Текст книги "Разрешенная фантастика – 1"

Автор книги: Андрей Мансуров

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 14 страниц)

Моисей сделал приветственный жест, и удалился. Кнут подумал, что над процессором транслятора надо бы поработать. Глупо он обозвал термин «попить воды».

Одежда, конечно, пропотела насквозь, но… Одно дело – когда вода снаружи организма, и совсем другое – когда внутри.

Они с Мареком, тщательно сдерживаясь, маленькими глотками выпили по кружке.

После чего выбрали угол «поуютней» и подальше от «санитарного отверстия», и разложили спальники. Надувные матрацы должны неплохо предохранять их зады от холодного камня. Синтипоновые одеяла – от прохладного воздуха пещеры… Но они не мёрзли даже в пропотевших комбинезонах.

Ни влажность, ни непривычные запахи, ни сгустившийся воздух не мешали чувствовать себя… хорошо.

Но вот предохранить их психику от давящих сводов мрачной громады, пусть даже над довольно большой пещерой, не могло ничто.

– Как думаешь, этот чёртов «Цикл»… Закончится за три-четыре дня? – Марек снял шлем с прожектором, и пристроил его на камне так, чтобы луч светил в свод, рассеиваясь тусклым ореолом над ними.

– Думаю, да. Раз их цивилизация как-то выжила до сих пор… Да что – выжила: довольно прилично продвинулась! Здесь явно что-то повыше земного «каменного века».

Думаю, они могут весьма точно определять этот самый Цикл.

– А что там за… червей упоминал этот Моисей?

– Не знаю, Марек. Я просто воспроизвёл на собрании запись с транслятора. Черви, Поток сознания, Преобразование… С такими делами я никогда прежде не сталкивался. Может, эти черви – обычные мифические объекты религиозного поклонения? Ну, скажем, как наши ангелы. Или демоны…

– Да уж. – Марек сплюнул в сторону «санитарного отверстия», – все прочие аборигены просто хотели нас пристукнуть, а товары отобрать. Выдумкой настолько сложной легенды никто не озаботился… – они вяло похмыкали над бородатой прибауткой.

До сих пор Кнуту встретилось не более трёх более-менее мирных рас туземцев. И это – из доброй сотни населённых, и почти тысячи ненаселенных, посещённых лично им, планет.

С экипажем Майерса он летал всего четыре года. А общий стаж Кнута как космопроходчика составлял почти тридцать стандартных земных лет.

Подумать только: ему – пятьдесят лет, а он…

Фактически там же, где и начал: ни дома, ни семьи, ни денег. И пенсии не будет. Социальные службы не засчитывают в стаж работу на частных звездолётах. Невольно Кнут тоже сплюнул.

Лёжа на спинах, оба теперь задумчиво пялились в потолок пещеры, освещаемый тусклым светом лампочки, выставленной на минимальную яркость – только-только видать стены и… всё то же отверстие. Словно и говорить больше не о чем.

– Кнут. Ты… это ощущаешь? – голос Марека вернул Кнута из сонного полузабытья, куда тот было начал проваливаться. Невольно он подобрался.

Точно! Что-то в окружающих скалах… Воздухе… Да везде – не так!!!

Словно начал набирать обороты гигантский электромотор, и могучая вибрация на сверхнизких частотах пронзает всё тело… И мотор-то… Идёт в разнос!

– Да, чёрт возьми, чувствую! Чувствую. Будто что-то… вибрирует!

– Вибрирует? М-м-м… Да нет. Я бы сказал, скорее, давит. На затылок и… Ну, на всю голову – словно меня к полу припечатывает такая… Как бы подушка. Надутая воздухом. Только без твёрдой оболочки. – Марек сглотнул, – Ого! Как сейчас толкнуло…

Кнут понял, что началось. И что на каждого действует по-своему.

У него мотор уже набрал такие обороты, что отдавалось в протезах зубов, и закладывало уши… А ещё он явственно слышал удары своего сердца. Вот оно старается прогнать кровь по всему его, такому, оказывается, гигантскому телу! Со всеми тысячами и мириадами капилляров, и клеток…

Бедный насос! Как же ему тяжко приходится! Ведь качать густую и капризную кровь, оказывается, так трудно! А делать это надо всегда: никто не спрашивает у сердца, нравится ли ему его работа, или – не устало ли оно так, словно годы ворочает камни, подобно Сизифу, герою из древнегреческой мифологии, и нет ни минуты для отдыха, для себя!..

