав вдогонку платочками стали продолжать строительство далее. Предполагалось сначала что атлетов разместят в Бахчисарае, так как хотя богатые люди селились в здешних плодородных землях весьма охотно, роскошных дворцов, по мнению Лизы, в Таврической губернии еще не существовало.

Тогда разумеется не было ни Воронцовского дворца, построенного для одноименного губернатора, у горы Ай-Петри, ни дворца Дюльбер в Мисхоре, сооруженного для великого князя, ни восхитительного «Ласточкиного гнезда» на мысе Ай-Тодор, ни Массандровского дворца для будущего царя-батюшки Александра III. Только Бахчисарай мог похвастаться Ханским Дворцом, называемом также Хан-Сарай, построенным тамошними падишахами из рода Гиреев.

Однако от Бахчисарая было бы далековато до горы Аю-Даг, так что решили строиться где-то в ее подножии, опираясь на деревеньки Ялту с Алуштой, бывшими впрочем не последними в местных уездах. Правда Лизу огорчало что даже и высоким гостям придется жить прямо в полевых условиях, и она все надеялась найти что-то поприличнее, но Зимний дворец конечно за полгода было никак не возвесть.

– У губернатора однако же недурен дом, – отметил граф Г. для справедливости.

– Да вы знаете из чего он выстроен? Вы б внутрь зайти поопасились, если б узнали!

– О качестве материалов я не могу судить, не будучи архитектором, но колонны на фронтоне и парадная зала были превосходны.

– Все из матерьялу коий в лабазах по три года под дырявой крышей гниет… нет, меня всерьез беспокоит вопрос о ворах-подрядчиках, ведь если не следить наши стадионы поднимутся не дальше фундамента!

Впрочем этого никак не следовало бояться, ибо хотя понаехавшие со всех концов Руси купчики пилили не столько бревна сколько государевы денюжки, стадионы, дворцы и живописные избушки росли обильно как грибы после дождя.

Платов каждую субботу объезжал все стройки, ругаясь что места маловато и не зря татары назвали одну здешнюю местность Тырнак, то есть ноготь – развернуться на нем широкой душе было негде, однако же благодаря природному мастерству тульских и прочих земель умельцев все будто бы умещалось и даже еще место оставалось, хотя и приходилось лепить постройки одна к другой.

Кое-какие земли пришлось выкупать у местных жителей, некоторые и у помещиков, причем те так непомерно дорожились, словно продавали настоящую вещь, а не заброшенный пустырь, пригодный разве что для козьего выпаса. Отчаянно торгуясь, экспедиционерам удалось несколько сбить цены, при этом Лесистратова как торговка на базаре кричала что она и копейки не прибавит. Однако же местные не теряли надежды что не все члены государева ай-лимпийского комитета столь стойки и с прочими удастся сговориться так чтоб всем было не обидно.

Словом коррупцию изобрели уже весьма давно и бороться с ней начали примерно тогда же, но ни военные ни штатские как ни старались, а обрубить все головы этой гидре так и не могли, чуть оторвешь одну башку – сразу вырастают новые и все требуют ассигнаций или хоть борзых щенков.

– Кругом жулики, воры и христопродавцы! – Гневалась Лиза на вечернем совещании в казачьей ставке Платова. – Запорю лично! И в Сибирь за казенный счет.

– А на кого сил не хватит, я помогу! – бухал Платов своим зычным голосом как колотушкой в медный таз.

Граф Г. попытался примирить их с грустной реальностью, указывая что ежели всех перепороть и пересажать то кто ж работать останется.

– Чай не в Голландии живем, тут травки не покуришь, удовлетворение купчика российского наступает лишь после некоторого опустошения государственной казны. Увы, мадам и месье, таковы особенности национального менталитета и с ними надобно считаться.

– Я со всеми с ними посчитаюсь! Шельмы всюду пролезли, такие-сякие, – гневался Платов, но уже скорее по инерции.

Графу Михайле стало неожиданно ясно что российский народ всегда жил по понятиям, но не разбойничьим а своим собственным народным понятиям, то есть жизненным правилам. Это было пожалуй что еще хуже, так как разбойниками были не все, но в народ как известно помимо собственно крестьян попадали и купцы, и мещане, и прочие низкого рода, от него следовало держаться подальше потому что если в народные массы вляпаешься – уже не отмоешься.

После обсуждения решено было покамест работать с теми людишками что есть но в дальнейшем при первой возможности народ поменять. Затем перешли к другим насущным вопросам ай-лимпийского зодчества, а там и ужин приспел.

После пошли большие споры – можно ли вырубать роскошные деревья, дубы и буки, радующие глаз, которые многие уже называли «священной природой Тавриды». Местные греки и татары забеспокоились за судьбу горных и якобы целебных источников, вместо которых пригнанные с равнинной части России мужички-строители стали рыть колодцы да вести водоводы. Магометане требовали не трогать фонтан в предместье Бахчисарая, где покоились их святые, караимы, крымчаки, все настаивали на своих правах на священные дубовые рощи, словом скучать не приходилось.

– И все лезут и лезут! – жаловалась Лесистратова, которой приходилось объяснять государеву ай-лимпийскую политику по пять раз на день. – Что им неймется?

– Они ж здесь живут! – пояснял Платов на известном примере соловья-разбойника, как бы входя в положение несчастных еще и еще раз.

Местные аборигены шибко гордились своей природой и всем пересказывали красивую горную легенду о том как все тут красиво, особенно если поглядеть с хребта, когда сидишь как горный орел на вершине Ай-Петри, и как жалко тех несчастных кому не повезло тут побывать. За горами, за долами море с небом обнималось, и все крымские люди свой край обожали и умирать вовсе не хотели. Испокон веков разные нации и культуры сосуществовали и вели тут совместное хозяйство, и честно говоря были не очень рады когда в таврическом лесу начал раздаваться топор дровосека и горы и долы стали покрываться ай-лимпийскими стадионами.

– Понаехали тут божьи луга портить, планы с гор снимать, сливки собирать! – ворчали аборигены, не желая очевидно полностью отдаться великому спортивному процессу. – Едет шайтан-арба, смотрит шайтан-труба, пилит шайтан-пила – не будет тут добра!

Нашлись конечно и активно протестующие, как христиане так и мусульмане, однако их протесты успешно отражались экспедиционерами, почти без помощи воинской команды. Платов отмахивался от делегаций старейшин нагайкой, граф Г. пространно объяснял необходимость внесения цивилизации в дикий азиатский край, зодчие говорили что их дело маленькое – к сроку поспеть. Таким образом цивилизация насаждалась вроде бы принудительно, но с другой стороны как бы добровольно, так как цивилизуемые понимали – назад дороги нет, а цивилизаторы чувствовали что ежели отпустить чуть вожжи то все рассыплется, но и перетягивать узду не надо.

Ай-лимпийские игрища, хоть и краткосрочные, требовали от мастеров больших усилий, так что Левша и его товарищи месяц, два, три сидели и далеко не отходя все молоточками потюкивали. Меж тем согласно высочайше утвержденному регламенту надо было ускорить процесс и утроить усилия, поэтому на благословенный полуостров стали прибывать иноземные архитекторы и наставники для атлетов, а также и первые спортсмены из далеких заморских стран – некоторых селили тут же в еще недостроенные избы, обещая что все вскорости будет сделано на диво.