Кнут понял, что каким-то образом он и смотрит на мир как-то изнутри, глазами своего сердца! Правда, у того, вроде, нет глаз.

Но это ему не мешает! Не мешает испытывать все те муки, то колоссальное напряжение, которое вынуждено сердце преодолевать все эти семьдесят с лишним лет, пока он… Пока он… Что – он?

Закричав (крик так и не вырвался наружу!), Кнут попробовал открыть свои глаза – настоящие глаза! Это удалось только со второй попытки. Или… С третьей?..

Чёрт возьми! А он уверен, что удалось-таки?! В-смысле, открыть… Или он ещё внутри… себя?

Ведь это – вовсе не пещера, где они с… С… А, да – с Мареком только что лежали на матрацах! Это, это…

Это колоссальный завод. Ох, и огромное же помещение!.. Но какой, к чертям, завод может быть внутри его же тела?!

Однако вон (он их отлично видит!) – прокатные станы! И из конца в конец могучих махин бегут, грохоча и рассыпая снопы оранжевых искр, пруты раскалённого железа! А вот и молоты – они не переставая бьют по этим прутьям, превращая их в извивающихся красных змей, которые почему-то…

Медленно, но неумолимо движутся к нему. А он – словно прирос к месту! Не в силах пошевелить ни рукой, ни ногой!.. Да что же это такое!

Вот уже одна такая безглазая круглая змея начала обвиваться вокруг его ноги… Другая – заползла под рубашку.

А-а-а!!! О-о-о!!! Больно-то как!!! Жжёт!!! Это что – техногенный…

АД?!!!

Словно огненными тисками сжимает ногу… Грудь. Голову!

Сил нет даже вырываться! Они все ушли в истошный крик, что фиолетовой спиралью вылетает почему-то не только изо рта, а вообще – из всех отверстий тела: ушей, глаз, пупка, ноздрей!..

И Кнут видит, как этот крик оседает на станках, и прессах-молотах, словно какой-то паутиной, сковывая их движение, останавливая раскалённые прутья, и, наконец, укутывая весь чёртов мартеновски-прокатный цех густой и вязкой словно бы лапшой, которая к тому же ещё и покрывается затем чем-то красным – словно кетчупом…

Боль в теле немного отпускает… Он… ещё в цеху?.. Нет! Он – на берегу океана! Вот теперь его зрение словно висит прямо перед телом! А где одежда?..

Он видит, и чувствует себя так, словно дробится на куски! И каждый кусок – живой, ощущает, мыслит, хочет жить!..

А-а, вот в чём дело: это его раздирают на части два гигантских краба – как на планете Махаон-2: волосатые и постукивающие члениками твари!

Вот отделили руки. Ноги. Перекусили тело пополам. Но больно вовсе не так, как когда его одолевали огненные змеи… А когда это было? Кажется, годы назад…

Что – ЭТО?! Его… желудок? Да – и ещё со всем содержимым, и складками и волосками… Кишки.

Почему-то снова тело видно изнутри. Странно. Его же, вроде, только что разъяли на составляющие… А ему вроде бы и наплевать, потому что уже…

Не больно. Он… Что это – равнодушие? Покой?..

Но вот его странно смещённый взор снова обращён не внутрь себя, а на окружающие места.

Где это он теперь?..

Пустыня. Он стоит на гребне огромного бархана.

Впрочем… Почему – стоит? У него нет тела. Из всех чувств осталось только зрение. Как здесь красиво, Боже… Сколько воздуха, света… Простора. А… Внизу – что?

Он смотрит под себя: надо же – точно, тела нет. Нет, соответственно, и тени.

Эта мысль почему-то успокаивает его: ну правильно, раз нет тела – нечему отбрасывать и тень… А что его зрение тогда здесь делает – отдельно от тела? И почему… Всё плывёт: словно перепил огненного пайми, что готовят на Хотире-пересылочной, из чёртова местного камыша. Или… Из шелухи Муиса?… А-а, х… с ним – неважно из чего!

Но как же ему… Жить дальше? Без тела – это как-то… Инстинктивно он понимает, что это – неправильно. Тело… Оно должно быть! И всё прочее, что при нём!

Может, пора ему вернуться обратно – в смысле, телу? Или, как говорят – если гора не идёт к… этому, как его… То – он должен сам пойти… Куда?

Куда это он собрался идти – если нет ног?.. Ах да – он же пытается вернуться. Вернуться в своё… Тело. Да. Поищет-ка он дорогу…

Только это, оказывается, не легко. Забыл он дорогу к своему телу. Да и как оно выглядит? И… где может находиться? Погодите, погодите…

Вот: он вспомнил. Он, вроде, должен лежать на полу, на надувном матраце, в глубокой и тёмной пещере, куда его… Нет, он пришёл туда сам. Значит, сам и должен вернуться в своё тело. Вроде бы. Но – зачем?

Разве плохо ему, его новому сознанию, видящему весь горизонт вокруг вплоть до самых его дальних оконечностей, парить бесплотно… И… Не больно – здесь, в этой весёлой и милой местности?! Зачем ему эта дурацкая бренная плоть, отягощающая его своими материальными и животными потребностями: то еду ей понимаешь, подай, то воду, то – самку…

А что – вспомнилось вдруг некстати, разрушая броню его нового самолюбования, самодостаточности, беззаботности – человеческие самки бывают очень даже… Ничего!

И плоть его тогда, в эти встречи, очень даже пригождалась.

Может, хотя бы в память об этих приятно-ностальгических мгновениях, и стоит поискать… где-то там, внизу… Это… чёртово… тело.

Ощущая слабое сопротивление, и чувствуя, как что-то… или – кто-то пытается его отговорить, образумить, он, вначале вяло, а затем всё сильней рванулся в поисках подземелий! Вниз – сквозь то, над чем он парил!

Только где найдёшь подземелья под этим… как его… Песком! Здесь – не подземелья, а подпесочники… Подпесковцы… Под. Проклятье! Как их назвать?!

Он чувствовал, знал какими-то фибрами души – что назвать надо! От слова, определяющего Понятие, быть может, зависит его Судьба! Зависит, вернётся ли он в своё бренное и старое тело, или останется навсегда Изменённым, носящимся над поверхностью бесплотным Духом. Призраком. Бестелесной Сущностью… Любоваться простором…

Уж не то ли это Преобразование, о котором ему… А кто – ему? Ему… рассказывали? Или – он это придумал сам? Или… Знал всегда. Внутри собственного мозга.

Какого мозга? У него есть мозг? Хм-м…

Наверное, есть – он же мыслит. А мыслят всегда – мозгом. Хотя… Чёрт – до сих пор никто не знает, мыслят ли компьютеры своим процессором. Но он – точно не компьютер! Он же отлично помнит… Он – человек.

Он – человек!!!

Вот! Вот ключевое, исходное! И он, отталкиваясь от этого, должен вернуться.

Вернуться к себе, старому. К телу с Сознанием, а не к свободно-беспечному прихотливому – только Сознанию…

Вернуться-то вернуться… А как? Может, что-нибудь вспомнить из… Старой жизни?

Он начал инстинктивно с детства. Вот мать. Она зовёт его, целует. Шутливо-укоризненно говорит что-то… А-а, это из-за того, что он подрался с Фритьофом. И порвал рубаху. Господи, ему же не больше шести…

А вот сестра. Беатрисс. О, это тот момент, когда они с Гуннаром объявили, что поженились. Собственно, как раз этот-то момент не слишком приятен: отец сказал Гуннару, что он алкаш и сопливый бездельник, совсем как его папаша, и Гуннар врезал отцу…

Вернее, попытался врезать. Врезал-то как раз Отец…

Слёзы Бетти. Скорчившаяся от боли фигура горе-жениха на полу кухни… Слёзы матери. Крики и рыдания. Уход униженного парня, рыдающая Бетти бежит за ним…

Почему вспомнилось именно это? Как боль в душе поможет ему снова обрести оставленное где-то на произвол судьбы тело?.. Может, пронзительно-тоскливым чувством сострадания старшей сестре?! Что-то, чтобы зацепиться за ту, прошлую, закончившуюся, кажется, сотни лет назад, жизнь?..

Ах, вот в чём дело. Подсознание сработало: как всегда раньше и лучше ума.

Он снова в пещере. На матраце. А болит вовсе не душа – это болит переполненный мочевой пузырь!

Ур-р-аа!!! Ну, с этим-то он разберётся… Когда встанет.

Встав с третьей попытки – ноги всё дрожали, и не желали шевелиться – Кнут проковылял к отверстию. Справил нужду. Расслабленно покряхтел.

Гос-с-споди! Какое счастье! Вернее, конечно, было больно и страшно, но как же он рад вернуться в бренное, больное и старое – но – своё – тело!!! Ф-ф-у-у…

Застегнув клапан, он повернулся к напарнику.

Нет, тот ещё в «мире грёз».

Наверное, это и имел в виду Моисей, когда сказал, что «это будут не излучения»?

Вот уж точно. «Излучением» это не назовёшь!

Кнут решил Марека не тревожить – похоже, каждый должен сам нащупать выход из чёртовых бредней, провоцируемых «бешеным солнцем»!

Похоже, все остальные существа, кроме племени Моисея, что когда-либо зарождались на этой планете, не могли найти способа бороться с этим… И – не выжили! А толща скал хоть как-то… Но ведь сознание всё же… Отделялось?.. И… вернулось…

Тут главное, похоже – не навредить себе самому! Ну, и напарнику.

И раз аборигены считают, что километровых толщ базальта хватает, чтобы оградить мозг от этого, вероятно, они проверили всё это. Неоднократно. На своей шкуре.

Ну, шкура-то шкура… А что, если у туземцев за годы и поколения выработался как бы… иммунитет? У Кнута-то с биологом такого – точно нет! К такому не привыкнешь. Возможно, им с напарником стоило бы опуститься в глубину горы пониже…

А-а, ерунда! Он же жив! И в себе. Вроде бы.

Он невольно снова сплюнул. И общупал себя руками.

Нет, рогов или хвоста не выросло. Ха-ха.

Но вот когда глянул на часы, желание веселиться прошло.

Спал он трое земных суток. Да ещё с половиной! Конечно, тут самый железный организм начнёт… Протестовать. Вот за что ему спасибо.

Выручил. Можно сказать, вырвал из лап… Если не самого Преобразования, то по-крайней мере, наваждения, с ним связанного.

А интересно, во что же он мог преобразиться, если бы не?..

Удушливая волна паники, оставляя во рту вкус ржавого железа, вдруг пронзила сознание вспышкой молнии предчувствия: ОН ВСЁ УВИДИТ!

Их с Мареком чёртов экипаж! Вот уж кому даже стены холодильника наверняка не смогли бы помочь! Господи!

По позвоночнику пробежал холодок…

Но пока не очнётся биолог, они наверх не полезут. Это уж точно. Лучше выждать ещё пару часов… А лучше – дней. Вдруг Преобразование там, наверху, ещё не закончилось?!      Может, стоит позвать тогда Моисея? Побеседовать?

Нет, никого он до пробуждения Марека звать не будет. Пусть всё идёт как идёт. А он пока… Поест.

Опустошив тубу с надписью «куриное филе» и закусив «овощным рагу», Кнут почувствовал, что начал приходить в норму. Ну, то есть, в голове не шумело, и свод пещеры не расплывался в неопределённую массу…

Ладно. Он может пока… ещё поспать.

Кто-то нежно водил чем-то мягким ему по лицу.

Мама?!

Открыв глаза, он уставился в оранжево-зелёный огромный круг с чёрной вертикальной щелью. А-а, это зрачок. Как у Моисея. Но глаз – точно не Моисея…

С любопытством ему по лицу водил ещё прозрачным коготком маленький ящер, сразу отдёрнувший лапку. Наверное, детёныш! Кнут со второй попытки смог улыбнуться.

Как ни странно, его желание подружиться имело весьма печальные последствия!

Маленькое – ему по колено! – создание с коротким писком скрылось в отверстии дальнего коридора… Может, испугалось? А, правильно – не нужно было, улыбаясь, показывать зубы. Это ведь можно расценить как агрессию. И уж он-то, Торговый Агент, должен это знать – работал с сотней рас… Ладно. А что там – напарник?!

Марек как раз заворочался, замычал, и… проснулся!

Глаза… Ну, если у него самого оказались такие же при первом пробуждении – испугается не только детёныш!

– Марек! Да Марек же, чёрт тебя возьми!.. Успокойся – всё уже позади.

– А-а!.. Э-э… Ф-ф-у-у… Мы – выжили? И – не… Изменились?! – биолог всё ещё задыхался. Видать, кошмары-то у него были пострашнее Кнутовских…

– Да. Похоже, глубины пещеры хватило. Нас не достало. Сходи-ка… – в немногих словах Кнут объяснил Мареку, что ему лучше сделать прямо сейчас, чтоб не испачкать…

– О-ох… – Марек, вернувшись, добавил непечатных слов космослэнга, – вот уж повезло… Бедные ребята. Представляю, чего им пришлось… Чёрт! Да живы ли они?!

– Если живы – найдём… Если нет – то… Разделим их паи! – у Кнута была возможность спокойно обдумать ситуацию. Хотя, конечно, он предпочёл бы увидеть всех этих придурков такими как всегда. Пусть они вредные, злобные, непорядочные… Но – люди!

– Кнут!.. Ты думаешь?..

– Ничего я не думаю. Это я пытаюсь шутить. Ну, поднять нам настроение. А то я… Жутко испугался. Мог ведь и не… – он воздел зрачки к потолку пещеры, – А что там с нашими – просто реально: не знаю! Так что посидим тут ещё… – Кнут взглянул на часы, – Сутки, и полезем. Наверх!

– Может… Посидим – двое?

– Нет уж. Я-то проснулся пораньше некоторых лежебок… На целых полсуток. Вроде, закончилось. Можно попробовать позвать Моисея, и спросить.

На зов, правда, явился не Моисей.

Ящер, приковылявший на их крики в «коммуникационное отверстие», даже не давал себе труда встать на задние лапы – так и разговаривал от пола:

– Приветствую, чужестранцы. Я – Ипполит. Я заменяю Моисея, пока он спит. – чуть склонив голову, словно странная зубатая птица, пытающаяся получше разглядеть волосатого червяка, которого она хочет, но опасается съесть, он добавил:

– Наш народ очень рад, что вы благополучно пережили «Цикл бешеного солнца».

Правду сказать, вы первые инопланетники, кто послушался нашего совета. И остался жив. И сохранил рассудок и тело. Поздравляю.

Кнут приоткрыл было рот, но его опередил Марек:

– Так до нас здесь уже бывали… Другие расы?!

– Бывали. Первая, если я ничего не путаю, посетила Тристан пятьдесят восемь веков назад. Следующая – на пять веков позже. Ну а потом… Инопланетянам, наверное, нравится превращаться в то, во что они превращаются – у нас однажды было настоящее паломничество: восемьдесят тысяч особей Расы Кууль прилетели специально. Переродиться.

– И… что?

– Переродились. – ящер не счёл нужным пояснить.

– Во… что? – по шее Кнута ползали не то, что мурашики – жучищи!

– Большинство – в Духов воздуха. До сих пор летают по нашему небу, наслаждаются новой Свободой… Другие – в духов песка. Эти смирно сидят под дюнами. Мы их и не видим.       Есть ещё… Камневики. – транслятор, похрипев от напряжения, выдавил новое слово.

– А в Духов… Воды? – Марек как-то весь подобрался, задав вопрос.

– Нет. У нас же на планете нет открытых водоёмов, таких, о которых рассказывал Кнут… – Ипполит покосился на того почти так же, как детёныш, одним глазом, – Так что Духов воды у нас нет.

Марек чертыхнулся. Кнут прищурился – похоже, напарник-то поплавал в своё удовольствие, порезвился в… Где? Ладно – позже. А сейчас:

– Скажи, Ипполит, нам уже можно… Подниматься и выходить на поверхность?

– К сожалению, ещё нет. Солнце зайдёт за горизонт лишь через три часа. Тогда мы и откупорим… Шлюзы. Как раз проснётся Моисей, и, если захотите, отведёт вас наверх. Только наверху будет ночь.

Кнут кивнул. Он помнил, что сутки на планете длятся девять дней, соответственно день – почти пять. Ладно, три часа (шесть земных) они выдержат. Тем более – почти ничего не отпили и не отъели…

– Спасибо, Ипполит. – Кнут знал, что лучше поблагодарить лишний раз, чем показаться невежей, – И ещё раз спасибо всему вашему народу. За наше… оставление в своём теле и… мозге.

Ящер вежливо кивнул, так, что почерневшая от времени голова почти коснулась пола. Глаза… Смотрели с хитрецой.

Когда Ипполит, убедившись, что им ничего не надо, удалился, они поспешили хоть как-то исправить вопиющую невостребованность запасов. Зря, что ли, горбатились, перетаскивая всё вниз? Да и не тащить же обратно…

Моисей явно постарел. Глазные яблоки как-то ввалились. И складки кожи вокруг лап стали словно глубже и грубей. Неужели… Чёрт. Как же тогда выглядят они сами?..

– Здравствуй, Моисей. Как дела у твоего народа? Как ты сам?

– Спасибо, Кнут, хорошо. Хотя, конечно, устаёшь от каждого Преображения хуже, чем от дня Посвящения… – Кнут не стал уточнять, что это ещё за бедствие.

– Скажи, Моисей… Мы уже можем выйти? Наверх.

– Да, можете. Ипполит же вам уже сказал.

– Сказал. Но… Ты проводишь нас?

– Разумеется.

Если тащить вниз канистры и рюкзаки с вещами оказалось возможно, будучи подстёгиваемыми страхом и адреналином, то вытаскивание двух (третью всё же решили пока оставить внизу) на три четверти полных канистр к выходу отняло последние силы.

Но – тащили. Марек всерьёз опасался, что какой-нибудь перетрусивший идиот из экипажа мог-таки в панике попытаться взлететь, наплевав на них.

– Моисей… – Кнут уже привык к слабому свету трёх тристановских лун, – как думаешь, хоть кто-то из наших… мог спастись?

– Нет. – абориген ответил весьма категорично, – Черви-обманщики (это новое сочетание вновь придумал транслятор!) никогда не позволяют кому-либо остаться прежним. Но – и стать такими, как они, никому ещё не удалось.

– Подожди-ка… Черви… Они прилетают с выбросом вспышек на вашем солнце?! – догадка пронзила мозг Кнута раньше, чем в ситуации разобрался даже биолог.

– Да. Они… Не знаю, поймёте вы, или нет – как бы катаются на гребне волны излучения. Они словно… спортсмены. Экстремалы. Любят развлекаться и изменять всё. И всех. Но немного отстают от света. Поэтому мы и можем спастись – мерцание солнца начинается раньше их прилёта, иначе многие наши тоже… Могли бы попасться в ловушку.

Это-то Кнут мог понять. Но спросил другое:

– Ты поэтому и не сказал, что они – живые? Боялся, что мы не поверим?

– Вовсе нет. Вы же космонавты – видали сотни рас… Я не сказал потому, что вы бы посчитали это – предрассудками нашей Религии. Веры. То есть – выдумкой. Но мы не… поклоняемся Червям. Мы их боимся. С ними невозможно договориться.

Вот в то, что на нашем солнце живёт злобная, и попросту стремящаяся всех остальных мыслящих, кто не с ними, ну, то есть – не червь! – убрать с дороги, уничтожить, при этом унизив, и поиздевавшись вволю, ты бы точно не поверил!

Кнут почесал болевший от долгого лежания затылок. Действительно, концепция такого социального поведения оказалась непривычна… Ведь даже с мерзавцами-инсектоидами всё равно удалось договориться о торговле! Правда, уже – не ему…

– Спасибо ещё раз, Моисей. За то, что гуманное решение вашей расы дать нам… Убежище, позволило спасти хотя бы нас двоих.      Позже мне хотелось бы ещё вернуться к этому разговору. Уточнить кое-что. А сейчас… Мы пойдём посмотрим – что случилось.

– К вашим услугам. Пожалуйста. – Моисей, справедливо посчитав миссию оконченной, опустился на лапы, и уполз в лаз.

А может, просто не хотел мешать.

Корабль чуждой ландшафту громадой возвышался среди дюн. На опоры уже намело приличные горки песка.      Однако кое-что сразу говорило о том, что внутри нет людей – под брюхом не горел ни один прожектор, или хотя бы габаритный огонь.

Марек плюхнул канистру на песок перед трапом:

– Кнут. Мне ещё страшней, чем когда мы лезли в… Пещеры.

– Я тебя удивлю. Мне тоже. – Кнут сгрузил своё барахлишко туда же, – Но проверить придётся. Вдруг кто-нибудь выжил… И нуждается в помощи.

– Но мы же… Не полезем туда вот так – сразу?

– А почему – нет? Всё, что могло случиться – уже случилось. Прибавлю-ка я яркости.

Аккумулятор шлема Марека совсем подсел от долгого горения в пещере. Кнут подкрутил регулятор своего прожектора. Сразу стало лучше видно открытый настежь грузовой люк. Из брюха трюма выглядывала носовая часть вездехода – быть может, в последний момент кто-то пытался домчаться до пещер?..

Но в вездеходе никого не оказалось. Впрочем, как и на всём челноке. Кнут с Мареком облазали все закоулки, убив на это не менее часа, но не нашли никого из экипажа.

Попытки отыскать следы на всё время перемещаемом потоками ветра по поверхности планеты, песка, провалились. Впрочем… Кнут невольно чертыхнулся.

От входного люка тянулось нечто вроде борозды – словно протащили что-то тяжёлое, как трактор, но размещённое в объёме обычного мешка. Они не придумали ничего лучше, как пойти по следу. В ста шагах от трапа след обрывался. У его окончания глубоко в песок врос… Камень. Белый. Размером как… Как обычный мешок с картошкой.

Марек, плюхнувшийся вдруг на пятую точку, и зажавший уши ладонями, заорал, застонал. Кнут схватился за кобуру с пистолетом. Атака?!

Но вокруг никого не было! И за камнем – не спрятаться!

– Проклятье! – сквозь слёзы в голосе напарника прорвалась боль, – Это – Ламми!

– Что?! – Кнут оторопел, – Ламми?!.. Он… передал тебе что-то мысленно? Он стал телепатом?

– Да нет же! Впрочем… Чёрт его знает – может, и стал. Этот камень и есть Ламми!

Теперь в песок сел и Кнут. Потому что ноги подогнулись сами.

С полминуты они молчали: Марек ещё держась за уши, Кнут – тупо пялясь на камень. Затем Марек счёл нужным пояснить:

– Знаешь, я такого никогда не испытывал. Словно через мой мозг проехал танк. Причём – не мысленный, а – настоящий! Этот чёртов камень… Он мыслит. Он живой. Но в то же время – уже мёртвый. Неподвижный. Он… Застыл, что ли – не могу сформулировать. Суть такая, что Ламми теперь не вырваться. Впрочем…

Насколько я могу судить, он и не хочет! Он… Сам выбрал такую форму.

– Подожди-ка, Марек. Что значит – уже не может двигаться? Он что же – дошёл досюда… сам?!

– Ну да. Ты же не думаешь, что его доволокли остальные. Вряд ли им было до его проблем – у них хватало и своих!

– Могу себе представить. – буркнул Кнут. Он действительно мог. Спросил:

– Ты… Как с ним общаешься? И где остальные?

– Никак я с ним не общаюсь. Просто… У меня в мозгу словно что-то взорвалось. Расширилось. Возникло. Чёрт, не знаю как сказать. Просто так получилось, что я уже знал, что это – Ламми. И – всё. Про остальных… Нет, про них ничего не знаю.

Кнут не спешил подниматься. Вместо этого он опёрся на «Ламми» спиной, и погрузился вновь в невесёлые думы.

Экипаж погиб. В этом-то у него сомнений не было. Пусть они здесь, на планете, и, например, носятся в воздухе, ползают под дюнами, и всё прочее в том же духе.

Как люди они погибли. Нет даже следа от тел… Хотя, вроде, какие-нибудь кости должны… Не могли же все составляющие скелетов вот так разом – и?.. Или – могли?..

Ну и Черви! Гады.

Но что же делать теперь им с Мареком? Как доказать разным Комиссиям и Трибуналам, что они вовсе не поубивали коллег с целью захватить в свои руки Корабль и Прибыль…

Возле камня что-то как бы зажужжало. Он перевёл взгляд – Боже, что за дикость!

Ну и зрелище!

Перед ними парило словно бы тело человека. Невидимое, прозрачное. Видимым же его делали струйки… Да – это были струйки крови, или другой жидкости ярко-вишнёвого цвета, с чёрными и зелёными точечками, переливающиеся в свете фонарей текущими словно по трубочкам с невидимыми стенками, бойкими потоками.

Эти нитевидные потоки пересекались, сходились, раздваивались и растраивались, создавая по невидимому контуру тела, совсем как у обнажённого человека, как бы сеть из фигур: трёх-, четырёх-, пяти, – и многоугольников, странно изменяющихся, и всё время перемещающихся по этому самому невидимому человекообразному каркасу-основе, не углубляясь, впрочем, в само бывшее туловище… И ещё они жужжали при этом.

О, дьявол! Это – капитан Майерс! Теперь Кнут видел это так ясно, что забыл сразу сказать об этом удивлённому Мареку. После прояснения ситуации тот не придумал ничего лучше, как брякнуть:

– Здравствуйте, капитан!

Как ни странно, фигура отреагировала. Жидкость-кровь побежала вроде бы быстрее, и контур головы словно наклонился в кивке…

– Капитан! Где все ваши люди? – тон Кнут выбрал нарочито строгий. Капитан должен отвечать за жизни доверившихся ему подчинённых! Он несёт за них ответственность!

Однако никаких мысленных «посланий» про судьбу остальных ни Кнут, ни Марек не получили. Вместо этого контуры фигуры прошли как бы вокруг камня-Ламми, и неторопливо удалились в пустыню. Воспрепятствовать оказалось невозможно – ни на окрики, ни на размахивания руками и фонарями новый облик Майерса не отреагировал.

Когда же рассердившийся Кнут попробовал просто встать на пути фигуры, она просто «протекла» сквозь него. Кнут… ничего не почувствовал.

Смотревший на это всё ещё сидя Марек, истово перекрестился. Округлившиеся глаза моргали.

Затянувшееся молчание нарушил Кнут:

– Вряд ли нам удастся вернуть их… В-смысле, в человеческий облик. Моисей сказал, что это необратимо.

– Кнут! Но мы должны как-то… Хотя бы попытаться!

– Ничего мы не должны – Кнут чувствовал себя так, словно протащил чёртову канистру миль сто, – лучше скажи, твой регистратор ещё работает?

Марек снял с головы шлем, и потыкал в кнопочки.

– Да. Во всяком случае, видеокамера записала эту… Этого монстра с трубочками… Вот: я включил повтор. Отлично видно и камень. Правда, не думаю, что теперешний вид Ламми нам поможет. Оправдаться. – похоже, Марек тоже думал о будущих обвинениях.

– Пошли внутрь. Хотя бы поедим, как люди.

Привычная обстановка и горячая пища хоть как-то вернули ощущения нормы.

Кнут, поев, пошёл мыться. Стоя под упругими струями горячей воды, он тщательно оттирал с тела запах пота, пыль, вездесущий песок… А вот мозг-то не отмоешь.

Марек сказал, что тоже помоется, и ляжет спать. Подумав, что ночные поиски «того, не знаю чего» вряд ли действительно помогут хоть кого-нибудь найти, Кнут решил присоединиться.

Разбудило их странное ощущение: словно сквозь их тела и борта корабля пролетала стая диких обезьян! Нет, ничто не раскачивалось, не скрипело, видно никого не было, но ощущение пронзаемости всего привычного, материального, некими бестелесными духовными субстанциями оказалось одинаково реальным для обоих космонавтов.

– Ты слышишь что-нибудь?

– Нет. Но уж ощущаю – не сомневайся!..

– Небось, наши веселятся. «Духи воздуха», мать их… – чертыхнулся Марек. Кнут согласился. Однако ни масс-спектрометр, ни гамма-сканнер, ни регистраторы, изучающие и записывающие всё окружение челнока во всех видимых и невидимых диапазонах, ничего не засекли.

– Теперь нам остаётся только попробовать приманить их чем-нибудь… привлекательным для Духов. И – поймать!..

– Ну ты даёшь, Кнут. И что же у нас послужит «сыром»? А ещё интересней, как, и в чём мы их удержим, даже если приманим и «поймаем»?! Они же пролетают насквозь через титанобор корпуса!

– А если… Ну, поле какое-нибудь создать? Типа магнитного?

– Ты – вот ты – сумеешь? Лично я – нет. Может, Гроверс смог бы…

Кнут вспомнил бородатого физика-технолога, отвечавшего за поимку перспективных животных для Марека – изучать, и для бизнеса – продавать. И сплюнул с досады. Нет, они с Мареком точно никого не поймают.

Поневоле вспомнишь всяких медиумов, спиритов, и вертящиеся столы…

Много ли «Духов» вся эта полушарлатанская братия выловила, и показала миру?!

Н-да, перспективка… Однако и бросить своих просто так, ничего даже не попытавшись сделать – подло!

Под брюхом челнока они соорудили что-то вроде клетки из мейларовых панелей. Одну – переднюю – сделали захлопывающейся. Внутрь натаскали всего, что по их мнению могло бы привлечь, напомнить, заинтересовать новых обитателей Тристана, если бы в них осталось хоть крупица от старого, людского, сознания: фотографий родных, близких, «отчих домов», автомобилей, сувениры с чужих планет и Земли. Разложили по песку даже все фото татуировано-изогнутых голозадых девок Бастера в количестве ста сорока семи, каждую из которых он снимал в пикантных позах…